***
Валиде Султан тотчас оказалась в покоях падишаха, грозясь разрушить весь дворец. Да что там дворец? Столицу! А он был совершенно спокоен, что раздражало ещё больше. — Валиде, — готовясь к всевозможным обвинениям в свой адрес, начал тот, — я ждал вас. Падишах, конечно же, знал, как легко вывести её из себя. В том был большой риск, однако лишь при таком раскладе у них получилось бы поговорить, ведь сама Валиде не шла на контакт. Только и Мураду вскоре надоело бегать по всему дворцу, ищя её, потому что та приказала не пускать его в свои покои. Он разругался с прислугой во дворце, пригрозил расправой. Но напрасно, ведь тем же самым пригрозила агам Кёсем Султан, если посмеют впустить падишаха. Поэтому в Топкапы все знали о их крупном конфликте, причина которого тщательно скрывалась. Он даже не задумывался, почему в голову пришла гнусная идея с платком. Но что-то подсказывало ему о том, что именно подобное может задеть её до глубины души. Ведь, наверное, крайне унизительно получить приглашение на хальвет от собственного сына-повелителя… — Ждал? — она презрительно скривилась, подошла к письменном столу, за которым сидел падишах, изучая бумаги. — О, я знаю для чего ты меня ждал! — Послушайте… — женщина перебила его, угрожающе нависла, опираясь руками на поверхность стола. — Я слышала достаточно! Видела достаточно! Я терпела, долго терпела. Каждый раз обещала и тебе, и себе, что не позволю, но… Всё зашло настолько далеко, насколько я и предположить не могла! Ты понимаешь, что творишь, Мурад?! Понимаешь, какое неуважение проявляешь ко мне?! Мурад впервые видел матушку настолько свирепой. Ему даже на мгновение показалось, будто с минуты на минуту по её приказу в покоях появятся палачи и накинут ему на шею шёлковый шнурок. Впрочем, она сама и являлась для него палачом сейчас. Эти слова ранили как ничто иное… Хоть он понимал, что вина в данной ситуации только его и ничья больше, было неприятно. Разве наказуемо желание просто поговорить с матушкой? Разве мог он поступить по-другому, если эта упрямая женщина не обращала внимания на многочисленные его попытки начать разговор? Доля секунды прошла прежде, чем султанша получила ответную реакцию. — Валиде! — не выдержав криков, он резко поднялся, и они оказались наравне. Она привычно зажмурилась от того, как неожиданно сын рыкнул. — Успокойся, — злобно бросил он ей прямо в лицо, вызывая тем сплошное недоумение, — поговорить я хотел. Поговорить! Довольна? Что изменилось от твоих криков? Я хотел поговорить, но ты настойчиво молчала! — усмехнулся. — Надо же, увидела какой-то платочек и побежала возмущаться! Кёсем Султан не выдержала такого выпада: вся съёжилась от разрастающегося внутри негодования, прикрыла глаза и повела головой влево. На губы её проступила почти отчаянная усмешка. — Это не какой-то платочек, Мурад, — сокрушённо прошептала она, наконец осмелившись взглянуть на сына, — фиолетовый платок. И ты прекрасно знаешь, в каком случае его преподносят! — Я правда хотел лишь поговорить, Валиде, — объяснился и после долгой тишины решил, что конфликт исчерпан. Уже хотел взять её руку, в качестве извинения поцеловать тыльную сторону ладони, но женщина резко отпрянула. — Ты не оставила мне выбора! По-другому ты бы не пришла, а так я был уверен… — она не позволила ему продолжить. — Ты был уверен, что я не стерплю позора и обязательно приду! Мурад устремил взор на пылающие глаза, невольно проскользил взглядом по чертам лица, которые вдруг стали резче. Женщина сначала насупилась, а после в смятении отстранилась. Как сумела она заметить лишь сейчас, они находились слишком близко друг к другу, несмотря на разделяющий их стол. Нет, вполне приемлемое расстояние, однако…точно не для них. — Я не ослышался, Валиде? — прищурился, ожидая её реакции. — Раз мы заговорили о позоре, то нам нужно много чего обсудить. — Мурад… — вырвалось у неё против воли. Не нужно было долго размышлять, чтобы понять смысл его слов. Глаза уставились в пол, задумчиво рассматривая узоры на ковре. Конечно, был выход и из этой ситуации, но стоит ли?..***
Атике смутно понимала, что к чему, однако сразу домыслила. Уж больно смутил её фиолетовый платок в покоях матушки. Возможно, брат-повелитель решил позлить Валиде таким образом, но… Знания о их недавней беседе наталкивали на иную, ужасающую мысль. — Повелитель занят сейчас, — таков был ответ на просьбу пустить к падишаху, — Валиде Султан в его покоях, — пояснил ага, заметив на себе пронизительный взгляд юной султанши. Атике Султан развернулась на пятках, зажмурилась. И что бы там она не думала раньше, какие бы догадки не закрадывались в сознание, до сих пор плохо верилось… Нет, совсем не верилось. Однако точно она знала одно: чувства падишаха к матушке вовсе не те, которые должен испытывать сын. Эти взгляды украдкой, необъяснимый трепет при, казалось, самом обычном поцелуе руки, по-особенному ласковый взгляд — малая часть фактов, неизменно утверждающих лишь одно. В конце концов, остудив свой пыл, та осознала, что объятия, свидетелем которых она стала, не чужды родственникам. Даже такие странные. Подозрения по-прежнему оставались подозрениями. — Атике? — удивлённо спросила Гевхерхан, когда заметила сестру, облокотившуюся на стену. — Ты в порядке? — Нет, не могут же они и вправду… — прошептала, напряжённо глядя в одну точку. — Что? — Ничего, дай пройти, — она словно очнулась от глубокого сна, тревожно оглянулась и ушла. Гевхерхан лишь непонимающе уставилась сестре в след, а позже направилась к покоям Валиде Султан.***
— Я, — уже собравшись духом, начала Кёсем Султан, — давно хотела поговорить с тобой об этом, лев мой. Он в этот момент замер и даже смутился. Брови взметнулись наверх, а взгляд показывал всю сосредоточенность. — Я тоже считаю, что Османская династия не видела до сего дня такого позора, — чуть тише, почти обиженно добавила: — Никогда ещё падишах не обвинял свою Валиде в связи с предателями, а уж тем более… — он остановил матушку жестом, однако та не замолчала, а лишь на мгновенние запнулась, — не позволял себе такого! Не понимаю, — она укоризненно покачала головой, — к чему это всё, Мурад? Не оправдывай себя передо мной, а лучше припаси объяснения для остальных. Ты знаешь, что будет если кто-то, упаси Аллах, узнает о том фиолетовом платке? Понимаешь, какие слухи поползут? И разбираться не станут, что ты хотел меня разгневать… — он перебил её. — Не разгневать… — но в ответ был прерван женщиной. — Молчи, не перебивай. Прислушайся ко мне хоть раз, задумайся о том, что ты делаешь! В ином случае под удар попадём не только мы с тобой, но и вся, повторюсь, вся династия! Да что там, и государство пошатнётся, — Кёсем Султан шумно вздохнула. — А Гюльбахар сейчас совсем не место в Топкапы. И вообще-то… — она очень напряглась от очевидного факта, всплывшего в голове так внезапно, поэтому двинулась прочь от стола, от сына-повелителя. Тихо ушла на балкон, оставляя падишаха наедине с недоумением. Он свёл брови к переносице, пытаясь понять, что случилось на этот раз. После долгих раздумий всё же пошёл следом за матушкой. Та стояла, облокотившись плечом на белоснежную колонну, устало растирала виски. Надеялась, что свежий воздух остудит разум, и он действительно разрешил то, однако теперь султанше было вновь тошно от недалёкого прошлого. К прискорбию, оно отпечаталось в сознании так же ярко, как пылало небо сейчас. Валиде Султан отчаянно пыталась понять то, что никаким объяснениям не поддавалось. Её чувства к нему шипели, словно клубок ядовитых змей, кусались. Запутались настолько, что ничего не могло отвлечь от душевных терзаний. Постоянно преследовали её, но отчего-то были очень шатки: любой проступок его, пусть даже совсем безобидный, мог вызвать неожиданную волну эмоций. Самых разных, причём. Однако султанша не винила сына в произошедшем, ведь прекрасно понимала, кто действительно виноват в том. Уже не считала, в какой раз жалела и казалось, то бремя останется на её плечах до конца жизни. — Ты напрасно думаешь обо мне так плохо, — тихо отозвалась, услышав приближающиеся шаги. — Я уже не знаю, чем подтвердить свои слова, но поверь, — сложила руки на груди и вздёрнула подбородок, — в случившемся с принцессой нет моей вины. Я никогда не паду так низко! — Конечно, — кивнул, заложил руки за спину, двинулся к ней, — не падёшь, что ты. Ведь ниже уже некуда, правда, Валиде? — прозвучало вполне серьёзно. Как же его речи сейчас напоминали ей голос совести, который она тщетно пыталась заглушить всё это время. Оттого становилось не по себе: тело охватил пронзающий до костей холодок, губы сжались в тонкую полосу. Она шумно вздохнула, всё же подошла к нему. — Объясни мне кое-что, — беспристрастно оглядела сына. — Что не так, Мурад? Говоришь, у тебя ко мне есть разговор. Однако сейчас, когда я готова выслушать тебя, обвиняешь меня в том, чего бы я никогда не смогла совершить. Так ещё и позволяешь себе меня оскорблять! — Что не так?! — вспыхнул тот. — С чего же начать? Может, с того, что ты препятствуешь моему самостоятельному правлению? А дело том, что ты слишком упряма или же глупа, раз… — она перебила его. — Мурад! — вскрикнула, привычно вздрогнула и зажмурила глаза. — А решилась бы на такое в ином случае?! — Сдалась мне твоя Фарья! — не выдержала султанша. — Мне ведь заняться нечем, правда? Это же не я поддерживаю государство, пока ты пьянствуешь, пока развлекаешься! — Моя? О Фарье постоянно твердишь только ты, Валиде. И дело вовсе не в ней, я имел в виду другое, — Мурад печально усмехнулся и закивал головой, словно подтвердились его догадки. Отвёл взгляд от зелёных очей, не в силах наблюдать за тем, как слёзы подступают к ним. — Я спрошу кое-что, — предупредил, с трудом сумев вздохнуть. — Ты...что ты творишь? Ты избегаешь меня? Почему? Кёсем Султан почти виновато опустила голову. Молчала, однако причина была слишком очевидна для обоих, хоть и оставалась негласной. Падишах, пересиливая себя, взглянул на матушку. А она не знала, куда себя деть, что делать с вновь раскрасневшимися щеками. — Зачем? — он осторожно приблизился к ней. — Зачем нужно было всё то? Неужели действительно, — замялся, пытаясь унять отчего-то дрожащий голос, — только ради возвращения былого влияния? Валиде Султан едва заметно кивнула, отвела взгляд. А когда поняла смысл сказанного сыном, ошарашенно оглядела его. Голову внезапно навестили некоторые догадки, от которых стало дурно. На что он надеется? Какой ответ желает получить? Благо, раздался стук в дверь. — Входи, — отозвался Мурад, возвратившись в покои. — Повелитель, — Силахтар Ага почтенно склонил голову, завидев на балконе матушку падишаха, — Валиде Султан. Принцесса Фарья просит принять её. Султанша в мгновение позабыла о выступивших слезах, незаметно смахнула их и устремила взор на хранителя покоев, словно тот сказал нечто страшное. Удалилась, напоследок одним взглядом указав аге следовать за ней. — Пусть зайдёт, — сухо бросил падишах, с мрачным выражением лица наблюдая за переглядками будущих супругов. Ах, по его же воле…***
Кёсем Султан медленно петляла среди густо посаженных зелёных кустов, задумчиво прокручивала пальчиками кольцо власти. Тёплый ветерок приятной свежестью обдувал лицо, забирая вместе с собой все мысли, что отягощали её сейчас. Очень утомила султаншу беседа с сыном, однако поговорить с хранителем покоев она должна была в любом случае. — С последнего нашего разговора прошло достаточно времени, — как бы невзначай начала она, — думаю, этого времени должно было хватить, чтобы обдумать всё хорошенько. Ты согласен? — Я одного не могу понять, Султанша, — окинув ту внимательным и даже подозрительным взглядом, спросил: — Зачем вам всё это? Атике Султан — ваша дочь. Вы действительно хотите..? — Не думай, будто я плохо понимаю, на что иду, — устало бросила женщина, мерно вышагивая по дорожке, повела агу вглубь сада. — Атике вмешивается в дела, которые не приведут её ни к чему хорошему. Не будь это так опасно, прежде всего для неё, я бы никогда не решилась. Силахтар вдруг замер, припоминая прошлый разговор с султаншей. Она тоже невольно остановилась, озадаченно взирая на него. — Кажется, ваши слова были о том, что мы, вопреки своим желаниям, не должны ничего утаивать друг от друга? Иначе сотрудничество наше не заладится. Я же ничего не путаю? — с издёвкой спросил. — Говори прямо, — потребовала Валиде Султан, даже немного смутившись от его чересчур уверенного тона. — Что ж, мои мотивы вам известны, — ага тяжело вздохнул, — а ваши мне… Какие есть этакие дела, которые плохо скажутся на султанше? Чем они опасны? Почему скрываете их от Повелителя? Неужели вы насколько отчаялись, что решили зарыть топор войны между нами? Она заскрипела зубами, исподлобья взглянула на него. — У нас с тобой одинаково обречённое положение, скажем так, — нехотя ответила. — Но мне нужно твоё согласие, чтобы рассказать больше. Султанша хотела добавить ещё что-то, но мысли вылетели из головы, когда чужие руки грубо втиснули её в маленький промежуток между кустами белых роз, а вскоре и сам их обладатель оказался здесь. Силахтар Ага мысленно разразился проклятиями, когда понял, что наделал. Кёсем Султан же шипела: то ли от возмущения, которому не было предела, то ли от больно расцарапавших руки шипов, что почти вонзились в кожу. — Ты страх по… — но возмутиться не успела потому, что тот шикнул на неё, и от всезаполняющего негодования она не смогла сказать ни слова. — Можете казнить меня потом, но, прошу, помолчите сейчас, — тихо прошептал он, напряжённо вздохнул. — Пригнитесь. Она недовольно скривила лицо, но исполнила просьбу. Повисла тишина. Казалось, даже птицы прекратили своё пение. Ещё через несколько мгновений раздались едва слышные крадущиеся шаги. Треск веточек под ногами незнакомца свидетельствовал о том, как близко он находится. Шли минуты. Нет, не шли — они тянулись мучительно медленно. Кёсем Султан устало потёрла лоб, пытаясь вспомнить, когда в последний раз пряталась с кем-то в кустах. Силахтар же внимательно наблюдал за малейшими изменениями в обстановке. Когда он подал знак, что можно выходить, женщина облегчённо выдохнула. — Ты что себе позволяешь, Ага?! — Успокойтесь, прошу, — огородившись на всякий случай от неё руками, едва сумел подавить смешок. — В конце концов, если бы кто-то увидел нас вместе, то план можно было бы считать неудавшимся. И она уже готова была отчитать того за неуважение и самовольство, но в последний момент её будто осенило. Зелёные глаза сверкнули недобрым огоньком. — Значит, ты согласен? — спросила, горделиво вскинув голову кверху. — Согласен, — сухо ответил. Он и не думал никогда, что предаст повелителя. Хотя… Нет, это не предательство. Разве помощь, оказанная Валиде повелителя, может считаться предательством? Тем более, он будет от этого дела лишь в выгоде. Размышляя так о предстоящем, пиная камушки, что поменьше, Силахтар заметил отсутствие новоиспечённой союзницы только дойдя до могучего чинара. Оглядевшись, он вернулся обратно. Она тщетно пыталась выпутаться из гущи колючих веток, проклиная хранителя покоев и его дурную голову. Заметив вышеупомянутого, Кёсем Султан гневно дёрнула рукой, сквозь ткань чувствуя, как шипы скребут по коже. — Если бы здесь рос терновник, уверена, ты бы бросил меня именно в него! — зашипела, всё ещё не оставляя попыток выбраться из зелёного плена. — Прошу прощения, Султанша, — неловко отозвался он. — Вам помочь? — Ещё спрашивает! — фыркнула, демонстративно повернувшись к нему полубоком. Ещё бы и руки сложила на груди, только вот они застряли в паутине цветов и шипов. Валиде Султан в недоумении распахнула рот, завидев, как он, явно смутившись, окольцевал её руками. Напряжённо следила за каждым ловким движением пальцев, которые распутывали колючие веточки вокруг, отделяя их одну за другой. — Ты не мог ничего умнее придумать?! — наконец придя в себя, спросила она. — Нет, надо же додуматься впихнуть меня в эти кусты! — Значит, вы бы предпочли, чтобы Повелитель узнал обо всём? — едва заметно усмехнулся, отметил, как та напряглась при упоминании падишаха. — Повернитесь ко мне. — Что?! — Развернитесь ко мне лицом, пожалуйста, — терпеливо повторил. — Я же пытаюсь помочь, а вы всё только усложняете. Женщина в который раз закатила глаза, недовольно цокнула языком, но всё же послушалась, понимая, что так и простоит здесь весь день, если хранитель покоев не поможет ей. Казалось, всё идёт как по маслу, ведь вскоре она освободилась из этого зелёного плена. Бросила сквозь зубы сухое: «Спасибо». Уже сделала решительный шаг вперёд, но вдруг потеряла равновесие. Почувствовала, как что-то зацепилось за подол платья. А вдобавок ко всему Кёсем Султан оступилась, почти упав на хранителя покоев. К счастью или к сожалению, она успела вцепиться в его предплечье. Тот растерялся, но всё же подхватил её, зная, что не поймает — лишится головы. Но, кажется, ему придётся распрощаться с ней в любом случае. И, возможно, не ему одному. — Валиде? Силахтар? — в полном недоумении спросила Гевхерхан Султан, проходившая мимо. — Вы… — Гевхерхан, — спешно произнесла султанша, в тот же момент отстранилась от него. В голове так и вертелась надоедливая мысль о том, что подобное с ней случилось совсем недавно, — не пойми неправильно. Всё совсем не так, как ты могла подумать, я… — дочь перебила её, улыбнувшись одними уголками губ. — Я ни о чём не подумала, Валиде, — вполне серьёзно произнесла, — правда, не беспокойтесь, прошу. Она поспешила сразу же удалиться, не имея желания наблюдать за матушкой в объятиях хранителя покоев…***
Кеманкеш упрямо бродил по цветущему саду в поисках своей госпожи. И, судя по всему, был на правильном пути, ведь встретил Хаджи Агу, её верного слугу. Она словно испарилась, провернув однажды за угол. Больше султаншу новоиспечённый кетхюда не видел. — Хаджи Ага! — окликнул он евнуха, который раздавал поручения девушкам, разодетым в пёстрые платья. — Кеманкеш Ага… — удивлённо протянул. — К добру ли? Случилось что? — Ты же знаешь, где Валиде Султан? Хаджи свёл брови у переносице, задумался на мгновение, а когда вспомнил о приказе, данным часом ранее, невольно усмехнулся. — Тебе лучше знать, Ага, — отмахнулся он. — Эта обязанность на тебе, а у меня вон, — кивнул в сторону одной из хатун, — посмотри. И ведь уследить за каждой надо. Не так подрежут веточку — я головы лишусь! Знаешь, — предвосхитив вопрос кетхюды, заговорчески начал евнух, — с каких пор наложницы кусты стригут? — С каких же? — непонимающе спросил Кеманкеш. — Валиде Султан, — ага подошёл чуть ближе, заговорил почти шёпотом, — выбирает так, кого в покои к Повелителю отправить. Поделилась со мной, что подарок сегодня желает сделать ему…***
Мурад не находил себе места. Всё смешалось в одну кучу: Валиде и Силахтар, которые начали общаться подозрительно мирно; внезапно заболевшая Гюльбахар Султан, что вот-вот приедет; Фарья, в какой раз просящая войско. Что уж говорить о непрекращающихся восстаниях. Но всё это забылось с появлением в покоях сестры. Сестры, которая из-за него стала вдовой, вынуждена нести на себе этот груз. — Гевхерхан? — растерянно произнёс он и даже потёр глаза, дабы убедиться в том, что ему не привидилось. — Повелитель… — робко начала она, опустив голову. Напряжение брата невольно передалось и ей. Тогда пальчики принялись незаметно сжимать краешек тёмно-синего платья. — Я не виню вас, правда. Простите меня, я была груба к вам из-за казни мужа… Он нахмурился, с трудом выслушал её это ропотное «повелитель». Поднялся с ложа, заметил, как та поддалась назад. Маленькими шажочками преодолел расстояние до неё, мирясь со щемящей болью в груди. Взглянул виновато, но нисколько не жалея о содеянном: предатели остаются предателями при любых обстоятельствах. Распростёр руки, печально улыбнулся. А она посмотрела с опаской, недоверчиво так, что падишаху стало ещё больнее. Но всё же послушно шагнула в родные объятия. И как-то всё само прошло. Никто не страдал больше ни от обиды, ни от чувства вины. — Брат, — чуть отстранившись, обратилась она, — только я…хотела сказать тебе кое-что. — Говори, — умиротворённо произнёс Мурад, даже не подозревая, что его ждёт. — Я сегодня увидела… — поспешила оправдаться, заметив его выражение лица, — не подумай, не специально. Вобщем, наша Валиде в саду… — тяжело вздохнула. — Нет, я лучше спрошу у тебя кое-что, а ты ответь. Только честно! — Что случилось? — непонимающе обвёл сестру взглядом. — Скажи, Мурад, — тихо и даже боязливо начала, — вы ведь с матушкой скрываете что-то от нас, да? Эти постоянные ссоры, а сегодня вообще… — та не успела договорить. — Гевхерхан, — устало протянул он, — прошу, давай не будем обсуждать такое! — Хорошо-хорошо, не будем, — кивнула, но продолжила: — Только послушай меня, пожалуйста, как сестру… Знаю, ты гневаешься на нашу Валиде. Однако теперь я понимаю и её гнев. Конечно, не мне судить, но фиолетовый платок — это уже слишком.***
— Силахтар! — Атике быстро оказалась возле аги, который прогуливался по саду. — У тебя и сейчас для меня времени не найдётся? — Что вы, Султанша, — с наигранным удивлением произнёс, — разве смею я? Она довольно улыбнулась, поравнявшись с ним, направилась вглубь насаждений. Хранитель покоев, ведомый ею, ничуть не удивился такому поведению дочери Валиде Султан. — Столько мне нужно рассказать тебе, Силахтар! — тяжело вздохнула. — Ты и не поверишь, наверное, когда услышишь…***
Мурад остолбенел от ужаса, охватившего его после слов сестры. Часто моргая, словно пытаясь отогнать неясные видения, он таким образом их призвал: «Не оправдывай себя передо мной, а лучше припаси объяснения для остальных! — перед глазами возник силуэт матери, и он невольно вздрогнул. — Ты знаешь, что будет если кто-то, упаси Аллах, узнает о том фиолетовом платке?» Гевхерхан, заметив его реакцию, уже пожалела о сказанном. Сделала шаг назад, готовясь выслушать о том, что он — падишах, такова его воля. Однако тот лишь тяжело сглотнул, тихо спросил: — Как…ты узнала о нём? — К Валиде решила сходить, — недоумевая, начала она, — но её в покоях не оказалось. Только на полу валялась шкатулка, а в ней… Ну я и поняла потом, когда мимо твоих покоев проходила, слышала крики. Он устало кивнул, едва сдержал порыв схватиться за голову. — Ты мне лучше расскажи, что хотела, — попросил, не желая продолжать разговор в таком русле. Но вскоре понял по её лицу, что и та весть недобрая. — Мы с Селимом гуляли в саду. Потом его доверила служанкам, а сама решила ещё погулять. И увидела нашу матушку с Силахтаром. Неясную усталость падишаха как рукой сняло. Гевхерхан потупила взгляд, почти физически почувствовав его раздражение. В покоях повисла гнетущая тишина. — Они об… — замялась, не желая произносить такое, — я застала их в недвусмысленной позе, скажу так. Но я, наверное, просто неправильно поняла, брат…***
Чуть позже к нему явился Кеманкеш Ага. Падишах подумывал уже назначить для Валиде другого кетхюду, ведь не прошло и недели, а матушка умудрилась обвести того вокруг пальца. Однако Мурад узнал нечто не менее интересное, поэтому пощадил несчастного агу. Как-никак, Кеманкеш служит ему верой и правдой долгое время. — Значит, говоришь, матушка решила мне подарок приподнести сегодня? — заинтересованно спросил. — Именно так, Повелитель, — склонив голову, ответил тот, — если верить словам Хаджи Аги, Валиде Султан таким образом выбирала для вас наложницу… Несмотря на то, что это было сказано уже несколько раз, Мурад просто отказывался верить. Верить, что матушка, заведомо зная о том, что наложницу он не примет, хочет отправить сегодня хатун. Да и с чего бы ей заниматься таким? Уж не проверяет ли она его? От всех этих мыслей у падишаха разболелась голова, в которой и так не было покоя после слов Гевхерхан. Кёсем Султан ведь осведомлена о том, что кроме Айше он никого давно не принимал. И причина тому была очевидная: навязчивый образ преследовал его с каждой, но тот не мог видеть её в рабынях, было…неприятно. Хотя бы потому, что Кёсем не рабыня вовсе, никогда не упадёт в ноги, не поцелует подол кафтана. Однако глаза настойчиво видели её, и от такой картины, от мыслей, что любимая унижается перед ним, становилось дурно. Айше стала утешением, с ней всё было по-другому. Были в ней отголоски истинной госпожи. Только и то время прошло: давно не приходил туманный силуэт, овеянный цветочным ароматом. С некоторых пор он начал видеть её саму. Против воли, совсем не желая того. И всё же мысли о случае среди розовых кустов выжили любые другие, что ненароком закрадывались в подсознание. Падишах только сейчас осознал, какую ошибку совершил, сообщив им о планируемом браке заранее. В целом, решив, будто таким образом сможет отстранить свою Валиде и… Но сослать её тоже теперь не сможет, ведь Силахтар — его правая рука. Тем более, нечто знакомое наталкивало на мысль о том, что он не продержится долго, всё же попадёт под её влияние. Ещё продумывая этот ход в голове, падишах положился на друга только потому, что всецело доверял только ему. Оттого совсем не подумал, как сошлёт потом их вместе подальше от столицы. А одна матушка дел натворит, так нельзя. Однако отменять планируемое тоже не станет: не выдержит победной улыбки Кёсем Султан. Впрочем, та уже победила, если смогла заставить его усомниться в верности друга…***
Весь дворец вспыхнул в один момент: засуетились слуги, спеша приготовить покои для гостьи; зажужжали сплетницы, желая узнать всё и сразу, а потом непременно обсудить. Печалилась ли она? Нисколько. Лишь пребывала в раздражении. — Неужели не нашлось человека, который бы заблаговременно предупредил о приезде этой змеи? — пробубнила себе под нос Валиде Султан, наблюдая за бывшей соперницей, выходящей из кареты. — Больна она. Конечно же, больна! Заболела как раз в то время, когда закончилось моё регентство! — Валиде, — раздался знакомый тоненький голосок за спиной. Женщина порывисто развернулась, и от всплывших мыслей на лице её засияла улыбка. Она протянула ладонь для поцелуя, предвкушая нечто смехотворное, но не по отношению к ней. Ни в коем случае. Не зря же она спасла невестку от гнева сына, верно? Пусть это будет её маленькой благодарностью. Да и тем более, если он всё же примет свою супругу, будет только лучше. — Айше, — внимательно оглядела её, — как ты? — Всё хорошо, — заверила та, скользнув взглядом вниз, где посреди тропинки разговаривали Баязид и приехавшая только что Гюльбахар, — я готова. — Пусть Аллах будет милостив к тебе, — искренне пожелала и, заметив, как она волнуется, успокаивающе похлопала её по плечу. — Удача будет на твоей стороне, Айше, я верю.***
Мурад напряжённо ждал прихода того самого подарка: хотел поскорее его выпроводить. Решил почитать книгу, не имея желания глушить боль распиванием вина. Ну, как, не имея… Желать — желал. Ничего не мог с собой поделать, стал зависимым от него. Но и глотка не сумел сделать после случая с Валиде. Он, к слову, так и не разобрался в том, что натворил тем вечером. А если судить по матушке и её острому нежеланию общаться с ним, то произошло нечто страшное… Также пугали его воспоминания, всплывшие тогда, поутру. Но им тоже нельзя было верить — воображение могло сыграть с ним злую шутку. Наконец в дверь постучались, зашёл ага. — Повелитель, к вам Айше Султан пожаловала. — Впусти. Мурад даже обрадовался, надеясь на то, что общение с Ханзаде и Ахмедом избавит его от гнетущих мыслей. Только вот Айше пришла одна, а вскоре… Вскоре он всё понял. И понял даже кто именно (помимо богатого воображения) поглумился над ним. Загадкой оставалось лишь для чего Валиде устроила представление со слухами о том, будто выбирает наложницу для сына-повелителя. Хотела позлить? Он и так зол.***
— Атике! — Гевхерхан окликнула задумавшуюся сестру. Она лениво подняла взгляд, чуть насупилась. Потянулась за щербетом, отпила немного и вновь устремила взор на лежащие рядом подушки, мысленно обводя узор на них. — Атике, — повторила та, чуть успокоившись, — может объяснишь, что с тобой? — Я заметила кое-что… — явно смутившись, начала она. — Сначала не поверила даже. Думала, что лишилась рассудка, однако… — тяжело вздохнула, не смогла продолжить, — Ты не замечала ничего странного в поведении брата-повелителя? — Что ты имеешь ввиду? — Ладно, — фыркнула, — а в их с Валиде отношениях? Гевхерхан нахмурилась, стараясь заглушить поток ненужных мыслей. — Нам лучше не обсуждать такое, Атике, — строго проговорила она. Та лишь закатила глаза, наконец оторвав взгляд от подушек. — Все вы молчите… — тихо пробубнила себе под нос, однако недостаточно тихо для того, чтобы сестра не услышала. — Атике! — Что?! — внезапно вспыхнула раздражением. — Ну что? Скажи же, что я не права. Скажи, что всё это вполне нормально. Вновь помолчи в угоду нашей Валиде! — А ты хотя бы раз прислушайся к ней! То был самый настоящий гнев. Гнев, возникший от понимания, что сестра права. Впрочем, и сама Гевхерхан Султан не была слепа, но тактично молчала. Лишь иногда вмешивалась в их дела, да и только в ссоры — чтобы примирить. Бесспорно, та связь намного крепче, чем должна быть между матерью и сыном. Однако она относилась к такому с пониманием: ей просто непостижимы были их чувства, поэтому и не принималась осуждать. Мурад с детства сильнее всех был привязан к матушке, а Валиде… Хоть твердила, мол, любит всех одинаково, избранным для неё был именно он. Она, правда, совсем то не показывала, когда они проводили время вместе, всей семьёй. Но Атике и веселящимся шехзаде было вовсе не интересно, почему Мурад предпочитает забавам беседы с матушкой. Только вот Гевхерхан не была такой: она, несмотря на юный возраст, замечала те особенности. «Он старше. Ему, видимо, докучает играть с малдшими» — размышляла тогда на досуге. «Но ведь с Баязидом у них разница в возрасте совсем не большая» — сверкнула днём позже мысль. Насколько было ей известно, с Баязидом Мурад был очень дружен. Однако даже времяпровождению с братом предпочитал в который раз скоротать часок-другой с Валиде. А та, судя по всему, не находила его поведение странным. Совсем недавно, одним вечером, находясь в объятиях покойного ныне мужа, султанша задумалась о своём детстве. Выйдя замуж, по её мнению, слишком рано, она практически сразу уехала с мужем в поместье, оттого и не наблюдала больше тех их встреч в саду, которые почти всегда заканчивались долгими разговорами. А ведь самой ей было куда интереснее понаблюдать со стороны, поразмышлять о чём-нибудь в одиночестве, чем кружить с сестрой, а уж тем более — с братьями. Задумалась также и о причине, по которой они настолько привязаны к друг другу. Впрочем, ответ нашёлся сразу же, как после смерти Топала та вернулась в Топкапы. Она по-прежнему не была уверена в том, что матушка или же брат, что хоть кто-то из них осознал наконец ту причину. Как и не была уверена в том, что они поняли, куда завела их нелёгкая…***
Кёсем Султан задумчиво обвела пальчиком драгоценный камушек. Потом ещё один, следующий. И всё же вернула подаренное колье в шкатулку, не желая вспоминать о случившемся днём. Странное, совершенно необоснованное чувство вины застигло её врасплох, когда та узнала о предстоящем разговоре. А ведь надумала себе… — Мелике, — старательно глушила любые мысли, которые норовили испортить настроение окончательно, — Айше ещё не вернулась? — Айше Султан давно в своих покоях, Валиде. «Стало быть, он так и не принял её» — всё же зажужжала надоедливая догадка. — Упрямый, — буркнула себе под нос, — наложницы не нравятся, жена не может угодить. Даже принцесса, злосчастная Фарья, оказалась для него лишь государственным делом! Султанша захлопнула шкатулку, подняла взгляд на зеркало. Нервно поправила платок на груди, в какой раз проклиная себя за недавнюю глупость. В конце концов, как она могла так бездумно отдаться ему? Ведь если захочет, то устоит на ногах и без регентства. Почему же так опозорилась? Неужели просто не смогла заглушить непредвиденную волну страха остаться без власти? Или же… Кёсем Султан ещё раз оглядела себя в зеркале, снова поправила платок и, схватив вещицу, вышла из покоев.***
Мурад был крайне неспокоен. Послужил ли тому причиной насыщенный день, он не знал. Лишь догадывался, почему воображение извечно рисует её изумлённое лицо, каким оно было, вероятно, когда матушка увидела фиолетовый платок. — Валиде? — вздрогнул от того, насколько неожиданно она появилась в покоях. — Что-то случилось, упаси Аллах? Кёсем Султан лишь проследила взглядом за тем, как он поднялся с тахты и подошёл к ней. Спрятала глаза, протянула ему ту самую шкатулку. Падишах на мгновение насупился, хмыкнул. — Оно теперь ваше, Валиде, — усмехнулся он. — Я… — женщина замялась. Ведь дело было вовсе не в украшении, нет. Фиолетовый платок, что по-прежнему покоился в самом низу, под бархатной подушечкой, не давал ей покоя. — Я не готова принять такой подарок…от тебя, — едва сумела выговорить и, не подумав, буквально всучила ему в руки шкатулку. Пальцы соприкоснулись, хоть она отчаянно пыталась не допустить такого. Неясная волна прошлась по телу, а в груди, или скорее чуть ниже, что-то затрепетало. Валиде Султан поспешила убрать пальчики, да и убраться из этих покоев, но его ладони неожиданно легли поверх её. Тогда она всё-таки подняла растерянный взгляд: теперь он метался вверх-вниз, от шкатулки к его лицу. — Что ты..? — голос отчего-то дрогнул, и она сразу же умолкла. Но ответной реакции не последовало, поэтому султанша, неожиданно даже для себя, отдёрнула руки от шкатулки. Та полетела вниз, с грохотом упала. Однако падишах по-прежнему удерживал её ладони, вглядываясь в зелёные глаза. — Мурад, — тихо возмутилась, попыталась освободиться. Хоть тот и не удерживал сильно, дрожащие руки никак не могли совершить желаемое, — пусти же меня! — Объяснитесь сначала, — совершенно невозмутимо начал, — что за несуразные забавы? Думаете, мне было весело от тех слухов о поисках наложницы ко мне в покои? Зачем подослали ко мне Айше? И напоследок, что вы делали с Силахтаром в розовых кустах? Кёсем Султан чуть нахмурилась, непонимающе оглядела сына. А когда поняла намёк, то скривила лицо. — Такого ты обо мне мнения, да?! — вспыхнула негодованием, совсем позабыв о смущении. Женщина буквально выдернула свои ладони, в какой раз проклиная всё и вся. Уже повернулась, чтобы уйти, но не успела. Мурад придержал её за предплечье, осторожно обошёл кругом. — Валиде, — виновато начал, — я не хотел снова обидеть вас, простите… А внутри сильнее затрепетало что-то смутно знакомое, неспешно перетекая по всему телу. Она замерла. Совершенно не вслушивалась в его речи сейчас. Взор упал на крепкие пальцы, что слегка сжали рукав платья. Даже сквозь ткань почувствовала странную тревожность от прикосновения. Всё же воспоминания были не лучшими. И мысли в данный момент тоже. После той ночи очевидным стал его особый интерес к ней, но кое-что оставалось для госпожи загадкой. Да и с чего вдруг она решила, будто её чувства взаимны?.. Может, просто был пьян? Или же такое могло случиться оттого, что Мурад давно не проводил время с наложницами? Ну конечно, она же сделала всё, чтобы… Падишах заметил, куда устремлён её взгляд. Смутился, коря себя за внезапный порыв, и как-то скованно отдёрнул ладонь. Поджал губы. — Извините, — сам не понял за что просит прощения, однако посчитал это вполне уместным. Валиде Султан отвела взгляд в сторону, так и решившись начать говорить об этом сейчас, хоть они оба остро нуждались в том самом разговоре. Как можно было так наивно полагать, будто причиной того его порыва являлись чувства? Но как же он смотрел следующим вечером, какой нежностью пронизан был взгляд… Нет, тогда он точно был пьян. Она даже ощутила тот противный запах вина. Значит, не показалось. А вдруг… Чуть тёплое покалывание в руке по-прежнему напоминало о его прикосновении. Спустя время она кое-как смогла выжать из себя сдавленное: — Я лучше пойду. — Валиде, — остановил её тем горестным тоном, совершенно несвойственным для него, — есть то, что требует вашего внимания. Нашего. Гевхерхан знает о…причине той утренней ссоры.***
— Что? — Гюльбахар Султан непонимающе повела головой. — Нет, ни в коем случае! Этого нельзя допустить! Синан Паша обречённо вздохнул. — Я пытался убедить Шехзаде в том, что это — не лучшее решение. Однако он совершенно не слушал меня, — на губах его внезапно проступила едва заметная улыбка, — но Аллах по-прежнему оберегает нас, ведь вы приехали вовремя… Женщина задумалась, на мгновение даже перевела взгляд на тёмное ночное небо. В голове всё ещё без устали крутились слова соперницы, которые та сказала ей во время их разговора, по прибытии в столицу: «И если вдруг ты посмеешь вновь покуситься на трон моего сына-повелителя, а уж тем более на его жизнь…» — мысль оборвалась. — Подожди, — непонимающе вырвалось у неё, — причём тут Кёсем Султан? Почему Баязид решился на такое?***
Султанша пошатнулась и чуть не упала, однако, осознав, что кроме сына её ловить некому, неожиданно набралась сил. Мурад всё-таки взял её под руку и проводил до софы, пока та не особо понимала, что происходит. — Вам нехорошо? Может, лекаря позвать? Кёсем Султан лишь зажмурилась. Падишах заметил, как у матушки дрожат руки, осторожно подсел рядом. Хотел было приобнять её, дабы успокоить, но вовремя себя остановил, когда вспомнил недавнюю реакцию. Впрочем, и самому ему было крайне неловко. Готов был связаться с Шайтаном, только бы она забыла, только бы не догадалась о полыхающем сердце. — Я предупреждала тебя, — та скучающе потёрла переносицу, — но ты снова меня не послушал… Откуда она узнала? — Пришла к вам в покои в тот момент, когда вы уже были здесь. Увидела на полу шкатулку… — замолк. Не хотел снова поднимать ту тему, поэтому попытался направить разговор в другое русло: — Не переживайте, она восприняла это вполне спокойно. Подумала, что я хотел разозлить вас. Но прогадал. — Спокойно?! — вспыхнула султанша. — Гевхерхан тоже отреагировала спокойно, когда увидела нас с Силахтаром. Однако ты каким-то удивительным образом узнал о том нелепом стечении обстоятельств. И даже не пытайся прикрыть её: я знаю, что Кеманкеш Ага не докладывал тебе такого. Мурад накренил голову, внимательно разглядывая её. — Откуда знаете? — Я… — тяжело вздохнула, — вобщем, Силахтар сделал всё, чтобы назначенный тобой кетхюда не узнал о нашей встрече. Но Гевхерхан… — тот прервал её. — Что «всё»? — падишах насупился, собрал руки в замочек, сжал посильнее. И султанша краем глаза заметила те изменения, повернула голову в его сторону. Поняла вдруг, что наделала: подставила и себя, и будущего супруга. Ведь теперь он обязательно спросит, какой интерес у Силахтара, почему он помогает ей! Тяжело сглотнула, но повернулась к нему. Пересиливая себя, аккуратно накрыла его собранные ладони своей. — Мурад… — тихо прошептала, стараясь не смотреть ему в глаза. Но тот отпрянул, стиснул зубы. А в голову внезапно пришла страшная догадка, но именно её подтверждение было для женщины спасением. — Сколько раз мне повторить, чтобы вы услышали меня?! — внезапно зашипел он. — В конце концов, вы — Валиде Султан. О каких отношениях может идти речь? Этот брак должен был стать наказанием за нежелание расставаться с властью! А вы… — Мурад! — от понимания, что именно руководит сыном в данный момент, дрогнул и голос. Но всё же не могла больше терпеть такую очевидную ревность. — Послушай себя. Ты понимаешь, что мне говоришь?! Он непредвиденно притих. Виновато устремил взгляд в пол. А ведь матушка была права: он не вправе обращаться к ней с такими претензиями. Нет, надо что-то делать с этими чувствами, что извечно дают о себе знать в самый неподходящий момент. В противном случае, всё это грозится закончиться очень печально. — Вы уедете, — устало бросил, — уедете в Египет, Валиде. Сразу после церемонии. Без Силахтара, разумеется. Кёсем Султан тяжело вздохнула, почти понимающе кивнула. Догадывалась, что являлось причиной всех тех внезапных порывов оборвать малейшие связи с ней. Значит, не показалось? Значит, не надумала о его чувствах, желая взаимности? Хотя… Может, действительно так было бы лучше для них обоих. — Мурад, — почти шёпотом обратилась она к нему. Тот неестественно резко поднял голову, оглядел её с явным непониманием. Однако, когда тёплая ладонь вновь накрыла его, переплетая пальцы, не смог отстранить матушку. Осторожно, тревожась о том, чтобы вновь не позволить каким-то образом оттолкнуть её от себя, положил вторую свою ладонь поверх переплетённых пальцев. А когда заметил, как та плотно сжала веки и поморщилась от необъяснимой боли, не смог сдержать порыв: — Валиде, вы нездоровы, нужно обязательно обратиться к лекарю! — почему-то тоже шёпотом проговорил и сразу же ощутил, как султанша сильнее сжала его ладонь. — Меня беспокоит ваше состояние, очень сильно беспокоит! Откуда же взялись эти постоянные обмороки, слабость?.. — Мурад, — тяжело вздохнула, но сделала вид, будто и не слышала ничего, — от тебя зависит очень многое. Ты постоянно обвиняешь меня в том, что я пытаюсь разделить с тобой власть... Однако в твоих руках больше силы и влияния, чем тебе кажется. Только ещё есть нечто, что оказалось у тебя, хоть по праву не твоё вовсе. Цени это. Не забывай мои слова, если Аллах позволит, то ты всё поймёшь…***
К слову, эту ночь она планировала провести в личных покоях Силахтар Аги. Вместе они обсуждали дальнейшее сотрудничество и риски различных вариантов разрешения сложившейся ситуации. Однако уговорить сына отменить поход не получилось, он был непреклонен в своём решении. Под предлогом того, что она так жаждет управлять империей сама, заявил, мол, собирается оставить ей ту ношу на время похода. А причиной столь позднего визита к хранителю покоев являлась странная догадка о том, что помимо её самой и Гевхерхан злополучную шкатулку видел кто-то ещё. Ведь султанша ясно помнила: та покоилась на полочке. Вот только Мурад утверждал, что Гевхерхан обнаружила её уже на полу, а значит… Сам хранитель покоев встретил её с угрюмым лицом, перебирал документы, явно жалея о том, что согласился на эту авантюру. Теперь ему было ясно стремление Валиде Султан сотрудничать, заключить перемирие. Одних слов Атике Султан было мало, но если всё именно так, то доказательства найти будет несложно. Вот, оказывается, что скрывала та любезность женщины, которая, по правде говоря, подкупила его. Однако выгода от этого дела превзошла все ожидания: он узнал такую тайну, за одно умалчивание которой полагается немалая сумма золотых. Теперь же прояснились и её слова о том, что от него будут зависеть судьбы сразу нескольких человек. — А меня всё-таки интересует та шкатулка, Султанша… Она чуть нахмурилась, тяжело вздохнула. — Атике? — Да. И то уже не казалось ей неугомонным любопытством. Хотя бы потому, что Атике явно знала больше, чем стоило. Ведь сама султанша вряд ли бы расценила тот случай на балконе, как нечто подобное. В таком ключе и не подумала бы даже, несмотря на чувства. Могла ли посметь так думать о собственном сыне? Однако Атике со своими расспросами, да ещё таким прямыми, вовсе сбила её с толку. Оттого Кёсем Султан лишь сильнее терзалась о том, чувствует ли Мурад что-то к ней…неродственное. — Отстрани её от этого, хотя бы на несколько дней, — заметила на себе недоумевающий взгляд, добавила: — иначе ничего не получится. — Вы же обещали! — устало протянул он. — Обещали, что разрешится вопрос с Атике Султан и её чувствами. Мне и сегодняшней прогулки с ней хватило, Султанша! Я не выдержу такого! Она меня чуть не поцеловала! — Что?! — Валиде Султан подавилась щербетом, который тихо-мирно попивала, выслушивая его предложения, лишь иногда кивая головой в знак согласия. — Что ты сказал?! — Аллах — свидетель, Султанша! Я бы не стал клеветать…***
«Только ещё есть нечто, что оказалось у тебя, хоть по праву не твоё вовсе…» — ночные терзания Мурада не приносили никаких успехов в размышлениях о том, что могла иметь ввиду Кёсем Султан. И он всё-таки не сдержался. Сделал то, что пообещал самому себе не делать. Зато, опрокинув несколько стаканов вина, думать, на удивление, стало гораздо проще. А пальцы по-прежнему без устали перебирали несчастный фиолетовый платок. «Ждал? — звучал в голове такой знакомый голос. — О, я знаю для чего ты меня ждал!» «…Каждый раз обещала и тебе, и себе, что не позволю, но… Всё зашло настолько далеко, насколько я и предположить не могла!» Как же она, женщина в здравом уме, могла подумать о таком? Даже если просто предположить… А с другой стороны, что могла она подумать после того, как собственный сын так бесчестно обошёлся с ней? Но каково значение её слов, какие обещания давала матушка, говоря, будто не позволит…что не позволит? С каждым стаканом вопросов становилось всё больше и больше. А ещё вдруг вспомнился вечер, после которого та окончательно отдалилась от него. — Аллах, покарай! — зашипел, схватился за голову. — Ещё и спрашивал, почему не желает общаться со мной! Такое нужное порой, вызывающее невыносимую боль чувство вины поглотило падишаха. Утерев слёзы, выступившие непременно от осознания своей глупости, он постарался дойти до покоев Валиде Султан. Пошатываясь, хватаясь за стены, но всё же дошёл. И поймал на себе испуганный взгляд Хаджи Аги. — Повелитель!.. — тут же зароптал тот, пряча взгляд. — Вы же еле на ногах держитесь, куда уж вам к Валиде! Впрочем, ему уже не было дела до того, прогонит ли матушка. Как и до того, что негоже совсем падишаху разгуливать по дворцу в таком состоянии. — Посторон-и-ись! — долго протянул он, пробиваясь к дверям покоев. — Сегодня, — на мгновение запнулся, привычно вытянул указательный палец вверх, — я заслужу прощения!***
Кёсем Султан, разобравшись с делами чуть раньше, чем планировала изначально, решила всё же вернуться в свои покои не под утро. В конце концов, сын-повелитель узнает — обязательно надумает себе что-то. А ей и так хватало проблем, помимо его непринятия их с хранителем покоев примирения. Всё-таки ревностью обозвать такое странное поведение падишаха не позволяла совесть. Умиротворённая обстановкой ночного дворца та совсем не заметила верного евнуха, который мялся да кружил вокруг неё, не зная даже, как сообщить о таком. — Султанша, помилуйте… Повелитель… — Что такое, Хаджи? — но ей вполне хватило того красноречивого взгляда, которым ага окинул дубовые двери. Женщина недовольно поджала губы, однако сумела взять себя в руки. — Не беспокой нас, — лишь тихо бросила перед тем, как войти в покои. В нос сразу же ударил знакомый тошнотворный запах, который из раза в раз вызывал лишь сплошное отвращение. Султанша напряглась, а когда заметила его, сидящего на софе, ещё сильнее сжала челюсти. — У тебя хватает наглости заявляться ко мне в таком виде, Мурад?! — она вспыхнула раздражением, как только подошла к сыну. — В какой раз приходишь ко мне среди ночи, будто то позволительно?! — не сумела сдержаться, скривила лицо: — Так теперь ещё и пьян! Уясни же то, что забыл: я — твоя Валиде! Падишах ты или нет, в любом случае, не можешь так неуважительно относиться ко мне! Повисшая после такого тишина привела Валиде Султан в сознание, и она, уловив вдруг тихий всхлип, ужаснулась. Может, напрасны были крики? Не стал бы он плакать без серьёзной на то причины… Нерешительно подсела к нему, убедилась, что не показалось. — Сынок, случилось что-то, упаси Аллах? С Айше? С детьми? — в мгновение смягчилась. Он лишь поднял на матушку покрасневшие глаза. Долго сомневался, но всё же решился. Когда удостоверился, что та не отвергнет, аккуратно умостил голову у женщины на коленях. Кёсем Султан, совсем не ожидавшая такого, замерла. Попыталась сделать вдох, но воздуха в покоях будто не было вовсе. Воздела глаза, желая понять, как на такое реагировать. Однако не смогла сдержать напора чувств: они изжили затаившуюся обиду. Почти боязливо погрузила пальцы в светлые волосы, начала неспешно перебирать. «Вы опасаетесь, что ваша дочь раскроет то, чего на самом деле не существует, Султанша? — противненьким голосом усмехался в воспоминаниях госпожи Силахтар Ага. — Забавно, не находите?» А она и не задумывалась над причиной такого ярого желания скрыть…что? Разве что ту злополучную ночь, о которой знали лишь они вдвоём. Или же боялась султанша того, что Атике наговорит глупостей хранителю покоев, тот — обязательно поверит. Поверил бы, но никогда не воспользовался этой информацией против неё, а уж тем более против повелителя, которому так предан. Почему же… Почему же она не подумала обо всём заранее? Почему поторопилась со своими решениями? Неужели чувства до такой степени вскружили ей голову? — Любовь заставляет совершать ошибки, Валиде, — тихо отозвался падишах, наслаждаясь её нежными прикосновениями. Тогда же султанша в страхе замерла. Подумала даже, будто начала размышлять вслух, но, услышав продолжение фразы, успокоилась, — вы ведь так говорили? Сам Мурад думал лишь об одном: как же мог так поступить с человеком, дороже которого для него нет ничего в этом бренном мире. Однако рядом с ней стало намного спокойнее. Чувствовать её тепло, заботу, любовь (пусть даже материнскую) — самое необходимое для него. — Я очень виноват перед вами… — тихо начал, но женщина сразу смекнула, о чём пойдёт речь, потому перебила сына. — Как поживает Фарья? Падишах невольно усмехнулся, повернулся к ней лицом. Долго молчал, ведь она, казалось, была совсем не тут, а где-то далеко, в своих мыслях. В который раз стремясь к его локонам, ладонь женщины невзначай задела его щеку. Мурад успел поймать её, после чего примкнул губами прямо к внутренней стороне ладони. Лишь тогда Кёсем Султан через силу перевела на него взгляд. Только вот не нашла ничего сказать, помимо и так известного: — Ты пьян, — поморщилась, снова отвела взгляд, ведь нечто важное всплыло в голове. Не будь Мурад в таком состоянии, он бы никогда не стал просить прощения. Не пришёл бы к ней вот так, да и не плакал бы вовсе. Хоть та и отказывалась признавать, очень скучала по тем временам, когда они могли спокойно общаться. — Обсуждать принцессу — последнее, что можно делать в такой момент, Валиде. На такое заявление она лишь хмыкнула. Всё же он был прав. — Мне казалось, — начала султанша, — Фарья пришлась тебе по душе. Падишах вдруг глухо рассмеялся, и оттого женщина непонимающе уставилась на него. Решила не говорить ничего, подождать объяснений. — Вам показалось, — добавил в то же мгновение, — совершенно точно показалось. Кёсем Султан невольно улыбнулась от слов сына. Только улыбка та исчезла, когда она вновь заметила на себе его пристальный взгляд. — Что такое? — не выдержала долгой тишины. Падишах чуть было не улыбнулся ей в ответ, с интересом разглядывая в её очах маленькие огоньки свечей, освещавших покои. Вино, кажется, окончательно ударило в голову лишь сейчас: мягкая пустота обвалакивала всё внутри, своей приятной рыхлостью одурманивая ещё больше. — Клевер... — нашёптывали губы, но никак не он, — каждый раз, глядя в ваши глаза, я вижу клевер. Женщина вздёрнула брови, взглянула на него скорее с неким состраданием, чем насмешливо. Но решила послушать. — Его так много... Поле, целое поле клевера, — тот тяжело вздохнул, словно вовсе не желал продолжать. — Мне почему-то кажется, что так не должно быть. Он цветёт. Цветёт, Валиде, понимаете? Он не должен цвести, мне кажется... Нет. Нет, не кажется. Тот клевер не должен цвести... — Мурад, — султанша осторожно коснулась ладонью его лба, будто причиной тех бредней мог быть жар, — ты просто пьян, успокойся. — Вы не понимаете! — почти воскликнул. — Нет, тот клевер… Он цветущий, а так не должно быть… — внезапно стих, — Он всегда был таким, вы знали? Когда я ещё не понимал, почему цветёт клевер, но был таким. Цветущим. Разве вы не замечали? — Мой Мурад, — печально отозвалась она, не в силах наблюдать за его терзаниями, — успокойся, прошу! Если клевер цветёт, значит на то воля Аллаха. Ни ты, ни я, не сможем помешать, понимаешь? Больше не думай, не изводи себя. Падишах устало кивнул, вновь погружаясь в тепло её рук. А Валиде Султан никак не могла понять, что же происходит с ним. Вроде, те размышления вслух не имели смысла, но его тревожность пугала. Поэтому ей не оставалось ничего, кроме как ответить ему такой же бессмыслицей. Первым, что пришло в голову. Он неторопливо поднялся, вернулся в прежнее положение. Зажмурил глаза, словно то могло помочь остановить кружащийся мир. Оказался совсем близко к ней. И оттого внутри что-то боязливо сжалось, вслушиваясь в разливающийся трепет. В нос ударил такой знакомый жасминовый аромат, и падишах поморщился от резкого, как ему показалось, запаха. — Порой я теряюсь, совершенно не понимаю, как мне быть, Валиде, — тихо нашёптывал, по-прежнему не размыкая век. — Хочется утонуть в том клевере, затеряться… Думаю, может, стоит попытать удачу?.. Султанша чуть раздосадованно поджала губы. Отгоняя всякие догадки, осторожно коснулась ладонью его щеки. И он в то же мгновение распахнул глаза, оглядел матушку с непередаваемым удивлением. — Зачем же ты губишь себя, лев мой? — сокрушалась та. — Вино не залечит твои раны… Как же так получилось, Мурад? Поделись со мной, я смогу тебе помочь… Кёсем Султан сама не ведала, о чём говорит. Ведь тот порыв был настолько искренен, что в голове не было и мысли о действительном существовании тех самых ран. Впрочем, не будь женщина такой разбитой после произошедшего, не спросила. Ведь поняла бы, сколько боли может причинить такой вопрос. В конце концов, султанша оказалась права: раны его очень глубоки. Будучи ещё совсем юным, после восшествия на османский трон, падишах нередко заставал врасплох плачущую об усопшем султане Ахмеде матушку. И тогда тихо усаживался рядом, брал за руку, показывая так, что не покинет, пока её душа не успокоится. А она, не в состоянии размышлять о том, почему именно Мураду из раза в раз удаётся заглушить боль от потери, с благодарностью принимала его поддержку. Со временем то давящее чувство, непременно напоминающее о том, что принадлежавшая ранее отцу ответственность за матушку, её счастье и здравие оказалась на его плечах, перестало быть таковым. Идти по жизни бок о бок с ней — такое своё призвание чувствовал он отныне. Оттого и проводил много времени с ней, порой даже пренебрегая остальными делами. «Ты моя опора, Мурад» — нежно улыбалась ему в детстве Кёсем Султан. Нечто тяжёлое с каждым мгновением сильнее давило на сердце. Как же он посмел посягнуть на ту, которую поклялся себе оберегать вопреки всему? Рука сама потянулась к ней, намереваясь подцепить серый платок, что скрывал их тайну. Однако женщина вовремя перехватила ту дрожащими отчего-то пальцами. А в ответ была отстранена другой рукой, и падишах неловким движением откинул лёгкую ткань. Султанша лишь замерла, хотела что-то сказать, правда, все возмущения, встретившись с его взглядом, разлетелись прочь из головы. Он виновато поджал губы, разглядывая почти побледневшие бордовые следы на коже. Позволил себе невесомым движением дотронуться до них. Наблюдая её сейчас такой смущённой, да ещё и с подрагивающими по непонятной причине ресницами, улыбнулся своим мыслям. Почему-то многое изменилось. Если раньше он, в силу возраста, уступал в нечастых разногласиях с ней, то сейчас не допускал и мысли об этом. Сама же Валиде оставалась по-прежнему настойчивой, не желала признавать свои оплошности. Вероятно, подобное привело их непрекращающимся ссорам. Осложнялось это тем, насколько похожи они в своём упрямстве, да и не только в нём. Однако в объятиях её было легко и прекрасно, как и в прежние времена. Родные руки ласково обвили спину, султанша прижалась к нему, уткнулась в плечо, с трудом сдерживая слёзы. И ей даже не верилось, что спустя столько времени снова позволила себе довериться ему. Мелкая дрожь побежала по телу, послышался сдавленный всхлип. — Виновата только я… — в перерывах между судорожными вздохами шептала она, — не вини себя… Падишах лишь сильнее сжал матушку в своих объятиях, не желая больше никогда отпускать. Такое знакомое обоим чувство разгорелось с новой силой. Нечто неотъемлемое, всегда сопутствующее их, снова воссоединилось.***
И хоть примирение поселило под сводами дворца спокойствие, что длилось уже чуть больше недели, всё же создало ещё большую пропасть между ними. Теперь ей выступала не обида, не гнев и даже не стыд — глупая неловкость. Она мешала даже просто находиться в одних покоях, не то что разговаривать. Беда же случалась тогда, когда они, старательно делая вид, будто ничего не произошло, были вынуждены терпеть на людях эти приветствия. Терпеть то необъяснимое волнение перед друг другом, от которого закипала кровь. А ей оставалось лишь приливать к лицу, чтобы открыть другим глаза на истину. Однако жители дворца, к счастью, ничего не замечали. А даже если бы и заметили, разве посмели обвинить их в таком? Наедине, что случалось крайне редко, предпочитали понимающе кивать головой и сию минуту прятать взгляд. Этого вполне хватало. Омрачал удивительно спокойное течение времени предстоящий поход. Как бы не уговаривала Кёсем Султан Мурада, тот не терпел возражений. Однажды, по этому поводу, они снова чуть не поругались, однако вовремя подоспела Айше с детьми. Общение с Айше давалось султанше с трудом: она чувствовала себя виноватой перед ней. Ведь они никогда ничего не утаивали друг от друга, делились своими переживаниями. Невестка была для неё ближе даже дочерей, и такой их привязанности друг к другу никак не находилось объяснения. Нелепый случай с Фарьей Валиде Султан давно забыла, не держала зла на Айше. Сейчас же возникало ощущение, будто она уводит её возлюбленного… Но ничего ведь не было… Можно ли считать это предательством? Можно ли считать чувства предательством?.. Легче на душе было только от одного — неопределённости не осталось. И, не терзая себя, она могла смело утверждать, что Мурад искренен в своих намерениях как никогда. То, стоило ей немного приглядеться, легко читалось и в его поведении. Атике Султан, овеянная нежными чувствами, измучила несчастного Силахтара Агу прогулками по дворцовому саду. И тот думал, что без труда ответит в какой именно день они обходили с ней определённый кустик, если то потребуется. Впрочем, его, на удивление, не раздражало её беспрерывное щебетание. Всё оттого, что оно стихало на фоне кишащих в голове мыслей. Агу настолько смутил тот порыв, подчиняясь которому, Валиде Султан предложила ему союз с целью обезвредить дочь, что он невольно начал предполагать о их с повелителем неоднозначных отношениях. Стала бы сама Кёсем Султан так тревожиться из-за какого-то нелепого слушка? Но всё же он молчал, подумывая расспросить султана, когда его вновь навестит желание скрасить вечер вином.***
С рассветом солнце принесло не лучшие вести во дворец. Слуги в растерянности шептались, пытаясь переложить тяжкую ношу на кого-то другого. Та участь настигла и Мелике Хатун, которая решила поступить точно так же. — Смилуйся, Хаджи Ага, — почти взмолилась она, — я ещё жить хочу! Столько не видывала! — Зато собрала все слухи, — едко отозвался он, спеша подальше от покоев Валиде Султан, — здесь даже я тебе помочь не смогу. Султанша рассердится, очень рассердится! — Но ведь ты так дорог для госпожи, она поубавит свой гнев… — Ты тоже возле неё всё время крутишься да крутишься! Сама и иди! — Да что с вами такое?! — возмутилась Лалезар Калфа, в который раз появляясь словно из неоткуда. — Разве сложно сообщить нашей Султанше, что Повелитель покинул дворец? Будто о погибели, упаси Аллах, готовитесь рассказать! Пришлось ей самой идти к Кёсем Султан. Правда, не услышала она тихое, брошенное евнухом вслед: «Ты не понимаешь, насколько всё серьёзно…» И всё было относительно хорошо ровно до того момента, как калфа зашла в покои. Султанша, схватившись за горло, будто то могло помочь вздохнуть, негромко сипела…