Птица в клетке

nilu — are you with me syml — wheres my love lil peep — the way i see things

      От удара Райнер отшатнулся назад и, оступившись, едва не упал. Из разбитого носа к губам потекла кровь, его всего трясло от бессильной ярости и страха. Зик встряхнул кулаком, разминая пальцы, и поморщился.       — Не заставляй меня делать это снова, Райнер, — его глаза за тонкими стеклами очков угрожающе сверкнули. — Мы все знаем, чем это закончится.       Райнер его не слышал. В голове набатом стучали мысли — одна хуже другой, — Бертольд погиб. Скорее всего, погиб. Эрену удалось его схватить, и дальше судьбу его лучшего друга можно было считать решенной. Отчаяние захлестнуло с такой силой, что ему сдавило грудь. Он умолял Зика вернуться за Бертом, напасть одновременно, да сделать все, что угодно, лишь бы вытащить его. Когда они потеряли Энни, было тяжело, но Бертольд… Его потеря была во сто крат больнее.       Они вместе выросли, вместе тренировались и вместе отправились в этот ад, по иронии именуемый Парадизом. Только Бертольд всегда видел в нем человека, а не пустое место или жалкого неудачника. Только Бертольд никогда не осуждал его горячность, нетерпеливость и даже то, что Райнер порой забывал, кем он на самом деле являлся. Он принимал его таким, какой он был, просто находился рядом, разделял их тяжкую ношу и не давал окончательно сойти с ума.       Одна лишь мысль о том, что Райнер больше никогда его не увидит, причиняла ужасную боль.       — Пожалуйста, Зик, — взмолился он, вытирая кровь с губ. — Пожалуйста! Как мы можем бросить его там одного?! Это же Бертольд… Это же Берт…       — Я сказал, нет, — отчеканил командир, устало опустившись на землю. — Дождемся наших и отправимся домой. Вы и так умудрились потерять Челюсть и Женскую Особь, а теперь еще и Колоссального. Если Марли останется и без Бронированного, представь, как обрадуются их командиры? Думаешь, твою мать оставят в покое после такого провала? Мы попробуем вернуться за ними обоими позже.       Услышав о матери, Райнер моментально похолодел. Все это время он думал то о собственном долге перед родиной, то о солдатской чести, но ни разу не задумывался о том, как его действия могут сказаться на тех, кто остался дома. Зик был абсолютно прав, если он погибнет здесь, отношение к его родным станет в разы хуже, чем когда-либо.       — Тебе здорово досталось, — пробормотал он, покосившись на Зика.       Когда Райнер пришел в себя, вокруг него столпились бывшие товарищи из разведки. Ему завязали глаза, но он хорошо слышал голоса Ханджи, Жана, Микасы и Конни. Эвер среди них не было, и он надеялся, что она так и осталась на стене, в безопасности. Из головы у него не шли ее слова о том, что она хочет его выслушать и узнать. И хотя время было неподходящее, он твердо решил забрать ее с собой и все рассказать. Однако планам было не суждено сбыться. Ему повезло, что с ними была Пик в облике титана, в противном случае все могло обернуться намного хуже. И все же, Зику досталось куда больше.       Никогда прежде Райнер не видел его таким израненным и избитым. Он лишь чудом спасся от капитана Леви.       — Да, этот проклятый Аккерман неплохо меня отделал, — хмыкнул Зик, потирая ладонью челюсть. — А до него еще пришлось расправиться с кучкой детишек, притаившихся в лесу.       — Каких еще детишек? — озадаченно нахмурился Райнер.       — Да черт их знает. Одна из них мне прямо в затылок угодила этим их оружием, — процедил мужчина. — Еле успел руку подставить в последний момент. Но по итогу я там у стены и ее добил.       Райнер вдруг ощутил смутное беспокойство. Нервно сглотнув, он повернулся к Зику.       — Так что за девчонка, говоришь? — голос у него звучал ровно и почти равнодушно.       — Браун, ты оглох? — раздраженно бросил Зик, подняв очки на лоб. — Я понятия не имею, кто она такая. Темно-рыжие волосы, в черном была.       Райнер так и застыл на месте, будто его пригвоздило к земле. Перед глазами на секунду потемнело от страха, и он медленно моргнул. Это не могло быть правдой, просто совпадение, это была какая-то другая девушка, но точно не Эвер. Это не могла быть она, он оставил ее на стене, зачем ей было спускаться вниз?       пожалуйста, пусть это будет неправда.       пожалуйста. пожалуйста.       — Так ты ее… убил?       От одних этих слов становилось так страшно и больно, что хотелось заорать во все горло. Только не это. Сначала Бертольд, а теперь еще и Эвер? Он с ума сойдет, если окажется, что и она тоже мертва.       — Ага, — кивнул Зик, всматриваясь в горизонт, не замечая перемены в своем собеседнике. — Горло перерезал, чтобы не мучилась и не пыталась нас догнать. Я так понял, я всех ее друзей там перебил.       Райнер так резко поднялся на ноги, что зашумело в ушах. Зик удивленно посмотрел на него, подняв брови. Хотелось броситься на него, сбить кулаки в кровь, избивая его, стереть его в порошок, уничтожить. На задворках сознания еще теплилась мысль, что он говорил все же не о Эвер, но Райнер и сам понимал — слишком много совпадений. Сердце колотилось, как бешеное, где-то в горле, так что Райнер едва мог вдохнуть.       — Что такое, Райнер? — поинтересовался Зик. — Ты ее знал?       Стиснув зубы, Райнер отвел взгляд. Если он сейчас убьет Зика, можно будет сказать марлийским офицерам, что это дело рук демонов… Однако была Пик, которая сейчас высматривала, не следуют ли за ними враги. Она не подтвердит его слов. Что тогда сделают с его матерью? Накажут ли его самого и как это сделают, Райнеру было глубоко наплевать.       может, Зик все же говорил не об Эвер? может, она сумела спастись?       утешай себя, трус. у тебя даже не хватает смелости отомстить за нее. все, на что ты способен, это сделать вид, будто ничего не произошло.       трус. ты убийца и трус. и из-за тебя Эвер умерла. и Бертольд тоже. они оба умерли, а ты остался в живых.       а знаешь, почему? потому что худшие всегда выживают.       — Райнер?       — Нет, не знал, — произнес он, сглотнув. Он ненавидел себя за эти слова, за то, что придется смолчать, стерпеть и молча вытерпеть эту боль.       райнер, я так рада, что ты жив!       расскажи мне все, я хочу тебя выслушать.       — Да? — Зик тоже поднялся на ноги, подозрительно на него глядя поверх очков. — А то мне кажется, что ты лжешь…       Все произошло непроизвольно и так быстро, что Райнер сам удивился. Он резко вскинул сжатый кулак, с силой проехался им по лицу Зика, так, что у того очки слетели. Зарычав в бессильной ярости, ударил снова и снова. Зик отреагировал не сразу, лишь на втором ударе — попытался увернуться, и они оба рухнули на землю.       — Я тебя убью, — процедил Райнер, чувствуя, как глаза щиплет от слез.       Он так сильно его ненавидел. За то, что отказался вернуться за Бертом, за то, что посмел навредить Эвер. За то, что убил ее!       Зик вдруг расхохотался, обнажая окровавленные зубы. Браун так и замер с поднятым сбитым кулаком. Его всего колотило от злобы, страха и раздирающей изнутри боли. Он все это время так отчаянно защищал эту девушку, чтобы она все равно по итогу погибла.       — Вот, значит, как? — прохрипел Зик. — Очень иронично, Райнер, не находишь? Твоей задачей было — уничтожить это место. Но стоило какой-то элдийской девчонке раздвинуть перед тобой ноги, как ты тут же обо всем забыл. А ведь я думал, что из всех ты ответственнее всего относишься к вашей миссии.       — Ты мог просто оставить ее там, — процедил Райнер сквозь зубы, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. — Просто бросить ее там и все! Как бросил Бертольда!       — Мы на войне, Райнер, — спокойно произнес Зик, казалось, будто его совсем не заботило то, что Браун был готов его прикончить. — И здесь мы не щадим своих врагов. А еще думаем головой, а не членом.       Зарычав, Райнер снова занес кулак, чтобы ударить его, как вдруг сильный толчок в бок откинул его в сторону. Пик прижала его к земле огромной ладонью, и он закашлялся.       — Что тут у вас происходит? — послышался ее искаженный голос. — Вы совсем с ума посходили?!       Зик покачал головой и медленно сел, поморщившись от боли, вытирая со рта кровь. Райнер попытался подняться, но Пик держала крепко и не отпускала его. От бессилия у него по щекам потекли слезы. Что бы он сейчас ни сделал, ни Эвер, ни Бертольду это уже не поможет.       — Это первый и последний раз, когда я закрываю на такое поведение глаза, Райнер, — хрипло произнес Зик. — Больше таких поблажек тебе не будет. Собирайте вещи, они уже близко.       Пик наконец отпустила его, и Райнер сделал глубокий вдох. Ему с трудом верилось, что происходящее было реальностью. В душе он всегда знал, что рано или поздно ему придется вернуться домой и расстаться с Эвер навсегда. Он не питал глупых надежд, что она захочет или ему позволят забрать ее с собой, но по крайней мере, он надеялся, что при таком исходе Эвер останется в живых.       Зажмурившись, он раздраженно вытер мокрое от слез лицо. Он злился на себя, злился на Зика и ненавидел его, злился на весь мир и проклинал тот день, когда решил стать воином. Сколько жизней оборвалось из-за этого его решения? Сколько еще оборвется в будущем?       Чувствуя себя абсолютно разбитым и потерянным, Райнер поднялся на ноги. Зик, до этого собиравший их вещи, недовольно на него покосился. Лицо его покраснело, было все в ссадинах, на правой щеке расцветал лилового цвета синяк. Сжав зубы, Райнер обернулся, всматриваясь в темнеющий горизонт, чувствуя, как сердце в груди обращается в камень. Он надеялся, что больше никогда в жизни не увидит это место. ***       Пальцы никак не желали слушаться. Карандаш удавалось держать с трудом, он постоянно выскальзывал и это раздражало Эвер еще больше. Она сжала зубы, пытаясь унять дрожь в руке, и сделала очередной штрих. Грифель неровно царапнул бумагу и надломился.       Врач утверждал, что ей надо развивать мелкую моторику рук, чтобы вернуть пальцам подвижность. Первое время она даже ложку могла с трудом удержать. Руки постоянно дрожали, как у отпетого пьяницы, а про ноги ей даже страшно было подумать. Восстановление шло медленно, кости будто никак не желали срастаться, поэтому большую часть времени она проводила в кровати.       Ночью ее постоянно мучили кошмары. Теперь они вертелись вокруг того светловолосого мужчины, носителя Звероподобного гиганта. Он раз за разом убивал всех ее друзей, а потом добирался до нее, хватал за шею и перерезал горло. Эвер вскакивала на кровати, с криками хватаясь за туго перебинтованную шею.       Она не помнила, кто и как ее нашел. Очнулась уже в лазарете и тут же потеряла сознание из-за ослепляющей боли. Врач сказал, что порез оказался недостаточно глубоким, иначе она быстро бы умерла от потери крови. Вовремя подоспевшие кадеты из разведки смогли остановить кровь, тем самым спасли ей жизнь. Все твердили, что ей очень повезло, но Эвер совсем не чувствовала радости от этого.       Отец просидел возле ее кровати почти сутки, пока она снова не пришла в себя. Его измученный вид и покрасневшие от слез глаза лучше любых слов говорили, через что ему пришлось пройти за это время. Первые несколько дней она не могла говорить, врач запретил даже пытаться, чтобы не напрягать лишний раз голосовые связки. Вертеть головой тоже не рекомендовалось, в любой момент могли разойтись швы, которых пришлось в спешке наложить великое множество, и она могла просто истечь кровью.       Эвер не чувствовала ни радости, ни печали от происходящего, покорно выполняя все, о чем просил врач. Она мало спала и почти ничего не ела, украдкой отдавала еду, которую ей приносили отец, ребята из разведки и Жан, Саше или и вовсе выбрасывала. Все они пытались разговорить ее, отвлечь, старательно обходили стороной тему случившегося, однако Эвер даже не пыталась идти им навстречу.       — Что случилось после того, как я отключилась? — это был первый вопрос, который она задала отцу, как только разрешили говорить.       Горло ужасно болело, кожа вокруг пореза горела огнем, Эвер даже глотать могла с трудом. Отец устало на нее посмотрел и замотал головой:       — Не думаю, что тебе стоит…       — Папа! — резко выпалила она и поморщилась от боли. — Расскажи мне все.       — Капитан Леви атаковал носителя Звероподобного, — со вздохом произнес он, сдавшись. — Серьезно его ранил, но добить не смог, появился тот гигант, который передвигался на четырех лапах, и спас его. Вместе они забрали Райнера Брауна и скрылись. Видимо, на то, чтобы спасать Бертольда, сил у них уже не было.       Эвер поджала губы. Призрачная надежда, появившаяся, когда она услышала о капитане Леви, испарилась без следа.       — Значит, он выжил.       — Да.       Она улыбнулась и покачала головой. Все это было смешно и нелепо. Они столько усилий приложили, чтобы убить его, но в итоге лишь напрасно отправили на тот свет более ста солдат. Пятеро из которых были ее близкими друзьями. Они все умерли напрасно, потому что их смерти не дали абсолютно никакого ожидаемого результата.       Новость о гибели командора Эрвина ударила неожиданно больно. Как будто именно его смерть обозначала их полное и сокрушительное поражение. И хотя стену Мария вернули, а загадка возникновения гигантов была, наконец, раскрыта, все это далось слишком высокой ценой, и почти никто не радовался. Отец подробно ей рассказал о находках в подвале дома Йегеров, рассказал о том, что все это время они были изолированы от всего остального мира, а гигантами в самом деле были люди, которых все остальные называли элдийцами. Информация с трудом укладывалась у нее в голове. Эвер часами перечитывала страницы газет, где подробно рассказывали о том, что за пределами стен были десятки тысяч выживших, а человечество вовсе не вымерло. Все это время их держали взаперти, как диких животных, а все, кто погиб от рук гигантов, погибли напрасно.       — То есть, весь мир считает нас демонами? — спросила она, повернувшись к заглянувшему к ней Армину.       Тот факт, что он и сам едва не погиб, а чтобы выжить, его самого обратили в гиганта и скормили ему Бертольда, она старалась не затрагивать. Это казалось чем-то невероятным до такой степени, что и Армин, и сама Эвер с трудом могли в это поверить.       — Да, все так, — кивнул он, повернувшись к окну и щурясь от ярких лучей солнца. — Из-за того что тысячу лет назад элдийцы поработили весь мир с помощью гигантов, все считают их демонами. Оказывается, у нашего народа есть исключительные способности к обращению в гигантов. Легенда о прародительнице Имир гораздо сложнее, чем просто сделка с дьяволом ради создания титанов. Мы сами — титаны. И все это время убивали своих же, а они убивали нас.       Голос его звучал спокойно и ровно, будто Армин уже успел смириться с тем, о чем говорил. Но у Эвер смириться не получалось. Из слов Армина она узнала, что существует девять разумных гигантов, таких как Эрен, Райнер и Бертольд, а во время восстания другой нации под названием марли удалось захватить семерых из них. После этого оставшиеся в живых элдийцы сбежали на остров Парадиз и окружили себя стенами, в то время как те, кому сбежать не удалось, остались в лапах марлийцев.       — Все это звучит как бред, — покачала головой она. — Они винят нас в том, что сделали наши предки семнадцать веков назад? Это же какое-то безумие.       — Знаю, — вздохнул Армин. — Однако люди за морем так не считают. Мы, кстати, отправляемся туда скоро, к морю. Почти все гиганты перебиты, дорога туда будет безопасной. Наконец-то увидим большую воду… Ты не сможешь поехать?       Эвер мрачно усмехнулась. Кивнула на свои ноги и пожала плечами:       — Разве что, поползу.       Когда Армин ушел, она еще долго не могла заснуть, обдумывая услышанное. Все это время они жили во лжи и погибали из-за нее.       Они в самом деле уехали через несколько дней, а когда вернулись, наперебой стали рассказывать ей об увиденном. Отец ездил вместе с ними, обещал, что как только она поправится, обязательно поедет вместе с ней еще раз. Эвер уныло кивала ему, не ощущая ни малейшего желания видеть море. Вопрос, откуда оно все это время было в ее памяти, по-прежнему оставался без ответа.       — Я принес тебе кое-что из библиотеки, — произнес Жан в один день, притащив в палату небольшую коробку.       Эвер, лежавшая до этого, на подушках, чуть приподнялась, без особого интереса проводив его взглядом. Ей не хватало смелости просто игнорировать его, поэтому приходилось хоть как-то реагировать. Она злилась и ненавидела себя, часами мысленно копалась в собственных мыслях, строя сценарии того, как могла бы спасти друзей, однако Жан в ее глупости и бесполезности виноват не был, и она искренне не хотела его обижать.       — Что там? — хриплым голосом спросила она, выпрямившись. Голос теперь почти всегда звучал так, будто она была простужена.       — Кое-какие книги, чтобы тебе не было скучно, — отозвался парень, укладывая коробку на кровать рядом с ее ногами.       Поморщившись, он потер ладонью свое плечо, совсем недавно ему самому сняли гипс со сломанной руки.       — Спасибо, — пробормотала Эвер, слабо улыбаясь. Ей не хотелось читать, не хотелось открывать эту чертову коробку, хотелось лишь, чтобы он ушел и чтобы она снова осталась одна.       — Это я на всякий случай принес, — в своей привычной проницательности произнес Жан, опускаясь на стул рядом с кроватью и кивая на коробку. — Знаю, что ты не станешь ее даже открывать.       Эвер виновато на него посмотрела, но не стала возражать. Опустив голову, уставилась на свои сложенные руки.       — Ты не можешь и не должна вариться во всем этом одна, ты же понимаешь? — произнес Жан.       — Должна, — устало ответила она. — Это все моя вина.       — В чем твоя вина?! В том, что ты выжила, хотя тоже была на грани смерти?       — Я подвергла всех опасности! Это был мой план! — в сотый раз выпалила она, повернувшись к нему. — Я бросила Питера и Клэр за стеной, и они погибли!       — Их убила не ты, Эвер, — мягко произнес Жан. — Их убил Звероподобный, как и всех остальных.       Эвер поджала губы. Спорить не было никакого смысла. Они почти каждый день говорили об одном и том же. Но переубедить ее ни у кого не получалось.       Когда она оставалась одна, в голову лезли разные мысли. Чаще других посещала идея содрать ногтями швы на шее и прекратить разом все мучения. Но потом она думала об отце, о том, как сильно он переживал и как больно она сделает ему этим поступком, и откладывала эти мысли до следующего момента слабости.       К концу четвертой недели лечения она попыталась подняться на ноги, опираясь о деревянные костыли, но едва попыталась сделать шаг, как охнула от боли и едва не упала — успел подхватить под плечи Уорнер. Врач покачал головой, задумчиво пробормотал, что сейчас уже должны быть видны улучшения, но их не было. Эвер вернулась в кровать, продолжая погружаться в собственную скорбь и боль все глубже и глубже.       О Райнере она почти не думала. Тосковать по нему девушка себе запрещала — это казалось неуважением к жертве ее товарищей. Иногда он ей снился, и она просыпалась в таком бешенстве, что в те дни с ней никто не решался заговаривать. В глубине души она понимала, что сам Райнер совсем ей не навредил, и пальцем не тронул ее друзей, но они были по разные стороны баррикад, и после случившегося это ощущалась особенно четко. Ненавидеть его вместе с остальными врагами было гораздо проще, и Эвер решила выбрать именно легкий путь. Снять оставленную им подвеску она не решилась, но привычка касаться ее медленно исчезла и порой Эвер даже не замечала ее.       — Ты не поправляешься, потому что не хочешь этого, — в один день произнес отец, тяжело вздохнув.       Эвер сидела на кровати, уставившись на свои худые бледные ступни, торчащие из-под одеяла. Отец был прав, она не хотела выздоравливать, не хотела снова возвращаться к нормальной жизни, не хотела совсем ничего.       — Думаешь, они бы хотели, чтобы ты так жила? — горько спросил он, взяв ее за руку. — Хотели бы, что ты так мучила себя?       — Они уже ничего не хотят, папа, — ровным голосом произнесла она, не поворачиваясь к нему. — Потому что они все умерли.       — Если в произошедшем кто-то виноват, то только я, — покачал головой он. — Я отправил вас всех туда, хотя собрал изначально ради другого. Гибель ребят только на моей совести, не на твоей.       — Пожалуйста, давай поговорим об этом в другой день? — попросила она. — Я не хочу сейчас разговаривать. Ни с кем.       Еще несколько минут они сидели в полной тишине. Эвер чувствовала, что отец смотрел на нее, но не поворачивалась, надеясь, что он встанет и уйдет. Каждый день она будто выстраивала между собой и всем остальным миром толстую стену, которая раз за разом отталкивала близких. В глубине души Эвер надеялась, что со временем им все это надоест и они перестанут пытаться вылечить ее, вытащить из депрессии и спасти.       Тяжело вздохнув, отец поднялся на ноги, наклонился к ней и поцеловал в лоб, а затем вышел из палаты, плотно прикрыв за собой дверь. Эвер опустилась на подушки, с трудом передвинув ноющие тупой болью ноги и закрыла глаза. Тишина, которой она раньше старалась избегать, во время ее нахождения в госпитале была настоящим спасением.       Отложив карандаш в сторону, Эвер вздохнула и закрыла лицо руками. Первое время она ужасно злилась, когда ее заставляли проводить время за этим глупым занятием, но постепенно втянулась. Компанию ей чаще всего составлял Жан, проявлявший удивительные способности к рисованию, и Эвер сама не заметила, что со временем стала ждать его прихода с нетерпением.       На кровати у нее были разбросаны карандаши и мелки, листки с нарисованными пейзажами и портретами, среди которых сразу можно было определить, что рисовала она, а что нет. У Жана все получалось в разы лучше, иногда он до икоты ухохатывался с ее попыток нарисовать чей-либо портрет. Сначала Эвер злилась, но однажды рисунок в самом деле получился таким идиотским, что она не выдержала и рассмеялась сама. Жан застыл, удивленно на нее глядя. Эвер вытерла выступившие слезы и посмотрела на него:       — Что?       — Ты первый раз за все время засмеялась, — негромко произнес он, улыбнувшись.       — И правда, — пробормотала она, чувствуя себя неловко и глупо.       С того самого момента жизнь будто медленно начала налаживаться. И хотя Эвер по-прежнему не могла ходить, она стала больше времени проводить в компании Саши и Микасы, которые приходили ее проведать. Они часами болтали, пока Саша лежала на ее кровати, закинув ноги на стену, а Микаса сидела на кресле рядом. Дело дошло даже до коробки с книгами, которую принес с Жан. Вместе с Армином они перерыли ее до самого дна, и парень забраковал почти все, что выбрал Кирштейн. Отец проводил с Эвер почти каждую свободную минуту, не помня себя от радости, что она наконец начала приходить в норму. Эвер было ужасно стыдно за свое поведение несколько недель назад, но он вел себя так, будто ничего этого не было.       За все время ее лечения она ни разу не плакала, и это здорово напрягало и озадачивало всех остальных. Впервые она расплакалась только в тот день, когда они вместе с отцом посетили могилы погибших членов их отряда. Все, за исключением Пола, были похоронены в Стохесе. Семья Пола и его жена приняли решение забрать его тело в его родную деревню.       Эвер долго сверлила взглядом четыре серых одинаковых надгробия, ощущая, как внутри все сковывает льдом. Ей не хватило смелости прийти на похороны, и из-за этого она только сильнее стала себя ненавидеть. Но сейчас ненависти не было, было только огромное, всеобъемлющее чувство вины. Вины, что не спасла их, не смогла помочь.       В тот день она выплакала все глаза, сидя на земле рядом с могилами друзей и обнимая отца. И хотя себя она так и не простила, после этого стало немного легче дышать и просыпаться по утрам.       Проблемой оставались лишь ее ноги. Эвер все чаще вставала и пыталась делать шаги с помощью костылей, но чаще всего эти попытки оканчивались болезненными падениями. Все ее тело было в синяках, но с каждым днем желание ходить становилось все сильнее.       — Не торопись, — в очередной раз повторил Жан, когда она с его помощью вышла на улицу. — Сколько раз тебе говорить, что от твоей спешки никакого толку?       — Ладно, мам! — огрызнулась Эвер, медленно ступая по вымощенной камнем тропинке.       Они были в старом штабе разведки, где как раз полным ходом шла подготовка новых бойцов. Эвер все чаще наблюдала за ними, испытывая острое желание вернуться к тренировкам. Но пока даже ходить получалось с трудом, и она едва сдерживала слезы, каждое утро наталкиваясь глазами на ненавистные деревяшки у кровати.       — Армин тебе уже прожужжал все уши о том, что через месяц мы снова отправимся к морю, или еще не успел? — поинтересовался Жан, когда они прошли мимо рощицы, в глубине которой находилось озеро, и медленно направились вдоль дороги, уходившей резко вниз в долину.       Эвер усмехнулась и покачала головой:       — Сказал, еще как только Ханджи утвердила поездку.       — Хочу, чтобы ты поехала с нами, — произнес парень, заглядывая ей в лицо. Скулы у него подозрительно порозовели, и Эвер тоже почувствовала смущение.       — Как только перестану быть развалиной, поеду, — пообещала она, опустив глаза.       — Я уже думал, что ты никогда не станешь опять… ну, собой, — сказал Жан, голос у него прозвучал как-то низко и взволнованно, будто ему с трудом дались эти слова.       — Если честно, я тоже так думала, — кивнула Эвер, осторожно переставляя ноги, крепко держась за костыли, чтобы в очередной раз не упасть. Ее уже почти не мучили боли при каждом шаге, но страх оступиться никак не отступал.       Они шли вдоль небольшого оврага, на дне которого виднелись заросли вереска. Теплый ветер ласково трепал длинную траву в долине и приятно обдувал лицо. Просидев несколько месяцев взаперти, Эвер сейчас наслаждалась каждой минутой на свежем воздухе.       — Думаешь, они еще предпримут попытки напасть? — спросила она и остановилась, чтобы немного передохнуть.       — Не знаю, — пожал плечами Жан, остановившись рядом с ней спиной к оврагу. — Надеюсь, к тому моменту ты уже полностью поправишься, чтобы надрать им всем задницы.       Эвер фыркнула и закатила глаза. Сейчас ее бы даже ребенок без труда уложил на лопатки. Да что там ребенок, она без чьей-либо помощи и шагу ступить не могла.       — Надеюсь, что все-таки скоро приду в норму, — пробормотала она. — Уже столько времени прошло, а улучшений почти нет.       — Будут, вот увидишь! — уверенно сказал Жан, сделал шаг назад и, неудачно наступив, полетел вдруг вниз.       — Жан! — испуганно закричала Эвер, выронив костыли, и бросилась к нему, сделав несколько уверенных шагов.       Схватилась пальцами за его рубашку, потянула на себя и они оба упали на траву. Жан поднял на нее изумленный взгляд, осторожно обхватив ее запястья руками. Эвер тяжело дышала, сердце колотилось, как бешеное, она так сильно испугалась за него, что даже не сразу поняла, что произошло.       — Ты что сейчас сделала? — прошептал парень, глядя ей в глаза.       — Кажется, пошла, — неуверенно ответила Эвер, покосившись на собственные ноги.       Боли не было. Мышцы заныли от непривычно резких движений, но ощущения были схожи с теми, какие бывали обычно после долгой тренировки. Но той самой тупой и ослепляющей боли не было.       — Вставай! — скомандовал Жан, глаза у него лихорадочно заблестели. — Я так и знал!       Эвер вдруг поняла, что он оступился специально. Чтобы она отбросила сомнения и страх, переключившись на что-нибудь другое. И в критический момент Эвер так и сделала.       — Давай руку, — Жан поднялся на ноги и протянул ей раскрытую ладонь. — Давай, Эвер, у тебя получится. Не бойся, я тебя поймаю, если что…       От этих слов они снова оба покраснели, слишком недвусмысленно они прозвучали. Смущенно улыбнувшись, Эвер ухватилась за него и осторожно встала на ноги. Жан отступил чуть назад, вытянув руки, придерживая ее за ладонь. Сердце у девушки забилось быстрее от волнения. Еще месяц назад она даже думать не хотела о том, чтобы снова начать самостоятельно ходить, а сейчас отчаянно, до слез, желала этого.       — Мне страшно, — прошептала она, не решаясь поднять ногу. — Жан, мне страшно. Что если…       — Нет никаких «если»! — отрезал парень, делая шаг назад, выпуская ее ладонь. Эвер в панике попыталась ухватиться за его пальцы, но не успела и беспомощно замерла на месте. — Давай! Иди мне навстречу.       Эвер сделала глубокий вдох, опустила руки и сжала кулаки. Закусив губу, сосредоточилась на том, чтобы поднять правую ногу и сделать шаг вперед. Колени у нее задрожали, дыхание сбилось, но она медленно ступила вперед, слегка пошатываясь. Потом сделала еще один шаг, еще и еще, пока силы не закончились, и ей пришлось ухватиться за плечо Жана и остановиться.       — А говорила — не получится! — с улыбкой произнес он.       Эвер вдруг почувствовала, как к горлу подкатил ком, а глаза защипало от слез. От облегчения у нее перехватило дыхание, и она, подавшись вперед, крепко обняла парня. Он удивленно развел руки в стороны, а потом тоже обнял ее. Эвер уткнулась носом в его рубашку, тихо всхлипывая.       — Спасибо. Спасибо тебе.       — Всегда пожалуйста, — Жан коснулся пальцами ее волос и смущенно отпрянул. — Пойдем обратно?       Эвер вытерла слезы и кивнула. Жан подхватил одной рукой костыли, вторую протянул ей. Девушка с готовностью ухватилась за его ладонь, и они медленно пошли обратно в сторону штаба. Ноги у нее в самом деле больше не болели.