Тату и шрамы

От Светы не было никаких вестей. Я даже не заходила на сайт, чтобы посмотреть график концертов. В сети мне попался кусочек видео, где её сняли у служебного входа – она вышла, улыбаясь, с охапкой цветов, и в первый момент внимательно окинула взглядом толпу поклонниц, как будто кого-то искала, но в следующее мгновение опустила глаза и заговорила с теми, кто стоял рядом. И мне вдруг стало очень интересно, кого это она выглядывала, хотя я понимала, что это вообще могло ничего не значить. А тут от редакции пришло задание съездить на музыкальный студенческий конкурс, и я отправилась в Петрозаводск. Конкурсанты оказались на редкость интересными, и я прекрасно провела день, общаясь с коллегами, слушая хорошую музыку и наслаждаясь молодыми голосами. Взятые интервью тоже меня порадовали, и, находясь в отличном настроении, я пошла прогуляться перед возвращением в гостиницу. Вечер выдался теплым, на набережной Онеги было много народу, и я ушла на мол. Неторопливые прибрежные волны перекатывались по гранитным валунам, слизывая остатки льда, баюкали, и я не удивилась, увидев на неровной водной глади знакомые силуэты. Динка шутила со зрителями, отвечала на выкрикнутые из зала вопросы, а сама поглядывала на Светку, которая стояла рядом и разбирала пришедшие записки. И вдруг она увидела, как Света дернулась, щеки её заалели, она скомкала листок и сунула его в карман. Динка напряглась, судорожно сжала гриф гитары. Судя по всему, опять попалось одно из грязных посланий, которые то и дело присылали Светке. Когда это случилось в первый раз, Света по неосторожности чуть его не прочитала прямо перед микрофоном, но, к счастью, успела скользнуть по листку глазами и затормозила на полуслове, мило улыбнувшись и сказав: «Это личное», но Динка помнила, как она потом плакала и кусала губы. С тех пор Света всегда сначала пробегала записки по диагонали, и только потом озвучивала. И вот опять кто-то прислал непристойность! Диана окинула взглядом небольшой зал, полный зрителей, пытаясь вычислить того, кто посмел, увидеть те наглые глаза, которые сейчас уж точно пристально наблюдали за происходящим. Но слишком много горящих взглядов адресовано им, как тут поймешь! Злость вдруг стала закипать в Диане. Она выдернула из Светкиных рук записки, положила их на пол, подхватила гитару. Света поняла, вскинула скрипку. Динка еле дотерпела до начала соло, и как только смогла отойти от микрофона, шагнула в сторону Светы. Та кивнула, развернулась боком к сцене, и Диана прислонилась к её спине. Ощущая лопатками жгучее тепло Светиного тела, она почувствовала, как заколотилось сердце, судорожно вздохнула, опустила гитару, прикрываясь ею, провела рукой по Светиному боку, ущипнув её на излете движения. Света вздрогнула, развернулась к ней. Ну и зачем она это сделала?! Как можно дальше петь, когда перед глазами только эти приоткрытые губы, обтянутая майкой приподнявшаяся грудь и обнаженные руки, прикосновения которых так невыносимо хочется! И главное – Светкины глаза со знакомой поволокой, предвещающей так много! Динка с трудом отвела взгляд, заставляя притихнуть пожару внутри себя, выдохнула, но, вскинувшись, увидела, как Светины губы беззвучно произнесли: «Я хочу!» и стена огня в груди тут же вернулась на свои позиции. Направляясь в гостиницу, я шла по краю тротуара, еще находясь во власти недавно увиденного. Рядом со мной притормозила машина, но я даже не обратила на неё внимания, пока не услышала, как меня окликнули. Я изумленно обернулась и увидела Свету. Она стояла рядом с приоткрытой дверью: – Девушка, разрешите Вас подвезти! Я покачала головой, с готовностью покупаясь на её сияющую улыбку и ликуя в душе: – Это так Вы кадрите барышень? Теперь буду знать, – я открыла пассажирскую дверь, и мы обе синхронно сели в машину. – Светка! – я повернулась к ней, – Ты даже не представляешь, как я рада тебе! Но как ты меня нашла? – Для начала я заехала к тебе, поняла, что тебя нет дома. Тогда позвонила твоему редактору, и она сообщила мне все явки-пароли. А уж догадаться, что ты не откажешь себе в удовольствии погулять по набережной, было проще простого, – она говорила, а ее пальцы уже легли на мою руку. – Погоди, но как она сдала тебе меня? – Да очень просто – я ей представилась. Сказала, что мне срочно нужно внести правки в интервью, и сделать я это могу исключительно при личной встрече! – Постой, какое интервью? Я же ничего не писала! – А теперь придется писать, – её рука переместилась мне на шею, притягивая к себе, – ты же не допустишь, чтобы меня уличили во лжи? Последние слова она договаривала уже у самых моих губ, наше дыхание смешалось, перетекая в первый за этот вечер, такой сладкий поцелуй… – А ведь ты могла просто мне позвонить, и узнать, где я, – говорила я, коротко целуя её и млея от того, как она охотно подставлялась мне. – Могла бы, – она пока еще легко и неглубоко дышала, – но тогда бы не получился сюрприз! Мы неспешно целовались, пока, наконец, не сообразили, что, наверное, не стоит это делать так долго, стоя на набережной. Она завела машину: – Поехали в твою гостиницу. Я уже сняла там номер. На стоянке было пусто, поэтому мы не стали городить огород, вышли вместе, взяли ключи у портье. Пока поднимались по лестнице, она спросила: – К кому идем – к тебе, ко мне? – Давай ко мне, – ответила я. – Хорошо, – она посмотрела на номер на бирке, – Сейчас я приду. Её не было минут десять, но за это время я успела так по ней соскучиться, что, когда она вошла, я не дала ей толком оглядеться, а прямо у дверей забрала из рук вещи, отставила их в сторону, обняла, сминая и поднимая подол её рубашки, только спросила: – Ты не голодная? А она качнула головой, в ответ обхватывая меня за шею и притягивая к своим губам: – Это подождет! – и толкнула меня к стене, скользя коленкой между моих бедер. Она прижималась ко мне, терлась низом живота, откидывалась назад, повисая на моих руках. Чувствуя, как она оседает, я подхватила её за талию, довела до кровати, уложила, поддерживая под спину, и стала раздевать. Она смотрела на меня блестящими глазами, приподнималась, чтобы мне было легче, спросила: – Почему ты раздеваешь меня лёжа, это же не удобно? – Я так вижу тебя всю, – я провела руками по её обнаженному телу, чувствуя, что на меня накатывает волна, противостоять которой у меня нет никакого желания и необходимости, скинула с себя одежду: «Сегодня я сама, прости!» и с наслаждением накрыла её собой. Какое счастье - чувствовать её, ощущать всеми клетками тела, смешиваться влагой! Но она выскальзывает, переворачивает меня на спину: «Сегодня я!», и я отдаюсь её рукам. И вдруг почти на самом пике, на подходе опустошающей волны, я вдруг остро вспоминаю Диану, её прикосновения на моей коже, её глаза. Мне становится жгуче стыдно, и я со всей силы насаживаюсь на Светину руку, так что не только её пальцы, но и часть ладони оказываются внутри. Она ахает, пытается отстраниться: «Ты что?!», но я не даю, прошу: «Света, нет, нет!», наказывая себя болью за то, что посмела вспомнить, посмела хотеть! И она уступает, только складывает слегка ладонь и начинает поглаживать пальцами внутри, и от этой нежнейшей, интимнейшей ласки я ощущаю мощную, выгибающую тело, судорогу. Она тихо смеётся, гладит мои плечи, давая прийти в себя. А я, отдышавшись, начинаю её целовать, нависаю над ней, касаюсь только губами и языком, опускаюсь всё ниже под аккомпанемент её негромких стонов, она откидывает ногу в сторону, пускает меня, дает насладиться, вылизать её влагу, мой язык трепещет, заставляя её тело словить волну сладких судорог, и она заходится в крике. В первое время я боялась её крика, зарождающегося где-то в глубине тела, потому что мне казалось, что это как-то связано с болью, но потом я поняла, что это не боль, а свобода, и стала с восторгом дарить ей возможность кричать. Я лежала щекой на её бедре, млея от её близости, а она гладила меня по волосам. Когда я подняла на нее глаза, она вдруг спросила: – Может быть, скажешь, что случилось? За что ты себя наказываешь? – Есть за что, – я, выгнув шею, поцеловала её ладонь. – Динка? Я отрицательно покачала головой, по-прежнему не желая делиться с ней своими проблемами, и, перевернувшись на живот, спросила: – Ужинаем? Она кивнула, хотя по глазам я поняла, что вопрос решенным она не считает, но я вспомнила всех предков, партизанивших в лесах ещё со времён войны восемьсот двенадцатого года, и готова была держаться до последнего. Я одела футболку и штаны, подтащила к кровати стол, Света, завернувшись в одеяло, сходила за своим рюкзаком и пакетом, и мы сели ужинать. Я сидела, прислонившись спиной к её боку, неторопливо пила вино и смотрела в окно, на отражающиеся в озере огни. – Знаешь, я в этом туре каждый раз тебя ждала, – вдруг сказала она, – Высматривала в зале, среди поклонниц на выходе. Зная твои таланты перевоплощения, всматривались даже в тех, кто на тебя совсем не был похож. – Почему же ты не позвонила? – Я не хотела напрашиваться. Хотела, чтобы ты сама... Я обернулась к ней. Она смотрела такими глазами, что у меня внутри всё сжалось. – Светка, прости, я дура, я не догадалась, я всё время боюсь тебе помешать! Я и сюда поехала, чтобы не сорваться к тебе! – Правда? В её словах была такая детская озорная радость, что я чуть не задохнулась. Я обхватила её вместе с одеялом, прижала к себе. Она тихо засмеялась, щекоча дыханием мою шею. – Ну что, где будешь спать? – спросила я, забираясь руками в её одеяльный кокон, – Здесь, или снова будем в шпионов играть? – Ну раз уж я здесь, то в целях конспирации, наверное, не стоит покидать убежище, а то мало ли кто увидит, – она сверкнула хитрющими глазами. После душа, забравшись к ней под одеяло, я спросила: – А какие у тебя планы на завтра? Я до трёх буду занята, у нас подведение итогов. – Ну-у, – она перевернулась на живот, поднялась на локтях, – Понимаешь, пока я тебя искала, я зашла в оргкомитет вашего фестиваля, и меня любезно попросили поучаствовать в награждении лауреатов... – Ну, лиса!.. – протянула я, – И молчит ведь! – А это что-то меняет в твоих планах? Или ты уже на кого-то там глаз положила?! – она угрожающе приподнялась. – Конечно, положила, – я, преодолевая сопротивление её рук, потянула её на себя, – есть тут одна, приглашенная на награждение! И мы со смехом упали на кровать. На следующий день мы утром сдали номера, одним из которых так и не воспользовались, и Света поехала на фестиваль, а я отправилась туда пешком. По окончании награждения я стояла в стороне, смотрела на окруживших Свету участников, и меня невероятно грели взгляды, которые она то и дело бросала в мою сторону. Мы договорились, что она заберёт меня у вокзала, но не успела я пройти и пару кварталов, как рядом со мной затормозила её машина: – Садись! Я проверила – хвоста нет! Я только засмеялась в ответ. Всю дорогу мы болтали, читали стихи, травили байки, а то вдруг замолкали и смотрели на дорогу. В середине пути она пересадила меня за руль, аргументируя это тем, что Динку я катала, а её нет, и мои доводы по поводу того, что пока я училась водить, она всё время сидела в машине, не сработали. И только когда мы уже подъехали к городу и встали в пробке, я сказала: – У Дианы скоро концерт. Она звала. Поедем? – Ты всё-таки думаешь, что она захочет меня увидеть? – Ты ей снишься. Я думаю, надо ехать. Она вздохнула и кивнула, и я успела заметить её заблестевшие глаза.