🌙✨🩸
Время к закату близится. Небосвод окрашивается из приятных голубоватых оттенков, которые мешаются с кучевыми облаками, похожими на сладкие пенистые сливки, в оранжевые и розовые цвета, а лучи уходящего солнца на последних часах своей жизни этого дня пробиваются сквозь плотную небесную вату. Температура воздуха немного опускается, и теперь без легкой куртки на улицу лучше не выходить. Лес медленно погружается в свой привычный ночной мир, окутанный тайнами и загадками, становясь более устрашающим, отгоняющим всех незваных гостей. Но Чимин не из робкого десятка, как и все живущие существа на этих территориях. Лес — это второй дом для каждого, однако менее опасным он для них не становится. Омега едва поспевает за уверенно шагающим вглубь чащи Мари, а сам рассматривает проносящиеся между деревьями виды. Чем выше они поднимаются, тем меньше становится академия, острые верхушки которой едва ласкают лучи почти зашедшего за горизонт солнца. Отсюда наследник может увидеть совсем крохотных, похожих на муравьев студентов, которые гуляют по территории, заканчивают свои тренировки и занятия, возвращаясь к своей обычной жизни подростков. К той, которая когда-то была и у Чимина. Теперь его жизнь наполняют лишь бесконечные тревожные мысли и стресс, а о том времени, когда он мог зависать с друзьями, когда прятался по углам с любимым от их родителей, может забыть на ближайшие полгода минимум. — Чимин, — зовет его остановившийся невдалеке Мари, когда омега вздрагивает от папиного голоса и переводит задумчивый взгляд с академии на него. — Идем скорее, нас уже ждут. — Ждут? — принц ускоряет шаг, догоняя впереди шагающего родителя. — Да, я попросил Кристера помочь мне с твоими силами. — Дядю Кристера? — Он единственный, кому я могу доверить такую тайну, — Мари останавливается посреди вытоптанной небольшой полянки, окруженной деревьями, смотря на того, о ком они и говорят. Чимин останавливается позади папы и выглядывает из-за его спины. — Здравствуй. К ним поворачивается невысокий, но очень худой мужчина на вид лет сорока, если брать человеческий возраст. На нем темно-синий тонкий свитер и обычные строгие брюки, а вот руки украшены чрезмерным количеством перстней с драгоценными камнями, что необычно смотрятся на его тонких пальцах, похожих на ветки молодого дерева. Длину его шеи подчеркивают громоздкие, свисающие серьги в виде пентаграмм, которые выглядывают из-под коротких шоколадного цвета волос, едва касающихся своими кончиками плеч. Чимин прекрасно знает, кто перед ним стоит — одна из самых могущественных ведьм, владеющих темной магией, член Совета правительства, лучший друг Мари и любимый детьми верховной ведьмы дядя. — Кристер, — влюбленно тянет Чимин, оббегает папу и летит в объятия омеги. Юноша сразу же чувствует этот любимый аромат стойких духов, которыми дядя пользуется уже очень много лет. Этот запах такой родной, напоминает парню о детстве, когда в их доме, если появлялись нотки этих духов, значит, очень скоро Чимина должны были окружить лаской, заботой и большим количеством подарков. По крайней мере, так было в детстве. — Родной мой, — щебечет мужчина, чьи глаза любого другого, наверное, испугали бы, ведь они неестественно изумрудного цвета, да так опасно переливаются во мраке, будто перед Чимином само зло. Отчасти это правда, ведь темных ведьм и магов считали посланниками злых сил. Но сейчас они живут в современном мире, где никто друг друга не боится, каким бы прошлым их род ни обладал. — Дай взгляну на тебя, — по-доброму улыбается Кристер, поднимая лицо Чимина в своих ладонях, глядя на него с каким-то восхищением. — Такой взрослый мальчик уже, — поглаживает большими пальцами щеки, заставляя юношу в ответ улыбнуться и завороженно смотреть в эти изумрудные глаза, подчеркнутые черными тенями с золотым блеском. — Что скажешь? — вдруг раздается голос позади Чимина, а сам он замечает, как улыбка с лица дяди исчезает. Кристер чувствует все, что передается через эти прикосновения, чувствует боль и переживания омеги, того внутреннего демона, которого еще придется обуздать. Если он захочет подчиниться, конечно. — Скажу, что хотел бы найти такое заклинание, которое бы забрало эти силы у твоего сына, — Чимин настораживается, не вырывается из теплых ладоней, внимательно следя за этими погрустневшими глазами. — Но такого заклинания, к сожалению, нет, — он переводит свой взгляд на Мари, а сам притягивает мальчика к себе, крепко обнимая. Мужчина смотрит на отчаявшегося друга с нескрываемым сочувствием и даже болью. Чимин для Кристера как сын, которых у него самого трое. И как родитель, он понимает переживания верховной ведьмы. — Помоги мне, — как бы Мари ни пытался держаться, голос выдает его отчаяние. — Ты прочитал книги, которые дал тебе папа? — Кристер отстраняет от себя Чимина, прожигая своим серьезным взглядом. Парень кивает, все еще не совсем понимая, что здесь делает его дядя. — Хорошо, — подбадривающе дергает уголками губ в подобии улыбки, опуская руки на плечи омеги, поглаживая их. — Раз от собственных сил тебе не убежать, мы с твоим папой попытаемся их развить. Он сталкивался с тебе подобными и отлично владеет белой магией, а я научу тебя использовать темную магию. Мари сказал, что ты уже встречался с ней. — Несколько раз. Сначала я думал, что просто эмоционален, оттого и не могу контролировать, но потом я стал чувствовать, что со мной что-то не так. Будто внутри что-то вырывается наружу, — тараторит Чимин, вспоминая неприятные ощущения, с которыми пришлось столкнуться, ту неуверенность в себе, что доселе он не знал. Его тренировали годами к самому главному событию в его жизни, он обладал способностями на уровне среднестатистической ведьмы — этого было достаточно для нынешнего учебного года. — И это «что-то» пытается поглотить мою сущность белой ведьмы. — Темная ведьма в тебе проказничает, — подбадривающе смеется Кристер, скрывая любую деталь, которая могла бы выдать сейчас его переживания за мальчика. — Но я не хочу быть темной ведьмой, — Чимин отстраняется от мужчины и разворачивается к папе. — Тебе придется. Ты гибрид, Чимин, — Мари тяжело произносить это вслух. Последний такой гибрид, которого он знал, жил несчастной и тяжелой жизнью, наполненной постоянным контролем и балансом между двумя сущностями. Жизнью, наполненной одиночеством, по большей части. Чимин возразил бы, закатил бы скандал, снова требовал бы найти зелье или заклинание, которое помогло бы исправить недуг. Вот только моральных сил у него на это сейчас совсем нет, и осознание того, что это все же больше, чем просто «недуг», отлично мелькает у него прямо перед глазами. Все, что ему сейчас остается, так это смириться и делать, что просят. Кристеру он доверяет, своему папе — уж подавно. Они бы не стали мучить его, издеваться над ним, если бы знали хоть какой-нибудь способ от этого избавиться. Увы, в этом мире каждый отлично понимает, что от своей природы не убежать. Она бывает жестокой, а силы Древних и их наследие — еще жестче. Чимину просто придется наладить контакт со своей второй сущностью и молиться их Богу о том, чтобы эта сущность захотела с ним дружить. Иначе долго он не протянет. — Мы начнем с простого, — Кристер взмахивает руками, и по кругу, между деревьями, появляются невысокие деревянные факелы, освещающие их поляну, покрытую тьмой. — Сначала посмотрим, насколько ты еще способен контролировать белую магию, — омега подбирается к Чимину, обходит его, оказываясь за спиной. — Создай какое-нибудь растение. Все что угодно, — он показывает на пространство перед молодым наследником, ожидая его дальнейших действий. Чимин поглядывает из-за плеча на Кристера, а потом поднимает глаза на папу, стоящего в стороне. Мари внимательно наблюдает за своим сыном, не утаивая волнения на собственном лице. Пак-младший старается скорее собраться с мыслями и сделать то, о чем его просят. Он сосредотачивается на пустом месте, вытягивает руку и шепчет одними губами на пракельтском короткое заклинание, прикрывая глаза. И по мере того, как он поднимает вытянутую конечность, из земли прорастает тонкое деревце, высотой доходящее максимум до пояса Чимина. Кажется, это молоденькая яблоня, с роскошными, сочного зеленого цвета лепестками, точеными веточками, раскинувшимися так грациозно. — А теперь, — голос у темной ведьмы негромкий, но пробирающий до мурашек, — окружи ее кольцом огня, да так, чтобы он не смел прикасаться к яблоне, — приказывает на ухо омеге, получая его неуверенный взгляд, как у забитого котенка. — Огонь не моя стихия. — Я знаю, он принадлежит темным силам. Посмотрим, как ты умеешь подчинять их себе. Чимин ощущает, как в грудной клетке сердце начинает скакать только от одной мысли о том, чтобы применять темную магию. Она входила в его курс обучения, так же как темные ведьмы и маги изучали белое колдовство, вот только все это лишь базовый курс. Мало кто действительно начинает развивать в себе противоположные своей природе силы. И эти силы внутри омеги сильно отличаются от того, что можно самостоятельно приобрести. Это словно проклятье, жестокая шутка природы и Древних, которые наградили его тем, что так и просится наружу, требует хаоса и разрушений, сводит с ума сущность белой ведьмы, которая генетически неспособна к безрассудному насилию. Белые ведьмы и маги не нападают, они лишь защищаются, потому их и окружают волки да вампиры для тех целей, на которые у них духу не хватит. И Чимину правда страшно в эту секунду добровольно снимать цепь с двери, за которой он запер свою темную ведьму. Она эту дверь почти выбила в порыве гнева, с петель чуть не сорвала, пока омега пытался ее сдержать. Пак снова вытягивает руку вперед и вспоминает заклинания из курса темной магии, которые изучал в средней школе. Он вновь прикрывает глаза и представляет, как создает круг, внутри которого и должна быть эта яблоня. Вот только Чимин совсем не чувствует, чтобы хоть что-то происходило, не слышит вспыхивание огня, жара его не ощущает на своей коже — ничего. И когда он открывает глаза, то понимает, что яблоня все еще колышется от порывов ночного ветра, а рядом все такая же покрытая свежей травой земля. — Может, мы ошиблись, и у меня нет темных сил? — цепляет на уста улыбку, а в глазах надежда поселяется, когда он смотрит на дядю, с облегченным вздохом опуская руку. — Поэтому ты боишься? Ты знаешь себя лучше, чем кто-либо. И ты чувствуешь, что с тобой что-то не так, — Чимин не сразу замечает, как на его плече лежит рука Кристера, которую он тут же смахивает. — Опять вы это делаете, — недовольно поджимает губы, хмуря лоб, — лезете в голову к окружающим. — Кристер не мог ошибиться, — вмешивается Мари, подходя чуть ближе к своему сыну и другу. — Попробуй еще раз, — темная ведьма подбадривающе улыбается и снова показывает на яблоню, отходя назад, чтобы не мешать парню. Чимина начинает это уже раздражать. Он ощущает себя подопытным кроликом, из которого пытаются выжить соки и что-то доказать. Ему хотелось бы быть более приземленным, вести себя как раньше: быть королем студенческой молодежи, закатывать лучшие вечеринки, ходить на скучные занятия, сплетничая на задних партах о школьных «врагах» на пару с Тэхеном. А все, что он делает теперь, это избегает друзей, водит носом по пыльным книжкам в поисках ответов и держит эту боль в себе, не в силах ею хоть с кем-то поделиться. Да, ему нравилась своя прежняя жизнь — быть недоступной, богатой сукой для всех. Тогда он не заботился о том, что сейчас в голове не укладывается, отлично владея той магией, которую ему подарили. Но нет на земле сейчас такого существа, которое могло бы его понять. Своего деда он застал в младенчестве и, естественно, ничего о нем не помнит, лишь папины рассказы да фотографии. И все это безумие давящих на мозг мыслей сводит с ума. Темная ведьма вдруг в нем снова оживилась, опять взялась за крики, доносящиеся за дверью, которую Чимин все еще держит. За криками следуют проклятья, которых омега очень боится, а за проклятьями — сила, что пугает его день за днем. Тьма по ту сторону снова требует выпустить, обещает извести парня, если он не подчинится, если будет сдерживать ее. Это словно попасть в бесконечный Ад, где юноша один, в незнакомой ему комнате, рядом совсем никого, а за спиной пытается выломать дверь тварь, способная его поглотить. Нервы так натянуты, что вот-вот начнут нить за нитью надрывать, и когда последняя из них сорвется, он точно обезумит. А пока Чимин лишь вскипает от ярости и создает такую вспышку пламени, что она не просто подпаливает яблоню, она ее сжигает в то же мгновение. Кристер едва успевает оттащить парня от деревца, чтобы того не задела собственная сила и не оставила без кожи на лице. Мари в ту же секунду скидывает на гигантский огненный язык нависающий водный шар, утаскивающий под землю темные силы. А Чимин только дрожит, утыкается в грудь дяди и сквозь слезы шепотом молит одно лишь: — Помогите.🌙✨🩸
На академию ведьм медленно надвигается ночная мгла, забирающая в свой плен до следующего дня последние лучи закатного солнца, облизывающие вершины башен. Занятия и тренировки у всех давно закончились, время ужина тоже подходит к концу, в коридорах редко встретишь шатающихся студентов, многие уже отдыхают в своих комнатах, общих гостиных, засиживаются в библиотеке, в главном зале или же в комнатах отдыха и развлечений. Каждый уже нашел себе занятие на вечер, и только грустно волочащий свои красивые ноги Чимин смотрит в пол и не знает, куда бы ему пойти. Его личные и сверхтайные тренировки сегодня были отменены, в библиотеку идти вместе с тяжелой книгой, которую он прижимает к груди, совсем не хочется, его уже тошнит от зубрежки, а в комнату возвращаться не вариант. Там Тэхен, скорее всего, возможно, и Юнги вместе с ним. Их он все еще через боль и обиду старается игнорировать, а когда они все же пересекаются, омега либо молчит, либо отвлекается на другие темы, либо очень быстро находит причины для того, чтобы слиться. Объяснять им он ничего не хочет. Не потому, что не доверяет или боится увидеть отвращение в их глазах. Быть гибридом — это совсем не круто, не почетно, и уж точно нет в этом никакого везения. Это может напугать окружающих. Ведь так всегда — все неизведанное кажется опасным. Вот и Чимин не хочет их волновать, не хочет подвергать риску. Кто знает, вдруг общество воспримет гибридов как нечто неправильное и незаконное. Им ведь всегда приходилось скрываться, молчать о своей истинной сущности, дабы никого не стращать. Даже Мари, как правитель, подвергает себя огромной угрозе, скрывая от своего народа факт о том, что среди них есть этот самый гибрид. Да и кто? Будущая верховная ведьма. Жители могут поднять восстание, свергнуть Мари. И ему не страшно потерять свое место, он слуга их викканского Бога, Древних и своего народа, пока омега им нужен — будет править. Но ему очень страшно, что его детей могут убить. Чимин все это вынужден понимать. Он понимает, что уже подставляет своим существованием папу, брата, не хочет ещё и друзей подвергнуть опасности. Лучше пусть они думают, что Пак стал странным, наглецом, который их игнорирует, чем потом, если что случится, будет наблюдать, как его близким отрывают головы только за факт связи с гибридом. И только Чимин хотел присесть на одну из лавочек в темном коридоре, как на его плече оказывается чья-то худая рука с длинными пальцами, больно надавливающими на правую ключицу. Омега даже не успевает сообразить, как его разворачивают и вжимают в стену. Он видит эти очень знакомые, обычно добрые, всегда самые красивые глаза, накрашенные темным карандашом и тенями. Правда, сейчас эти чарующие зрачки горят в огне гнева. — Ты добегался, — рычит Тэхен, локтем удерживая друга у стены. — Либо мы поговорим добровольно, либо я тебя запру и мы все равно поговорим, но уже под пытками. Чимин не боится друга, тем более не обращает никакого внимания на угрозы, которые не исполнятся, потому что Тэхен не такой. Он может грозиться откусить голову, но по факту обычно уничтожает только своим длинным и обозленным языком. Пак не боится даже Юнги, что стоит позади темной ведьмы, поблескивая своими бордово-кровавыми, совсем не дружелюбными глазами. — Я устал, — шепчет Чимин, и вдруг из его нижних век катятся маленькие кристаллики отчаяния, а голова тяжелеет и опускается. Чувствует, как хватка на груди слабеет, и он будто соскальзывает спиной по стене, не удерживаемый больше никакими силами. Тэхен, который до этого ожидал, что друг будет отпираться, кусаться и рычать, слегка ошалел от такой реакции Чимина и его такого откровенно высосанного состояния. Ведьма тут же подхватывает омегу за плечи и на пару с Юнги ведёт в сторону их с Паком комнаты. Ким все отвести взгляда от изнеможенного друга не может, позволяет ему прижиматься ближе, крепко обнимать себя за талию, словно боится потерять или упасть. Тэхену на секунду даже кажется, что над омегой издевались, морально пытали и совсем не щадили, иначе он не понимает, где и при каких условиях Чимин мог так истощиться. В комнате они оказываются далеко не сразу, пришлось тащиться по этажам, прятаться от лишних глаз, но в конце концов, добравшись до места, Тэхен тут же запирает дверь на замок, чтобы никто не мешал им, и помогает вместе с Юнги уложить Чимина на его постель. К этому моменту белая ведьма уже перешла с тихих и редких всхлипов на безостановочные рыдания, на которые друзьям сейчас тяжелее всего смотреть. Плачет их близкий от какой-то наверняка невыносимой боли. Плачет близкий друг, а они не знают, от чего именно, и не могут помочь в эти секунды. Лишь забирают из рук книгу, которую Чимин заменяет почти сразу мягкой игрушкой, что когда-то подарил Намджун, обнимая ее руками и ногами, позволяет снять с себя кеды и укрыть пледом. Тэхен с Юнги все сидят на постели первого, смотрят на Чимина, в его тусклые, заплаканные глаза, а тот глядит куда-то сквозь, краснеет, шмыгает и срывает голос от рыданий, заглушая их в плюшевом цыпленке. Давить на парня совсем не хочется больше, да и есть у друзей сожаление о том, что они вот так набросились на омегу, а теперь только и могут, что переглядываться и пытаться как-то начать разговор, обдумывают, как все же подойти к Чимину и просто лечь с ним рядышком, обнять. И ничего в голову к Тэхену не приходит, как просто взять почти пустой стакан воды, магией увеличить содержимое до половины и достать из своей аптечки пластину с успокоительным. Он передает все необходимое Чимину, ожидает, когда тот привстанет и примет лекарство, а сам остается сидеть рядышком с ним, приобнимая и позволяя лечь на его плечо. — Простите, — шепчет белая ведьма, глядя на Юнги, что сидит напротив них на краю кровати Кима. Омега, обнимающий шмыгающего друга, лишь тихонько шикает и начинает гладить светлую голову Чимина. — Я не мог сказать раньше. — Я знаю, — спокойно заявляет Тэхен. — Опять ты читаешь меня, — грустно хмыкает омега, отстраняется только на секунду, чтобы дотянуться до коробки с салфетками и высморкаться, возвращаясь обратно к другу в обычно ледяные, но сейчас необычайно горячие и родные руки. — Только то, что могу прочитать, остальное ты блокируешь, — Тэхен плотнее закутывает парня в плед, подпирая его со всех сторон. — Тогда ты знаешь, что со мной. — Не совсем, — хмурится Ким, выпуская Чимина, чувствуя, что он готов заговорить. — То, что я скажу, наверное, можно назвать государственной тайной, — шмыгая носом, усмехается Пак, смотрит на салфетку в своих руках, загибая ее края. — И я очень прошу вас никому не говорить этого, — он не смотрит на друзей, но точно знает, что в их взглядах можно найти согласие с условием. — Я гибрид, — он поднимает глаза на Юнги и не видит понимания, а лишь нахмуренный лоб и брови, внимательно смотрящие на ведьму вампирские глаза. — Это значит, что природа заложила во мне две сущности — белую ведьму и темную. Это как если бы родился ребенок наполовину волк, наполовину вампир. — Фу, — выскальзывает из уст Мина, который тут же поджимает губы. — Но как это возможно? — обращается к другу Тэхен. — Вот так. Папа говорит, что это бывает очень редко и он знал только одного мага, похожего на меня. Им был мой дед. Чимин рассказывает обо всем, что произошло за эти недели учебы. Делится с друзьями и тем, что теперь ему приходится тонны литературы изучать, о дополнительных занятиях с дядей и папой, которые высасывают из него всю энергию, силы физические и ментальные. Тэхен и Юнги слушают молча, вопросов не задают, дают омеге высказаться сквозь всхлипы и задыхания, но это совсем не значит, что они не озадачены. Чимин все отлично видит — это непонимание, миллионы вспыхивающих вопросов в глазах, которые задать не решаются, а когда белая ведьма делится ко всему прочему еще и своими чувствами и переживаниями, вовсе решаются молчать, дабы не задеть случайно каким-то необдуманным словом. — Я не говорил вам не потому, что не хотел. Вы не представляете, как сильно я нуждался в том, чтобы вам сказать, нуждался в вашей поддержке, но мне все это кажется опасным. Если другие узнают, меня могут не допустить к состязанию, и это только малое, что может случиться, — Чимин кусает засохшую кожу на губе, сдирая ее от волнения, поглядывая то на Юнги, то на Тэхена, чьи лица ни на секунду не перестают выражать неприкрытую задумчивость. — Меня заботит то, что настоящую опасность для тебя представляют твои силы. Посмотри, каким истощенным ты стал. Когда мы приехали в академию больше месяца назад, ты сиял и искрился здоровым блеском, — Юнги не выдерживает и подсаживается рядышком с Чимином, обнимая его за плечи, плотно накрывая пледом открывшиеся места. — Дядя говорит, что так будет, пока я не научусь контролировать вторую часть своих сил. Он говорит, что я могу не владеть ими в совершенстве, но запрещать темной ведьме выходить наружу — это чревато. Последствия вы видите сами, — омега высовывает руку из-под пледа, показывая на свои потускневшие волосы, потерявшие жизненный вид у концов, и на собственные круги под глазами, что появились там совсем не из-за недосыпа. — Ты влип, дорогой, — усмехается Тэхен, кладя голову на плечо Чимина. — Уж я-то знаю, какие эти сущности противные. Моя внутренняя ведьма иногда так достает меня, что я удушиться готов, — поднимает глаза на сморщившееся лицо друга, которое готово зайтись новыми рыданиями. — Но это не значит, что мы тебя бросим! Чимину вдруг на душе становится так свободно и легко. Он этих чувств не ощущал уже слишком долго. Для белой ведьмы или мага не свойственно ментально болеть, обычно их внутренний мир, заложенный природой, помогает им находить нужную гармонию, при необходимости каждый желающий может обращаться к Вековому древу, если они теряют истинный путь своего баланса. У темных ведьм и магов с этим сложнее, их природный гнев, горячая кровь и вспыльчивость не дают спокойно жить, именно поэтому они учатся самостоятельно контролировать себя и свои силы, дабы не навредить никому. Чимину же его белая ведьма совсем не помогает справляться с темной, она точно так же, как и сам омега, боится. Однако есть в жизни такие вещи и такие люди, которые способны хотя бы на секунду забрать ту боль и страх, то отчаяние и туманность, которое с недавних пор поселилось в Чимине. Это не проявлялось годами, все были уверены в том, что омега обычный ребенок, владеющий белой магией. Но такова суть этого природного смешения — оно появляется само по себе и в самый неподходящий момент, совсем как эти надоедающие людям зубы мудрости. Вот только от них избавиться можно, залечить, перекрыть физическую боль. В мире, в котором живет Чимин, от этого так просто не избавиться. Хотя прямо сейчас, когда Юнги решил остаться с ними на ночь вопреки всем правилам и запретам, когда они сдвинули кровати вместе и как в старые добрые времена — во времена детства, засыпая в обнимку, Чимин чувствует малое, но все же облегчение. Душа будто шагнула к середине, на один шаг ближе к внутренней гармонии стала. Он знал, что, скорее всего, друзья не отвернутся, поддержат его и будут рядом, но так просто сказать им не решался. А теперь жалеет, что тянул, жалеет о том, что доставил им ту боль, от которой пытался уберечь. И впервые за последние недели он засыпает в тепле, в спокойствии и без страха, когда с двух сторон его обнимают самые близкие.🌙✨🩸
Легкий ветер колышет спадающие из-за уха светлые волосы мальчика, склонившего голову над книгой. Хенджин решил потратить перерыв между занятиями на прочтение очередного романа, кажется, тысячного за свою жизнь. И везде одно и то же: романтика, любовь, толкающая на героические поступки, принцы на белом железном мустанге и далее по списку. И от каждого поцелуя или даже короткого взгляда героев романа, омега тоскливо вздыхает, понимая, что в его жизни такого не видать. Зато в его жизни бывают приключения поинтереснее. Каждый день в академии происходят какие-то страсти, скандалы и ссоры между выпускниками. Идея загнать старшекурсников волчьей и вампирской школы в главную академию магов — одна из самых худших, однако таковы традиции, которые нарушать никто не смеет. Правда, от этой традиции все вокруг только страдают, а учителям и завучам остается бесконечно разнимать претендентов на трон да раздавать наказания. А ведь прошел только один месяц учебы, впереди еще долгих четыре, вплоть до наступления февраля, тогда и объявят судный день, который изменит все, к чему жители королевства привыкли. Впрочем, Хенджин во все это не лезет. Больше. Лишь наблюдает со стороны, тенью прячется по углам, только бы не сталкиваться с соперниками брата. Сидит себе тихонько целыми днями в небольшом садике между корпусами у фонтана, почитывает свои книжки, иногда с Феликсом — лучшим другом — ходит на обеды или ездит в город, когда это позволено. В остальное время его мысли заняты учебой и беспокойством о брате, которого, к слову, он сейчас редко видит. Папе тоже не до него, он решает важные государственные дела, ему некогда нести свой статус родителя в этом учебном году. И Хенджин все понимает, ни к кому не лезет, старается быть хорошим сыном и братом, но чувство одиночества никуда от этого не исчезает, лишь краше расцветает, словно на удобрениях. — Эй! — окликает знакомый голос. Хенджин стирает покатившуюся от грустных мыслей слезу и поднимает голову, отвлекаясь от своей книги. И лучше бы он сделал вид, будто стал глухонемым или слепым. Потому что видеть того, кто к нему направляется, очень не хочется. — Малыш! — приторно тянет один из старшекурсников, с каждым шагом сокращая расстояние между коридором с колоннами и садом, в котором сидит омега. — Не игнорируй меня, — волк вместе со своими друзьями останавливается в двух шагах от Хенджина, глядя на него с нескрываемым превосходством во взгляде. — Чего тебе, Эл? — Пак закрывает книгу и подтягивает ее с колен ближе к животу, из-под густых бровей поглядывая на парня. — Да вот, искал, куда можно приземлиться с друзьями, — наклоняет он голову вправо, в сторону ухмыляющихся омеги-волка и его альфы, что совсем не скрывают своих животных потребностей, гуляя по телам друг друга в самых интимных местах. — А нашел тебя, — пожимает плечами Элиот, переглядываясь с другом, стоящим по левую руку от него. — Знаешь, — опасно понижает голос и делает шаг. Глаза Хенджина тут же устремляются на носок приближающегося ботинка волка, а тело, словно по струнке, напрягается. Его короткие ноготки впиваются в толстую обложку книги, сердце ускоряет свой ритм, а дыхание, наоборот, замедляется. Страх омеги не позволяет даже капле кислорода проникнуть в легкие, заставляя его задыхаться. — Я ведь скучал, — он делает еще один шаг, почти упираясь своими ногами в колени Хенджина. Альфа медленно наклоняется и находит одной рукой опору в виде спинки скамьи, на которой омега весь сжался, будто зашуганный котенок. — Думал о тебе, — чуть ли не шепчет, сокращая расстояние между их лицами, позволяя костяшкам своих пальцев провести по молочной щеке. — Не трогай меня, — вздрогнув, Хенджин отстраняет лицо от ледяной волчьей руки, закусывая губу, низко-низко склоняет голову, мечтая раствориться в воздухе. — Ты все еще включаешь недотрогу, а? — игриво тянет альфа, опускает и вторую руку на спинку скамьи, запирая Хенджина в ловушке. Он, пользуясь ситуацией, все ближе и ближе тянется к лицу отодвигающегося назад омеги, проводя носом вверх от шеи к подбородку парня. — Элиот, пожалуйста, — испуганно шепчет маленький принц, стараясь глазами найти хоть кого-нибудь поблизости и закричать, чтобы привлечь внимание. Правда, сейчас обеденное время, большая часть студентов зависает в большом зале, подкрепляясь, а остальные ученики обычно не бывают в этой тихой части замка. — Куда делся тот омега, который готов был в любое время дня и ночи раздвинуть передо мной свои красивые ножки? — усмехается альфа, цепляя подбородок юного принца пальцами, заставляя его смотреть на себя. Хенджин поглядывает за спину старшекурсника, запоминая лица тех, кто поддакивает своему другу и посмеивается в эту секунду над беззащитной ведьмой. — Сволочь, — еле шевелит губами, не удерживая вновь подступившую влагу в своих глазах. — Язычок отрастил? Какие еще слова знаешь? — Отпусти меня, — Хенджин отчаянно начинает вырываться, отчего пальцы Элиота сжимаются все сильнее и сильнее, доставляя нестерпимую боль челюсти омеги. — Я совершил такую ошибку, когда отшил тебя. Уверен, трахать тебя — одно наслаждение. Ты так очаровательно плачешь, — слышать эти слова из уст такого мудака, как Элиот, больнее, чем его прикосновения. Ведьме вдруг становится стыдно, а слезы начинают течь градом, делая его в глазах альфы еще более жалким и беспомощным — только и может, что реветь да пытаться отпихнуть нависающее крупное тело. — Где твой братец, м? — Хенджин вдруг замирает и перестает биться в истерике, смотря сквозь застелившую водную пелену в опасно поблескивающие на солнце желтые глаза волка. — Зачем он тебе? — Ну раз ты сопротивляешься, так, может, он захочет снова приятно провести время со мной? — скалится Элиот, заставляя от этого внутренности омеги болезненно сжаться. — Снова? — охрипшим голосом спрашивает ведьма, игнорируя чужую скользящую от подбородка к его шее руку. — Братик не рассказал, как он урегулировал наш с тобой конфликт? Ты не задумывался, почему я расстался с тобой? — О чем ты? — омега хватает запястье волка двумя руками, хмуря лоб и отлипая от спинки скамьи. — О том, что он владеет даром ублажения, — смеется альфа, наблюдая за ужасом на красивом лице парня. — А как он стонал, — тянет с каким-то нездоровым удовольствием, облизывая свои губы. — В вашей семье все ведьмы такие же шлюхи, как вы с братом? — у юноши предательски дрожит нижняя губа от услышанного, он сейчас себя ненавидит лишь за то, что не может врезать этому уроду. Пусть сыплются оскорбления в его сторону, он стерпит, хоть и знает, что не заслуживает такого отношения к себе, но в сторону брата и папы слышать подобное не в состоянии. Они уж точно достойны уважения. — Попробуй то же самое повторить при нашей верховной, — Хенджин снова вздрагивает, но уже от басистого, до боли желанного сейчас знакомого голоса сбоку. — А, Ким, — волк отпускает омегу, выпрямляясь, переводит все свое внимание на Намджуна, — хочешь присоединиться к нашей игре? — Ты жалок, раз домогаешься до несовершеннолетнего, который не может дать тебе отпор, — омеге кажется, или он видит, как синие глаза Намджуна опасно сверкают на солнце, даже несмотря на его расслабленную, открытую позу, но спрятанные в карманы спортивных штанов ладони. — Он может, просто боится. Знаешь же, какие белые ведьмы трусливые, — смеется Элиот, но больше не слыша усмешек своих шестерок за спиной. Они предательски затихли и отошли подальше, лишь бы не нарваться на сына вожака. — Ты вызываешь во мне огромное желание за ухо отвести тебя к верховной. В тебе играет либо неслыханная смелость, либо глупость, — спокойствие Намджуна и его веселый тон совершенно не успокаивает Хенджина и друзей Элиота, все чувствуют кожей это опасное напряжение и готовность альфы наброситься на собрата. — Он ничего мне не сделает, слишком великодушен, — хмыкает волк, задирая подбородок. Кажется, здесь играет все же глупость. — Великодушен и мудр. А еще он выше того, чтобы марать руки о такую жалкую, вшивую псину, как ты. Скорее всего, он отдаст тебя моему отцу на перевоспитание, а тот передаст мне, — Намджун довольно скалится, добиваясь наконец страха в глазах Элиота. Каждый волк их стаи боится только двух существ королевства — белых волков Аудульва и Намджуна. Они сильнее, быстрее и крупнее остальных. Такие, как они, редкое явление природы, их считают истинными потомками самого первого волка — Рэндольфа. И если Аудульв, как вожак стаи и второй правитель государства, не опускается до воспитания таких волчат, как Элиот, — ему просто некогда этим заниматься, — то его сыну — заместителю вожака стаи, только в радость. Каждый волк проходил через тот маленький Ад, что он любит устраивать непослушным созданиям. Намджуну даже необязательно применять физическую силу, он прекрасно владеет своим даром телепатии, подчиняя внутренних зверей собратьев, которые скулят и сводят с ума волков похлеще любого физического воздействия. Он может приказывать то, что в здравом уме не захочешь делать. Даже сама мысль о подчинении на телепатическом уровне пугает таких сильных и независимых животных. — Ну что, все еще хочешь испытать судьбу? — вздергивает бровь Намджун, явно довольный собой и своим влиянием. У Элиота желваки на лице играют от злости на белого волка, но перечить он не смеет, потому кидает короткий взгляд на Хенджина, от которого тому думается, что это далеко не последняя их встреча, и собирается уходить прочь, когда слышит: — Завтра в восемь утра я буду ждать тебя у тропинки в лес, — Элиот разворачивается к Намджуну и смотрит на него с нескрываемым удивлением и вопросами в глазах. — Ты думал, я спущу тебе с твоих грязных рук то, что ты делал? — усмехается Ким, пальцем показывая на белую ведьму. Элиот не удерживает глухого рыка и покидает сад так быстро, что его друзья едва поспевают за ним. — Спасибо, Намджун-а, — Хенджин тихонько благодарит альфу, все еще прижимая книжку к своей груди, робко улыбается и несмело поглядывает на присаживающегося рядом с ним волка. — Ты все слышал? — робко интересуется, карябая твердый уголок книги. Альфа шумно втягивает воздух расширившимися ноздрями и откидывается на спинку скамьи, негромко мыча. — Я не знал, почему вы расстались, Чимин просто сказал, что обо всем договорился с ним, чтобы он от меня отстал, а потом я узнал, что вы с ним поссорились. Не верю в то, что он мог тебе изменить. Он и секунды не мог продержаться, чтобы не заговорить о тебе, он восхищался тобой, если кто-то смел про тебя говорить плохо — всегда защищал, — волк удивлен, как это ведьма не задохнулась от такого потока слов, на некоторых даже проглатывая окончания. — Чимин любит тебя, — он хватает Намджуна за руку, согревая теплом своих ладоней. — Малыш, я не хочу об этом говорить, — сдержанно отвечает альфа, затягивая Хенджина в свои объятия. — Если эта тварь посмеет к тебе еще раз подойти, сразу же звони мне, — ведьма чувствует теплые руки на своей спине, что так заботливо успокаивают круговыми поглаживаниями. — Ты всегда меня защищал, — хихикает омега, плотнее обвивая торс Намджуна, прижимаясь щекой к его плечу. — Совсем как брат. — Я не могу иначе, — Хенджин поднимает голову и видит, как уголки губ альфы растянулись в слабой, но доброй улыбке. — Поговори с Чимином… — Я же уже сказал, что не хочу с тобой обсуждать это, — перебивает мигом нахмурившийся волк, выпуская ведьму из объятий, немного отодвигаясь. — Пожалуйста. Со дня вашей ссоры он сам не свой, — в голосе омеги звучит неприкрытая мольба. — Твой брат заноза в заднице, мне потребуется выпить тонну успокоительного, чтобы не сорваться на нем, — усмехается Намджун и опирается локтями о колени, соединяя пальцы в замок. — Обещаю, что буду аккуратнее впредь, если ты поговоришь с ним. Пожалуйста, хотя бы ради меня, — Хенджин набрасывается на сгорбившуюся спину с очередными объятиями, прижимаясь щекой к теплой футболке, не скрывая этого счастливого сияния на лице. — Ты и так будешь аккуратнее, — хмыкает Ким и похлопывает омегу по коленке, не мешая тому радоваться теплу своего тела. — Ладно, кнопка, еще раз попытаюсь с ним поговорить. Но не удивляйся, если мы снова переломаем друг друга, — Хенджин тут же вскакивает с чужой спины, округляя свои блестящие черные глаза, глядя на смеющегося альфу с таким детским испугом. — Не заставляй меня опять готовить целебные зелья и мази, — в обиде надувает губы, так забавно хмуря лоб, позволяя Намджуну снова притянуть себя необычайно родными руками.🌙✨🩸
— Ты поговорил с Намджуном? — интересуется Тэхен у расположившегося рядом с ним Чимина. Сейчас послеобеденный отдых, и парни решили выйти на террасу немного подышать уже холодным осенним воздухом и впитать последние лучи солнца уходящих деньков, медленно перерастающих в мрачную, вечно дождливую осеннюю пору. Чимин сидит на высокой перегородке между двух колонн, Юнги облокачивается на эту перегородку локтями, а Тэхен расслабленно подпирает плечом одну из колонн, недовольно смотря на друга. — Нет, не поговорил, — фыркает белая ведьма, демонстративно отвлекаясь на социальные сети в телефоне. — А когда поговоришь? — взгляд Тэхена молнией ударяется о чужой телефон, но мысленно себя удерживает от того, чтобы не забрать его. — Слушай, мне сейчас вообще не до него. Да и не буду я говорить с тем, кто назвал меня шлюхой, волчьей подстилкой и маленькой сукой, — закатывает глаза омега, продолжая листать новостную ленту. — Извини, конечно, но чего ты ожидал? Если бы ты сам узнал, что он спал с кем-то другим, ты бы ему глаза на задницу натянул. — Нет, я бы ему его волчьи яйца оторвал и сварил бы их в котле с целебной маской, — бурчит Пак, кидая беглый взгляд на Тэхена. Юнги, качающийся на локтях и думающий о чем-то своем, на этих словах сразу же выныривает из собственных мыслей и переводит удивленный взгляд на Чимина, глотая миллион возникших вопросов, предпочитая не знать на них ответы. — Тебе пора сказать ему правду, — Ким все же вырывает из рук друга телефон и убирает за спину, чтобы тот не смог так просто дотянуться. — Это не обсуждается, Тэхен, — рычит Чимин, заставляя сонного и до этого едва слушающего Юнги, смотрящего на увядающие кусты цветов, снова насторожиться и даже приподняться с перегородки, чтобы посмотреть на друзей. — Чимин, твое положение сейчас очень шаткое. Ты не контролируешь свои силы, и тебе нужен надежный защитник. Юнги я тебе не отдам, он мой партнер, да и с вампирами тебе не вариант кооперироваться. Тебе нужен волк, белый волк! — повышает голос Тэхен, забыв о проходящих мимо студентах, которые косятся на них. — Какую правду я должен ему сказать?! Ту, которая навредит моему брату?! — вскипает омега, спрыгивая с перегородки, почти сталкиваясь с Тэхеном лбами. — Репутация Хенджина и твой трон — это самую малость неравнозначные вещи, — язвит темная ведьма и отпихивает от себя Чимина, который порывается пробраться за его спину и забрать свой телефон. — Ты обесцениваешь чувства моего брата? — непонятно: Чимин сейчас искренне удивляется или позволяет огню ярости внутри себя вспыхнуть окончательно. — Я могу и сам надрать зад тому волку, который его шантажировал. А тебе пора перестать думать только о нем и вспомнить, что ты будущая верховная ведьма! — не сдается Тэхен, продолжая попытки вразумить своего друга. — Мы все готовы заступиться за Хенджина, — показывает на себя, Юнги, еще и самого Намджуна имея в виду. — Если Элиот выполнит обещанное, ваша защита тут не поможет. Это может отразиться не только на Хенджине, но и на мне, на папе. — Тэхен прав, — вмешивается до этого молчавший и придерживающийся нейтралитета Юнги. — Ты не можешь упускать шанс на победу в состязании из-за какого-то жалкого шантажиста. Чем-то придется пожертвовать, — омега говорит «чем-то», но и Чимин, и его друзья понимают, что тут скорее «кем-то». — Чимин, — слышит свое имя из уст того, о ком только что велась речь. Омега резко разворачивается, вцепившись своими удивленными округлившимися глазенками в серьезное лицо Намджуна. — Мы можем отойти и поговорить? — вдруг голос альфы становится не таким суровым и уверенным, чем когда он звал ведьму по имени. — Нет, — отрезает Пак, разворачивается к Тэхену, чтобы снова совершить попытку вернуть свой телефон. — Верни мне его! — сдавшись, шипит, испепеляя взглядом хитро заулыбавшегося друга. — Нам пора, — довольно тянет Ким, отпихивает от себя Чимина и хватает Юнги за локоть, скорее покидая парней. И только белая ведьма хотела за ними ринуться, чтобы вернуть свой гаджет, как перед носом оказывается широкая грудь альфы, а друзья в тот же момент теряются из виду. — Теперь мы поговорим, — Намджун стаскивает с бетонной перегородки небольшой рюкзак омеги, хватает его за запястье и ведет в сторону одинокой скамьи в саду, разгоняя скитающихся студентов одним лишь своим обозленным видом. — Отпусти меня, блохастый! — альфа толкает Чимина на скамью, швыряет ему на колени его же рюкзак, в который тот впивается ногтями и прижимает к груди, зашуганно смотря на нависающего над ним парня. — Я тебе поражаюсь. Ни стыда, ни совести, — нервно усмехается Намджун, разводя руки в стороны. — Ты мне изменил, но почему-то я бегаю за тобой и хочу поговорить, в то время как ты вертишь хвостом. — Ты просто тупой, раз не способен понять с первого раза. Я не хочу с тобой говорить! — огрызается Чимин и прикрикивает на альфу, в ту же секунду жалея об этом, когда слышит в ответ грозный рык и видит обнаженные небольшие клыки, а голубые глаза наполняются насыщенным цветом с опасными бликами от солнца. — Закрой свой рот и слушай меня внимательно, — наклоняется Намджун к лицу омеги, сокращая расстояние до каких-то жалких сантиметров. Голос его ровный, сдержанный, но тон настолько опасный, что Чимин от испуга и напряжения аж проглатывает большой ком в горле и задерживает дыхание. — Нам пора глубоко засунуть все свои обиды, хотя бы пока не пройдет состязание. Мне нужна сильная белая ведьма, с которой у меня налажена ментальная связь. И, к моему большому сожалению, ею являешься только ты, — дергает уголками губ в подобии какой-то фальшивой улыбки. — Тебе нужен сильный напарник. Вампиры с тобой не сработаются, а волков я сам к тебе больше не подпущу, поэтому у тебя просто нет выбора. — Ты хочешь занять трон отца? — Конечно хочу, и ты это знаешь, — хмурит лоб альфа, немного отстраняясь от лица Чимина. — Но ведь кроме меня есть и другие сильные белые ведьмы и маги. — Во-первых, с альфами я не хочу связываться, они у вас все какие-то трусливые сопляки, летающие в облаках. — Эй! — не удерживает в себе негодование, несильно ударяя альфу по руке, добиваясь его легкого смешка. — А во-вторых, я уважаю и люблю не только своего отца, который рассчитывает на меня, но и нашу верховную ведьму. Твой папа мне небезразличен, и он хотел бы, чтобы мы работали в паре. — Так это из-за моего папы? — хмыкает Чимин, недовольно ведет бровью и порывается встать со скамьи. — Мне все равно, чего хотят наши родители, тем более мне все равно, чего хочешь ты. Я буду поступать так, как мне выгодно и удобно, — омега закидывает на одно плечо рюкзак и уже хочет уйти, как его вновь хватают за запястье и толкают обратно на скамью. — Блять, ты достал меня, чудовище бестактное! — Я всегда знал, что ты эгоистичная и тупая сука, — шипит Намджун, теперь уже удерживая Чимина за плечо. — Но не думал, что ты настолько непробиваемый в своем идиотизме. — Иди к черту! Хочешь в пару сильную ведьму? Пососи! — омега бесстрашно поднимает кулак перед лицом Намджуна, показывая ему свой средний палец с серебристым тоненьким кольцом и ухоженным, покрытым прозрачным лаком ноготком. Альфа смотрит на чужую руку достаточно долго, скрипит зубами и молит богов дать ему сил, чтобы стерпеть и не сломать этот чертов палец своему бывшему. Дышит тяжело, в нем несправедливость просыпается, чувство гордости, из-за которого не понимает, почему он должен терпеть такое отношение к себе. Даже те чувства, которые все еще полыхают огромным пламенем к Чимину, не стоят того, чтобы сдерживаться. Но Намджун все же не ведется на позывы своего гнева, однако больно перехватывает запястье и отводит его в сторону от своего лица, чтобы не видеть вульгарный жест перед глазами. — Твой папа самый лучший правитель, невероятно добрая и заботливая ведьма, отличный родитель, потому что его младший сын — просто ангел. Но с твоим воспитанием он явно недоглядел, — шипит альфа в самые губы парня, который даже бровью не ведет, показывая свою напускную смелость. — Ничего, я это исправлю. Знаешь, как я свою стаю наказываю? — сверкает безумными голубыми глазами. — Давлю на их разум, заставляю подчиняться. Не думай, что раз ты потомок моего создателя, то на тебе это не получится провернуть, — Ким довольно скалится, когда замечает эти вмиг изменившиеся, ставшие большими глаза. — Вспомнил ту ночь? Было неприятно подчиняться своему созданию, правда? — Как ты… — в страхе шепчет Чимин, уже не обращая внимания на сжимающие его запястье пальцы. — Пока ты бухал и трахался со всякими отбросами, я за лето успел многому научиться. — Отпусти меня, — скрепя зубами, требует Чимин, вырывая свою руку. Он снова встает со скамьи, снова закидывает рюкзак на плечо и уходит прочь. Его больше не держат, не покрывают грязью и проклятьями, не угрожают, на сей раз отпускают. Вот только эта боль внутри и очередные крупицы, добавляющиеся к черному осадку на дне его сердца, пылающего любовью к Намджуну, разрывают это самое сердце на куски. Чимин терпелив, он многое прощает, но это совсем не значит, что не запоминает. В сердце этих черных осадков уже почти с половину, они распирают стенки, и омега очень боится того, что произойдет, когда они заполнят все. Там больше не останется чистой, верной и настоящей любви к Намджуну, которую он взращивал годами. Он хочет спасти эти чувства, пусть никогда не вернется к альфе, но хочет продолжать его любить. Однако делать это с каждым разом все труднее и труднее. Больно слышать такие слова от любимого, больно от того, что Ким был всегда самым лучшим альфой, самым заботливым, нежным и ласковым с ним, всегда мир к его ногам бросал. Больно видеть, что ложь способна создать — ненависть, злобу и отвращение. Чимин останавливается посреди дорожки, всхлипывает, опустив голову, а плечи его дрожат. Ему обидно, он не считает, что заслуживает такого отношения к себе. И поэтому, несмотря на такой уже раскрасневшийся и зареванный вид, он разворачивается к Намджуну и в секунды сокращает между ними расстояние. Омега замахивается и останавливает свою ладонь в нескольких сантиметрах от щеки альфы, смотрит на него сквозь кристаллы боли и просто не может — не может ударить того, кого любил с самого детства, кого любит по сей день. Он обессиленно опускает руку и убегает прочь, уже не видя того, как Намджун порывается побежать за ним. Намджун смотрел не на Чимина только что, а на свой разрушающийся маленький мир, заключенный в одной самой красивой белой ведьме с истинно белой душой. Он испытывал такое сильное желание дотянуться до лица омеги, смахнуть непрошеные слезинки, которые вызвал своими необдуманными, слишком жестокими словами. Чимин тоже многого наговорил, весьма неприятного, но альфа винит только себя сейчас, ведь он мог бы поступить более благоразумно, послушать свои чувства и не угрожать тому, по кому сердце все еще стучит заученным ритмом. Киму так сильно хотелось притянуть к себе ведьму, обнять крепко-крепко, о прощении просить оставшиеся сотни лет, хотя и не он это начал. Намджуну тяжелее всего признавать сейчас то, что ненависть не смогла поглотить любовь, она все воюет со светлыми чувствами в альфе, к сердцу все стремится, чтобы отравить его грязным и самым опасным ядом. Но волк сам не пускает, стоит надежной стеной и не подпускает к своему годами процветающему сердцу, которое удобрялось дивным смехом, очаровательными глазами-мирами, ласковым голосом и теплом нежных ладоней. Всего этого теперь нет, зато есть волк внутри альфы, который с каждым днем все больше и больше переходит с отчаянного скулежа к озлобленности на собственного хозяина. Он злится на Намджуна, рычит, что тот позволил мало того, что упустить их белую ведьму, так еще и смеет своим мерзким языком говорить такие слова в сторону Чимина. Волк больше не злится на омегу за его измену, что-то свое чувствует, понимает, что его будто обманывают, вот только Ким его не понимает, он же своими ушами слышал, все вокруг об этом говорят, и сам Пак не скрывает факт измены. Вот только его внутренний волк сильно в этом сомневается.🌙✨🩸
— Господин, — обращается к стоящему у окна высокому мужчине с длинными белоснежными волосами один из сидящих за прямоугольным столом переговоров вампир. Мужчина, которого окликнули, даже не реагирует, продолжает держать руки в замке за спиной и с наслаждением смотреть в окно, вкушая просторы своих земель, которых ему недостаточно для полного удовлетворения. За окном пасмурно, на улице влажно — только-только прошел холодный осенний ливень. Жители Дрангара куда-то спешат, прячась под черными зонтами, в мрачных машинах, по домам и зданиям. Температура воздуха опускается все ниже к нулю с каждым днем, пробуждая в Изгоях их силу. Наконец лето прошло, эти теплые дни, прожигающие лучами кожу и глаза, теперь позади, а значит, и их сила будет просыпаться и набираться энергии. — Господин, — снова разносится по черному кабинету. Сюда бы побольше света, потому что эти жалкие, горящие огнем светильники вдоль стен совершенно не спасают. Тот самый «господин» снова игнорирует, прикрывая на секунду глаза и втягивая через ноздри холодный воздух в помещении. На его устах вдруг появляется пугающая улыбка, а когда он медленно раскрывает веки, его мертвенно белые глаза с черными зрачками опасно переливаются от покрытого серебром неба. Он неспешно разворачивается лицом к своему Совету, задерживая взгляд на каждом, с ухмылкой на осунувшемся лице рассматривая их, заставляя мурашки по их телам пробежать, оставляя после себя удушающий, неприятный след липкого страха. Лэйв — так зовут этого темного мага, правителя Дрангара и живущих в нем Изгоев, которые боготворят своего господина. Этот альфа на своем посту всего лишь каких-то двадцать лет, — для их мира это ничтожный срок, однако то, каким путем он захватил власть, заручившись поддержкой и доверием со стороны Изгоев, может вызывать лишь одно чувство — страх. Двадцать лет назад он предал Кари́тас — свою родину, пустил на их землю Изгоев, которые начали разрушать дома, убивать ведьм и магов, развернув настоящую войну в несколько дней, которой никто не ожидал. Лэйв был правой рукой Мари, служил верой и правдой, ну или же он просто заставил омегу так думать, а потом совершил попытку свергнуть верховную ведьму, дабы занять трон при поддержке Изгоев. Вот только, кажется, он не учел, что Мари не один, его защищают Аудульв, Эйнар и весь народ, который совершенно не рад видеть чужаков на своих землях. Верховная ведьма приказала найти и убить предателя, за ним гнались стаи волков, сотни вампиров, пока не прошел слух о том, что Лэйва в Дрангаре встретили с почестями и, более того, предложили трон за его хитрость и силу. Мари отозвал свой народ, оставил предателя в покое, за что отхватил ненависть тех, кто потерял близких за те дни кровавого нападения. Омега аргументировал свое решение лишь тем, что не станет опускаться до ответной ненависти, не станет больше рисковать своим народом, а займется развитием и процветанием их земель, восстановлением и созданием того, что за несколько дней отобрали Изгои. Но ни для кого не стало секретом, что Мари побоялся, ведь дома, в детской кроватке, его ждал крохотный новорожденный малыш, на которого Лэйв попытался напасть. Там сладко спал тот, за кем будущее их королевства. Мари побоялся, ведь у сотен родителей в домах спали их дети — сверстники Чимина, те, кто уже через полгода будет состязаться за трон. — Так значит, — начинает Лэйв и подходит ближе к своему креслу, присаживаясь в него, позволяя белоснежным волосам струиться по плечам и спадать к груди, красиво укладываясь на черном фраке в готическом стиле, — у них скоро выборы, — скалится альфа, ставя на стол локти, подпирая замком из пальцев свой подбородок. — Господин, это отличный шанс снова напасть, — смело высказывается один из членов Совета. — Мы давно о себе не заявляли, поэтому они будут ждать, — задумчиво тянет Лэйв. — Нам нужен план, который они не смогут предсказать. Как в этот раз будут проходить выборы, вы узнали? — обращается он к сидящему по правую от него сторону волку. — Нет, но мы этим занимаемся. — Выборы через полгода, а вы этим только занимаетесь? — выгибает густую бровь альфа, испепеляя волка недовольным мертвенным взглядом. — Они патрулируют границы, мы не можем вытащить оттуда наших. — Зачем их вытаскивать? У вас что, нет телефонов, чтобы связаться с ними? — хмурится правитель. — Это небезопасно, мы рискуем их выдать и потерять. — Потерять? — смеется Лэйв. — Их верховная — слабохарактерная сука. Он не убьет их, а за решеткой их будет легче достать, — пожимает плечами альфа и откидывается на спинку своего кресла, смотря куда-то вперед с прищуром, о чем-то будто задумываясь. — Есть у меня одна идея, но мне нужны сильные темные маги и ведьмы для этого, которые отлично владеют даром иллюзии. — Мы можем найти, у нас таких достаточно, — отзывается один из вампиров уже по левую сторону от Лэйва. — Хочу лично кое с кем встретиться. Если сможем его убедить перейти на нашу сторону — это будет крахом всего королевства. Нам принесут на блюдечке голову этой шлюхи, которую они все так любят.