Рыбак рыбака

      Когда Леви за волосы поднимает перед собой чье-то слабое тело, тщательно изрешеченное алыми, влажными от испарений и слизи ранами — и прикладывает к шее тела клинок, — Эрен узнает.       Брат.       Само собой, он допускал такой исход.       Он знает Леви не первый день — не первый год на самом деле и, если уж совсем откровенно, удивлен, что Зик вообще дышит: конечно, еле-еле, но.       Он не может сказать, что знает Зика тоже, учитывая, как мало времени они провели вдвоем — но в сознании почему-то вспыхивает одна простая ясная мысль. Тот спровоцировал это сам.       — Ты хотел встречу? Получи, — негромко, но так, чтоб Эрен тоже услышал, цедит Леви прямо в ухо брату. Расстояние между ними несколько шагов; слева и справа — бескрайняя равнина, а сверху льет настоящий ливень, за стеной которого ничего. Только секунда, быстрое, отточенное за годы тренировок движение. Он мог бы раздавить этого человека здесь и сейчас.       Мог бы, если б не знал того так хорошо.       Эрен делает шаг.       — Двинешься еще, и можете попрощаться, — голос у Леви сиплый, свистящий. Лезвие теснее вжимается в голую бледную шею, крохотные кровавые капли живо смывает дождем. Зик вздрагивает животом — и с усилием приоткрывает заплывшие синие веки.       — Вы правда так думаете? — спрашивает Эрен, чувствуя, как холодные капли скатываются ему на язык, просачиваются в горло.       На лице Леви проступает замешательство — и следом, почти сразу — гнев.       — О чем ты говоришь? Конечно, я так думаю. Я знаю. Если хоть пальцем пошевелишь — эта башка слетит с плеч, будто ее там и не бывало.       — Я не об этом, — спокойно продолжает Эрен. — Вы… правда думаете, что в силах повлиять на то, что неизбежно произойдет? Или… — и поднимает кончики губ, — всего лишь хотите крови моего брата?       На последней фразе его взгляд падает на Зика — и уже не отрывается. Нагой и замученный, связанный, полумертвый он очаровывает. Эрен позволяет себе поразмышлять о том, как, должно быть, неприятно впивается веревка под самым кадыком. Как саднят под ней натертые до мяса запястья. Какую невыносимую боль причиняют исходящие паром и гноем выбоины на теле, когда о них разбивается дождевая вода. Эрен хочет сказать, что в этом теле скрыто куда больше воли и терпения, чем может показаться на первых порах. Что в их арсенале за эти четыре года побывали далеко не одни веревки — и испытывать раз за разом силу регенерации такими восхитительными, запретными методами было для Зика одним из самых быстрых способов себя отпустить.       Зик ловит этот взгляд. И, Эрен надеется, тоже вспоминает. Насколько это допустимо — когда вовсе не в страстном желании тебя держат на краю смерти.       — Что ты… — запинается Леви и смотрит. На Зика. На Эрена. Обратно.       Ладонь, сжимавшая клок волос, расцепляется; светлая голова легко падает на грудь. Уверенность Леви в выборе средств воздействия пошатывается — лишь слегка, на миг, но.       Словно он понимает.       — И так, капитан, и чего же вы желаете, — Эрен улыбается. Почти мстительно, победно — и кивает на брата, — взамен?       На одну сотую долю мгновения — но понимает.