warmth.

Юнги схватил свои ключи и поспешил в больницу к Хосоку. Ему сказали, что Хосок упал в обморок, когда шёл работать во вторую смену после танцевальной практики. Всё, что Юнги мог вообразить — это помутнение в глазах Хосока и его поочерёдно сгибающиеся ноги, ощущение, что земля под ними дрожит, паника, потеря чувствительности конечностей и тело, распластавшееся на холодной земле. Конечно, на самом деле ничего из этого не произошло в реальности. Хосок потерял сознание, лежал на асфальте до тех пор, пока его не увидел прохожий и всего через несколько минут вызвал скорую помощь. Юнги никогда не был реалистом, всегда думал о худшем. Намджун сидел и ждал, прокручивая в руках свой телефон, когда Юнги подошёл к нему, тяжело дыша. Прежде чем что-то сказать, он повернулся, чтобы посмотреть на Хосока через маленькое окно в двери. Он увидел, как младший, подключенный к капельнице, крепко спит, медсестра рядом с ним проверяет его жизненно важные органы, держа в руке планшет. Он выглядел умиротворенным, как будто это был единственный момент, когда Чон смог получить заслуженный отдых. Он выглядел не совсем здоровым, бледная кожа контрастировала с его золотисто-медовым цветом лица, он даже выглядел худее, чем обычно, но, что самое главное, он выглядел очень грустным. Юнги сжал руку кулак и впился взглядом в сидящего напротив него друга. — Я спросил тебя, Намджун, как он, это, — рявкнул Мин, указывая на Хосока через дверь, — совсем не в порядке, — буркнул он. — Успокойся, хён, он упал в обморок от обезвоживания, ему поставили капельницу, с ним все будет в порядке- — Перестань говорить, что он в порядке! — взбесился Юнги, получая неодобрительные взгляды медсестер, сидящих в приемной. — Он не хотел, чтобы ты знал, — сказал Намджун шепотом, осознавая раздражительность Юнги. — Это он так сказал? Намджун кивнул: — Он говорил что-то наподобие того, что не хочет выглядеть в твоих глазах, как студент с постоянными проблемами, — Ким посмотрел на спящую фигуру, — я не знаю, что именно он имел ввиду. — Прости за крик, я просто волнуюсь, — объяснил Юнги, прежде чем вздохнуть и сесть рядом с другом. — Я не думаю, что ты должен быть здесь, — мягко выдохнул Намджун, положив руку на колено старшего для поддержки, — это может сделать ему хуже, — сказал он. Юнги провёл руками по волосам, положив голову между колен, он не хотел уходить, но Намджун был прав. — Я пойду, как только послушаю, что скажет медсестра, — сказал он, глядя в пол. Намджун ёрзал на сиденье, наклоняясь вперед и назад каждые несколько минут, время от времени поглядывая на Юнги. Намджун несколько раз открывал рот, чтобы что-то сказать, но сам не понимал почему у него не получалось, он лишь ловил воздух, как рыба. — Скажи уже, ты убиваешь меня своим молчанием, — сказал Юнги, не давая открыть Киму рот в очередной раз. Намджун прикусил нижнюю губу и начал потирать руку, он встал, расхаживая взад и вперед. — Слушай, не волнуйся, — тихо попросил он, положив руку на плечо Юнги, приседая, — Хосока выгнали из квартиры две недели назад — он не смог оплатить арендную плату, — сказал он, глядя вниз, — с тех пор он живёт у нас и валяется на нашем диване, но он почти не ест. Юнги горько смеется: — Скажи мне, что ты шутишь, — сказал он, глядя на Намджуна, — и ты только сейчас мне это рассказываешь? — Как я уже сказал, он не хотел, чтобы ты знал. Юнги недоверчиво покачал головой. Звук открывающейся позади них двери прервал их разговор, Юнги встал, ожидая того, что скажет медсестра. Намджун был прав, он потерял сознание от перенапряжения. Его лечение было простым: отдых, гидратация. Медсестра ушла, сказав им, что Чона могут выписать после того, как он проснется, поэтому Юнги решил послушать Намджуна и уйти. Он посмотрел на Хосока еще раз, прежде чем напомнить Намджуну написать ему, когда Хо выпишут. Спустя всего два дня Юнги пригласил Намджуна на завтрак. — Ненавижу хлопья, — невыразительно выпалил Намджун, глядя на стол, где Юнги сидел и разливал молоко в две миски. Юнги просто хитро улыбнулся, налил молоко и передал миску Намджуну: — Твоя ненависть к расточительству еды перевешивает ненависть к молоку, так что ешь, — заметил он. Намджун медленно взял ложку и начал есть, нахмурившись, он посмотрел на старшего: — Ты позвал меня на пытки, я знал, что мне следовало послушать своего Сокджинни, — пробормотал он. Оба ели в тишине, пока тарелки не опустели. Юнги решил, что пора бы уже рассказать причину их встречи: — Я хочу, чтобы ты мне помог, — внимательно глянул на реакцию друга, а затем продолжил, — я хочу, чтобы ты убедил Хосока переехать ко мне. Намджун медленно поставил свой кофе на стол и посмотрел в глаза Юнги, задумался сложив руки на столе. И тут он прыснул, проливая кофе на стол. Он хихикал, стуча по столу. Его смех был настолько издевательски искренним, что весь театральный кружок, в который ходил Намджун в старшей школе, сейчас ему позавидовал — подумал Юнги, глядя на него, приподняв брови, нейтрально ожидая окончания «выступления». Как только Намджун успокоился и взял салфетку, чтобы вытереть рубашку, он покачал головой: — Это было смешно, хён, — он хмыкнул, — ты меня развеселил. — Я серьёзно, — сказал Юнги, приподняв брови. — Нет, ты не такой, — заскулил Намджун, — скажи мне, что ты просто пошутил. — Меня не волнует то, чем ты занимаешься: будь то громкий секс с Джином, пробуждение в 4 часа утра или звон посуды во время готовки — перечислил он, — хочу, чтобы он убрался с твоего сломанного дивана. Его спина, должно быть, ужасно болит. Он же танцор, Джун, ему не положено спать на диване. — Думаю, это достойно восхищения, — улыбнулся он. Джун взял свою куртку и надел ее, на мгновение подумав: — Хорошо, я сделаю это, — сказал он, обматывая свой шарф, связанный Джином на первую годовщину их отношений, вокруг шеи, завязав его узлом и затягивая в пиджак, — но это будет непросто. Юнги не нужен был сосед по комнате. Он был в полном порядке, нет, он был более чем счастлив жить один, в окружении собственного беспорядка и тишины. Так что сказать, что он все еще был более чем в порядке с переездом младшего к нему, было странно даже для любви Мина ко второму. Его собственный комфорт был менее важен, чем здоровье Хосока. Для Юнги все было менее важно, чем Хосок. Его план был прост: позаботиться о младшем, убедиться, что он жив и ест, он просто хочет, чтобы с Хосоком всё было в порядке, чтобы он был счастлив. Намджун был прав, это было непросто во всех смыслах. Но Хосок сам пришёл к согласию с предложением о переезде, потому что не мог больше терпеть. Не мог терпеть эти звуки секса, который так любил Сокджин; громкой музыки и чрезмерного количества растений, которые Намджун разложил по всей гостиной, прекрасно зная об аллергии Хосока. Всё было плохо и стало еще хуже; неужели он и правда переезжает к Мин Юнги? Ужасно. Зная, что Хосок приедет вечером, Юнги взял отгул на учебе, чтобы убрать квартиру, убрал беспорядок на кухне, отполировал ванную и открыл окна, чтобы впустить воздух. Он неожиданно для самого себя купил наклейку с цветком-смайликом, покупая продукты и прикрепил её к углу зеркала в ванной, нет, он не купил это, потому что это напомнило ему о каком-то определенном человеке. Он сидел на кровати, нервничая, руки слегка дрожали, он вел себя так, будто ненавидел младшего пару часов в неделю — это было нормально, он справлялся, ложь была его второй натурой. Но жить с ним? Это был совершенно новый мир, мир, в который он ещё не готов вступить. Солнце погрузило Сеул во мрак, когда Юнги услышал, как кто-то постучал в его дверь, сначала пара медленных ударов, а затем несколько нетерпеливых тумаков по двери. Он здесь. Он подождал несколько секунд, прежде чем двинуться с места, он не хотел, чтобы Хосок думал, что он ждет его прибытия, это было бы глупо. Его сердце забилось быстрее, когда он встал и попытался расслабиться, он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, Юнги быстро повернулся и направился в коридор, ударившись ногой об угол стола, попытка расслабиться провалилась. Бля, как больно. Хосок вошел, как только дверь открылась, сначала он выглядел неуверенно. Парень держал коробку, таща небольшой чемодан другой рукой, так мало вещей — заметил Юнги. Чон выглядел лучше, чем в последний раз, когда Мин видел его на больничной койке, его кожа снова засветилась, он поставил коробку на диван и повернулся. Они оба не знали, что сказать, пока младший скрестил руки на груди, предпочитая смотреть на все остальное, кроме старшего, Юнги наблюдал за ним. Хосок начал ходить, анализируя место, сначала просто глазами, а затем руками, сначала касаясь скатерти, а затем горящей свечи на столе. Квартира Юнги была тускло освещена и довольно холодна, больше похожа на пещеру, чем на дом. И в переносном, и в прямом смысле. Юнги знал это. В глубине квартиры была спальня Юнги, единственная часть, которая не покоилась во мраке. Компьютер освещал комнату, свет отражался от сертификатов, висящих на стене. Постоянное напоминание о том, насколько он успешен или вынужден таким быть. На стене висели призы, на полках: «Стипендия для бизнеса», «Будущий генеральный директор». Младший остановился прямо перед комнатой Юнги, его дверь была слегка приоткрыта, казалось, Хо хотел войти и Юнги собирался вмешаться, чтобы помешать ему войти, прежде чем младший вернулся в гостиную к Юнги. Единственным звуком в квартире было жужжание холодильника, доносившееся из кухни, и его собственное сердце, бьющееся в ушах. Жить с Чон Хосоком, Чон Хосоком, который его презирает, Чон Хосоком, которого он любит — месть мира за все его ошибки. — Здесь только одна кровать, — сказал Юнги, нарушая тишину. — Скажи мне, что ты шутишь, — Хосок повернулся, чтобы посмотреть на Юнги, приоткрыв рот. Какой же красивый рот. — Конечно, я шучу, Чон, мы не в романтической комедии. Комната напротив моей — твоя, но ванная только одна, так что её придётся делить, — ответил Юнги, оборачиваясь, поднимая чемодан, и относя его в комнату Хосока. — Всё в порядке, переживу, — пожал плечами Хосок. Он последовал за Юнги и поставил коробку, которую нёс прежде, на пустую кровать. В его стояла небольшая прикроватная тумбочка с кроватью и столом. Стены выкрашены в светло-серый цвет, окна застилали черными занавесками, всё было довольно тёмным. Не совсем по вкусу Хосоку, но кто он такой, чтобы жаловаться. После жизни на старом диване в окружении растений-убийц эта комната кажется раем и глотком свежего воздуха. — Можешь обустроить комнату как хочешь, я знаю, что это не тот стиль, который ты предпочитаешь, — пробормотал Юнги, — мы можем-, — он осёкся, — ты можешь купить краску и другие вещи, я не возражаю, раз ты платишь за аренду, то это и твой дом. Младший ёрзает при этом, потирая руку о шею. Он оглянулся и увидел, что Юнги все ещё стоит и наблюдает за ним. — Что-то еще? — прохрипел младший, Юнги наклонил голову и подошёл к нему. Хо попятился назад, слегка споткнувшись о свой чемодан за спиной, вытирая пот с рук о шорты. — Как только ты закончишь, выходи в гостиную, — прошептал Юнги, находясь ближе, чем это было необходимо, — нам нужно кое-что обсудить, прежде чем ты сможешь полностью почувствовать себя как дома. Младший кивнул и вернулся к распаковке вещей, Юнги воспринял это, как просьбу уйти, но стоя в дверях обернулся и услышал тихое «спасибо» Хосока, — он улыбнулся про себя и закрыл дверь. Хосок может ненавидеть Мина до боли в печёнках, но манеры у него всё-таки есть. После того, как Хосок принял душ и переоделся в домашнюю одежду, он сел за кухонный стол напротив Юнги, ожидая, когда второй начнёт говорить. Юнги предложил печенье, протягивая руку, но младший отказался, скрестив руки на груди. Ладно, сразу к делу. — Установим некоторые правила. Ты не можешь приводить сюда людей для траха, это квартира, а не мотель, Чон. «Я лучше умру, чем услышу, как кто-то другой доставляет тебе удовольствие», — на мгновение Юнги задумался: — То же самое касается меня. «Для меня существуешь только ты.» Он сломал печенье пополам и положил его в рот, мягко пережёвывая. У младшего, похоже, не было того, кого он мог приводить, потому что он особо не возражал, — если тебе нужно что-то купить, напиши это на листике и приклей на холодильник, я хожу в супермаркет каждое воскресенье, поэтому могу купить. Взамен, на тебе уборка. С некоторыми вещами Хосок, похоже, был не согласен. Он быстро покачал головой, влажные волосы подпрыгивали вверх и вниз. — Я не могу позволить тебе платить за меня, — возразил Хо. — Я покупаю яйца, молоко и хлеб, Чон, я не покупаю тебе мраморную говядину, не усложняй. Я ненавижу уборку, так что буду тебе очень признателен, — ответил Юнги, младшему. — Хорошо, — ответил он. Юнги откинулся на стуле и сделал глоток чая, он поставил его и втянул воздух через рот, думая, что еще сказать: — Ни при каких обстоятельствах не входи в мою комнату, это запрещено. Даже если я умираю, не входи. Хосок усмехнулся: — Ты прячешь там труп? — спросил он слегка раздражённо, — и кроме того, зачем мне заходить в твою комнату, Мин, если я хочу быть как можно дальше от тебя. Оу. — Труп там окажется если ты туда войдёшь, — совершенно серьёзно заявил Юнги, — не думаю, что мы вдвоём хотим узнать, что в таком случае случится. Зайдёшь — узнаешь про все песни, которые написаны про тебя. И там будет тело, и оно будет моим. Я умру от стыда и буду лежать на полу. — Хорошо. — Есть ли правила, которые ты хотел бы добавить? — Ты не можешь ни отказать, ни засмеяться на то, что я сейчас скажу, — уверенно проговорил Хосок, Юнги просто наклонил голову, полностью сосредоточившись на том, что сказал другой, — если здесь окажется жук, маленький, большой, крошечный, длинный, волосатый, — тяжело вздохнул Чон, — мне плевать, ты убьёшь его и уберёшь его внутренности с глаз моих. День, утро, четыре часа ночи, мне все равно, — перечислил он, тыча в Юнги указательным пальцем, — ты уберешь это нечто от меня подальше. — Это твоё дополнение к правилам? , — задумчиво спросил Юнги. — Да, я очень серьезно отношусь к этому. — Хорошо, что-нибудь еще? — Да, — Хосок поколебался с несколько мгновений, теребя низ своей рубашки, — я бы почувствовал себя лучше, если бы мы… — он жутко стеснялся говорить и задумался подбирая правильные слова, — ты знаешь, думаю, это не имеет значения, — ответил он. — Ты уверен? Ты можешь сказать мне. — Нет, всё в порядке. — Тогда ладно. После этого разговора они мало виделись — оба держались вне поля зрения друг друга. Юнги несколько раз пытался постучать в дверь Хосока, чтобы спросить, ел ли он, но чувствовал, что это может пересечь границы ему дозволенного к чему младший не был готов. Он не мог представить, как Хосок ужинает с ним, поэтому он просто стоял возле двери и ждал, подняв кулак в воздух, пока полностью не терял уверенность, возвращался в свою комнату с едой и продолжал работу над своей диссертацией. Может, завтра — подумал он. Достаточно скоро Юнги понял, что жить с Хосоком было мучительнее, чем он думал, его чувства обострились с тех пор, как танцор вошёл, прошло всего три часа, но он не может сосредоточиться, его мысли задаются вопросом: Как он? Он чувствует себя как дома? Он ел? Он обошел свою комнату, обдумывая, что делать, решив, что любопытство убивает его, он сделал то, что считал лучшим выходом из ситуации, написал Намджуну. — Напиши Хосоку и спроси: ел ли он. — Я тебя убью, Намджун. — Какого хрена, Намджун? — Он буквально в комнате напротив тебя, Юнги, я разорву твою задницу пополам, если ты сам не спросишь это у него. — Привет, Сокджин-хен. — Привет, Юнги-я:) В четвертый раз за сегодня он подошёл к комнате Хосока. Юнги расхаживал взад и вперед перед его дверью, обдумывая то, что он собирался сделать снова и снова. Наконец, остановился, медленно поднял кулак в воздухе всего в паре сантиметров от твердой поверхности, готовый стучать. «Тебе нужно просто постучать, Юнги.» Он глубоко вздохнул, и дверь распахнулась, и младший смотрел прямо на него, приподняв брови. — Мин, это уже четвертый раз, — сказал он, — в четвертый раз ты подходишь к этой двери. Глаза Юнги расширились, рука все еще висела в воздухе, отказываясь опускаться обратно. — Ты ведь знаешь, что у тебя скрипучие половицы, верно? Ходишь взад и вперед, останавливаясь, а затем снова ходишь туда-сюда и что-то планируешь, — сказал младший, рука все еще оставалась на ручке двери и была готова захлопнуть её обратно. Юнги наконец опустил руку и сглотнул, прочищая горло. — Я просто хотел сказать, — начал он, — я думаю, что тебе следует… — он продолжал чесать затылок, — перестань так много шуметь, Чон, ты очень громкий. — Что? — смущённо спросил Хосок. Действительно, какого хрена, Юнги. Он знал, что младший не производил никакого шума, поэтому его мозг придумал это вместо того, чтобы просто сказать три простых слова, вроде: «Ты ел». Ему было неловко. Юнги развернулся и бросился в свою комнату, захлопнув дверь с громким стуком. Следующее, что он услышал, это Хосок, который точно так же хлопнул дверью и включил музыку. Похоже, Хо и правда решил стать «громким». Спустя два сообщения с жалобами, одно от господина Чо из квартиры 503 и семьи Пак из 501, он направился в комнату Хосока, громко стуча. Мин ждал, пока песня закончится, чтобы младший его услышал. Следующая песня не началась, и через несколько секунд младший открыл дверь с таким видом, будто ему это всё уже жутко надоело. Он кивнул Юнги, как бы говоря, что ты хочешь на этот раз, и скрестил руки на груди. Юнги на мгновение закрыл глаза и выдохнул через нос. — Послушай, — начал он, — я не имел в виду то, что сказал раньше. На самом деле я пришёл, чтобы спросить, ел ли ты и как у тебя дела, — объяснил Юнги. Тело танцора слегка расслабилось, руки упали рядом, а голова наклонилась влево. — Я хотел убедиться, что ты нашёл всё, что тебе нужно, — закончил Юнги, понимая, что это всё, что он хотел сказать. Хосок схватил его за запястье, заставляя Юнги повернуть голову, танцор выглядел сбитым с толку. — На самом деле я не смог разобраться, как работает микроволновка и съел только чашку лапши. Все кнопки были на русском? — спросил он. Юнги скривился, его другу из университета нужны были деньги, поэтому он пытался продать свою микроволновку. Юнги просто не мог отказать ему и купил её. И вот, мягкие руки Хосока обвились вокруг запястья Юнги, покупка микроволновки была сделана не зря. Юнги вывернул руку из хватки Хосока и вместо этого крепко сжал его руку. Кожа руки была гладкой и нежной, как у младенца. Прежде чем Хосок успел среагировать или отодвинуться, он повёл его на кухню и отпустил, открывая холодильник. Хосок стоял позади старшего и пытался разглядеть что он ищет. Юнги вытащил контейнер, снял с него пластиковую крышку и поместил в микроволновую печь, осторожно потянул Хосока к себе, чтобы показать, как работать с машиной, он указал на первую кнопку слева. — Этот запускает микроволновую печь, — объяснил он, воспользовавшись возможностью взглянуть на черты лица Хосока, пока другой наблюдал за тем местом, куда он указывал пальцем, — рядом находится кнопка выключения, — продолжает он, — чтобы добавить время, нажимай эту кнопку, каждое нажатие добавляет 30 секунд, — закончил он, нажав кнопку пять раз. Как только он сказал, что микроволновка начала вращаться, младший хлопнул в ладоши и повернулся к Юнги, они были очень близко друг к другу. Юнги хотел протянуть руку, хотел прикоснуться к Хосоку, больше держать его за руку, но вместо этого он попятился, взял воду из холодильника, достал еду, как только микроволновка запищала и поставил всё на стол. Затем он взял столовые приборы из первого ящика под раковиной и показал Хосоку, где находится с соусами. Он посмотрел на него в последний раз и улыбнулся, пожелав ему спокойной ночи. Хосок сел и уставился на подогретую еду, он пытался не улыбаться, но это было тяжело. Чон ненавидел Юнги, в этом он уверен, так почему же его щеки краснеют? Должно быть, от голода, — подумал младший. Мин закрыл за собой дверь и лёг на кровать. Все его мысли были о руках Хосока, о его губах и носе, о мокрых волосах после душа, его разум был затуманен младшим. Юнги выключил свет и отправил короткое сообщение Намджуну. — Он поел:) — Сейчас три часа ночи, Юнги, ему стоило поесть шесть часов назад, когда ты впервые написал мне. — Спокойной ночи, Сокджин-хён. — Спокойной ночи, милый:) Юнги застонал от образа младшего, который не выходил из головы, заблокировал телефон и заснул. Всю ночь мысли были заняты ямочками на щеках и родинками на губах.