Wicca

Октябрь встречает ноябрь точно так же, как в эти секунды уже довольно прохладного вечера золотой диск встречается с горизонтом, позволяя себя окутать объятиями, забирающими на всю ночь. И чем глубже прячется осеннее, уже не греющее солнце, тем ярче начинает проявляться луна на голубом небе с розовыми и оранжевыми разводами. И тем холоднее становится на улице. Еще пару недель подождать, и изо рта в это время суток будет вылетать пар, а нос и щеки начнут покрываться румянцем. А пока Юнги со своей вампирской хладнокровностью в буквальном смысле этого слова может позволить себе побыть на улице подольше в одной только спортивной футболке и зауженных к щиколоткам тренировочных штанах. Вся группа вампиров, которая минутами ранее проводила на футбольном поле свои очередные тренировки, зашла в замок да разбрелась по комнатам и душевым. А Юнги все торчит здесь, не уходит, продолжает крутить между пальцев тренировочный нож и недовольно глядеть на манекен, будто раздумывая, куда бы этой неодушевленной, но раздражающей тушке воткнуть лезвие. Омега таит обиду на эту безликую вещь за то, что посмела его ударить при всех, за то, что механизм сработал быстрее, чем реакция парня. Вспоминает эти насмешки окружающих, когда манекен оттолкнул мальчишку и заставил плюхнуться прямо на задницу. Вспоминает этот раздражительный вздох с граммом разочарования Сокджина, который лишь закатил глаза, потер лоб от стыда за своего ученика и пошел работать с остальными, подающими бóльшие надежды студентами. Вот Юнги и остался. Не знает точно: чтобы отомстить жалкой машине, чтобы себе что-то доказать, потренироваться или же просто выпустить каждодневно скапливающуюся злость из-за окружающих и их давления. Все вместе, пожалуй, но последнее все же играет бóльшую роль. Это можно было бы понять по мыслям вампира, если бы кто-то из темных магов проник в его голову. Потому что там он визуализирует только одно существо напротив себя, только одно лицо крепит на обезличенный манекен. Лицо отца, которого ненавидит всеми фибрами проклятой души. И самое пугающее, что он по правде не хочет его убивать, хочет сделать больно, все удары вернуть, которые тот не стеснялся сыпать омеге всю жизнь, хочет расплатиться сполна. Но убийство — это не та цель, которую он преследует. Хочет, чтобы было долго и мучительно больно, — вот то самое описание его детства. Омега произносит простое заклинание, которое наложили темные маги, чтобы тот наконец ожил и перешел в режим атаки. Юнги занимает стойку, как его и учили, правда, не так уверенно, как это делают другие вампиры: с потряхивающимися коленями, шатающимся корпусом и дрожащими руками, одну из которых выставил вперед, согнув в локте, образуя очень хиленький блок, а вторая сжимает рукоять серебряного ножа. Он делает один короткий шаг к безликому, а тот делает такой же назад. Эти манекены не простые бездушные деревяшки. В них нет ни единого механизма, который бы заставлял их двигаться, все работает на привычной в этом мире темной магии, древней, но безопасной для студентов и их тренировок. Юнги делает еще один нерешительный шаг, тут же пугаясь тому, как не лишенное благодаря магии разума деревянное тело делает опасный выпад в его сторону, замахиваясь острым колом, зажатым в своих твердых пальцах. Омега едва успевает увернуться и отойти на более безопасное расстояние. Так продолжается еще минуты две: Мин никак не может решиться, чтобы сделать настоящий атакующий выпад, а манекен, который под действием темной магии заколдован таким образом, чтобы считывать энергетические волны живых противников, начинает играть с пугливым вампиром, тоже не совершая никаких нападений, но, делая несколько замахов, только чтобы припугнуть. И в какой-то момент Юнги все же надоедает танцевать на месте и втаптывать короткую траву стадионного газона себе под кроссовки, отчего он, собирая всю растекшуюся по его телу злость, сосредотачивает ее в одном резком и четком замахе руки. Лезвие проходится по дереву бездушного человечка, оставляя глубокую царапину на его плече. Манекен делает пару шагов назад, выставляя руки в блок, чтобы защититься от возможных следующих нападений, однако их не следует. Зато следует устрашающий писк куклы, который оглушает омегу и выбивает его из концентрации, позволяя деревянному парню с разбегу наброситься на вампира и царапнуть Мина острием кола по щеке. Юноша шипит, чувствует, как неглубокая рана горит, выпуская тоненькую полоску кровавой струйки. Юнги удается оттолкнуть от себя манекена, но тот словно с ума сошел, продолжая так противно пищать, набрасываться на парня и колотить его деревянными руками. Зря омега визуализировал отца. С этими тренировочными куклами подобные штуки проворачивать не стоит, учитывая, что они считывают все мысли и чувства врагов, искажая их и становясь еще страшнее для противников, чем те могут себе представить. И все, что омеге теперь остается, это закрываться руками, рычать от боли, прикрыв глаза, и терпеть град ударов от чертовой деревяшки. Пока эту самую визжащую деревяшку не сносит какой-то очень быстро пролетевший мимо них смерч. Юнги практически сразу убирает крест из запястий и сжатых кулаков от своего лица, открывая глаза и наблюдая за тем, как писк медленно превращается в жалкий скулеж, а голова этого самого манекена летит куда-то очень далеко, пока деревянное тело дергается под нависающим над ним весьма знакомым парнем. — Страшилище бесполезное, — хмыкает Хосок, тяжело дышит и улыбается, смотря на замершую куклу. — Ну и зачем ты это сделал? — Юнги, с секунду поразмышляв, решает, что благодарить тут не за что, потому можно сразу перейти к упрекам. Хосок смотрит за плечо и сверкает своими желтыми глазами, поднимаясь с колен. — А ты что, мазохист? Нравится, когда избивают? — альфа подходит к юноше и берет того за запястье, разворачивая руку боком, чтобы взглянуть на набирающие бордовый цвет пятна от ударов. — Ты скажи, я тебе еще больнее сделаю, если нравится, — поднимает глаза и смотрит на красную полосу вдоль скулы вампира. — Ты испортил мне поединок, — бурчит Юнги, вырывая собственные запястья из пальцев альфы, отталкивает его от себя. — Поединок? — смеется Чон, оборачиваясь и снова смотря на жалко валяющуюся в стороне куклу. — Больше было похоже на то, что тебя нагнул сраный манекен. И меня даже тешет мысль, что этих манекенов для вас создают волки, — скалится, добиваясь этих обозленных глаз напротив, а следом соединившихся густых бровей. — Никто меня не нагнул! Все было так и задумано, чтобы потом толкнуть его на траву и прикончить! — рычит вампир, походя сейчас больше на обиженного ребенка, который вынужден оправдываться перед высокомерным взрослым. — И конечно же я тебе верю, — издевательски тянет и смеется. Юнги еще громче начинает рычать, замахивается и целится кулаком прямо по роже этого раздражающего его волка. Снова не успевает, снова плошает, когда смеющийся Хосок ловит его кулак, несильно выворачивает и заставляет омегу отскочить прочь, запищать и схватиться за свою руку. — Сука! — хнычет вампир, смотря на свою уже измученную за сегодня конечность. Конечно, царапины, синяки, вывихи пройдут через каких-то пару часов, но адская боль в моменте от этого осознания никуда не уходит. — Иди нахуй отсюда, вшивая псина! — истерично орет Юнги, прижимая ладонь к груди, чувствуя, как от боли, но скорее даже обиды, в глазах скапливается раздражающая влага. Обида не на Хосока, на него омеге абсолютно плевать. Обида на себя и свою беспомощность, на то, что ничего у него не получается, как бы он ни старался. Отчаяние от мысли, что он такой же бесполезный вампир и наследник трона, как для волка этот валяющийся невдалеке манекен. — Успокойся, — вздыхает альфа, прогоняя все веселье, смотря теперь на юношу с какой-то грустью и сожалением. — Отъебись, оставь меня в покое! — продолжает Мин, у которого, кажется, началась неконтролируемая истерика, а по щекам все же катятся прозрачные слезинки. Они проходятся прямо по царапине, раздражая ее своей солью. — Почему всем вам так нравится меня бить? Нравится надо мной издеваться? Почему я не могу разъебать всем вам ваши наглые морды?! — кажется, это не то, что он бы стал говорить в трезвом состоянии тому, у кого с ним взаимная ненависть. Но рано или поздно это бы произошло. Хосок уже видел разрушающий гнев омеги, когда они вместе стояли в дозоре. Тогда Мин готов был убить альфу, это читалось в его глазах. Смог бы? Это уже другой вопрос. — Ты можешь, — спокойно отвечает Хосок, поджимая губы. Ему не понять, каково это — быть слабым, но, глядя на омегу, в его голове что-то начинает шевелиться в сторону этого осознания. — Ты можешь все, если захочешь, — подходит к парню ближе, нависает над ним и берет за здоровое запястье лишь слабо сопротивляющегося юноши. Чон ведет омегу к еще одному манекену, ставя его прямо перед ним, оставляя между куклой и вампиром несколько метров. Альфа встает позади так, что грудью прижимается к спине Юнги, собственным локтем пережимает пораненную руку омеги, чтобы не шевелилась и была надежно закреплена. А второй рукой помогает за запястье вытянуть сжимающий рукоять ножа кулак, направив его прямо на манекена. Волк произносит негромкое заклинание, заставляя деревянную куклу ожить. — Я не смогу одной рукой драться, — шмыгает носом Мин, который все это время позволял делать со своими конечностями что вздумается. — Сможешь, — басит на ухо альфа, а Юнги чувствует собственной спиной, как вибрация доходит от горла до груди волка. — Представь, что тебе откусил руку волк во время боя или оторвал вампир. И что, ты скажешь «подожди, пожалуйста, я пришью руку обратно, и мы продолжим»? Сражайся до последней капли крови, до последнего вздоха. Ты должен бороться за свою жизнь. Проигрывать ее манекену не стыдно. Проигрывать свою жизнь Изгою — вот, где настоящее разочарование. Хосок давит на запястье с ножом так, чтобы крепко закрепить его в позиции, для проверки постукивает под локтем, чтобы удостовериться, что рука омеги не болтается, как макаронина на ветру. Он опускает свою ладонь к талии парня, хватает ее и разворачивает корпус чуть боком, чтобы Юнги мог перенести весь свой вес и силу на левую сторону, а правую руку с больной кистью защитить от противника. Носком кроссовка Чон постукивает по обуви вампира, чтобы расставил шире ноги и слегка согнул их в коленях. Манекен начинает наступать на омегу и делать первый замах, от которого Хосок помогает Юнги уклониться назад, прижимая к своей груди. Альфа делает один шаг назад, подальше от противника, и утаскивает за собой вампира, не позволяя ему нарушить боевую стойку. — Позволь ему сделать еще один удар, — шепчет на ухо волк, на пару с Мином сосредоточенно смотря на деревянную куклу, которая неуверенно делает шаг за шагом к паре. И когда тренировочный манекен делает свой последний шаг перед ударом, Хосок уверенно, без резкости, чтобы не напугать сконцентрировавшего все свое внимание Юнги на противнике, придерживает чужой кулак, в котором зажат нож, и отбивает этим самым кулаком удар куклы, выбивая из ее руки деревянный кол. Чон лишь на секунду выпускает прижатую правую руку омеги к груди, чтобы похлопать его по правому бедру. Мин улавливает жест и ударяет своим правым коленом под твердый живот манекена, заставляя того согнуться, а ножом успевает ударить прямо в область груди, отчего кукла замирает на несколько секунд и падает на колени, выключаясь. — Вдвоем, конечно, неудобно драться, но ты уже можешь как минимум одной комбинацией пользоваться, — хмыкает Хосок, продолжая прижиматься к вампиру, с осторожностью обнимая его правое плечо и руку. — Я завалил куклу, — усмехается Юнги, довольно смотря себе под ноги на жалкое тренировочное создание. — Стоило это твоих слез? — омега слышит этот грудной хрипловатый голос у себя над ухом и продолжает глупо улыбаться. А сам вертит отрицательно головой, шмыгая носом. — Нужно было лишь собраться и принять чужую помощь. — Будто кто-то мне ее предлагал до этого, — бубнит себе под нос, медленно осознавая, насколько он сейчас физически близок с Хосоком. Его выдает этот вбивающийся в ноздри ярко выраженный волчий запах, от которого омегу тут же начинает привычно для вампира подташнивать. Волки, как бы ни старались перекрыть природные запахи различными парфюмами, продолжают источать аромат древесины, влажной земли, зелени с тонкими, едва уловимыми нотками ягод. А еще жар. Его выдает этот невыносимый жар крепкого тела. Ни люди, ни ведьмы, ни тем более вампиры не обладают настолько горячей кожей, как волки. Им самим от себя не жарко, но все, кто прикасается к ним, тут же чувствуют кипящую кровь в жилах. У Юнги аж мурашки по спине бегут табуном от этой разницы температур. Ему всегда холодно, но это привычное для вампира состояние. Однако, когда сзади к нему прижимается этот лесной черт, пропахший деревом, сжигающий своим телом дотла, омега начинает прерывисто дышать и облизывать губы. Необычные ощущения, и он не понимает, нравятся они ему или нет. Скорее нет, чем да. Или же наоборот. Он не знает, мозг ему тоже прожигают, когда на ухо и висок дышат этим опаляющим воздухом. — Тебе же надо, ты и проси помощи, — хмыкает Хосок, которого омега тут же отталкивает от себя, когда понимает, что находиться настолько близко с чертовым волком невыносимо отвратительно. Да, так он себя убеждает. — Спасибо! Нет, это не то «спасибо», которое говорят с искренностью или со стеснением. Это скорее то «спасибо», которое говорят с нервной интонацией одолжения. Слово благодарности, сказанное с такой неблагодарностью. И не потому, что Юнги злится на Хосока, хотя и это тоже, вообще-то. Скорее потому, что ему стало так неловко от очень быстрой, буквально промелькнувшей на задворках сознания мысли. И мысль эта парню не понравилась совсем, потому что вампиры на все сто процентов должны испытывать отвращение или хотя бы какое-то нейтральное отношение к волкам. А никак не какие-то неожиданно приятные чувства. Приятно от живого тепла, от запаха ночного леса в холодную пору, от этого благородного дерева, о которое, наверное, потирался Хосок, когда бегал в шкуре зверя по их лесам. Все эти мысли в головах вампиров должны говорить лишь об одном: поломался, родился не по своей природе. Хотя Юнги никогда не чувствовал себя комфортно в своем теле и со своей сущностью. Так что ему не привыкать к ощущению того, что он будто проживает чью-то чужую жизнь. — Может, тебя проводить до медпункта? — и подбородком кивает на пострадавшую руку омеги, которую тот так отчаянно прижимает к своей груди, смотря на волка с опаской. — Я не закончил тренировку. — В таком состоянии ты уже ничего закончить не сможешь. Пошли, — подходит такой уверенной походкой, что Юнги аж теряется и не улавливает момент, когда его легонько сжимают за локоть, ведут в замок академии. Целитель в медицинском корпусе не особо удивляется травмам, это нормальное явление для вампиров и волков, тем более после тренировок. Неприятно, трата снадобий и мазей, которую можно было бы избежать, но что уж тут поделаешь, все были готовы к тому, что в этом году магам и ведьмам-врачам придется хорошенько поработать из-за гостящих в их академии выпускников вампирской и волчьей школ. Юнги дают какую-то совсем крошечную микстуру с приятно пахнущей травами жидкостью, на вкус очень горькую и вызывающую тошноту. Она лишь ускоряет заживление всех ран до каких-то считанных минут, вместо ожидания естественного заживления в несколько часов. — Если хочешь, — вдруг начинает Хосок, который не бросил омегу, а решил остаться и постоять в углу, пока белая ведьма проверяла все ушибы, — я мог бы поднатаскать тебя на боях, — и пожимает плечами со сложенными на груди руками так, словно ему все равно, будто делает предложение с барского плеча. А глаза-то все выдают: всю заинтересованность, каплю сочувствия к пацану, искреннее желание помочь, потому что почему бы и нет. — Избивать меня будешь, как остальные? — бурчит Юнги, сидя на койке, отставляет пустой бутылек на тумбочку и смотрит на волка исподлобья. — Не имею такой цели, — хмыкает альфа, в глазах которого на мгновение проскальзывает теплота, когда он встречается с вампиром прямым взглядом. — Будет больно, шишек еще нахватаешься, но иначе нельзя, пойми уже. Ты родился вампиром, а не ведьмой. Мы кланы их воинов, мы защитники королевства. Такова наша участь, — Хосок отталкивается плечом от угла и подходит к омеге, присаживаясь на соседнюю койку, опираясь локтями о собственные колени, наклоняясь ближе к лицу Мина. — Ты можешь быть в запасе в будущем, заниматься внутренними делами королевства и армии, если, конечно, не станешь правителем вампиров. Но сейчас ты должен сдать экзамен именно на воина, показать, что ты способен защитить верховную ведьму или мага. — Но я не хочу, — опускает голову так низко, цепляясь пальцами за собственные спортивные штанины, которые обтягивают колени. — Так надо. Либо ты пострадаешь еще сильнее, если не будешь способен защитить даже самого себя, — Хосок неуверенно кладет свою горячую ладонь поверх бледной чужой. — Ты ведь уже выбрал ведьму, с которой будешь в паре на состязании? — Юнги лишь коротко кивает, но голову так и не поднимает, руку свою не отбирает из теплого плена шершавых пальцев. — Наверняка, это твой друг, — и омега снова кивает. — Ты хочешь, чтобы ему сделали больно? — Мин машет головой, а волк замечает, как за челкой едва спрятан нос, с кончика которого падает одинокая капля, впитывающаяся в штаны парня. — Но он может и сам себя защитить, — тихонько молвит, чтобы случайно не всхлипнуть и снова не показать свою слабость Хосоку, веря, что тот сейчас ничего не замечает. — Не всегда. Для того мы у них и существуем, чтобы всегда быть рядом, всегда быть их надежной поддержкой. Будь сильным хотя бы ради своих друзей, они будут тебе очень благодарны за это, я уверен. — Почему? — вдруг режет воздух внезапным вопросом, поднимая покрасневшие глаза на альфу, заставляя того нахмуриться в полном непонимании. — Почему ты мне помогаешь? Тогда в лесу ты был готов убить меня. — То же могу сказать и о тебе, — усмехается Хосок, слегка отстраняясь от омеги, выпрямляясь. — Не знаю почему. Просто тогда я не верил, что ты такой слабый, а сейчас верю. Хотя нет, не так, — задумывается на секунду. — Ты не слабый на самом деле, в тебе силы очень много, ярости еще больше. Это все хорошо, но этим нужно научиться правильно владеть. И я просто хочу помочь тебе с этим. Глядишь, выращу достойного для себя противника, и мы снова повторим тот лесной поединок, — смеется, поднимается с кровати, осматривает заинтересованным, но раздражающе высокомерным взглядом, и направляется к выходу. — Начнем со следующей недели, — ему не нужно соглашение, он его уже негласно получил. У Юнги глаза заблестели желанием, когда он услышал о друзьях. Вот кто-кто, а друзья в этой жизни ему важнее даже собственной, как он считает, никчемной жизни.

🌙✨🩸

Начались первые осенние пасмурные и дождливые деньки, погружающие в атмосферу какой-то грусти и той самой хандры, которая именно осенью начинает расцветать своими серыми и никому не нужными цветами только сильнее. Первые школьные месяцы позади, все студенты уже привыкли к ощущению занятости, учебы и постоянной работы мозга, которая на летних каникулах обычно сводится к нулю. Расхлябанность, вечное желание отдыхать и вернуть лето назад уходит на второй план. Медленно, но верно каждый выпускник этого учебного года начинает осознавать, кто он, для чего он и что их всех ждет. Чувство ответственности где-то далеко-далеко на задворках сознания постепенно просыпается, лениво потягиваясь, готовясь работать на полную катушку уже через несколько месяцев. Вот и Чимин всеми силами старается принять свою участь. Конечно, ему страшно. Естественно, он испытывает стресс от осознания, что все двадцать лет своей жизни он был белой ведьмой, а теперь в нем раскрылись перед самым состязанием, так не вовремя еще и темные силы, которые давят на него не только физически, но и расшатывают нервную систему, убивают ментальное здоровье, которое у него и так плавает по сей день от пережитого летом. Пережитого расставания с мужчиной, который для него был стеной. Без шуток. Чимин ощущал себя в безопасности, в полной гармонии и абсолютном счастье, когда Намджун был рядом. Это и есть то слегка утопичное состояние белых ведьм или магов и их волков. Такое бывает чуть ли не раз в сто лет, когда белой ведьме идеально подходит ее волк, когда темному магу идеально подходит его вампир. Образуется та самая связь, которая доходит до космоса, создавая энергетические волны, подпитывающие двух существ поистине королевской силой, доступной лишь особенным парам. Наверное, поэтому многие и переживают за их отношения. Никто в здравом уме не стал бы терять такую связь, но, к сожалению, не всегда все решают эти самые связи. Их выбор всегда ставится на первое место и играет ключевую роль. Правда, порознь такие пары себя чувствует еще отвратительнее. Но Пак предпочитает сейчас об этом не думать, так наивно предполагая, что если загрузить себя учебой, то проблема с Намджуном сама как-нибудь рассосется. Жаль, конечно, что так не работает примерно никогда. На данный момент все, что он хочет делать — это изучать те книги, заклинания и медитации, которые посоветовал Кристер. Чем сейчас он и занимается. Он разбил лагерь на небольшой полянке, укрытой деревьями по кругу, поставил складной деревянный стол, завалил его книгами и какими-то записками, бумага которых рассыхается прямо в руках, а рядышком развел костер с небольшим котелком. Да, все как в сказках про дряхлых и страшных ведьм, которые заманивают в лес. Правда, Чимин никого не заманивает, он просто разбирает теорию и изучает зельеварение. В лесу прохладно, деревья хотя бы укрывают от пронизывающего ветра и дождя, который сейчас льет как из ведра, но благодаря навалившейся куполом листве почти не попадает ни на записи, ни в костер, ни на самого юношу. Омега не просто так выбрал такую сырую погоду. В это время все разбрелись по комнатам, у кого-то занятия, а кто-то решил вовсе поехать в центр Кари́таса для шоппинга или же похода в кофейни. Юнги с Тэхеном тоже уехали, Чимин решил все же остаться, зная, что в лесу сейчас его никто не потревожит. Вернее сказать, он так думает. Чимин склонился над одной из книг, нахмурив свои очаровательные ухоженные брови, уперев руки в стол и задумчиво выпятив губу. Вокруг играет лишь природная музыка в виде стука дождевых капель о листья деревьев, хлопающего звука крыльев птиц, перелетающих с ветки на ветку, завывающего ветра. Где-то вдалеке слышится грубое пение молодой лани, на которое Чимин лишь усмехается и желает ей не нарваться на кого-нибудь из волков, будучи такой шумной. И парень уже почти окунулся в текст на пракельтском, как его голова тут же резко поднимается, когда он чувствует странный запах и ударивший его по щеке порыв холодного ветра. Он сейчас похож на ту самую лань, которая пугливо смотрит по сторонам, прислушиваясь, чтобы проверить нет ли рядом незваных гостей. Пак даже щурится, присматриваясь к деревьям, долго ведя внимательным взглядом по каждому из стволов. И только когда возникает мысль, что ему просто показалось, он успокаивается и снова опускает голову в книги. Предпринимает очередные попытки погрузиться в текст, читая губами слово за словом, повторяя вновь и вновь, пытаясь выговорить правильно, иногда бубня себе под нос. Неправильно произнесешь — ничего не получишь, и Чимин знает о важности хорошего произношения. Но и медлить ему не стоит, ведь жижа в котелке начинает потихоньку шумно закипать, а значит, пора добавлять последний ингредиент, который он все никак не может разобрать и перевести на их привычный язык. Он все бегает глазами по страницам, прыгает взглядом на книги, что лежат выше, там ищет ответы на свои вопросы, ведя пальцем с красивым тонким серебряным колечком. Омега почти полностью ушел в свои размышления, как его снова из них вытягивают с уже более страшными звуками — какими-то подозрительными завываниями. Заметно стала понижаться температура, что он рефлекторно потянулся к закатанным рукавам своего свитера в крупную вязку, опуская их. А следом вдруг наступает полная тишина: ни свистящего ветра, ни лани, ни птиц, будто жизнь остановилась. Даже капли дождя словно подвисли в воздухе, не решаясь продолжать отбивать свой ритм по листочкам. Чимин выпрямляется и отходит от стола, начиная медленно ступать по полянке и уже внимательнее смотреть на окружающие деревья. Холодно становится настолько, что пар начинает идти изо рта, а огонь в костре от порыва сильного ветра чуть ли не тушится, заваливаясь на одну сторону, неспешно возвращаясь в норму. Чимин переводит свой отвлеченный взгляд с костра на узкую тропу между деревьев, по которой он сюда и дошел, замирая на месте. Лес в той стороне почти до самых верхушек деревьев покрылся грязно-белым туманом, расползающимся во все стороны. Дыхание парня учащается, пар из его рта едва успевает выходить, а сердце начинает стучать как сумасшедшее — чувствует, как нечто очень плохое надвигается. Но сдвинуться с места он не может, будто все тело сковал страх того самого неизведанного, что прячется в тумане. И Пак даже утверждать о наличии чего-то странного в том тумане не может, потому что не видит ровным счетом ничего, кроме едва различимых силуэтов стволов. Ему просто страшно сейчас, его ведьмовское чутье что-то нехорошее подсказывает, когда начинает кожей ощущать энергетические волны. Они с такой силой расходятся, что он буквально задыхается, не встречаясь с подобным раньше. Будто нечто невероятно сильное в этом тумане сконцентрировано. Магия, которую Чимин до этих секунд никогда не испытывал. В нем борются за право выбора двое: пойти в сторону тумана или начать бежать, может, позвонить папе и спросить, что за ерунда творится с лесом. А побеждает вовсе третий, когда ползущая туманная рука подобием пальцев дотрагивается до белого носика юношеских кед. Чимина тут же будто удар молнии пронизывает, и он отскакивает назад, с опаской глядя на то, как туман, словно обиженный, возвращается в общую дымчатую массу. Омега снова поднимает глаза, щурится, что-то пытается высмотреть, и у него даже получается. Он замечает не только мертвые силуэты деревьев, но и движущиеся человекообразные черные пятна, которые покачиваются из стороны в сторону от ходьбы. Чимин медленно начинает отступать назад, но все же хочет понять, кто там идет. И любопытство его очаровательного носа дает ему ценный урок — слушать интуицию, которая изначально подсказывала верный путь. Путь побега. Глаза ведьмы округляются с такой же скоростью, с какой силуэты начинают четче проявляться. Теперь он понимает, что из тумана на него идет не один, не два и даже не десять существ. На него движется небольшая, но армия тех, чью энергетику Чимин не знает. Чужаки. Изгои? Сейчас Чимин чувствует не страх, нет. Теперь он впадает в панику, когда из тумана появляется первый десяток лиц: вампиры с устрашающими шрамами на лицах, с железными руками вместо откушенных или оторванных. Волки в людском обличии с повязкой на глазах, из-под которой тянутся бордовые шрамы. Порванные рты, отсутствие конечностей, кто-то и вовсе выглядит как какой-то неудачный эксперимент. Будто их пытали, избивали или вымещали всю колдовскую силу. И только те, кто выглядит ослепительно, пусть и мрачно, не имеют ни одной царапины, одеты с иголочки, в черных пальто, перчатках, лакированных туфлях, у некоторых в ушах и на шее висят громоздкие украшения из драгоценных камней. Их Чимин чувствует сразу — маги и ведьмы. Темные. Ни одной светлой энергии он не улавливает от этой толпы. Неудивительно. Изгои ненавидят белых ведьм и магов, пытая или же убивая их на месте. Теперь юноша понимает, хоть и поздно: пора бежать. Но, когда он разворачивается и уже собирается со всей имеющейся у него силы сорваться, сразу же врезается в высокого, почти под два метра ростом волка с разными глазами и порванным в левом углу ртом. Чимин не удерживает в себе крик неожиданности, заставляя мирно сидящих на ветках птиц разлететься кто куда. Он тут же закрывает рот обеими руками и пятится назад от скалящегося волка в человечьем обличии. Уродливые. Да, Чимин не побоится именно так назвать армию Изгоев. Никогда подобных уродств он не видел, никогда не видел такой жестокости и боли, сконцентрированной в десятках ран на телах каждого. Нет, ему совершенно не жаль ни одного Изгоя. Просто он рад, что волки и вампиры их части королевства живут здоровой жизнью. А все из-за чужой ненависти и злобы страдает эта армия. Во всем королевстве только белые ведьмы и маги имеют дар исцеления. Только они одни могут изготавливать действующие на окружающих лекарства, благодаря этому дару вампиры и волки возвращают себе конечности, былую красоту и процветают дальше. Но темным магам Дрангара плевать на своих солдат. Сдохнет один — его заменит другой. — Не кричи, малыш, — басит волк, ступая на пятящегося и дрожащего Чимина, который глядит на Изгоя потерянным оленьим взглядом снизу вверх, замечая за его спиной кольцо из остальных солдат Дрангара. — Прочь. Чимин слышит голос позади. Бархатный, спокойный, но приказывающий. Когда омега разворачивается, он выделяет из всей этой массы в черных одеяниях того единственного, у кого волосы имеют цвет снежного покрывала. Идеально прямые, идеально белые, идеально длинные, спрятанные за спиной. Мужчина небрежно машет рукой тому волку, и в одном только жесте Чимин чувствует: волки и вампиры Дрангара лишь рабы, послушные куклы, машины для убийств, слепой мести и чужих целей. Тот мужчина смотрит на Пака долго, даже слегка улыбается, а омега чувствует неприятный холод по всему своему телу. Этот маг ведет себя так, будто это он здесь хозяин, смотря на белую ведьму с нескрываемым высокомерием. Чимин не двигается, дышит прерывисто, абсолютно не зная, что ему делать и, самое главное, что будут делать с ним. Умирать он не собирается, даже сама мысль способна довести его до истерии. Боли боится как того самого темного огня, который никак ему не подчиняется. Но плакать нельзя, умолять тем более. Он не станет позорить свою честь и честь его королевской семьи. Оттого и ждет. Просто ждет. Так учил Намджун: «Если боишься, если не знаешь врага и не знаешь, чего он хочет, просто жди, будь готов обороняться со всех сторон, но не бросайся первым, иначе умрешь быстрее». Так Чимин и поступает. А мужчина, налюбовавшись и впитав этот страх напротив, наконец делает первый свой шаг, опираясь на черную трость с таким же белым, как волосы мага, наконечником в виде головы орла. Он подбирается к затаившему дыхание омеге мучительно медленно, глаз с него не сводит и начинает обходить будто волк свою добычу, с которой так и хочется поиграть. Чимин голову опустил, а глаза от одного плеча к другому бегают, пытаясь боковым зрением уловить силуэт незнакомца. Страх нагоняют еще и эти едва слышные смешки мага за спиной, будто он вот-вот что-то сделает, и омега не успеет увернуться. — Что это ты тут делаешь, прелестное дитя? — пугающе тянет мужчина в длинном черном пальто, в такого же цвета идеально выглаженном костюме под ним и кожаных перчатках, в которые обтянуты его ладони, одна из которых аккуратно ложится на плечо Чимина. А тот голову в сторону наклоняет, лишь бы не чувствовать такое опасно горячее дыхание на своей шее и ушной раковине. — Я здесь живу, а вот вы что тут забыли? — злобно сводит свои брови, поглядывая то боковым зрением на незваного мага, то на армию, стоящую перед ними. — Бесстрашный мальчик, — усмехается Лэйв, наклоняясь ближе к шее омеги, ведя по ней носом, вдыхая до боли родной запах. — Сладкий, — шепчет мужчина, прикрывая глаза от наслаждения этим ароматом. Он даже не замечает, как его рука спускается к локтю юноши, сильнее сжимая его, притягивая ближе. — Отвали от меня! — вспыхивает Чимин, пользуется моментом и отталкивает от себя темного мага, разворачиваясь к нему лицом, вызывая порыв ветра, который должен был сбить с ног Лэйва, но тот взмахом руки лишь оттолкнул неудавшуюся магию мальчика и коротко ему улыбнулся. — Верно, нам не с этого стоило начать. Прости, не удержался, — мужчина уверенно делает пару неспешных шагов к парню, снимает перчатку с одной руки, протягивая ладонь Паку. — Я Лэйв, — неожиданно для Чимина нежно представляется незнакомец. — Король Изгоев, — поясняет как бы невзначай, продолжая ожидать, что юноша ответит взаимностью на рукопожатие. Но этого не происходит. Чимин смотрит на мага с нескрываемой злобой и отвращением. Вот только Лэйв видит напротив маленького котенка, у которого шерсть встает дыбом, коготки заостряются, готовые рвать чужую плоть, но при этом в глазах есть какое-то желание узнать, кто этот мужчина, зачем явился сюда, почему вызывает какую-то странную тягу. Нормальная реакция любого жителя их части королевства: бежать или сражаться. Никаких любезностей, никаких вопросов и тем более бесед. Никто с Изгоями не желает разговаривать, да и запрещено это. Вести диалог позволено только правителям, а Чимин всего лишь королевский ребенок, которому давно пора либо начать нападать, либо попытаться бежать, либо кричать и звать на помощь. Ну или позволить себя убить. Других вариантов не может и быть. А еще Чимину непонятно, почему когда этот мужчина подошел к нему и начал его обнюхивать, как какой-то волк, омега почувствовал что-то очень знакомое. То ли эти руки, то ли глаза, то ли голос. Все это не видится ему чем-то абсолютно незнакомым. И страх как-то постепенно уменьшается, оставляя лишь злость и негодование от происходящего. — Манерам тебя не научили. Жаль, — и даже эта фраза настораживает Чимина, потому что незнакомец ее говорит с действительным сожалением, а никак не с укором. — Впрочем, ты можешь не представляться, я знаю, кто ты, — юноша на это продолжает молчать и прожигать Лэйва огнями в своих зрачках. Даже живущие под камнями гусеницы в курсе, что он сын верховной, самый главный и прямой наследник трона. Лэйв осматривает Чимина, поджимает губы, поворачивает голову к столу и кипящей жиже в висящем над костром котелке на фоне повисшей лесной тишины. Мужчина ступает к огню и слегка наклоняется, прижимая руку, держащую одну перчатку, к животу, чтобы пальто не поджечь, а второй ладонью делает несколько взмахивающих движений, дабы почувствовать запах того, что пытается сварить этот стоящий в стороне и чуть ли не рычащий на него котенок. Лэйв выпрямляется, хмыкает и кидает удивленный взгляд на Чимина, а затем обходит костер и останавливается у стола с книгами. Он ведет глазами по тексту древних страниц, снова усмехаясь. — Ты вообще знаешь, что это? — показывает пальцем на книгу с рецептом, вставая боком к Паку. — Это темная магия, которую белым ведьмам никогда не познать. Так зачем пытаешься? — после долгой паузы, не получив ответа на вопрос, он снова пытается продолжить разговор. — Вам в школе не говорили, что не всю темную магию вы можете освоить? Вот мы не способны исцелять, а вы не способны убивать. Это зелье временной смерти. Ты не сможешь его закончить, малыш, — и снова он говорит вовсе не с садистским желанием расстроить, а, скорее, заботливо предупредить. Правда, Чимин этого вновь не оценивает, продолжая молчать. Лэйв тяжело вздыхает и поджимает губы. Он надеялся, что с этим мальчишкой у них быстрее наладится контакт. Мужчина переводит свое внимание на книги, решает все же прикоснуться к ним и полистать, воспользовавшись моментом, чтобы подсмотреть, насколько точно засланные Изгои смогли написать те копии книг, которые есть в их библиотеках. — Не смей прикасаться! — тут же подлетает Чимин к столу, захлопывает книгу, чуть ли не прищемляя магу пальцы, хватает ветхое издание, что раза в четыре больше среднестатистических книг, усиленно прижимая к груди тяжесть, как что-то невероятно ценное. — Ах, да, хранитель ведь дал их под твою ответственность, чтобы ты защищал книги от всяких там… Изгоев, — смеется Лэйв, опираясь бедром о деревянный стол, любуясь этой злющей мордашкой и маленькими руками, что едва пытаются удержать соскальзывающую книжку. — Я мог бы помочь, — глазами указывает на костер. — Что, какой-то волк разбил твое нежное сердечко? Хочешь отомстить ему? — Я не собирался ни на ком испытывать зелье, — бубнит омега, укладывая книгу обратно на стол, но как можно дальше от Короля. — А зачем тогда варишь его? — разводит руки с тростью в одной из них, поджимая плечи. — Запомни, если ты чему-то учишься или экспериментируешь, всегда должен быть подопытный кролик. — Это ужасно, — фырчит Чимин, кидаясь осуждающим взглядом в мужчину. — Да, нам друг друга не понять, — закатывает глаза. Он пальцами подзывает двух вампиров, которые помогают ему снять пальто и пиджак костюма, отдает им свою трость и расстегивает рукава черной рубашки, закатывая их до локтей. — Последний ингредиент — это цветок смерти. Вернее, ваши эти глупые Древние написали просто цветок. Но есть маленькое уточнение, — он снимает вторую перчатку и кладет обе на стол, а следом тянется к небольшой банке, в которой лежит тот самый цветок с белыми лепестками и черной окантовкой на них. — Не трогай! — тут же хватает банку и теперь уже ее прижимает к себе, пряча от Лэйва. — Я не просил мне помогать. — Ну давай, кидай туда цветок и получи зелье смерти, но не временной, а вечной, — пожимает плечами альфа, складывая руки на груди. — Глядишь, тебе за твою ошибку это зелье еще перетечет и заполонит весь лес. Твой папочка тебе спасибо не скажет за выжженную землю, — вздергивает бровь, замечая, как мальчишка начинает мяться после этих слов. — Ты врешь! — Ну так проверь, вру я или нет, — кивает головой в сторону котелка. — Ты же не просто так собираешься мне помогать. — Конечно не просто так, — удивленно усмехается Лэйв, поражаясь этой интонации с нотками претензии. А чего Чимин ожидал от Изгоя? — И чего ты хочешь? — неуверенно интересуется омега. — Самую малость, — отмахивается мужчина. — Говори, — рычит Пак, заставляя альфу рассмеяться. — Сказал же: ничего особенного. Тебе это будет по силам. Чимин молчит, не решается ступать в неизвестность. Юноша уверен, этот заносчивый Король только сейчас весь из себя дружелюбный и желающий помочь. Вдруг он попросит за такой пустяк перерезать горло верховной или кому-то из правителей. Это опасно, омега не хочет вляпываться в такие проблемы. Он уже в них увяз, потому что по закону должен был хоть как-то противостоять Изгоям, позвать на помощь, подать хотя бы малейший знак остальным. Но он стоит здесь как вкопанный, позволяет чужакам пребывать на этой земле дольше положенного, вступает с ними в диалог. Ему точно прилетит. Но, с другой стороны, кто сказал, что только Изгоям можно хитрить? Кто сказал, что он обязан выполнять просьбы Лэйва? Кто этот Лэйв такой, чтобы приказывать самому принцу? Тем более в их части королевства не сыскать более хитрого лиса, чем он. Сколько раз он обманывал папу, хотя гордости за это не испытывает, сколько раз обводил вокруг пальца учителей, подкатывающих к нему альф. Какого-то жалкого Короля Изгоев точно сможет развести. — Что нужно делать? — недовольно спрашивает Чимин, держит банку с цветком возле себя, не позволяя темному магу дотронуться до нее. — Дай, — требовательно вытягивает руку вперед, прогоняя улыбку. Его начинает немного раздражать это недоверие и заносчивость мальчишки. А Чимин от этого ледяного голоса тушуется и все же неуверенно отдает стеклянную емкость. — Нужен не сам цветок, а лишь капля сока, — поясняет мужчина, открывая банку. Король Изгоев достает красивый, весьма хрупкий и очень редкий цветок, держит его аккуратно, протягивая вторую руку к Чимину. Мальчишка смотрит на нее все с тем же полным недоверием и даже брезгливостью, однако решает рискнуть и сплести их ладони. Лэйв держит руку юноши более трепетно, чем этот цветок, который днем с огнем не сыщешь, и Пак это отлично чувствует, пока мужчина ведет его к костру. — Держи, — маг передает цветок пареньку. — Оторви кончик стебля и надави на него, так сок будет лучше идти, — с нескрываемой инициативой объясняет Лэйв. Он наклоняется ближе к уху Чимина и шепчет заклинание на пракельтском так, чтобы присутствующие маги и ведьмы, не знающие об этом зелье, продолжали жить в неведении. — Но предупреждаю сразу, зелье не будет работать. Я уже объяснил тебе причины, — омега на это лишь хмыкает, отбирает у мага собственную руку и делает, что тот сказал. Никаких взрывов, блеска, цветного дыма не следует. Зелье лишь на мгновение меняет свой цвет со светло-оранжевого на серый, возвращаясь к изначальному оттенку. Лэйв заметно хмурится, потому что то, что он видит в котелке, больше похоже на получившееся зелье. Он наклоняется, внимательно смотрит и взмахом указательного пальца заставляет жидкость размешаться. Мужчина переводит глаза на Чимина, и тот видит эту тысячу и один вопрос. Ведь не должно было получиться, тогда откуда этот мальчишка сумел подобное сотворить? Лэйв даже подзывает к себе кого-то из волков, зачерпывает небольшой ложкой, лежащей на столе, и протягивает ее своему солдату. — Пей, — приказывает мужчина, а взгляд с опустившего голову Чимина не сводит, все пытается понять, что не так. Волк пьет, вот так без вопросов и протестов, ведь хуже будет, если ослушается. Пьет и тут же валится с ног, превращаясь в бездыханное тело. Лэйв на секунду отвлекается на своего солдата, смотрит долго и будто не верит собственным глазам. Он кивает одной из ведьм в толпе, молодой человек подбегает к волку и дотрагивается до его груди, на мгновение прикрывая глаза. — Душа еще в нем, — шепчет юная ведьма, с таким же неверием переводит глаза на Чимина. Волк не умер окончательно, как и должно быть с теми, кто принимает это зелье. Лишь временная смерть, заставляющая уснуть мертвым сном, словно кома. Древняя, редкая и очень опасная магия, которую не каждая темная ведьма или маг способен воссоздать правильным образом. А Чимин вот, будучи белой ведьмой, смог. И это Лэйву совсем непонятно. Не бывает такого, за свой век он подобного не видел. Книг прочитал тоже достаточно, ни в одной такие способности не описывались. И у него буквально начинают чесаться руки от желания прикоснуться к омеге и прочитать мысли, найти в его голове все нужные ответы. Однако когда он, словно под гипнозом, тянется к ладони мальчика, тот понимает сразу, чего мужчина хочет, отпрыгивая от него назад. — Как? — шепчет маг, не успевая ухватить Чимина за запястье. — Как ты это сделал? — Папа научил, — очевидно лжет омега, нервно бегая глазами, замечая этот прищуренный взгляд напротив. — Значит, ты очень одаренный ребенок, — подыгрывает Лэйв, естественно, не веря в эту чушь. Мари не способен на такое, уж альфа-то знает. — Господин, — подбегает один из вампиров к Королю. — Волки. Они направляются сюда. Нам пора уходить. — Что ж, — вздыхает Лэйв, получая свое пальто и пиджак обратно. — Мне было весьма приятно с тобой познакомиться, красивое дитя, — и снова эта теплая улыбка на холодном и устрашающем лице, которая совершенно сбивает с толку Чимина. — Я помог тебе, теперь ты должен отплатить мне, — надевает сначала пиджак, затем накидывает пальто на плечи. — Обними меня, — неожиданно для омеги просит мужчина, разводя руки в стороны. — Не стану я этого делать! Ты убиваешь мой народ, а я с тобой обниматься должен? — тут же вспыхивает Пак. — Твой народ уже как двадцать лет никто не трогает, — закатывает глаза Лэйв, продолжая держать руки для объятий. — Это вы нас убиваете. — Потому что вы приходите без спросу на нашу землю! — тычет пальцем, повышая голос. — Это наши общие земли! — рычит мужчина. Он прикрывает глаза, делает глубокий вдох, затем выдох и снова улыбается. — Прошу, не заставляй моих солдат тащить тебя насильно ко мне. Я совсем не хочу этого. — Не буду я с тобой обжиматься! Ты в голову ко мне полезешь! — продолжает вредничать Чимин, замечая, как окружающие их Изгои начинают нервничать, слыша первые звуки чужого отдаленного воя. — А вас в школе не учили, что проникновение темных сил в мысли можно блокировать самостоятельно, а не только под воздействием чувств? — Чимин отрицательно машет головой, глядя на мужчину с таким глупым выражением лица, впервые слыша о таком. — Господи, и чему вас вообще учат? Это же базовые знания. Ты просто должен визуализировать в голове стену между собственным разумом и посторонним влиянием, — пожимает плечами Лэйв. — Ну же, потренируйся, — усмехается и опять подзывает к себе для объятий. — Не испытывай мое терпение, — злится, когда Пак продолжает стоять столбом поодаль от него. Король кивает стоящим невдалеке Изгоям, чтобы помогли мальчику стать чуть-чуть решительнее, насильно толкая к магу. Когда Чимин оказывается близко настолько, что Лэйву ничего не стоит взять его за руку и притянуть к себе, омега кряхтит от этого близкого и неприятного контакта, тут же начиная сопротивляться, пассивно стараясь вырваться из кольца чужих рук. Сам, естественно, не отвечает на объятия, даже собственную голову пытаясь держать подальше от чужого плеча и лица. А еще предпринимает попытки последовать совету мага, создавая мысленный барьер, не позволяя мужчине узнать все ответы на возникшие минутами ранее вопросы. Это большая тайна, которую раскрывать ни в коем случае нельзя, тем более Королю Изгоев. — Надеюсь, мы еще увидимся, — шепчет Лэйв как-то совсем нежно, заставляя Чимина замереть и перестать отталкивать темного мага от себя. — Я буду скучать по тебе, мой мальчик, — а эта фраза вынуждает омегу и вовсе потерять бдительность. Мало того, что он снова чувствует что-то очень знакомое, будто забытое много лет назад. И это чувство стало расти, как только Лэйв прижал к себе его. Так Чимин еще в этот момент зачем-то вспомнил детство. Лишь воспоминания, связанные с папой, ласку родителя, его любовь, смех и море счастливых событий. Пак хотел бы прикрыть глаза и прижаться к мужчине ближе, если бы не отвлекающий звук волчьего воя, снова раздавшийся по всему лесу. Теперь уже ближе, чем первый раз, а значит, армия трех правителей уже совсем близко. Если они увидят, как Чимин обжимается с Королем Изгоев, то вряд ли ему дадут возможность объясниться. Не сносить ему головы, что будет оторвана волчьими зубами. — Убирайтесь отсюда! — шипит Чимин, отталкивая от себя мужчину, замечая лишь короткую вспышку боли в глазах напротив. Этот холодный и властный маг, что явился из тумана, выглядит сейчас так, будто всеми силами пытается скрыть печаль от прозвучавших только что слов. Лэйв лишь молча следует к своему народу, беря за руки магов и ведьм, что забирают волка, лежащего без сознания, и образуют цепочку, создавая вокруг себя сгустки тумана. А Чимин с явной тревогой наблюдает за происходящим. Во-первых, ему очень не нравится факт того, что он вот так вот просто отпускает их, никого не предупредив, не навредив им, еще и позволил себя трогать. А во-вторых, его очень напрягает этот взгляд Лэйва, что произносит заклинание вместе с остальными магами и ведьмами, и смотрит только на мальчишку. Смотрит так, будто пытается запомнить, бегает глазами по его лицу, а перед тем, как туман заберет их, дарит последнюю добрую улыбку. Чимина это бесит — непонимание того, что он чувствует. Полный диссонанс. Это напоминает ту борьбу белой и темной ведьмы внутри него. Вот только тут борьба разума. Он ведь точно знает, его этому всю жизнь учили: Изгои — зло. Они не бывают добры, не бывают дружелюбны, не помогают и не спасают от бед. Они не обнимают собственных врагов, не говорят о желании скорее встретиться с такой искренностью в голосе, не с угрозой или чем-то лицемерным, а именно с надеждой. Нет, Лэйв не очаровал его, но поселил рой мыслей в юной голове. Пак все еще не может понять, почему ему кажется энергия этого мужчины уж больно знакомой. Но никак не вспомнить, не понять, где же он уже ее ощущал. И в то же время омега не понимает, откуда вообще эти мысли, откуда чувство чего-то знакомого. Он впервые видел этого мага, впервые с ним говорил, впервые прикасался. Но в последнем юноша уже сильно сомневается. Впрочем, сейчас у него есть проблема посерьезнее. Например, окружившие его рычащие волки во главе с тем самым белым вожаком. Не тем, что на престоле у них сидит, с его старшим сыном-наследником. Чимин снова пятится назад, когда из этой толпы зверей медленно выходит вожак, царапая когтями влажную землю, обнажая свои клыки, с которых слюна капает — свиреп и агрессивен как никогда. Омега никуда не может смотреть, кроме как в эти пугающие, словно полыхающие синим огнем глаза. Страх возрастает, это уже не тот уровень, что был с Изгоями. Гораздо, гораздо выше. И страх не в том, что Намджун может сейчас напасть. Пак слукавит, если скажет, что рука любимого не единственная, которой позволено принести ему смерть. Страх в том, что Ким снова в нем разочаруется. Ведь снова пойман на чем-то мерзком и туманном, как бы иронично в этот момент это ни звучало. И все самые ужасные домыслы подтверждаются в одночасье, когда Намджун возвышается над таким жалким и маленьким в сравнении с ним Чимином, кидая тот самый взгляд нескрываемого разочарования. Зверь обходит ведьму и направляется к тропе, ведущей из леса, напоследок бросая своей стае это холодное: — Ведите его к верховной,— прозвучавшее в голове омеги так, словно для альфы он больше не является кем-то значимым и особенным, будто они больше никто друг другу. Будто между ними не было стольких лет дружбы с самых пеленок. Будто чужаки теперь.

🌙✨🩸

Чимина отправили не в академию, не к директорам, его увезли прямиком в само министерство, оставив посреди огромного темного зала с черным потолком, тремя тронами и трибунами, на которых сидит куча любопытных волков, ведьм и магов, вампиров, относящихся к разным ветвям власти. На железном троне по правую руку от верховной ведьмы сидит Аудульв, на каменном — Эйнар, а посередине расположен золотой трон, от которого к стенам тянется плющ и распускаются цветы вокруг, на нем восседает крайне недовольный Мари. И на высокой спинке тронов, прямо над головами правителей вырезаны гербы каждой расы. Чимин чувствует себя сейчас как на суде, где омега главный то ли свидетель, то ли подозреваемый, то ли уже обвиняемый, а вокруг сидят взрослые дяди, что-то пишущие в своих документах, смотрящие на него с явным осуждением через свои узкие очки. Пак старается ни на кого не глядеть, ему проще опустить голову и ждать, когда продолжат задавать вопросы. — Обязательно было надевать на него оковы? — Мари наклоняется к Аудульву, тихонько интересуясь, закусывая губу. Он зол, взбешен, готов рвать и метать из-за случившегося, но сына своего даже при всех имевшихся доказательствах никогда не стал бы считать преступником, потому не потерпит такого обращения к нему. — Ты знаешь правила, — с сожалением отвечает альфа. — Сейчас они меня не волнуют, — рычит ведьма, прожигая волка недобрым взглядом. — Мне это не нравится, пусть снимут. — Снимите с него цепи, — не имея возможности возразить, приказывает мужчина, чувствуя эти негодующие взгляды министров и осуждение Эйнара. Волки, что сторожили большие входные двери зала, направляются к тихому, словно забившаяся мышь, Чимину, звеня ключами. Их останавливает только раздавшийся на все помещение скрип ножек стула о мраморный пол и поднявшаяся высокая фигура Намджуна, что восседал прямо напротив омеги подле своего отца. Он спускается с высокого подиума, где и расположены троны правителей, по деревянным ступеням, заставляя молодую ведьму сжаться от страха и тайком поглядывать на ноги волка, которые топают массивными армейскими ботинками, неспешно подбираясь к Чимину. — Ключи, — ледяным тоном требует Ким, протягивает руку одному из волков, но смотрит только на стоящего перед ним скукожившегося парнишку. И когда альфы передают сыну вожака связку, Намджун аккуратно поднимает скованные, сплетенные в замок руки Чимина, пару раз проворачивая ключ, слишком уж громко и как-то даже раздраженно отбрасывая железные оковы. Волк цепляется взглядом за слегка покрасневшие запястья омеги и не удерживает в себе желание с нескрываемой заботой дотронуться подушечками пальцев до молочной кожи. Юноша аж вздрагивает от горячих ладоней любимого, несмело поднимая свои глаза с их рук на Намджуна. Тот лишь хмуро смотрит на чужие запястья, явно взбешенный происходящим. А когда Ким понимает, что слишком заметно для остальных тормозит, выпускает руки ведьмы и опускается перед ним на колени, снимая оковы на щиколотках, швыряя так же в сторону и их тоже. Кинув одному из волков связку ключей, Намджун перед возвращением к отцу ставит свободный стул посреди зала и помогает Чимину удобно сесть на него. Все это снова поселяет крохотную надежду в душе омеги. Надежду на то, что пусть они и не вернутся к тем крепким партнерским отношениям, но близкое тепло все же сохраняется между ними, что бы ни произошло. И только это способно заставить юношу хотя бы немного расслабиться, сидя под внимательным взором всех этих любопытных глаз. — Сколько их было? — продолжает допрос Мари. — Я точно не знаю… — Примерно, — давит верховная. — Около двадцати, может, больше, — неуверенно отвечает Чимин. Он очень боится, что сейчас могут его обвинить, могут арестовать или, еще хуже, изгнать. Его ведь сразу же растерзают Изгои. Да, Мари этого никогда не допустит, но у мальчика-то этой уверенности нет, он знает, что его папа управляет этой частью королевства, поэтому знает и об определённых законах, которые мужчина не вправе нарушать. Нарушит, если потребуется, не боясь последствий, веря в преданность как минимум одного из его соправителей, который поможет ему и его семье, потому что поклялся однажды. Ну и потому что висит на этом соправителе проклятье. — Они сказали, зачем явились? — продолжает допрос Мари. — Нет, — кратко, но едва слышно отвечает на каждый вопрос омега в центре зала. — Что они делали? Как вели себя? — В основном спокойно, — закусывает губу. Кроме того волка, который его напугал, по большей части и правда никто из Изгоев к нему не подходил, будто боясь шелохнуться и тронуть его без приказа Короля. — Папа, я ни в чем не виноват, чтобы сидеть сейчас на этом месте, — позволяет себе каплю уверенности рядом с таким количеством представителей власти: сильнейших магов, ведьм, вампиров и волков. — Можем ли мы лично поговорить? Зачем все это? — Никаких личных бесед в такой ситуации. Таков порядок, — вмешивается Эйнар, когда Мари успевает только рот открыть и тут же замереть, переводя осуждающий взгляд на коллегу. — Благодарю Вас за инициативу помочь мне объяснить собственному сыну, однако не стоит этого делать без моего разрешения, — сдержанно указывает Эйнару на его место. — Сейчас он не Ваш сын, — вздергивает бровь третий правитель, позволяя себе недовольно смотреть на верховную. — Он всегда мой сын, вне зависимости от ситуации. И я не хочу более ничего слышать, — тут же поднимает ладонь, когда замечает, что Эйнар хочет еще что-то возразить, затыкая его подобным жестом. — Чимин, — обращает свое внимание на юного омегу, — тебя никто и не винит. Нам лишь непонятно то, почему ты не подал никаких знаков опасности. Мы узнали о том, что они находятся на нашей территории только благодаря чутью волков, охотящихся недалеко от тебя в тот момент. Стоящие на границе солдаты не видели их и утверждают, что через них никто не проходил. А если бы охотники были далеко? Ты понимаешь, какой опасности ты мог подвергнуть всех нас и в первую очередь себя? — Мне запрещено испытывать страх? — язвит Чимин. — Какой знак я должен был подать, если вокруг меня было двадцать Изгоев, внимательно следящих за каждым моим вздохом? — Ты знаешь, как мог со мной связаться, — выгибает бровь Мари. Сейчас он говорит о той связи, которая есть между волками, их ведьмами или магами. Между вампирами и темными силами. Та связь, что есть только у семей или любимых. Такая связь есть у Чимина и с Намджуном тоже. Это что-то на подобии телефонного звонка или сообщения, которое можно отправить мысленно на другой конец света родному существу, и никто об этом кроме них не узнает. Правда, не всегда подобная связь работает. У Юнги с отцом ее нет. Между кровными существами такая связь создается либо по рождению, либо путем многолетних тренировок, подпитывающихся любовью и заботой связывающихся между собой членов семьи. Потому в семье Юнги подобного нет. Но между Чимином, Хенджином и Мари эта связь невероятно сильна. Она появилась по рождению только у верховной с сыновьями, но между братьями пришлось этот канал создавать из-за того, что они неполнородные. Причем Хенджин брата всегда чувствовал хуже, чем тот его. Все потому, что у старшего отец был темным магом, передавшим свои силы ему. Это Хенджина и сбивало всегда со связи с братом. А вот Чимин давно разгадал тайну своего папы благодаря этой самой связи с младшим братом. Мари никогда не рассказывал про отца Хенджина, но старший сын уже знает, что он волк, это становится понятно почти сразу, как только он прикасается к брату. Конечно, утверждать он не стал и папу допрашивать тоже, да и братцу не болтает об этом, чтобы тот не доставал родителя. Но в глубине души Чимину уж больно интересно, чей же в итоге Хенджин сын. Слишком знакомая энергетика от него исходит. — Мне не дали связаться с тобой, — признается Чимин. — Как понять? — хмурится верховная, рефлекторно подаваясь вперед, держась за подлокотники своего кресла. — Там был маг. Он очень силен, я задыхался от его энергии. — Кто? — осторожно интересуется Мари, щурясь. — Он представился мне как Лэйв. Сказал, что Король Изгоев, — и как только он говорит эту фразу, по залу расходятся пугливые вздохи и ахи, а затем громкое шушуканье. Но самое главное Чимин видит в глазах напротив, когда смотрит на папу. Там страх расцветает вместе с пылающим гневом. Да таким, что белой ведьме кажется, что сейчас его папа превратится в один сплошной огонь, подожжёт все на свете и его заодно. — Все вон, — шипит Мари, впиваясь ногтями в подлокотники своего трона. — Но мы ведь еще не закончили, — подает голос один из коллегии судей, которые следят за правомерностью процесса. — Пошли вон! — вскрикивает верховная ведьма, заставляя этим всех присутствующих замолчать и погрузиться в напряженную тишину. А сам Мари смотрит на сына с животным страхом, и даже эта рука Аудульва на его запястье не успокаивает.

🌙✨🩸

— Да как он посмел?! — вскипает Мари, расхаживая по своему кабинету в министерстве. Чимин был отпущен в академию за неимением абсолютно никаких доказательств того, что он сделал что-то противозаконное. Те волки, что встретили омегу на поляне, подтвердили факт того, что учуяли действительно много запахов, свидетельствующих о небольшой армии Изгоев. Против такого количества Чимин бы и вправду не смог ничего сделать. А протестующих такому решению Мари очень быстро заткнул, впервые сорвавшись на агрессию. Он не позволяет себе кричать на министров, подданных и собственную семью. Но сегодня явно не такой день. Сегодня даже его мудрость и многолетний самоконтроль подкосились, позволив ему выпустить на волю разъярённую белую ведьму — редкое явление в их мире и настолько же опасное. — Нам всем нужно успокоиться, — осторожно начинает Аудульв и сразу же жалеет о том, что вообще подал голос, когда Мари, расхаживающий у больших окон своего кабинета, останавливается и метает в его сторону молнии. — Еще хоть слово скажете про то, что мне нужно успокоиться, и я вас вниз головой повешу на Вековом древе, — рычит ведьма. Сейчас он не рядом со своими коллегами, сейчас он рядом со своими верными друзьями: Аудульвом, Эйнаром и Кристером, который так же, как остальные министры и судьи, присутствовал в зале, заслушивая Чимина. — Дорогой, мы все боимся не меньше. Чимин мне как сын, поэтому у меня это вызывает такой же шок и гнев, как у тебя, — Кристер не пугается угроз своего друга, потому уверенно подходит к нему, сжимая его плечи. — Что ему здесь нужно? — старается дышать ровно, не позволяя тяжелым мыслям одолевать свои чувства и эмоции. — Что ему нужно от моего сына? — срывается на хрип, позволяя темной ведьме обнять себя. — Он явно что-то планирует. Использовать такое мощное заклинание перемещения и иллюзии на границе, жертвуя своими силами ради одной встречи с мальчиком — это заставляет серьезно задуматься, — гладит по спине верховную, смотря куда-то в потолок, бегая обеспокоенным взглядом по нему. — Он хочет забрать его. Снова, — Мари выбирается из объятий, смотря покрасневшими от скопившейся влаги глазами на друга. — Я не позволю, — вмешивается Аудульв. Белая ведьма переводит на него взгляд, дарит короткую улыбку и тут же опускает голову, закусывая губу, на что Кристер цокает и закатывает глаза. — Мы все не позволим, — недовольно тянет темная ведьма, выгибая бровь, смотрит на волка. — Спасибо, друзья, — шмыгает носом первый правитель и подходит к своему рабочему столу, опираясь на него руками. Около минуты в кабинете стоит тишина, пока Мари собирает свои мысли в кучу, опустив голову, позволяя длинным темным прядям спадать вперед, а потом, громко вздохнув, поднимает на Эйнара и Аудульва, сидящих за столом для переговоров, взгляд, в котором мужчины могут прочитать лишь одно: их верховная очень зла, в омеге играет эта собственническая натура родителя, у которого проснулся инстинкт защищать свое дитя и свой народ. И он готов выпустить все свои шипы, чтобы изрезать на куски того, кто посмел прикоснуться к самому ценному, что у него есть. — Я отправлю на ту сторону дипломатов, мне нужно, чтобы вы выделили своих солдат для защиты, — говорит без каких-либо намеков на шутку. Его голос — сталь. И он совсем не просит своих коллег, он явно приказывает, слышать отказы или же возражения в таком состоянии не намерен. — Я хочу сделать этой змее единственное предупреждение: если еще раз хотя бы конечность его или его мерзких червей посмеет пересечь границу, мы ответим жесткими мерами. — Какими? — щурится Эйнар, будто провоцируя верховную. — Не пора ли нам развязать войну с ними? — Они этого и добиваются, — стоя у окон спиной к присутствующим, вмешивается Кристер. — Они добиваются вовсе не этого. Война для их народа станет катастрофой. И мы, и они прекрасно знают, что наша армия превосходит в десятки раз. У них нет ни одной белой ведьмы или мага, чтобы исцелять или хотя бы пытаться лечить. Лэйв знает, что Изгои не потянут войну, — лениво объясняет уверенный в собственной правоте вампир. — Так ты хочешь блефовать с ним в таких вопросах? — хмурится темная ведьма, глядя на третьего правителя из-за плеча. — Не имеет смысла заниматься подобным. Если он все же рехнется и захочет воевать, мы можем дать ему это. Все эти годы мы великодушно позволяли им жить у нас под боком. Если они не умеют придерживаться договоренностей, значит, окажутся в земле. — Нет, — перебивает сразу и Эйнара, который еще что-то хотел сказать, и Кристера, и Аудульва, у которых явно на эти высказывания были свои точки зрения. — Никаких войн устраивать мы не будем. Я дорожу своим народом, ни один сын своих родителей не погибнет за чужую ненависть и чувство мести. Убивать наших братьев мы тоже не станем, я не собираюсь потом разгребать проклятье Векового древа, когда весь лес после нашей войны будет выжженным месивом, — от Мари так и сквозит этим ледяным недовольством, а глаза стали уже опаснее, кидая пронзающие копья прямо в кровожадного Эйнара. — Мы всегда были благоразумнее и великодушнее Изгоев, таким мой народ и останется. — А ты не боишься, что, пока мы будем их щадить и терпеть все их выходки, эти змеи проберутся к нам и перережут нам и нашим семьям глотки? — вампир в долгу не остается, подается чуть вперед и пытается подавить своей более сильной темной аурой верховную. Мари замечает эти блеснувшие напротив глаза цвета сочного красного вина, представляя, насколько его коллега недоволен им. Впрочем, ведьме абсолютно плевать на то, что там думает Эйнар. Он будет поступать так, как велит ему сердце и Вековое древо, в котором хранится душа первой в истории их королевства белой ведьмы. — Для этого вы и должны готовить лучших солдат, которые не позволят им пробраться через границу, не позволят залезть в наши дома, — Мари задирает подбородок и надменно смотрит на Эйнара, абсолютно не поддерживая его позицию, напоминая заодно о его месте. — Надеюсь, я доступно объяснил. Впредь не заставляй меня, пожалуйста, разжевывать тебе все свои решения. — Имей уважение, — рычит альфа, медленно вставая со своего кресла, тем самым возвышаясь над верховной. — Я уважаю, ценю и очень люблю тебя, Эйнар, — омега снова поднимает ладонь, останавливая коллег, когда боковым зрением замечает, как Аудульв следом за третьим правителем вскакивает с места, а Кристер осторожно отходит от окон, направляясь к своему другу. — Но твою жажду убивать и мстить всем неугодным я никогда не поддержу. Я благодарен тебе за твое желание защитить меня, мою семью, весь наш народ, но, прошу тебя, давай не будем уподобляться Изгоям и становиться еще большим злом, чем они, — Мари протягивает руку к вампиру, требуя ответить. — Мне это не нужно, я спокоен, — хмыкает Эйнар, понимая, чего хочет его верховная. — Быстро возьми меня за руку, — несерьезно хмурится сквозь улыбку Мари, усмехаясь этим закатанным глазам и тяжелому вздоху. Эйнар снимает перчатку с одной ладони и вкладывает ее в чужую, ощущая, как ведьма посылает ему энергию гармонии, позволяющей утихомирить все разбушевавшиеся чувства. После того как Мари отпускает вампира, тот снова надевает перчатку, садится в кресло и заставляет Кристера вместе с Аудульвом расслабиться, тоже заняв свои места. — Сейчас вы все можете быть свободны, — омега смотрит на наручные часы, сверяя время — довольно поздно уже для рабочих вопросов. — Жду от вас солдат, — смотрит сначала на двух своих правителей, — а от тебя хорошего дипломата, который доступно донесет Изгоям мое послание, — обращается к Кристеру, на что тот отвечает коротким кивком. — Благодарю вас, друзья, за то, что побыли со мной рядом, — слегка приподнимает уголки губ в подобии улыбки, отходя от рабочей строгости. — Узнайте, как себя чувствуют дети и учителя в академии, должно быть, все они напуганы, Изгои подобрались к территории замка слишком близко. Распорядитесь, чтобы организовали большой ужин и заняли детей помладше играми завтра. — Мне направить к Чимину психолога? — уточняет Кристер перед тем, как взять свой портфель и плащ. — Да, но без давления. Если он откажется от помощи, пусть не давят на него, иначе психовать начнет еще больше. Сделайте все, о чем он попросит. В рамках разумного, естественно, — тут же уточняет Мари, на пару с Кристером усмехаясь. С Чимином точно будет все в порядке, поспит ночь, завтра встанет и не вспомнит даже — такой он по натуре. А вот драму развести может. Потребует, чтобы с него пылинки сдували да сладости в комнату таскали. Эйнар, получив все указания, поднимается с места, берет свою трость, низко кланяется Мари, взглядом будто извиняясь за вспыльчивость и слова, что заставили расстраиваться его верховную, и направляется к выходу. Кристер, забирая все свои вещи, подходит к другу и обменивается с ним объятиями, целуя в щеку. А вот Аудульв будто чего-то ждет: то ли что-то сказать хочет, то ли тоже подойти и обнять Мари желает. — Ты такой забавный, — шепчет ему вскользь Кристер, проходя у него за спиной, установив короткий зрительный контакт с волком, подмигивает, направляясь к выходу. — Мы можем поговорить? — осторожно интересуется Аудульв, замечая, как Мари начал нервничать и смотреть на дверь, за которой уже скрылись его коллеги, оставив их наедине. — Неудачное время, — избегает прямого зрительного контакта с мужчиной, хватая со стола какую-то тонкую папку с документами, начиная очень заинтересованно просматривать ее. — Прошу тебя… — молит альфа, делая несмелых несколько шагов к верховной. — Не сегодня, Аудульв! — захлопывает папку, глядя на волка с нескрываемым недовольством. — Я хочу побыть один, — тут же смягчается, понимая, что повышать голос было лишним. — Как скажешь, — сдержанно, но очень тускло отвечает Аудульв, все же подходит к ведьме ближе, аккуратно берет его за локоть и наклоняется к щеке, оставляя долгий, такой теплый поцелуй, что Мари не удерживается и прикрывает глаза, выдыхая горячий воздух через открывшиеся губы. Опять альфа это делает — забирает всю его боль, страх и напряжение. — Доброй ночи, — шепчет на ухо, получая вновь эту очаровательно милую, смущенную улыбку. Когда волк закрывает за собой дверь кабинета, он тут же выдыхает весь воздух из легких, прикрывая глаза и поджимая губы, затылком и спиной откидываясь на стену рядом. Так он стоит несколько секунд, восстанавливая шумное волчье сердце и нормализуя дыхательный ритм. Все же берет себя в руки и направляется к каменной старинной лестнице министерства. Он останавливается, не доходя до нее, когда замечает опирающегося на ограждение Намджуна, смотрящего куда-то вниз этой витиеватой лестницы. — Как он себя чувствует? — младший Ким слышит его сразу же, поворачиваясь к отцу, смотря на него с искренним беспокойством. — Переживает, как и все мы, — сдержанно отвечает Аудульв, чья задумчивость и обеспокоенность во взгляде не ускользает от сына. — У меня есть для тебя задание, — отмахивается от летающих, как назойливые мошки вокруг его головы, навязчивых мыслей и направляется к ступеням, уверенно спускаясь по ним, поправляя рукава своего пиджака, наконец превращаясь в того хладнокровного волка, коим для всех он и является, надевая на лицо маску суровости. — Вернее, это приказ, — хмыкает альфа. — Я слушаю, отец, — следует за его спиной Намджун. — С этого дня ты станешь тенью Чимина. Мне абсолютно плевать теперь, что у вас там произошло. Делай что хочешь: мирись с ним или же просто ходи по пятам и надоедай мальчишке, но глаз с него не спускай. Ни один волос больше не должен упасть с его головы, а если это произойдет, ты будешь отвечать уже своей головой, — Аудульв останавливается на одной из ступеней, поворачиваясь к сыну боком, смотря на него без малейшего сомнения в собственных словах. — В конце концов, это твой долг, точно как и мой — защищать королевскую семью. — Так точно, — уверенно кивает Намджун, не смея перечить. — И про брата не забывай. Охрана его жизни из твоих обязанностей никуда не исчезает. По правде говоря, сын вожака и сам хотел приглядеть за Чимином после случившегося. Да, они в ссоре, да, омега невыносимо стервозная ведьма, да, он волка сразу заметит и устроит очередной скандал, если тот станет за ним следить, но Намджуну больше не до шуток и не до детских истерик, когда дело коснулось жизни и безопасности его любимого. Альфе больше не хочется обижаться и обмениваться с Паком колкостями при каждой встрече, потому что сегодняшний день показал ему гораздо большее, напомнил о том, что на самом деле важно. Вернее, кто именно важен. Важен этот пацан со светлыми волосами, пухлыми губами, которые вечно обзываются и которые стоило бы с мылом помыть. Важен тот, кто на шее спустя столько лет все еще носит, словно крестик у христиан, подвеску на тонкой вощеной нити с вырезанным из дерева волком. Намджун видел, пусть омега и прячет украшение под одеждой, но альфа всегда узнает этот крупный узелок позади шеи, концы которого помогал прижигать отец, когда маленький альфа впервые учился делать поделки из дерева.

🌙✨🩸

Тэхен выходит из кабинета, отпросившись у преподавателя в уборную комнату. На самом же деле, ему просто надоело слушать нудную историю заклинаний. Он не из тех, кому интересно знать, откуда и почему возникли те или иные заклинания, он из тех, кому нравится практиковать в их. А все эти истории, — как он считает, пустая трата времени и занятие для ботаников. Без Чимина ходить на пары такого рода очень тоскливо. Тому дали пару дней отдыха от учебы, которые он не захотел тратить по назначению, а решил дальше заниматься по своим книгам, даже после того как Тэхен пригрозил ему расправой, если тот не будет эти дни сидеть в комнате, смотреть комфортные видео и кушать что-нибудь вкусное. Часто спокойный и любящий находить во всем логику и смысл Тэхен вообще устроил большой скандал, узнав, что друг столкнулся с Изгоями, так его еще и в министерство после этого потащили. Ким места себе не находил, миллион вопросов задавал, сокрушался и проклинал всех, кто заставил Чимина в тот день испытать такой стресс. Отговорить друга от занятий в лесу, тем более в одиночестве, не получилось, так еще и в комнату к ним не сходить, все равно белой ведьмы там нет, не с кем поговорить, чтобы занять время. Вот Тэхену и приходится скитаться по коридорам, надеясь не застать никого из преподавателей или директоров. Даже Юнги теперь не вытащишь с этих его тренировок. Сокджин будто озверел, не пуская маленького принца даже отлучиться в туалет или попить воды. Конечно, это не инициатива альфы, таков был приказ Эйнара, сам-то Джин плевать по большей части хотел на омегу, ему бы за своим братом уследить. Тэхен вообще в последнее время чувствует себя одиноко. Он совсем не ожидал, что друзья так скоро начнут готовиться к состязанию, и даже не по своей воле уткнулись они в тренировки. Ким тоже не прочь начать заниматься, только ему, в отличие от юных принцев, не дают дополнительных занятий, не уделяют особого внимания, даже доступа к древним книгам у него нет. Этим преимуществом обладают только королевские семьи, как бы обидно другим ни было. Да и Тэхен, по правде говоря, не особенно хочет занять трон, ему бы побыстрее закончить университет, а потом, глядишь, попробовать себя в министерстве хотя бы на самых низших должностях, о большем он думать боится. Он прекрасно понимает, с какими проблемами может столкнуться из-за семьи. Когда один из родителей человек, возникают сложности с государственной работой. Не потому что к людям какое-то плохое отношение, скорее из-за скептичных настроев на тему того, что ребенок таких родителей будет достаточно силен и надежен. Но Тэхен не собирается в этом винить ни систему, ни себя, ни тем более своих родителей, с которыми у него такие теплые отношения. Ему бы просто хотелось доказать себе и обществу, что ребенку человека есть что показать, дать государству и народу их земель. Тэхен не особо любит мечтать о будущем, ему больше нравится жить одним днем, наслаждаться каждым моментом, что был дан этой жизнью. Этому научил его как раз таки папа, выросший в человеческом мире. Люди здесь как никто другой ценят каждую каплю жизни. Ведь вокруг столько опасности для них, они такие хрупкие для этих существ, да и живут в два-три раза меньше, чем те же маги. О людях здесь хорошо заботятся. Это связано и с тем, что три правителя идут по древней системе ценностей, ставя жизнь и безопасность людей за стеной, а тем более внутри их мира, в приоритет. А еще связано с тем, что люди здесь являются донорами крови для вампиров, их здоровьем особенно пристально занимаются целители. Потому-то многие не стремятся вылезать за стену и знакомиться с людьми, не всем понравится смотреть, как из любимого человека выкачивают кровь, пусть и после этого всегда пристально следят за питанием и восстановлением сил. Тэхен и сам не в восторге, что папу частенько забирают в донорский центр, но сделать с этим ничего нельзя, таковы правила, о которых отец ведьмы знал до того, как привести сюда человека. Впрочем, омега старается за папу сильно не переживать, учитывая, какие большие выплаты поступают им на счета и как трепетно заботятся о здоровье его родителя. Тэхену как-то внезапно хорошо становится, когда он вспоминает о семье. Он к ним очень привязан, частенько скучает, все ждет, когда наступят зимние каникулы, чтобы уехать к родителям на праздники. Здесь ему тоже очень нравится, рядом друзья, пусть и не так часто видятся сейчас, как ему хотелось бы, но тоже вполне неплохо. Все понимают прекрасно, что этот год отличается от прошлых учебных лет. Уже не будет тех вылазок в лес на тусовки, о которых якобы директора не знали, уже не будет ночных посиделок друг у друга в комнате до рассвета. Все реже они будут встречаться на общих парах, которых в этом году стало еще меньше. Наверное, Тэхен поэтому и хочет пробоваться в министерство. Чимин и Юнги, даже если не станут новыми правителями, все равно окажутся в рядах представителей власти, все равно будут сидеть в министерстве, детям правителей чаще всего другого выбора и не дают. А Тэхен не хочет оставаться один, не хочет сокращать возможности для их встреч. Он, как и друзья, не может без них, даже сейчас, блуждая по коридорам, то и дело мысли сводятся к ним. И его эти хождения по замку приводят к одному из источников мыслей. Он останавливается недалеко от арки, ведущей к футбольному полю, на котором сейчас проходят смежные тренировки вампиров и волков. В самой этой арке столпилось несколько студентов двух академий, решивших передохнуть и параллельно покурить. А Тэхену ведь интересно посмотреть и послушать, как две расы их мира рычат друг на друга и ломают кости, потому уверенной походкой идет к этой самой арке. — Мин Юнги там? — омега кивает в сторону виднеющегося поля, беспринципно стреляя из пачки вампира сигаретку. Тэхен замечает эти взгляды сразу же, они типичны для вампиров, но не совсем типичны для волков. Взгляды, наполненные сексуальным желанием, взгляды, что скользят по его телу и останавливаются на самых красивых и подчёркнутых одеждой и аксессуарами местах ведьмы. Этим взглядам Ким не придает никакого значения, знает ведь, насколько он хорош, и не только внешне. Еще и нарочно, как бы невзначай расстегивает третью пуговицу на своей белоснежной рубашке, сильнее оголяя шею и острые ключицы, а пальцы запускает в свои блондинистые волосы, взмахивая ими, расплываясь в улыбке. Всегда ярко накрашенные черными тенями и подводкой глаза сейчас приобретают хитрецу и взгляд довольного собой существа. Он подпирает одной рукой правый локоть, а пальцы, увитые тонкими кольцами, так элегантно держат сигарету, будто ожидая. Все присутствующие альфы тут же достают свои зажигалки и подносят их ко рту Тэхена, когда тот зажимает сигарету между губ. Омега осматривает парней, усмехается и взмахом руки сам себе зажигает скрутку. — Итак, — после долгой паузы, отвлекает альф от наглых рассматриваний, — где принц? — по словам выговаривает, выдыхая клубок дыма прямо на лица заинтересованных в нем парней, кладя локоть на плечо одного из вампиров, облокачиваясь на него, но не прижимаясь. — Этого королевского сопляка отправили в медпункт, — усмехается один из альф, подначивая остальных на смешки. А Тэхен, выдохнув дым, заостряет свой взгляд на этом вампире, застыв, опасно гуляя языком за щекой. — Назови его так еще раз, и я выжгу тебе глаз этой сигаретой, — улыбается Ким, довольно делая затяжку, когда альфы, что, видимо, хотели удивить красивую ведьму своим острым языком, засовывают его теперь куда подальше. — Зачем его отправили в медпункт? — продолжает удерживать пассивно-агрессивную интонацию наигранного дружелюбия. — Ему сломали руку, — уже более аккуратно подбирает слова студент. — Кто ему сломал ее? — улыбается Тэхен так безумно, будто вот-вот и набросится на этих высоких, словно скалы, вампиров и волков, которые обычно вызывают у всех либо страх, либо восхищение такой силой, сейчас лишь тушуются под взглядом одной темной ведьмы. — Кто-то из вас? — спрашивает это так, будто интересуется планами на выходные, не предвещая своим вопросом ничего опасного, но присутствующие уже понимают, что шутить омега не намерен. — Нет, его на бой вызвал Сокджин, — честно признаются альфы. — Чертов Сокджин, — шипит себе под нос Тэхен, прогоняя все свое внешнее безумие, хмурится и смотрит куда-то в сторону. Если бы это сделал кто-то из студентов, он бы ему правда глаз выжег сигаретой, но к Сокджину лезть — быть настоящим безумцем, а Ким не такой, как бы ни любил в это играть. И он уже думал уйти, как взгляд цепляется за стоящего рядом с этим самым Сокджином братца вампира. Они стоят очень далеко от арки, рядом с инвентарем для тренировок, что-то мило обсуждают, и тут Тэхену приходит идея. Если Джин мучает его друга, значит, ведьма немного помучает его любимого братика. Тем более что Чонгук выглядит как-то по-особенному горячо сегодня, так привлекательно. Да еще и факт, что альфе понравился Тэхен, так тешит самолюбие. Это не то довольство, как с этими студентами, окружающими омегу. Эти просто хотят его трахнуть в одном из туалетов академии, а Чонгук хочет трахнуть, потом еще и еще, затем сводить на свидание, опять трахнуть, а потом стать ручной собачкой, сидящей в ногах ведьмы. По крайней мере, такой мечтательный план вырисовывается у Тэхена в голове. — Ладно, бывайте, — тут же воодушевляется омега, берет того вампира, что обозвал Юнги сопляком, за руку и тушит о раскрытую ладонь сигарету, слыша шипение. — Вот сука! — рычит вампир, швыряя чужую сигарету, оставленную в его руке, прочь. — Спасибо за комплимент, — подмигивает Тэхен кучке прохлаждающихся студентов, уверенно шагая в сторону футбольного поля. Ким садится на одну из нижних трибун, глазами пробегается по всем студентам, с явной надеждой выискивая Юнги, не веря, что ему правда могли причинить боль. Снова расстраивается, смотрит на Сокджина испепеляющим взглядом, удерживая себя от того, чтобы действительно не поджечь вампиру голову. А потом переводит свое внимание на Чонгука, который секундами ранее так заинтересованно общался с братом, а как только заметил ведьму, тут же застыл, глаза заискрились, а к устам все пытается прилипнуть влюбленная улыбка. Тэхен это замечает мгновенно, улыбается ему в ответ и даже коротко машет рукой в знак приветствия. — Чонгук, проснись! — прикрикивает на него Джин. — Вали обратно на поле, — подталкивает брата, прослеживая за тем, куда это он смотрел. Мужчина тут же закатывает глаза, когда замечает Тэхена. По правде, эта липучка ему уже надоела, вечно приходит на тренировки, отвлекает его подопечных. Да, омега правда очень красив. Даже, можно сказать, необычайно красив, таких ведьм днем с огнем не сыскать. Именно этим он всех тут и отвлекает. Чонгук на поле идет загипнотизированно, продолжая пялиться на следящего за ним Тэхена, который подпер подбородок ладошкой и хитро улыбается ему. Альфа очень рад видеть его, даже вот думает, как они после пары поговорят, и он обязательно пригласит Кима на свидание. По крайней мере, снова попытается это сделать. Он вот уже себе придумывает, как Тэхен опять будет подшучивать над ним, как будет играть в свои игры по своим же правилам, а Чонгук вновь все простит, вновь будет позволять своему сердцу и даже мозгу влюбляться в эту ведьму. И непонятно: хорошо, что вампир не знает о желании ведьмы отомстить ему вместо брата, или же стоит об этом узнать. Тэхену очень лестно, что этот альфа так нескрываемо сильно хочет с ним познакомиться и поближе пообщаться. Омега и сам не против был бы, просто это не та цель, которую он сейчас преследует, да и сомневается, что начинать отношения сейчас то, что ему особенно нужно. Ему больше нравится издеваться над этим парнем, снова используя свою раздражающую окружающих магию иллюзии и перемещения объектов. Он выжидает, когда Чонгук, взяв тренировочный нож, замахнется на манекен, что сразу же испаряется и перемещается в другое место, заставляя альфу оступиться и чуть ли не упасть. Благо, этого никто не видит, все заняты своими делами, но вот хихикающий на трибунах Тэхен сам же себя и выдает, когда Чонгук хмурит свои густые брови и оборачивается в его сторону. Ким пожимает плечами, будто отвечая на этот негласный вопрос альфы в глазах. — Чонгук, ты будешь ворон считать или тренироваться? — слышит возмущенно брошенное старшим братом где-то неподалёку. Парень переводит взгляд на Джина, пока тот поправляет стойку одного из вампиров, недовольно смотря на юношу. Чон цокает языком и возвращается к занятию, но теперь уже оставляет непослушного манекена в стороне, идя к выстроенным в ряд мишеням, беря стопку небольших серебряных ножей. Он прицеливается недолго, попадая четко в цель, заставляя воздух просвистеть от этого мощного и весьма быстрого броска. Одно, второе, третье такое меткое попадание, все идет замечательно. Настолько замечательно, что Тэхен сейчас блевать начнет. Поэтому когда Чонгук запускает четвертый нож, тот лишь ударяется о мишень и падает на траву, словно макаронина. Альфа замирает, снова хмурит свой лоб и подходит к оружию. Когда он поднимает его с земли, оно начинает болтаться в его руке не иначе как самая настоящая резиновая игрушка. Он держит ее двумя пальцами так пренебрежительно и поворачивается к смеющемуся над ним Тэхену. Чонгук в долгу не остается, ему, конечно, приятно видеть улыбку омеги, она ему очень идет. Но над собой так издеваться не позволит, ему совсем не смешно от того, что пусть и безумно привлекательная ведьма отвлекает его от тренировки. Потому он отшвыривает резиновую игрушку в сторону, усмехается, опуская голову, играя с очередным ножом в своих руках, прокручивая его между пальцев. И в следующее мгновение Тэхен забывает, как говорить, дышать, и вообще улыбаться больше не хочется, потому что в его сторону прилетает этот самый нож, который Чонгук запускает с такой силой с середины поля до трибун, что омега успевает только вовремя увернуться. Ким оборачивается и видит, как этот обнаглевший вампир ножом проломил спинку сидения, на котором расположился Тэхен. И когда темная ведьма снова смотрит ошарашенным взглядом на Чонгука, тот пародирует омегу минутами ранее и невинно пожимает плечами, будто ничего такого и не сделал. Но как же он жалеет уже через секунду, когда Тэхен начинает медленно закипать, краснея и дыша как разъяренный бык, у которого грудь грозится сейчас лопнуть от того, как она вздымается. Ким сжимает пальцы в кулаки, и можно заметить, как костяшки жутко белеют. Но самое страшное не это вовсе. Самое страшное Чон видит в этих черных глазах, которые сейчас выглядят вовсе не привлекательно, а скорее действительно устрашающе. Вампир на собственной шкуре понимает, что значит разозлить ведьму и накликать на себя то самое проклятье темных сил. Тэхен резким взмахом руки заставляет все оставшиеся ножи в руке альфы вылететь и оказаться парящими в воздухе, направленными лезвием в сторону Чонгука. Он пятится назад, со страхом смотря на медленно подлетающее к его лицу оружие. Не убьет, но серебро принесет ему адскую боль, а этого хотелось бы избежать. Чон поглядывает то на ножи, то на Тэхена, взглядом умоляя перестать так жестко играть. Но эта ведьма не из тех, кто умеет щадить. Обидеть или неудачно подшутить над ним чревато необратимыми последствиями. Он любит юмор, шутки, игры, но не те, что задевают его гордость и несут в себе опасность для него самого. При этом не стесняется эту самую опасность давать окружающим, если они заслужили. Ким делает так, что ножи отлетают немного дальше от вампира и образуют форму человеческого тела для того, чтобы каждое лезвие попало по всем точкам Чонгука. И напоследок он заставляет лезвия вспыхнуть ярким огнем, что отражается в наполненных страхом глазах альфы. Тэхен четко дает понять — он не перестанет, проучит вампира за его наглость. Здесь только он может показывать характер и играть с бедным парнишкой. С ним самим он не позволял никаких игр. Чонгук снова жалеет, что разозлил ведьму, молится, чтобы было не так больно, как он себе представляет, и послушно принимает свою участь. Ножи летят так быстро, что точно бы прошли сквозь тело вампира, однако тот этого не позволяет, пользуется своей вампирской ловкостью и скоростью, ускользает от каждого лезвия, что пролетает мимо и попадает точно в воспламеняющегося манекена позади, на котором и висела мишень. Чонгук отделывается одной только царапиной на бицепсе и скуле. И на этот раз маленькой войне между парнями все же удается привлечь внимание окружающих. — Какого хрена тут происходит?! — подлетает Сокджин к брату, хватая его за локоть. А Чонгук поднимает глаза на трибуны. На сидениях уже никого не оказывается, но глаза юноши все же цепляются за усмехнувшегося, кинувшего последний взгляд и скрывшегося за трибунами Тэхена.

🌙✨🩸

Тэхен стоит напротив двери в кабинет и ждет, когда их с одногруппниками запустят в кабинет. В его руке какая-то небольшая книжка, больше похожая на короткий роман, которую он с таким интересом читает, аккуратно перелистывая шуршащие страницы. Настроение сквернее некуда. Друзей рядом нет, на пары ходить не хочется, а надо, иначе будут проблемы с администрацией академии, которая начнет дергать еще и родителей. Так еще этот Чон Чонгук вывел из себя на прошлой паре. Тэхен ему, конечно, отомстил, долг оплачен. В их случае даже переплачен будет вернее сказано. И все равно ему как-то грустно, одиноко и скучно. Только мысли дурацкие в голове о вампире, что никак не покинет его разум. В жизни увязался за ним, так еще и из дум никак не выходит. Вот только, Чонгук ли увязался? Чон Чонгук спускается по каменной лестнице с одной из башен академии, в которой расположен медпункт, перед этим сходив в душ после тренировки и переодевшись. Он бы и не пошел к врачам, вот только порез на руке не давал покоя, кровь шла и шла, нужно было хоть чем-то перевязать, пока рана от ножа в ближайшие часы не зарастет. Обижается ли он на Тэхена? Злится ли? Еще бы. Но больше всего он чувствует горящий до этого и вспыхнувший ярким пламенем после сегодняшней встречи интерес к омеге. Пусть его назовут больным или же безумцем, он со всем согласится, если ему дадут подобраться ближе к этой ведьме. Уж слишком сильно Тэхен его влюбил в себя одним только своим существованием, этим смехом, улыбками, злостью, гневом, стервозностью. Последнее Чонгуку даже больше нравится. Да, ему нравится эта сука внутри омеги. А когда эта сука сочетается еще и с внешностью дьявола, переодевшегося в ангела, вампир словно волк готов завыть только от этого дикого коктейля. Слишком идеален в его глазах. Влюбился как дружелюбный пес, только увидевший незнакомца. И то ли это Купидон шалит, то ли сама судьба им благоволит, но Чонгук, идя по коридору одного из верхних этажей, удачным образом видит невдалеке стоящего у окон этих каменных стен замка не иначе как самого дьявола с белокурыми волосами. Дьявол этот точно в костюме ангела стоит, милую книжку про любовь читает. Лоб свой хмурит так очаровательно и пухлую губу закусывает, покрываясь румянцем. Весь из себя такой злюка с Чонгуком, в самую смертоносную природную стихию превращается, а на деле таким хорошеньким альфе кажется. Чон правильно делал, не веря в то, что омега может только злиться. Нет, он может быть вполне себе милым и даже невинным в какой-то степени. И Чонгук совершает очередную в своей жизни ошибку, когда уверенным шагом направляется точно к ведьме, цепляя на лицо какую-то совершенно тупую улыбку. Такой эту улыбку считает Тэхен, когда чувствует уже знакомый запах, а боковым зрением замечает темную и большую фигуру, идущую прямо на него. — Вот черт! — шипит омега, захлопывает книжку, хватает сумку с подоконника и быстрым шагом направляется в противоположную от альфы сторону. Кажется, глупости совершать — это то, что их объединяет. — Не беги так быстро, а то я догнать тебя не могу, — в мгновение ока Чонгук появляется перед Тэхеном, быстрым шагом идя назад. Собственно, а что ведьма ожидала, собираясь сбежать от вампира? — Смешно. Возьми с полки пирожок за остроумие, — держит невозмутимое лицо, не выдавая свою нервозность. По правде говоря, он немного боится Чонгука после того, что случилось на футбольном поле. Кто знает, что теперь с ним захочет сделать альфа. Все же Тэхен самую малость переборщил. Прям немного так. — Не употребляй однокоренные к слову острый, пожалуйста. У меня теперь психологическая травма из-за этого слова, — усмехается Чонгук, продолжая идти спиной, не давая Тэхену обойти себя. — Сочувствую, малыш, но ничем не могу помочь, — нервно дергает уголками губ в подобии улыбки и снова порывается обойти альфу. — Чувствуешь запах? — принюхивается Чон. — Страхом несет, — скалится и резко останавливается, заставляя Тэхена почти врезаться в его грудь. Вампир хватает омегу за плечи и припечатывает к стене, блокируя с двух сторон собственными руками выход. — Вижу, как ты боишься, — ласково тянет Чонгук, продолжая обнюхивать ведьму, прикасаясь собственным кончиком носа к его щеке. — А ножами в меня швыряться не боялся, — шепчет, подбираясь к шее Кима все ближе, выпуская клыки так медленно, что тот буквально слышит этот хруст выросших зубов под своим ухом. — Укусишь меня, и я выжгу тебе сердце, — упирает ладонь в левую часть груди, начиная ощутимо для альфы нагревать ее. — Его там нет, ты забрал его в нашу первую встречу, — смеется Чонгук, прячет клыки и оставляет долгий, немного влажный поцелуй на чужой шее. — Я обязательно тебя попробую, но не сегодня. — Да и вряд ли в ближайшие века, — хлопает глазами Тэхен, квадратно улыбаясь. Чонгук выпрямляется и встречается с омегой взглядами. — Больно было? — засматривается на порезанную щеку и даже прикасается большим пальцем. Альфа на мгновение тушуется и хмурится в непонимании: неужели ведьма так быстро растаяла от одного только поцелуя? Так мало нужно было? — Надеюсь, что да, — и скалится, возвращая вампира на землю. — Какая же ты сука, и как же мне это нравится, — хмыкает юноша, нависая над постепенно расслабляющимся в этом зажатом положении Тэхеном. — А ты, я смотрю, любишь, когда с тобой грубо обращаются, — наклоняет голову вбок, обнимая сумку руками, кажется, не обращая внимания на то, что альфа так близко сейчас к нему находится. Они буквально дышат одним воздухом на двоих. Тэхен ведь обычно не подпускает к себе настолько близко парней. — Ты тоже, — подмигивает Чонгук. — Как насчет расплатиться со мной за свою выходку? Скажем, я бы трахнул тебя на постели в твоей наверняка милой розовой комнатке и испил бы до истощения? — М, неплохо, — задумывается Тэхен. — Есть одна проблема: моя комната не розовая, ничего? — Ничего, цвет не важен, все равно зальем постель твоей кровью и нашей спермой. — Фу, антисанитария? — наигранно морщит нос Ким. — Может, тогда выебешь меня в лесу у дерева? Ну, знаешь, поближе к природе. — Ты же вроде не белая ведьма, а я не волк, чтобы любить такую херню, — усмехается Чонгук, переносит весь свой вес на один локоть, который упирает возле головы Тэхена, освобождая его из собственной ловушки. Но тот бежать не пытается, поворачивает к нему голову, продолжая слушать. — Если не хочешь на кровати, давай в библиотеке, м? Ты вроде книжки любишь, — кивает на сумку, из которой торчит наспех засунутый туда роман. — Поразительно, какая большая у тебя фантазия, — удивленно смотрит на самодовольного вампира, который, кажется, еще не совсем понял, что ведьма просто ему подыгрывает. А Чонгук понял, он вообще против тащить Тэхена сразу же в постель. Пусть он и весь из себя такой павлин, но с омегой таких слишком резких направлений в сторону интима не хочет. Ему хочется все как у людей: романтика, ухаживания, свидания, милые разговоры, забота. Вот только Ким под миллионом слоев из масок и костюмов все никак не дает вампиру подобраться к нему настоящему. — Член такой же большой. Можешь потрогать, — показывает глазами на собственный пах. — Вдруг ты возбудишься, не хочу ставить тебя в такое неловкое положение. Тут все же посторонние ходят, — хихикает Тэхен, поглядывая на проходящих мимо студентов. А Чонгук даже не догадывается, как рефлекторно начинает тоже глуповато улыбаться от этих смешков омеги. — Пойдем со мной на свидание, — вот так, сквозь влюбленную улыбку, отбросив их ненужную и уже поднадоевшую игру «кто омерзительнее выскажется», предлагает Тэхену то, ради чего вообще и подошел. А тот вдруг перестает смеяться, прогоняет даже улыбку и смотрит на Чонгука как-то потерянно. — Нет, — коротко отказывает Ким, опуская голову. — Почему? Что я делаю не так? Слишком напираю? — Чонгук отлипает от стены и отходит на несколько шагов, подальше от парня. — Я ведь могу и на расстоянии держаться, — и говорит он сейчас вовсе не о физическом расстоянии, а о том, что у него есть терпение, желание ждать и работать столько, сколько потребуется. Ему лишь нужна уверенность, что его старания не будут напрасны, что ему уже сейчас ответят хотя бы малой взаимностью, а не когда-то потом. И то не факт. Он просто хочет попробовать познакомиться с Тэхеном поближе, вдруг они действительно абсолютно разные, и вместе им быть не стоит. Тогда хотя бы будут точно знать. — Потому что мне не нужны отношения, — пожимает плечами поразительно спокойный, в отличие от альфы, Ким. — Я тебе их не предлагаю. Пока что. — Вот именно, пока что не предлагаешь. А что потом? Правильно, потом начнутся трудности, — да, Тэхен живет одним днем, но отношений это не касается. Тут он просто, опираясь на прошлый опыт, продумывает то, как может все сложиться. — Не все ли равно, что будет потом? А вдруг я лучший мужчина в твоей жизни, и ты вот так просто от меня отказываешься? — взмахом головы поправляет свои красивые темные пряди с красными кончиками, на которые Тэхен восхищенно то и дело засматривается. Он давно оценил такую покраску волос альфы. — Вот такой вот я дурак, раз отказываюсь от лучшего мужчины, — грустно усмехается Ким, пожимая плечами. Он смотрит на наручные часы и понимает, что скоро начнется пара. — Прости, мне идти пора. И прости за это, но ты сам виноват, нехрен было меня злить, — показывает на щеку и руку вампира, собираясь в класс. — Подожди, ты вот так просто уйдешь от разговора? — хватает его за запястье, но так, чтобы не сделать больно. — Я все тебе уже объяснил. Сейчас займись своими делами, а ночью, перед сном, может, дойдет моя мысль. — Прошу, дай мне шанс. Обещаю, что смогу удивить тебя и пригласить на лучшее свидание. — Насколько лучшее? — заинтересованно улыбается Ким, закидывая лямку своей сумки на плечо. — Лучшее за все время существования нашего мира, — гордо вздергивает подбородок, заставляя омегу вновь рассмеяться. — И что мы будем делать? — Так я тебе все и рассказал. Это сюрприз, — хмурит брови совсем как ребенок, умиляя этим Тэхена. — Ну смотри, Чон Чонгук, если соврал мне, я тебя точно искромсаю и сожгу сердце, — задирает нос, улыбаясь альфе, замечая, как глаза напротив начинают медленно набирать блеск и сияние от услышанного. Вампир чуть ли не прыгает на месте, берет Тэхена уже не за запястье, а за ладонь и подносит ее к собственным губам. — Эти замашки оставь в том веке, когда родились твои родители, — тут же отбирает руку омега, давая Чонгуку лишь мазнуть по ней. — Как со мной связаться — ты знаешь, просто спроси у нашего куратора в корпусе с общежитием мою комнату или у Юнги попроси мой телефон, скажи, что я разрешил. Хотя вряд ли он поверит тебе, — усмехается юноша и исчезает в общем потоке остальных студентов, двигающихся в сторону кабинета, где сейчас начнется пара, оставляя Чонгука одного посреди коридора. Парень так и стоит еще минут пять уже в тишине, слушая, как сердце быстро-быстро стучит, как щеки горят румянцем и начинают болеть от того, как долго он улыбается. А бордовые глаза сейчас буквально переплюнут свет любой ночной звезды. Они и сами напоминают две больших звезды, упавших с небосвода и застрявших в его зрачках. Он все еще не может поверить, что смог уговорить пойти с ним на свидание самого Ким Тэхена. Вот это самое божество, перед которым еще немного, и он точно начнет ползать на коленях, продолжит целовать руки, пропуская мимо ушей все протесты. Да, он может держаться на расстоянии, чтобы не давить на омегу, но ему так тяжело себя уже сейчас контролировать. В нем вдруг проснулся какой-то странный вампир из прошлого века, который хочет любить, как из тех романов, что читает Тэхен. Любить красиво, мило, трепетно и аккуратно, со всей своей нежностью, на которую способен юноша.

🌙✨🩸

Чонгук действует очень быстро. Как Тэхен и сказал, через куратора общежития узнает телефон, правда, пришлось пофлиртовать немного и уломать мужчину. Однако номер получен, а значит, полдела сделано. Проблема только в том, что свидание альфа не придумал. Так настойчиво кричал о том, что подарит Киму лучшее свидание за всю историю, а в итоге немного перестарался с громкими словами. И ничего интереснее, кроме как пригласить Тэхена в лес, ему в голову не пришло. KTH: Ты идиот? Справедливо задает риторический вопрос омега в одном из сообщений, получив самое странное и подозрительное приглашение на свидание. Они еще очень долго спорят о месте, Тэхен пытается до тупой башки вампира донести факт того, что лес патрулируется и вообще после случая с Чимином больше не кажется таким безопасным, как раньше. И ладно, если бы альфа хотя бы днем пригласил его, так этот чокнутый Чон Чонгук предлагает встретиться после отбоя. KTH: Мне проблемы не нужны, так что, если нас поймают, я скажу, что это ты меня похитил, идет?

JJK: Заметано, моя милая жертва.

KTH: Идиот… Тэхен стоит посреди леса уже не первую минуту. Они договорились встретиться прямо у Векового древа, чтобы не потеряться в этих огромных просторах особенно в темное время суток. Омега не из пугливых, ходить в лес ночью для него всегда было плевым делом, но после всех недавнишних событий, это место не выглядит таким уж комфортным для него. Теперь звуки хлопающих крыльев птиц, отдаленное уханье совы, гул от недалеко находящейся узенькой речушки, шелест деревьев и вой ветра — кажется не таким успокаивающим, а скорее даже жутким. Еще и этот Чон Чонгук: не поймёшь, где бродит и почему опаздывает, заставляя парня с каждой секундой из-за заострившегося слуха, что улавливает каждый шорох, надумывать себе всякое. — Черт, ну где же ты? — шипит омега и достает телефон, морщась от яркого света экрана. Он заходит в приложение и ищет диалог с Чонгуком, уже готовясь написать гневное сообщение, посылающее на то самое место, до которого альфа предлагал дотронуться. Парень нервно начинает стучать по экрану, набирая буквы, составляющие слова и предложения. Лоб его покрывается морщинами, брови соединяются, а губы надуты в какой-то детской обиде. Он прижимается спиной к древу позади себя, отправляет сообщение, но телефон не убирает, ждет, когда этот наглец, позволяющий себе опаздывать, ответит ему. И даже не сразу чувствует холодный ветерок на своей шее. Тэхен хмурится, принюхивается, а потом резко замирает, чувствуя, как по спине пробегаются мурашки, тело покрывается испариной, глаза округляются. Ведьма медленно поворачивает голову в правую сторону, продолжая держать телефон перед лицом, и вздрагивает. — Не бойся, свои, — ухмыляется Чонгук, висящий головой вниз, а ноги обхватывают ствол дерева. Глаза его из-за белого экрана становятся светло-красными, переливающимися от искусственного света, на лице расплывается белоснежная улыбка, позволяющая Тэхену заметить короткие клыки. — Ты охуел опаздывать? — рычит Ким, толкая альфу сразу же, как тот спрыгивает с дерева на землю, выпрямляясь. — А что, моя панк-принцесса боится гулять по лесу в одиночестве? — издевается Чон, довольствуясь этой злостью напротив. — Опаздывать неприлично, вообще-то, — складывает руки на груди и нервным взмахом головы убирает светлые пряди волос с глаз. — Неприлично так красиво выглядеть, — закусывает губу Чонгук, вальяжно подходя к омеге. Впрочем, Тэхен выглядит, как и всегда: сногсшибательно, сексуально, завораживающе, необычно. Снова эти щедро намазанные черными тенями глаза, подводка, тушь, по несколько сережек в ушах, пирсинг на губе и в носу. Из одежды на нем простой тонкий свитер бордового цвета и джинсовая куртка с меховыми нашивками на руках. Ноги обтянуты в узкие брюки с протянутой между шлевок цепью. Высокие ботинки на шнуровке украшают стройные ноги омеги, а цепочки на них переливаются в тусклом свете пробивающейся между веток высоких деревьев луны. Чонгук рассматривает его слишком нагло, абсолютно не стесняясь и нарушая все правила приличия, за что Тэхен снова его от себя отталкивает, когда тот подходит слишком близко, и нарочно отвечает тем же, начиная таким же голодным взглядом водить по вампиру. Омега соврет, если скажет, что этот нахал не красив. Еще как красив, да так, что если бы Тэхен был малодушным, то, скорее всего, коленки задрожали бы, дыхание участилось, а желание подойти и упасть в сильные руки альфы дошло бы до какого-то наваждения. Но Ким не такой, он в состоянии не быть слабохарактерной омегой, которая течет от каждого привлекательного альфы. Однако привычная для любых живых существ симпатия вдруг начинает чувствоваться куда сильнее, чем тогда в академии. И дело тут даже не в том, что Чонгук выглядит как модель с обложек дорогих журналов со своими этими бордовыми прядями волос, которые он вечно зачесывает пальцами, и самодовольно улыбается клыками. Не в том, что на нем так идеально смотрится эта заправленная в высокие черные джинсы такая же темная футболка. Альфа, точно как и омега, не поскупился на украшения: тоненький браслет-цепочка на запястье, пара колец, сережки в ушах и цепь на шее. Все сочетается просто идеально. А еще они совсем не сговаривались в выборе одежды, но на Чонгуке такие же высокие ботинки, только подошва их более устрашающая, — такой и убить можно, вообще-то. А дело в том, что Тэхен не хочет себе признаваться, что ему нравится этот юноша из вампирской академии. Не так, что он готов ходить с ним на свидания, держаться за руки, целоваться. Нет, скорее первый этап зарождающейся симпатии. Заинтересованностью обычно называют. Но Ким с этим не согласится, конечно же. Еще чего. — Меня брат задержал, не смог даже предупредить тебя, — спокойно объясняется Чонгук. — Это мои проблемы? — включает внутреннюю стервозность Тэхен. И это та стервозность, которая не всегда с ним, а скорее работает как самозащита от собственных мыслей и ощущений. Отрицание действительности через агрессию и нападение. — Слушай, какая ты сука, — усмехается Чон и вновь подходит ближе к омеге. — Мне что, теперь на коленях просить прощения? — Да, — тут же задирает подбородок. Чонгук снова криво ухмыляется, обнажая левый клык, и медленно опускается на колени, удивляя этим Тэхена. Альфа аккуратно придерживается за бедра парня, заботливо поглаживая их. Он молчит слишком долго, смотрит на ведьму снизу вверх, даже оставляет короткий поцелуй на бедре Кима. — Обойдешься, — смеется Чон, замечая этот гнев на лице омеги, который теперь отталкивает от себя вампира ногой, что тот почти заваливается назад. — Это и есть твое лучшее свидание? — наблюдает, как альфа поднимается и отряхивает колени от листвы. — Я тогда пойду. Для меня сон лучше, чем время с тобой. — Ты делаешь мне больно такими словами, — и пусть Чонгук произносит это с улыбкой и какой-то якобы шуткой, но во фразе правды гораздо больше, чем юмора. — А мы и не договаривались, что я буду делать тебе приятно, — хмыкает Тэхен, позволяя Чону снова подойти к себе. — Я скоро правда завою от тебя. Ты великолепен, — с каким-то восторгом признается Чонгук. А Тэхен вот не понимает: этот вампир себе мозги отшиб на тренировках или правда так сильно и ненормально влюбился в него? — Ты ведь любишь игры. У меня для тебя тоже есть одна игра. — Ты позвал меня сюда, чтобы в игры играть? Издеваешься? — натурально удивляется омега. — Да, замолчи и не перебивай, — закатывает глаза Чонгук. — Как насчет пряток? — Интересно ты придумал со своим идеальным слухом и нюхом. — А кто сказал, что все будет честно? Ты, малыш, честно играть не умеешь, — выгибает бровь, наклоняясь ближе к лицу омеги, снова улыбается ему, замечая, как Тэхен ловит взглядом эти клыки и облизывается, тяжело сглатывая. — Вижу, как ты на них смотришь. Дай угадаю, тебя часто кусают, и ты подсел на это, да? Знаешь, как мы называем темных ведьм и магов, которые позволяют пить свою кровь вне донорской клиники? Вампирскими шлюхами, — смеется Чонгук, получая хлесткую пощечину. — Давай играть, — шипит Ким. — Надеешься меня обыграть? — Хочу надрать твой охуевший зад. — Ты даже себе не представляешь, как я хочу, чтобы ты это сделал, — улыбается Чонгук и получает несильный удар под дых, не сразу выпрямляясь. — Правила просты: конаемся, один прячется, а другой ищет, потом наоборот. По одной попытке, долго у нас не получится тут находиться. Тэхен выставляет кулак, Чонгук за ним повторяет. По результату первый прячется Ким, что не может его не радовать. Хотя бы тут он выиграл, уже хорошее начало. Альфа начинает тихий отсчет, чтобы не привлекать к ним двоим внимание армии, патрулирующей границы. Нормальные существа в такое время не ошиваются в лесах, а студентам так и вообще запрещено, поэтому, если их услышат или заметят, сразу же прилетит обоим. Но особенно Чонгуку, чей брат командует королевской армией вампиров. Как только Чонгук отворачивается и начинает считать, он тут же усмехается, слыша, как омега срывается на бег. Он даже может определить, в каком направлении побежал Тэхен. Неужели он настолько глуп, чтобы не догадаться вести себя тише? Хотя бы попытаться это сделать. Вот только Ким не глуп, потому что стоит прямо за спиной вампира и создает иллюзию запахов и звуков, укутывая альфу в купол несуществующей реальности. А сам тем временем спокойно идет к Вековому древу, вызывает поток ветра, который поднимает его прямо до одной из верхних толстых веток. Тэхен удобно на ней располагается, выключает звук на телефоне, чтобы хитрый вампир не удумал ему звонить, откидывается головой на ствол, выпрямляя ноги вдоль ветки, складывая их одна на другую, и прикрывает глаза, прислушиваясь к голосу парня внизу. Чонгук распахивает глаза и снова скалится, уже зная, в какую сторону ему бежать. Он так резко срывается на бег, уносясь куда-то прочь, что Тэхен едва сдерживает смешок, слыша в голове одну единственную фразу: «Шалость удалась». Чонгук носится по лесу минут десять, все принюхивается, прислушивается, присматривается, иногда останавливаясь, чтобы сконцентрироваться на всех своих ощущениях. Его ярко-красные глаза так и плывут от дерева к дереву, высматривая свою красивую жертву, с уст не сходит вампирская улыбка самодовольства, а нос так и дергается, вдыхая огромное количество различных запахов. Здесь и аромат сырой земли, гниющих опавших листьев под ногами, запах шерсти бегающих волков, крови и мяса лани, которую убил один из них на охоте. Он слышит это чавканье, как бордовые капли стекают с клыков зверя. Затем переводит свое слуховое внимание на разговоры и смех пограничников в нескольких километрах отсюда, до мельчайших подробностей улавливает тему их диалога, понимая, что стоит развернуться в другую сторону и пойти прочь, пока его точно так же не почуяли. Чонгук возвращается ближе к их с Тэхеном месту встречи, снова принюхиваясь. Он прикрывает глаза и позволяет себе помедитировать всего мгновение. Парфюм омеги, по следу которого он и пошел, попавшись на уловку, точно показывает в сторону одной из границ, но там ведьмы не оказалось. Тогда вампир решает еще раз разобрать духи по составу, нюхая собственные руки, на которых остался едва уловимый, но настоящий запах Кима. Он понимает сразу же, что чертова ведьма его обманула. Нет, Тэхен все же не совсем глупый, но воссоздать точную копию своего запаха не смог, любой вампир, если приложит усилия, тотчас распознает обман. — Детка, где же ты прячешься, — ласково тянет Чонгук, начиная расхаживать по поляне у Векового древа. — Я уже соскучился по тебе и почти готов сдаться, — он подходит к дереву, прижимаясь к нему лбом, поглаживая величественный ствол. Тэхен тут же распахивает глаза, когда слышит слова вампира, медленно закрывая рукой рот и осторожно наклоняясь вниз, чтобы посмотреть, что же там делает его партнер на сегодняшний вечер. — Детка, ты так жесток со мной, — продолжает ворковать Чон. Тэхен держится с большим усилием, чтобы не засмеяться и не начать слишком активно дышать. А еще старается особо не двигаться и не создавать даже малейший шорох. Он уверен, что глупый вампир не найдет его, потому что, пока бегал по лесу, сжирая наживку, настоящий запах давно выветрился. По крайней мере так ему думается. Жаль, он не знает, что нюх у Чонгука куда сильнее, чем у остальных, брат готовил из него не просто охотника, защитника или же будущего правителя. Сокджин делал из Чонгука самую настоящую машину для убийств, помогая увеличивать уровень своих навыков до безумных масштабов. Впрочем, Тэхен тихонько выдыхает, когда альфа все же снова убегает куда-то прочь, видимо, клюнув еще на какую-то уловку. Лес погружается в тишину. Снова в ту самую — пугающую и непривычную. От такой тишины мурашки по телу бегут и кровь в жилах стынет. Тэхен даже тяжело сглатывает, осматриваясь по сторонам. Опять какие-то жуткие чувства накрывают его, словно кто-то следит, или же приближается нечто незнакомое, сильное по своей ауре. Ему вдруг кажется, будто кто-то из пограничников их заметил и надвигается на них. Но Ким ничего не слышит, никого не видит, это лишь чувства. Он все вертится на ветке, пытается посмотреть за ствол, чтобы убедиться, что никого рядом нет, и, когда вновь поворачивается прямо, его крик утопает в чужой широкой ладони, что болезненно держит его за челюсть. — Нашел! — скалится Чонгук, вися вниз головой, держась за верхнюю ветку ногами и одной рукой. — У тебя почти получилось меня обмануть, мой пугливый олененок. — Пошел ты! — шипит Тэхен, срывая со своего лица руку альфы. — Все вампиры лазают по деревьям, как какие-то обезьяны? — ворчит омега, садясь на ветку так, что ноги теперь свисают над полянкой. — Поверь, тебе этот навык пригодится, когда я буду с тобой в паре на состязании, — Чонгук перебирается на ветку к Тэхену, садясь рядом с ним. — Я уже нашел себе пару, — презрительно кидает он раздражающе уверенному в себе альфе. — И кого же? — Юнги, — гордо заявляет Ким. — Выиграть ты не хочешь, я так понимаю, — смеется вампир. — Только вякни в сторону моего друга, и я вырву тебе хребет, — Тэхен не шипит и не рычит, говорит вполне серьезно и смотрит по-настоящему убийственным взглядом на альфу, что тот сразу понимает и выбирает промолчать. — Ну что, теперь я прячусь? Я искал тебя двадцать минут, тебе я даю на десять минут больше в силу твоей черепашьей натуры, — вновь пытается уколоть своими шутками, получая болезненный тычок прямо меж ребер. — Засунь свои подачки туда же, куда я засунул твои доводы в защиту, почему ты опоздал, — бросает Тэхен, снова вызывает поток ветра, который на этот раз спускает его на землю. Чонгук следует за ним, прыгая прямо вниз и мягко приземляясь на подошву своих ботинок. — Двадцати минут мне хватит с головой, — хмыкает Ким и, не желая слушать, что там еще хочет сказать юноша, молча разворачивается, начиная считать. Чонгук выбирает место не очень далекое от Векового древа. Тут, в нескольких десятках метров, есть узенькая речушка на камнях, струящаяся от водопада в километрах отсюда. Здесь всегда красиво, уютно, но сыровато. Зато вода и ветер прогоняют все запахи, тем самым усложняя омеге задачу, раз он так этого хочет. Чонгук даже не особенно-то и прилагает усилия, чтобы спрятаться. Сел на один из камней за деревьями и грудой других камней, а чтобы ноги не намочить, поставил их на свалившееся дерево, которое тут уже не один десяток лет лежит, и его все никто не хочет убрать. Достал телефон, снизил яркость экрана и убрал звук, открыв одну из социальных сетей, решив, пока Тэхен ищет его, посмотреть на фотографии этого невероятно красивого демона, скрывающегося под маской ангела. А может, все с точностью наоборот. Чонгуку с каждой встречей все больше и больше кажется, будто там, внутри, сидит очень доброе и нежное существо, которое, наверное, сильно ранили в прошлом, вот он и выставляет заранее свои шипы, чтобы даже не смели к нему подбираться и снова делать больно. Самое тяжелое, как только открываешь глаза, — выбрать сторону, в которую стоит отправиться. Это и напрягает Тэхена больше всего. Вокруг темень такая, ничего не видать. У него, в отличие от Чонгука, нет супер слуха, зрения и обоняния. Потому он решает пойти по пути своей природы, используя магию, создавая очертания компаса из белого тумана. Воздушный механизм указывает сразу же в противоположную сторону от тропинки, по которой можно дойти до академии. Ким идет уверенно, удерживая в воздухе одной рукой свой импровизационный компас, который он создал на основе своих ощущений и знаний об альфе, чтобы его привели не к абы кому, а именно к тому самому Чон Чонгуку. И пока Тэхен осторожно ступает, чтобы не подвернуть себе во мраке ногу, его голову начинают посещать странные мысли. Омега все задается вопросом: что он тут забыл? Чего это решил дать шанс Чону, согласился на это тупое свидание? Да и вообще, почему так часто приходил на тренировки к вампирам? Только из-за Юнги ли? Только ли дело в его друге или желании отомстить альфе за одно его существование? Тэхен вообще не понимает, почему так злится на Чонгука, готов в пепел его превратить. Или, вернее будет сказать, — не готов, но хотел бы. И хотел бы только потому, что боится того, что чувствует. Нет, это не любовь, не влюбленность и даже не симпатия. Но это явный интерес, потому что люди, которым все равно на другого, не достают его на тренировках, они даже внимания чаще всего не обращают. А Тэхену не все равно, это его и бесит во всей сложившейся ситуации. Он очень быстро отмахивается от навязчивых мыслей, которые совсем не хочется слушать, но оказывается слишком поздно. Когда ведьмы и маги используют магию, завязанную на полной концентрации внимания, их мысли и особенно чувства не должны вмешиваться в процесс. Оттого-то компас начинает крутиться как бешенный своей воздушной стрелкой, путая омегу в его направлении. — Нет, нет, нет, только не это, — тут же паникует Тэхен, проверяя время. Осталось чуть меньше десяти минут. Он пытается взять себя в руки и создать новый компас, но забывает запах и энергетику Чонгука под давлением своих смешавшихся чувств. Остается только одно — искать человеческими методами, то есть заглядывать под каждый камень, авось кого-то да найдет. Правда, этот метод сильно замедляет поиски, особенно в таком мраке, что аж приходится достать телефон и включить фонарь. Небезопасно, конечно, ведь свет может привлечь внимание пограничников, но что поделать. Проигрывать ему не хочется сильнее, чем попадаться на глаза армии. Тэхен начинает сильно нервничать и каждую секунду смотреть на время, когда остаются считанные минуты. Как же он ненавидит проигрывать. Чувство проигрыша способно создать в нем дикое пламя, сжигающее все на своем пути. Он любит игры не за процесс, а именно за тот триумф, которого всегда достигает. Да и проигрывать он способен только друзьям, потому что те никогда этим не кичатся. А вот проигрывать Чон Чонгуку, который обязательно что-нибудь эдакое ляпнет, в очередной раз пожертвовав своим здоровьем, очень не хочется. Чонгук смотрит на табло времени в своем телефоне и усмехается. Он дал омеге уже не двадцать, а все тридцать минут, и того даже на горизонте не видать. Пора заканчивать, тем более что альфе уже надоело тут в одиночестве сидеть, хочется обратно к своему ненаглядному, главное обязательно по дороге придумать какую-нибудь колкость. Тэхен останавливается посреди леса, выйдя на очередную небольшую поляну, окруженную куполом веток деревьев. На его лице так и читается нескрываемая злость. Он открывает список контактов и набирает номер Чонгука, поднося к уху смартфон. Гудки идут мучительно долго, царапая и так оголенные нервы омеги, который вот-вот и взорвется. Звонит он, конечно, не для того, чтобы попросить парня выйти к нему, а только для того, чтобы пожаловаться, что он якобы потерялся. Но, вообще, он правда потерялся, просто для него это отличная отмазка, чтобы не выставлять себя проигравшим. И пока он слушает, как голос робота посылает его к черту, на деле же вежливо говорит, что абонент недоступен, но Тэхен-то на пике злости слышит только грубости, он чувствует очередную порцию странного недомогания. Юноша сбрасывает звонок, желая снова набрать номер, но в какой-то момент, когда он слышит хруст ветки, он поднимает голову слишком резко, будто олень, учуявший хищника. Ким сразу же выключает телефон, крепко сжимая его и медленно убирая в карман, присматриваясь к стволам деревьев. — Чонгук, если ты опять удумал меня пугать, то не выйдет. Шутка, повторенная дважды, для меня уже не будет смешной, — не кричит, но говорит с достаточной громкостью, чтобы альфа услышал. Правда, после долгой паузы никто не реагирует, будто здесь никого и нет. — Хватит, ну как ребенок, — хнычет Тэхен, которому это правда уже надоедает. Совсем не смешно и очень глупо. — Выходи, иначе я пойду в академию. Даже после такой серьезной угрозы следует только тишина. Тэхен хмурится, принюхивается, но ничего сверхъестественного не чувствует — лишь запах древесины и сырости после прошедших дождей. Присматриваться тоже особо не получается в такой-то темноте, он ведь не вампир и не волк, чтобы четко видеть. Звуки больше никакие не слышатся. И все это приводит его к мысли, что он разговаривал либо с самим собой, либо с пробежавшим кроликом, который и придавил своими лапами какую-нибудь ветку на земле. Ким закатывает глаза и разворачивает в ту сторону, откуда и пришел, чтобы попытаться найти дорогу до Векового древа. Он идет так уверенно, будто точно знает путь, хотя, по правде, глаз настолько замылился, что все деревья и картинки становятся до безобразия похожими, абсолютно неразличимыми. Еще и значительно холодно становится, на часах давно перевалило за полночь, что омега чувствует, как порывистый ветер добирается аж до самых костей. Он все скукоживается, запахивает свою джинсовую куртку, а лицо передает такую забавно детскую злость. Тэхен еще и не просто идет, а буквально топает как дитя малое, которого лишили конфеты или запретили устраивать шалости. Он все бубнит себе под нос какие-то проклятия, обещая поджечь эти чертовы бордовые пряди на голове Чонгука за то, что притащил его сюда, еще и посмел бросить. И все это море оскорблений, которые сыплет омега не стесняясь, продолжается до тех пор, пока его не заставляют вновь замереть на месте. Тэхен замечает что-то очень быстро проскользнувшее по левую сторону от него. Теперь он пятится назад, прогоняя злость и обиду, округляя глаза. И пока юноша отходит вправо, за спиной снова кто-то молниеносно пробегает. — Чонгук, перестань, — шипит Ким, снова не получая ответ. Тэхену в голову почему-то сразу приходит рассказ Чимина об Изгоях, о том, какие они страшные, дикие и внезапные. О том, как легко смогли пересечь границу и подобраться непозволительно близко. Что если это кто-то из них пробежал? Он был очень быстр, но омега сомневается в том, что это был точно Чонгук. Тэхен срывается на бег, стараясь добраться хотя бы до Векового древа. Оно под защитой, которую Мари накладывает каждый год. Дерево в любую минуту может помочь нуждающемуся волку, вампиру или магам, обеспечить им покой и безопасность от злых сил — это самый правильный выбор, если нет возможности сражаться, добежать до академии или патрулируемых границ. Тэхен готов честно признаться — он никогда не испытывал такой страх, как сейчас, когда боковым зрением видит фантом человеческой фигуры, шныряющей от одного дерева к другому, продолжая гнаться за ним. Он чувствует себя самой настоящей жертвой, потому что сомневается, что с ним просто играют. Внутри начинает нарастать паника от ощущения своей беспомощности, все тело покрывается испариной, а сердце стучит как перед полной и окончательной остановкой. Владеть сильной магией — это одно, но сталкиваться с настоящими врагами в реальном мире — это уже совершенно по-другому. Их к этому не готовили, не говорили, что они будут в опасности и без защиты со стороны вампиров и волков. Оттого и страшно. Еще страх нагоняет собственный мозг, который снова и снова прокручивает в голове слова Чимина об Изгоях, о том, как ему самому было жутко рядом с ними. Тэхен визуализирует перед глазами слезы друга, когда тот вспоминал ужасную встречу и то, что было после нее. Омега даже чувствует, как медленно у него в уголках глаз скапливается влага от понимания, что он никуда не убежит. Если это существо захочет, то обязательно догонит его и растерзает на кусочки. Тэхен уверен, что ему даже собственная магия не поможет. Даже Вековое древо, которое он вот уже видит невдалеке, не спасет, потому что нечто близко, оно почти дышит ему в затылок, продолжая кружить то спереди, то сзади, то по бокам. — Помогите! — успевает завизжать на весь лес Тэхен, когда его ловят в охапку, а он слышит у своего уха рык и чвакающий звук вырастающих из десен клыков. Он замирает, жмурится и в следующее мгновение слышит знакомый заливистый смех. — Ну ты и трусишка, — почти шепчет Чонгук, убирает клыки и коротко целует омегу в шею, наслаждаясь теплом чужого тела, что так приятно обнимать. Тэхен понимает не сразу, медленно поднимает потяжелевшие веки, поворачивает голову вбок и видит лицо вампира, которого уже реально начинает ненавидеть. — Конченный! — отталкивает от себя альфу, выбираясь из кольца его рук, крича в порыве еще не отпустившей паники. — Ты, блять, совсем ебанулся?! — смотрит на Чонгука слезящимися глазами, агрессивно шмыгая носом. — Тише ты, всю армию сюда призовешь сейчас, — осматривается по сторонам, пытаясь подойти ближе к юноше. — Да пошел ты нахуй! — продолжает рычать на него Тэхен, разворачивается и, проходя мимо Векового древа, идет к тропинке в академию. — Детка, постой, — смеется Чон, подбегая к парню, пытаясь взять его за руку. — Не трогай меня, блять! — вырывает собственное запястье, останавливается только для того, чтобы глянуть на альфу полным ненависти взглядом, и продолжает идти по тропе. — Не смей ко мне больше подходить, не смей со мной больше разговаривать. Чон Чонгук, — снова неожиданно останавливается, заставляя парня врезаться в свою спину, — еще раз увижу тебя в академии — я тебе реально все кости переломаю ебаной куклой вуду, — тычет пальцем в грудь улыбающегося вампира, который, кажется, еще не понял, что омега вовсе не шутит. — Ты же любишь юмор, вечно надо мной издеваешься и находишь это веселым. Почему мне нельзя отвечать тебе тем же? — негодует юноша. — Потому что ты тупой! — нервно усмехается Тэхен. — Есть разница между безобидными шутками и серьезными вещами, связанными с Изгоями. — Безобидными шутками? — грубо хватает он омегу за запястье, заставляя остановиться, поворачивая к себе лицом. — Ты в меня горящие ножи отправил! — Я это сделал на территории академии, где рядом есть врачи и те, кто тебе помог бы. А ты, зная о нынешней ситуации на наших землях, решил, что можно заставить меня бояться за свою жизнь, притворившись Изгоем. — Я не пытался быть Изгоем, это лишь твоя фантазия дорисовала. — Наверное, дорисовала она потому, что мой друг на днях встретился с нашим врагом. Я видел тот ужас на его лице, — щурится омега, всматриваясь в глаза, которые, кажется, теперь понимают, о чем речь. — Прости, я, наверное, просто не подумал и правда переборщил, — виновато опускает голову, но руку ведьмы не выпускает из плена, поглаживая запястье пальцами. — Вот и ответ на твой вопрос, почему я не хочу отношений, тем более с тобой, — поджимает губы Тэхен, с грустью вздыхая. — Потому что ты ребенок, который еще не научился думать своей башкой, — омега выдергивает руку и уходит вниз по тропе к академии, оставляя альфу стоять в одиночестве. Тэхен заходит в их с Чимином комнату как можно тише, включает только ночник у своей кровати, чтобы не будить сладко спящего, вымотавшегося после долгих занятий и тренировок друга. Он устало снимает с себя куртку, вешая на крючок у двери, садится на кровать и тянется к ботинкам, чтобы расшнуровать их и снять. Тэхен замечает на своем запястье какой-то браслет-цепочку серебристого цвета с маленьким магнитом. Парень хмурится и выпрямляется, дотрагиваясь до украшения, рассматривая его. У него точно не было таких браслетов, зато он хорошо помнит, что похожий видел у Чонгука сегодня на дурацком свидании, которое таковым даже и не назовешь. Тэхен не успевает даже сообразить, когда на рабочем столе, куда он положил свой смартфон, вспыхивает неяркий свет гаджета. Он подходит ближе и видит сообщение от того самого, кто заставил его сегодня изрядно понервничать. JJK: Прости меня… Я просрал свой шанс, да?

KTH: Да.

Ты отдал мне свой браслет?

JJK: Нет, я купил его и тот, что был на мне, сегодня перед нашим свиданием. Это парные украшения. Ну, знаешь, как у парочек типа.

KTH: Встретимся завтра перед занятиями, я верну его тебе.

JJK: Я тебя боюсь, ты сказал, не приближаться к тебе.

KTH: Блять, Чон Чонгук, я могу быть иногда вспыльчивым?

JJK: Не понял…

KTH: Тупой потому что, вот и не понял.

JJK: Не обзывайся :(

KTH: Ты сделал хуйню сегодня

Но

И Тэхен вдруг задумывается после этого многозначительного «но». Вообще-то, находясь сейчас в безопасности, обдумывая все, что произошло на свидании, он приходит к одной мысли — «понравилось». Ему правда понравилось почти все, что было. Его могут назвать точно таким же «конченным», каким он назвал Чонгука, но суть в том, что ему было не скучно, он получил такую огромную дозу драйва, какую давно уже не испытывал. Да, альфа изрядно его напугал. Так делать не стоило после того, что произошло днями ранее. И Тэхен будет за это рычать на вампира еще очень долго, чтобы до того дошло, что так делать не стоит. Но все остальное было весьма необычным: ночной лес, атмосфера, детские прятки. Не было глупых ресторанов, цветов, ухаживаний и романтических соплей, которые Ким очень не любит. Было страшно, было жутко. Повторил бы? Ни за что. Но это было, и он чувствует, как внутри удовольствие растекается после пережитого стресса. Что-то ему подсказывает, что, даже если бы там был настоящий Изгой, Чонгук не позволил бы ему быть в реальной опасности. То, что Тэхен сказал, перед тем как уйти, правда. Он все еще в огромнейших сомнениях о том, стоит ли давать Чонгуку еще возможности. Тут даже дело не столько в самом вампире, сколько в омеге. Он не уверен от слова совсем в том, что отношения — это то, что ему сейчас нужно. Это ведь ответственность, трата внутреннего ресурса, нужно будет жертвовать время и концентрацию на это. И кто знает, может, все закончится после выпускного. Тэхен не хочет переживать еще одно болезненное расставание, не хочет слышать фразу, выбитую на сердце: «Чего ты ожидал? Это же все временно было, летний роман». Ким не хочет, чтобы на этот раз перерастало все в такой же типичный школьный роман. Не выдержит снова из себя сердце вырывать. То, что было с бывшим, он пережил. Но переживет ли с Чонгуком? Альфа такая махина, состоящая из огромного энтузиазма, щенячьей влюбчивости, харизмы и напора, с которым Тэхен уже сейчас не может справиться. JJK: Но… Что?

KTH: Ничего, забудь.

Свидание зачет.

Пока.

Коротко отвечает Тэхен, сливаясь с разговора, выключая телефон, чтобы больше не видеть никаких сообщений. Он продолжает переодеваться в пижаму, приводить себя в порядок, смывая весь макияж, идет в ванную недалеко от их комнаты, проходя все водные процедуры, а затем ложится в постель, забыв снять новое украшение. Его запястье лежит на подушке, подсвечиваемое тусклым ночником. Омега все смотрит на браслет, вспоминает Чонгука, их сегодняшнее свидание и долго, долго, очень долго мучает себя мыслями, в итоге засыпая с улыбкой на устах.