***
21 мая, 2011 год Гермиона просыпалась постепенно. Она не торопилась начинать новый день — вчера они долго сидели с Падмой и Сьюзен в зимнем саду, пили эльфийское вино и болтали о работе в Св. Мунго. Им редко удавалось поговорить о работе — когда в компании были другие, такие разговоры казались попросту скучными. Гермиона чувствовала себя хорошо, несмотря на недосыпание, и позволила себе ещё немного полежать и посмотреть, как по полу к кровати ползут первые лучи солнца. К счастью, прошлым вечером она не стала закрывать шторы и поэтому могла стать свидетелем красочного восхода солнца. Это желание вытащило её из постели в душ, выйдя из которого, она собрала волосы в небрежный пучок. Гермиона выбрала удобную одежду, надела резиновые сапоги и спустилась вниз, чтобы выпить чай. Ей также нужно было проверить зачарованный пергамент Нарциссы. Вторая ночь стабильных показаний была более чем достаточным доказательством того, что исправленное зелье подействовало. Судя по записям, Нарцисса всё ещё спала. Хорошо. Сегодня был первый рабочий день после отпуска Китинг и Сакс. Гермиона напомнила себе, что сегодня вечером следует найти Китинг и разговорить её. А завтра днём, возможно, она проверит Сакс. Надёжный план, как ни посмотри. Гермиона была готова выйти на улицу и наблюдать, как ползёт солнце по утреннему небу, но её прервал звонок матери, интересующейся её планами на день. — Сейчас пойду в сад. — Звучит прекрасно, милая, — на заднем фоне был шум, и она подумала, что услышала голос отца. — О, прекрати, — мать Гермионы, должно быть, вспомнила, что всё ещё разговаривает по телефону. — Извини, дорогая. Твой отец, как всегда, просто выражает свое мнение, — что бы это ни значило, Гермиона знала, что лучше не спрашивать, потому что она никогда не получит ответа. По крайней мере, не от отца. — Во всяком случае, я звонила, чтобы узнать, свободна ли ты в четверг. Мы уезжаем в Грецию через пару недель и подумали, что было бы приятно увидеться перед отъездом. Гермиона моргнула. Это что-то новенькое. Изменение расписания, которое они не меняли годами, — это долгожданный сюрприз, который вселил в неё надежду. — О! Конечно. — Замечательно. Тогда увидимся! Они попрощались, и Гермиона повесила трубку. Она лёгкой походкой направилась в оранжерею; ей предстоял уход за растениями и субботний полив, пара её растений были чересчур жадными и быстро сохли, хотя этого не должно было быть. К тому времени, как она начала обрезать плетистые розы, солнце уже полноценно давало о себе знать, освещая все углы оранжереи и… разгоняя тьму на сердце. Это было прекрасное зрелище. И сама оранжерея, и мир снаружи. Умиротворённо и тихо. Голубое утреннее небо было окрашено оранжевыми, красными и жёлтыми полосами; не было видно ни одного облака — редкость за последние дни, когда с утра до вечера небо было серым, тяжёлым, и постоянно моросил дождь. Ну, по крайней мере, проясняться начало ещё вчера. Привычно для сезона и её местоположения, но от этого не менее приятно. Гермиона оглядела оранжерею. Она проделала достаточно работы. Пришло время насладиться видом. Она спустилась со стремянки, отложила её и легла на шезлонг у окна во всю стену, заранее прихватив чашку свежего чая и книгу, которую она читала всю предыдущую неделю. Гермиона была полностью готова отбросить все мысли и наслаждаться видом на свой растущий сад, оранжерею и пастбище, которое вело к опушке леса. Она долго смотрела на природу, а после открыла потрепанный экземпляр «Книжного вора» и продолжила с того места, где остановилась. Солнце было уже высоко, когда она услышала шум из камина и почувствовала покалывание охранных чар, извещающих о прибытии двух человек. Вставив закладку между страницами, Гермиона вернулась в гостиную и обнаружила, что гости терпеливо её ждут. Ну, точно не самый маленький из них. Когда она прошла на кухню, у неё было достаточно времени, чтобы услышать: «Тетя Миона!» — и закрыть за собой дверь, пока не появился маленький ураган в майке бейсбольной команды, джинсах и кроссовках на липучке. Ураган по имени Альбус Поттер бросился к её ногам и крепко обнял, почти сбив её с места. — Ух! — Гермиона засмеялась, когда он продолжал за неё держаться. — Что ж, и тебе привет, Ал. — Привет! — голос мальчика больше походил на писк. Гарри, тем временем, всё ещё стоял у камина; он только усмехнулся, мягко покачивая головой, и положил сумку Альбуса на диван. — Привет. — Прошла всего неделя! — Она взъерошила его мягкие, но как всегда растрёпанные каштановые волосы. — Скучал по мне? — Да! — он ответил, все еще держась за её ноги. — Это правда, — его отец прошёл на кухню и подошёл к ним. — Он разбудил нас в пять утра, уже одетый и с собранной на весь день сумкой. Полный решимости, — Гарри нежно посмотрел на Альбуса. Мальчик поднял голову и открыл взору Гермионы свою широкую ухмылку, раскрасневшиеся щёки и ярко-зеленые глаза. — Извини, что мы рано. — Никаких проблем, — она посмотрела вниз и улыбнулась. — Ты уже завтракал? Альбус покачал головой. Гермиона сделала преувеличенно задумчивое выражение лица. — Я могла бы достать еще немного клубничного джема от Делорис… — на этом его глаза загорелись ещё больше. — Мы можем съесть тосты с джемом и яйца. А что насчёт бекона? — Да, пожалуйста! Гермиона ухмыльнулась. — Ладно, вымой руки, и мы вместе приготовим завтрак. Он побежал обратно через гостиную и поднялся по лестнице в гостевую ванную наверху, где всегда стоял маленький табурет, чтобы мальчик мог дотянуться до раковины. Они оба наблюдали за ним, пока он поднимался, а потом Гарри улыбнулся. — Его не будет около десяти минут, не больше. — Ага. Оба усмехнулись. — Ещё раз спасибо, Гермиона. — Перестань меня благодарить, мне нравится, когда приходит Альбус. Джеймс и Лили тоже, — хотя все трое вместе создавали в лучшем случае хаос. Она понятия не имела, как Гарри и Джинни справлялись, и предположила, что всё дело в практике. Побыв наедине с тремя детьми в доме, Гермиона, совершенно измученная, могла проспать несколько часов после их ухода. — Они меня развлекают и помогают в саду. Какие у вас планы? — В основном мелкие дела, а днём отвезем детей в океанариум и Косой переулок. Я спрашивал Ала, хочет ли он пойти, но Джинни упомянула тебя, и он даже думать не стал. — Гарри пожал плечами. — Чем ты займешься? — По планам прополка и уборка в курятнике. Ещё мы можем устроить пикник на пастбище. В прошлый раз он попросил меня почитать «Там, где живут чудовища» и «Бельчонок-трусишка». Я думаю, потом мы попробуем пройти к лесу. — Ох, — Гарри поправил очки и посмотрел на неё, прислонившись к кухонному острову. — На этой неделе он сказал, что готов попробовать снова. Дай мне знать, если получится, хорошо? Он только об этом и говорил в последнее время. — Конечно, — после минутного колебания Гермиона одарила лучшего друга понимающим взглядом, скрестив руки на груди. — Как дела с Малфоем? Вопрос заставил его вздохнуть, несмотря на то, что с момента их разговора в его офисе прошло чуть больше недели. Она не могла понять, был его ответ хорошим или нет. — Всё идет не так уж плохо, если ты об этом. Мы начали потихоньку тренировать вместе команды «Г» и «Д». Немного рассказали Гестии, чтобы она могла нас прикрыть. Малфой нашёл комнату для тренировок и наложил просто гору защитных чар. Всё правда идет хорошо. Малфой, он… — Гарри нахмурился, не желая развивать это направление мыслей. — Мы запланировали встречу с командой «В» на понедельник. — Тогда почему такой вздох? — Потому что это Малфой, — Гермиона прекрасно понимала заявление Гарри. — Он озадачивает. — Такой уж он. Гарри помолчал. — Но стоит сказать, что в последнее время его намного легче терпеть, чем обычно. К тому же он не так уж и плох в роли учителя. Но по какой-то причине мне всё ещё хочется проклясть его — и не раз. — Естественная реакция, — Гермиона с притворным сочувствием похлопала его по плечу. — Ну, ну. Возвести новый мост — не самое простое дело. Такое не делается за неделю-две парой положительных разговоров. Для этого потребуется время и сознательные усилия от них обоих. Гермиона понятия не имела, как долго это займет и придется ли продолжать попытки даже после работы по искоренению угрозы Пожирателей Смерти. Она решила перестать строить предположения и обращать на это внимание. — Что ж, я просто рада, что могла помочь, — она прочистила горло и осторожно подошла к теме, которая её интересовала. — Как он себя чувствовал последние… ну, неделю или около того? — С ним что-то не так, но я не могу сказать, что именно, — он странно посмотрел на неё. — Почему ты спрашиваешь? — Просто так, — это была неубедительная ложь, и Гарри явно не поверил. Он скрестил руки, и она решила надавить сильнее. Почему нет? Она уже вела себя подозрительно. — Он сказал мне, что ночами прочёсывает Уэльс… Брови Гарри скрылись за чёлкой. — Он сказал это тебе? — Да. Он посмотрел на неё неожиданно оценивающим взглядом, но Гарри не Тео и даже не Малфой, поэтому она спокойно смотрела в ответ, пока он не пожал плечами. — Он сам вызвался разобраться с ними. Оперативная группа… — он вздохнул и потер лицо рукой. — Малфой пытается организовать всех, прежде чем кого-нибудь убьют. Он считает, что поблизости есть укрытие, и, судя по количеству пойманных в последнее время мелких Пожирателей Смерти, я думаю, что он прав. Мы должны были доложить Визенгамоту, но все совещания по вопросам безопасности были приостановлены, потому что Тиберий ходит по каждому отделу и расспрашивает людей об оппозиции. — Оппозиция? Уже определились с названием? — Понятия не имею. Я не должен ничего знать. — Тогда откуда ты знаешь это? Гарри улыбнулся, и они оба рассмеялись — это продлилось недолго. Когда её лучший друг провел пальцами по своим растрепанным волосам, Гермионе стало очевидно, что он пытается подойти к теме, в которой не был уверен, и она смело взглянула на него, призывая к решимости. — В тот день в моем офисе… — Что? — Он, наверное, впервые так много говорил с тех пор, как мы поймали Руквуда. Обычно это всегда односторонний разговор: он ненавидит все мои идеи, но не предлагает никаких обоснований своим. Чистокровный и специалист по защитным чарам в одном флаконе? Я бы понял, если бы он сказал об этом. И мог бы даже согласиться! Это правда. У них было много сложностей в общении, которые во многом основывались на их фундаментальных различиях, что уж говорить об их истории. — Не оправдываю его, но чего ты ожидал? Разве вы не начали ругаться с ним с первой недели совместной работы? Гарри выглядел слегка пристыженным. — Да, но… — Такое случается, — Гермиона небрежно пожала плечами. — Не твой лучший момент, но и Малфой не стал огромным придурком после этого. Давай назовем это ничьей — начни сначала. Оставь всё в прошлом. Это всё, что ты можешь сделать, если действительно желаешь успешного сотрудничества. Я знаю, что вы оба хотите избавиться от Пожирателей Смерти. Я тоже. Они слишком близко, чтобы не переживать, особенно это касается детей. — А угроз тебе недостаточно, чтобы переживать? Тео сказал, что за последний месяц были ещё две попытки разрушить защитные чары. Ну конечно, Тео рассказал об этом. Гарри взглянул на неё, и Гермиона сжала губы в тонкую линию. — Меня раздражает тот факт, что вы с Тео обсуждаете меня за моей спиной. — Если тебе нужны подробности, то это обычно происходит за… — Гермиона пихнула его в плечо, отчего он только рассмеялся. — Не веди себя так, будто сама не используешь Делорис для слежки за мной. — Дело совсем не в этом. — Именно в этом. Меня волнуют не только угрозы в отношении моих детей, они слишком близко подбираются и к тебе… — Я могу защитить себя. А Джеймс, Ал и Лили — они не могут. Вероятно, Малфой думает о том же, отсюда и его пристальное внимание к безопасности. — Ты права, — Гарри потёр шею сзади, снова тяжело вздохнув. — Теперь вы оба на одной стороне, и у вас общий враг, — напомнила она ему, встав ближе. — Я не прошу тебя с ним подружиться, но между вами больше повода для сотрудничества, чем для войны. Вы оба отцы, у вас свои семьи, которые сталкиваются с одной и той же угрозой. Я не знаю подробностей отношения Малфоя к Пожирателям или деталей произошедшего во Франции, но из того немногого, что мне известно, ясно одно — ему было непросто. И я знаю всё, что касается Молли и детей… это было сложно для всех. Если Малфой параноик до такой степени, чтобы работать бесплатно, лишь бы сделать хоть что-то, то я просто… — Тебе действительно следовало занять должность Координатора, до того как её предложили Малфою, — Гарри искоса взглянул на нее. — Жизнь была бы проще. Гермиона закатила глаза, мягко стукнув его по плечу. — Ты бы просто предпочел работать со мной вместо Малфоя. Не отрицай. — Верно, но к тому же у тебя бы получалось. Тебе удается смотреть на конфликт с обеих сторон. Гермиона пожала плечами. — Возможно, но я не всегда права, и у меня не всегда есть правильный ответ. У меня своя точка зрения, и я всегда её выскажу. С учетом этого, думаю, так даже лучше, что я с тобой не работаю. — Даже так? — Гарри поднял брови над оправой очков. — Определённо, — она вспомнила свой разговор с Тео. — Я не представляю для тебя вызов — мы через столько всего прошли вместе, и наши взгляды слишком схожи. И обычно мы согласны по многим вопросам, а если нет — нам всё равно удаётся найти общий язык. Малфой — другая перспектива. И он, Гарри, твой вызов. На самом деле, Малфой — вызов для них обоих. От этой мысли Гермиона нахмурилась. Между тем насмешка Гарри была одновременно скептической и раздражённой, но он явно отнесся к этому, как к забаве. — Вызов? Ты его недооцениваешь. Она тихо усмехнулась. — Может быть, но Тео сказал кое-что, что заставило меня задуматься. В процессе работы с его матерью — и, соответственно, с ним — я поняла, что, возможно, иногда нам нужно бросать вызов, чтобы развиваться как личность. Именно так мы учимся, и именно так ты докажешь любому, кто сомневается, что ты можешь быть способным лидером. Они погрузились в приятную тишину; Гарри задумался, а она прислушалась к шуму воды — Ал любил играть в раковине, пока мыл руки. Она бы дала ему ещё минуту. — Ты права, — он глубоко вздохнул. — Дашь какой-нибудь совет для ситуации с Малфоем? — Я не знаю, как его понять… — в ответ на удивлённое лицо её лучшего друга — ведь она всегда понимала большинство людей и их мотивы — она подняла руку. — Нет, правда, не понимаю. Подумай хорошенько. Не похоже, что он может быть открытым. Я имею в виду, согласись, тебе пришлось практически следовать за ним по пятам в Хогвартсе, чтобы хоть что-то узнать. Что заставляет тебя полагать, что он сейчас другой? Мы знаем о нём даже меньше, чем тогда. Гарри пожал плечами, явно не стыдясь своих прошлых поступков. Она не могла отрицать, что у него были свои причины — неважно, правильные или нет. Но выражение его лица на мгновение изменилось — она увидела любопытство в зеленых глазах напротив. Гарри даже не старался скрыть свой скептицизм. — Неужели? Ты неплохо с ним справилась в моём кабинете. Он действительно слушал тебя, вместо того чтобы назвать идиоткой. Гермиона усмехнулась, пренебрежительно закатив глаза. — Судя по тому немногому, что Малфой обо мне знает, даже он не смог бы искренне посчитать меня идиоткой. В каком угодно масштабе. Гарри засмеялся и запрокинул голову назад. Гермиона не сдержала улыбку в ответ. — Это правда, — кривая ухмылка Гарри напомнила ей об Альбусе — тот улыбался точно так же, когда находил что-то одновременно удивительное и забавное. — Если это что-то и значит, я думаю, что и он пытается понять тебя — и он в тупике. Гермиона едва не съязвила в ответ — его заявление шокировало. Вспышка незнакомого тепла промчалась по её венам, но единственная реакция, которую она себе позволила, — просто потереть шею. — Что заставило тебя так думать? — Он наблюдает за тобой, — Гарри, пожав плечами, взглянул на часы, когда они оба услышали приближающиеся шаги Ала. — Малфой всегда наблюдает. — Да, но он как будто ждет, что ты скажешь что-то не то, что не соответствует действительности или с чем он не согласен. В любом случае, мне уже пора. Я оставил завтрак на Джинни. Джеймс и Лили спорили, кто из них получит последний сок. Это означало, что Джинни собиралась обрушить все их надежды и выпить всё самой. Прямо на их глазах. Она назвала бы это искусством компромисса. И Гарри, скорее всего, дома встретят обиженные дети и жена, чрезвычайно гордая собой. — Кто-то из нас вернется за ним позже. — Не торопитесь, — Гермиона отмахнулась от него, а в это время наверху появился Ал, схватившись за перила. На майке виднелись мокрые пятна — доказательство того, что он плескался в раковине. Гермиона усмехнулась про себя, когда подошла к холодильнику, чтобы достать яйца, бекон и яблоки, которые Невилл принес на прошлых выходных. Она заглянула в зачарованную хлебницу и достала неначатую буханку, которую испекла накануне — хлеб был совсем свежий. Тем временем Гарри магией высушил майку Ала, прежде чем опуститься на колени и обнять его на прощание. Альбус, в отличие от Джеймса, никогда не убегал от проявлений нежности. Мальчик только улыбнулся, когда Гарри поцеловал его в лоб. И это было чудесно. Гарри никогда не смущался показывать Альбусу — или любому из его детей —родительскую любовь, которой он сам был лишен в детстве. — Хорошо вам провести время. — Так и будет, пап! Гарри не успел зайти в камин, как Альбус вернулся к Гермионе. Он прихватил из ванной табуретку, чтобы дотянуться до столешницы и помочь разбить яйца. — Помнишь, как показывала? — Гермиона поставила перед ним миску и призвала вилку. Мальчик нетерпеливо кивнул в ответ. — У меня получится. Конечно, получится. Она не сомневалась в этом. Помимо свойственных ему страхов и настороженности по отношению к незнакомцам, Ал был независим (это он унаследовал от своего отца) и к тому же невероятно упрям — наследство обоих родителей. Когда Гермиона протянула ему яйцо, она стояла позади него, не надзирая, а наблюдая, как он осторожно постучал им по краю столешницы. Именно так она и показывала. Затем он разделил половинки над миской. Немного неуклюже — ей пришлось достать несколько упавших скорлупок, — но он сделал всё правильно. Гермиона воспользовалась моментом, чтобы отпраздновать маленькую победу, позволив ему разбить второе яйцо. И третье.***
Вскоре они с Альбусом завтракали за столом в оранжерее, наслаждаясь медленно ползущим по утреннему небу солнцем. К тому времени мальчик превратился в свой привычный комочек энергии и стоял на коленях в кресле, потому что так ему было легче дотянуться. Вилкой он пользовался в основном неумело, слизывая варенье с пальцев и пачкая лицо. Между укусами, а иногда и во время них, он болтал о каждом значимом событии своей недели. А это была практически каждая секунда любого дня. Гермиона слушала, пока ела, улыбаясь, когда он рассказывал ей о чём-то хорошем, задавала вопросы, от которых всё его лицо озарялось, и старалась выглядеть заинтересованной, хотя понятия не имела, о чём он говорит в моменты, когда мальчик тараторил с бешеной энергией. — Можно мне сегодня поиграть с цыплятами? — Альбус допил яблочный сок, облизнув губы. Он уже почти закончил есть, оставалось ещё немного. Вокруг рта у него образовалось липкое месиво, но выглядел он довольным собой. Она не стала беспокоить его. Пока что. — Что ж, тебе повезло, — его глаза расширились от едва скрываемого волнения. — Мне нужно убрать в курятнике, так что тебе придётся кормить цыплят, пока я работаю, хорошо? — Хорошо. — После того, как закончим, мы сможем прополоть сад и полить растения в теплице. Как тебе это? — Здорово! — Альбус улыбнулся, потянувшись левой рукой за вилкой. — Итак, когда доешь, ты должен вымыть лицо и руки, после чего мы сможем приступить к работе, ладно? — Ладно! Гермиона встала, забирая свою тарелку и чашку. — Не забудь принести свою, когда закончишь. — Не забуду! — Ал засиял, продолжая доедать свою порцию. Он уронил кусочек яйца на рубашку, поднял его и съел. Мальчишки. Как именно Джинни поддерживает чистоту их с Джеймсом одежды, она понятия не имела, но, по всей видимости, для этого требовалось немалое количество магии. Покачав головой и посмеявшись над тем, как он слизывает джем с тоста, а не ест всё вместе, Гермиона бросила на него последний долгий взгляд, после чего оставила его с удовольствием доедать свой завтрак. Много времени это не заняло. К тому моменту, когда она убирала свою чашку, в дом вошёл Ал, балансируя тарелками с завтраком. Она хотела помочь ему, но он настоял на том, что может сделать всё сам. И она позволила ему это, подвинув его маленькую табуретку к раковине, чтобы он мог самостоятельно помыть посуду. Гермиона попросила его вымыть руки, пока она смачивала тёплой водой чистое кухонное полотенце, чтобы вытереть ему лицо. Естественно, Ал ворчал и жаловался, но был вполне добродушен, когда она сказала ему, что насекомые съедят его, если он выйдет на улицу липким и сладким. Убрав чистую посуду, Гермиона переплела руки вместе и захихикала, когда он сделал то же самое. — Итак, чем займёмся сначала? Пятилетний ребёнок вскинул руки вверх. — Цыплятами! Так они и поступили. Гермиона никогда не собиралась заводить кур, но ещё в январе, когда волшебник предложил обменять трёх только что вылупившихся цыплят на оставшиеся овощи, которые она принесла на рынок в Годрикову Впадину, Гермиона не смогла отказаться от идеи ежедневно наслаждаться свежими яйцами. Ей не требовалось ни много, ни мало. Да и вообще, что тут сложного? Знаменитые последние слова. Для ярчайшей ведьмы своего поколения выведение птенцов оказалось куда более трудной задачей, чем она ожидала. В процессе она допустила не одну ошибку, но как только в конце февраля цыплята подросли, Невилл построил для них специальное место для выгула за пределами её сада, оборудовав его собственным курятником. Больше всех радовалась Пэнси, грозившаяся прекратить их дружбу из-за того, что она целый месяц держала цыплят в своей гостевой ванной под согревающими чарами, пока они росли. Они оградили курятник от холода, непогоды и хищников, и три курицы прекрасно себя чувствовали. Каждый из детей Гарри назвал по одному цыплёнку — Зазу, Яго и Пинк (в честь любимого цвета и слова Лили). На прошлой неделе Ал спросил, будут ли ещё цыплята, которых он сможет потискать. Ответ? Если только она не позаботится об этом. По крайней мере, не прямо сейчас. Гермиона вычистила маленький курятник и убрала беспорядок, застелив пол старыми Пророками и сеном и по взмаху палочки наполнив гнездо водой и свежим кормом. Тем временем Ал кормил цыплят объедками, которые она ему дала, он играл и разговаривал с ними, о чём только мог придумать, гуляя вдоль их ограды, а они послушно бегали за ним. Зрелище было восхитительным, особенно когда он садился, и все трое боролись за его внимание. А он просто любил их всех и выглядел безумно счастливым. Вскоре малыш им наскучил, и они принялись за еду, но к тому времени её задача была выполнена. — Тебе было весело? — спросила Гермиона, когда он подбежал к ней у ворот. Ал кивнул с задорной ухмылкой, выходя вслед за ней из загона. — Они такие большие! Гермиона вернулась в сад и помогла ему надеть перчатки, а затем надела свои. С небольшим напутствием они работали под лучами восходящего солнца. На улице было хорошо — идеальный день для прогулки, а Алу нравился свежий воздух. И выдёргивание сорняков. У него это превосходно получалось. — В следующий раз, — сказала ему Гермиона, пока они работали, — они будут чуточку больше. Ал ахнул. — Больше, чем я? — Нет, такого никогда не произойдёт, — заметив выражение облегчения на его лице, она постучала пальцем в перчатке по его носу, отчего он хихикнул, а затем сосредоточился на выдёргивании сорняков. Как она его и учила. Его маленькие руки в сочетании с мягкой от дождя землёй помогали ему добиться успеха. Когда он поднял сорняк, чтобы показать ей, что корень остался нетронутым, на его раскрасневшемся лице читалась чистая гордость. Она улыбнулась ему. — Хорошая работа, Ал! С помощью рук и небольшого количества магии они работали почти два часа, чтобы выполнить задание. Или она. В итоге Ал вернулся в загон для кур, чтобы побегать с ними, а потом плюхнулся на волшебный гамак и задремал на ветру. Когда она закончила, было уже за полдень, и Ал был готов к обеду. Но сперва он хотел проверить, созрели ли фрукты в теплице, чтобы их можно было съесть. К его разочарованию, это было не так. Она сделала сэндвичи, нарезала фрукты и упаковала чипсы в корзину для пикника, после чего взяла плед, солнцезащитные очки для них обоих и позволила Алу взять с собой книги, которые он хотел почитать. Он выбрал место в центре пастбища за её домом, чтобы они оказались под прямыми солнечными лучами. Они вместе расстелили разноцветное одеяло и сели, подобрав под себя ноги, чтобы пообедать. Ал болтал без умолку в перерывах между укусами — ему никогда не удавалось много говорить рядом с гораздо более громким Джеймсом или юной Лили. Здесь же у Ала был шанс высказаться. Гермиона наслаждалась теплом солнца, слушая его. Вскоре после этого они растянулись на одеяле с книгой в руках, чтобы солнце не слепило, даже невзирая на солнцезащитные очки. Ал прижался к Гермионе и положил голову ей на плечо, пока она в сотый раз читала ему «Там, где живут чудовища». Это была его любимая книга. — И чудовища издавали ужасные рычания, и скрежетали ужасными зубами, и закатывали ужасные глаза, и показывали ужасные когти. Как будто никогда не слышав этого раньше, Ал вздохнул и прикрыл глаза. — Ты хочешь, чтобы я остановилась? — Гермиона знала ответ. Маленький мальчик приоткрыл глаза достаточно, чтобы перевернуть страницу. — Нет. С легкой ухмылкой она продолжала читать, пока не закончила, и он не захлопал в свои маленькие ладошки. Она сидела так долго, что взяла вторую книгу и положила первую рядом с собой. Вторым выбором Ала была купленная ею для него книга под названием «Белка-трусишка». — Я никогда не покидаю своё ореховое дерево. Там слишком опасно. Я могу встретить микробов, ядовитый плющ или акул. В случае опасности я готова. У меня есть антибактериальное мыло, пластыри и парашют. Альбус, как всегда, хихикал во время чтения, и Гермиона решила, что надо прочитать ему вторую книгу из этой серии, чтобы помочь успокоить его страхи и преодолеть их один за другим. Начиная с первого. С самого большого. C леса. Должно быть, пока она читала, он собирался с духом, потому что, как только Гермиона закончила, Ал поднялся на ноги. — Теперь мы можем идти? — Конечно, любовь моя. Они оставили свои вещи на одеяле и пошли к краю леса, ветерок трепал их волосы, как всегда нетронутые расчёской. Ал, конечно же, молчал, как обычно, вложив свою маленькую ладонь в её, пока смело шёл вперёд, с решительно сжатым ртом. Гермиона никогда не заставляла его ходить на эти прогулки. Это была его инициатива. Вызов самому себе. Её чары распространялись на деревья, и Джеймс постоянно ходил в лес с Гарри и Лили. Альбус хотел быть настолько смелым, чтобы присоединиться к ним. И вот они шли всё ближе и ближе к источнику его страхов. Как всегда, за солнцезащитными очками Гермиона следила за ним больше, чем за солнечным днём и зеленью вокруг, улавливая тонкие сигналы, которые он подавал, и отмечая каждый пройдённый этап. Первая часть всегда была самой лёгкой, и он улыбался ей, прежде чем бежать вперёд. До того момента, когда он начинал немного нервничать. Тогда он ждал её. Протягивал ладонь, чтобы взять её за руку. Вскоре он отпускал её, чтобы нащупать указатель места их последней остановки и держался за него, пока лес приближался. Ал теперь шёл медленно, отставая настолько, что Гермиона замедлила шаг вместе с ним. — Всё хорошо, Ал, мы можем остановиться. — Я в порядке, — она услышала дрожь в его голосе. И всё же они пошли дальше, пройдя более сотни шагов мимо последнего отмеченного места, прежде чем Ал наконец сжал её руку и остановился. Он смотрел вверх на высокие деревья. Они были так близко, что она могла слышать звуки леса. Чувствовала его запах. Ал воткнул в мягкую землю маленький флажок «Пушек», который они использовали в качестве указателя — как напоминание о том, как далеко они зашли. Гермиона была полна гордости от его нового достижения, но сегодня он выглядел грустнее, чем обычно. И она догадывалась, почему. Разочарование. — Давай, садись, — Гермиона мягко потянула его вниз. Они оба сели на землю, как делали каждую субботу. Ал сидел лицом к ней и выглядел близким к тому, чтобы расплакаться, как никогда. От отчаяния. Приподняв пальцем его подбородок, Гермиона большим пальцем погладила раскрасневшуюся щёку и вытерла слезу, выскользнувшую из-под солнечных очков. — Ты справился блестяще, Альбус, — когда он печально пожал плечами, и ещё одна слеза недовольства упала, она сняла его солнцезащитные очки и заправила их в рубашку. Его губы дрожали, когда он старался не заплакать. — Ты ведь знаешь, что я считаю тебя храбрым? Надутое лицо Ала очаровательно скривилось. — Но мне страшно, а Джеймс говорит, что я ребёнок и… — Тебе страшно, но ты всё равно идёшь со мной. На мой взгляд, это делает тебя храбрым. Его глаза расширились в детском удивлении. — Правда? — Да! — Гермиона похлопала себя по коленям, и он заполз на них; мальчик был уже почти совсем большим. Когда-нибудь он станет взрослым для таких моментов, и это заставило её на мгновение взгрустнуть. Ностальгия. Но она отмахнулась от неё и убрала волосы с его лица, прежде чем заключить в утешительные объятия. Она почувствовала его маленькие руки вокруг себя и положила свой подбородок на его лоб, тихо говоря ему. — Ты храбрый, потому что тебе страшно, но ты продолжаешь идти. Ты никогда не сдаёшься. Это было действительно то, что она больше всего любила в Але: его решимость. Это так напоминало ей Гарри. — Мой папа говорит никогда не сдаваться, и я не сдамся. Нет, он не сдастся. Гермиона была уверена в этом больше, чем в чем-либо другом. Она молча гладила его по волосам, пока он переживал свои эмоции от неудачи. Когда Ал зашевелился, она спросила: — Когда мы доберёмся туда, что ты хочешь сделать в первую очередь? — Полазить по деревьям! — тот же ответ он давал каждый раз, и в этот раз прозвучал гораздо лучше, чем раньше. — Этим мы и займёмся. Твой папа и Невилл построят для тебя, Джеймса и Лили самый лучший домик на дереве. Я принесу вам бутерброды и сок, пока вы трое будете играть. — А что, если это не Джеймс или Лили? Гермиона нахмурилась в замешательстве. — С кем еще ты мог бы играть в своём домике на дереве? Альбус задумался на долгую минуту. — Я не знаю… с другом?***
Остаток дня пролетел слишком быстро, но Гермиона наслаждалась каждой секундой энергии, которую Альбус принёс в её дом. Его присутствие помогало ей сосредоточиться; оно держало в узде тревожные мысли о втором мальчике. Пока что. Она продолжала утреннее чтение у ручья перед домом, наблюдая, как он играет и плещется в лениво текущей воде, доходившей до колен джинсов, которые она закатала, пытаясь сохранить их сухими (ей это не удалось). Он был меньше занят собиранием камней — его больше интересовали попытки и неудачи поймать маленьких рыбок, которые избегали его любой ценой. К её ужасу, Альбус поймал маленькую лягушку и принёс её в дом. И потерял её. Потребовалось десять минут паники, прежде чем Гермиона нашла её, и вместе они отправили ту обратно домой, на природу. — Пока, мистер Лягушонок, — Ал с энтузиазмом помахал рукой, прыгая к кромке воды. Невиллу было бы весело. Гермиона провела остаток дня, проверяя его на знание названий растений, которым она научила его в прошлый раз, и рассказывая ему о некоторых новых. Ал был умным и, что ещё важнее, заинтересованным в обучении. Они работали над чтением, сложением и вычитанием, а также над школьными заданиями, которые давались ему с трудом. Она даже подошла к такой трудной теме, как школа. — Я никому не нравлюсь, — признался Альбус, пожав плечами, что выглядело настолько же непринужденно, насколько не было. Его глаза были грустными, в них блестели непролитые слёзы. Затем он прижался к ней на диване. — Я стараюсь. — Ты мне нравишься, и… — Гермиона запнулась, занятая свежими мыслями о Скорпиусе. Альбус с любопытством посмотрел на неё. Её улыбка была с оттенком грусти, как ему показалось. Он уставился на неё, терпеливо ожидая, когда она закончит. — Я знаю ещё одного мальчика, которому ты тоже понравишься. Это привлекло его внимание. — Правда? Друга? — Возможно, — Гермиона тяжело сглотнула. Зелёные глаза были сосредоточены на ней. Это так напомнило ей Скорпиуса, который хотел узнать больше о своём отце. Она прижалась к Альбусу чуть крепче и прислонилась щекой к его беспорядочным каштановым волосам. — Ты хочешь узнать о нём? — Да. Затем Альбус отодвинулся и повернулся к ней, а Гермиона постучала пальцем по подбородку. — Хм, ему пять, как и тебе, — лицо Ала расплылось в ухмылке, в то время как Гермиона пыталась вспомнить мелкие детали о Скорпиусе. Признаться, она не очень хорошо его знала. — Он любит книги. — Я тоже люблю книги! Взъерошив его волосы, Гермиона мягко улыбнулась. — Да, любишь, любовь моя. Но он тихий. Он не разговаривает. — Почему? — Я не знаю, — это был честный ответ, если не полный. Ал сохранял задумчивое молчание на несколько секунд дольше, чем она ожидала. Затем он кивнул, как будто принял решение. — Что такое? — Я могу быть его другом, — и в его глазах была та самая решимость. — О? Что ты знаешь о дружбе? — Нужно быть милым, делиться и… Мы можем теперь начать считать? Гермиона рассмеялась над резкой сменой темы. — Конечно, но почему так внезапно? Альбус покраснел. — Я хочу всё сделать правильно, чтобы показать своему новому другу. Бывали моменты, когда она испытывала благоговение перед Альбусом Поттером. Она не понимала, как кто-то может смеяться над таким добрым и отзывчивым человеком. Дети иногда были жестокими, но не Ал. Только не Ал. Поэтому Гермиона считала с ним до двадцати на французском и немецком языках — то, чему он научился в детском саду, который ненавидел, — и даже позволила ему выбрать фильм для просмотра. Впрочем, это не имело значения: Ал уснул еще до начала титров, вымотавшись за день. Гарри вернулся за ним как раз тогда, когда Гермиона закончила готовить ему угощение на следующий день. Его любимое лакомство: лимонный пирог с клубникой. Она приготовила столько, чтобы он мог поделиться с братом и сестрой, но она была уверена, что ему хватит и этого. — Как он? — спросил Гарри, прокравшись мимо сына. Телевизор в углу комнаты рядом с камином был приглушен, а Ал всё ещё лежал под одеялом, которым она накрыла его ранее. — Как всегда, отлично. Сегодня мы прошли дальше. — Да? — гордая улыбка Гарри так сильно напомнила ей Ала. Она кивнула и передала ему контейнер с тортом. — Да, чуть больше ста шагов. Это, наверное, самый большой прорыв, который он сделал с тех пор, как начал, но он разочарован в себе, — Гермиона сделала паузу. — Мне нужно с тобой кое о чем поговорить, — что заставило Гарри стать серьёзным. — Не об Але, он замечательный, но… Я думаю, у меня есть решение твоей проблемы с социализацией. — О? — Тебе это не понравится, — Гермиона посмотрела на спящую фигурку. — Но я думаю, что ему нужно более уединённое пространство, чтобы встретиться с другом. Один на один. Это может повысить его уверенность в себе. И у меня есть предложение. Затем она улыбнулась. Подозрение Гарри стало осязаемым. — Гермиона, в последний раз, когда ты так выглядела, я оказался на драконе-альбиносе. Что было невероятно справедливо. — Но разве ты умер? Гарри вздрогнул. — То есть, технически… — затем он оглядел комнату, чтобы проигнорировать вполне заслуженный взгляд, который он заработал от неё. Наконец, его согласие было выражено вздохом. — Хорошо, кто это? — Сын Малфоя, его ровесник. Его удивление было настолько драматичным, что выглядело комично. — Так вот почему ты испекла торт? Джинни сказала, что ты испекла грустный пирог, когда я взял Ала в планетарий. — Частично, и он не был совсем грустным, он был с черникой. Любимый пирог Лили, — Гарри ещё больше прищурился. — Я уже знаю, что ты собираешься сказать, но ты выслушал мои аргументы. Я думаю, это может быть хорошей идеей. Гарри провёл рукой по волосам три раза, затем хмыкнул. — Слушай, Дин уже сказал, что он сильно отличается от Малфоя, и это прекрасно. Ладно, я не собираюсь отказываться, потому что его отец — придурок, который за последнюю неделю решил стать терпимее. Но неужели ты думаешь, что кто-то из нас переживёт встречу наших детей? А тем более её планирование? Нет, но она отдала бы все галлеоны из своего хранилища, только чтобы стать свидетелем этого разговора. Гермиона едва сдерживала веселье при виде этой мысленной картины. — Ал уже взволнован. Если это вообще возможно, Гарри выглядел ещё более напряжённым. — О, Мерлин! Я обречён. — Ты драматизируешь, — Гермиона слишком широко улыбнулась, но, по всей вероятности, он был прав. Как только Ал за что-то зацепился, он никогда не позволит никому об этом забыть. — Я могу стать принимающей стороной? Взгляд, которым он одарил её, был в лучшем случае страдальческим. — Я не обещаю, что всё будет быстро, но я обсужу это с Джин, а потом, полагаю, обращусь к Малфою, — он выглядел так, словно предпочёл бы выпить магму из ядра Земли. — Если это случится, тебе придётся остаться. Гермиона только рассмеялась. — Не угрожай мне хорошим времяпрепровождением.***
Когда Гермиона вышла из камина, было чуть позже девяти — слишком поздно, чтобы считать это время вечером, но слишком рано, чтобы называть его ночью, — странное безымянное время между этими периодами. Факт того, что она оказалась в доме Малфоев в столь поздний час, уже давно перестал удивлять её, но настоящим сюрпризом было то, что сейчас всё выглядело точно так же, как и в пять утра. Холодно. Пусто. Тихо. Без характера и индивидуальности. Это был не дом. Просто кирпич и дерево, скреплённые гвоздями и штукатуркой, возведённые в неплохо обставленное жилище, хотя и разобщённое. И эту истину было легче игнорировать ранним утром. Легче не обращать внимания на отсутствие индивидуальности, предпочитая ставить чайник и готовить, пока Малфой служил отвлекающим манёвром в очках. Легче не обращать внимания на однообразные стены, пока Нарцисса жаловалась на каждый приём пищи, одновременно наслаждаясь едой, даже в моменты раздражения, когда она была вспыльчива, когда она смотрела в пустоту. Ещё легче было не обращать внимания на слишком стерильный дом, когда Скорпиус ждал, пока она переставляла свой бокал справа налево, и наблюдал за ней, пока она не махала на прощание, словно это что-то значило для него. Потому что для неё это начинало значить больше. В этих моментах была жизнь. Надежда. Она никогда не видела её в моменте, слишком поглощённая анализом и действиями, но знала, что даже во тьме надежду можно найти, где угодно. Она просто должна была искать её. И продолжать находить каждый день, в каждом действии. То же самое относилось и к её собственной жизни. К её собственной борьбе. И Гермиона именно так и поступила с Малфоями, обнаружив в самых необычных местах нити надежды, тянущиеся к ней. Это вдохнуло новую жизнь в её дух и укрепило её кости. Но было что-то и в надежде, которую давало исцеление. Оно облегчало жизнь Гермионы, нуждавшейся в тех крошечных крупицах надежды, которые она обретала в такие моменты. Без надежды не было решимости. Без решимости не было ничего. А без ничего ей было бы очень, очень трудно работать. Ничто не давало Нарциссе вдохновения, нужного для борьбы за достижение своих целей. Неважно, насколько Гермиона была не согласна с некоторыми из них. Не ей было судить, и поэтому она упорствовала. Пусть искалеченную и едва различимую, Гермиона держалась за каждую ниточку надежды, чтобы взглянуть за мрачное горе, за одиночество и боль, за проблемы семьи. Проблемы, которые текли подобно реке: всё дальше и дальше в поисках моря, которое она так и не обнаружила. Она лишь собирала осадок, который медленно мутил воды её ощущений, и эти воды можно было очистить, лишь взглянув на них сквозь призму разделявшего их расстояния. Гермиона со вздохом оглядела пустую комнату. Сегодня ночью она казалась особенно холодной и одинокой. Этого было достаточно, чтобы Гермиона направилась в сторону покоев Нарциссы. Прежде чем она постучала, её внимание привлёк свет в дальнем конце коридора. Кабинет Малфоя. Свет означал, что дверь была открыта. Он был дома, и то, что она сочла это странным, заставило её внутренне содрогнуться. Гермиона намеревалась не обращать внимания ни на это, ни на него. Она планировала постучать в дверь Нарциссы и войти в комнату Китинг. Но, как это часто случалось, любопытство взяло верх. Осторожно ступая, она старалась не слишком громко стучать по скрипучему дереву. Странное чувство сопровождало её, нарастая с каждым шагом по тускло освещённому коридору, прижимая её к пустой стене. Её разум закружился в предвкушении того, что она могла увидеть, в голове прокручивались десятки сценариев. Малфой в очках работает. Или читает. Или хмурится, готовясь захлопнуть дверь перед её носом. Может быть, он будет говорить. Или спорить. Или даже не посмотрит вверх, когда будет сгибать пальцы, необходимые для заклинания закрытия двери. С ним было возможно всё, что угодно, поэтому Гермиона приготовилась к любому развитию событий. В итоге реальность оказалась иной, чем она предполагала. То, с чем она столкнулась, было умопомрачительно обычным зрелищем, но оно всё же смогло перечеркнуть все её представления о нём. Малфой стоял возле кресла перед своим столом, обращённым к двери, подперев рукой подбородок. Его изумрудный перстень выделялся на фоне чёрной одежды. Выражение лица было хмурым — не сердитым, — но в нём чувствовалась какая-то нерешительность, что заставило Гермиону задуматься. Она привыкла видеть поверхностные эмоции холодного раздражения и защиты в сочетании с уверенностью и той маленькой нераспознаваемой частичкой его личности, которая вызывала у неё желание дать ему пощёчину. Но это пустое выражение сомнения? Нерешительности? Это было что-то новое. Малфой выглядел так, словно пытался изучать арифмантику без единого пергамента — невозможный подвиг. И когда Гермиона подошла ближе, когда она перестала фокусироваться на нем и повернулась, чтобы посмотреть, что заставило его остановиться, она наконец заметила, что — нет, кто — было причиной этого выражения. Скорпиус. Одетый в пижаму темно-синего цвета с золотыми снитчами, он неловко заснул в огромном кресле, подтянув колени к груди и раскрыв знакомый словарь со смятыми страницами, небрежно прижатый к подушке. Гермиона молча посмотрела на его босые ноги, заметив, что одна подогнута под другую. Наверное, ему было холодно. Его маленькая головка прислонилась к подушке, волосы были растрёпаны, а большой палец зажат во рту. Казалось, он мирно спит, но выглядел он неловко, несмотря на то, что был достаточно очаровательным, чтобы заставить Гермиону улыбнуться. У детей была привычка засыпать где угодно. Оставит ли Малфой его здесь? Наверное, нет. Малфой медленно и осторожно высвободил словарь из хватки сына, замерев, когда Скорпиус сдвинулся во сне, обхватив себя второй рукой. Прошло несколько секунд, прежде чем Скорпиус снова успокоился. Малфой, казалось, просчитывал каждое движение, прежде чем сделать его. Он тихо закрыл книгу и положил её на стол, не издав ни звука. Покончив с этим, он поправил очки и вернулся в то состояние, в котором застала его Гермиона. Рука на подбородке, рот сжат, брови нахмурены. Задумчивый. Он сосредоточился на Скорпиусе, как на кроссворде. Затем переместился. Только теперь, когда книга исчезла, он не был так уверен в себе и не имел чёткого плана. Гермиона наблюдала, как он тянется, делает паузу, снова движется к Скорпиусу, потом колеблется. Это было похоже на танец размышлений, неуверенности, в котором Малфой не рисковал подойти слишком близко, но и не отступал слишком далеко. То, что он пытался сделать, осенило Гермиону так внезапно, что она почувствовала себя глупо, не поняв этого с самого начала. Малфой пытался быть осторожным. Пытался составить план, рассчитать и решить одну проблему. Его единственную проблему. Как он мог поднять Скорпиуса, не разбудив? И это было уморительно… обыденно. И странно. И… удручающе человечно. Гермиона прикусила губу, пытаясь отогнать массу реакций, которые смешались, перетекли в шокированное веселье, а затем испарились. В данный момент она находилась в реальности, где стала свидетелем того, что ни для кого другого не было бы личным моментом. Но Драко Малфой не был никем. Вокруг него была стена, которая не пускала никого — толстая стена, построенная и укреплённая годами обязательств. Видеть, как он неловко пытается понять, как поднять своего спящего сына, было похоже на вторжение в частную жизнь, на шаг за иную черту. Она приблизилась к буре Малфоев, а затем бросилась в самый её омут. Не самый продуманный и не самый мудрый шаг. Вместо того, чтобы ждать, пока он заметит её, она решила оставить Малфоя на произвол судьбы. Но не двигалась. По крайней мере, не настолько быстро, чтобы не услышать его вздоха, перед тем как пригнуться к стулу. С медлительностью, отдающей нервозностью, он нерешительно смахнул со лба Скорпиуса начёсанную светлую чёлку одним движением, которое не выполнило своей задачи. Это не должно было заставить её пульс участиться. Но заставило. Это было нормальное действие, рассуждала Гермиона. Малфой был его отцом. Это было просто… по-другому. За исключением улыбающейся фотографии на его столе, она никогда не видела его более мягкой стороны; она сомневалась, что многие видели. Спящий ребёнок служил инструментом, который сглаживал его грани. Это было… Гермиона разжала руки, не понимая, насколько напряжённой и скованной она стала, пока не отвела взгляд, чтобы сделать первые шаги по направлению к комнате Нарциссы. Выдохнув, она провела рукой по волосам. Затем она сделала второй вдох. Третий и четвёртый. Гермиона постучала в дверь, и Китинг почти сразу же открыла её. Заставив себя отогнать все мысли о Малфое, Скорпиусе и надоедливой мысли в глубине сознания, она сосредоточилась на задаче. Вскоре после осмотра и уточнения она обнаружила, что просматривает записи, которые уже сделала Китинг, замечая такие слова, как галлюцинации и беспокойные ноги. — Как она себя чувствует сегодня? — Уснула не более часа назад после перевозбуждения, которое вызвал Драко, — женщина покачала головой, наклонившись, чтобы посплетничать, что означало, что ей было комфортно. Она была права: Китинг не станет проблемой. — Очевидно, он отказался от второго брачного свидания с ведьмой, которая ей нравилась. Он довёл её до ужасного состояния, потому что не хотел говорить, что ему в ней не нравится. — Интересно, — Гермиона вернула мысли в нужное русло. — Как она перенесла вечернее зелье? — Несмотря на то, что ей не нравится его вкус, она приняла его хорошо, — со вкусом ничего нельзя было поделать. — Хотите посмотреть её показатели за день? Она выглядит здоровой, прямо на той базовой линии, где и она должна быть, как вы предполагали. Китинг повернулась, чтобы забрать руководство по уходу, разработанное Гермионой, но та протянула руку и опустила её на руку женщины. — Не нужно, у меня в кабинете есть главный пергамент. Сегодня вечером я зашла, только чтобы проверить, как дела, и посмотреть, как вы устроились. Ночи даются нелегко, — Гермиона откашлялась. — Я не могла не взглянуть на ваши записи. Галлюцинации? У нее был приступ? — О, — Китинг сделала небольшой жест, как будто ей было трудно объяснить. — Нет, это не так. Мы с Сакс договорились о таком графике, потому что я лучше справляюсь с ней, когда у неё случаются галлюцинации, а это чаще происходит ночью, согласно исследованиям, которые вы включили в руководство по уходу… а также из опыта, — она, по крайней мере, прочитала эту часть, что было приятно осознавать. Это утешало, потому что ночи были трудными для Нарциссы — и для неё тоже. — Это правда, да, но почему вы это записали? — Я была рядом с Нарциссой довольно долго, чтобы знать, когда она видит что-то, чего не должна видеть, — это была ценная информация, которой Гермиона практически не владела. — Это не всегда происходит в рамках её приступов, которые, как вы знаете, очень интенсивны, — Гермиона согласилась, устало кивнув. — Обычно галлюцинации её не волнуют, но, когда она видит что-то тревожное, тогда я наблюдаю более драматичные приступы. Вы не знаете, не сбегала ли она ещё? — Она всё время с охраной, когда выходит из дома. Они мне ничего не сообщали. — Хорошо, — Китинг облегчённо вздохнула. — Нарцисса уходила несколько раз за последний год, и я не знаю, что послужило толчком к этому. Найти её почти невозможно, но Драко всегда удаётся. Верно подмечено. — А, что касается её скитаний, то спусковым крючком может быть что угодно, — даже при магловской форме болезни её тяжесть и течение зависели от конкретного человека и могли меняться после установления исходного уровня, это Гермиона запомнила из обширной литературы. Она вбила эту информацию в свой мозг. — Как вы определяете, что у неё галлюцинации? — В основном она смотрит куда-то в сторону. Как будто видит кого-то, кто сидит рядом с ней. По крайней мере, так я могла сказать до того, как она поняла, что замечаю такие вещи. Сейчас она скрывает это гораздо лучше. Гермиона сложила руки и посмотрела через плечо Китинг на закрытую дверь, где Нарцисса готовилась ко сну. — Зачем ей это скрывать? — Я думаю, тот, кого она видит, успокаивает её. Находить утешение в галлюцинациях было тревожно, но поскольку это не беспокоило Нарциссу, она даже не стала об этом говорить. — Вы также отметили беспокойный сон? Её вечерние зелья предназначены для борьбы с этим. — Да, но я наблюдала за ней, пока она спала, незадолго до вашего прихода и заметила, что, хотя её показания говорят, что она погружается в глубокий сон, она ворочается и ворочается, спит беспокойно. Я буду наблюдать за ней в течение ночи и делать записи. Её заявление было верным, показания могут сказать многое. В уходе был человеческий фактор, который Гермиона не могла выполнять сама изо дня в день. Это просто не работало. — Вам пора домой, мисс Грейнджер, — Китинг одарила её строгой улыбкой. — Вы не работаете по выходным, но трудитесь до изнурения в течение недели: варите, исследуете, следите за её состоянием и готовите еду. Я знаю, что вы не привыкли к помощи, но это наша работа — справляться с промежуточными делами. Идите и наслаждайтесь остатком своих выходных. Наши еженедельные собрания проходят по понедельникам, верно? Гермиона была слегка озадачена. — Ах, да. Хорошо, спасибо. Доброй ночи. — Вам тоже. Не обращая внимания на возможное столкновение с Сакс, она была рада, что у неё есть команда паллиативной помощи — это изменило её первоначальное мнение по этому вопросу. Но время и опыт показали, что случай Нарциссы был сложным и постоянно меняющимся. Уход за больной — это нечто большее, чем один человек. Это требовало такой командной работы, какой Гермиона никогда не видела в других заданиях. Возможно, изменение обычного положения вещей не будет таким уж ужасным. Они уже предоставили другую точку зрения, больше информации и свежий взгляд. Всё, что нужно для наведения метафорических мостов. Когда Гермиона с тихим щелчком закрыла за собой дверь, её глаза машинально устремились туда, где свет привлёк её внимание уже во второй раз. Нет. Это действительно было не её дело. На сегодня здесь всё закончено. Закончила работать. Ну, вроде того. Она направлялась домой, чтобы подготовиться к завтрашней варке волчьего аконита для пациентов Падмы, но в целом её работа у Малфоев была закончена. Гермиона повторяла это снова и снова, делая шаг за шагом прочь от света, взывавшего к её любопытству… Нет. Гермиона прошла весь путь до камина, держа руку на чаше с порохом и полностью решив (хоть раз в своей чёртовой жизни) не быть такой чертовски любопытной, и… — Ты не должна была быть здесь сегодня, — сказал кто-то — ладно, не кто-то: Малфой сказал позади неё низким голосом, который прозвучал как раскат грома. Она узнала его голос, как узнавала большинство вещей после учёбы. Но это не имело значения. Она не слышала его приближения, поэтому тот факт, что он вдруг оказался рядом, так сильно испугал Гермиону, что она сбила чашу с порохом. Та разбилась вдребезги. Одним быстрым движением она развернулась, приготовилась к бегству и… И тут огонь погас. Как по волшебству. Почему? Потому что в его объятиях был Скорпиус, и он спал. Гермиона подумала, не собирается ли он идти дальше, чтобы она могла спокойно уйти, но время неловко продолжало тянуться, пока она разглядывала открывшееся перед ней зрелище. То ли из-за того, что он выглядел уставшим, то ли потому, что просто не привык к этому действию, она не знала, но Малфой выглядел невероятно скованным, когда держал его на руках. Одна ладонь лежала на спине сына, другая — под его попой. Голова Скорпиуса уютно устроилась в изгибе шеи Малфоя, отвернувшись от него, пока он спал. Гермиона не могла сказать, было ли видимое напряжение, спадающее с Малфоя, связано с тем, что Скорпиус был тяжёлым, или с тем, что она была рядом. Может, и то, и другое? Молчание быстро теряло свою силу. — Я просто… — она замялась и повернулась, чтобы починить разбитую чашу для пороха. Сделав это, Гермиона поставила её на место и медленно повернулась к мужчине, который всё ещё ждал. — Я… Скорпиус повернул голову, выдохнув слово, которое изменило весь ход ночи Гермионы. — Мама. Гермиона, наверное, снова разбила бы чашу, если бы не держала её так крепко, потому что она вздрогнула от звука его мягкого бормочущего голоса. Малфой смотрел на своего сына так пристально, как только мог, смущённый больше, чем когда-либо. Она почти не дышала, пытаясь восстановить контроль над своим колотящимся сердцем. — Он только что… — Нет. — Мамочка. Её вдох был громким в пустой комнате, но она ничего не могла с этим поделать. Резкий удар боли ощущался, как нож в животе. Она ещё больше напряглась, когда услышала болезненный, захлёбывающийся всхлип мальчика. Никаких слез. Ему снился сон. Как бы она ни старалась, Гермиона не могла сдержать боль в сердце. Она сосредоточилась на мальчике, смутно различив звук падения сумки и палочки на пол, но уже не обращая внимания ни на то, ни на другое, медленно и осторожно приближаясь к ним. Она так боялась спугнуть его. Но Малфой не шелохнулся. Не перестал смотреть на Скорпиуса. Ни разу не поднял голову. Он был просто… там. Пустая оболочка. Часть фона в сцене перед ней. Застывшая на месте. То немногое, что было в его лице, улетучилось, когда на него навалилась тяжесть, словно неподъёмный груз. Казалось, она еще больше тяготила его, когда Скорпиус продолжал жалобно звать мать, извиваясь на руках отца и тяжело дыша, а Малфой просто моргал, не зная, что делать. Он просто держал Скорпиуса изо всех сил, выглядя ошеломлённым, жёстким и настолько же потерянным, насколько и измученным. Когда Гермиона схватила его за руку, Малфой наконец-то пошевелился, хотя бы в попытке отпрянуть от еë прикосновения. По его глубокому, неровному дыханию стало ясно, что, если бы он не был так потрясён её присутствием, если бы он мог двигаться, он бы отступил, и весь этот инцидент стал бы ещё одной вещью, о которой они не говорили. Не то чтобы Гермиона когда-либо забыла об этом. Но как бы то ни было, она была рядом. Малфой попытался что-то сказать, но Скорпиус снова застонал, и Гермиона почувствовала, как её сердце снова рухнуло. Она перевела дыхание и сделала то, что было естественно. Она помогла им обоим. Шипящий звук, который она издала, заставил Малфоя напрячься так сильно, что казалось, он вибрирует, но Гермиона оставалась спокойной, насколько могла, и осторожно положила руку на макушку белокурой головы Скорпиуса; его волосы были такими же мягкими, как и выглядели. — С тобой всё хорошо. Он мгновенно замолчал. Уловив удивлённый взгляд Малфоя, ободрённая успехом, Гермиона подошла ближе, игнорируя его взгляд, чтобы продолжить, проводя нежными пальцами по волосам Скорпиуса и разговаривая с ним. Слова, которые её мать говорила, когда она была ребёнком, медленно доходили до неё. — Когда… Когда день превращается в ночь, оставь свои заботы где-то далеко, —Скорпиус неуклонно продолжал успокаиваться. — Закрой свои глаза и засыпай, потому что всё самое хорошее останется с тобой. Было ещё что-то, Гермиона была уверена в этом, но это все, что она смогла вспомнить. Малфой осторожно поправил его, и она последовала за ним, поддерживая контакт и связь, поглаживая волосы ребёнка и шепча тихие слова, пока он, наконец, не затих. Скорпиус заснул. Наступившая тишина была не просто неловкой, а даже оглушительной, почти невыносимой, но Гермиона переждала её, сколько могла, прежде чем сделать нерешительный шаг назад. — Ты должен отнести его в постель. Без всяких споров Малфой так и сделал, но его шаги были не такими тихими. Гермиона не смотрела ему вслед — не могла. Вместо этого она подхватила свою палочку и сумку, бросила их на стул и села на диван, чувствуя себя эмоционально опустошённой. Но она не ушла. Время шло, пока она ждала возвращения Малфоя. Пять минут превратились в пятнадцать. К двадцати Гермиона была уже на ногах, готовая найти его. Она знала, что не нужно так много времени, чтобы уложить спящего ребёнка в постель. Но тут вернулся Малфой, и она действительно взглянула на него. Бледный. Измождённый. Малфой был измотан так, что выглядел не только физически, но и душевно уставшим, но в его глазах всё ещё было то резкое выражение, которое подсказывало ей, что нужно действовать очень осторожно. Ей хотелось сделать всё наоборот. Малфой выглядел так, будто предпочёл бы быть где-нибудь в другом месте. Что ж, не он один. — Нам нужно поговорить. Сотня различных ответов на его спокойное заявление пронеслась в её голове, но победителем было только одно слово: — Где? Они оказались в его кабинете, Гермиона сидела в том же кресле, в котором несколько часов назад заснул Скорпиус. Только теперь она оказалась лицом к Малфою, который сидел за своим столом, не обращая внимания на то, что она посылала в него искры. Он сосредоточился на своей задаче, водя серебристыми глазами туда-сюда между письмом на пергаменте и отрывком из, вероятно, самой старой книги, которую она когда-либо видела — настолько старой, что ему приходилось осторожно переворачивать страницы, что он сделал только один раз за последние тридцать минут, пока они сидели здесь. Как человек, глубоко уважающий книги, Гермиона оценила его заботу, но как человек, у которого есть вопросы, составленные, перечисленные, распределённые по категориям и готовые к тому, чтобы их задать… Что ж, она была не в настроении для игр. Было уже поздно — почти полночь — и Гермиона была вымотана, истощена как умственно, так и физически. К сожалению, это не означало, что её разум отдыхал, пока она наблюдала за его работой. Гермиона ещё раз огляделась вокруг, обращая внимание на вещи, которые пропустила во время своего первого посещения. Метла, прикреплённая к стене. Футболка «Сенненских соколов» в рамке. Конечно, её внимание привлекли и другие книги, но не на его полках во всю стену. На его столе лежали восемь книг, которые выглядели такими же старыми и пыльными, как и сама письменность. Обложки из звериной шкуры были настолько выцветшими, что она едва могла прочитать названия. И это было хорошо. Она уже дюжину раз пыталась прочесть страницы, которые он переписывал — нет, переводил, — но Гермиона не была достаточно опытна, чтобы прочитать его почерк в перевёрнутом виде, а тем более вверх ногами. Буквы были знакомы, но они были написаны на языке, которого она не знала. Какая-то запутанная мысль проскочила в двери её сознания, и она отправила её обратно, но мысль не спешила уходить. Гермионе захотелось научиться переводить Малфоя с той же лёгкостью, с какой он изменял слова, лежащие перед ним. У неё не было никаких особых причин, кроме желания общаться с ним на единственном языке, который он, казалось, понимал. Его собственном. Малфой продолжал работать, но она могла сказать, что его энергия почти иссякла. В сравнении с тем, как он выглядел сейчас, тот человек, который в начале той недели забрал с собой два из трёх зелий, покидая комнату, казался здоровым и полным сил. Руки Малфоя дрожали, он продолжал сгибать их, стараясь успокоиться. Он потёр глаза под очками, которые были тяжелее, чем когда-либо — теперь, когда она была достаточно внимательна, чтобы заметить это. Он уже трижды задремал, пока писал. Гермиона сделала вид, что не заметила простой истины: он был на грани. И виски, которое плескалось рядом с ним, не помогало делу. Почему он настаивал на том, чтобы так сильно давить на себя, Гермиона понятия не имела, но не могла сосредоточиться на этом. По крайней мере, не сейчас. — Ты любишь молчать так же тактически, как Тео, я смотрю. Перо Малфоя резко остановилось. — Вообще-то, меня чертовски раздражает то, как он начинает разговор, — он отложил перо и наконец поднял глаза. Гермиона чуть не вздрогнула, увидев тёмные круги под его глазами. Он выглядел почти больным. — Честно говоря, у меня голова раскалывается, и я просто ждал, когда ты начнёшь. И тут же список её хорошо подготовленных вопросов исчез на глазах, оставив Гермиону в растерянности. — Я не знаю, с чего начать. — Очевидно, с чего ты хочешь начать, — Малфой схватил свой стакан с плескающимся виски и одним махом допил его, сделав вдох и быстро сморщившись. — Можешь не ждать. Продолжай и скажи мне, что я неудачный отец. Это заставило её задуматься. Он хотел, чтобы она это сказала? На самом деле, нет. Ждал этого. Приманка была выставлена идеально, но каждый инстинкт в ней кричал игнорировать её. Так она и поступила. — Я этого не скажу. Я не знаю вашей ситуации, кроме того, что я вижу, но я скажу, что Скорпиусу нужна помощь. Терапия как минимум. В моем отделении есть детский Целитель. — Я поговорю об этом со своей матерью, — он потёр сжатую челюсть — или, по крайней мере, попытался. В его тоне была определенная отстраненность, которая заставила Гермиону озадаченно нахмуриться. Это были слова, которые он часто повторял. Говорил, чтобы успокоить. Чтобы прекратить разговор. — Пока она занимается его ежедневными делами. Пока. Гермионе удалось подавить все свои комментарии, кроме одного. Момент гордости. — С твоей матерью? — она недоверчиво посмотрела на переутомлённого мужчину. — Той матерью, чьё отношение к нему такое же жёсткое, как и его расписание? — Гермиона хотела ещё что-то сказать, но по выражению его лица стало ясно, что она вот-вот упустит свой шанс. Ей пришлось пойти на попятную. — Забудь об этом, — сказала Гермиона, потому что ей нужно было тщательно выбирать битвы, а Малфой сейчас был не в себе. — Давай начнём с того, что произошло… — Насколько я знаю, такого раньше не случалось. Иногда он просыпается после сна и сидит в моём кабинете, пока не заснёт. Моя мать этого не выносит. Но… — он снова ущипнул себя за переносицу. — Я не… — Малфой остановил себя, чтобы не выдать больше, чем хотел сказать, но она уже догадалась. Даже если Скорпиус недавно был расстроен во сне, Малфой не мог этого знать, потому что его там не было. Да и всю последнюю неделю его тоже не было со всеми этими ночными поездками в Уэльс. Гермиона в молчании ждала, пока он налил себе виски по меньшей мере на два пальца, но не выпил. Он просто уставился на жидкость и поставил её на стол. Малфой снял очки и положил их на стопку книг, массируя глаза так жёстко, что Гермиона вздрогнула. Опираясь локтем на стол, он несколько раз отрывисто провёл рукой по волосам и потёр затылок. Тем временем целительница в Гермионе перечисляла симптомы заболевания, которое, как она знала, у него уже было. Психическое истощение в дополнение к физическому. Стресс. Она откинулась в кресле. — Как твой желудок? — Перестань ставить мне диагнозы, — взгляд, который она заработала, стоил того. — Хватит давать мне повод подмешать в твой виски успокоительное и заставить лечь спать. Ты вымотан до предела, Малфой, и я имею в виду то же, что говорила раньше. В таком состоянии ты никому не поможешь. — Я… — У меня есть много вещей, которые я хотела бы обсудить с тобой, но я не могу ничего сказать, потому что ты выглядишь, как смерть. Малфой зевнул, казалось, раздражённый внешними признаками своей усталости, но даже его собственные эмоции были напускными. Вялыми. — За то, что ты сделала для него, полагаю, я в долгу перед тобой. Она нахмурилась. — Знаешь, благодарности было бы достаточно, но я не откажусь от твоей помощи. Что-то вроде благосклонности или вроде того. — Хорошо. Если ты меня извинишь, у меня есть портключ, чтобы… — За что извинить? — судя по его состоянию, он никак не мог прожить еще один день без сна. Он выглядел так, будто вот-вот упадёт. — Когда ты в последний раз спал по-настоящему, Малфой? — его челюсть сжалась, и Гермиона закатила глаза на его упрямую глупость. Но она терпеливо вздохнула. Она могла это сделать. — Ты не мой пациент, Малфой, мы это уже выяснили, но ты явно не в состоянии делать ничего, кроме как спать. Я… — и слова её полудетского аргумента замерли у неё на губах, когда он встал, схватил стакан с виски и понёс его через всю комнату к дивану перед камином. Гермиона поднялась на ноги, когда он сел, чувствуя, как волна разочарования, словно пламя, пробегает по её венам, но деваться было некуда. — Делай, что хочешь, Малфой. Я просто уйду. Похоже, что битва между ними будет на истощение. И сейчас она была слишком близка к развязке. — Закрой дверь, когда будешь уходить. Гермиона бы так и сделала. Правда. Она даже открыла дверь, чтобы уйти. Но потом она услышала стук стекла о дерево, когда он поставил виски на кофейный столик, услышала, как скрипнул диван под его весом, когда он переместился. Звук, похожий на протест, вырвался у Малфоя за мгновение до того, как он лёг… Сбросил туфли. Сдался. Гермиона никак не могла остановить себя от желания приблизиться к нему. Тот факт, что Малфой уже спал и глубоко дышал, когда она стояла над ним, был самым верным свидетельством его изнеможения. Лёжа на боку и согнув колени, он использовал руки в качестве подушки. Он был полностью одет, но не накрылся одеялом, чтобы согреться. И хотя диван был довольно длинным, чтобы он мог вытянуться во весь рост, это была не кровать. Кроме того… Гермиона нашла это зрелище таким же одиноким, как и вид Скорпиуса, смотрящего в окно. Она издала печально вздох по его неизбежным страданиям и боли. — Тебе наверняка будет больно утром, — может, она оставит для него зелье на столе. Не то чтобы он его примет, но, возможно, ночь на диване заставит его прислушаться. — Определённо стоит спать в кровати, — это была наполовину шутка. Она сказала это скорее себе, чем спящему мужчине. Но слова, которые пробормотал Малфой, потрясли её. Они следовали за ней, как тень, становясь всё тяжелее и тяжелее. Они не покидали её ещё долго, после того как она нашла одеяло, чтобы накрыть его. Они поджидали её, пока она выключала свет и закрывала дверь. Они преследовали её в пространстве между явью и сном. Повторяющееся эхо снова, и снова, и снова… — Я не могу.Он всего лишь мальчик, притворяющийся волком, притворяющийся королем. Морис Сендак
***
Превью к десятой главе
— Две просьбы. Одна из её бровей приподнялась в любопытстве. — Всё зависит от обстоятельств. — Ничего особенного, — Пэнси закатила глаза, — мне просто нужен пузырек твоего зелья подавления для напитков, так как я не буду подавать вино. Это зелье было таким популярным на моей вечеринке в честь зимнего солнцестояния. Гости сказали, что не почувствовали никаких изменений. Просьба была простой, даже если зелье не было таким. Зелья, снижающие жизненные силы человека, были в лучшем случае сложными, их нельзя было делать в спешке, и на их приготовление уходило невероятно много времени — возможно, именно поэтому Пэнси обратилась с просьбой на месяц раньше. Слишком большая доза — и они теряли свободу воли, действуя исключительно на инстинктах. Слишком малая — и оно вообще могло не сработать. Если же все было правильно, то они были свободнее в своих словах и немного смелее в действиях. — Я сделаю это, но как долго ты хочешь, чтобы это продолжалось? Это был совершенно другой набор переменных, которые она должна была учесть. Не сложно, просто требует времени. — Я думаю, до Последнего Света — до последнего мгновения дневного света. Официальный конец солнцестояния. Сделай его настолько сильным, чтобы я решила поговорить с Чжоу… добровольно. — Как я сделала для Зимнего солнцестояния, но чуть сильнее? Ты ведь поздоровалась с Чжоу во время зимнего солнцестояния, и была навеселе. То, как она сморщилась, было комично. — Не напоминай мне.