Звезда во тьме

      Большой лист белый бумаги был исписан с обеих стороны двумя совершенно разными, но такими знакомыми им почерками. Он дрожал в руках Рабастана и мок от его капающих слез. Рудольфус придерживал лист, чтобы можно было хоть что-то прочесть, и чувствовал болезненную, почти выжигающую сухость в глазах и горле. Лучше бы подступали слезы. «Никогда бы не подумал, что оставлю весь род на вас, едва окончивших школу юнцах. Ваш дед назвал бы меня безумцем, но не бывало великого ума без примеси безумия*. Надеюсь, Рабастан, ты выучил этот чертов девиз. На могиле у меня чтоб прочел! Руди, проследи, пожалуйста. Так было нужно, мальчики. Это наше решение, вы никак на него не повлияли, поэтому не имеет смысла винить кого-либо, кроме нас. Я верю, что вы обретете свободу и докажете, что «позорный побег рода Лестрейндж» — не более, чем заголовок дешевой желтой прессы. Вы — будущее рода, у которого без сомнений всё впереди. Жестоко с нашей стороны было скрывать от вас, но иного выхода я не видел. Я не стану объяснять всё здесь, это слишком сложно. Спросите у Поллукса, он наверняка понял и сможет донести до вас нашу мотивацию так поступить. Скажу только, что наша смерть не напрасна, вы это еще поймете в самый нужный момент. Я хочу лишь одного: чтобы вы смогли прожить долгую жизнь, без бегства и преследований, без страха и вины. А для вас это возможно лишь после его смерти. Я верю в то, что вы справитесь. Многие рода начали осознавать опасность и теперь тоже на нашей стороне. Я счастлив, что озарение пришло к вам вовремя, мальчики. Будьте бдительны. Люблю вас. Искренне, Ваш отец. Мои любимые Рудольфус и Рабастан! Мне очень жаль, что мы с отцом покинули вас в самый сложный момент, но, как он наверняка сказал, это всё ради победы. Вы поймете потом… И нас, надеюсь, поймёте тоже. Может, только после того, как сами станете родителями. А вы ими станете! Не вздумайте примыкать к этой молодежной моде «без детей». На вас весь род, между прочим! Не могу я без наставлений. Хочется исписать сотни листов советами и подсказками, но вы давно в них не нуждаетесь. Вы совсем взрослые, я только недавно это поняла и очень горда. Я ничуть не сомневаюсь, что вы справитесь со всем этим и счастливо проживете всю жизнь. Пожалуйста, не ищите виноватых и уж тем более не делайте виноватыми себя или друг друга. В этом виноват только Тёмный Лорд и никто больше. Берегите себя и помните, что вы самое дорогое, что есть у друг друга. Бесконечно люблю вас и скучаю. С огромной любовью, Ваша мама»       Лист загорелся в руках Рабастана, и он с криком выпустил его из рук, но огонь сразу же потух, успев только обуглить края листа. Рудольфус с трудом взял под контроль магию, стрекочущую на кончиках пальцев. — Бред какой-то, — быстро покачал головой Рабастан. — Руди, скажи же, бред. — Подпись отца, — едва слышно произнес Руди, водя невидящими глазами по строках. — Получается, не бред.       Его окружили выросшие ниоткуда серые толстые стены. Рабастан отошел подальше, и их стало еще больше. Дверь распахнулась, и в комнату вбежали Регулус и Барти. — Что это такое? — Руди, — пробормотал Рабастан и поспешно вытер лицо. — Баст?.. Что такое?       Они подошли к нему, безостановочно что-то спрашивая, предлагая воду, успокоительное и виски, но он их не слышал. В голове проносились строки из письма, и Рабастан почувствовал, как припадает на колени, а потом и вовсе ускользает в темноту. По крайней мере, там тихо.

***

— Тише-тише, дорогая, — прошептала Вальбурга, приобнимая безутешную Друэллу.       Но она зарыдала еще надсаднее, сжимая руку Вальбурги до синяков. — Как?! Она не могла сама выпить яд. Кто-то отравил ее, кто убил мою дочь!       Вальбурга прикусила губу, пытаясь не чувствовать себя так отвратно. Мерлин, лучше бы она не знала правды! К глазах тоже стали подступать слезы, но она сдержала их, понимая, что совместными рыданиями Друэлле не помочь. — Мы всё выясним, я…       Друэлла резко обмякла в ее объятиях. Вальбурга укоризненно посмотрела на Сигнуса с зажатой в руке палочкой. Боль брата выдавали лишь запах виски и застегнутая неправильно рубашка. — Так будет только хуже. — Нужно поговорить, — сказал он и вышел из спальни.       Вальбурга невольно напрягалась, но кивнула и аккуратно выпуталась из рук Друэлла, уложив ее на подушку. Сигнуса она нашла в зале с гобеленом. Он пристально смотрел на вышитое лицо дочери. — Тридцатое ноября… — выдавил он вторую дату под ним.       Они подправили гобелен, чтобы никто не смог предъявить Вальбурге о том, что она молчала о смерти племянницы. Датой смерти поставили вчерашний день и почти одновременно с заклинанием, ударившим в гобелен, Поллукс бережно опустил тело Беллы в парке недалеко от поместья Сигнуса и Друэллы. — Я разговаривал с экспертом, Вальбурга, и знаешь, он сказал мне странную вещь. Что на Беллатрисе были замораживающие чары, а на самом деле ее… не стало больше двух недель назад. — Ты веришь министерскому работничку больше, чем нашему родовому гобелену? — резко спросила Вальбурга. — Ты, должен быть, выпил лишнего, брат. — Но он не из министерства, это самый дорогой эксперт в Великобритании. — Значит самый дорогой — не самый качественный.       Сигнус дернул плечом и зарылся в жидкие волосы, содрогнувшись всем телом. Вальбурга положила голову ему на плечо и обняла его, часто-часто моргая.

***

      Нарцисса была бледнее простыней, на которых они лежали, а ее всегда теплые мягкие ладони стали ледяными, будто закостенелыми. Волан-де-морт снова пытался отыскать что-то в ее голове, раз за разом вторгаясь в разум и переворачивая там всё с ног на голову. — Нам нужно бежать, Цисси, — тихо, опасаясь, что даже в собственной постели его могут подслушивать, произнес Люциус.       Нарцисса крепче прижалась к нему и прерывисто вздохнула, но слез не последовало. Их попросту не осталось. — Я знаю. Но ведь это невозможно. — До того, как это всё началось, я получил письмо от твоего деда, Поллукса. Он писал всякий бред, как мне тогда казалось. Я поэтому тебе не рассказывал, не хотел, чтобы ты расстраивалась из-за его поехавшей крыши.       Нарцисса с надеждой подняла взгляд. — Что он написал? — Похорони дитя под старой вишней, ведь там найдёшь ты гребень свободы.       Она ощутимо вздрогнула. — Звучит как пророчество… Гребень свободы? Что это значит?       Люциус полез в тумбочку. Нарцисса внезапно приложила ладонь ко рту и зажмурилась. — Люц, зачем, зачем ты мне это рассказал? — Потому что я уже нашел его, милая, — улыбнулся он и достал настоящий гребень. — Это портал. Не знаю, куда, но везде для тебя сейчас будет лучше, чем здесь.       Нарцисса крепко обняла его, с неверием и напуганным счастьем глядя на портал. — Давай уйдем, прямо сейчас. Ну же, хватайся. — Он не сработает, если я схвачусь, Цисси. Система безопасности поместья не отпустит.       Люциус обхватил ее руки вместе с гребнем и поцеловал в лоб. — Мистер Блэк думал, что сможет обойти защиту древними рунами, но это не так, к сожалению. Но я нашел способ.       Нарцисса видела по бегающим глазам мужа, что что-то не так, и от этого в желудке завязывался ледяной узел страха. — Я смогу на несколько секунд приподнять купол, чтобы ты успела переместиться. Крепко держись, хорошо?       Она обхватила гребень и всё ещё непонимающе посмотрела на него. Люциус обхватил палочку двумя руками и забормотал на другом языке. — Хватит! Хватит, Люциус, ты ведь не сможешь уйти, давай другой способ!       Нарцисса выпустила гребень, почувствовал, как он начинает нагреваться, и схватилась за его руки. Люциус прекратил ритуал и поцеловал ее дрожащую ладонь, отцепляя от себя. — Прости, Цисси, — пробормотал он и взмахнул палочкой.       Нарцисса не могла больше ни двинуться, ни издать звука. Она безмолвно смотрела, как Люциус вкладывает в ее руки гребень, целует лицо и снова начинает ритуал. Он опустил палочку, и в душе Цисси понадеялась, что у него не вышло. — Я люблю тебя, — произнес Люциус и вытер слезы с ее щек. — Прощай.       И портал сработал.