Изменить всё

Не то чтобы Гарри верил в удачу хотя бы когда-то давно, но почему-то уверенность в том, что он был ее помазанником, давно и прочно укрепилась в его сознании. Верить и знать — совершенно разные вещи. Стоило лишь часам пробить полдень, как в его комнату молчаливо-разьяренной фурией влетела Лили. С сердито поджатыми губами она бросила на его кровать письмо из Хогвартса и, глянув на него разочарованно, ушла. Отчего-то на душе Поттера стало гадко. То опустошение до сих пор оставалось в нем, и желания распечатать конверт, знаменующий начало новой, замечательной жизни, не было от слова "совсем". Гарри молча лег на кровать и закрыл глаза, ощущая себя так, будто снова несколько суток бегал от егерей по лесам Албании. Медленно его разум окутал туман, дарящий своей лёгкой и влажной прохладой некоторое успокоение. Гарри разом стало как-то безразлично то гадкое чувство где-то в груди, стало плевать на Поттеров и на так волнующего его душу Волдеморта. В конце концов, он же целую неделю провел вместе с Гермионой в подвалах Малфой-менора, разве же могли задеть его глупые слова какой-то там матери? Он действительно пытался убедить себя в этом, и, надо сказать, даже отчасти успешно. Гарри вспомнил, как тихо пела Грейнджер по ночам, пытаясь скрыть дрожащий голос и в то же время нарушить эту сводящую с ума тишину и неизвестность. Её тихий, хриплый голос до сих пор порой звучал в его голове, заблудившийся в коридорах памяти и до сих пор не нашедший своего приюта. Крики Гермионы он тоже слышал, но они запомнились Гарри не так хорошо — столько лет он пытался их позабыть, столько времени целенаправленно перебивал воспоминания, что однажды действительно начал забывать. Он помнил прошивающую все его тело боль от совсем не оригинального круциатуса, помнил собственные вопли и ухмылку Фенрира Сивого, когда тот на глазах рыдающего Гарри раздирал руку бессознательной Гермионы. Когда она поняла, что произошло, она просто улыбнулась дрожащими губами и сказала, что быть оборотнем не так уж плохо. Например, в книжке она читала об их ускоренной регенерации и огромной физической силе. О том, как приглушённо звучали всхлипы Гермионы ночью, когда она думала, что он спал, Гарри никогда не забудет, как бы ни пытался сделать это. Как-то совсем неуместно вспомнился смех Беллатрикс, когда та истязала его единственную подругу и разрывала ее внутренности, впрочем, тут же залечивая нанесенные раны. Преждевременной смерти маглокровки они не хотели. Порой Гарри казалось, что из них двоих больше всего мучили именно девушку. На собственную боль ему было плевать, однако видеть страдания Гермионы для Гарри было невыносимо — и Пожиратели это поняли. Наверное, именно поэтому все тело Грейнджер под конец было похоже на один сплошной шрам, а Гарри обошелся всего лишь рукой, которую позже с лёгкостью пришил обратно магловский хирург под Империо. Гарри вновь засмеялся, и вновь не понял, над чем. Он не хотел смеяться, но улыбку будто приклеили к его лицу. В лёгких заканчивался воздух, а он все хохотал, неспособный остановиться. — Силенцио! — послышался будто сквозь какую-то пелену голос Лили, и смех прервался сам по себе еще до того, как заклятье успело долететь до его тела. Медленно настроение Гарри становилось мрачным, теряя последние нотки... чего-либо, в общем. Он открыл глаза и посмотрел на взволнованное лицо Лили, маячащее перед ним. Поняв, что он проснулся, она тут же наигранно-сердито поджала губы и отпрянула от него. — Твоих истерик тут нам не нужно. Роза спит, будь потише. Гарри молча кивнул, и она ушла. С мрачным удовлетворением он понял, что в его душе ничто не дрогнуло от вида глаз миссис Поттер. Признавать, что вот это было его матерью, Гарри отказывался. Это была лишь жалкая копия его настоящей матери, которую создал параллельный мир, словно отражая настоящую Лили каким-то кривым зеркалом. Этим же вечером вернувшийся с работы Джеймс, посмотрев на Гарри, предложил ему съездить к тётушке Петунье и провести остаток лета у неё, а в последний день сходить в Косой переулок и закупиться всем необходимым. Гарри на автомате дал свое согласие, а когда понял, что сказал, лишь тяжело вздохнул. Ну, Дурсли точно не будут страшнее, чем в прошлой жизни. Этой ночью Гарри вновь прокрался в зал предков, и в этот раз Харальд встречал его обаятельнейшей улыбкой, а не оценивающим взглядом и вопросами. Гарри узнал о нескольких тайных проходах в Хогвартсе, о парочке десятков тайников с таинственным "заглянешь — узнаешь" и о кучке мест, в которых можно было бы провести пару дней в одиночестве, скрываясь от профессоров и учеников, но ничего полезного так и не выяснил. Правда, ему сказали, что в паре тайников помимо всего были и книги, которые сейчас редко где можно было бы встретить, а в одном тайнике хранился портрет, в который мог заглядывать кто угодно из этого зала. В общем и целом, Гарри был почти уверен в том, что навещать его будет в первую очередь Харальд — уж больно многозначительно этот змей сверкнул глазами, когда услышал об этой картине. Ну, самый живой из здесь находящихся Поттеров был не против, ведь, как он полагал, Харальд был большой шишкой в истории их рода. Вот только почему он никогда не находил его имени в книгах? Может, просто мало читал?.. Рано утром он тихо вернулся в свою комнату и притворился спящим. Вовремя, ведь уже через несколько минут к нему забежала счастливая Роза, разбудила его тычком в бок и, таща его за собой на буксире, сообщила, что его зовут родители. Гарри фыркнул, погладив ее по голове, и послал девочку завтракать. Сам же он вернулся в комнату, собрал в чемодан нехитрые пожитки и спустился вниз. Джеймс взял его за руку, и через секунду они стояли на пороге дома, который когда-то давно в детстве снился магу в кошмарах. Гарри вдохнул полузабытый запах Тисовой улицы, на которой совершенно ничего не изменилось, и подумал о том, что даже рад вернуться сюда. Он скучал по тем временам, когда все было так просто и понятно, когда у него ещё была надежда на будущее и единственной его проблемой было то, что он неровно подстриг газон. И пусть тогда для него кошмаром было не сделать того, что ему сказала Петунья, или всю жизнь прожить в этом чулане под лестницей — он скучал, ведь именно здесь Гарри провел все свое детство и получил элементарные навыки выживания. Джеймс оставил Гарри на пороге дома номер четыре, посмотрел на него как-то грустно и, попрощавшись, аппарировал домой. Гарри, постояв с минут на пороге, постучался в дверь. Послышались тихие шаги, и дверь мягко раскрылась. Петунья Дурсль — здорово помолодевшая, не такая сухая и утомленная, посмотрела на него и тяжело вздохнула. — Безответственные идиоты, — вынесла вердикт она куда-то в небо, забирая у него рюкзак с расширением пространства и отходя от двери. — Проходи, Гарри, твоя комната на втором этаже в конце коридора. Можешь сложить вещи в шкаф, сейчас я принесу постельное белье. Поттер покосился на нее с непониманием, но прошел наверх, по давней привычке переступив вечно скрипящую ступеньку. В его старой, маленькой комнатке практически ничего не изменилось с того дня, когда он был тут в последний раз, разве что шторы были светлее, да кровать ещё не хранила на ножках царапины, оставленные светильником, который уронил много лет назад Добби. Гарри выходнул, падая на постель, и посмотрел на выбеленный потолок. А вот странное коричневое пятно в углу все ещё присутствовало, и от этого Поттер усмехнулся. Он прикрыл глаза, и тут же отчего-то вырубился. Хотя... ну, он не спал две ночи подряд, то, что он уснул сейчас, совсем не было удивительно. Он не знал, что ему снилось — наверное, как всегда, что-то из прошлого, но это мерзкое ощущение беспомощности и бесполезности, как всегда, своими липкими щупальцами оглаживало его сознание. Сквозь сон Гарри услышал какой-то громкий звук, и уже на рефлексах, которые, казалось, хранились не в теле, а где-то в самой подкорке разума, он подпрыгнул на кровати и потянулся под подушку. К сожалению, палочки у него не было, и об этом он вспомнил лишь через секунду. Петунья непонимающе смотрела на Поттера, а перед ней на полу лежал разбитый стакан с водой. — Ты что-то шептал во сне, — на удивление спокойно произнесла она, пальцами поднимая самые крупные осколки. — Я решила принести тебе воды, но ты закричал. Я испугалась. Давно тебе снятся кошмары? — как бы между делом спросила женщина, и такое ее поведение сбивало его с толку. Настоящая Петунья бы уже накричала на него и заставила убираться, и уж те более ей а голову не пришло бы принести ему воду или интересоваться его состоянием. — Не знаю, — сказал Гарри, отведя взгляд. Вообще-то лет с одиннадцати, но одиннадцать ему исполнилось вчера. — Думаю, тебе стоит сходить к психологу. Я запишу тебя на завтра, — все также невозмутимо произнесла миссис Дурсль, и, достав из кармана телефон и пачку сигарет, — Гарри на это пораженно закашлялся, — закурила, набирая какой-то номер. Гарри понимал, что ничего не понимал.