Ничего
13 марта, 2011 «У самых тихих людей самый громкий ум». Это выражение всегда заставляло Гермиону задуматься, не только потому что оно справедливо, но и потому что нельзя было подобрать более точного описания Теодору Нотту. Он никогда не был громким — всегда читал и учился, — что Гермиона ценила. Когда он повзрослел, его задумчивая натура превратилась в то, что расстраивало большинство людей, но не её. Что-то держало Гермиону в напряжении, привлекало её внимание и постоянно заставляло гадать, о чём он на самом деле думает. Некоторые люди молчали, потому что в их головах ничего не происходило, у некоторых происходило слишком много, но молчание Тео не было ни тем, ни другим. Фактически, его прищуренные зелёные глаза и намеренно сдержанное участие напомнили Гермионе ещё одну цитату: «Рыбак рыбака видит издалека». И поскольку она точно знала значение этого взгляда, то прекрасно понимала, что Тео что-то замышляет. Гермиона перебирала мельчайшие зацепки, собранные за последние шесть лет работы на него, — случайно брошенные им подсказки, говорящие о его намерениях тогда, когда сам он молчал. Что бы Тео ни хотел от неё сегодня — это было чем-то для него важным. Личным. Ей это совсем не нравилось. Тео не обсуждал ничего отдалённо личного. Ни с ней, ни с кем-либо ещё — по крайней мере, пока они находились на работе. Пэнси была исключением, но они были друзьями всю жизнь. Гермиона подозревала, что его строгое разграничение работы и личной жизни было единственным убеждением, от которого он не избавился после войны. Всё его общение сводилось к деловому, с тех пор как он потратил семейное состояние на покупку и восстановление обанкротившейся больницы: хотя цель изначально была альтруистичной, вложение оказалось гораздо более прибыльным, чем кто-либо ожидал. Это произошло восемь лет назад, когда Теодор Нотт-старший погиб во время побега из тюрьмы и оставил сына в одиночестве с отчаянными попытками искупить грехи отца. Всё, что заставило Тео, в отличие от остальных, изменить своей непредвзятости, определённо не было темой для рассуждений Гермионы. Вместо этого она наблюдала за ним, готовясь дать ответы на его незаданные вопросы. Кабинет Тео был большим, с однотонными светлыми стенами, деревянным полом, немногочисленной мебелью и скромной отделкой. Искусственное освещение придавало комнате почти стерильный вид. Даже с попытками Пэнси добавить немного мужских деталей с помощью произведений искусства, ковров и чёрного дивана из драконьей кожи поперёк комнаты, она всё равно выглядела не особенно грандиозно. Гермионе казалось, что стиль кабинета вполне отражал человека, которым являлся Тео. За исключением одного нюанса — детского словаря, одиноко лежащего на углу стола. Он не вписывался в общую картину. Мужчина стоял у книжной полки, пробегаясь пальцами по корешкам и вытаскивая то одну то другую книгу. Тео был почти так же высок, как Рон, и красив, о чём он не мог не знать, однако не пользовался этим преимуществом для своей выгоды. Он был слишком умён для этого. Честно говоря, Гермиона рассматривала его один или два раза — она не была слепой — и, возможно, тонко намекнула на свой интерес. Теперь, когда она стала лучше понимать себя, то видела, что Тео подходил под типаж её идеального мужчины. У него было необычное чувство юмора, он был собран и проницателен, уравновешен, но решителен, а бонусом являлся его высокий рост и чрезвычайная привлекательность. С другой стороны, Тео никогда не проявлял к ней никакого интереса, кроме дружеского. Но это никогда не мешало ей смотреть на него с признательностью. А также критически. Одетый в облегающие серые брюки и белоснежную рубашку с закатанными до локтей рукавами, Тео излучал своего рода тактическое спокойствие, которое маскировалось под стойкое безразличие. Но Гермиона знала его лучше и терпеливо ждала, пока он вспомнит, что перед ним не обычный пациент. — Я очень занята, Тео. Его ответ был лаконичен: прежде чем сесть Тео положил выбранные книги на стол и открыл одну из них так непринужденно, как будто это не ему предстояла встреча с больничным советом через двадцать семь минут, двадцать из которых ему придётся потратить на обсуждение с ней своих замыслов. У него было не так много свободного времени, но он всё равно перевернул страницу с неторопливой уверенностью. Всё ещё не поднимая глаз от книги, он взял свою фарфоровую чашку и поднес к губам, сделав небольшой глоток горячего чая, который Гермиона заварила из своей собственной коллекции, прежде чем явиться к нему на встречу, спонтанно возникшую в её магическом ежедневнике этим утром. Тео принадлежал к тому типу людей, которые пьют чай — независимо от сорта — без сахара, заваренный ровно на пять минут, потому что хотят насладиться свежим вкусом. Скучно, но Гермиона не могла заставить себя судить людей, ценивших классику. В их дни это было такой редкостью. Пока он читал, Гермиона потянулась к жестяному термосу и тоже налила себе чашку, а после откинулась на спинку стула, скрестив ноги и делая первый глоток. Чай был смесью из мяты и розмарина, выращенных и приготовленных на её собственном огороде несколько месяцев назад. Прекрасное средство от послеобеденной дрёмы, которой они оба страдали. Гермиона вдохнула пар из своей чашки, прежде чем прервать содержательное молчание. — Если ты задержишься ещё, то опоздаешь. Совет будет недоволен. А я уже опаздываю в гости к родителям, и моя мама тоже не обрадуется. Это было не совсем так, но ему и не нужно было этого знать. Впрочем, это не имело значения. Молчание Тео длилось ещё целую минуту. Он никогда не заговаривал слишком рано или слишком поздно — только в тот самый момент, который сочтёт нужным. — Как обычно, смесь твоих трав отличная. Его голос был ровным и твёрдым, но в его тоне звучало что-то почти нежное, говорящее об искренности комплимента. Он поставил чашку на блюдце и снова посмотрел на Гермиону, прежде чем закрыть книгу, которую читал, и протянуть ей. Гермиона взглянула на обложку. «Неврологические заболевания и их влияние на волшебников». Она не стала брать её в руки. — Я уже читала это. — Хотя это и не входило в её компетенцию. — Дважды. Гермиона изучала растительные яды после ухода из Министерства и окончания Академии Целителей, но не занималась ими долго из-за популярности Альтернативного исцеления. Направления, не совсем вписывающегося в стены Святого Мунго, но необходимого после войны из-за резкого роста проблем психического здоровья и отсутствия подходящих специалистов. Гермиона обычно работала с выздоравливающими зельеварами-наркоманами, с давно выздоровевшими пациентами, но иногда и с неизлечимыми, замедляя прогрессирование их болезни. Её уникальный метод терапии был сложным и многоуровневым, но в то же время чрезвычайно эффективным, поэтому она принимала только одного пациента за раз, и ей разрешалось работать вне дома. Тео так верил в её методы и успех, что позволял самой выбирать пациентов. Он открыл ящик стола и достал папку, после чего осторожно положил её рядом с книгой, как будто она должна была всё объяснить. На самом же деле, это не дало Гермионе никаких подсказок. — Взгляни-ка и скажи мне, что думаешь. Затем он вернулся к своему чаю, подливая себе из термоса. Должно быть, он действительно получает от этого удовольствие. Беглого взгляда на папку хватило, чтобы задеть любопытство девушки, ведь информация на ней не говорила ни о чём, что отличало бы её от любой другой медицинской карты пациента в больнице. Каждая папка в Святом Мунго содержала на обложке хотя бы основную информацию, чтобы целители не забывали имена своих пациентов. Вся идентифицирующая информация внутри оказалась неразборчивой, а это означало, что у Гермионы не было надлежащего допуска. Значит, нужно было соблюдать осторожность. Конфиденциальность. Интересно. У Гермионы сразу возникло несколько теорий, но, пока она не получит больше информации, она не проявит никаких признаков интереса. Вместо этого Гермиона начала заново. Она не стала читать материалы подробно, просто бегло пробежала глазами. Отметила симптомы: сонливость, слуховые галлюцинации, приступы спутанности сознания и забывчивости, учащённый пульс и потливость, а также временные проблемы с контролем моторики. Затем она прочитала диагнозы, исключающие неподходящие по симптомам заболевания: отравление, тёмная магия, медленно прогрессирующее проклятие? Конкретное проклятие указано не было, так как не существовало ни одного, соответствующего бы таким разнообразным симптомам. Гермиона перевернула страницу, чтобы просмотреть записи магических обследований и тестов, но нашла только бессвязные результаты. Она перевернула вторую страницу с заключением немецкого целителя, которое было совершенно бесполезным, поскольку предполагало, что пациент испытывает физическое проявление стресса. Рекомендация: отдых. И третью — с ленивым диагнозом «мозговая оспа» от японского целителя, также не имеющим никакого смысла. Рекомендация: дальнейшее обследование. Наконец, четвёртое заключение американского целителя, который отважился выйти за пределы царства тёмной магии и причинённых насилием недугов, устанавливало верный диагноз, основанный на самой большой серии тестов для одного пациента из всех когда-либо виденных Гермионой. Слабоумие. Вернее, его магическая форма, которая манипулировала нервной системой, что, согласно книге, лежащей рядом с папкой пациента, только ускоряло прогрессирование болезни. Форма, наблюдаемая у этого конкретного пациента, обычно заканчивалась летальным исходом у маглов в течение восьми лет, и только из-за осложнений. Но у волшебников? Три года. Возможно, четыре или пять, если пациент прошёл режим интенсивной терапии, сосредоточенный на… Гермиона замерла, когда на неё снизошло осознание. — Нет. Тео кивнул, как будто ожидал её ответа, и ничего не сказал, пока не допил чай. Тихий звон чашки, соприкоснувшейся с блюдцем, эхом разнёсся по комнате. — Я более чем готов торговаться. — Пять лет на задание, Тео? — Она посмеивалась над абсурдностью его просьбы, которая ещё не была высказана вслух. — Насколько важен этот пациент? — Для их семьи? Очень. Не тот ответ, который она искала. Гермиона, не позволявшая играть на её сострадании, уставилась на Тео тяжёлым взглядом, готовясь задать вопрос, который почти прожёг её мозг. — А для тебя? На это он не ответил. Да и не стал бы. По крайней мере, в каком-то смысле это было личным. У Тео не осталось живых родственников, но у него была семья. Одно из его собственных творений. И хотя Гермиона понимала Тео достаточно, чтобы улавливать его намёки, но по факту знала лишь нескольких избранных членов его семьи. Пэнси не была больна. Ведьма в настоящее время охотилась за идеальной ванной на когтистых ножках для дома Гермионы. Блейз находился в Египте, заключая для клиента сделку по редкому артефакту (чем меньше она знала, тем лучше), в то время как его невеста Падма усердно работала в Святом Мунго. Дафна, работавшая с Блейзом, бралась за более лёгкие задачи, готовясь к появлению ребёнка вместе со своим мужем Дином. Гойл уже много лет жил в Америке с женой и детьми. Наконец, по словам Гарри, Малфой был невыносим, производя настоящий фурор в качестве лидера Антитеррористической Оперативной группы Министерства. Его ролью, по иронии судьбы, было терроризирование всех как в Аврорате, так и в Департаменте магического правопорядка из-за текущего расследования местоположения штаба Пожирателей Смерти. Что она упустила? Ей всегда чего-то не хватало. Тео откинулся на спинку стула, положив руку на подлокотник, а указательный и большой пальцы — на подбородок, разминая их, словно обдумывая особенно сложный шахматный ход. — Они готовы утроить твою зарплату. Он играл с ней. Гермиона усмехнулась. — Я не собираюсь удостаивать это ответом. — Это часть контракта, — объяснил он лёгким взмахом руки, позволив себе мельком взглянуть на большие, но исключительно декоративные часы на стене рядом с дверью. — Будут и дополнительные преимущества, которые компенсируют тебе долгосрочность задания. У тебя будет возможность установить удобные часы работы, в твоём распоряжении будет собственный штат из двух частных целителей, чтобы обеспечить уход на дому круглосуточно, и я изменю твою ставку сотрудника с гибким графиком работы. — Ничего из этого меня не привлекает. Гермиона уже установила свой собственный график, так как её пациентам часто требовалось больше, чем зелья и отдых. Ей нравилось делать всё по-своему, и это была одна из многих причин, почему она предпочитала работать в одиночку. Она тратила время, чтобы узнать своих пациентов как людей, а не как набор диагнозов и причин, по которым они оказались на её попечении, и адаптировала свои планы к индивидуальным потребностям и целям каждого человека. Когда требовалась помощь, она легко находила её в книге. Но что было более важным: Гермионе нравилось её плавающее расписание и возможность работать со многими пациентами сразу. Это поддерживало её в форме и позволяло расширить свои знания в других областях целительства, в которых она не специализировалась. — Это отличное предложение. Она неопределённо пожала плечами. — Как бы то ни было, я не люблю выбирать пациентов вслепую. Ты спрашиваешь о годах моей карьеры и не говоришь ничего стоящего, чтобы помочь в принятии этого решения, так что прости меня за осторожность. — Я предоставил досье. Гермиона сухо усмехнулась. — Ты обеспечил самый минимум, думая, что это вызовет мой интерес. И, признаюсь, я заинтригована, но больше твоей ролью во всём этом, а не чем-либо ещё. Это не похоже на тебя — так далеко заходить. Однако этого недостаточно, чтобы вынудить меня принять назначение. — Пациент готов позволить тебе добавить свои собственные условия к контракту. Любопытство Гермионы почти всегда перевешивало её нежелание. — Кто этот пациент? — Этого я не могу тебе сказать, пока ты не согласишься. — Я и не соглашусь, не зная его или её личности. — Гермиона позволила своему аргументу повиснуть между ними и продолжила смаковать чай. А затем, с той же ледяной скоростью, что и Тео, допила и поставила чашку на блюдце. — Похоже, мы зашли в тупик, а ты опаздываешь. Он бросил на неё вызывающий взгляд, на который она с радостью ответила. — Совет может — и будет — ждать. Хотя его ответ и был корректным, тон голоса же дал Гермионе больше доказательств относительно важности их разговора. В поисках ответов она позволила своему разуму окунуться в предстоящую задачу, пытаясь разобраться в более тонких деталях жизни Тео. Но далеко она уйти не успела, потому что Тео был столь же умён и наблюдателен, сколь скрытен и упрям. Когда Гермиона пришла к нему работать, она узнала, что он делится только тем, что хочет — или обязан — разглашать по закону. И хотя он часто говорил с Гермионой конфиденциально, Тео не открывался ей настолько, чтобы она могла сформулировать стоящую теорию. Поэтому она отбросила свои подозрения и перешла к сути дела. — Я не уступлю. — Иначе ты не была бы Гермионой Грейнджер. Она уже не в первый раз слышала эти слова в подобном контексте, но там, где обычно слышался оттенок презрения или лёгкого раздражения, Тео выражал только своё восхищение. Окажись на её месте кто-нибудь другой, его слова могли бы смягчить её отношение к этому загадочному пациенту. Но, как он и сказал, она была Гермионой Грейнджер. — Мой ответ всё ещё «нет». — И поскольку она не была бессердечной, она предложила: — Сьюзен могла бы помочь, или, может быть, Падма, или даже Роджер Дэвис. Они являлись специалистами в более узких областях целительства. Все трое оказались бы отличным выбором для такого долгосрочного задания. Были и другие, столь же способные и, вероятно, заинтересованные в условиях контракта. — Они просили лучшего. Я обратился к лучшей. — Тео пожал плечами, как будто всё было так просто. — Я улавливаю лесть в твоих словах? — Просто констатация факта. В качестве своего окончательного ответа Гермиона закрыла папку и прижала её книгой, отодвигая пальцем обратно через стол. Тео прищурился, когда посмотрел вниз, а затем снова на неё. Услышав вздох с его стороны, она поняла, что он готов быть честным. Отлично. — В твоей работе всегда был человеческий фактор, который Роджер не может имитировать, что ставит тебя выше в моих глазах, несмотря на его многочисленные достижения и похвалы. Падма занята планированием свадьбы, и, как наш специалист по оборотням, она нужна мне здесь, чтобы справиться с наплывом новых укушенных. Сьюзен… — Он на мгновение замолчал, подыскивая нужное слово. — Сьюзен слишком чувствительна для этого задания. — Слишком чувствительная для смертельного случая? — Гермиона выгнула бровь. — Мы целители, Тео. Смерть — это то, с чем мы сталкиваемся каждый день. — Она пристально посмотрела на него, готовая пойти войной за честь ведьмы, которую считала подругой. — Нам всем уже однажды приходилось смотреть ей в глаза. Мы знаем, как позаботиться о себе и друг о друге, когда теряем пациента. Я думаю, что ты недооцениваешь её. Он покачал головой. — Я совсем не это имел в виду, Гермиона. — Тео пытался потушить пламя её пресловутой опекающей натуры. — Я просто имел в виду, что пациент вспыльчив и упрям, и мне нужен кто-то с твёрдым характером, чтобы бросить ему вызов, поскольку он имеет тенденцию грубо обращаться с людьми. Не в чёрствой манере, но… у него сильная личность. Сьюзен… не сможет, но ты сможешь. Гермиона почувствовала себя ещё менее убеждённой. — Спасибо за двусмысленный комплимент, но… — Ты согласишься, если я договорюсь о встрече? Она обдумала его предложение, потом самого Тео и тот факт, что он смотрел на неё настороженно, почти с надеждой. Гермиона вздохнула и забрала папку с книгой. — Я встречусь с ним, но сохраню за собой право сказать «нет» после. И она, скорее всего, так и сделает. — Это разумно, но… — Тео замолчал, поправляя пальцем перо, лежащее на столе. — Просто… будь непредвзятой. Это не внушало доверия к их предварительной сделке, но Гермиона считала себя разумным человеком. Здравомыслящим. — Я могу это сделать. Они не пожали друг другу руки, в их соглашении не было никаких обязательных формальностей. Только взаимопонимание, взгляд, брошенный друг на друга, и следующий за ним лёгкий кивок. — Когда мне его ждать? — Я договорюсь о дате и времени и согласую с тобой предпочтительное время консультации. Спасибо, что согласилась встретиться с ним. Гермиона посмотрела на Тео. — Я ничего не обещаю. — Верно подмечено. Обсуждение завершилось, и Гермиона подумала, что закончила с делами здесь и может быть свободна, но Тео не встал, чтобы уйти, хотя до встречи с советом оставалось всего десять минут. Очевидно, их разговор ещё не закончился. — Министерство прислало тебе неофициальное предложение вступить в Департамент магического правопорядка. Они хотят, чтобы я обсудил это с тобой. — Тео взял свою чашку и сделал глоток. — Я обсуждаю это с тобой. Гермиона деликатно кашлянула в кулак, пытаясь подавить смех от его откровенного неповиновения. Этот разговор происходил не в первый раз, и причина, по которой Министерство не направило своё предложение непосредственно ей, состояла в том, что Гермиона разорвала бы его в клочья и пошла бы по своим делам дальше не задумываясь. После инцидента она ушла в творческий отпуск с твёрдым намерением в конце концов вернуться. Честно говоря, увольнение не планировалось. Это было спонтанное решение, после того как Гермиона задумалась о возвращении в первый раз. Внезапно она почувствовала, что задыхается под сокрушительным грузом тревоги и ответственности. Когда у Гермионы перехватило дыхание, она поняла, что не сможет вернуться. Только не так. Не тогда, когда она вновь ощутила любовь к упорному труду и ощущение, что она делает что-то важное — делает мир лучше. Даже если совсем немного. Ей просто хотелось вернуть тягу к жизни, которую когда-то имела, прежде чем попала в политическую ловушку Министерства. А возвращение к жизни, где она разрывалась во всех направлениях и была соучастницей в создании иллюзии мира, которую Визенгамот хотел показать людям… это не привлекало. Это заставляло её чувствовать себя опустошённой и использованной. Именно это побудило Гермиону написать заявление об увольнении, частично это заставило её подать заявление в Академию Целителей, и определённо это привело к тому, что она обратилась к Тео с просьбой присоединиться к отделу, созданному, чтобы помочь бороться с послевоенным кризисом психического здоровья волшебного сообщества. — Я напишу им, что ты отказалась. — Ты мог бы заодно сказать им, чтобы они прекратили предлагать. — Я думаю, мы оба знаем, что они этого не сделают, так же, как мы оба знаем, что это просто возможность для тебя обрести второе дыхание. — Я здесь уже шесть лет. Думаю, могу с уверенностью сказать, что не вернусь. Тео продолжал пить чай, ничего не отвечая. И поскольку он по-прежнему не делал попыток пошевелиться, Гермиона спросила: — Что ещё? — спросила она с лёгким намёком на подозрение. Должно же быть что-то ещё, что-то более щекотливое, чем его таинственный пациент и предложение Министерства о работе. Была причина, по которой он стратегически оставил этот вопрос напоследок. — Есть ещё и новые письма с угрозами. — Ох… Со времени последней битвы прошло тринадцать лет, а волшебный мир всё ещё не пришёл к гармонии и спокойствию, всё ещё имел дело с Пожирателями Смерти и всё ещё не созрел для перемен. Гермиона знала, что революции происходят не тогда, когда люди довольны и о них заботятся, а когда они чувствуют себя бесправными и уязвимыми. Пожиратели Смерти придерживались этой идеи и верили, что убийство знаменитого Мальчика-Который-Выжил-Дважды и его союзников под наблюдением Министерства напугает людей и заставит зажечь спичку, которая вызовет эту революцию. Однако письма с угрозами приходили не только ей, Гарри и Рону. Они распространялись на Уизли, Малфоев, Луну, Невилла и даже на созданную Тео семью — всех их считали предателями крови. Или буквально предателями, когда это касалось Малфоев. Сразу после войны письма казались бы более действенными, чтобы напугать её. Теперь они в лучшем случае раздражали. — Как они были доставлены? — Гермиона провела пальцем по деревянному подлокотнику кресла. Письма обычно приходили с совой или посыльным, сразу в больницу. Много лет назад она придумала заклинание, которое, по сути, скрывало людей так же, как их дома скрывали чары Фиделиуса, но все волшебники знали, где она работает. А её внезапный уход с министерской должности семь лет назад был… довольно публичным. — Пришли сегодня утром с маглом под Империусом, которого укусил… — Сивый? — Да, но магл дал отрицательный результат на ликантропию, как и его предшественники. Это было облегчением, но, скорее всего, с наступлением полнолуния ситуация изменится. Число пациентов Падмы неуклонно росло в течение последнего года. — Он вошёл в больницу, как будто защитных чар не существовало. Гермиона растерянно моргнула, глядя на Тео. Этот случай был резким отклонением от нормы. Письма обычно представляли незначительную угрозу, но укушенный магл и создание бреши в системе безопасности стали поводом причислить эту выходку к предупреждению. Мы найдём тебя, как бы хорошо ты ни пряталась. Прежде чем она успела спросить, Тео продолжил: — Оперативная группа по борьбе с терроризмом допросила его, обливиаторы изменили его воспоминания, добавив любовь к стейкам с кровью, и кто-то из магловедов отправил его домой с подарочной картой в мясной ресторан. Неплохо, но у Гермионы остались другие вопросы. — А что насчёт нарушения безопасности? — Мы этим занимаемся. — Вероятно, это было всё, что он мог сообщить. — Тем временем, в свете этого нарушения Министерство хочет назначить тебе охрану для защиты. Предложение было сделано не в первый раз и не в последний. Тео выглядел серьёзным. — Я думаю, тебе следует обдумать это предложение. Существует оборотень, который бродит на свободе, с тех пор как сбежал из тюрьмы три года назад. Он вышел из-под контроля и стал одержим тобой. — Я в курсе. Об одержимости Гермиона уже знала, но предпочитала держать это при себе. Он был там. Ждал. — С твоей стороны было бы разумно подумать о защите. Гермиона взяла со стола свою расшитую бисером сумку, папку и книгу — они понадобятся ей для встречи с пациентом. — Это Гарри тебя подговорил? Тео приподнял одну бровь в ответ на её вопрос. Он сказал Гермионе все, что ей нужно было знать. Разумеется. Она мягко покачала головой, посмеиваясь про себя. Гарри стал довольно прилипчивым, с тех пор как стал отцом, и сейчас они были друзьями дольше, чем ими не были. Он был одним из тех людей, которых Гермиона считала частью себя, из-за того как хорошо он её знал. И наоборот. Гарри мог подозревать, что она будет не очень сговорчива, учитывая, что он передал предложение через Тео. Хорошая попытка. — Я не боюсь Сивого. — По крайней мере, ты должна быть осторожна. — Предостережение Тео излучало беспокойство. — Он бешеный, и ему будет становиться всё хуже, пока он не почувствует вкус того, чего желает. — Он многозначительно посмотрел на неё. — С больным животным можно сделать только одно… Убить его. — Я осторожна. — Она откинулась на спинку сиденья. Даже более осторожна, чем он думал. Время от времени Гермиона слышала волчий вой возле своего дома… Но в её районе не было волков. Она была уверена — знала, что её защита непроницаема. — Сивый или нет, но думаю, вы оба уже должны понимать, что я — своя собственная защита. Уголок рта Тео дернулся. — Я знал, что ты это скажешь, но должен был попытаться из чувства долга и чтобы честно сказать Поттеру, что попробовал. Это всё, что я хотел обсудить с тобой сегодня. — Он слегка пожал плечами и встал, готовясь к встрече, на которую теперь опаздывал. Призвав свою куртку с помощью невербального заклинания и надев её, Тео очень осторожно поправил воротник и рукава. Он взял небольшую стопку папок — вероятно, бюджет больницы на следующий год — и откашлялся, прикрыв рот кулаком. — Чай … Гермиона ухмыльнулась, потому что иногда спокойный характер Тео заставлял его казаться отчуждённым, но разные мелочи выдавали его. Они были друзьями уже несколько лет, и он всё ещё не привык просить о том, чего хотел, когда это действительно касалось лично его. — Я пришлю немного через Пэнси. — Спасибо. Гермиона поднялась со стула и была уже на полпути к его двери, когда кое-что вспомнила. — Почему у тебя на столе детский словарь? Тео почти проигнорировал её, как делал иногда, когда её вопросы оказывались слишком личными, но потом вздохнул. — Это подарок для моего крестника. Это было… интересно. И странно, потому что он ни разу не упомянул о крестнике, но не неожиданно, потому что это был Тео. У каждого его действия была цель. — О, сколько ему лет? — Гермиона постаралась не выдать своего любопытства. Тео посмотрел на неё так, словно хотел сказать: «Хорошая попытка». — Исполнилось пять два месяца назад. Интересно. День рождения Альбуса будет на следующей неделе. Если он тоже волшебник, то они, скорее всего, станут одноклассниками. Почему Тео не упоминал о нём раньше? На самом деле, у Гермионы был вопрос получше. — Значит, ты купил ему словарь? — сказала она с невозмутимым лицом и большой долей сарказма. — Для развлечения? А все говорят, что у меня нет воображения. Гермиона никогда не видела Тео таким смущённым, как сейчас. — Он не очень много играет, и ему нравятся картины. Это будет полезным подарком, когда его навыки чтения и понимания возрастут. Разумно и практично, конечно, но когда Гермиона извлекла из его заявления и то, и другое, остался только простой по существу, но глубокий и сложный для ответа вопрос. Какой ребенок не играет?***
14 марта, 2011 То умиротворение, которое можно найти в природе, было незаменимо, и именно поэтому Гермиона любила расположение своего дома. Она ощущала дух природы, просто выходя из своего дома. Или даже когда просто смотрела в окно. Красочный закат и медленный восход. Бесконечная зелень и жизнь. Гермиона дышала таким свежим воздухом, что казалось, будто она сможет жить вечно, и слышала дождь так громко, что едва различала собственные мысли. Это была тихая, живописная красота, которую невозможно было воспроизвести. Зимы, которые должны были быть исключительно темными и пустынными, были светлыми. Вёсны были многообещающими и преображающими. Лето всегда было полно роста, жизни и тяжелой работы. Осень была достаточно прохладной, чтобы насладиться горячим чаем, завернувшись в одеяло. А переход между сезонами был еще лучше. Как сейчас. Зима начала свой постепенный переход к весне серией шагов — вперед, назад, — которые стартовали с не по сезону тёплой прошлой недели. Холод, вернувшийся в последние дни, не внушал Гермионе уверенности, в которой она нуждалась, чтобы убрать плёнку с грядки растений. Может быть, на следующей неделе. Она оглядела ряд за рядом высаженные группы растений. Три вида рассады в каждом ряду в двух проходах, разделенных мощёной дорожкой, ведущей к маленькой оранжерее, которая была внутри больше, чем казалась снаружи, благодаря единственным чарам, которые она использовала в своем саду. По периметру её огорода росли разнообразные цветущие кусты: все они были мульчированы [прим. поверхностное покрытие почвы для её защиты и улучшения свойств], дабы уберечь их от холода. Всё было тихим и спокойным… за исключением молодых цыплят в курятнике, которые праздновали свои первые два дня вне её ванны. И она разделяла их радость. Если бы семь лет назад кто-то сказал Гермионе, что она будет бывшей сотрудницей Министерства, она бы рассмеялась им в лицо и сочла их сумасшедшими, а потом убежала бы на следующую встречу. Если бы кто-то другой сказал ей, что у нее будет обширный огород с курами, и ее дом будет единственным на много километров пустой земли… Она бы поспорила с ними, что никогда не покинет свою квартиру в центре Лондона. Но она сделала это, и теперь она здесь. У жизни был способ изменять её приоритеты, одновременно разрушая все ожидания относительно того, как обернутся её планы, пока всё не превратится в пыль. Пепел. Поначалу это было трудно, но теперь она знала всю прелесть того срыва. Испытывала радость, открывая свое истинное «я» и восстанавливая силу, мужество и решимость. Гермиона избавилась от гнили и разложения своей старой жизни, чтобы создать пространство, необходимое для нового роста. И она выросла. Она все еще росла. Гермиона обернулась, когда защитные чары уведомили её об окончании спокойного времени и о прибытии кого-то, кого она не ждала. Дафна Гринграсс-Томас. Прохладный воздух вынудил её надеть несколько слоев одежды, но они не могли скрыть пятый месяц беременности и раздраженность всеми в целом. Гермиона и глазом не успела моргнуть, как та выскочила за дверь, вооружившись вилкой и пирогом. Она поняла, что недооценила её настроение, когда Дафна с раздражением села на волшебные качели и начала агрессивно есть, едва поворачиваясь к Гермионе. Понимание пришло, когда качели остановились, и она посмотрела на упомянутый пирог. Пирог из ревеня. — Я сделала его для Дня Пи [прим. неофициальный праздник, который отмечается любителями математики 14 марта в 1:59:26 в честь математической константы — числа пи], — в сторону Гермионы был брошен убийственный взгляд, говорящий, что ей придется приготовить ещё один. Это заставило её вздохнуть с покорностью. — Ты хоть для меня вилку захватила? Как оказалось, Дафна захватила. Очевидно, она была в настроении делиться и едой (которая изначально ей не принадлежала), и своими чувствами — последнее было ещё большим шоком, чем первое. За годы, прошедшие с тех пор, как Дафна сбежала с Дином, о чем никто и не подозревал, она никогда не делилась сокровенными мыслями и имела склонность ни о чём не распространиться. Но потом весь её мир перевернулся с ног на голову, когда она узнала о своей беременности и потеряла сестру в течение одной недели. Это сочетание событий потрясло её до глубины души, и она, уже не сдерживаясь, начала делиться своими переживаниями. В этот момент и появилась Гермиона. Вероятно, из-за личной потребности или по указанию психотерапевта, иногда Дафна оказывалась на качелях Гермионы. Иногда она говорила. Иногда они сидели в тишине. Она не понимала, почему Дафна искала здесь убежища, но никогда не прогоняла её. Сегодня ей хотелось поговорить. — Я поехала навестить племянника. — Оу, — отрешенно ответила Гермиона, откусывая кусок пирога. Он вышел идеальным. — И как всё прошло? Следует признать, она очень мало знала о ссоре Дафны с Малфоями, в частности, с Нарциссой, но точно могла утверждать, что это связано с её племянником — Скорпиусом. — Все прошло так хорошо, что я здесь, дабы не вернуться и не накричать на каждого взрослого Малфоя. Даже Драко, — Гермиона внутренне вздрогнула, но жевала, кивая. — Сейчас были бы либо крики, либо срочная встреча с моим психотерапевтом. Ты просто оказалась дома, и самым разумным и наименее скомпрометированным вариантом было прийти сюда. Мы посидим здесь в тишине, ты скажешь что-нибудь мудрое, и желание кричать пройдёт. — И это всё, что мне нужно? — Гермиона ухмыльнулась белокурой ведьме. — Я должна попробовать сделать так же, когда Гарри будет жаловаться на Малфоя. Дафна закатила глаза. — Можешь попробовать, но я сомневаюсь, что это сработает, — она огляделась и усмехнулась. — Даже тот дзен, который ты постигла здесь, с твоим садом из трав, цыплятами и изоляцией, не может ослабить напряжения между этими двумя. Гермиона хмыкнула в знак согласия. Качели подняли их чуть выше, на несколько футов дальше от земли. Они продолжали делить пирог, ещё теплый из-за чар, хоть Дафна уже и съела большую часть. В тишине для нее не было ничего непривычного, но энергия, которую излучала ведьма, не смешивалась с окружавшей их безмятежностью. — Тебе, наверное, стоит расслабиться, прежде чем говорить об этом, — сказала Гермиона, прожевав кусок печеного ревеня. — Я не доула [прим. помощница при беременности и в родах, оказывающая практическую, информационную и психологическую поддержку], но уверена, что твой стресс влияет на ребенка. — Поэтому я и здесь. Думаю, мы все можем утверждать, что твой дом похож на убежище, — это имело смысл, потому что все в конечном итоге оказывались у неё дома в определенный момент дня или недели. Даже Тео был известен тем, что приходил к ней в оранжерею на чай. Гермиона пожала плечами. — Ну, в поисках убежища я и оказалась здесь. Две ведьмы обменялись многозначительными взглядами. Вскоре Дафна была готова рассказать о том, что её расстроило. — Я знаю, что воспитание детей — один из немногих аспектов чистокровной культуры, который исключительно матриархален, но каждый раз, когда я вижу жесткий распорядок Скорпиуса, каждый раз, когда я вижу, как он кланяется, каждый раз, когда я вижу, как он уходит, я хочу встряхнуть Нарциссу и сказать Драко: «Хватит». Она благоразумно держала рот на замке, слушая. — Я знаю, что он этого не сделает, — Дафна вздохнула, — он не может. Не сейчас, когда всё это происходит. У него есть охрана по всем причинам, по которым он и должен быть параноиком, каким и является, но я бы хотела, чтобы он сделал это. Гермиона задумалась, не упустила ли она что-нибудь, потому что кусочки не подходили друг к другу. — Сделал что? — Первый шаг.***
15 марта, 2011 В некотором смысле война закончилась в ту ночь, когда пал Волдеморт. Однако это не так. Она лишь поменяла масштабы. Из курса истории Гермиона знала, что смерть одного человека может начать войну, но закончить — нет. Лучший способ положить конец конфликту — это абсолютная победа, а для неё нужно идти до конца, не сдаваясь и никогда не позволяя врагу прятаться и восстанавливаться. Это должно было произойти, когда несколько Пожирателей Смерти сбежали и скрылись после битвы за Хогвартс. Но не произошло. У Министерства не было ни сил, ни людей, чтобы поймать всех Пожирателей Смерти. Так много ведьм и волшебников были мертвы или пропали без вести, были замучены или травмированы, слишком молоды, чтобы понять чудовищность стоящей перед ними задачи и оценить мужество, необходимое, чтобы пройти через трудное время и одержать победу. В их числе и Гарри. Бруствер, как временный министр, пытался организовать миссию, чтобы нанести последний удар, но во время послевоенного хаоса недавно реформированный Визенгамот тихо лишил власти большинство магов суда, сославшись на неясный старый закон, который давал Визенгамоту абсолютную власть во время гражданских беспорядков на срок до десяти лет, если голосование не решит иначе. По сути, это превратило правительство в олигархию. Меньшинство правит большинством. Кингсли уговаривал их восстановить власть, но люди помнили, что последний министр был ответственен за ужасные военные преступления, поскольку был настоящей марионеткой тирана-убийцы. Поэтому, когда было объявлено голосование за отмену закона, требуемые две трети не поддержали восстановление власти министра до истечения десятилетнего срока. Пока ещё нет. Если бы члены Визенгамота извлекали уроки из своей истории, не совершали ошибок предшественников, если бы знали, что проблему надо не игнорировать, а встречаться с ней лицом к лицу, то этот шаг не стал бы проблемой. Вместо предложения поддержки попыток Кингсли схватить сбежавших Пожирателей, они отвергли всю его деятельность. Как будто приложили небольшую повязку, чтобы прикрыть зияющую дыру в их мире, даже не прижигая. На самом деле, это не должно было стать сюрпризом — отказ Кингсли Бруствера от временного назначения через два года после войны, — но он объявил, что уходит в отставку. Указ о ней вступил в силу немедленно. Новость распространилась повсюду и вскоре обернулась критикой в сторону Министерства. Визенгамот просил его передумать, но решение было уже принято. Разочарованный бесчисленными отказами и уставший после потери стольких друзей, Кингсли не выдавал СМИ обстоятельства своей отставки. Но когда Гермиона стояла в пустом кабинете рядом с Гарри и спросила о его планах на будущее, он ответил. Она ожидала услышать что-то банальное, вроде «попутешествую» или «побуду с семьей». Вместо этого она услышала: «Я всегда хотел быть пчеловодом». К её удивлению, Кингсли, купив себе небольшой участок земли, действительно занялся именно этим. Их пути больше не пересекались, пока Гермиона не начала испытывать проблемы с корнями после расширения своего огорода. Невилл дал ей книгу о пользе меда, в которую была вложена записка с адресом и временем встречи. Из книги Гермиона поняла, как мало она знает о мёде, а ведь именно он является решением её проблемы. А Кингсли в свою очередь согласился быть его поставщиком. Его ферма была не очень большой, в нескольких минутах ходьбы от дома. На ней расположились девять ульев: два были новыми, их починили после её последнего визита в марте, а третий нуждался в масштабном ремонте, прежде чем мёд стал бы пригодным. Гермиона поначалу приносила ему деньги за баночки с мёдом, но он никогда их не брал — тогда она стала приносить ему овощи. Бартер. В тот день она принесла лук, брокколи, ревень, чеснок и сморчковые грибы, не забыв о его любимых лакричных палочках. Они вместе сидели на улице, наслаждаясь сладостями и влажной прохладой, говорившей о надвигающейся с юга буре. Гермиона могла видеть деревянные ульи на растущей пасеке, которая была защищена от диких животных различными отталкивающими заклинаниями, слабое мерцание которых она могла различить, если бы прищурилась. Она не сняла куртку, но оставила её расстёгнутой, расслабляясь в его удобном кресле и положив ноги на табурет перед собой. Кингсли всё ещё был одет в свой фиолетовый костюм пчеловода, но поднял лицевую сетку, чтобы наслаждаться сладостями. — Пчёлы сегодня тихие, — Кингсли нарушил мирную тишину между ними. — Я думаю, буря будет сильной. Ты должна принять меры предосторожности в своём саду. — Я так и сделала. Он кивнул, всё ещё глядя вдаль на своих пчёл. — Хорошо. Снова воцарилась тишина, и Гермиона наслаждалась бризом, наблюдая, как деревья колышутся вдалеке. Было так хорошо, что обещания не задерживаться надолго каждый раз оставались обещаниями, поэтому она редко спешила домой. Кингсли был из тех, кто знал свое предназначение. Он больше не был министром, но всё ещё оставался бойцом, помощником и опорой. У него была такая уверенная и успокаивающая натура, что даже когда они боролись за свои жизни высоко над землей во время бегства из дома Дурслей с Гарри, она ни разу не беспокоилась о том, выживут ли они. Она просто знала это. — Я подумываю о создании сада для моих пчёл, — Кингсли посмотрел на неё, вопросительно изогнув бровь. — Есть идеи? У Гермионы было несколько — мысленно она уже создавала сад лекарственных трав, не требующих тщательного ухода, зайдя так далеко, что уже вычислила высоту, ширину и расположение ящиков для растений. — Я читал в одной книге, что тимьян, яблочная мята, душица, эхинацея, огуречник, ромашка, настурция и некоторые другие травы хорошо защищают пчёл от болезней и других насекомых, поэтому они мне точно понадобятся. Услышав его слова, она двинулась дальше в своих размышлениях. — Сад должен быть большим, с множеством растений, производящих пыльцу: однолетние и многолетние растения, смешанные с травами, — мимолетное замешательство промелькнуло в его глазах, и она рассмеялась. Он мало что знал о цветах. — Кроме того, если у тебя нет теплых чувств к садоводству, о которых я не слышала, то растения должны быть неприхотливыми. — Мне нравится, как это звучит, — Кингсли задумчиво посмотрел на неё, откусывая ещё один кусочек лакричной палочки. — Я доверяю тебе. Она была польщена его верой в неё и надеялась помочь ему воплотить всё в реальность, но у неё были замечания. — Это большой проект. Слишком сложный для одного человека. Я могу попросить Невилла помочь. У него есть несколько учеников, которые были бы заинтересованы помочь в подобном. Тебе. Всё ещё оставалось много людей, страстно желающих жить в мире, который он предложил, будучи временным министром. В мире, который Визенгамот отверг в пользу своего собственного. В то время, когда Кингсли был временным министром, они оказывали ему достаточно поддержки, чтобы никто не мог обвинить их в откровенном пренебрежении реальной угрозой Пожирателей Смерти после кончины Волдеморта, но не более того. И вместо уничтожения врага, Визенгамот решил сосредоточить свои усилия на восстановлении, в попытке вернуть всё в нормальный вид как можно скорее. В теории идея хорошая. Общество было разбито на такие крошечные осколки, что трудно было сказать, каким оно было задолго до войны. На практике же всё сложнее. Они не учли социальных изменений, вызванных войной. Потребовалась бы смена нескольких поколений, чтобы исправить сотворенный за короткий срок хаос. Они могли принять любые законы, но и они бы не исправили то, через что пришлось пройти людям. Кроме того, был небольшой, но важный нюанс о людях, работающих в Визенгамоте… Они не были избраны людьми, которых обещали защищать, а приобретали свои места различными способами, включая наследование. И они были испорченными людьми, которые обладали другими приоритетами во власти. Приоритетами, которые в конечном счете были основаны на желании наладить свою собственную жизнь и бизнес под видом восстановления общества. Восстановления для их же собственной выгоды. И это не изменилось с годами. — Как поживает Гарри? — Кингсли многозначительно посмотрел на неё. Потому что Гермиона знала, как он беспокоился после ухода о том, что оставил их друга. — В последний его визит он показался мне напряженным. Она откусила лакричную палочку и принялась жевать. — Он же Гарри, — она улыбнулась и ласково покачала головой. — Всё ещё пытается поступить правильно, несмотря на трудности, — и они всё ещё сильнее его. Гермиона помогала, когда могла, но в конечном счёте ему приходилось работать с тем, что дают. А это не так уж и много: недофинансированный отдел усталых авроров, задача которого поймать всех Пожирателей Смерти, и ответственность за сотрудничество с Антитеррористической оперативной группой, создание которой было сомнительной идеей ещё полтора года назад. — Как идут его дела с Пожирателями Смерти? — Примерно так же, как и всегда, — честно ответила Гермиона. — Но им удалось внедрить кого-то к ним, и готовится рейд, так что я надеюсь, что-то получится до того, как Гарри и Малфой убьют друг друга. Кингсли хмыкнул, глядя вдаль на приближающиеся грозовые тучи. — Я всё ещё пытаюсь найти смысл в их решениях, — как и она, но это не её дело. — Драко Малфой прошел обучение авроров во Франции и был тем, кто схватил Руквуда, раскрыв террористическую группировку. Он нанес им вред. Что ж, это было… правдой. Гермиона проглотила конфету. — Это самое меньшее, что он мог сделать. Когда-то он был одним из них. Никакого осуждения, просто констатация факта, на что Кингсли задумчиво хмыкнул в ответ. — Судя по рассказам и воспоминаниям, которые я видел, это был совсем не его выбор. Возможно, всё началось именно так из-за того, что случилось с его отцом и дальнейшего разрушения репутации семьи, но потом всё определенно было не так, — он уставился на свою наполовину съеденную лакричную палочку, разговаривая больше с собой, чем с ней. — Он понятия не имел, во что ввязывался. Этого она не могла отрицать — затравленное и побеждённое выражение его лица, когда он не решался опознать их в Малфой-Мэноре, не выходило у нее из головы. По крайней мере, пока проклятие Круциатуса не заглушило все её мысли. — Я подозреваю, что быть Драко Малфоем сейчас довольно одиноко. Как и в любой другой момент его жизни. Он борется за своё будущее, пытается искупить свои ошибки, но никто — даже ты — не может заглянуть дальше его прошлого. Это была отрезвляющая мысль. Она усмирила её и вызвала напряжение в груди и тошнотворное чувство в животе. Чувство вины. Честно говоря, Гермиона никогда не думала об этом — или о нём — до разговора с Кингсли. Она даже не видела его с тех пор, только натыкалась на слухи, когда круг её общения расширился до некоторых из его самых старых и близких друзей. Она стала слышать его имя от Пэнси и Дафны, но они никогда не говорили о нем много, часто ненарочно упоминая рядом с ней. Они яростно защищали его. Гермиона поняла это на собственном горьком опыте, когда познакомилась с Дафной. А потом и с Пэнси. Даже в последние три месяца Тео бросал на нее неодобрительный взгляд всякий раз, когда она высказывала негодование, связанное с новыми рабочими отношениями между Малфоем и Гарри. Именно это заставило её недоверчиво моргнуть, когда она услышала новость. Мир ещё не решил, был ли Драко Малфой героем, злодеем или и тем, и другим. Во Франции его считали своего рода антигероем. На публике его почти не видели, но его действия говорили за него. Они почти ничего не знали ни о той, ни о другой войне волшебников, рассматривая её как британскую проблему, пока угроза Пожирателей Смерти не постучалась в их дверь через шесть лет после войны. Именно тогда Драко Малфой, тайно ставший аврором, в одиночку организовал борьбу французского министерства против них, отправив приспешников Темного Лорда туда, откуда они пришли. Новости о его успехах и захвате главных Пожирателей Смерти достигли её ушей через «Ежедневный Пророк». И Гарри. Пресса сначала была сбита с толку, но затем в последующие годы истории об искуплении начали появляться то здесь, то там. Статьи о его известной матери были более запоминающимися, но, когда он вернулся в прошлом июле, возглавив Оперативную группу по борьбе с терроризмом, СМИ сошли с ума. И когда они пронюхали, что с повышением Гарри до главы отдела авроров в прошлом месяце старые враги теперь будут работать вместе… Гарри возненавидел это разоблачение почти так же сильно, как ненавидел работу с Драко Малфоем, который, как он утверждал, был проклятием его существования. Как в старые добрые времена. — Как бы то ни было, — спокойный голос Кингсли прорезал тишину, — я бы всё равно хорошо заплатил, чтобы увидеть их встречи по обсуждению стратегии, — и, снова усмехнувшись, продолжил наслаждаться конфетами. Гермиона улыбнулась. — Могу с уверенностью сказать, что Гарри всем нравится больше, чем Малфой. Кингсли посмотрел на нее. — Не это его работа — нравиться, Гермиона. Его работа заключается в сотрудничестве с Гарри, для того чтобы положить конец Пожирателям Смерти. И это нелегко, даже если бы у него было всё для выполнения задачи. Несмотря на публичное уважение, они продолжают плевать ему в спину. Учитывая всеобщую любовь к его матери, это кажется странным. Более того, Пожиратели хотят сделать особый пример из него и его семьи. Гарри должен уметь сочувствовать. Их дети получают одни и те же угрозы. С некоторой нерешительностью она признала, что, возможно, в его словах есть смысл. Однако в то же время её иногда поражало, что спустя тринадцать лет они всё ещё говорят о Пожирателях Смерти. Это было во многом связано с бездействием Визенгамота, что привело к воссоединению и созданию группы, сплотившейся вокруг братьев Лестрейндж и других выживших из приближенных Волдеморта. Вскоре после финальной битвы снова начались нападения и убийства, сначала неорганизованные, но спустя время, пока Пожиратели продолжали избегать плена или смерти, их уверенность и безрассудство росли. Ведь как только дементоры были изгнаны, побеги из Азкабана снова стали обычным явлением. Министерство пыталось контролировать ситуацию, но многие люди отчаялись верить им после стольких страданий. И когда участились стычки молодых авроров с Пожирателями Смерти, Министерство стало замалчивать новости. Также, как это было раньше. Однако, в отличие от прошлых лет, журналисты стали смелее. И когда жалобы людей достигли апогея, ад разразился в поместье Малфоев в первое Рождество после Битвы за Хогвартс. У Люциуса Малфоя было время только вызвать авроров, прежде чем он погиб, защищая свою семью. Последовавшее сражение было настолько смертоносным, что как только пыль осела и все отступили, всё прекратилось. Ослабевшие Пожиратели Смерти скрылись. И вновь аврорам представилась возможность пуститься в погоню. Бруствер просил у Визенгамота разрешения на слежку и уничтожение их раз и навсегда, но получил отказ в пользу сохранения мира, которого они достигли благодаря своей победе. Спустя год после битвы при Малфой-Мэноре, атаки возобновились. На этот раз Визенгамот, наконец, решил прислушаться к ушедшему в отставку Кингсли и создал оперативную группу для расследования местонахождения Пожирателей Смерти и координации с Авроратом, чтобы истребить каждого из них. Ту самую оперативную группу, которую теперь возглавлял Драко Малфой. По мнению Гермионы, было слишком поздно. Пожиратели Смерти были более организованны, чем когда-либо, их насилие было слышно даже в тишине. Их послание ненависти осталось прежним: они стремились продолжить миссию Волдеморта по защите чистоты крови от тех, кого считали недостойными. В конце концов, фанатизм все еще тихо отравлял волшебный мир. Но шли годы, Пожиратели Смерти становились умнее, переводя свои послания на антиминистерскую риторику, которая вызывала интерес у тех, кто был нейтрален во время войны, но всё равно понес потери. У тех, кто, несмотря на экономический бум после войны и восстановление общества, больше не доверял Министерству. Таких было много. Время может залечить некоторые раны, но не все. Воспоминания не так легко стираются, даже с течением времени. В этом их уникальность: чем ярче они были, тем сильнее запечатлевались в душах людей. И воспоминания о прошлых неудачах Министерства были выгравированы рядом с именами тех, кого они потеряли, тех, кто был сломлен, и тех, кто все еще боролся. Кингсли откашлялся. — Одна маленькая птичка сказала мне, что тебе предложили возглавить отдел Магического правопорядка, — было всё ещё забавно, что Кингсли знал о происходящем в Министерстве больше, чем она сама. Гермионе было интересно узнать, кто его источник. — Похоже, они пытаются быстро продвинуть тебя по карьерной лестнице Министерства. Так вот какую должность они предлагали? Гермиона усмехнулась. — Я никогда не уточняла, просто отказывалась, — услышав это, Кингсли рассмеялся и покачал головой, забавляясь упрямством, которое слишком хорошо знал. Она закатила глаза с легкой улыбкой на лице. — Я только начала переходить из Отдела регулирования и контроля Магических существ в Отдел Магического правопорядка, когда уволилась. Я не только не квалифицирована, но и не заинтересована. Кингсли искоса взглянул на неё. — Я совершенно уверен, что ты более квалифицирована, чем кто-либо в этом отделе. Тебе не нужен опыт, чтобы руководить, Гермиона. Я думаю, что нынешнее состояние Министерства может это подтвердить. — Ты всегда можешь вернуться, чтобы изменить это, — она посмотрела на него с вызовом, поскольку предложение, уже долгое время таившееся в её мыслях, было высказано прежде, чем она смогла обуздать его. — Есть люди, которые всё ещё поддерживают тебя. Я и Гарри всё ещё поддерживаем тебя. Ты мог бы восстановить порядок. Перси ищет старые законы, которые вернули бы власть Министра. Выход есть всегда. Сначала он ничего не ответил, дожевывая последний кусочек лакричной палочки. — Мне очень нравятся мои пчёлы. — А кто сказал, что нельзя иметь и то, и другое? Кингсли обдумал её слова. — А как же ты, Гермиона? — А что я? — Когда-нибудь из тебя выйдет отличный Министр Магии, если ты решишь вернуться. Я всегда так думал о тебе, и это имеет очень мало общего с твоей гениальностью. Я о твоём моральном кодексе, сострадании и решимости сделать все правильно, — он сделал паузу, словно мудро подбирая слова. — Я понимаю причины твоего ухода так же, как ты всегда понимала мои… Она скептически посмотрела на него. — Я чувствую, что есть одно «но». Кингсли рассмеялся про себя, его плечи затряслись от смеха. — Ничего никогда не упустишь, не так ли? Твоя наблюдательность так же остра, как и всегда, — он покачал головой, словно отвечая на собственный вопрос. — Я действительно задаюсь вопросом, не связано ли твое нежелание вернуться с теми, кто сейчас там находится, и со страхом… второй неудачи? Она ничего не ответила, уставившись вдаль и прислушиваясь. Он потянулся и постучал по подлокотнику её кресла своей большой рукой в попытке успокоить. — Бояться — это нормально, Гермиона. Знаешь, что ненормально? Позволить этому страху останавливать тебя. Гермиона несколько долгих минут размышляла над его словами. — Я не считаю время, проведённое в Министерстве — или даже то, что привело меня к увольнению, — каким-либо провалом. У меня нет никаких сожалений. Я думаю, произошедшее дало мне перспективу, которая и была мне необходима, чтобы разобраться в своих приоритетах и признать правду, что я такой же человек, как и все остальные. Это позволило мне найти свой собственный путь и помогать людям, которые в этом нуждаются, что я и делаю сейчас в больнице. — Ты уже поняла, куда движешься? Она думала о своих текущих обязательствах, размышляя над предложением, от которого отказалась, и делом, которое Тео, казалось, так хотел, чтобы она приняла. Впервые за долгое время Гермиона понятия не имела, куда движется. — Нет, но если мне повезет, я пойму, что была на правильном пути, когда доберусь туда.«Все имеет начало… и это начало, в свою очередь, к чему-то восходит».
Мэрри Шелли