ID работы: 10572235

Цена ошибки

Джен
R
Завершён
144
Ари Эйлер соавтор
Размер:
345 страниц, 34 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
144 Нравится 198 Отзывы 41 В сборник Скачать

Часть первая. Цена ошибки Маски.

Настройки текста
       Боль. Боль была везде. Во всем. Она была им, потому что ничего иного он не знал.        Боль рвала и так нестабильное тело на молекулы. И тогда он забывался в глубоком сне. Тогда приходило ощущение холода и спокойствия. Оно дарило мгновения такого желанного, такого чудесного забвения. Но боль же и пробуждала его, собирала по частям, заставляла существовать. И тогда он вновь просыпался, вновь осознавал себя. Вновь чувствовал.       Здесь не было ничего, кроме него самого и боли. Кажется, так было всегда. Почему? Он не знал. Да и зачем ему это знание? От него не станет легче. Эта боль не утихнет, она даже не станет другой! Лишь одинаковые ощущения мгновение за мгновением, во веки веков.       Но он знал, что было совершенно иное место. Помнил это. Надеялся. Там он был когда-то счастлив. Возможно даже, его там ждали?       Там была рыжеволосая девочка и другие. Их было так много, но почему же он никак не мог вспомнить их лиц? Из-за того ли, что у него нет тела? Хотя нет, тело он имеет, иначе бы эта боль не ощущалась так остро. Оно просто иное, чем было у той девочки, но все же есть. Тогда почему он не помнит? А были ли эти «другие»? Был ли кто-то помимо него самого? Ведь в этой пустоте есть лишь он… Нет! Этого не может быть.       Он пытается сосредоточиться на воспоминаниях, что ускользают от него. В такие моменты боль становится почти приятной, ведь она пробуждала его сознание, делала его четче. Теперь он вспомнил. Его призвал туда хозяин — Нага. Хозяин избавил его от боли, и поэтому он последовал за ним. Там были великие сражения и сила. Почти безграничная и такая смертоносная. Она была с ним и сейчас, но почему-то оказалась бесполезной. Почему-то совершенно не помогала перетерпеть боль. Как будто даже усугубляла её. Быть может, эта сила и не нужна ему вовсе? Ни тогда была не нужна, ни сейчас, только понял он это слишком поздно. Она уже стала частью него. Нет, он и был этой силой. Слился с ней воедино. Но это уже не важно.       Там был соперник со светлой улыбкой. Она обычно тянулась от уха до уха и так сильно раздражала. Но она же почему-то заставляла бороться, заставляла вспоминать. Вспоминать то, что вновь было забыто.       Там было поражение и странное слово «дружба», что разливается теплом внутри до сих пор. Оно греет в жутком холоде, когда он засыпает, и немного притупляет боль, пока она не набирала силу.       Хах, так странно, что там было так много разных вещей, а здесь? Здесь была только боль. Хотя нет, кажется, он солгал. Здесь было ещё что-то. Страх? Что это? Ах, да… Он действительно испытывал это чувство. Испытывал страх. Это накатывало довольно редко, но все же.       Чего же может бояться сгусток ничего? Что он способен ощущать? Ответ оказался прост. Он боялся, что просто выдумал это все. Что когда-то заснул, и ему приснился сон. Хоть такое и невозможно, но он же может помечтать?       Неужели на самом деле нет ничего из этого? Нет ни боев, ни товарища, с которым они прошли столь долгий путь, ни соперников? Нет даже той мягкой улыбки на устах рыжей девочки? Неужели есть только он и эта раздирающая на куски боль?!       Зачем он только ушел от них? Зачем сказал «прощай»? Ведь было бы намного лучше остаться, быть там со всеми. Даже если это и была иллюзия, обман, что он сам и создал. Пожелать проснуться — это его ошибка, самая главная ошибка. Ошибка, за которую он будет расплачиваться одиночеством и болью.       Нет! Он не мог поступить иначе. Нельзя было оставаться в том прекрасном сне навсегда. Как бы ни хотелось, как бы он сейчас не жалел. Это бы ранило девочку. Он сам ранил бы её. Причинил боль дорогому существу.       По телу вновь прошла волна боли, и повеял холод. Как же хочется спать.       Бесформенное ничто, что когда-то звалось Маской, вновь расщепилось. И вновь собралось. Так продолжалось бесчисленное количество раз, но в этом месте нет ни пространства, ни времени. Быть может, от него тысячелетиями отщепляют по молекуле, или же этот процесс настолько быстрый, что за ним невозможно уследить. Но это и не важно. Нет никакого значения, как быстро происходит пытка, если она будет длиться вечно.        Но тут по пространству проходит рябь. Как в тот, другой раз. Как в том прекрасном сне. Хозяин? Элис? Он не мог понять точно, что именно чувствует сейчас, но это «что-то» загнало боль на второй план. Ощущение тоже было теплым, как «дружба», но иным. Это «надежда»? Возможно, да, это была именно она. Нужно идти, хуже, чем сейчас, уже стать все равно не может. Даже если впереди лишь очередная пытка, она будет иной, а это хоть какое-то разнообразие.       Бесформенное ничто появляется в мире живых. Его покрывает странная тёплая энергия. А за ней приходит боль. Отчего-то такая знакомая, но совершенно иная. Она правильная, заставляющая чувствовать себя не существующим — живым. И, кажется, когда-то он уже ощущал что-то подобное. Ощущал муки рождения.       Он кричит, но не от того, что каждую клетку будто сжигает в огне; а в лёгкие, как раскаленный металл, вливается кислород. Он кричит от все нарастающих эмоций, от ощущений, от понимания — он жив. От воспоминаний. А затем приходит темнота и тихий, такой знакомый шёпот:       — Максим, сынок…       Максим? Это имя…

***

      Сознание возвращается рывком. Только что он спал, а теперь, распахнув глаза, смотрит в потолок. Белый, но отчётливо знакомый потолок.       — Максим, — знакомый голос заставляет обернуться.       Перед ним стоит дедушка Элис — доктор Майкл. Эта ассоциация приходит на ум первой, и он уверен, что она верна. Да и как может быть иначе? Парень прекрасно помнил его. Они были знакомы, оба когда-то подчинялись одному хозяину — Наге. Оба исполняли его волю, были оружием.       Но все же это лицо… Это постаревшее, но такое знакомое лицо. Может ли быть? Догадка настолько безумная, что он даже не решается озвучить ее. Но тело выдает его мысли:       — Пап? — это единственное слово, сказанное хриплым шёпотом, он буквально выдавливает из себя, как же трудно контролировать мышцы.       Седой мужчина смотрит пораженно, но тепло. Хотя нет, на его лице гораздо больше эмоций, но они так смешались, что парень с трудом разбирает и эти две. Это даже немного смешно. Он ведь всегда славился тем, что способен читать противника как открытую книгу, а тут… Но напротив него и не противник, в этом парень также был уверен.       Рыжеволосый юноша пытается подняться, желая рассмотреть себя.       — Не нужно перенапрягаться, — мужчина мягко помогает принять сидячее положение. — Сынок… — это последнее слово он почему-то произносит после недолгой запинки. Будто сомневаясь, стоит ли его вообще говорить.       Почему доктор Майкл колеблется? Нет, почему отец не решается назвать его сыном? В голове все смешалось настолько, что юноша едва ли понимает, о чем он вообще думает. Но почему-то в груди разливается тревога от осознания того, что, возможно, от него откажутся. Хах, а ведь это вероятный исход. Он же сделал столько всего, что…       — Максим, — тихо зовет… пусть все же будет отец. В мыслях ему никто не запретит называть его так.       Парень поднимает перед собой руки, сжимая и разжимая пальцы. Все ощущается совсем иначе. Не так, как было у тела Элис. И уж тем более не так, как когда он был ничем. Но все же эти ощущения так знакомы.       — Как? — о, сколько вопросов таилось в этом слове.       Как ты прекратил эту боль? Как смог вытащить меня оттуда? Как заставил вспомнить? Как создал тело? И тысячи других «как» слились в одном. Лицо мужчины темнеет лишь на мгновение, на лбу залегает глубокая складка, а глаза гаснут. И юноша с удивлением отмечает, что от этих перемен становится тяжело на душе. Ого, а она, оказывается, у него есть. Но доктор Майкл берет над собой контроль и произносит, мягко улыбаясь:       — Это было непросто, но результат того стоит, — он несильно треплет рыжие волосы. Это такое лёгкое прикосновение дарит столь необходимое ощущение тепла и защиты. Парень вдруг чётко осознает, что его волнения были беспочвенными. А вслед за этим приходят воспоминания. Их так много, и они так разнятся. Весёлые и грустные, яркие и едва всплывающие в памяти. Они насквозь пропитаны его эмоциями и желаниями. Его чувствами. И парень наконец осознает до конца — он действительно жив, он когда-то был рожден, а не создан, он — Максим Гехабит. Но все же последнее воспоминание раздирает душу. Та нелепая ссора, из-за которой все случилось. Он же шёл извиниться, а потом… Что потом, было ему известно, но вспоминать снова совершенно не хотелось.       — Пап, я ведь так и не сказал, — он прижимает всем телом к старику, сжимая того в объятьях. Так тепло. — Прости, прошу, я не… Старик вздрагивает всем телом и мягко обнимает в ответ, касаясь почти невесомо, будто боится сломать.       — Тихо, — профессор гладит парня по спине, — Это не ты должен извиняться. Максим, послушай, — он отстраняет юношу и смотрит тому в изумрудные глаза, — Я приму любой твой выбор, даже тогда бы принял.       Комната наполняется молчанием. Оно укутывает две израненные души мягким пушистым коконом. Каждый из них знает, что не сказал другой. Но эти слова и не нужны. Они будут лишь мешать и бередить души. Пусть лучше эта тишина побудет в комнате подольше.

***

      Профессор с удивлением отмечает, что Максим легко приживается в доме. Парень не удивляется новым вещам, что появились за время его отсутствия в мире. А ведь прошло чуть больше пятнадцати лет. Тот же интернет и в принципе компьютер он осваивает за считанные дни. Хотя ведь Маска когда-то был связан с сознанием Алисы. Он черпал из него знания и понятия об окружающих предметах. И Максим помнит те времена, не может не помнить. Но та тёмная история стала табу для этих двоих с самого начала. Никто не спешил поднимать её, да даже как-то намекать. Нет ни желания, ни причины.       Тело парня здорово и он достаточно легко с ним обращается. Конечно, без проблем не обходится. Память – это все же не знания и рефлексы. Как бы странно это ни звучало. Максим прекрасном помнит, что от огня идёт тепло, а ото льда холод. Но при этом парень может взяться руками за раскаленную кастрюлю или выйти в тридцатиградусный мороз в лёгкой одежде. Он просто не всегда вспоминает обычные для всех вещи. Но профессора Майкла это не страшит, его мальчик всегда схватывал все на лету.       Да, тогда, более пятнадцати лет назад, он тоже был таким. Милый, светлый ребёнок. Он был любопытен и обладал пытливым умом, что достаточно часто проявлял. Ох, период детских «почему» Максима Гехабит-старший вспоминает с содроганием. Сам профессор думал, что младший сын пойдёт по его стопам, станет в будущем ученым и поведет весь мир за собой. Он сам занимался с мальчиком, учил, объяснял. А ребёнок впитывал знания, как губка, и этим напоминал Михаилу самого себя. Когда в пятнадцать лет Максим экстерном сдал экзамены¹, мужчина не был удивлён, он испытывал лишь гордость за сына, как в принципе и вся семья. Да только вот возможно профессор слишком сильно давил на ребёнка. Оглянувшись назад, он мог признать, что ни разу так и не спросил, чего хочет сам парень. Почему-то решил все сразу за него. А душа Максима действительно не лежала к тому пути, что избрал для него отец.       Он всегда хотел защищать слабых и ущемленных, стремился помогать другим. Эти порывы, конечно же, всегда поощрялись семьёй. Поэтому, когда его сын решил уйти в армию, стать солдатом, профессор не удивился. Но был очень недоволен. Парень решил поставить крест на своём образовании и в принципе на науке, уйдя на столь опасное попроще. При том обстановка в те года была прескверная — страну разрывали на части вообще все, кто мог, пытаясь отхватить кусок пожирнее. Да и отношение с соседними государствами были не лучше. И во все это его младший ребёнок решил окунуться с головой, надеясь, что сможет помочь.       Конечно, его идею не поддержали в семье. Старшие, уже весьма крепко стоящие на ногах дети, пытались убедить глупого подростка. Но Максим, как и все Гехабит, обладал просто ужасающим упрямством и, вбив себе в голову, что его не понимают, но он еще сможет доказать всем свою правоту, шёл к своей цели. Даже поступил в военное училище, забрав документы из университета…       Да, скорее всего, это и стало последней каплей. Когда доктор узнал, что сделал его любимый младший сын, самообладание все же дало трещину и он впервые повысил голос на члена семьи. От той ссоры, что они тогда устроили, стены ходили ходуном. Каждый пытался доказать правоту, не желая слушать другого. Ни Максим, ни профессор так и не смогли договориться, и парень ушёл к себе, громко хлопнув дверью. Ох, если бы тогда так же поступил и второй. Но, к сожалению, именно в этот день было запланировано испытание прибора. Конечно, он и рядом не стоял с тем порталом, на разработку которого профессор положил всю жизнь, но он работал по тому же принципу — на прорывах в изнанку, хоть тогда такого понятия ещё и не существовало. Доктору следовало проверить расчёты ещё раз, следовало повысить безопасность, следовало хотя бы закрыть дверь лаборатории. Но разве сделаешь все это, когда в тебе кипит такая злость и обида, а вина, что не уследил, царапает самые потаенные уголки души? Да, пожалуй, тогда он был слишком самонадеян, считая, что все пройдёт хорошо…       Когда эксперимент был уже запущен, в комнату без стука зашёл Максим. Ученый не знает, среагировала ли изнанка на него, или это был сбой аппаратуры, важно другое: энергия вышла из-под контроля и устремились к парню. Мужчина навсегда запомнил тот первозданный ужас, что застыл на лице его ребёнка. Изнанка поглотила его настолько быстро, что Михаил не успел даже что-то крикнуть. А после все успокоилось, будто бы ничего и не было. Лишь ворох бумаги, скинутой на пол, и разбитая установка.       Хоронили пустой гроб. На похоронах была вся семья и близкие друзья. Они соболезновали и поддерживали, даже утешали, но профессор не смог проронить ни слова. Да и что он должен был сказать?       После этого что-то изменилось в семье Гехабит, как будто у них вырвали большой кусок. Они больше не собирались вместе за столом, не было уж тех громких праздников и застолий. Не было и больших ссор. Только боль, что пожирает их всех.       Дети со временем разъехались, обзавелись семьями, а профессор остался один. И в этом одиночестве было его спасение. Больше на него не смотрели с сочувствием, так успокаивающе. Больше он не видел в глубине глаз своих детей немой укор. Но одиночество стало и его проклятием, пожирающим изнутри. Он раз за разом прокручивал ту жуткую сцену у себя в голове, раз за разом вспоминал испуганный взгляд своего ребёнка. Пока однажды ему не приснился сон.       В нем было пусто. Даже не темно, а именно что пусто. Ни ощущений, ни запахов, ни хоть каких-то внешних фактов. Это было сродни чувству невесомости, но все же чем-то другим. Профессор отчётливо почувствовал чье-то присутствие. Ощущение было такое, как-будто кто-то пристально смотрит. А после его пронзил холод, что пробирал до костей, от тихого «папа». О, этот голос нельзя было спутать ни с чем. Мужчина проснулся от странного сна весь в поту, задыхаясь; но это было не важно. Его ребёнок звал на помощь. Какие тут ещё могут быть оправдания слабости? Он вытащит его оттуда, чего бы то ни стоило, даже если самому придётся погрузиться в этот странный ад.       И тогда профессор положил свою жизнь на то, чтобы вырвать Максима из изнанки. Начал прорабатывать теории, ставить эксперименты, которые почти всегда заканчивались неудачно. Конечно, его никто не воспринял всерьез. Ни дети, что уже почти смирились с потерей младшего брата, ни научное сообщество, что давно махнуло рукой на сошедшего с ума старика. Они оспаривали не то что существование подпространства, а даже других миров. Глупцы. Но доктор Майкл, как и все Гехабиты, был упрям. Медленно, шаг за шагом, он шёл к своей цели, обзаводясь важными знакомствами, создавая удивительные устройства и пробуя, пробуя раз за разом.       Но случилось ужасное. Будто не достаточно жизнь уже посмеялась над ним, будто решила наказать ещё сильнее. Его дочь, Елена, вместе с мужем разбились в аварии. Вот так он потерял еще одного родного человека. Вот так его душа вновь разбилась на тысячи кусков. В живых в том страшном происшествии осталась лишь маленькая девочка, его внучка — Алиса. И он взял малышку к себе. А как иначе? Его старший сын с семьей не смогли бы потянуть еще одного ребенка, не смогли бы дать то, что мог профессор.       По началу было трудно. Нет, Алиса была прелестным ребенком — его лучиком солнца, но ученый слишком привык быть один. Слишком отдалился от людей, даже от близких. Но медленно, шаг за шагом малышка все же смогла преодолеть стену, что он выстроил, дабы закрыть свои чувства ото всех. Она стала его опорой, что всегда верила и поддерживала.       Но он так и не научился закрывать двери.       Эксперименты с порталом прошли удачно, так он думал изначально. Профессор познакомился с удивительным существом — бакуганом по имени Нага. Его раса не состояла из клеточной структуры, это была лишь энергия, принявшая причудливую форму и окраску стихии. Пайрус, Сабтерра, Хаос, Даркус, Аквос и Вентус. Такие странные названия в принципе знакомых вещей. Бакуганы жили в особых мирах, что соответствовали их стихиям, там не было ни неба, ни земли, лишь пространство, окутанное определённой энергией. Но Нага оказался другим. Белые бакуганы, гонимые отовсюду, были изгоями, не такими, как все. Они не имел своей стихии и потому жили на окраинах миров, почти у самой изнанки. Почти там, где был заключен Максим. Нага пообещал, что поможет, что с силой Зоны Безмолвия он сможет вытащить ребенка. И… не обманул.       Нага действительно выполнил условия их сделки и вытянул душу Максима из изнанки, но извратил ее полностью — напитал энергией зоны Безмолвия, превратив в оружие. Да и с профессором поступил также. Так появились Маска и Хелджи.       Но самое ужасное, что от этого пострадала и Алиса. Когда из портала вновь вырвалась энергия и поглотила их обоих, когда профессор увидел испуганный взгляд своей внучки…       Посмотрев назад, доктор признает, что он наломал много дров. Но ещё он не может не гордиться своими детьми. Ведь Алиса с друзьями смогла достучаться до Максима, что был поглощён отрицательной энергией. А парень решил бороться, сбросил с себя контроль, пусть и лишь частично. Этого не смог сделать даже сам профессор.       — Ты во мне скоро дыру прожжёшь, — фыркает парень, заметив направленный на него взгляд. — Хватит уже переживать, я никуда не денусь.       И этих слов хватает, чтобы сжимающаяся в груди столько лет пружина отчаянья наконец ослабла. Профессор легко кивает и улыбается.

***

      Макс² тратит на привыкание к телу совсем ничего. Он все же когда-то уже был живым. Да и чего такого сложного в передвижении и взаимодействии с окружающими предметами, если раньше парню приходилось собирать себя по атомам?       Так медленно потянулись день за днем, парень все больше привыкал, все больше вспоминал. Он навестил Бена — своего старшего брата. Хах, парень помнит, насколько растерянное было у того лицо от осознания того, что Макс все же оказался жив и никак не изменился за эти пятнадцать лет. Они тогда просидели до позднего вечера, вспоминая прошедшие деньки и детские забавы. Вспоминая Лену… Это было так странно, понимать, что прошло так много времени; когда сам ты помнишь все это так, как будто это было вчера. Хотя для Макса это и было не так уж и давно. Он легко мог вспомнить, как девушка готовила по утрам, как в её огненно-рыжих волосах путались солнечные лучи. Помнил запах её любимых духов, и то, что она терпеть не могла вкус мёда. Он помнил Лену, а сестры уже не было. От этого по коже пробегал неприятный холод, и Макс чувствовал дыхание смерти за своей спиной. Как тогда, когда он был Маской, она скалилась приветливо, ожидая чего-то. Но юноша даже думать не хотел об этом.       Через месяц Элис вернулась домой и застала Макса с отцом на кухне. Она сразу его узнала. Парень понял это по расширившимся в удивлении глазам, по тихому, не верящему возгласу. А он ведь и слова сказать не успел. Она справилась с собой до обидного быстро и мягко улыбнулась, здороваясь, будто не произошло ничего удивительного, будто их встречи на кухне — это обычное дело. И даже ни на миг не усомнилась, что он на самом деле её дядя. Просто приняла как данность и позволила заботиться о себе. И Макс был до безобразия счастлив в эти дни. Ему даже иногда не верилось, что это все происходит на самом деле, что это не сон. Но даже если это и так, просыпаться он более не намерен.       Как-то раз Элис рассказала о том, чем сейчас занят Маручо, и Максу неожиданного понравилась эта идея. Создать целый виртуальный мир, чтобы вновь поучаствовать в боях! Это же сколько возможностей откроется, если им это удастся. Идея присоединиться к разработке застряла в голове надолго, не желая отпускать. Макс корил себя за безрассудность — его могли узнать, могли… А что собственно Отчаянные бойцы сделают ему, если поймут, что он когда-то был Маской? Да, их отношения конечно же ухудшатся, наверное. Хотя, как отреагирует тот же Дэн, Макс не брался предугадать. Вот уж действительно странное существо. Его стратегию и уловки было легко понять, а вот когда Кузо начинал импровизировать… Да, вот тогда он становился действительно непредсказуем и почти непобедимым. Жуткое сочетание везения, упрямства и ума, как бы странно это ни звучало, правда мозгом парень пользовался лишь в самых критических ситуациях. Ну, Макс все же надеялся, что с возрастом это пройдет.       Поколебавшись еще немного, парень все же решает принять участие в разработке. Знаний этой темы Максу хватало, уж что такое расщепиться на атомы он почувствовал «на своей шкуре». Да и с переносом частиц парень разбирался, все же, те же порталы Маски работали по похожему принципу, а значит, он мог помочь сделать процесс более безопасным и простым; защитить детей от неприятных ощущений и опасности застрять между мирами.       Элис с Маручо связалась быстро. А Макс, представившийся её двоюродным братом, купил парня с потрохами, показав всего одну программу для переноса частиц. Так их трио и сложилось, Гехабит разрабатывал способ переноса и его защиту, а Маручо с Реном — парнем, что принёс данные о новых бакуганах, создавали сам мир и прописывали правила игры.       Кто же знал, что, ввязавшись во все это, он совершил самую главную ошибку в своей жизни? Тогда Макс чувствовал лишь удовольствие от работы, которую они делали сообща, совершенно не подозревая о том, какую цепь событий он запустил, решив присоединиться к Отчаянным бойцам. Да и никто на его месте не смог бы этого предугадать.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.