***
Рудольфус вздрогнул, когда комната резко поменяла облик. И правда, жить, как в родительском доме, было невыносимо и лучше пусть будет скучная деревянная мебель, от которой холодом сквозит, чем бордовая, как во времени, когда всё было хорошо. Когда родители были живы. Когда Рабастан по-дурацки шутил за ужином, а он давил улыбку в кашле, потому что маме было несмешно (папе очень даже). Рабастан… Наверное, они должны были сблизиться сильнее, поговорить, быть может, поплакать в компании друг друга, чтобы не жгло внутри так сильно, но они не делали ничего из этого. Они и вовсе почти не разговаривали друг с другом. Все слова казались бессмысленными, а обсуждать родовой пробудившийся дар Рабастан не хотел. Посмотрел с усталым непониманием — как ты можешь думать об этом сейчас, Рудольфус? Рудольфус и рад был бы не думать, дать себе утонуть в тоске и воспоминаниях, чтобы выплыть с успокоившейся душой, но он не мог позволить себе такую роскошь. У Рабастана здесь есть люди поближе него. Блэк, Крауч, справится, ему помогут, растрясут. А Рудольфус продолжит дело, что оставил отец. Он забыл вытащить заварку из кружки, и, глотнув терпкого черного чая, скривился на секунду. Подвинув к себе маленький стол, он глубоко вдохнул, крутя на пальце отцовское кольцо. Оно жгло его ответственностью и виной, тянуло вниз так, что просто стоять было тяжело, хотелось сгорбиться и опустить голову, но отныне он — глава рода Лестрейндж. Многочисленная родня там, в мире, едва ли может зваться частью их с Рабастаном рода, но это и хорошо. Они с радостью поднесут его голову Волан-де-морту. К черту их. На столе лежала потрепанная книга. Он смотрел на нее, подмечая все детали, все царапины на корешке, после закрыл глаза. Рука, протянутая к столу, затряслась, он жмурился, пытаясь совладать с тем неясным сгустком энергии, что грел изнутри. Приоткрыв глаза, он испустил изумленный вздох. На столе лежало две книги. Но стоило ему придвинуться ближе, как та, вторая, которая казалась блеклой рядом с настоящей, пропала. Рудольфус откинулся на спину, закрыв лицо дрожащими ладонями. Виски обжигало прохладными слезами. Он сумел, сдвинулся с мертвой точки, когда казалось, что всё бесполезно. Прогресс не заставил себя ждать. На то, чтобы создать иллюзию книги, у него ушло примерно десять часов. Но самое сложное — получить первый результат, отец всегда успокаивал его так, убеждая не бросать скрипку.***
Поллукс спустился в подвал и зажег факелы. Рассмотрев помещение, он удивленно хмыкнул. Вместо трехметровой клетушки вдоль стены теперь тянулись двенадцать клеток. По одной на каждого. Тянуло магией, видимо, наложены были чары, чтобы они не переговаривались. Вальбурга предусмотрела всё, впрочем, он и не думал сомневаться в ее догадливости. Он прошелся вдоль камер. Большинство пожирателей молча провожались его взглядами, настороженными, с толикой любопытства, но даже не дергались, другие и вовсе спали на кроватях. Видимо, Вальбурга их не запугивала. Ну и ну. В крайней камере, когда он проходил мимо, кто-то зашевелился. — Мистер Блэк? — хрипло воскликнул паренек, на вид несильно старше Сириуса, и припал к решетке. — Мистер Блэк, что происходит? Где мы? «Кто ты, мать твою, такой?» — мысленно вопрошал Поллукс, столбом стоя у клетки и думая, не поздно ли ещё притворяться глухим. У мальчишки были зеленоватые, ближе даже к карему, глаза и отросшие каштановые волосы, падающие на лицо. — Представься. Его голос от волнения дрожал, а пальцы, вряд ли осознанно, теребили прутья. — Николас Авейру, сэр! Вы гостили у моего отца во Франции. — Ах, Авейру… — протянул, даже несколько расстроившись, Поллукс и медленно двинулся дальше. — Отцу привет. — Не выйдет. Семья Авейру была знакома с Абраксасом Малфоем, и как-то раз, когда ему и Поллуксу еще было меньше полувека, они недельку жили в их особняке неподалеку от Лиссабона. Поллукс, учившийся почти десяток лет в Португалии, быстро поладил и с хозяйкой, и с хозяином. После они всегда ждали его в гости и без Малфоя. Николас тогда, Поллукс помнил уже смутно, для школы был маленьким, но колдовал неплохо и доставал его просьбами научить его ведению боя. Поллукс не отказывал. Мальчишка был сноровистым и схватывал всё на лету, успевая параллельно тараторить о друзьях и их играх, так что занятия с ним скучными не бывали. — Жаль. — Подождите, подождите, прошу вас, мистер Блэк! — Не голоси ты так, друзьям мешаешь. Но Николас словно не слышал его. Наоборот, он затряс пуще прежнего прутья решетки, и закричал вдвое громче, словно не в себе: — Выпустите меня отсюда! В замешательстве Поллукс хотел было усыпить его самым первым, чтобы не мешал работать, как тот, подхватив табурет, с силой ударил по решетке. По воздуху прошла рябь ограничителей. Николас громко вскрикнул, упав на землю, и когда Поллукс готов был вызывать экзорцистов, прижал палец ко рту. Он провел ладонью, как при заклинании-заглушке, и Поллукс, негромко хмыкнув, взмахнул палочкой. — Благодарю, сэр! — Ну, что предлагаешь? Николас облегченно выдохнул и поднялся на ноги. Он откинул волосы с лица резким взмахом, и Поллукс вдруг вспомнил те редкие деньки, когда у него получалось вырваться из семейных дрязг в Португалию. Эти поездки у него ассоциировались с пшеничным полем, посреди которого возвышался трехэтажный дом Перри и Гретты и их единственного долгожданного ребенка Николаса. Но постепенно их общение сошло на нет, и ездил отныне в Лиссабон он только по деловым вопросам. — Ходят слухи, что вы с внуками и другими недавними школьниками собираете что-то крайне ценное для Волан-де-морта. — Это среди пожирателей? — хмыкнул Поллукс. — Ты как вообще в эту кашу попал-то, а, Ник? — Да, среди пожирателей. Это крестражи, я ведь прав? Так открыто проигнорировал его вопрос… Что же, ладно. Поллукс продолжал молчать, равнодушно смотря на побледневшего от волнения Николаса. Тот, не разочарованный отсутствием реакции у него, продолжил: — Я знаю, где находится еще один.***
Они жили в Выручай-комнате чуть меньше недели, и медленно, но верно начинали сходить с ума. Особенно Сириус, которому, ввиду анимагической формы, вечно нужно было «на прогулку». Возмущался бы раньше и Рабастан, но в эти дни его устраивало бесцельно лежать в комнате, ставшей копией школьных спален. Раньше он спал в комнате, как в родительском доме, но она больше не вызывала тепла. А школа сейчас казалась приятным воспоминанием, когда всё было хорошо. Разумеется, тогда он отнюдь так не считал и вполне по делу, но в сравнении с настоящим… Рай на земле. Чаще всех покидали Комнату Поллукс и Сириус в своих анимагических видах, но и Бродяге это разрешалось максимум раз в пару дней. Поллукс мог пропадать и на весь день, а то и больше, и вызывал этим немалый переполох среди остальных — а вдруг это всё-таки случилось? Остальные могли лишь надеяться, что Джеймс Поттер не забудет передать Дамблдору Мантию-невидимку, и они прогуляются хотя бы по двору. Регулус чувствовал, что еще немного, и они все либо разругаются с Дамблдором, либо попросту сбегут. Время текло долго, единственным развлечением была отработка магических боевых искусств и набеги на Запретную секцию библиотеки, но большинство книг он на пару с Барти перечитал еще до курса четвертого. Коллекция с тех пор несильно пополнилась. Грозный Глаз в последний свой визит в Азкабан (попасть туда оказалось внезапно сложно, потребовалось множество подписанных допусков) заблокировал очаги магии у пожирателей, чье заключение было пожизненным. Их оказалось девять, но, как сказал Альбус, чтобы их задумка дала действительный результат и значительно ослабила Волан-де-морта, перекрытых очагов должно быть не менее сотни. Прислушавшись, Рабастан не услышал в коридоре ни звука и вышел из комнаты на поиски еды. Ее эльфы обычно оставляли на длинном столе в центре Выручай-комнаты, и сейчас он был полон вкусных мелочей: фруктов, орехов, сыров. Рабастан закинул в рот виноградину, первую еду за сутки, и поморщился. Кислая. Лучше б и дальше не ел. — За такой виноград Тинки хоть на стену вешай. Он запоздало дернулся, повернувшись на сидящего на диване Сириуса. И как только не заметил… Тот махнул рукой с зажатым в ней журналом. Рабастан рассмотрел шины и что-то блестящее черное. Опять маггловская хрень. — Не наши традиции, и слава Мерлину. Он, прихватив горсть орехов, обернулся было в сторону своей комнаты, как в спину донесся вопрос. — Что там с иллюзиями? — Понятия не имею. Этим занимается Рудольфус. — Рудольфус, — прищурил глаза Сириус. Рабастан в замешательстве присел за стол. Блэк был странным и разговорчивым, но не с заботой и беспокойством, как Рег или Барти, а от скуки будто. Ему тоже было скучно. А от комнаты уже тошнило. — Да, брат мой. С нами всей этой херней страдает уже несколько месяцев, если ты не замечал. — Не Руди. — Ну Рудольфус это Руди, получается. Блэк, ты… Сириус качнул головой. — С каких пор ты его Рудольфусом называешь? — Как научился выговаривать, так сразу, — забыв об орехах в кулаке и зуде в наверняка воспалённых глазах, ответил Рабастан и непонимающе склонил голову. — У вас братский кризис. — Ты-то в этом знаток, — фыркнул, пытаясь не задумываться над его словами, Рабастан и вспомнил все эти американские горки их с Регулусом отношений в школьные годы. — Всему виной Регулус. Рабастан от изумления усмехнулся. — Ага, как же. «Не брат ты мне больше, гадюка слизеринская! И ты, бараньи кудряшки… пошел ты»! Сириус улыбнулся и мечтательно прикрыл глаза. Вот бы снова на третий курс. И дома всё относительно нейтрально тогда, и Мародеры рядом, и с Регом хоть разговаривали, да и пропаганда «Змеиных черепов» среди слизеринцев не началась. Войны не было. — Бараньи кудряшки. Зря ты напомнил. — Не смей, Блэк, я тебя прокляну. — Слышу только «бе-е».