Мера человека / Measure Of A Man

      22 мая 2011 года       Терпение и понимание были ключевыми ингредиентами как в кулинарии, так и в жизни. Речь шла о понимании основных необработанных ингредиентов и о том, как сбалансировать вкусы, текстуры и ароматы для создания блюд. Гермиона прокручивала эту мысль в голове, пока собирала всё, что требовалось в книге рецептов для приготовления Болоньезе.       Это было любимое блюдо Нарциссы, и, учитывая, что Гермионе нужна была здоровая доза этих ключевых ингредиентов, чтобы справиться с ведьмой, это казалось подходящим занятием для воскресного дня.       Подготовка к новой неделе.       Гермиона разложила на столешнице все ингредиенты, предварительно отмеренные по рецепту в отдельных мисках. Говяжий фарш, панчетта, молоко, вино, лук, морковь, сельдерей, томатный соус, паста и специи были готовы к приготовлению.       Пока она работала, разогревая в кастрюле оливковое масло перед добавлением мелко нарезанных овощей, Гермиона также поняла, что приготовление пищи включает в себя бесконечное количество первых шагов.       Действительно, каждое приготовленное ею блюдо было новым началом.       Гермиона увеличила огонь, добавила говяжий фарш и помешивала, разделяя мясо на кусочки, пока оно подрумянивалось. Как и люди, два одинаковых блюда не бывают одинаковыми, и это чувство распространялось и на блюда Малфоев. Хотя они состояли из одних и тех же базовых ингредиентов, вкусовые характеристики каждого из них не могли быть настолько разными.       Затем она добавила томатный соус, пасту и ещё больше специй. Когда всё хорошо перемешалось, она убавила огонь и добавила лавровый лист. Каждый шаг был выполнен в точности, как написано в книге рецептов, лежащей рядом с ней.       В ожидании, пока закипит вода в кастрюле, Гермиона позволила своим мыслям обратиться к каждому из Малфоев.       По рецепту Нарциссы у неё получилось нежное, но насыщенное блюдо; ароматы раскрывались один за другим с течением времени.       Хотя у неё было некоторое представление о текстуре Скорпиуса, она всё ещё пыталась угадать все ингредиенты, из которых он состоит. В нем была какая-то естественная сладость. Он не сочетался с силой Нарциссы, и она не знала, как он сочетается со своим отцом.       Малфой был чем-то своим. Сильный, как Нарцисса, он был совсем не утончённым, просто запутанным. Симфония вкуса, в которой переплетались сладкое и кислое, безвкусное и острое.       Как можно было заставить эти контрасты слиться воедино?       Этот вопрос крутился у неё в голове, пока она снижала температуру. Болоньезе требует медленного и терпеливого кипения в течение трёх часов, чтобы достичь идеальной, настоящей текстуры. Гермиона дала блюду необходимое время, выполняя другие задания. Сначала она проверила пергамент на наличие заметок от Сакс: их было всего две.       Нарциссе не понравился готовый завтрак. Она предпочитала свежий. Это не выглядело оскорблением, каким, видимо, предполагалось.       Она будет ужинать с семьёй Гринграсс и Скорпиусом. Интересно. Гермиона задумалась, говорил ли Малфой с ней об их разговоре.       И вообще проснулся ли он.       Вопрос затянулся и улетучился, пока Гермиона планировала следующую встречу с Чарльзом, чтобы проверить, как обстоят дела с корректировкой зелий. Но каждый раз, когда она помешивала соус болоньезе, мысли о смешении вкусов и Малфоях возвращались.       Причиной, побуждавшей её думать обо всех них, была Нарцисса. Они были её семьёй, её мотивацией, и хотя она была частично ответственна за эти разногласия, со временем это её утомило. Неважно, насколько безучастной она будет казаться, — ничего не поделаешь. Единственным способом облегчить это было бы разделить их троих и сосредоточиться на каждом блюде независимо от других. А это означало, что нужно присмотреться к одному блюду, которое не выходило у неё из головы, с тех пор как…       Пэнси вошла в гостиную, одетая в чёрно-белое платье в горошек, с персиковой розой за ухом и волосами, собранными в хвост. Она опустила солнцезащитные очки и нахмурилась при виде готовящей Гермионы.       — Я планировала застать тебя врасплох, чтобы пригласить на ужин, но ты выглядишь как сирота, которая весь день возилась в грязи.       Гермиона рассмеялась.       — У меня был продуктивный день, — соус был почти готов, и пора было приступать к пасте. Она постучала палочкой по кастрюле на плите, наблюдая, как та наполняется водой. Одним движением руки она включила конфорку. Несколько капель масла, и Гермиона полностью уделила внимание ведьме на своей кухне. — Ты останешься на ужин?       — Каждый твой день продуктивен. Что касается твоего приглашения на ужин… — драматично — как обычно — Пэнси с тоскливым видом наклонила подбородок, деликатно коснувшись его двумя пальцами. — Раз уж я такой хороший друг, то должна составить тебе компанию. Полагаю, я…       — Я охладила бутылочку Кьянти, которая подойдёт к блюду.       Пэнси положила свою сумочку на край острова.       — Не продолжай, Грейнджер. Тебе не нужно так стараться, чтобы убедить меня остаться, — Гермиона закатила глаза, но улыбнулась своей нелепости, заметив, что вода уже закипела, идеально подходя для лингвини. — Ты ведь готовишь его аль денте, верно?       — Да, — для человека, который не умеет готовить, у Пэнси определённо были специфические вкусы. Она сняла солнцезащитные очки и положила их на остров рядом с посудой.              — Я занята. Мне нужно спланировать две вечеринки. Маленькую на день рождения Драко, которую я навязываю ему, потому что ему исполняется тридцать один год только один раз. И ещё одну, побольше, на Летнее солнцестояние у Тео в следующем месяце.              Пэнси устраивала вечеринки, как малыши устраивают истерики. По одной на каждый праздник и день рождения. Правда, ей почти не нужен был повод. Организация каждой детали мероприятия — вплоть до обязательного магически обязывающего соглашения о неразглашении с дополнительным пунктом о защите частной жизни — позволяла Пэнси чем-то заняться, когда ей было скучно и требовался стимул. Это также помогало ей общаться с людьми, в которых она нуждалась, в чём никогда бы не призналась. Всякий раз, когда Пэнси казалась слегка угрюмой или когда мрачные мысли, тщательно скрываемые ото всех, начинали закрадываться в её сознание, Гермиона знала, что она планирует вечеринку.              Тео всегда предоставлял ей место, потому что знал, что она в нём отчаянно нуждается.              Он был таким хорошим.              — Какая тема вечеринки в честь солнцестояния?              — Цветочная и богемная. Всё будет проходить на улице, на поляне за загородным поместьем его семьи, так что я думаю о месте для танцев, музыке, легких закусках, столах, расставленных под деревьями, с парящими над ними свечами и фонариками. Ничего вычурного или изощрённого, — она закончила, пожав плечами. — Конечно, во все украшения будут вплетены цветы, так что, возможно, это займёт время. Но на самом деле всё будет просто.              Это не звучало просто.              Гермиона помешивала пасту.              — Ага, сколько человек?              — Достаточно много… возможно, двести?              — Я не знаю и ста человек, с которыми хотела бы быть на вечеринке.              — Драко сказал то же самое, когда я обратилась к нему с предложением поставить за поместьем копию Стоунхенджа. Там хватит места, и поляна идеальная, чтобы всё выглядело так, как будто ты действительно там находишься. Только с меньшим количеством магглов, — Пэнси улыбнулась скептическому выражению её лица. — Это светский приём, Гермиона. Не будь скучной, — затем её улыбка расширилась.              — Две просьбы.              Одна из её бровей приподнялась, выражая любопытство.              — Всё зависит от обстоятельств.              — Ничего особенного, — Пэнси закатила глаза, — мне просто нужен пузырёк твоего зелья подавления для напитков, так как я не буду подавать вино. Это зелье было таким популярным на моей вечеринке в честь зимнего солнцестояния. Гости сказали, что не почувствовали никаких изменений.              Просьба была простой, даже если зелье не было таким. Зелья, снижающие жизненные силы человека, были в лучшем случае сложными, их нельзя было делать в спешке, и на их приготовление уходило невероятно много времени — возможно, именно поэтому Пэнси обратилась с просьбой на месяц раньше. Слишком большая доза — и они теряли свободу воли, действуя исключительно на инстинктах. Слишком малая — и оно вообще могло не сработать. Если же всё было правильно, то они были свободнее в своих словах и немного смелее в действиях.              — Я всё сделаю, но как долго ты хочешь, чтобы это продолжалось?              Это был совершенно другой набор переменных, которые она должна была учесть.              Не сложно, просто требует времени.              — Я думаю, до Последнего Света — до последнего мгновения дневного света. Официальный конец солнцестояния. — Сделай его настолько сильным, чтобы я решила поговорить с Чжоу… добровольно.              — Как я сделала для Зимнего солнцестояния, но чуть сильнее? Ты ведь поздоровалась с Чжоу во время зимнего солнцестояния и была навеселе.              То, как она сморщилась, было комично.              — Не напоминай мне.              Гермиона проверила таймер для макарон. Оставалось несколько минут.              — Какая вторая просьба?              — О, ничего особенно сложного, — пауза Пэнси прозвучала более стратегически, чем нужно. — Ты могла бы пригласить брата Уизли, который знаком с манерами поведения за столом.              — Перси?              — Так его зовут? — Пэнси моргнула с широко раскрытыми невинными глазами. — Я с трудом припоминаю.              Гермиона посмотрела на свою подругу, которая нашла что-то особенно интересное в нефритово-зеленых шкафах, но решила дать Пэнси потомиться в собственном отрицании. Она могла бы подождать, пока они обе не выпьют по паре бокалов кьянти, тогда её губы станут немного развязнее.              Пэнси осмотрела свои ногти.              — Полагаю, его общество не будет невыносимым.              — Я приглашаю его на саму вечеринку или в качестве твоего спутника? Первое я сделаю, второе — нет.              — Первое. Я передам тебе приглашение завтра.              Последние несколько минут пролетели незаметно. Гермиона собрала всё необходимое, выключила воду и поставила кастрюлю в раковину для процеживания. Как только паста была готова, Гермиона приступила к сервировке. Сначала салат, потом лингвини, потом соус Болоньезе. Гермиона вынесла тарелки и столовые приборы в зимний сад, а Пэнси захватила то, что было важно для неё: вино и бокалы. Вскоре они уже ели и пили на фоне заката.              Пэнси допила свой первый бокал ещё до того, как начала есть.              — Как там Нарцисса после фиаско с зельями?              — Кто тебе об этом рассказал?              — Тео сказал мне, что Драко во всем разобрался.              Этот способ связи казался логичным.              — Это правда. У неё не было никаких проблем с тех пор, как она начала принимать исправленное зелье, — Гермиона сделала глоток вина и посмотрела на темнеющее небо. — Кстати говоря, нам стоит поговорить о Нарциссе, раз уж ты здесь.              Гермиона ожидала от Пэнси обычной скрытности, но вместо этого получила нечто другое.              — Я ждала этого почти месяц. Удивлена, что ты так затянула.              — Я была немного занята, пытаясь понять, что, чёрт возьми, с ней не так, и почему её состояние ухудшилось сразу после того, как я сменила ей зелья. Прости меня за то, что не могла быть оперативнее.              — Ты прощена, — Пэнси улыбнулась. — Что ты хочешь знать?              Гермиона посмотрела на нее.       — То, что я хочу знать, и то, что ты готова рассказать, — две разные вещи.              — Это было бы правильно, но я готова сделать исключение.              — Как любезно.              — В конце концов, ты сделаешь мне пару одолжений. Не говоря уже о том, что я накричала на тебя за то, что ты не взяла её дело. Было бы глупо с моей стороны не помочь, — что было правдой. — Кроме того, последний месяц или около того её разглагольствования о тебе — ну, не считая её ужасных перепадов настроения и того факта, что она постоянно называет меня Беллой, что так же жутко, как и звучит — в лучшем случае были интересными.              Гермиона только моргнула от этой новой порции информации. Лучше всего было бы записать её в память на потом.              — А я-то думала, что мы стали большими друзьями, — она саркастически закатила глаза, что вызвало смех Пэнси. Гермиона вспомнила один из их предыдущих разговоров. — Она сказала, что я напоминаю ей её саму, хотя я уверена, что это был в лучшем случае просто ответный комментарий.              — А может, это был комплимент.              — Сомневаюсь, — ответила Гермиона с сухой усмешкой. — Из того, что она тебе рассказала, что ты…       — Слушай, я буду с тобой честна. Я люблю Нарциссу, она была для меня кем-то вроде второй матери, но ей нравится, когда всё делается по-особенному, а ещё она не привыкла отказываться от контроля. Тем более, не в такой степени, в какой ты просишь её отказаться.       — Рано или поздно ей придётся это сделать. Либо по собственному желанию, либо болезнь заберёт у неё эту возможность. Я пытаюсь дать ей понять, что она должна внести коррективы в свою жизнь сейчас, чтобы подготовиться к этим переменам. Она не может контролировать всё…       — Да, но взгляни на это с её точки зрения. Ты просишь её многое изменить за очень короткое время. Ты просишь её отказаться от большой части её личности.       — Я не говорю, что она должна полностью отказаться от общества. Я собираюсь завтра понаблюдать за её чтением книги, чтобы посмотреть, как она себя ведёт, когда не знает, что я рядом. Я попросила её сделать перерыв, потому что в какой-то момент её болезнь не позволит ей работать в том объёме, в котором она работает сейчас. Ей придётся перестать контролировать образование Скорпиуса, общественные мероприятия, в общем, всё. Я пытаюсь помочь ей облегчить этот переход, но…       — Разве ты не думаешь, что она знает об этом? — Пэнси положила вилку на тарелку и откинулась назад. — Она знает, что скоро наступит момент, когда она не будет знать ни себя, ни кого-либо ещё. Я думаю, она находит утешение в той рутине, в которой живёт, прежде чем ей придётся столкнуться с реальностью.       — Я понимаю это, но…       — Есть и второй вопрос. Ты. Но ты не можешь изменить себя, так что тут ничего не поделаешь.       Гермиона наклонила голову.       — Я?       Пэнси хихикнула в свой бокал.       — Немного информации о Нарциссе. Люди относятся к ней одним из трёх способов, — она подняла один наманикюренный палец. — Первый — уважительное почтение, которое она заслужила своим именем, богатством, славой или благотворительностью после войны, — затем второй палец. — Второй — с презрением и пренебрежением. Несмотря на то, что Люциус умер, поместье под прицелом уже тринадцать лет, и они — главная мишень для Пожирателей смерти, некоторые люди не считают, что Малфои достаточно пострадали, — Пэнси добавила третий палец. — Или третий — с неловким замешательством. Как будто они понятия не имеют, как к ней относиться.       Гермиона подумала, что это звучит точно.       — Ты… не подходишь ни под одну из этих категорий, Грейнджер. Она тоже не привыкла, чтобы кто-то разговаривал с ней так, как ты, — Пэнси покачала головой и засмеялась про себя. — Ты действительно сказала ей… — ведьма остановила себя. — Зная тебя, всё, в чём она тебя обвинила, скорее всего, правда. Кроме того, Драко подтвердил это.       А, значит, он слышал больше, чем она думала.       Гермиона лишь пожала плечами.       — Она дала непрошеный совет, как будто не ожидала, что ей бросят вызов. Между тем, я никогда не отступала ни перед одним вызовом.       — В этой части твоей жизни — да, — Пэнси одарила её многозначительным взглядом, на который Гермиона ответила таким же упрямым. — Кстати, о вызовах… — Пэнси покачала головой и пожевала нижнюю губу. — Как думаешь, ты сможешь контролировать её состояние?       Гермиона переместила свой вес с одной ноги на другую.       — Ещё слишком рано говорить об этом после той неудачи. Кажется, зелья пока помогают. По крайней мере, она стала лучше спать. Но она не особо распространяется о симптомах, которые испытывает. Это должно измениться.       — Дай ей время. Она придёт в себя.       — Придёт она в себя или нет, это не единственная моя забота. Это работа, для которой она меня наняла. Ей нужно время, и я не могу дать ей его без откровенности с её стороны. Я даю её со своей, — Гермиона доела оставшееся на своей тарелке, а Пэнси сначала выпила, а потом присоединилась к ней. Прошло несколько минут приятного молчания, прежде чем Гермиона решилась на другой вопрос. — Как давно ты знаешь о её состоянии?       Пэнси вздохнула так, как вздыхает человек, столкнувшийся с необходимостью вести разговор, которого она предпочла бы избежать.       — Она иногда что-то забывала, но я не думаю, что кто-то считал это чем-то необычным, пока она не отвезла Скорпиуса к портному, чтобы он подобрал ему мантию для похорон Астории, и вернулась домой без него.       Гермиона перестала есть.       — Что?       — Я была там с Дафной и Драко. Они организовывали что-то, когда она вошла. Когда Драко спросил, где Скорпиус, она посмотрела на него и не поняла, о чём он говорит. Я никогда не забуду, как она произнесла: «Ты слишком молод, чтобы иметь сына». А потом начался ад.       Всё, что она могла сделать, это безумно моргать.       — Где был Скорпиус?       Скорее всего, испуган и растерян. Потерян. Она даже представить себе не могла.       — Он всё ещё был у портного — там, где она его оставила, — и хозяин как раз заканчивал примерку. Он сказал, что она пошла посмотреть мантии другого цвета, пока он снимал мерки, а когда он повернулся, её уже не было. Он притворился, что ничего не случилось, чтобы не расстраивать Скорпиуса, — она вздохнула, потирая висок. — К тому моменту он уже не разговаривал, но я сомневаюсь, что он заметил, что что-то не так.       Гермиона глубоко сомневалась в этом.       — А ещё какие-нибудь инциденты?       — За последние три года? Хм. Думаю, я могу припомнить несколько. В основном, когда я жила у них после своего развода. Во время чая она забывала, о чём говорила, кто я или где мы находимся. Это случается до сих пор. Иногда она называет меня Андромедой, но чаще Беллой. Я никогда ничего не говорю, чтобы поправить её, просто соглашаюсь с этим, — умно. Именно это она и посоветовала бы. — Посмотрим. До того, как ей поставили диагноз, у нее неконтролируемо тряслись руки. Она потела и волновалась. Однажды она случайно аппарировала через всю комнату. Честно говоря, я удивлена, что она не расщепилась. За последние два года она много раз убегала. Драко, наверное, лучше знает об этом. Он дольше с ней возился. Пришлось заставить её пойти к целителю.              — Насколько я поняла, между ними не всё гладко.              — Да, точно. Они оба чертовски упрямы и не хотят прогибаться. Они, может, и не разговаривают много, но он никуда не отпускает её без охраны.              Это заинтересовало её.              — Как долго она под охраной?              Долгие годы, предположила она, учитывая всё, что она знала и не знала об угрозах Пожирателей Смерти, с которыми столкнулись Малфои. По крайней мере, с тех пор как начали приходить письма. Или, может быть, с тех пор как они переехали обратно в Лондон. Или…              — В прошлом, конечно, были происшествия, но Драко нанял их на следующий день после того, как она бросила Скорпиуса. Это была последняя капля.              Значит, они были наняты не только для защиты от угроз — они были наняты, чтобы защитить её от неё самой.              Вспомнив свои обвинения в том, что он был больше обеспокоен угрозой Пожирателей Смерти, чем тем, что на самом деле убивало его мать, Гермиона внутренне поморщилась. Она была не до конца права в этом предположении. Не то чтобы Малфой открыто говорил о своих причинах, но… Как она уже сказала Гарри, ему не свойственно откровенничать.              В этот момент Гермиона начала задаваться вопросом, что же она правильно поняла о нём.              Похоже, не так уж много.              Вопросы.              У Гермионы было много вопросов, и все они грозили вырваться наружу разом. Однако у неё было больше опыта. Больше терпения. Она знала, что не может задать их все сразу.              Поэтому она не стала задавать лишних вопросов до тех пор, пока они не покончили с едой и не уселись на диван, наслаждаясь вином и атмосферой темнеющего неба. Светильники только-только зажглись, и Гермиона смогла разглядеть розу в волосах Пэнси.              Она была не декоративной, а живой.              Вот это был вопрос, который она могла задать.              — У тебя в волосах настоящая роза?              — Конечно, ты же это заметила, — Пэнси сделала изящный глоток кьянти. — Уизли присылает их. Всего одну розу в неделю. Похоже, каждый раз, когда я уже почти забываю его, появляется ещё одна роза.              Умно.              — Уизли? — Гермиона бросила на неё понимающий взгляд. — Тот, которого ты не знаешь?              — Да пошла ты, Грейнджер, — Пэнси бросила на неё взгляд, но в нём не было тепла. Они обе были расслаблены кьянти и уютной атмосферой между ними, на создание которой ушли годы. — Так уж вышло, что мне это ужасно не нравится, спасибо. Я не хочу, чтобы за мной ухаживали.              Она не поверила Пэнси ни на секунду — не тогда, когда у неё в волосах был его цветок, но не стала допытываться до подробностей. Её подруга говорила на своих условиях, по-своему откровенно, и Гермиона была готова слушать, когда бы это ни случилось.              Так они и жили.              Гермиона отпила немного кьянти, наслаждаясь ароматом.              — Я не думала, что для чистокровных существуют правила ухаживания. Я думала, что это всё контракты, договорённости и общественные манипуляции.              — Конечно, ты не ошиблась. Но ты и не совсем права. Это зависит от статуса семьи. Я была единственной девушкой, поэтому мой брачный контракт, по сути, продавал меня с аукциона тому, кто предложит самую высокую цену, — Пэнси пожала плечами, как будто это было нормально, хотя она бежала от такой жизни.              — Не скажу, что я это понимаю…              — Ты очень выразительно высказываешь свое неодобрение, Грейнджер. Ты не такая уж хитрая, как тебе кажется. На самом деле, Нарцисса сказала, что ты выглядела так, будто учуяла что-то гнилое, когда говорила о заключении второго брака Драко.              Что ж, нельзя было отрицать, что она чувствовала по этому поводу.              — Весь этот вопрос — сплошной пережиток прошлого.              Пэнси скрестила ноги, откинувшись на диване.              — Это путь чистокровных.              — Но ты больше не придерживаешься его.              — Не совсем, но я ничего не могу поделать с тем, как меня воспитывали. Это укоренилось во мне, этому меня учили наставники, гувернантки и моя мать, — Пэнси допила вино и поставила бокал на стол перед собой. — Неважно, насколько я далека от этого, та жизнь — часть того, кто я есть. Я до сих пор ловлю себя на мысли, что хожу, как мне велели, говорю, когда следует, и тянусь к платью, которое обычно ношу. Парвати хотела сделать татуировку, а я сразу же отвергла эту идею, потому что татуировки — это своего рода табу в обществе…              Гермиона чуть не поперхнулась.              — Что табу? Татуировки?              — Ни у одного уважаемого чистокровного человека их нет, — ведьма заявила, как будто это было очевидно. — Они имеют негативный подтекст, особенно учитывая Волдеморта. Кроме того, неприлично разрисовывать свое тело.              Конечно, сейчас всё, о чём она могла думать, — это рисунки на левой руке Малфоя.              — Что ещё может считаться неприличным? Просто… чтобы лучше понять Нарциссу.              — Волосы на лице, но со временем это становится всё более приемлемым. В определённых кругах с более традиционными семьями это всё ещё не одобряется. Нарцисса жалуется на щетину на лице Драко, пока он не раздражается и не сбривает её… а потом снова отращивает. Такой уж он капризный, — она поджала губы. — Что ещё? Хмм… Короткие волосы как у волшебников, так и у ведьм. Быть разведённым или неженатым после определённого возраста. Честно говоря, их гораздо больше.              — А что насчёт детей?              Попытка Гермионы вести себя непринуждённо провалилась, когда голубые глаза Пэнси остановились на ней.              — А, так ты познакомилась со Скорпиусом, — не вопрос, а утверждение. Пэнси наклонилась вперед и наполнила свой бокал до краёв, как будто ей это было необходимо. — Продолжай, я знаю, что у тебя миллион вопросов. Я не уверена, насколько смогу помочь. Тео лучше разбирается в ситуации. Я познакомилась со Скорпиусом, когда ему было два года, и он не часто бывал рядом, но я отвечу на всё, что смогу.              Интересно.              Гермиона махнула рукой.              — Я позволю тебе говорить свободно.              — Тот факт, что он не разговаривает, сильно нервирует Нарциссу. Она испробовала всё, чтобы заставить его говорить — в основном, принуждение, но она всё же пыталась идти на компромиссы. Все, кроме открытого выражения своего недовольства, — и к лучшему, предположила Гермиона. — Ничего не помогло. Он невероятно упёртый для пятилетнего ребёнка.              — Я бы тоже молчала, если бы она относилась ко мне так же, как к нему.              Пэнси вздохнула.              — Дафна, Тео и теперь ты…              — О Скорпиусе хорошо заботятся, без сомнения, чего нельзя сказать о его чувствах. Как ты можешь игнорировать то, как холодно она с ним обращается? Как можешь уважать её, когда она…              — За последние полгода я спорила с ней столько раз, что мне уже надоели эти разговоры, но она настаивает на том, чтобы делать всё по-своему. Она думает, что делает его сильным, — Пэнси взболтала вино в бокале. — Я знаю, что ты не понимаешь моих отношений с ней. Мы с Дафной постоянно ссоримся по этому поводу, но я могу сказать, что можно заботиться о ком-то и не одобрять его выбор.              Она хотела сказать ещё так много, но не позволила себе. В конце концов, Скорпиус не был её пациентом. И всё же…              — Она должна знать, что его молчание — явный признак того, что он скорбит и нуждается в помощи. Вчера вечером я сказала Малфою, что ему нужна помощь, и он…              — Что? Сказал, что поговорит об этом со своей матерью.              — Да.              — Ты правда думаешь, что Нарцисса отправит его на сеанс к психологу? Это всё равно, что признать, будто у него есть проблемы. Что они не идеальны. Драко может попытаться, но у него ничего не получится.              Она была права. Даже работая в больнице Святого Мунго, в её отделении не многие обращались за помощью. Многие по-прежнему считали психическое здоровье запретной темой.              — Хорошо, но она не его отец. Малфой…              — По традиции, он сейчас не имеет особого отношения к уходу за Скорпиусом. Он слишком молод.              Гермиона уставилась на неё, как будто она говорила на другом языке.              — Что именно это значит?              — Это путь чистокровных.              Она вздохнула, терпение быстро исчезало.              — Пэнси, если ты скажешь это ещё раз…              Ведьма бросила на неё раздражённый взгляд, который был отражением её собственного.              — Ты спросила, Грейнджер, и теперь я говорю тебе. Ты назовёшь это устаревшим, но так принято в чистокровных семьях. Ведьмы заботятся о детях до определённого возраста. Они занимаются их уроками, этикетом, готовят их к жизни в обществе, удовлетворяют их эмоциональные потребности. Всё. Отцы редко принимают участие в воспитании ребёнка.              — Это…              — Как есть, — Пэнси рассматривала свои ногти, словно объясняла что-то обыденное, как время. Гермиона почувствовала, как внутри неё нарастает гнев, словно волна прилива. Но она остановила себя и выслушала, что скажет её подруга. — Если бы он был девочкой, Нарцисса продолжала бы готовить его к жизни в обществе, но поскольку он мальчик, когда Скорпиусу исполнится восемь лет, Драко вступит в игру, возьмёт на себя ответственность и будет учить его так, как учил его отец.              Гермиона выждала несколько долгих мгновений.              — Ты абсолютно права. Это совершенно…              — Традиционно. Я знаю, что для тебя это ругательное слово, но для некоторых людей это образ жизни, — Пэнси сделала ещё один глоток вина. — Я училась у своей матери, которая училась у своей, и так далее. Я знаю, что для Скорпиуса уроки, которые будет вести Драко, будут сильно отличаться от уроков его отца, ведь он быстро изменил своё мнение во время и после войны.              — Неважно, — Гермиона отбросила мысль о том, что Драко будет учить своего сына. Это не имело значения, потому что у Скорпиуса было ещё три года. И за эти три года для них многое изменится. Прежде всего… — у Нарциссы слабоумие. Дальше её состояние будет только ухудшаться. С какой скоростью, я пока не знаю, но кто возьмёт на себя заботу о нём, когда она будет не в состоянии? Его няня или его воспитатели? Люди, которые его не знают…              — Или новая жена Драко.              Когда Гермиона резко отпрянула, её подруга вздохнула.              — Я уже знаю, о чём ты думаешь, и ты ошибаешься.              — Я вообще ни о чём не думаю, — она подавила желание высказаться и допила вино.              — Лгунья, — когда Гермиона ничего не сказала в свою защиту, подруга вздохнула. — Нет ничего необычного в том, что он женится снова. На самом деле, это ожидаемо. Я не буду отрицать, что, по моему мнению, болезнь Нарциссы заставляет её сосредоточиться на том годичном сроке. Я знаю, что она заставляет его ходить на брачные собрания и посещать сборы. Ну… — она выглядела на мгновение неловко, — это часть причины.              — Это отвратительно, — Гермиона поняла, что слишком крепко сжимает ножку своего пустого бокала, и поставила его на стол. — Он должен быть занят своим сыном, а не поиском новой жены.              — Он по-прежнему сосредоточен на другом, к большому разочарованию Нарциссы, — устало выдохнув, Пэнси наклонила голову, наблюдая за темнеющим небом. После такого чудесного дня тучи, надвигавшиеся с юга, казалось, готовы были пролиться дождём. — Драко… сложный, и мне нужно больше вина, чтобы обсудить его. Я понимаю его и хуже, и лучше, чем когда мы были подростками. Однако само собой разумеется, что он всегда был… Драко.              Это тоже звучало как сильное преуменьшение, но Гермиона не осмелилась произнести это вслух.              — Он всегда сталкивался с трудными решениями, на его плечи всегда ложилось так много. Он борется с тяжестью всего этого, но старается поступать правильно для своей семьи, даже если выбор, который он делает, не всегда правильный. Я точно знаю, что он не хочет снова жениться. Он не хотел свадьбы с самого начала — как и Астория… По крайней мере, не с ним, но это уже не важно.              Гермиона пару раз моргнула, пытаясь уловить фрагменты, которые Пэнси пропустила через себя, точно зная, что она что-то упустила по дороге, но не могла понять, что именно. Или вспомнить каждое слово из произнесенных. Тем не менее, у неё возник один вопрос по поводу того, что она поняла из слов Пэнси:              — Если он не заинтересован, тогда зачем ему всё это? Зачем вообще позволять матери организовывать его повторный брак?              Вопрос висел в воздухе так долго, что она не знала, признает ли его Пэнси или позволит ему рассеяться.              Раствориться в пустоте.              Пэнси нарушила молчание как раз в тот момент, когда оно перешло в неловкое.              — Мне пришлось выжечь себя со своего семейного древа, чтобы жить и выбирать самой, но у Драко никогда не было возможности сделать то же самое.

***

      23 мая 2011 года       У Гермионы был талант.       На самом деле, у неё их было много, но один из них заслуживал особого внимания, учитывая ее роль «мозгов» команды.       Она умела сливаться с толпой и становиться невидимой — иногда по абсолютной необходимости, иногда по простому эгоистичному желанию. Получалось не идеально, но зато для этого не требовалось оборотное зелье.       Секрет был в том, чтобы стать другим человеком. Кем-то, кто не был Гермионой Грейнджер. Кем-то, на кого не обращаешь внимания и кого легко забыть. Лицо в толпе и не более. Гермиона не просто меняла одежду, причёску или макияж — она меняла язык тела. Не стоять одной. Смешиваться с толпой, но не заводить разговоров с незнакомцами, а только присоединяться к беседам.       И самый главный секрет?       Гермиона знала наверняка: на благотворительных мероприятиях все известные люди не интересовались теми, кто не достоин их времени или внимания. Теми, кто был не на их уровне. Теми, на кого не смотрят.       Нарцисса никогда её не замечала.       Эта неделя была напряженной: ведьма устраивала уже третье благотворительное мероприятие — а ещё только среда. Нарцисса была так занята последние несколько дней, что у неё едва хватало времени чтобы спорить или критиковать Гермиону и её лечение, не говоря уже о том, чтобы жаловаться на питание. По правде говоря, Нарцисса принимала любой завтрак и обед от Гермионы без лишних претензий.       Эта неделя отлично показывала, насколько напряженной была жизнь Нарциссы.       По этой причине Гермиона и оказалась в элегантно оформленном бальном зале, внутри которого царила удивительно приятная обстановка. Сегодняшняя встреча была организована для помощи Сиротам Магических Войн — одной из многих благотворительных организаций, которые поддерживала Нарцисса. Мероприятие открывалось чтением её биографии, которая по-прежнему пользовалась популярностью. Но ничего более не происходило: Нарцисса кружила по залу, общаясь со спонсорами — богатыми семьями и её состоятельными поклонниками, которые могли позволить себе кресло за тысячу галлеонов; а Малфой смиренно стоял рядом с ней. С выбритым лицом и соответствующей мероприятию одеждой. Полностью чёрной.       Он выглядел так, будто ему всё наскучило.       Что ж, это неважно. Невнимательность Нарциссы позволила Гермионе делать то, ради чего она пришла — наблюдать.       Гермиона следила за любым симптомом болезни, за малейшим признаком беспокойства или помутнения сознания, будь то тремор или пот, замедленные движения или скованность мышц. В целом она не получила никаких результатов. Однако один раз всё же лицо Нарциссы на мгновение напряглось, когда её сын что-то сказал подошедшему мужчине, пытавшемуся представить красивую ведьму.       То, что сказал Малфой, явно не порадовало Нарциссу.       Но в остальном ничего примечательного не случалось.       Вечер проходил гладко, и Гермиона была этому рада. Она была рада за себя. Она это заслужила.       Эта мысль заставила Гермиону посмотреть на пациентку под другим углом — не как целительницы за больным, а простым взглядом человека.       Гермиона знала о её книге — все знали — но она не знала о её масштабах. Прошло более десяти лет с момента публикации, а Нарцисса до сих пор читала отрывки и продавала подписанные копии для благотворительных целей. Это было впечатляюще. За время всех бесед, в которых поучаствовала Гермиона, она всё больше понимала, как много присутствующих желало снискать расположение Нарциссы. К тому же, многие были заинтригованы Малфоями как семьей. Люди хотели иметь что-то общее с ними. Проводить с ними время. Знать их.       А в некоторых случаях и стать их частью.       И хотя Малфой и привлекал внимание, в основном всё это было заслугой Нарциссы.       Нарцисса, как всегда, выглядела потрясающе: изумрудное платье и изящная прическа. Жизненный опыт, время и прогрессирующая болезнь не могли — не смогли — потушить огонь внутри её. В ней было так много жизни, ума и самообладания, что Гермиона застыла, как и многие из других гостей, наблюдая за Нарциссой Малфой в своей стихии.       Публика кружила вокруг Нарциссы, как луна вокруг планеты, полагая, что до неё рукой подать, хотя на самом деле они попросту застряли на её орбите. В миллионах километров. Она привлекала, но не впускала их в свою атмосферу.       Потому что тогда они бы смогли заглянуть за пределы её образа и понять человека, каким она была. Смогли бы увидеть трещины и недостатки, о которых не говорится в книге. Части своей жизни, которые она не довела до совершенства. И тогда, возможно, они бы не стали её так уважать…       Или же из-за этих недостатков они бы полюбили её больше.       В конце концов, эти детали жизни Нарциссы напомнили Гермионе о её человечности, напомнили ей, что Нарцисса не была простым отражением своих убеждений. Она была больше, чем их разногласия, споры и желания. Больше, чем просто пациент. И это заставило Гермиону задуматься, есть ли какая-то её часть, которая могла бы узнать Нарциссу на таком уровне, часть, которая могла бы понять её саму и её недостатки, которые что-то да отражали.       Что-то, что напомнило Гермионе о её собственных недостатках.       Появление незнакомой ведьмы в поле зрения отвлекло Гермиону от собственных мыслей.       Она была выше благодаря каблукам; голубые глаза контрастировали с чёрными волосами в низком пучке, и причёска хорошо подчеркивала высокие скулы и стройную шею. Её мантия была такая же тёмная, как и волосы, немного простая, но подчёркивала фигуру.       — О, добрый вечер, — глаза Гермионы метнулись вниз, и она заметила в руке ведьмы подписанную книгу.       За вечер к ней подходили не раз, но, как правило, это были одинокие волшебники — ну, и один женатый волшебник, которого она развернула сразу, как только заметила сияние на безымянном пальце.       — Мы знакомы? — спросила она, уже зная ответ.       — Нет, я Оливия. Я заметила, что ты наблюдаешь за Малфоями, и подумала, что поздороваюсь, — на самом деле, Гермиона была готова поспорить, но она действительно наблюдала. Она подарила в ответ милую улыбку, а ведьма напротив, очевидно, ещё не закончила. — Ты уже была официально представлена?       Гермиона моргнула.       — Кому?       — Малфоям, конечно, — Оливия усмехнулась, как будто не могла поверить тому, что только что услышала. — Тебя не пригласят на брачную встречу без представления.       — Ох, нет, — Гермиона покачала головой. — Я не собираюсь замуж.       Оливия стала говорить мягче, как только поняла, что Гермиона ей не соперница. Вернее, она начала хвастаться.       — Мой отец познакомил меня с Нарциссой в надежде, что я выйду замуж за Драко. Может, мы и полукровки, но моей семье принадлежит магазин Мадам Малкин и другие линии одежды. Мое приданое довольно солидное.       Что ж, она была очень богатой. Гермиона сделала вид, что ей интересно.       — Вау…       Не замечая сарказма в её тоне, Оливия продолжила.       — Я думаю, этого достаточно, чтобы быть уверенной в том, что я попаду на Встречу, а со всем остальным справится природное обаяние. Ходят слухи, что он не собирается жениться, но я думаю, что смогу его убедить, — она подняла подбородок и лукаво улыбнулась. — Я знаю, чего хотят такие мужчины, как он.       — Не сомневаюсь.       — Определенно, — Оливия улыбнулась, как будто нашла в Гермионе родственную душу, — немного усилий и скоро я стану следующей миссис Малфой. Мои родители будут в восторге.       «Удачи с этим» — почти сказала Гермиона, но сдержалась.       — Вас уже представляли друг другу?       Ведьма украдкой взглянула на неулыбчивого наследника Малфоев.       — Нет, — её глаза на мгновение задержались на его фигуре. — Но я надеюсь, что к концу вечера это изменится. Как я выгляжу?       — Чудесно, — это была правда. Гермиона старалась не задавать свой следующий вопрос, но какой вред он мог принести? Это был всего лишь разговор. — Ты что-нибудь о нём знаешь? — она кивнула в сторону Малфоя и перевела взгляд.       Пока Нарцисса очаровывала красиво одетых собеседников, ведьма, которая выглядела как минимум на десять лет моложе Малфоя, с ухмылкой протянула ему руку. Он опустил строгий взгляд на протянутую руку, а затем вернул на собеседницу. Уголки его рта искривились, и он переключил внимание в сторону.       Девушка мигом перестала улыбаться.       На мгновение Гермиона возмутилась его поведением, и ей стало её немного жалко, но потом она вспомнила о намерении, стоящем за таким поступком, о причинах сближения… и её сочувствие улетучилось.       Между тем, Оливия, казалось, ничего не замечала.       — Я знаю, что он богат, происходит из влиятельной семьи и может жениться; остальное не имеет значения. По крайней мере, для такого холодного человека он довольно красив. Слава Мерлину за это, — она начала хихикать, думая, что Гермиона присоединится. Она не стала. Оливия ни разу не упомянула Скорпиуса, и это отталкивало. После неловкого момента Оливия откашлялась и сжала книгу в руке.       — Ну, удачи, Оливия. Мне нужно идти.       Поражённая таким неожиданным прощанием, ведьма только кивнула.       — О, что ж, было приятно познакомиться… — её глаза сузились в растерянности. — Извини, я не помню, чтобы ты называла своё имя?       Гермиона быстро сообразила и представилась новым именем. Незаметным. Тем, которое легко забыть. Её вторым именем.       — Джин.       — О! Что ж, Джин, было приятно познакомиться с тобой.       — Взаимно, будущая миссис Малфой.       Ведьма хихикнула, покраснев. Гермиона шла к выходу, проходя мимо людей, которые даже не взглянули на неё. Она была просто ещё одним лицом в толпе. Её не запоминали и тем самым её появление не имело значения. Даже Оливия уже болтала с последними из отвергнутых Малфоем, похлопывая разочарованную ведьму по спине, совершенно не веря, что она может оказаться в той же ситуации к концу вечера.       Но это Гермионы не касалось, и она мысленно пожелала ведьме удачи.       Теперь, когда её задача была выполнена, оставалось только одно: уйти.       Гермиона была всего в нескольких шагах от двери, когда почувствовала что-то странное.       Она оглянулась через плечо, чтобы понять, что это было, и… что же, ей в очередной раз напомнили — она не всегда была самым наблюдательным человеком в комнате. Она не всегда была самой сообразительной или самой быстрой. Всегда был кто-то лучше. Кто-то, кто не оправдывал ожидания. Кто-то, кто не оправдал ни одного.       Кто-то, чьи серые глаза смотрели на неё с другого конца зала, загоняя в клетку.       Гермиона застыла, чувствуя, как ускорилось биение сердца, пока…       Стоп, ей нечего скрывать и у неё есть все основания для того, чтобы здесь находиться. Она ответила ему ровным взглядом, заметив, как он медленно поднял бровь. Но вместо того, чтобы сообщить матери о присутствии Гермионы, он криво ухмыльнулся.       Малфой отвернулся и прошёл дальше, возобновив разговор с волшебником, который, казалось, был немного сбит с толку. Мужчина даже посмотрел в её сторону, но не увидел её.       По крайней мере, не так, как Малфой.

***

      25 мая 2011 года       Нарцисса Малфой ни дня в своей жизни не занималась спортом для поддержания здоровья… и это было заметно.       Когда она принимала гостей, развлекала их — и даже просто была — в ней проявлялись изящество и элегантность, свойственные людям ушедшей эпохи. В ней было что-то такое, что заставляло людей смотреть, когда она входила в комнату; энергия, которая заставляла всех обратить внимание. Она заражала. И если Гермиона была невосприимчива к чарам Нарциссы благодаря тому, что у них были совершенно разные взгляды и убеждения, это не означало, что она была слепа.       И не означало, что она в ней это не уважала. Тайно.       Гермиона уверенно сталкивалась с Нарциссой, отвечая вызовам своей пациентки, что была почти такой же упрямой, как и она сама.       Однако теперь, когда им удалось исправить её зелья и её состояние стабилизировалось, пришло время заняться другими аспектами её жизни.       И начать с физической нагрузки.       Гермиона стала свидетелем того, как каждая капля уравновешенности и достоинства Нарциссы просто испарилась в первые минуты их запланированной прогулки. Гермиону веселило, каким странным образом жизнь показывала ей человечность Нарциссы, и она часто прятала улыбку за рукой. Ей потребовалось пять минут прогулки, чтобы понять, почему Нарцисса так сильно ненавидела упражнения.       Нарцисса ненавидела потеть. Ненавидела боль, которая обязательно наступала после хорошей долгой прогулки. Ненавидела всё, что имело какое-либо отношение к физической нагрузке.       Новая информация не помешала Гермионе переобуться в кроссовки в очередной раз и подойти к Нарциссе, пока та пересматривала своё расписание, попивая чай.       — Прогуляемся сегодня, хорошо?       — Уверяю вас, я крайне занята, — Нарцисса была напряжена, ответив своим холодным, как утренний воздух, тоном. Между бровями ярко выделялись морщины, и Гермиона предположила, что её выражение лица — и прямой отказ — были бы инстинктивной реакцией Нарциссы на любое предложение.       Не только на прогулку.       И это её настроение привлекло внимание Гермионы.       Она не хотела вступать в спор, а лишь определить источник и понять, заслуживает ли он её беспокойства как целительницы.       Нарцисса была, мягко говоря, темпераментной, но в этот день было что-то необычное, что обращало на себя внимание. На самом деле, Нарцисса всё утро была в ужасном настроении. После того, как няня поспешила увести Скорпиуса на уроки, Зиппи сообщил Гермионе, что после благотворительной акции (уже второй за неделю) Нарцисса вернулась очень поздно и не хотела вставать.       Она вошла на кухню примерно на час позже обычного и при этом выглядела так, будто не спала ни секунды. Она была напряжена и сдержана, а нервы давали о себе знать, когда она чуть не пролила чай — Гермиона вовремя использовала магию, чтобы спасти чашку. Едва успела. Но после завтрака и зелий её настроение, казалось, улучшилось.       Казалось.       Гермиона, готовая произнести несколько диагностических чар, взяла палочку и села на диван.       — Как вы чувствуете себя сейчас?       — Я раздражена, — она закрыла свой ежедневник и магией вернула его на стол. — Я ненавижу ходить, но вот вы здесь.       Медленно нарастающее волнение ненадолго исчезло, и Гермиона подавила смех, прочистив горло.       — Я уже объясняла важность физической нагрузки. Мы не уделяли этому должного внимания, но теперь, когда ваши симптомы выровнялись, я считаю, что сейчас хорошее время, чтобы начать, — взгляд напротив помрачнел. — Возможно, мы сможем найти компромисс. Есть ли что-то, что вам нравится?       Нарцисса в ответ раздраженно вздохнула.       — Сегодня я собираюсь в спа. Ухожу примерно через час и вернусь к ужину.       — Это хорошо для кровообращения, но не считается упражнением. Я предлагаю прогулку, потому что это один из щадящих вариантов. Возможно, плавание? Зиппи сказал мне, что здесь есть бассейн…       — Это зона Драко. Он плавает дважды в день. Иногда и чаще, — Нарцисса небрежно махнула рукой. — Я никогда не спускалась туда и не собираюсь, так как считаю это утомительным и неподобающим.       Неподобающим чему? Но Гермиона не стала спрашивать — она знала, как и когда начинать битву. Она также знала, что иногда, если ждать достаточно долго и позволить проблеме решиться самой, ей вообще не придётся вступать в бой.       Глаза Нарциссы смягчились, словно её поразило воспоминание, и она коснулась кольца на шее, что часто делала во время размышлений.       — Мне нравится садоводство, — мягко призналась она, к большому удивлению Гермионы. — Это было единственным делом в поместье, куда я не допускала эльфов. Единственное, что я делала почти без магии. Садоводство расслабляет, и всегда есть результат, поэтому я не была против ручной работы.       Что на самом деле означало, что она не была против того, чтобы попотеть, но на своих собственных условиях.       В этом был смысл.       Среди всех их различий между ними нашлось что-то общее.       То, с чем она могла бы работать. Что-то, от чего они могли отталкиваться.       — У меня есть оранжерея и сад, которые постоянно нуждаются в работе, если вам интересно.       Нарцисса на мгновение задумалась и разгладила переднюю часть мантии.        — Я полагаю, это подойдет в качестве необходимой физической активности, — её тон был жестким, но Гермиона уловила намек на румянец на её щеках и мерцание в глазах, которые подтвердили её истинные чувства.       Радость.       Снова Гермионе пришлось скрыть улыбку рукой, но в этот раз по другой причине. Она откашлялась.       — Я добавлю это в ваше расписание?       — Хорошо, — Нарцисса взглянула на часы. — Я предпочитаю заниматься садом утром, сразу после завтрака. Мы можем начать завтра.       — Поняла, — пока Нарцисса продолжала пить чай, Гермиона сидела в терпеливом молчании, но недолго. — Как вы себя чувствуете после зелий?       — Я всё больше похожа на себя, по сравнению с прошлыми месяцами. Однако, кажется, послеобеденные зелья повышают мой аппетит, а это никуда не годится.       — Боюсь, с этим ничего не поделать.       — Разве нет других альтернатив, которые могли бы это исправить? Я понимаю, что это звучит мелочно, но я беспокоюсь.       — Возможно, я смогу найти альтернативу, — увидев облегчение на лице Нарциссы, Гермиона поспешила снять с себя ответственность. — Я ничего не обещаю.       — Я понимаю, — ведьма кивнула. — К тому же, я хочу обсудить с вами ещё один вопрос.       — Что именно?       — Это касается питания, — Гермиона была расслабленна, но всё же приготовилась к спору, пока не заметила намек на неуверенность. Это напомнило ей Малфоя, и ей стало любопытно. — Я знаю, что мы договорились только об одном приёме пищи в день… однако всё, что я ем вне завтрака, меня не удовлетворяет, — это вполне могло быть комплиментом. — Я понимаю, что наше соглашение…       — Если хотите, я могу готовить ужин, что-нибудь сытное, но полезное. Могу готовить заранее, чтобы хватило на неделю и выходные. Что-нибудь, что можно разогреть или зачаровать для сохранения свежести. — Гермиона уловила легкий интерес и продолжила. — Мы можем составить меню, основанное на сезонных фруктах и ​​овощах. Ещё я могу начать готовить закуски для вас после приема зелий. На ваш вкус.       Нарцисса допила чай и наклонилась вперёд, поставив чашку ​​на стеклянный журнальный столик напротив камина.       — Мне бы этого хотелось.       — Хорошо.       Гермиона, чувствуя себя победительницей — ведь это было наибольшим успехом за всё время работы на Нарциссу, — начала вставать. Ведьма её остановила.       — Кроме того, мне очень нравятся ваши сорта чая, но я бы хотела попробовать другие смеси.       — Как пожелаете, — Гермиона улыбнулась. — Какие-нибудь особые предпочтения?       После того, как Нарцисса ушла в спа после приятного обеда, во время которого они обговорили дела в саду, Гермиона, воодушевлённая успехами по нескольким пунктам, решила порадовать её ужином из запечённого лосося и салата по возвращении.       И готовить было легко.       Секрет при работе с лососем заключался в том, чтобы не приправлять его слишком рано, иначе соль разрушит белки и вытянет влагу из рыбы, поэтому, пока Гермиона не планировала запекать, она готовила салат. Обычно она отдавала предпочтение тёплым салатам со спаржей, укропом и редисом, но, зная, что Нарцисса предпочитает свежие продукты и холодные салаты в тёплый сезон, она решила приготовить салат из свежесобранных шпината и рукколы, помидоров, огурцов и перца.       Просто, но вкусно.       К тому времени, как няня Скорпиуса вошла в кухню, немного шаркая по полу, Гермиона напевала себе под нос, нарезая помидоры и огурцы. Она подняла глаза, чтобы поприветствовать ведьму так же, как и всегда: сдержанно и вежливо, — но замерла, заметив разочарованную гримасу на её лице. Лицо девушки всё больше отражало нарастающую панику, пока она обыскивала гостиную, заглядывая под стол и другую мебель.       Что-то со Скорпиусом.       Дело было не в том, что он непослушный — как раз наоборот, — но даже в самые лучшие дни Кэтрин Причард не хватало смекалки. Гермиона думала, что это во многом было связано с требованиями Нарциссы о строгом распорядке и правилах. Или, может быть, это было как-то связано с тем, что Кэтрин в свои двадцать один год была слишком молода для такой всеобъемлющей работы и не могла постоять за себя, особенно когда Нарцисса вела себя неблагоразумно.       То, что она оставила няню и наняла её вообще было чудом, но у Гермионы сложилось впечатление, что Кэтрин осталась одной из немногих из того длинного списка людей, составленном до неё — все её предшественники ушли по самым разным причинам, во что Гермиону не посвящали.       Но она знала, что прислуга всегда говорила.       Это означало одно: Кэтрин, какой бы неопытной она ни была, будет трудно заменить.       Ведьма заметила Гермиону у острова только тогда, когда её поиски перешли на кухню. Её лицо расплылось в натянутой улыбке, которая не скрывала того факта, что девушка была обеспокоена.       — Здравствуйте, мисс Грейнджер.       Гермиона старалась не злиться, когда кто-то на десять лет моложе называл её мисс Грейнджер, но она чувствовала себя невероятно старой.       — Пожалуйста, зови меня Гермионой.       Она говорила это не в первый раз, но её просьба в очередной раз пролетела мимо ушей — Кэтрин открыла шкаф, заглянула внутрь и закрыла его с разочарованным вздохом.       — Вот бы в этом доме были отслеживающие чары.       — О, если ты ищешь Нарциссу, она ушла в спа и вернется позже.       Плечи Кэтрин облегченно опустились.       — Спасибо, мне нужно перед ней отчитаться, но я ищу не её, — они с Зиппи, казалось, чередовали отчеты об учебе Скорпиуса.       Гермиона не видела в этом смысла. На самом деле, она ни в чем здесь не видела смысла.       Зачем нанимать няню, если у неё был вполне способный домовой эльф, который одним щелчком пальцев мог легко справиться со всеми вопросами, касающимися как работы по дому, так и присмотра за детьми?       Странно, но тоже не её дело.       Кэтрин огляделась, словно Нарцисса могла подслушать.       — По правде говоря, я потеряла Скорпиуса, — глаза Гермионы расширились, а готовка мгновенно улетела на задний план. Конечно, он был тихим ребёнком, но как она вообще могла его потерять? Няня съёжилась, прекрасно понимая выражение лица Гермионы. — Понимаю, но я обсуждала его расписание, когда добавят занятия по латыни, а Зиппи убирался. Когда я обернулась, Скорпиуса уже не было. Вы его не видели?       Гермиона попыталась сдержать отвращение к строгому расписанию пятилетнего ребенка и присела на корточки к нижнему шкафу, перед которым стояла, чтобы взять салатницу.       — Я не… о боже!       Она чуть не потеряла равновесие, чувствуя грохот сердца. Вместо салатницы Гермиона нашла Скорпиуса.       Его голубые глаза расширились от шока, он крепко прижал открытый словарь к груди, смяв страницы. Он был так же поражён, как и Гермиона, но, в отличие от неё, не издал ни звука.       Её голову окружил рой вопросов, но первый был самым главным: как долго он там пробыл?       Гермиона инстинктивно оглядела его, заметив свою салатницу прямо у ног. Было не слишком тесно: кроме кухонных принадлежностей, которые она оставила, в кухонном острове почти ничего не было. Это было идеальное место для ребенка, который сейчас смотрел на неё с широко распахнутыми глазами, словно совёнок.       — Мисс Грейнджер? — встревоженная Кэтрин подошла ближе. — У вас всё нормально?       — Эм… — Гермиона ухватилась за открытую дверцу шкафа, моргая, глядя на маленького мальчика. Мгновенно она заметила всплеск паники в его глазах, он начал ерзать и искать спасения. Уровень стресса, исходящий от него, беспокоил её гораздо сильнее, чем она думала. — Я…       Это действительно не её дело.       Не её.       Ни в коем случае.       Но… ей так и не удалось забыть, как он ломался на её глазах, как он звал свою маму, пока спал на руках отца. Она продолжала перемещать его стакан каждое утро и махать ему рукой на прощание, чувствуя при этом всё большую тягу к нему. Она была неспособна отвести взгляд. Как и сейчас.       Взгляд Скорпиуса стал отчаянным; он смотрел прямо в душу, цепляясь за неё, как за спасательный трос. Мир замедлился. Не потому что она решила так поступить, а потому что действовала инстинктивно, даже не осознав, что нужно решить.       — Я его не видела.       На лице Скорпиуса отразилось искреннее удивление, и Гермиона отвела взгляд, повернувшись к Кэтрин. Затем она встала.       — Извини, что напугала, видимо, я забыла салатницу. Но нет, я не видела его. Если увижу, сразу отведу его к тебе.       — Спасибо, — Кэтрин так искренне улыбнулась, что ей стало почти стыдно за ложь. Почти. — Он особенно хорошо прячется, когда устает от уроков, я проверю его обычные места.       — Хорошая идея, — Гермиона взяла палочку, как только няня повернула голову. Шёпотом она наложила чары, которые гарантировали, что она больше не вернется. На самом деле это было простое заклинание, и ничто не могло повредить ей, но всякий раз, когда она подумала бы о кухне, её отвлекла бы другая комната. Няня застыла на мгновение, когда заклинание коснулось её сознания, но продолжила идти; её туфли эхом отражались от деревянного пола.       Убедившись, что Кэтрин не вернется, Гермиона положила палочку на стойку и присела на колени.       Казалось, это невозможно, но Скорпиус выглядел настороженно.       Гермиона недоумевала, почему, но ответ был ясен. Помимо того, что Скорпиус видел её каждое утро за завтраком и иногда слушал её попытки вести беседу, он её не знал. И не доверял.       Что ж, первый шаг?       Снова представиться.       — Здравствуй, — она протянула руку с мягкой искренней улыбкой. — Я Гермиона.       Скорпиус изучал её руку, как будто это было особо сбивающее с толку слово в словаре, всё ещё прижатом к груди. Должно быть, это ему досталось от Малфоя. Его глаза метнулись к ней. Скорпиус не ответил ей так, как она того ожидала. Вместо этого он тщательно разгладил складки на страницах любимой книги.       Гермиона не ожидала увидеть ребенка, который с таким теплом относится к книге, но к подобному ответу была готова; она не обиделась.       — Не хочешь выйти отсюда?       Скорпиус покачал головой.       И в этом нет ничего удивительного.       С терпением, которое ей требовалось для детей и животных, Гермиона кивнула, закидывая волосы через плечо.       — Хорошо, — она сделала паузу и указала на книгу. — Могу я посмотреть, что ты читаешь?       Это была достаточно невинная просьба, и он молча согласился, повернув большую книгу так, чтобы Гермиона могла видеть страницу. Затем он указал на растение.       О.       Это было просто.       Она заправила волосы за ухо, стараясь не выглядеть навязчивой.       — Тебе нравятся растения, Скорпиус?       Всё ещё колеблясь, он медленно кивнул.       Этого было достаточно.       — Я тоже их люблю, — с мягкой улыбкой призналась Гермиона. Голубые глаза осторожно сузились, и Гермиону позабавило, насколько выразительным может быть Скорпиус, несмотря на его молчание. — Так сильно, что у меня под рукой всегда есть растение. Вообще-то… — она вслепую подняла руку и искала расшитую бисером сумку. Скорпиус, увидев находку, с нарастающим любопытством наблюдал, как половина её руки исчезла внутри, прежде чем она достала то, что хотела.       Веточка мяты.       Она протянула растение ему.       — Возьми.       Не шелохнувшись, Скорпиус внимательно осмотрел мяту. Он был полностью сосредоточен на задаче, и у Гермионы было всё время в мире, чтобы просто наблюдать за ним, не отвлекаясь на что-то ещё. Скорпиус был в своей обычной одежде: пиджак, белая рубашка, шорты и носки до колен. Как настоящий школьник. Ничего необычного… ну, кроме того, что он прятался в шкафчике с книгой.       По какой-то причине.       Привычные ей чувства вернулись. Чувства, укоренившиеся в её душе с тех пор, как она вошла в дом Малфоев, с тех пор, как стала свидетельницей их разговоров о мальчике, и с тех пор, как сама понаблюдала за ним. Чувства, которые только усиливались по мере того, как она видела его, изучала его. Чувства, которые подсказали ей, что, возможно, это место было не первым, где он прятался.       Эти инциденты, как называла их Нарцисса, — моменты, когда он ускользал, исчезал в разных углах дома, как солнце пряталось за горизонтом. Сегодня это было маленькое тесное пространство, и никто не знал, где его искать. И Гермиона его понимала. Его график был настолько суров, что не оставлял много времени на самовыражение, как это обычно бывает у детей его возраста. У него не было времени расслабиться или поиграть. На самом деле, расписание не позволяло ничего.       У Скорпиуса Малфоя не было свободной воли.       Его попытки скрыться меньше напоминали бунтарство или страх, а больше — его поиск убежища.       Свободы.       — Ты можешь взять, — сказала Гермиона мальчику, который всё ещё рассматривал веточку мяты, зажатую между её пальцами. — Ты можешь её понюхать и даже съесть, — ответный взгляд, который сильно напомнил ей его отца, заставил Гермиону сдерживать улыбку. Она предоставила выбор ему. — Я покажу тебе, но только когда ты будешь готов выйти, хорошо?       Всё ещё пытаясь понять, что с ней делать, Скорпиус переводил взгляд с мяты на Гермиону, туда-сюда, словно любопытный лесной зверь перед тем, как броситься вглубь леса.       Назад к безопасности.              — Давай так, я закончу готовить ужин для твоей бабушки, и, если хочешь, покажу, что ещё можно делать с мятой, — Гермиона мысленно начала планировать то, чего изначально не ожидала. Но ей удалось завоевать всё его внимание. Покрутив мяту между пальцами, она снова протянула веточку ему. — Ты не мог бы подержать её у себя? Сделаешь это для меня?       Скорпиус отложил книгу со свойственной детям неуклюжестью, что должно было быть нормальным, но казалось странным, учитывая, как строго его воспитывали. Тогда она поняла почему. Он был заинтересован. Любопытен. И готов взять на себя ответственность. Он кивнул, глядя на мяту, словно на новую блестящую игрушку, и аккуратно взял веточку.       Было невероятно наблюдать, как загорелись его глаза, как только он вдохнул запах. Он казался потрясенным приятным ароматом и тем, что Гермиона была с ним честна. Скорпиус снова понюхал растение так, будто нюхал розы, но как только увидел её пристальный взгляд, его лицо выровнялось.       Закрылось.       Гермиона не стала давить, зная, что так будет лучше. Она позволила своим действиям говорить громче, чем слова, и оставила дверь шкафа открытой, чтобы он принял её предложение.       Когда он будет готов.       Гермиона вернулась к своей задаче и принялась нарезать помидоры и огурцы для салата Нарциссы, приготовила лосось и поставила его в духовку для запекания и оглянулась на часы.       Она взглянула на открытую дверь шкафа, чтобы проверить, принял ли он решение.       Она надеялась, что он это сделает.       И если её сердце бешено забилось при виде маленькой белокурой головы, выглядывающей из шкафа — что ж, это было только потому, что он напугал её. Не потому, что она терпеливо ждала, убирая следы готовки без магии.       Ни в коем случае.       Маленькая бледная рука Скорпиуса схватилась за дверцу шкафа и уже через мгновение он встал во весь рост спиной к Гермионе. Он, всё ещё сжимая в руке веточку мяты, осторожно закрыл дверь, старясь не прищемить пальцы, о чём Гермиона инстинктивно была готова напомнить ему, как привыкла делать с детьми Гарри.       Он неловко протянул ей мяту, и её сердце просто растаяло.       — Спасибо, но подержи ещё немного, хорошо?       Они смотрели друг на друга, Скорпиус всё ещё держал веточку, моргая, и выражение его лица слегка напомнило ей ребёнка, ожидающего, что что-то произойдет.       Фокус.       О, точно.       Он привык к тому, что вещи появляются в воздухе с щелчком пальцев Зиппи.       — Я не использую магию, — откровенно сказала она, чувствуя, как рождается идея. Ей понадобится несколько вещей из дома. — Это займет некоторое время. У меня есть кое-что, что мне нужно забрать из дома. Посиди здесь, я скоро вернусь.       Прежде чем он успел среагировать, Гермиона оставила его одного, схватила сумку и поспешила в камин в гостиной. Когда она вышла из камина, услышала, как Пэнси кричит на кого-то на втором этаже — вероятно, насчёт ванны, которую доставили в тот день, — но это не имело значения.       Гермиона была на задании.       Осмотревшись, она быстро нашла нужные ингредиенты и запихнула всё в свою сумку. Ещё одна горсть летучего пороха вернула её в дом Малфоев, где…       Стоял Скорпиус. Прямо перед камином. Его лицо было совершенно пустым, что напомнило ей Джеймса, когда он пытался выглядеть так, будто не делал того, что он на самом деле делал всё это время. Скорпиус выглядел так, будто не ждал здесь всё время.       Ожидая её возвращения и держа её мяту.       У неё перехватило дыхание как только она представила, как Скорпиус ожидает её возвращения, но не знает, когда она вернётся. И вернётся ли вообще, — прошептал её внутренний голос. Он не говорил, поэтому слова были бесполезны. Она не могла спросить его, как он себя чувствует, но Скорпиус всегда давал небольшие подсказки. Он так сильно напомнил ей Ала, когда тому было сложно с чем-то справляться.       Он напомнил ей, что словами не всегда можно рассказать чью-то историю.       Ал был тревожным мальчиком, которому требовалось больше внимания, чем его братьям и сестрам; в этом и была суть его визитов каждые два месяца. Однако его состояние не было следствием стрессовых ситуаций или нехватки внимания. Они были естественными — он вырастет из этого точно так же, как уже преодолевал страхи. Гермиона в этом не сомневалась.       И хотя она ничего не знала о Скорпиусе, кроме их пристальных переглядываний за завтраком и того единственного разговора, она была готова поспорить на свою зарплату, что в том, как покраснели его щёки и как напряженно он стоял, виновато его горе. Она не сомневалась, что о нём хорошо заботились, но учитывая твёрдую хватку Нарциссы, отсутствие Малфоя и смерть Астории…       Гермиона встала на колени перед замкнутым мальчиком так, как обычно делала с Алом, чтобы говорить лицом к лицу. Она не прикасалась к нему, но ей удалось поймать его взгляд.       — Я слишком поторопилась. Мне очень жаль. Я больше не буду этого делать, хорошо?       Скорпиус лишь расслабил колени и через мгновение едва качнул головой.       — Ты готов? Я взяла всё, что нам понадобится, — Гермиона ободряюще улыбнулась и протянула сумку в качестве доказательства, но Скорпиус только моргнул, как будто у неё было три головы. Гермиона встала и прошла на кухню, задаваясь вопросом, потерялся ли весь прогресс, которого она добилась.       Она оглянулась через плечо, и Скорпиус, на лице которого ясно читалось замешательство, последовал за ней. И Гермиона не позволила собственным страхам разубедить её, она приглушила все сомнения и пошла дальше.       Возможно, не всё было потеряно.       Улыбаясь про себя, Гермиона начала доставать всё необходимое, в то время как Скорпиус встал рядом с барным стулом — макушка его головы едва выглядывала из-за стойки. Гермиона уже вытащила клубнику, чернику, яблоки, апельсины и мед, когда услышала царапание деревянных ножек о пол. С любопытством она оглядела кухонный остров и обнаружила, что мальчик, всё ещё держа мяту, пытается залезть на барный стул.       И у него не получается.       — Нужна помощь?       Очевидно, Скорпиус её не заметил, потому что на мгновение испугался. Он отказался, рассеянно покачав головой, снова пытаясь забраться самостоятельно. И снова неудачно. Гермиона, подавив улыбку, прошептала заклинание, которое приклеило стул к полу… чтобы он мог справиться сам.       Скорпиус сел как раз к тому моменту, когда Гермиона уже вернулась за остров прямо напротив него, нарезая клубнику и чистя апельсины.       Её маленький зритель был очарован её действиями, а она, в свою очередь, наблюдала, как его светлые брови хмурились при каждом её шаге. Неестественная тишина смущала. Не было ни минуты покоя, когда она готовила для детей Гарри. По правде говоря, она никогда не ассоциировала тишину и детей вместе до того момента, как встретила Скорпиуса. Джеймс никогда не переставал говорить, Ал говорил, когда рядом было мало людей или один на один, а Лили была на удивление красноречивой для трёхлетнего ребенка.       Скорпиус же просто наблюдал с таким странным трепетом, что она заметила за собой, как пытается заполнить тишину бессмысленными разговорами, описывая каждый свой шаг.       — Я готовлю фруктовый салат. Обычно я кладу орехи пекан, но я не уверена, есть ли у тебя аллергии. Я спрошу… — от того, как он на мгновение напрягся, Гермиона поморщилась. — Я спрошу кого-нибудь, — она пожала плечами и продолжила, когда он расслабился. — Сначала я чищу апельсины, потом то же самое с киви и яблоками. Затем я добавлю клубнику, чернику и ежевику и разложу по тарелкам. Сверху полью медом и нарежу немного мяты, чтобы посыпать сверху. Как тебе?       Гермиона встретилась с его голубыми глазами, когда он принял её предложение, протянув веточку мяты для салата. Гермиона с теплой улыбкой приняла её во второй раз.       — Может, в следующий раз я сделаю тебе что-нибудь сладкое, например, фруктовое мороженое.       Она готовила его несколько раз для детей Гарри, когда им удавалось прекратить долгие споры и наконец определиться со вкусом. Скорпиус выглядел сбитым с толку, и это её огорчило. Не потому что он ни разу его не пробовал — воспитание Нарциссы такого бы не позволило, — а потому что мороженое летом радовало почти так же, как само волшебство, и он никогда не испытывал радости от ложечки фруктовой прохлады в знойный день.       Это был опыт.       Нечто незабываемое.       Она не могла не задаться вопросом, сколько таких моментов пропустил Скорпиус. Сколько таких моментов будет впереди, и сколько он пропустит. Не тех важных, а незначительных, которые мало что значат для кого-то постороннего, но для того, кто их проживал, они значат всё. Моменты, о которых ребёнок будет вспоминать, когда повзрослеет, с улыбкой на лице и теплом на душе. Гермиона поступала так, как и запланировала, но поняла, что хочет сделать нечто большее за тот короткий миг, что ей достался.       Она в тайне надеялась, что этого будет достаточно, чтобы породить чувство.       Воспоминание.       Мгновение, о котором он будет вспоминать с теплом.       Нечто.       Готовя фруктовый салат, Гермиона украдкой взглянула на Скорпиуса, который наблюдал за процессом так, как будто это было испытание. Закончив, она поставила перед ним миску с фруктовым салатом, посыпала сверху измельчённой мятой и улыбнулась тому, как сильно он, казалось, хотел его попробовать. Но он продолжил ждать, и она нахмурилась.       О, верно.       У него не было вилки.       Гермиона, чтобы продемонстрировать, взяла кусочек клубники и положила её в рот, несколько раз пожевав, прежде чем проглотить.       — Иногда фрукты вкуснее, если их есть руками, — затем она взяла чернику, ненавязчиво побуждая его сделать то же самое.       Скорпиус был настроен очень скептически, так сильно нахмурившись, что казалось, будто он вот-вот уйдет. Его выражение лица почти заставило Гермиону достать ему вилку. Но затем Скорпиус взял дольку апельсина с кусочками меда и мяты и внимательно посмотрел на него, прежде чем поднести ко рту.       С первого же ощущения глаза Скорпиуса загорелись, и Гермиона прикусила губу, чтобы сдержать улыбку.       Ему понравилось.       Она позволила ему есть руками ещё немного, прежде чем присоединиться к нему со своей собственной миской и двумя вилками, предоставив ему выбор. Некоторое время Скорпиус ел руками и наслаждаться фруктовым салатом. Довольная улыбка и липкие ладони. Но, в конце концов, его воспитание победило, и он взял вилку в руки. Первой на очереди была черника, которая упала с вилки и скатилась по его белой рубашке, оставив пару пятен.       — Упс, — Гермиона сказала легким, игривым тоном, наклонившись и подняв с пола ягоду.       Ал тоже ел неаккуратно. И ронять фрукты на пол было практически обрядом посвящения. Но обеспокоенное выражение лица Скорпиуса остановило Гермиону и заставило её перестать сравнивать их двоих. Он уронил вилку, явно потрясенный, и огляделся так, будто кто-то собирался войти в комнату и обнаружить его с испачканной рубашкой.       Он порывался убежать, но не трогал свою рубашку, потому что руки всё ещё были липкими из-за мёда, и это расстроило его ещё больше. Щёки стремительно краснели.       Гермиона понятия не имела, почему его настроение так резко изменилось, но сумела привлечь его внимание.       — Эй, всё хорошо. Я могу помочь?       От этого его лицо покраснело ещё больше. Она взяла палочку и магией стёрла пятна на его руках и рубашке, что… успокоило его. Он больше не смотрел на неё, и оглядывал руки. Гермиона хотела ему помочь, пытаясь вспомнить последовательность событий.       Скорпиуса не смущали липкие руки, до этого всё шло гладко. Он начал нервничать только после того, как запачкал рубашку. Гермиону задумалась: его состояние вряд ли связано с пятном от черники, а скорее с тем, что его поймают на ошибке.       Несовершенстве.       Гермиона протянула руку, испачканную соком нарезанных ягод.       — У меня тоже есть пятна. Взгляни, — она устроилась на стуле лицом к нему и держалась за сиденье. — На самом деле, у меня их очень много, — Гермиона указала на пятна на своих джинсах, начиная с колен. — Это от прополки сегодня утром, — затем она указала на слабое пятно в центре своей рубашки. — С завтрака. Твой отец меня напугал.       Своим появлением и жёстким «доброе утро».       Гермиона капнула на рубашку немного яйца-пашот.       Она понятия не имела, почему появление Малфоя так сильно её напугало. Он начал приветствовать её с той ночи со Скорпиусом, что напомнило временное прекращение огня. Гермиона приняла новые условия. Она свела свои комментарии к минимуму, а он появлялся на кухне и выглядел так, будто действительно отдохнул.       На диване — напомнил предательский разум.       Это знание беспокоило её больше, чем пятно на и без того желтой рубашке.       — Пятна — это нестрашно, — сказала Гермиона Скорпиусу, который хмуро оглядывал грязь на её колене. — Такое случается, потому что никто не идеален. Даже я. Твоя бабушка сегодня чуть не пролила чай, так что она тоже не идеальна.       На этих словах Скорпиус поднял голову, молча задавая вопрос любопытными голубыми глазами. Когда она привыкнет к тому, как его черты и манеры напоминают Малфоя? «Видимо, никогда», — подумала Гермиона, отбрасывая эту мысль и улыбаясь мальчику, который всё ещё смотрел на неё, буквально умоляя, чтобы она объяснила.       Это она и сделала.       — Она не идеальна. И это нормально. Иногда и пятна, как у тебя, у меня, тоже нормальные, — Гермиона раскрыла ему свои запачканные руки, но его глаза не отрывались от её. Он слушал. — Я могу очистить их с помощью магии, и твои руки тоже, но это нормально, что я этого не делаю. Я горжусь своими пятнами. Они показывают, что я много работала. И я могу просто вытереть их и начать заново, когда захочу.       Гермиона плавно повела палочкой и прошептала заклинание. Его глаза расширились от удивления так же, как когда она применяла диагностические заклинания на Нарциссе за завтраком. Он был заинтригован магией.       — Однажды ты сможешь сделать так же.       Скорпиус выглядел озадаченным.       Гермиона усмехнулась.       — Да, ты пойдешь в школу и будешь учиться так же, как твой отец, и…       Зиппи ворвался в комнату и заметил их обоих.       — Мисс Причард ищет молодого господина. Он должен вернуться к занятиям.       Впервые Гермиона услышала, как Скорпиус издал звук: он вздохнул, прежде чем взглянуть на неё широко раскрытыми невинными глазами. Он как будто умолял её позволить ему остаться. Но он не мог. Он пробыл здесь достаточно долго. Гермиона дала ему заслуженный перерыв.       — Пора на занятия, — она соскользнула со стула и помогла разочарованному Скорпиусу спуститься. Он угрюмо поправил свой блейзер и один из съехавших носков.       Мальчик, снова идеально одетый, повернулся, чтобы уйти, но прежде, чем он успел… что ж, Гермиона не смогла удержаться. Она похлопала его по плечу, и он, с грустными глазами и розовыми щеками, снова повернулся к ней. Как и перед камином, она встала на колени перед Скорпиусом, расположившись на уровне его глаз. Она понятия не имела, почему, но сказала ему: «Спасибо, что сохранил мою мяту в целости и сохранности».       После некоторого колебания Скорпиус поклонился. Движения сдержанные, как его и учили.       Но когда он поднял голову, Гермиона покачала головой. Было так много, что она хотела ему сказать, пока владела его вниманием, но вместо этого её захлестнули странные эмоции: сожаление, сочувствие, удивление и простая усталость.       — Не кланяйся мне, только улыбайся. Когда будешь готов.       Он, явно озадаченный её просьбой, не улыбнулся.       Заботиться о самом тихом ребенке, которого она когда-либо встречала, — не её работа. Но этого было недостаточно, чтобы подавить в Гермионе желание крепко его обнять, чтобы стереть кислое выражение с его лица, как она делала с Алом бесчисленное количество раз. Недостаточно, чтобы сдержать её от обещаний сделать что угодно, лишь бы он улыбнулся. Она испытывала подобное к детям Гарри и Джинни.       Несмотря на то, что он отличался от других, Скорпиус был таким же.       Просто ребёнком.       Одиноким ребёнком.       Однако пока она пыталась понять, что сказать, Скорпиус наблюдал за ней со всё возрастающим любопытством, даже неосознанно сделав шаг вперёд — она осознала, насколько это важно: он пытался установить тонкую связь и открыть дверь, ключ от которой она бессознательно ему дала, предоставив убежище.       Вместо того, чтобы заново повесить замок, как ей следовало сделать, Гермиона не сказала ни слова, оставив решение за ним. Позволить ему выбрать её. Дать ему выбор.       Она протянула ему открытую руку.       Он сделал то же самое в ответ, ухватившись своей маленькой ладонью за её, пока они оба не услышали движение Зиппи. Он отошёл первым. Скорпиус только единожды оглянулся, прежде чем они исчезли из комнаты, но Гермиона оставалась на своем месте ещё долго после того, как он ушёл.       Это было ошибкой.       Всё их взаимодействие состояло из ошибок. Превышение полномочий с её стороны. Она сделала лишний шаг — такой, от которого не было пути назад. И тем не менее…       Гермиона сожалела о многих вещах, что-то она могла бы сделать иначе или сказать лучше. Она принимала свои недостатки такими, какими они были. Признавала свои ошибки. Понимала источники своих проблем. Но её неспособность продолжать игнорировать Скорпиуса — его голубые глаза, милый и сдержанный характер, его молчание — к её полному шоку об этом она не жалела совсем.       — Чёрт.

***

      Нарцисса была довольна ужином, поэтому Гермиона оставила её одну наслаждаться едой, заходящим солнцем и музыкой. Гермиона обычно не задерживалась так долго в их доме и отдавала бразды правления Зиппи: на нём каждый вечер были ужин и вечерние зелья.       Сегодня она пошла бы домой, как обычно, но ей оставалось последнее дело.       С тех пор как Гермиона приняла Нарциссу в качестве пациента, список вопросов, на которые не мог ответить ни сама пациентка, ни её досье, только увеличивался. На некоторые из них неосознанно ответила Пэнси, но оставалось ещё несколько, на которые мог ответить только один человек.       Её сын.       Который должен ей услугу.       Вооружившись пергаментом и белым флагом в виде тарелки с ужином, Гермиона зашла в его кабинет.       Малфой сидел за загроможденным столом, где, похоже, всё ещё работал над переводами. Единственной частью его тела, которую она могла разглядеть, была его макушка, всё остальное скрывалось за спинкой кресла. Но не это привлекло её внимание в первую очередь.       Её взгляд зацепился за копию очень знакомого чертежа, который парил на уровне его глаз.       Теперь вместо булавок были цветные буквы. От A до Д. Гермиона, всё ещё стоя в дверях, слышала, как перо царапает пергамент, но не видела, что он пишет. Он поднял голову, чтобы посмотреть на чертёж, и снова опустил вниз, оставляя заметки.       Малфой, сосредоточенный на своей задаче, не заметил её присутствия, пока она не постучала в дверь.       Вторжение в его кабинет заставило Малфоя тяжело вздохнуть, прежде чем повернуться на стуле.       — Послушай, я не в настроении снова обсуждать ещё один из этих злосчастных браков, и…       Его взгляд упал на неё, затем на тарелку в её руке. Всё разочарование в его голосе, напряжение в плечах и морщины на лбу сменились выражением лица, которое было не совсем равнодушным. Но близко к этому.       — Грейнджер, — Малфой выпустил перо из руки, позволяя ему парить рядом с его головой; он откинулся на спинку кресла, положив локти по сторонам. Он был олицетворением напряженной непринужденности — оксюморон, — и всё же Гермиона начинала понимать, что это была его нормальная реакция на неё.       В его глазах она не угроза, но и не союзник. Просто кто-то.       Она понимала это чувство — оно было похоже на её собственное.       — Чем обязан такой чести?       — Я могу войти? Я приготовила для твоей матери ужин и подумала, что ты ничего не ел. Это ведь так? — спросила Гермиона, не отходя от двери.       Малфой странно посмотрел на неё. Неожиданный вопрос привел к честному ответу.       — Так.       — Ты голоден? Тут лосось и жареные овощи. Не знаю, что тебе нравится, но…       — Это подойдет, — он жестом пригласил её войти, и она приняла предложение, поставив тарелку на свободное место на столе. Она не села, вместо этого окинув взглядом комнату, а Малфой сделал вид, что не рассматривает еду. Гермионе не хотелось смотреть, как он ест, точно так же, как и ему не хотелось, чтобы смотрела она. Поэтому она сделала шаг к книжным полкам.       Всё выглядело так же, кроме стремянки, которую недавно двигали.       Что он читал? Этот вопрос звучал странно в её голове, поэтому Гермиона проигнорировала его. Какое значение имело то, что читал Драко Малфой? Никакое.       — Скорпиус уснул на диване, если ты здесь, чтобы продолжить тот спор, который мы так и не закончили.       Что?       Без малейших колебаний она обернулась и обнаружила, что Скорпиус спит под тем же одеялом, которым она накрыла его отца. Он, с большим пальцем во рту, выглядел очаровательным и довольным, таким маленьким на огромном диване. С другого конца комнаты она услышала, как вилка царапнула тарелку, и почти подняла глаза, чтобы понять, нравится ли ему еда, но воздержалась. Её внимание переключилось со Скорпиуса на фотографию над камином, затем на книги, прежде чем снова остановиться на маленьком мальчике.       — Он каждый вечер здесь засыпает?       — Нет, — ответил Малфой после небольшой паузы. — Он пришел сюда меньше чем десять минут назад, сразу лег на диван и уснул.       Она инстинктивно поправила одеяло на плечах Скорпиуса, не обращая внимания на то, каким тяжелым взглядом смотрел Малфой. Она уже привыкла к подобному, и даже находила некой зоной комфорта. Затем Гермиона подошла к столу Малфоя. Она не села, но заметила, что он действительно попробовал еду. Съел часть. По одному лишь выражению лица было трудно определить, понравилось ли ему, но Гермиона не стала гадать, а только протянула ему пергамент.       — Я составила несколько вопросов о твоей матери, и только ты можешь на них ответить. Отдашь обещанный долг.       Малфой рассеянно потянулся к очкам для чтения, надел их и уставился на первую страницу пергамента. Он быстро пролистал страницы, слегка расширив глаза.       — Несколько? — в его обычно растянутой манере речи слышалось веселье. — Здесь сорок шесть вопросов.       И между ними достаточно много места, чтобы дать полный ответ.       — Я подхожу к делу основательно.       — Это правда, — это не прозвучало по-злому, скорее, как очевидное заявление. Он посмотрел на неё над оправой очков. — Достаточно основательно, чтобы следить за моей матерью на благотворительном мероприятии.       Так, значит, они собирались это обсудить.       Гермиона пожала плечами.       — Это часть моей работы, — Гермиона столкнулась с его скептическим взглядом и переступила с ноги на ногу. — Я наблюдала за ней на случай проявления симптомов или первых признаков приступа. Мне нужно знать, как они выглядят, как возникают и какие сигналы она дает до того, как они проявятся. В ту ночь всё прошло гладко.       После короткой паузы Малфой всё же спросил.       — Почему бы не спросить её напрямую?       Логичный вопрос.       — Возможно, она сможет вспомнить, что чувствовала перед приступом, но она не будет знать, как это выглядело. Если ей станет жарко или холодно, изменится ли выражение её лица или нет. Есть небольшие признаки, которые можно только увидеть со стороны.       Он смотрел на неё несколько мгновений, по-видимому, обдумывая её слова.       — Звучит убедительно, — это прозвучало как уступка, и Гермиона почувствовала себя победителем, пока он снова не взглянул на её список. — Сегодня я слишком занят, чтобы этим заниматься. Возможно, тебе стоит просто спросить мою мать. У тебя есть талант уговаривать её делать то, что она не хочет.       Ещё один сомнительный комплимент.       Гермиона уже шла по этому пути и заходила в тупик по каждому из этих сорока шести вопросов.       — Она выдает только ту информацию, которая ей кажется подходящей.       Очевидно, семейная черта.       — Я не понимаю, почему… — Малфой замолчал, снова глядя на её пергамент, и открыл третью страницу, — тебя интересует девятнадцатый вопрос.       — Я бы не сказала, что меня очень интересует склонность Блэков к психическим заболеваниям, но это может быть связано с её текущим состоянием, тем более, если станет известно, что деменция наследственная. Понадобятся исследования.       Малфой поправил очки и оценивающе посмотрел на неё.       — Ты помнишь вопросы?       — Конечно, я их составляла.       Он снова взглянул на пергамент, но внезапно нахмурился — его лицо помрачнело.       — Это займет время, которого у меня сейчас нет. Возможно, мы сможем договориться о времени и месте, чтобы сразу ответить на всё.       — Ладно, — она мысленно составила список мест, которые не раззадорили бы Малфоя больше, чем это было необходимо. — Мой кабинет вполне подойдет. Дату и время выбирай сам.       — Хорошо, — Гермиона с чувством выполненного долга повернулась и направилась к двери, но едва не споткнулась, когда его голос снова раздался в тишине. — На вкус не так уж плохо.       Это было не совсем то, чего она ожидала, поэтому она обернулась.       — Спасибо? Не уверена, что это комплимент.       — Это не оскорбление, — он долго смотрел на неё. — Информация о секретном проходе подтвердилась.       — Серьезно? — она чувствовала нарастающее любопытство и подождала, пока он кивнёт, прежде чем спросить. — И план?       — Осуществится.       Это были отличные новости.       — Ты спишь?       Она чувствовала раздражение Малфоя на интуитивном уровне, но всё равно ждала ответа, который он в конце концов, с тяжким вздохом, дал.       — Я больше не нужен на ночных сменах. Укрытие нашли утром воскресенья, и оно уже было заброшено. Гестия направила группу для сбора улик.       — Отлично, — хотя он не ответил напрямую, Гермиона отпустила вопрос и скрестила руки на груди, обернув сумку вокруг запястья. — А что насчёт обучения авроров? — однажды она уже спросила об этом Гарри, и поняла, что, даже зная ответ, она хочет услышать его точку зрения. Узнать его взгляд на это.       Малфой поморщился от вопроса.       — Всё идёт настолько хорошо, насколько это возможно с аврорами, ударными магами и только закончившими обучение офицерами отдела магического правопорядка. Но Поттер… — его голос затих, а на лице было такое мрачное выражение лица, что стало ясно — он бы скорее съел плутоний и чувствовал, как его органы извлекают ржавой ложкой, чем признался в том, что собирался сказать. — Поттер не такой уж и бесполезный учитель.       Гермиона деликатно покашляла в попытке скрыть нахлынувшее веселье и позволила себе поделиться тайной с нахмуренным мужчиной напротив.       — Забавно, он сказал то же самое о тебе.       Малфой не смог скрыть своего удивления — или вспышки гордости, — но быстро сузил глаза. Он опоздал. Она видела его реакцию.       И видела его.

Тот, кто передвигает горы, сначала убирает маленькие камни.

Китайская пословица

***

Превью к одиннадцатой главе

             — Знаешь, — не вопрос — утверждение. — Можно утверждать, что возвращение власти министру не изменит ситуацию.              — Тот же самый аргумент можно привести и к тому, что это зависит от того, кто сидит в кресле министра. Лучшие лидеры — это великие учителя. Они могут добиться перемен путём компромисса, смотрят в будущее и, благодаря этому, воспитывают тех, кто их окружает. Они скромны и искренни. Они тверды, но никогда не ошибаются. Они держат ответственность перед своими людьми, создавая наилучшее возможное будущее. Я могу назвать несколько таких людей, за которыми я бы охотно последовала.              — Хм? — это не было похоже на интерес, но и не было равнодушием. Малфой отложил всё, что принёс с собой, в сторону, давая понять, что Гермиона теперь завладела его вниманием. А он — её. — И кто же это?              — Я думала, ты будешь больше говорить о моем идеализме или, по крайней мере, утверждать, что не существует ни одного человека, который бы полностью соответствовал этой роли. На самом деле, я могу придумать по крайней мере три более подходящих ответа на моё заявление, чем твой вопрос.              — Полагаю, ты права, — Малфой задумчиво пожал плечами. — У меня действительно больше мнений на этот счёт относительно твоей странной смеси идеализма и реализма, не говоря уже о том, что тебе следует держать их отдельно. Но, к сожалению, у меня нет времени спорить с тобой сегодня, Грейнджер. Это придётся перенести на понедельник.              — Ты только что запланировал спор?              Он снова взглянул на часы.              — Похоже, что да.