Предназначение злодейки

Какими бы я путями не отступала, Кэсси все равно надела на меня то жёлтое платье, что ей приглянулось еще в вестибюле. И да, мы поехали в храм. Слуги говорили, что именно это место является действительной достопримечательностью не то, что столицы, но и целой страны. Да и ко всему прочему, недавно я начала изучать мифологию. Сапфирум, или же Создатель — самый почитаемый бог, поскольку именно он создал мир. Его ученик, Александрит раньше был человеком, но после смерти стал богом судьбы, вторым по могуществу после своего учителя. Есть богиня любви и семейного очага, Аметистирия. Бог войны — Рубиниус. Изумрад — бог плодородия. Столица, к слову, именно такая, какой я ее себе и представляла. Аккуратные, трёхэтажные дома, магазинчики. На улицах привычная городская суета. Торговцы работают прямо около проезжей части, озираются, пытаясь не напороться на жандармов. Почтальон кричит на всю улицу последние новости, крутя перед собой стопку газет. Прохожие то и дело, что оборачивались в сторону нашей кареты. Неудивительно, ведь на двери транспорта изображён герб семьи Ревель, герцогской семьи и самой приближенной к короне. — Мы едем в главный храм столицы. Там очень красиво. Думаю, тебе очень понравится это место, — улыбнулась мама, заметив мой заинтересованный взгляд на улицу. — Да, я слышала, что там красиво. На самом деле, я очень рада тому, что наконец выбралась из поместья. Каждый день был похож на предыдущий. Мне становилось скучно. Наконец-то свежий воздух и свобода. Наконец-то подальше от Дитриха! Я рассказала маме о нашем недавнем разговоре с герцогом. Мама немного удивилась, а потом и вовсе рассмеялась. — Ему будет нелегко выдавать тебя замуж. — Почему? — искренне изумилась я. — Когда ты только родилась, твой отец поклялся, что ты не выйдешь замуж за того, кто не сможет поставить его на колени, — усмехнулась мама. — А это не многим удавалось сделать, уж поверь мне. Что-то мало верится. Уверена, стоит мне уйти из особняка, как герцог вздохнет с облегчением. Тем более, что поскольку я его единственная дочь, то только благодаря мне можно сделать поистине успешный союз. Взять тех же Изимбрадов. Выйди я замуж за наследника их рода, то сразу же обеспечу нашу семью выгодным союзником. К слову, о герцоге, недавно я узнала, что Мирабель родилась в тот же день, когда родился и он. То есть его дочь была таким своеобразным подарочком ему на день рождение. Может еще поэтому он так сильно меня недолюбливает? Также я узнала значение моего нового имени. «Мираи» с эрзетского означает «опасный», а «бель» — «красота». Я понимаю выбор герцога, ведь его дочь, скорее всего, с самого рождения была прекрасна. Возможно, Дитрих знал, что эта малышка разобьёт сердца многим мужчинам. Эрзетский — устаревший язык, как наши славянский и латынь. Он упоминается иногда, и кто-то даже его изучает, но разговаривают на современном, доступном всем языке. Его так же называют Эрзетским, а про устаревший толком не говорят, потому как он ненадобный. Также мне удалось узнать, что брак с Микаэлой у Дитриха был не первый. Ранее он был мужем нынешней королевы, Дианы. Но потом он встретил Микаэлу и развелся со своей женой. Именно поэтому у Бра-ле-Дюк, родом откуда и была Диана, такие натянутые отношения с Ревель. Я знала исходя из памяти Мирабель, что королева как-то была связана с герцогом, но как именно… Да и вообще, странные у нашей семьи сложились отношения с короной в целом. — Мама, я слышала, что в тебя был влюблен сам король. Ты ведь могла быть королевой. Почему выбрала герцога? Мама застыла, смущённо отведя взгляд. Ее щеки покрыл легкий румянец. Она чуть поколебалась, сжала подол платья и только спустя полминуты наконец посмотрела мне в глаза. — Потому что я люблю твоего папу, — мама светло и так искренне улыбнулась. — А король скорее… восхищался моими навыками меча, чем был влюблен в меня. Ну, сомневаюсь, что он интересовался именно навыками меча…Стоп, навыками меча? — Мама умеет владеть мечом? — спросила напрямую я, ошеломленная тем, что в памяти Мирабель такого совсем не было. — Мой отец всегда мечтал о сыне, но так вышло, что у него родилось три девочки. Я решила обучаться владением мечом ради него. И не подвела его. Я даже однажды выиграла в турнире. Так мы встретились с твоим папой, и я стала вторым человеком в его жизни, перед кем он встал на колени. Микаэла и меч? Это вообще возможно? Да и ещё она смогла надрать зад герцогу? Эта женщина начинает меня пугать. Такая нежная, мягкая и способная перерезать кому-то горло. — Папа проиграл маме? — Да, тогда он единственный, кто признал за собой проигрыш. Все остальные мужчины ворчали, не могли поверить, что такая хрупкая девушка без жульничества смогла победить их. Это позор для них. И только Дитрих тогда подошёл и сказал, что восхищен моими навыками. Он попросил дать ему несколько уроков по владению меча, поскольку все же не мог за собой признать поражение. Но он был честным игроком, поэтому не мог отдать мне дань уважения. И вот так мы встречались чаще и чаще, а потом так получилось, что мы полюбили друг друга. Мама с нежностью прикоснулась к янтарному ожерелью на своей шее. Ах да. Есть ещё одна интересная традиция. В моем прошлом мире было принято на бракосочетание дарить своей будущей супруге кольцо. Здесь же вместо них принято отдавать ожерелья, подвески. Весьма неудобно, кстати. Здесь есть свои нюансы. Например, принято дарить будущей жене колье из камня семьи супруга. Но если мужчина дарит женщине ожерелье с самоцветом, схожим с цветом глаз невесты, это значит, что он действительно любит ее. На самом деле у Микаэлы и Дитриха красивая история. Получается, король и герцог поменялись женщинами. Диана теперь королева, а мама — герцогиня Ревель. У судьбы свои планы. Когда мы подъехали к храму, мама надела мне на голову платок. Я вопросительно посмотрела на нее. — Ты же не хочешь разгневать богов? — мило улыбнулась матушка, сама завязывая на своей голове шаль. Эх, к сожалению, я уже это сделала. Храм действительно оказался прекрасным. Белокаменное здание высотой в сорок метров(может и больше). Наверху находилась позолоченная колокольня, отражающая солнечные лучи. На стенах рельефно были изображены картины, содержание которых я не знала. Мама поправила свой платок, а потом взяла меня за руку и повела ко входу. Все посетители храма оборачивались на нас. К слову, сегодня здесь довольно многолюдно. Какой-то религиозный праздник? — Перед входом следует поклониться, — сказала мама. Ну, надо так надо. Я склонила голову, приложив руку к сердцу, как сделала мама, а потом мы вошли в храм. Внутри всё оказалось ещё красивее, нежели снаружи. Большой мраморно-белый зал. Высокие потолки, держащиеся на величественных колоннах. Запах ароматических восковых свеч забился в ноздри. Вся эта белая красота ослепляет. Вроде ничего особенного, но все выглядит так...ново. Как будто его недавно построили или реконструировали. Все дело в магии сохранения. Очень сложная конструкция. Здесь было слишком тихо несмотря на большое количество людей. — К кому бы ты хотела сходить помолиться? — тихо спросила мама, поправив мой платок. Я пробежалась взглядом по помещению. Каждый бог имел свою залу для молитв. Большинство посетителей ходили непосредственно к Создателю, потом же к Аметистирии. — К Александриту, — коротко ответила я, указывая на вход в залу. — Хорошо, тогда встретимся в карете. Я пока пойду помолюсь богине любви и семейного очага. Если что, у храма стоят наши рыцари. Подойди к ним, когда выйдешь. Ты же узнаешь их? Охране нельзя в храм. Это священное место и здесь нельзя проносить оружие. Это считается грехом. Поэтому я покорно кивнула, вспоминая охранников в красных плащах с рубиновой брошью у сердца. Ну таких-то я различить смогу. Мы разошлись. Я до конца чувствовала взгляд мамы на своем затылке, пока не скрылась за массивными дверями. В зале Александрита все сверкало. Он не такой большой, но довольно симпатичный и достаточно просторный для того, чтобы вместить в себе пятьдесят человек. В самом конце находился алтарь и даже специальное место для молитв. Ой, похоже я здесь не одна. Какая-то женщина в черном одеянии сидела на коленях, что-то бормоча себе под нос. Кто ходит в храм во всем черном? И тут тело оцепенело в догадке. Я, точнее Мирабель, знает только одну женщину, которая могла бы это сделать. Айрис Гессен. Графиня и глава рода Гессен. Мать незаконнорожденного принца Эглинтона, Рафаэля де ла Сеймура. Кумир Мирабель. Я подошла ближе, смирив дрожь в коленях. Я не Мирабель. Я просто помолюсь и уйду. Но эта женщина действительно цепляла к себе взгляд. Величественный профиль, черные кудри спадали волнами на плечи. На голове был шифоновый платок, и выглядело это так женственно и изящно. Да и ещё он закреплён на заколках с драгоценными камнями. Красивая, ничего не сказать. Такая отстраненная, такая величественная. Настоящая королева. Ладони ее замерли в мольбе, пальцы переплетены. Она открыла свои черные глаза и посмотрела прямо на меня каким-то равнодушным взором, но стоило ей внимательно меня разглядеть, как он сразу же смягчился. Я смущённо отвела взгляд, поймав себя на мысли, что откровенно любовалась этой женщиной, а потом села на колени и свела руки в мольбе. «Эх, боженька, прошу дай мне сил и ещё много-много сладостей. Похоже, я начинаю привыкать к роскошной и богатой жизни избалованной девчонки». — Ты и вправду этого хочешь? — ответил кто-то. Я вздрогнула, распахнула глаза и оглянулась. Никого, кроме графини Гессен. Кто это..? — Ты наконец-то пришла. Я уже думал тебе сновидение посылать, но ты сама соизволила явиться. Всё-таки ты смышлёная, чем я предполагал, — вновь сказал... Александрит? «Ты слышишь мои мысли?» — Конечно же, ты ведь в моем зале. Как я могу исполнять чью-либо волю, если не слышу ее? — как с полоумной разговаривал он. «А я почему тебя слышу?» — Ты моя подопечная, а именно судьбоносная, — с напыщенным пафосом ответил бог. «Ничего не поняла, ну ладно. В любом случае, у меня осталось много вопросов к тебе. Ты можешь ответить мне на них?» — Эх, именно поэтому я и не люблю людей Земли. Вам все надо разжёвывать. Но ладно, я отвечу на твои вопросы, — буркнул Александрит. «Эй, ты же сказал, что я сообразительная!» — Значит ошибся, — отозвался бог. «Угх, ты меня уже раздражаешь, но ладно. Перейдем к делу. Как я, по-твоему, должна предотвратить апокалипсис?» — Ты знаешь, что произойдет. Я намеренно оставил воспоминания прошлой души, чтобы ты примерно знала, что будет дальше. Сама уж как-нибудь разберись, — лениво протянул Александрит. «А где сейчас настоящая Мирабель? Что с ней?» — Она сейчас в небытие. Ее жизнь закончилась. Смертным нельзя перерождаться заново, если они не из другого мира, как ты, например. Именно поэтому Сапфирум и выбрал тебя, — ответил бог с ощутимой в голосе улыбкой. «Жалко ее. Она могла бы прожить счастливую, хорошую жизнь. А я, что насчёт меня? Как ты вообще мог меня, точнее, мою душу перенести в этот мир? У вас существует какое-то Междумирье?» — Хм, а ты действительно не такая глупая. Да, что-то вроде того. Мы называем это Мостом. У нас есть определенные связи с богами другого мира, и мы попросили у Создателя твоего прошлого мироздания отправить чью-либо душу сюда. И он предложил нам тебя. Сапфирум слышал твою последнюю просьбу, и он просто не мог ее не исполнить, — с гордостью сказал бог. «А почему я не переродилась в младенчестве Мирабель? Тогда у меня было бы больше шансов». — Тут всё не так просто…Ты думаешь, что перематывать время на несколько лет — дело лёгкое? Всем богам нужно было отдать уйму энергии, чтобы не было никаких сбоев, климатических аномалий, или пробуждения первозданных монстров. Нам еле как удалось время отмотать на… тринадцать лет, — ворчал Александрит. Однако еще в тот момент я учуяла какой-то подвох. «Климатические аномалии?..» — Мы очень редко, повторюсь, о-очень редко применяем Часы Вселенной, так как из-за изменения времени идут последствия. Меняется все. Ты думала, все по щелчку пальцев работает? Мы не может вмешиваться в сценарий вселенной, но всё равно посмели посмели это сделать, — рассердился бог. «Ладно-ладно, не злись, мне откуда было знать? Но, почему Мирабель? Почему не Амелия? Она же, как ты там говорил... Одаренная». — Именно это и мешает. Мы не можем вмешиваться в жизнь Одаренной, — ответил Александрит. «А сам Рафаэль? Он что? Могли бы подселить к нему другую душу, и все решено!» — Я повторюсь, всё это очень сложно. В каком-то своем смысле он уже перерожденная душа… — бог задумался, хотел что-то ещё добавить, но передумал. «Хорошо, а кронпринц?» — Так, хватит уже перекидывать всю ответственность на других. Все уже решено и сделано. Это всё равно должна была стать ты, просто прими это как факт. Отныне судьба этого мира в твоих руках, — сказал Александрит. «Но как я могу спасти мир? Мне что, убить Рафаэля?» — М-м-м, есть такой вариант. Да, вполне можешь его убить, — не задумываясь, ответил бог, будто речь идёт не о судьбе мира, а о туфлях из новой осенней коллекции. «Я? Убить? Рафаэля?» Сразу же вспомнился пугающий вечно мрачный взгляд второго принца. По спине прошлись мурашки. Он всегда был таким... пугающим. Словно сама смерть. С одной стороны, он был довольно симпатичен, но его вечно отстраненный вид, самоуверенный надменный взор темных очей действительно устрашал. Но тут мой взгляд устремился на рядом сидевшую графиню Гессен. «Можешь сказать, о чем она думает?» — в мыслях спросила я с какой-то горькой грустью. Александрит немного помолчал, прежде чем добавил: — Она просит о лучшей и светлой судьбе ее сына. «Но ее желанию не суждено сбыться, не так ли?» — Это возможно. Все зависит от тебя, — ответил бог. «Но как? Смею напомнить, что мне шесть лет. Я капризная маленькая девочка, которой суждено стать злодейкой, мешающей счастью вашей Одаренной и кронпринца. Я не хочу спасать мир!» — До апокалипсиса ещё тринадцать лет. Каждый твой шаг, каждое твое слово решает твою судьбу, — величественно сказал бог. Я ужаснулась. «Каждый шаг?» — Да. Например, ты собралась на базар. Перед тобой выбор: во что же облачиться, чтобы не привлечь к себе ненужное внимание. Если ты наденешь богатое, расшитое золотыми нитями платье — тебя обокрадут. Если выберешь открытое и вульгарное — тебя скорее всего похитят для низких плотских утех. А если наденешь простенькое одеяние — сольешься с толпой и тебя, вероятнее, никто не заметит. «Ну, это и так понятно». — Тогда в чем была заминка? — спросил бог. «В этом и правда есть логика. Но если думать каждый раз об этом — свихнешься. В чём тогда смысл жить?» — Ах да, забыл сказать: ты под защитой богов. Если ты будешь висеть на волоске от смерти — мы поможем тебе. Если, конечно, внешние факторы, или ты сама не сможешь самостоятельно выкарабкаться. Существуют ситуации, когда ты в безвыходном положении. Например, как тот же апокалипсис, — сказал бог. «Понятно. То есть смерть мне не грозит?» — Верно, — коротко ответил Александрит. На душе будто камень. И что же мне делать? Моя новая жизнь, второй шанс были лишь задумкой богов взвалить на меня свои обязанности и проблемы. Ха! И как же я должна поступить? Я встала и отряхнулась. — Ступай. И помни — судьба отныне в твоих руках... — сказал бог напоследок. Графини Гессен уже не было, но на месте, где она сидела, теперь лежал простой носовой платок. И все бы ничего, но на нём были весьма неаккуратно вышиты инициалы Р.Г. Рафаэль Гессен. Это платок, подаренный ей любимым сыном. Наверное, графиня — единственный человек, который мог бы остановить его от свержения кронпринца и самого короля. Я, не думая, схватила платок и выбежала из залы. Я боялась, что она уже уехала, но... Графиня стояла у выхода и разговаривала с кем-то из служивых. Я побежала к ней. Здесь не принято кричать поэтому я не могу просто так окликнуть ее. Остаётся только как можно активнее перебирать маленькими ножками. — Простите, графиня Гессен, — я наконец добежала до женщины. Та удивлённо посмотрела на меня, отворачиваясь от служивых. Я протянула ей платок. — Похоже, вы забыли это. Графиня похлопала ресницами, а потом забрала из моих рук платок и прижала его к груди. Теплая улыбка тронула ее губы. Она подалась вперед ко мне и сказала: — Благодарю вас, маленькая леди. Этот платок много значит для меня. — Да, я так и подумала. Было бы грустно, если бы вы потеряли его, — я лучезарно улыбнулась ей в ответ. Она такая милая, как я могу не ответь ей тем же? — Где же ваши родители? Где герцогиня Ревель? — спросила графиня, озираясь по сторонам. Я вздрогнула, вспомнив про маму, которая скорее всего волнуется, сидя в карете. — Ждет снаружи. Прошу прощения, я вынуждена откланяться, — я сделала кроткий поклон и направилась к выходу. Она действительно потрясающая. Голос ее словно стальная проволока — жёсткий, но плавный и льющийся. Выйдя из храма, я отыскала глазами двух стражников. Подошла к ним и дернула одного за штанину. Тот вздрогнул, будто выйдя из сна, и посмотрел на меня. — А... Миледи. Пойдемте. Герцогиня уже ждёт вас в карете, — отрывисто сказал мужчина. — Хорошо. Мы пошли к карете. Я стянула с головы платок, чувствуя, как блаженный ветер охладил мою взмокшую голову. Меня немного волновало то, что некоторые чувства Мирабель всё еще остались в этом теле. Как например то же восхищение к Айрис Гессен, или оставшееся волнение при воспоминании о кронпринце. Это меня весьма удручает. Вдруг, я качнулась, едва не упала, но охранники поймали меня. — Миледи, вы в порядке? — спросил один из рыцарей. Я сначала не поняла, что в меня кто-то врезался. Кто-то маленький и несильный. Теперь этот некто сидел на земле прямо около моих ног. — П-простите меня, — отозвался миленький тоненький голосок. На меня посмотрели большие аметистовые глаза. Жемчужные волосы слегка выбились из доселе аккуратной косы. О боги... Передо мной Амелия Арганте собственной персоны. В будущем она почти никак не изменится. Даже в простеньком платье она выглядит прелестно. Это даже подчеркивает ее чистоту и невинность. Словно ангел с небес спустился. Раздражает. Меня всю трясет от одного ее миловидного личика. Так и хочется его исцарапать. К сожалению, я не в силах скрыть свои эмоции — я прямо-таки чувствовала, как черты моего лица становятся жёстче. Перед глазами всплыл образ счастливой Амелии в объятиях кронпринца. Я закатывала глаза и перекинула прядь волос назад. — Ох, эти насекомые... Так и лезут под ноги, — раздражённо кинула я, а потом посмотрела на свои чистенькие и ухоженные ноготки. На самом деле, я хотела сказать «простолюдины» или «невежи». Но, похоже, Мирабель в прошлом любила называть надоедливых людей насекомыми, так что само вырвалось. Ну, это даже не так и плохо. Ее прелестное округлое личико исказилось. В уголках фиалковых глаз заблестели слезы. Ох, какая жалость, сейчас расплачется. — Амелия! — послышался мужской голос. Ах, вот и ее любимый и такой же до тошноты прелестный папочка, Генри Арганте. Он подбежал к Амелии и помог подняться. Вот ещё причина, по которой Мирабель ненавидела саму невинность — ее милейший и добренький папуля. Ну конечно, мой собственный отец так и не зашел проведать меня за все те пять дней, пока я лежала в комнате. Мужчина привлекательный. У него были каштановые волосы и такие же аметистовые глаза, которые достались малышке Амелии. — Мира! — я услышала голос мамы. Она вышла из кареты, подбежала ко мне, села на корточки и начала рассматривать меня. — Ты не поранилась? О боги, я совсем забыла. Мама похоже разволновалась, что меня так долго не было. — Нет, матушка. Я в порядке, — сказала я, улыбнувшись. Генри, перестав сюсюкать Амелию, посмотрел на нас с мамой. — Микаэла? Это ты? — мужчина удивлённо уставился на матушку. Ах, да. Ведь Элайза Арганте, умершая жена Генри являлась сестрой Микаэлы. Так что мы с Амелией родственники. Какой ужас! — Генри. Давно не виделись, — холодно отчеканила мама и поднялась, поправила мне прическу. Она вмиг посерьезнела, крепко сжала мою руку. — Да. Я присылал приглашение на похороны, но ты так и не пришла, — укоризненно проговорил мужчина, взглянув на меня. Что-то в моем лице ему будто не понравилось, поэтому он свел брови и перевел взор вновь на маму. — Я знаю, ты зол на меня, но ты многого не знаешь, поэтому не смеешь обвинять меня. По крайней мере сейчас, — она посмотрела на меня. — Я не пришла, потому что не посчитала это нужным. Да и вообще, маркиз Арганте, вы, кажется, забываетесь. С вами говорит герцогиня. Ух, эта женщина поистине меня шокирует. Такая волевая и сильная, совсем не та робкая милая женщина, какой ее видели мы с братьями. Мама не такая хрупкая, она способна постоять за себя и вставить свое слово. — Ох, прошу прощения, герцогиня. А это, стало быть, ваша дочь? — Генри вдруг заметил меня. Я прижалась к маме, как к защите. — И красные глаза Ревель. Жаль, что не мальчик, которого так желал Дитрих. Чего? А ты не обнаглел? Лицо мамы тотчас изменилось. Она сжала кулаки до белых костяшек. Микаэла изогнула одну бровь и с едкой насмешкой произнесла: — А может вы сами, маркиз, скажете моему супругу, кого бы он так желал? Генри свел брови, пряча за спиной свою милую Амелию от злого взора Микаэлы. Кажется, назревал большой скандал, которого, я так думаю, и добивался маркиз. Ох уж этот скользкий тип. — Мамочка, я хочу кушать. Поедем домой, — я дернула подол платья мамы. Та вмиг переменилась, вновь стала той милой и доброй женщиной, которую я знала. — Да... Конечно, пойдем. Всего доброго, маркиз Арганте, — попрощалась мама и повела меня за ручку к карете. Я как сытый довольный котенок улыбалась, поскольку только что уберегла маму от ненужных разборок. Генри, в это время, взял Амелию на руки и начал убаюкивать. Думаешь, я просто так закрою на это глаза? Ты ещё у меня поплатишься, мелкий слизняк. Половину пути домой мы молчали. Мама задумалась. Выглядела она грустной, опечаленной произошедшим. — Мама, а что случилось между тобой и тетей Элайзой? — невинно спросила я. Она вздрогнула, посмотрела на меня обеспокоенным взглядом, а потом удручённо вздохнула. — Я расскажу тебе, когда ты подрастешь. Я еще долго вглядывалась в ее опечаленные янтарные глаза. Они такие красивые, особенно когда на них падает солнечный свет. Не могу поверить, что когда-то эти прелестные глаза могут быть в слезах. — Хорошо, мамочка. Вернувшись в особняк, я уже минут десять стояла у зеркала. После встречи с «мисс совершенство» моя самооценка немного упала, так что мне необходимо было ее поднять! Ко мне зашел Себастьян, а Кэсси и Нэнси прибирались в комнате. Братец деловито сидел в кресле, будто хозяином этой комнаты являлся именно он. — Что с тобой, сестрёнка? Ты от зеркала не отходишь уже несколько минут. Я вообще-то пришел с тобой поиграть, — как малое дитя сказал Себа. Хотя, он и есть малое дитя. Даже когда ему исполнится двадцать, он все равно останется мальчишкой. Я покрутилась вокруг своей оси, а потом приставила пальчик к губам. — Братик, как ты считаешь, я привлекательная? — спросила я, не отнимая взгляда от отражения. В комнате повисла тишина. Горничные странно посмотрели на меня, на мгновение забыв о работе. Себастьян глупо похлопал ресницами. И эта реакция меня не удивляет. Мирабель всегда считала себя красивой и никогда не сомневалась в этом. Но, встретив сегодня Амелию, я поняла, что на деле она прекраснее, чем в воспоминаниях или в слухах. Она будто сошла со страниц фэнтези романов, которые я читала в прошлой жизни. Хотя, конечно, мы ещё дети, и все может поменяться. Но черт, Амелия с годами станет только краше, несмотря на свои невзрачные серые платья. Она даже в таком случае останется первой красавицей королевства. — М-м-м, ну не знаю. Ты... Миленькая, — неуверенно ответил Себа и улыбнулся во все зубы. Понятно. Здесь ты ничем мне не поможешь. — Кэсси, достань все платья и украшения, которые мне купил герцог. Я их примерю, — приказала я с капризными нотками. Кэсси тут же оживилась и начала старательно выполнять мой приказ. Я побежала за ширму. Хоть я и маленькая, и там у меня не на что смотреть, но юным лордам не положено подглядывать за леди! — Ох, неужели, — Себастьян закатил глаза и фыркнул от раздражения. К слову, об одежде. Я сначала волновалась из-за панталонов, корсетов и других неудобных вещах из гардероба. Но мне повезло — люди здесь уже додумались до нижнего белья. Правда, корсеты остались, как память о прошлом. Но меня безусловно радует, что в этом мире существуют такие понятия, как удобное нижнее белье! Платья летали по комнате. Первым делом я надела нежно-розовое одеяние, обшитое белыми кружевами. На ногах уже красовались чулочки с узорами. — Нэнси, подай те розовые ленты... Нет не те —другие, — всем моим обслуживающим составом руководила Кэсси. Меня готовили словно куклу. К чему? Не знаю. Честно говоря, в прошлой жизни я только и мечтать могла о простом переодевании. Просто так. Без причины взять и нарядиться. Но мне это действительно нравится. Что ж, спустя бесконечные переодевания, я примерила чёрный, более готический сарафан. Под ним я предварительно специально выбрала белую блузу с рукавами-буфами. На ногах красовались лаковые черные туфельки. Если честно, в таком образе я похожа больше на ведьмочку, хе-хе. Кэсси заплела мне косички и завязала черную ленту на голове. Боже, какая же она умница. На украшениях я не поскупилась. На запястьях кружевные манжеты. На пальчиках миленькие колечки. Ни одного драгоценного камня, но выглядит все равно богато. — Госпожа, вы выглядите потрясающе! — запищала Кэсси. — Думаешь? — я скептически окинула взглядом отражение. Да, довольно миленько. Да и ещё с этим личиком. — Конечно! Наша госпожа такая красивая! — ее поддержали другие служанки. Бедный братец уже заскучал. Н-да, настоящий мужчина. Хоть бы оценил. — А ты что считаешь, Себа? — я обратилась к нему. Он встрепенулся. — Сестрёнка, ты и так красивая. Зачем тебе это все? — пробубнил братец. — Ты сам ничего не сказал, когда я тебя спрашивала! — фыркнула я и надула щеки. В дверь кто-то постучал. Все обернулись на звук и замерли. Герцог Ревель собственной персоной стоял в проходе и с интересом пробежался взором своих алых глаз по моей комнате. — Примеряешь мои покупки? Что ж, должен отметить, вкус у меня хороший, — мужчина задумчиво оглядел меня. Нэнси как-то сконфуженно отошла от шкафа и принялась за свою работу. Братец выпрямился, посерьезнел. Почему такая реакция? — Ох, герцог, как хорошо, что вы здесь! — улыбнулась я. — Могу ли я у вас спросить, как у мужчины? — Хм, даже так? Ну что ж, можешь, — мой вопрос его немного удивил. — По-вашему я привлекательная? — спросила я. Герцог замер. Он будто впал в ступор. Да что же такого в этом вопросе? Я спросила его как опытного мужчину, надеясь услышать от такого прямолинейного человека правду. Но Дитрих задумался, помрачнел. Его взгляд упал на разбросанные платья по всей комнате. Ох, бедные Нэнси и Кэсси. — К чему этот вопрос? — встречно спросил герцог. Ну, я же ребенок. Ничего же не будет, если я скажу правду? — Мхм, просто сегодня я встретила одну девочку. Она такая... Милая. Мне показалось, что даже милее меня, — ответила я с грустной ноткой в голосе. — А, твоя кузина... Амелия, по-моему. В прошлом, кажется, тебе тоже она не понравилась, — догадался он, а потом мрачно посмотрел на служанок и кивнул в сторону выхода. Те сделали почтительный поклон и удалились. — Я тоже пойду, отец, — сказал Себастьян и поплелся за девушками. Что это за печальные выражения лиц. Они...жалеют меня? Тишина. Мы остались наедине. Почему так страшно, а? Неужели меня ругать будут? Похоже, матушка рассказала ему об инциденте у храма. Неужели я... Дитрих подошёл ко мне. Болезненно ощутилась наша огромная разница в росте и возрасте. Боги какой же он устрашающий! — Мика рассказала, о том, что посмел ляпнуть маркиз Арганте, — наконец сказал он. — Я потом подумал... В последние дни ты холодна со мной и я, похоже, понял почему. Ты должна знать, я никогда не жалел, что у меня родилась ты. Он присел на корточки, чтобы, видимо, получше разглядеть мое лицо. Я, честно говоря, была шокирована таким поворотом событий. Неужели моя холодность помогла раскрыться отцовским инстинктам герцога? — Но, если отвечать на твой вопрос — да, тюльпан действительно красивый цветок, но он не продержится долго без ухода, ежели дикая роза, — заговорщически произнес Дитрих, хитро ухмыляясь. — Когда я вырасту, конечно же будут изменения. Может, я перестану быть такой милой... — Ты навсегда останешься красивой, сколько бы лет не прошло, — строго прервал меня герцог, уверенный в своих словах.— Так что, не обращай внимание на псов, что постоянно гавкают без устали, — сказал Дитрих и погладил меня по голове. По-моему, это первый раз, когда он так делает. У него действительно тяжёлая рука, и в тот момент мне показалось, что моя голова отвалится. — Я и не обращаю, — беззаботно ответила я, взялась кончиками пальцев за подол и начала кружиться вокруг зеркала. — Как можно жалеть о такой красивой девочке, как я? Дитрих улыбнулся. Так мило, так тепло, так...по-отечески. — Наверное, это невозможно, — сказал герцог и поцеловал меня в лоб. Я ошеломленно раскрыла глаза и удивленно глядела на герцога, пораженная его поступком. — У вас скоро экзамены, — Дитрих поднялся и вновь стал великаном. — Готовься. Я лишь покорно кивнула. Дитрих будто еще что-то хотел добавить, но воздержался, поэтому развернулся к двери и собирался уйти прочь, как неожиданно даже для самой себя я сказала: — До свидания, отец. Он замер, обернулся ко мне со странным выражением лица, но потом улыбнулся, кивнул своим мыслям и ответил: — Пока, Мирабель. Может, это уже моя маленькая победа. Я добилась хоть какого-то сдвига в отношениях с Дитрихом. Я здесь только два месяца, а уже такие колоссальные изменения. Что ж, довольно неплохо для начала.