MILFурион

      Когда пришёл означенный срок, рабские ошейники у всех разом, словно роковые будильники, принялись ненавязчиво «покусывать» плоть, наполняя сознание малой болью и куда большим страхом. Я как раз сидел за столом, перемазавшись по уши, липким и сладким — с полным ртом, отгоняя жуткие мысли, увлечённо жевал что-то волосатое, фруктоподобное. Внешне эта странная хрень походила на бычью мошонку. Наощупь — походила ещё больше, даже в руках держать гадко, настолько похоже! Но на вкус оказалась, как смесь клубники, киви и сельдерея. Тан-Джи-Я тихонько и грустно, но хотя бы смеялась, глядя на то, как я неловко сплевывал волоски с кожуры, постоянно лезущие в рот. Когда «адские псы» на наших шеях подали признаки жизни, я едва не подавился от неожиданности, закашлявшись и брызнув фруктовым соком из носу. Взволнованно встретился взглядами с Танджи. С таким трудом добытые крохи маломальского спокойствия тотчас покинул нас. Эфемерная, инфантильная надежда — «да не может такого быть, всё как-нибудь наладится!» — как туманное облачко, развеялась и над всем этим чёртовым рабским «бараком», что вдруг стал мрачным, как затхлый склеп с мертвецами. Я с досадой швырнул недоеденный фрукт в дверь, заляпав липким соком массивные створки. Одной рукой вцепился в ошейник, второй коснулся ладони Танджи, качая головой и словно говоря, что всё будет в порядке. Но этот нелепый самообман, конечно же, не помог. Невесомые оковы пока несли лишь небольшой дискомфорт — как будто на коже туго затянули бечёвку из грубого волокна и проворачивали эту петлю, оставляя царапины. Но все пленники понимали, что сейчас эти лёгкие прикосновения, способные в любой миг вспыхнуть агональной феерией, не просто грозили вышибить пол из-под ног и лишить самих мыслей. Ныне от ошейников действительно веяло страшной вестью. Чан-Чан, видать, была не просто беспринципной сукой, но и опытной работорговкой. Дело продажи живого товара оказалось поставлено на поток и хорошо отработано. Оути не просто наняла пару трудяг, убиравших за пленниками и не понимавших, что происходит, а обзавелась даже целым штатом из работников тоти, занимавшихся приготовлением невольников к продаже. Наверное, здорово им платила, если малыши рисковали головами, влезая в подобное. Хотя если вспомнить их норов и любовь к авантюрам, то всё становилось вполне понятным. «Лисята» то и дело забегали в комнату и уводили с собой сопротивлявшийся «товар». Они не были вооружены, но это даже не требовалось. Любые наши попытки неповиновения тотчас пресекались незримым всевидящим оком — рубились на корню и жесточайшим образом. Поджарый, шустрый алант, не желавший первым даваться в руки, ловко уклонялся от загребущих пушистых ручонок, но рухнул словно подкошенный, скрутившись в агонии. Вторым на пол осел могучий скеланец, схвативший одного из тоти за шею и готовый вспороть мелкому брюхо когтистой пятернёй. Сила, ловкость, намерение — ничего из этого не имело значения. Подручные Чан-Чан деловито выдёргивали нас по одному, даже не успевая почуять на своей шкуре бессильную ярость пленников. И если судить по частоте появления тоти, торговля живым товаром шла бойко. Мне же в это всё ещё сложно было поверить. Неужели в среде Содружества, которое «пронзило» и «бороздит», находятся личности, охочие до владения рабов? Даже смертная казнь за работорговлю у скела — это больше грозное напоминание, чтобы никто не додумался до этой мерзости. И вот поди ж ты. Похоже, жил я в тепличных условиях, не желая даже подумать, насколько злым и властолюбивым может оказаться пресыщенный разум. Мечтал о бокальчике пива, долгом космическом путешествии и невероятно далёких звёздах. Жители у этих самых «далёких» мечтали стегать кнутами рабов. Что за абсурд… * * * Танджи увели третьей. Появившаяся парочка «лисят» деловито схватила девушку за руки и потащила к выходу. Ксагенианка с мольбой в глазах обернулась, беспомощно затрепетав крыльями, и тут моё притворное «материнское» сердце вздрогнуло. Понимая, что всё это напрасно, что мы даже толком не знаем друг друга, я в два шага оказался рядом со своей подругой «на час», преодолевая теперь уже перманентную боль от ошейника. Оба «лисёнка», даже не тявкнув, кубарем покатились по гладкому полу, отправившись в недолгий, но стремительный полёт по маршруту «поджопник — дверь». А мои руки обняли девушку, прижимая горячую ксаго к груди. Её «осиное» брюшко изогнулось, проходя меж моих ног, и подъёмом прижалось к ягодицам. Хитиновые пальчики сжали грубой охапкой соски, вминая пухлые ореолы в упругую плоть сисек. Девушка пыталась в последний раз прикоснуться всем телом.  — Спасибо!.. Спасибо за всё!.. — со слезами на глазах зашептала она, целуя меня в щёки. — Я не сдамся, обещаю!.. Я!.. Что случилось дальше, я не помню. Тот, кто держал руку на пульте от моей боли, на этот раз церемониться не стал совершенно. Меня не просто жахнуло на всю катушку, а от души звездануло! Да так, что с брызгами искр из глаз вышибло долой из сознания, выключив свет! Я даже не помню, как рухнул на пол. Очнулся, лёжа на прохладном бетоне с саднящей щекой — лицом вниз падал? Под головой нашлась скомканная на манер подушки тряпица. Проморгавшись и разгоняя онемение мысли, я с кряхтением приподнявшись на локтях и огляделся. Заторможено понял, что кроме меня и другой девушки-ксаго в комнате к этому времени никого уже не осталось. Долго же довелось проваляться без памяти.  — Вы в порядке? — тихо прощёлкала ксагенианка жвалами, и я тут же вспомнил говор двух придурков на пепелаце. Тембр, интонация — всё было очень похоже.  — Да, всё хорошо, — кивнул в ответ. Даже в такое мгновение пришлось изо всех сил давить в себе дурное, иррациональное желание избить эту особу. Сломать о колено её дрожавшие сегментные «руки», испуганно прижатые к миниатюрной девичьей груди. Вскоре увели и ксагенианку. Я остался один в пустоте огромной мрачной залы. Журчание воды в каскадах бассейнов, размеренный шелест лопостей вентилятора, да копошение хмурых мыслей — лишь это давало понять, что вокруг не какой-то кошмарный «сюрр», а я всё ещё жив. Беспомощно взъерошив короткие волосы — «мамочки, что ж со мной будет?!» — я в сердцах сгрёб со стола на пол посуду и плюхнулся на столешницу толстой задницей. На миг даже порадовался, что жопа такая солидная: не сбежать, так от бессилия хотя бы сочными «булками» громыхнуть о столешницу. Выразить своё нахрен никому не нужное «Фи!» Вцепившись пальцами в прохладную кромку, я постарался забыть о Танджи. Даже дал полную волю своей ненависти к ксаго, чтобы поскорее выбросить девушку из головы. Но её плачущее лицо то и дело всплывало из памяти перед глазами. Чертыхнувшись и спрыгнув обратно на пол, я одним движением обернул набок уже весь стол со скамейками. Посуда с яствами, словно гастрономическая лавина, полилась с грохотом на пол, а мои руки принялись ломать пустотелые стойки, намереваясь сообразить себе железку подлиньше. Всё это было напрасно, но бороться в одиночку с желанием завопить от страха и покорно ждать своей участи, было просто невмоготу. Металл оказался мягкий, но боль сшибла с ног всё равно раньше, не дав закончить начатое. Ещё минут через двадцать пришли и за мной, но на этот раз всё оказалось немного иначе. Один из тоти, хмурый и недовольный — похоже, тот, кому я выписал живительный пендаль под хвост — с мрачной рожей бросил к моим ногам ворох каких-то тряпочек-ниточек.  — Надевай, — буркнул он. — Живо! Чан-Чан приказала.  — А не пошла бы она на-а-а-А!.. — вскинул я над головой руку с оттопыренным средним пальцем, но слова застряли в горел, а грёбанная вспышка боли сшибла с ног. Кое-как подобрался, вставая на четвереньки, с яростью вскинув взгляд к непроглядному потолку.  — Да заебала ты, мразь, ронять по первому пово-о-о-О!.. — заорал в темноту, но снова скрутился от боли, оборвав крик дурным болезненным воплем. Теперь придавило секунд на тридцать — думал, что кончу, а потом кончусь. Наконец, откашлявшись и отдышавшись, приподнялся на дрожащих руках, снизу вверх зло глянув на синеволосую мелюзгу, надменно обмахивавшуюся хвостами. Сплюнул им под ноги — единственный доступный мне жест для выражения гнева. Тоти и не обиделись, понимая, что сейчас они у руля.  — Надевай, — уже вполне добродушно сказал всё тот же малыш. Тхотамец даже усмехнулся, но мне и без намёков была ясна причина его дружелюбия. Я так орал и бился в натуральной агонии, что катапультированный подсрачником тоти с лихвой исцелил свою попранную гордость.  — Надевай, — в третий раз повторил мелкий. — Иначе Чан-Чан тебя до полубеспамятства отхреначит… И всё равно будет так, как она хочет… Меня аж колотило от злобы и такой гадкой беспомощности. Я мог бы одним движением раздавить горло любому из этих синеволосых «лият» — рука бы не дрогнула. Мог бы даже упереться «рогами» и сполна выхватить свою порцию персонального ада прямо посреди комнаты для рабов. Но что мне это даст? Ничего, кроме боли и унижения — чем больше буду противиться, тем больнее будет телу и самолюбию. Грохнув кулаком об пол, я стиснул зубы, вздохнул и… подчинился, потянувшись к тряпочкам, лежавшим между коленей. «Чёрт с вами, козлы», — плескалась в голове леденящая ярость. — «Вы лишили меня преимущества в силе? Ну и хуй с вами. Тогда я сделаю вид, что сломался, ещё до того, как воля иссякнет по-настоящему! Прикажете плясать у шеста для стриптиза и вертеть задницей? Да сколько угодно — устрою вам шоу. Скажете надеть эти блядские тряпки? Несите ещё — влезу в них запросто. Но теперь, сучки, лучше вообще не убирайте пальца с кнопки на пульте! Драться я не умею, поэтому просто буду ебашить вас, пока кровью блевать не начнёте…» Ещё раз-другой вздохнув и стараясь поскорее вернуть видимую собранность духа, я принялся натягивать тончайшие тряпочки. Разумеется, это было женское бельё, чёрное и вызывающее. Что ещё могли принести фигуристой «рабыне»? Но если сказать, что изготовили брошенные к ногам тряпки для какой-нибудь шлюхи, то это было всё равно, что оскорбить тётеньку «нетяжёлого поведения». Трусики и лифчик представляли собой просто комок тонких шнурочков, скреплённых крохотными лоскутками ткани. Пятачки эти ничего не скрывали, а словно наоборот, подчёркивали те места, где женское тело хранило кое-что сладкое и манящее. Тем более они смотрелись нелепо на мне — тряпочек хватало лишь на то, чтобы прикрыть клитор и кое-как спрятать соски. Что ж, у меня и в самом деле фигура дородной тётки — отрицать это глупо. Поэтому такие шмотки вполне мне к лицу. Надену их запросто — даже не вякну… Я десяток секунд повозился с бельём, просто впрыгнув в ажурные труселя. Но из-за отсутствия опыта так и не смог застегнуть на себе тонкий лифчик. Груди легли в миниатюрные чаши, но как зафиксировать замочек на спине? Наверняка, всё элементарно, но особо думать об этом желания не было. Почти без смущения, я обернулся спиной к низкорослым конвоирам и присел на корточки.  — Помоги, — обратился к тоти и подвигал частями замочка. Мелкий хихикнул и ловко завершил моё облачение, не став ерепениться. Я обернулся, поправив бретельки на плечах, расправил пятачок ткани трусиков. Выгляжу, как та ещё шлюха, но если нужно для дела и не по собственной воле, то почему бы и нет? Другой тоти тем временем бросил мне в руки бесформенную балахонистую накидку — просто тряпку с дырой для головы в центре. Я надел и её, словно под пончо, спрятавшись почти целиком, до самых лодыжек под тёмной тканью. Конвоиры повели меня по коридорам. Ошейник непрестанно пощипывал. * * *  — Дамы и господа! Гуманоиды, инсектоиды и артроподы! Ксенофилы и прочие извращенцы всех мастей и размеров! — с торжественной весёлостью прошамкала Чан-Чан, вскинув скользкие конечности над голово. — А теперь — наш особый товар! Послышались жиденькие хлопки, и слизнюха торопливо махнул рукой, подзывая своих тхотамцев. Её ассистенты тут же поволокли меня за цепь на ошейнике. Эти засранцы, явно для большего драматизма, успели нацепить на меня поводок, пока вели в зал торгов! Что же, запишу в долгий список ещё пару милых синеволосых головушек, которые нужно отбить. Но пока у слизистой тётки в «сопливой» ладони пульт от ошейника — пусть живут. Если дернусь, попытаюсь противиться, то уже эта скотина меня так «дёрнет», что придётся водой отпаивать. Или вообще продадут в бессознательном состоянии. Из бокового прохода меня вытолкали на миниатюрный подиум, явно собранный наспех из листов какого-то пластика. Я оказался перед небольшим залом метров десять в ширину и длину. И аж глаза разбежались от обилия разной сволоты, ехидно пялившейся на меня! В целом, это были такие же скела, аланты, танан, которых держали в рабской комнате. Но по гнусным рожам присутствующих в зале мигом становилось понятно — они даже родную мать продадут, или просто пустят её по кругу, лишь бы добиться своего. Помещение полнилось настолько высокосортными негодяями, что у меня побежали по спине мурашки — сомнений в отборной мразотности этих «разумных» даже не появилось. Впрочем, хотя я злыдней — реально лихих бандюков и душегубов — видал только в кино, но это кубло мерзавцев почти не испугало. Удивило, но не более. Ещё денёк-другой назад от вида подобной разномастной преступной публики я бы начал осенять себя крестным знамением, с ужасом вспоминая паноптикумы Говарда нашего свет Лавкрафтушки. Но сейчас просто лениво обвёл всех взглядом — а что эти гады мне могут сделать? Разобьют ценный «товар», который пришли покупать? Изобьют за непослушание? Кто-то из этих заплывших сытостью мудаков умеет делать больнее, чем кусачий «ошейник-фашист»?  — Салют, уёбки! — я вскинул руку и игриво помахал пальцами, промурлыкав самым ублюдским и сучьим голосом, на какой только оказался способен. Да, я в их власти, но… Но хрена с два! Это не они меня покупаю, а я выберу самого достойного! Быстрый взгляд по сторонам в смутной надежде не обрадовал — ни Танджи, ни даже ушедшей передо мной девушки-ксаго нигде не было. Но оно и понятно — товар купили и забрали с «полки». Что же, надеюсь у них — и даже у ненавистной безымянной ксагенианки — всё будет хорошо, и они справятся. А мне пора было позаботиться и о себе. Чан-Чан имеет на меня какие-то свои планы — это понятно, она ведь и не скрывала. То есть может даже устроить подлянку в погоне за выгодой. Поэтому надо взять яйц… Тьфу ты! В смысле, собрать в кулак волю и готовиться к какой-нибудь откровенно лютой дичине. Отмораживать ещё больше, чем будет делать она — вдруг меня вовсе не купят? А значит бесоёбим на полную, внося смуту и непонятки! Хотя у меня и выбора-то не осталось: либо покорно молчать, либо получать максимум удовольствия от процесса. Скромная, разномастная публика — сразу видно, где босс, а где охрана — дружно окинула меня взглядом с плохо скрываемым скепсисом.  — Человек? П-ф-ф!.. Самка человека?.. — раздались удивлённые и, черт возьми, довольно презрительные возгласы! «Ничего себе заявочки! Плевать, что я мужик — они совсем охренели фыркать на такую красотку?!» — мгновенно взбесился я. — «Нет, тому «муравью» я бы сам рожу разбил! Но… во-о-он тот фиолетовый танан-осьминожек даже ничего — симпатичный, аппетитный. Под пивас должен пойти на «ура!» И почему-то такой грустный. Неужели не понимает, дурашка, насколько моё тело идеально?..» Оно как бы да: дико стрёмно признаваться в том, что у меня бабские сиськи и задница. Но с другой стороны — а чего поделать? Это мои сиськи, и сиськи шикарные. А эти сучьи морды, понимаешь ли, ещё и носы свои воротят!  — О-о!.. Не делайте поспешных выводов! — словно уловив мои мысли, принялась разоряться Чан-Чан. — Сперва оцените! Он схватил за край балахона, рывком сдергивая тряпку. Я невольно ойкнул, прикрывая ладонями причинные места — само как-то получилось — и на передних рядах покупатели захохотали. «Нравятся робкие скромницы, сволота козломордая?» — ехидно ухмыляясь, я окинул взглядом авторитетных мерзавцев. — «Тогда я устрою вам «тупорылую стерву» — сами денег приплатите, чтобы меня не видеть!» Когда же ткань полностью упала на пол, то по рядам инопланетных рож прокатился сдержанный гул одобрения.  — То-то же, дурачьё! — не без гордости фыркнул я и стыдливо оттопырил бедро, похлопав ладонью по ляжке. Тут хотя и было стыдно, но стало даже немножко приятно от такого внимания. Самую малость. Ясный перец — коробило оттого, что большинство из публики было мужского пола. Но если я буду перед ними мяться и стыдливо краснеть, они только громче ржать будут. Хрен им по всей их инопланетной роже — буду намеренно тупить и притворяться «идиоткой». Я не Спиноза, трудов философских не писывал, поэтому недалёким прикинуться точно сумею. Увидят, что я «дура беспонтовая» и откажутся покупать! А если потом ещё и смогу доказать, что я никакая не девочка!.. М-м-м… Посмотреть на их кислые рожи будет просто бесценно!  — Говорят, что именно женщины расы людей ввели моду на подобное телосложение! — слизнюха вопила в утопленный в её щеке микрофончик с завидным воодушевлением. Видать, хорошо учебники проштудировала. — Её коэффициент пищеварения — четыре девятки, но эта самка всё равно к лотку приучена… Бандюки дружно загоготали — юморок оценили. Я нихрена не понял, обидевшись лишь на «лоток», а Чан-Чан продолжала.  — Вы только гляньте, сколько на её теле упругого, драгоценного жира!.. — ошейник на всякий случай ещё плеснул «на два пальца» боли, а слизистая ладонь оути сжала толстую складку на моём животе, встряхнув её. — Самочку можно месяц-другой не кормить и всё равно будет за что подержать!.. В конце концов, её можно съесть!..  — Э-эй, ты охренела?! — забыв про «кусающийся» ошейник и намерение тупить, кинулся я на торговку с целью втащить ей по слизистой морде. — Не согласная я!.. Женщина вскинула пульт и щёлкнула себя по щеке, выключая громкую связь.  — Завались, корова! — зло проворчала она, регулятором неприметно добавляя ещё мучений. — Да какой идиот станет человечину есть? Это ж просто ход маркетинговый такой!..  — А… Ну, тогда ладно, — кивнул я и отупил, погрозив торговке пальцем. — Смотри у меня… Боль слегка отступила — мне всё же нужно сохранять хоть какую-то адекватную подвижность, чтобы демонстрировать «товар» лицом. Если я начну биться в агонии на полу и верещать, как умалишённый — меня могут и не купить. А это идея! Нужно выбесить Чан-Чан!  — Это и есть твой особый товар? — раздалось презрительное бульканье из зала. Грустный «осьминожек» сердился. — Тоже мне — невидаль! Я занятой, в отличии от некоторых — если ничего стоящего нет, то ухожу. Человеческих, бля, самок что ли не видел?..  — Вы вольны уйти, господин Иманиши. Но не простите себе ошибку, когда узнаете, что это чудо купил кто-то другой! — вновь включив микрофон, ехидно усмехнулась торговка живым товаром.  — Ты про неё-то? — в мою сторону надменно и коротко хлестнуло щупальце. — Да мой талисман, как простой кусок стали, стоит в разы дороже, чем эта пизда… Почти весь ворох отростков танан с пафосом приподнялся над полом, демонстрируя перевязь из тонких ремней, опоясывавших бугристую голову-тело. На ремешках, в чехле, телепалось что-то металлическое, блестевшее насыщенным жёлтым. Чан-Чан не сдавалась, но и не пыталась выложить всё и сразу. Она словно знала обо мне что-то действительно важное, что сразит публику наповал.  — Уверяю, — проворковала слизнюха. — Такого вам в ближайших системах, а может и во всём секторе никто не предложит…  — Ну, и чем же она хороша? — скептически побулькал осьминог. Тут уж я не выдержал. В жопу притворство! То, что этот «кальмар» — большеглазый милаха — не даёт ему право так говорить!  — Да ты совсем охренел, пёс помоечный? — нахмурился я, обвинительно ткнув пальцем в его сторону, и ладонью другой руки приподнимая грудь. — Ты эти сиськи видел? Сохнешь по таким пухлым бидона? Раз припёрся сюда, то значит сохнешь, паскуда… А задница… Видал, какая у меня классная задница? Сейчас покажу… Чан-Чан неприметно крутанула регулятор на пульте, и у меня вновь перехватило дыхание от боли. Пришлось замереть и, уперевшись ладонями в бёдра, перевести дух. Нет, я из этой паскуды точно желе сварю, если выберусь! Такой перфоманс мне обломала.  — Нет уж, — усмехнулась тётенька-слизень, обращаясь к головоногому. — Позвольте, я для начала докажу, что эта самочка хороша и без особых условий… Торговка подползла ко мне, шлёпнув по груди скользкой ладошкой.  — Возможно, кто-то из присутствующих до сих пор не осведомлен, но у человеческих самок, в отличие от большинства прочих разумных видов, есть три, а не два отверстия, пригодных для секса! Зал замер, а затем захохотал и загалдел. Почтенные господа — те, у кого были зубы — зубоскалили, словно дети. Неужели на Йоле так мало людей, что этим ксеноморфам кретинам нужно проводить урок человеческой анатомии? Их в школе не учат? А ведь казалось бы — «пронзили» и «бороздят».  — Да ладно!.. Мы здесь чтобы покупать, а не байки слушать!.. Хорош врать-то!.. — посыпались ехидные, поучающие возгласы. — Так деньги не делаются, малышка Чан!.. Бандитское «опчество» начинало откровенно веселиться, видимо, думая, что этот такой особенный розыгрыш, чтобы под конец позабавить дражайших гостей.  — Позвольте! — с вызовом воскликнула оути. — Про рот я не обмолвлюсь и словом, но что вы скажете вот про это?! Она толкнула меня в бок и тихо проворчал:  — Обернись и наклонись, корова. Иначе жахну так, что тебя швабрами собирать будут…  — Я тебя сам сейчас ложкой вычерпаю, мармелада ты кусок!.. — с угрозой прорычал я в ответ, хотя всё равно получилось довольно мелодично и мило. — Л-а-адно… Только не обзывайся, ду-роч-ка, а то и в самом деле лицо сломаю… Угроза была номинальной, а не реальной, но тётку задело.  — Будьте так добры… — свирепея, прошипела Чан-Чан, неприметно показывая пульт от ошейника. Вздохнув, мол «ну, что с тобой, глупышкой, поделаешь?», я обернулся, оттопыривая ягодицы. «Нате, смотрите козлы!» Схватился ладонями за коленки и смачно встряхнул пухлой задницей, упруго колыхнув тяжкими «дольками». Между просто позором и позором вместе с «отпиленной головой» выбирать не приходилось. Поэтому я даже прихватил ладонями «булки», раздвигая их в стороны. Аж воротило от одной только мысли, что я делаю нечто подобное перед ватагой инопланетных преимуществен мужчин. Хотя… Если подумать, то с другой стороны вся эта кодла «альфа-самцов» и воротил преступного бизнеса в этот же самый момент с любопытством таращилась на то, как условно мужик тряс перед ними своей сочной жопкой. Интересно, у них подобное — «западло»? «Любуйтесь, сучьи дети…» — сжав губы от ярости, в мыслях ворчал я. — «И только ляпните после такого, что не на что посмотреть! От моего гнева вас не спасёт и блядский кусачий ошейник!..» Через секунду сверху на ягодицы упали склизкие ладони работорговки. Ладно, она вроде как женщина — по крайней мере, в этом году — поэтому, как и с Танджи, не зазорно. Девчонки везде любят обнимашки, так что Чан-Чан может лапать — я стерплю. За распускание рук — прощаю. За остальное — ни за что в жизни.  — Ну? Каков вид! Какова эластичность! Да эта жопа — синоним упругости! — усмехнулась тётка. — Но не суть. Просто мелочь… Главное то, что когда ваш член протолкнётся мимо её сочного мяса, он встретит на выбор две упругие, невероятно эластичные дырочки! Вообразите, дамы и господа: даже обладатель генной модификации на парный пенис сможет одновременно удовлетворить себя! А какой здесь простор для головоногой расы?.. М-м-м… Скользкие лапы принялись ласкать эти самые «дырочки». Мягкий слизистый палец протолкнулся в мой анус, и потянул за краешек в сторону!  — Смотрите, как широко я могу открыть эту малышку лёгким движением! — вещала слизнюха. — Смотрите, как жадно её попка целует мой палец! За «протолкнувшийся член» я готов был от души лягнуть «сопливую» тварь, даже если потом рухну без памяти. Зато Чан-чан точно сверзилась бы с помоста в зал на кого-нибудь из гостей. А вспоминая про силу моих толстых ляжек, сука может быть и подохла бы. Но женское тело взяло своё, прежде чем мозг решился на смертоубийство слизистой тётки. Мягкие, влажные пальцы оути задели особо нежные зоны — ну, нихрена ж себе, я чувствительный! — и мои глаза натурально закатились в восторге. Коленки стали вялыми, а дыхание тотчас сбилось на частый, дёрганый ритм. «Мамочки!.. Только бы не застонать!.. Только не перед этими уродами!..» — кусая губы едва не до крови, держался я из последних сил, растерянный закипавшим в мозгу непониманием. — «Да что ж хорошо-то так?.. Неправда!.. Я просто притворяюсь, делаю вид!..»  — Н-н-ха-а-а!.. — в конце концов, я всё же не удержался и предательски тонко взвизгнул, залившись пунцовым румянцем Тут же поспешил обратить всё в шутку — не хватало ещё, чтобы эта скотина поняла, что на самом деле заставила ощутить меня нечто такое чудесное!  — Заканчивай давай, «сопля»… А то ты, как порядочная скотина, должна будешь взять меня в жёны!.. Голос мой потонул в рокоте загудевшего зала и довольная торговка рывком обернула меня обратно лицом к публике. Я тем временем сгрёб с ягодиц потёки её слизи, со смехом брызнув каплями в зал. Ошейник тотчас «вгрызся» в плоть посильнее. Чан-Чан метнула в меня испепеляющий взгляд, но продолжила:  — Вы, должно быть, заметили её очень крепкое тело? Разумеется, такая важнейшая деталь не скроется от опытных покупателей, однако мне бы и в голову не пришло продавать вам генетический брак, — склизкая тётка торжественно указала на мои груди. — Перед вами не просто человеческая женщина, а клон, разработанный для войны! Понимаю, в это сложно поверить, глядя на то, сколько лишнего веса она набрала. Но главное то, что эта красотка создана по древним технологиям. Никаких пижонских наномашин, никаких нелепых имплантов, никаких нестабильных морф-сывороток. Только старая добрая генная инженерия.  — Сколько ж этой девке лет тогда? — удивлённо проскрежетал хитином «муравей». Сила воли мгновенно порвала эфемерную рубаху на груди, подавив боль, и мне тотчас захотелось ещё сильнее набить фасетчатую рожу этого ксаго. У девушек ведь не спрашивают о таком, гад ты членистоногий! И совершенно плевать, что я не девушка. Ну, мысленно не девушка. Но выгляжу-то как сочная бабца, а значит не сметь задавать такие вопросы, если жизнь дорога! Я указал на обидчика, хлопнув кулаком в ладонь.  — Борозда тебе, падла, — прорычал, но получилось опять мило и нежно. Поэтому на всякий случай для убедительности чиркнул себя большим пальцем по горлу. — Я тебя урою, таракан!.. Ну, всё! Как там говорили гундосили соплеменнички: «Пушкарёв дописался, а ты дозвизделся?» Ух, как проняло — аж, на манер лёгенькой анастезии работает, добавочно приглушая боль! Чёрт, давно нужно было дать полную волю этому странному гневу на головы ксаго. Даже стараться не нужно — один только облик «муравьишки» неосознанно вызывал сладкий зуд промеж ног и страстное желание почесать об хитиновую морду кулаки. И теперь уже точно плевать, что слизистая тётка меня продавала на невольничьем рынке. Да ведь эти ущербные дурачки-толстосумы выбрасывали бабки просто за сиськи! Им что, «за так» не дают, что ли? Потому даже и не очень обидно. А рожа ксагенианца ещё и перекрывала теплившееся во мне чувство стыда. «Была не была! Антенны-то тебе сейчас повыдеру, гад!» — решился я, разом с готовностью забывая обо всём прочем. — «Ух! Щас тут будет!..» Самонадеянность сгубила многих. Подвела она и меня — свои силушки я переоценил однозначно. Не успел сигануть с помоста вниз, чтобы показать ксагенианцу настоящую мужицкую «women power», как шею пронзили иглы жгучих разрядов! Удар сбил с ног и я едва не врезался лицом в помост, лишь чудом успев подставить руки.  — С-сука. — хватая ртом воздух, задавленно просипел. Ругал то ли ксаго, то ли Чан-Чан, а может быть, и себя, за нежеланье смириться.  — Какая страстная штучка!.. — тем временем нервно захохотала оути, ещё немного проворачивая рычажок на пульте. — Физически этой самке более трёхсот двадцати стандартных лет! Раритет настоящий! Но биологически — ей всегда тридцать семь. Чан-Чан похлопала меня по лицу слизистой пятерней:  — Эта модель называется «MILF», дамы и господа! — сказала она. — На одном из языков людей это означает «Military Infantry Landing Fighter» — «Военный Пехотный Десантируемый Боец». Но!.. Слизистая скотина повысила голос и замолчала, ехидно ухмыляясь и окидывая присутствующих взглядом. Ладошка её доверительно похлопала меня уже по плечу, словно помогая оправиться от разрывавшей горло боли.  — У этой аббревиатуры на том же языке людей есть и ещё одно значение: «Mother I`d Like to Fuck». То есть буквально — «Мамочка, Которую Хочется Выебать»! Понимаете, в чём вся ирония? Эта кросотка задумывалась для войны, но сейчас, зрелая сочная и привлекательная, она годиться лишь для того, чтобы её жарко трахали день и ночь на пролёт! В этом цель её жизни! Зал радостно загалдел и загоготал множеством голосов. Покупатели, собиравшиеся было уходить, потянулись обратно, услышав что-то действительно любопытное. А у меня аж скулы свело и суставы в добела сжатых кулаках хрустнули — слизнюха на этот раз смогла переиграть и застала врасплох! Однако делать было нечего. Удар запрещённый, но я его принял. Меня назвали «милфой» — однако не сдаваться же теперь, когда уже выплеснуто столько унижения? Иначе всё минувшее — было напрасно. Работорговка расплылась в алчной улыбке. А я, не желая признавать поражение, разогнулся, охая от боли, и от души оттопырил оба средних пальца для публики. Не знаю, поймут ли, но нахрен их всех. Да и вообще, по сути, не так уж реальность со словами оути расходилась. Я уже не пацан, в том смысле, что не молод. Термин «мамочка» вполне соответствует возрасту, хотя и с натяжкой. Так что… так что я не удержался и, содрогаясь от омерзения, послал воздушный поцелуй «осьминогу». Этот мудак, покупая такого прекрасного меня, был слишком печален. «Охренел? Радуйся давай, гад!..» Но, как оказалось, это было ещё не всё. У оути нашёлся ещё один туз в рукаве.  — А знаете, дамы и господа, что действительно забавно в этом боевым клоне? — продолжила Чан-Чан. Выдержала театральную паузу прежде, чем заговорить вновь. — У этой милфы и в самом деле прошивка «мамочки»!  — Да ты охренела? — всё же не выдержал я. Сделать вид, притвориться и оказаться таким на самом деле — это нечто совершенно различное! Как такое обвинение можно было стерпеть?  — Какая ещё, нафиг, «мамочка»?! Если мне хочется согреть кого-нибудь у себя на груди и сварить для него борщ, то это не значит, что я-а-а-а! Коленки опять подкосились, и я со стоном окончательно брякнулся на помост, впиваясь пальцами в треклятый ошейник. Бесовская штука протыкала шею наэлектризованными разрядами боли, как будто затекавшей прямиком в мозг. Было больно, чертовски больно! Но мой сдавленно стонущий голос даже так всё равно невольно звучал сладко и мягко. Чёрт, да как же теперь материться с таким голоском?  — Горячая штучка!.. — воскликнула Чан-Чан. — Она будет сносить головы вашим недругам. Но если вы не просто её укротите, а сумеете подобрать ключик к сердечку… Слизистая ладонь влажно и звонко шлёпнула меня по заколыхавшейся попе.  — …Ключик правильной длины и толщины, — усмехнулась слизнюха, — то милфа будет любить вас нежно и страстно, мечтая засыпать и просыпаться в ваших объятиях… Гул стал ещё громче, разномастная шваль при деньгах с готовностью подалась вперёд, но торговка, полностью овладевшая ситуацией и вниманием, вскинула склизкую конечность. Я с обиженным пыхтением тем временем поднялся на ноги — сил обижаться на «ключик» уже не осталось. Слизнюха тем временем тащила очередной «туз». Натуральный джокер, разнёсший всё в пух и прах.  — Почтенные гости, и ещё одно! Прежде чем мы начнём торги за лот, позвольте озвучить ещё кое-что важно, касательно этого товара… — вкрадчиво сказала тётка. Она приблизилась, мягко опуская скользкую конечность на мой живот.  — Эта милфа беременна… — вкрадчиво прошептала Чан-Чан, роняя слова в полную тишину.  — Чё?! — взревел зал.  — Чё?! — визгнул я, беспомощно замерев. Торгашка примирительно вскинула руки, вальяжно ими помахивая.  — Спокойствие… Спокойствие, дамы и господа!.. Разумеется, по окончании торгов покупатель сможет провести повторное сканирование прямо здесь, чтобы лично убедиться в том, что нет никакого подлога.  — Да быть такого не может! Люди уже лет триста как не рожают! — забулькало из зала. «Не знаю кто ты, скотина, но ты мой герой!» — пронеслось в голове. — «Защити беззащитную милфу!.. Тьфу, ты… То есть, девушку!.. То есть, бля, мужики, давайте, спасайте!..»  — Берите выше, господин Имниши: четыреста семьдесят стандартных лет! — важно хмыкнула Чан-Чан. — С начала альвианского конфликта, со времён первых инкубаторов… Она похлопала меня по животу, и это было фатальной ошибкой слизнюхи! В груди разлилось веселье, и я тут же всадил работорговке кулак в затылок, с эротическим содроганием чуя, как костяшки словно врезались в кусок пудинга. Наконец-то улучил свой момент! Вложился не очень удачно, но «сопливой» скотине хватило и этого. Слизнюха с чавканьем, словно битая молнией, рухнула на пол. Впрочем, за ней — опять на коленки — бухнулась и я, с громким воем, или скорее, с милым стоном вцепляясь в ошейник.  — Беременность у человеческих женщин самая долгая среди гуманоидных видов — девять стандартных месяцев! — захохотала с пола Чан-Чан, делая вид, что так и было задумано. — Вы сможете сполна насладиться тем, как она постепенно, на ваших глазах будет становиться всё больше, привлекательней и неповоротливей. Но эта милфа ещё и модернизирована генетически — она сможет рожать для вас. Рожать своим телом!.. Зал просто взорвался от выкриков, а склизкая тётка ехидно захихикала, потирая руки от удовольствия. У меня же не получалось ни вдохнуть, ни выдохнуть от боли. Только и осталось, что надувать щёки да нелепо вопить в мыслях: «Если уж я такая шикарная «тёлочка», то где моё уважение, суки вонючие?!» * * *  — Итак, начнём! — воскликнула Чан-Чан, отползая в сторону привлекая внимание, а затем добавила с некоторой неуверенностью. — Кто даст за неё десять миллионов двойных зенни?  — Двадцать!.. — мгновенно вскинул когтистую руку скеланец, затянутый в чешуйчатый панцирь, как ящерица.  — Сорок!.. — перебил ставку «муравей» и у меня кулаки опять сжились от гнева даже сквозь боль, так захотелось пробить ему голову!  — Сто миллионов!.. — громогласно булькнул головоногий Иманиши. Всё шло не так, как мне бы хотелось — торги начались, и первые суммы уже названы. А значит, меня продадут в любом случае. Что теперь делать — чёрт его знает. Но эти козлы не дождутся того, что я сломаюсь. Если уж на то пошло, то попробую хотя бы вытянуть из мерзавцев побольше денег. Плевать, что мне не перепадёт ни монетки — я устрою им максимум неудобства, прежде чем кто-то из этих сволочей назовёт меня своей собственностью. «Меня и моего будущего ребёнка…» -холодея нутром, добавиля в мыслях. — «Н-нет, это определённо шутка, снова хитрый маркетинговый ход!.. Чан-Чан намеренно это придумала!. Я встряхнул головой и зло глянул в зал:  — Что, нищеброды, родители денег на карманные расходы не дали? — бросил надменный выкрик в лица преступников и мерзавцев.  — Двести миллионов!.. — с рычанием рявкнул «ящер» с рубленым шрамом через всё лицо. Чан-Чан в этот миг обратила на меня взгляд, полный такой искренней нежности и обожания, что меня едва не вырвало от отвращения. А ведь и точно — вытягивая деньги из этих сволочей, я переложу их слизнюхе в карман! Ну и похер. Всё равно усидеть на обоих стульях не выйдет, поэтому придётся дожимать лишь одну линию. Инсектоид тем временем вскинул конечность, но «осьминог» его опередил.  — Пятьсот миллионов!..  — Во! Вот это настоящий мужик! — тыкнул я в него пальцем. — Уважаю!.. И пофиг, что танан — гермафродит. Я уже нёс откровенную ахинею, стараясь просто выбесить окружающих. Вдруг, ещё и передерутся из-за меня? Сбегу под шумок. Но зал почему-то ненадолго погрузился в ошарашенную тишину, а радостная Чан-Чан принялась считать.  — Пятьсот миллионов, раз!.. Пятьсот миллионов, два!.. На счёт «два» дошло и до меня, в чём же дело — аж щёчки неожиданно и так предательски заполыхали! Разрумянились от удовольствия и волнения, хотя и было обидно и мерзко, что такую «штучку», как я, продают словно побрякушку. Но с другой стороны — они готовы выложить такие громадные деньги за моё тело! Пять сотен грёбаных лямов за «наивное отверстие» вроде меня! Да это же огромное состояние, здоровенная шикарная яхта, роскошный межпланетный дворец, чтобы кататься на нём от системы к системе и дуть в своё удовольствие пиво!  — Один миллиард тройных зенни!.. — внезапно раздался свистящий писк, и на зал обрушилась гробовая тишина. «Ой! Что ж вы делаете, гады?!» — вздрогнул я, теряя волю. Это уж как-то совсем неожиданно! Коленки мгновенно стали ватными, а промеж ног стремительно потекло горячее и душистое. Божечки-кошечки, да что ж сердечко-то в груди так колотилось, как сумасшедшее? Эти дурни за «кусок пизды» такие деньжищи выкладывают? Наплевать, что именно меня продают — кайф-то какой развести этих лохов на деньги! Слизнюха вытаращилась своими зенками на стебельках и ошарашено перевела на меня взгляд, нервно сглотнув. Я в ответ просто показал язык, даже не задумавшись, как это выглядит. Когда торги завершаться, склизкой гадине придётся непременно бежать из этой системы роняя кал, иначе другие лихие ребята запросто прирежут её за такие деньжищи. Не помогут и связи в колониальной администрации — из неё же за Чан-Чан в первую очередь и придут. Я буду вторым! А если те, кто до этого заплатил деньги за утилизацию моего тела, узнают, что Чан-Чан решила нажиться перепродаже клона, вместо того, чтобы выполнить заказ, то наверняка оути проживёт ещё меньше! Просто чудесно! Но слизистая, видно, была куда «сволочистей», чем я ожидал. Она оказалась до чертей жадной и решила пойти ва-банк. Глянула на меня и расплылась в улыбке:  — Дамы и господа! А ведь милфа уже потекла! Гляньте, как она хочет, чтобы ей овладели. Она жаждет, чтобы вы купили её! Тётка схватила меня за запястье, вздёрнув руку вверх, словно я победил в боксёрском поединке. Вторую ладошку я сам прижала к тяжёлой груди, заливаясь румянцем — столько внимания от глупеньких дурачков, за которыми нужен уход, любовь и забота. Стоп! Какая нахрен любовь? Опять эта фигня в голову полезла, чёрт побери. Но сложно было устоять перед мыслью, что я к-а-а-к возьму, да к-а-а-к наварю на них всех борща!.. Чан-Чан тем временем просто указал мне между ног.  — Смотрите, как эта зрелая сучка вас хочет! — завопила она, и принялась считать, растягивая слова. — Один миллиард, раз!.. Один миллиард, два!.. «Да тут кто угодно потечёт!» — едва не выкрикнул я.  — Три миллиарда! — яростно заклокотало из зала, и у меня на миг сердце вообще оборвалось, упав куда-то в животик, а из влагалища брызнула струйка смазки, хлынувшая на бёдра. Шокированный зал молчал.  — Три миллиарда, раз!.. Три миллиарда, два!.. Три миллиарда, три!.. Продано! — громогласно заревела Чан-Чан, и я безвольно осел на помост ягодицами. Важный тхотамец — обладатель писклявого голоса — недовольно взвизгнул и, проиграв торги, с проклятиями заторопился к выходу. За ним потянулись его телохранители. Тем временем ко мне подскочили ассистенты слизистой работорговки и накинули на плечи валявшийся рядом клок ткани. С чем я был абсолютно согласен — нечего посторонним глазеть на чужое «имущество». Бесшабашный запал постепенно спадал и ладони, словно сами собой, прикоснулись к мягкому животу, а внутри всё опять похолодело. Неужели может быть, что я и в самом деле беременный? * * * «Сливки» недобросовестного общества задержались на какое-то время в зале, обсуждая торги и словно являясь взаимным гарантом безопасности друг другу. Головоногий, выигравший последний аукцион, быстро расплатился с Чан-Чан. Оути передала ему пульт от моего ошейника, после чего тотчас ретировалась. Чуяла скотина в какое дерьмо угодила. Надеюсь, эту гадину придушат прямо в коридорах её же наёмные работнички тоти. Меня тоже не оставила без внимания. При танан находился телохранитель — внушительного вида грозный скеланец, одетый в нечто среднее между пластинчатым бронежилетом на всё тело и эластичным гидрокостюмом. На левом боку, в районе подмышки, расположилась кобура или что-то подобное. Очевидно, оружие. Помогать он не торопился, но я и сам смог быстро оправиться и встать на ноги. Приступ какой-то дурной эйфории наконец-то отпустил и в мысли возвращался хотя бы намёк на вменяемость. Как бы там ни было, но от Чан-Чан я избавился. Теперь следовало понять, что делать дальше. Бандитский бомонд сдержанно поздравлял головоногого с приобретением…  — Следуй за господином Иманиши, рабыня! — гневно прорычал «ящер», зыркнув на меня из-под мощных надбровных дуг. — Не заставляй его ждать! Хотя здоровяк и походил на тупую гору мяса, но смотрел не просто с «тестостероновым» гневом, а сверлил взглядом въедливо и внимательно. Наверное, заместитель по особо «неважным» делам головоногого. Приближённое лицо «осьминога», который купил меня в яростной схватке торгов.  — В болото проваливай, крокодил… — проворчал я в ответ, боковым зрением видя, как кулаки здоровяка разжимаются, обнажая могучие когти. Но было не страшно. Я хоть что-то положительное да вынес из всей этой фантасмагории — немного узнал о прошлом своего тела и понял, откуда обладаю особыми знаниями биологии прочих рас. Они нужны не только врачам, но и убийцам придутся к лицу. Если Чан-Чан не соврала — то моё тело некогда было создано для подобного. Потому-то я знал, что скела очень редко бьют кулаком, предпочитая ему когти. Удар такой лапищей, как у «адьютанта» Иманиши — ужасающий. Незащищённое мясо он полосует до костей, а если с умением — то и ещё ломти отхватывает жуткие. Но я ни граммулечки не боялся. Словно я эту самую «грамулечку» в спиртовом эквиваленте принял внутрь. Даже несмотря на то, что вообще мало чего понимал в происходящем, не боялся и всё тут. Так, слегка мандражировал от смутного нетерпения. Вновь завозившийся в голове рой каких-то розовых глупостей, копошившихся в межушном «ганглии», пугал куда больше, чем угроза со стороны «ящера». Ведь даже среди всей этой раздражающей — не моей! — мишуры о красивом белье, любовно приготовленном собственными руками вкусном ужине и тревогах по поводу недостаточного объёма моих ягодиц, нашлось место и для неопровержимого знания. Не знаю, совершенно не вдупляю, как смогу это провернуть, но если «ящерка» напротив на свою голову надумает драться, то через пару секунд когтистая лапа окажется в заднице у её владельца.  — Не вздумай её даже оцарапать! — с хохотом пробулькал осьминог и помахал в воздухе пультом от ошейника. — Идём, женщина… Опыт «отпиливания» головы — спасибо Чан-Чан и последним минутам торгов — к этому времени прочно засел в памяти. Поэтому пришлось не вражью лапку, а собственную гордость экстренно свернуть в трубочку и сунуть пониже спины. На этот раз себе. Вздохнув, я заторопился следом за головоногим.  — Простите, босс, — кивнул скеланец и направился за нами.  — Херня, — отмахнувшись, пророкотал танан. — Сообщи бойцам, что мы идём. Пусть будут наготове. Щупальце взвилось и поманило меня кончиком:  — Живо сюда!.. — послышалось властное бульканье. Я намеренно включил «дуру» и оглянулся на скеланца, приложившего ладонь к головной гарнитуре и что-то негромко забормотавшего. Глянул снова на «осьминога», сделав удивлённые глаза:  — Это ты мне, кальмар подпивасный?..  — Не беси, женщина!.. — ехидно булькнул танан, стегнув щупальцем, как хлыстом. — У меня важная встреча впереди — не испытывай моё терпение!.. Отросток потоньше замаячил в поле зрения, демонстрируя злосчастный пульт и немного передвинув на нём регулятор. Я снова почуял, как словно невидимые клыки медленно и печально начали врезаться в шею!  — Да ладно, ладно! Всё я понял… Ну, то есть поняла!.. — голос опять сорвался на тонкий женский визг и я подскочил к головоногому. Щупальце задорно щелкнуло по заднице и обернулось вокруг талии. Другой отросток стиснул «булочки». Третий — что за наглость! — нырнул под тонкую накидку, кольцами обвивая груди!  — Эй, полегче!.. — опять вскрикнул я, упираясь руками в бугристую голову Иманиши. Да что ж визжу все, как девчонка-то?! Может рубануть ему по башке мою фирменную кривую «двоечку», чтобы восстановить самообладание? Хотя он весь такой упругий и мягкий, как та же оути. Не уверен, что даже с силой нового тела сумею вырубить за один удар. А пультик от ошейника — вот он, никуда не делся. Промахнусь — и понесут меня под белы рученьки да полны сисеньки в какой-нибудь закуток тёмный. Устроят какоё-нибудь злодейство развратное… «Терпеть и не дёргаться! Ждать момента!» — как мантру, проговаривал я в уме. — «Дома, на Земле, каких-нибудь дайверш тоже постоянно мацают осминоги, так неужто я не совладаю с этим моллюском?» Но уже через миг дерзкие мысли о притворстве и побеге горохом рассыпались по закоулкам сознания. Крохотная женская частичка «Я», пришедшая вместе с телом, с испуганным вскриком задрала попу и побежала их собирать по мозгам. А с моих губ сорвался предательский вздох удовольствия! Щупальце принялось теребить стремительно набухавшие под скудной одёжкой соски! Ткань оттопыривалась парочкой бугорков, быстро наливавшихся возбуждением. И я чуял, как тело без моей на то воли реагировало на эти мерзкие ласки — сосочки быстро тонули в раздувавшейся плоти больших ореолов!  — Ох, хороша! — забулькал-захохотал осьминог.  — Руки!.. В смысле, грабли убрал! — едва не во весь голос воскликнул я, со страхом чуя, как колени принялись мелко подрагивать. «Что за ерунда? Этот кальмар ядовитый? Какого чёрта у меня ноги дрожат?» — пытался я оправдаться. Но сиськам, которые Иманиши бесстыдно мял и теребил, с каждой секундой становилось всё приятней и лучше… Но повезло: «осьминог» всё же отклеился от меня и поволок за собой, как собачонку на поводке, вцепившись тентаклей в ошейник. Но я в тот момент за подобную грубость головоногому мудаку был готов искренне сказать спасибо. Ненавижу, когда мной безнаказанно помыкают, однако если бы не «поводок», то я бы сам прильнул к осьминогу! Верить в подобное не хотелось, но очень уж хорошо было сисечкам, чтобы я мог рассчитывать на одну силу воли. А в голове все бурлило и клокотало от отвращения — меня лапал мужик — мужик-ксеноморф! — но женское тело бомбардировало мозги совершенно иными сигналами. Кожа просто плавилась от неги, стоило ловкому щупальцу мягко протиснуться между ягодиц и «лизнуть» меня в попу. А груди стреляли в подкорку сотнями игл наслаждения, как только тентакли сжимали свои властные кольца на пухлых сосочках. Вот же сластолюбивый головоногий ксенофил, знает своё дело! Не даром я его раскусил — сохнет по моим соплеменницам. Я ведь едва не сдался из-за чёртова тела, оказавшегося в его щупальцах. Эх! Чую, натерплюсь из-за него бед. Из-за них обоих: и из-за «осьминога», и из-за нового тела. * * * Прошагав по коридорам метров двести — ну и домина над нами! — мы прошли через очередные раздвижные двери и оказались на задворках какого-то здания. Кажется, снаружи должна была быть ночь, но я на секунду даже ослеп и зажмурился от мириадов огней в ночи, словно нырнув в них из полутьмы нескончаемых коридоров! А затем с обалдевшей миной завертел головой по сторонам, ощущая на лице порывы тёплого ветра, слушая размеренный гул огромного города. Монструозная туша строения, выпустившего нас под открытое небо, терялась где-то в безумной выси — пришлось запрокидывать голову, чтобы увидеть её целиком. Низ здания, словно гротескный фундамент, был из бетона или чего-то то подобного, но через полсотни метров начиналось сплошное поле стекла, подсвеченное огромным множеством оконных проемов! Огоньки эти убегали всё выше и выше, где-то невероятно далеко походя размерами на крохотные звезды. Пока Иманиши тащил меня, я успел осмотреться по сторонам, заметив похожие прямоугольники грандиозных зданий повсюду. Тоже довольно внушительная постройка какого-то техногенного характера слегка перекрывала обзор, но если только тупо таращится перед собой. А стоило вскинуть взгляд чуть повыше, к небу — и то, что я сперва принял за яркую звёздную ночь, оказалось огромным живым «муравейником»! Гигантские здания во множестве украшали полупрозрачные рекламные баннеры голограмм, продвигавших в массы какие-то весьма диковинные для меня товары. Но пёстрый блеск картинок был пониже, почти у самой земли — метрах в пятидесяти от поверхности. Куда выше, на пределе видимости человеческих глаз, между архитектурных чудовищ сплошным потоком сновали огни. Но они были ещё меньше, чем окна — словно это взлетели в небо искры костра. Движение шло сплошным и равномерным потоком и я тут же вспомнил, что это обычный транспорт. Уличный трафик в нескольких километрах над землёй! Клочки ночного неба, вовсе терялись на фоне этого буйства света и технологий. Немного поодаль от входа головоногого Иманиши дожидался транспорт. Эта модель была мне нынешнему и тем более мне прошлому совершенно незнакомой. Но если меня попросили дать коротенький отзыв, в трёх словах описав то, что я увидел, то кроме «яростный красный пиздец» на ум ничего не приходило. Возле авто дожидались ещё скеланцы. Пятеро и тоже с оружием. Оно было смутно знакомо, но не мог вспомнить, чем именно — ещё не научился орудовать «своей-чужой» памятью.  — Босс! — дружно и коротко кивнули бойцы, тотчас вернувшись к созерцанию округи.  — В тачку… — вальяжно махнул головоногий, и в шикарном «автомобиле» сочно чмокнула дверь, взлетевшая вверх, словно крыло на взмахе. Чёртов кальмар подтащил меня к проёму и затолкнул — да просто закинул! — внутрь салона, ещё и отвесив по заднице шлепок-ускоритель. Забрался на соседнее место с довольным бульканьем. Дверь за ним плавно прикрылась. «Ящеры» тотчас следом покидались в авто, и транспорт едва ощутимо вздрогнул, засвистев на басистых тонах. Салон в тачке был — моё уважение. Под стать экстерьеру странной машины — богатый, вырвиглазно-кричащий и даже в чём-то шикарный. Я тотчас забился в дальний угол, стиснувшись толстомясым комочком и не сводя глаз с пульта от ошейника. Рук не хватало, чтобы сиськи прикрыть, поэтому просто подтянул колени к груди, с подозрением поглядывая на Иманиши. Как-то разонравился мне его опечаленный взгляд, а в воздухе повеяло нехорошим.  — Погнали… — коротко обронил осьминог, и машина покачнулась. Кинув быстрый взгляд в боковое окно, я ошарашено понял, что мы двинулись вверх! Знать, помнить, видеть, как где-то в выси мчатся подобные агрегаты теперь было для меня вполне ясным. Но лично прокатиться на одной из подобных машин — это оказалось чем-то невероятным! От одного лишь вида на расстилавшийся ночной город закружилась голова, а уплывавший вниз пейзаж захватывал дух. Переплетение каких-то труб, хлещущих паром в тёмное небо, стремительно «усыхало», становясь все меньше и меньше. Оно прекрасно давало понять, насколько же на самом деле огромными были исполинские здания, так меня поразившие.  — Девочка, у тебя имя-то есть? — елейным голоском пробулькал осьминог, подбираясь ближе. За «девочку» тут же захотелось накрутить из его тентаклей фарш на котлетки, но чёртов ошейник все ещё сжимал горло. Поэтому я просто пнул Иманиши ногой в наглую рожу, уткнувшись мягкой туфлей ему между громадных глазищ.  — Ты ж купил меня, образина! В техпаспорте глянь!.. Хотя вопрос, вообще-то, был по существу — я и сам не отказался бы услышать на него верный ответ, потому как в голове на этот счёт по-прежнему было пусто. Но Иманиши лишь расплылся в ухмылке.  — Да похер. Будешь просто Милфой… Его щупальце принялось опутывать мою ногу, ловко стянув обувь и тонким кончиком протиснувшись между пальцев. Меня аж передёрнуло от отвращения! Вторая стопа буквально сама метнулась, чтобы врезать по наглой осьминожьей харе. Ляжки у меня будь здоров, просто мощнейшие — мало не покажется никому! Но Иманиши вскинул заветный пультик и я, чертыхнувшись, замер на середине движения.  — Только попробуй, сучечка, — гнусно захихикал головоногий. — Давай, позли меня. Дай повод — и я не посмотрю, что вбухал в тебя такие сумасшедшие бабки. Просто отдам своим пацанам… По салону разнёсся булькающий смех и щупальца принялись опутывать мои лодыжки и бедра.  — П-послушай, мы же разумные… люди. Давай без глупостей, — я попытался взять ситуацию под контроль. — П-просто скажи, чего тебе надо? Хотя спрашивать было той ещё глупостью — щупальца рвали на мне последнюю тряпку, а громадные зенки Иманиши просто сочились развратным желанием. «Сейчас будут насиловать», — всплыла в мозгу какая-то уж слишком спокойная констатация факта. — «Доигрался хрен на скрипке…» Но гадское тело на это ответило однозначно — по спине пробежал приятный озноб, а влагалище туго стиснуло мышцы от предвкушения! Я этого не хотел! Однако ж, блядский ошейник не позволял сопротивляться!.. Мозги заработали, как суперкомпьютер, пытаясь придумать, хоть что-нибудь, а щупальца тем временем уже обвили мои ноги до самых ягодиц, неторопливо, но неумолимо раздвигая бёдра!  — Стой!.. — чуть ли не в панике взвизгнул я.  — Да с хера ли? — ехидно булькнул осминог, все плотнее обволакивая меня своими отростками. — Я не для того тебя покупал, чтобы потом в витрину поставить… Ниточки трусиков лопнули, как паутинка. Тентакля сгребла кусочек ткани и поднесла к бугристой голове. Послышался шумный, довольный вдох. Чёртов изврат! Он был уже близко, опасно близко. Тонкие щупальца даже касались набухших губок влагалища!  — Стой, мне нельзя! — опять взвизгнул я, торопливо припоминая новые факты «моей-чужой» биографии. — Ты ведь слышал, что я… я беременна!  — Ага-а… — довольно протянул осьминог, «лизнув» щупальцем мой живот. — Поэтому раздвинь-ка ножки, мамуля… Ошейник… Чёртов грёбаный ошейник! Если бы не он, то я давно начистил бы эту гнусную рожу. Я бы его голыми руками загрыз! Но сейчас приходилось покорно дожидаться судьбы, с ужасом таращась на то, как этот тентаклевый чёрт высоко задирал мои бедра с явным намерением пристроится меж ягодиц!  — Ох, хороша!.. — снова заклокотал осьминог. — Не соврала скользкая дура… Сейчас, моя маленькая, потерпи капельку… Толстое, со спелый банан, щупальце упёрлись промеж «булок», принявшись щекотать анус. Горячий отросток то и дело брызгал чем-то слизистым и горячим, сбегавшим струйками по животу и ягодицам. А сердце у меня в груди загрохотало так яростно, что я не просто почуял, а словно услышал его восхищённый перестук!.. «Восхищённый?.. Восхищённый, блядь?! Да что со мной за хуйня?!» — промчалась в мозгу паническая мысль.  — Отвали придурок, иначе!.. — крикнул я, готовый уже пойти до конца даже против ошейника, но между губ в этот миг протолкнулся упругий отросток помельче!  — Заткнись уже… — проворчал осьминог. — Займи свой рот чем-нибудь полезным… «Ну, бескостный ублюдок, тебе пиздец!» — взорвалась в мозгу вспышка гневного пламени, мгновенно спалившая страх перед болью, и кулаки в ту же секунду сжались в литые гирьки. — «Дорого заплатишь, чтобы дохлую Милфу понюхать!..» Зубы впились в щупальце, а левый «коронный» — истребитель тентаклей — метнулся в наглую рожу похотливого спрута… и спустя долю мгновения шлепнулся об неё безвольной пятерней, панически хватаясь за складки! Мои глаза широко распахнулись, и я с заполненным ртом натурально завизжал, когда промеж ягодиц погрузилось что-то огромное! Как будто в задницу совали авиабомбу, вкручивая и вворачивая в хорошо смазанный анус упругое мясистое полено!.. Правый «похоронный», как последний шанс сохранить свою честь, рванулся к цели, но и он ее не достиг. Изнывающая от сладкой боли анальная «звёдочка» рывком расступилась перед давлением, и внутрь с хлюпаньем смазки ворвалось что-то большое! Боль, жуткая боль пронзила все тело! В задницу лезло упругое нечто, но спустя миг я разом забыл даже об этом позоре. Ошейник как будто вновь перегрызал мою шею, избавляя от всяких нелепостей вроде чести, побега, отмщения! Я захотел лишь того, что бы эта боль поскорей прекратилась! А на остальное — плевать…  — Да, мамуля!.. Какая же ты узкая, жаркая, чистая… — с довольной дрожью в голосе заклокотал осьминог. — Ну-ка, сожми меня ещё крепче!.. Вот так!.. Мучение с новой силой врезалось в тело, и, как будто наперекор ей, в мышечное колечко туго сжатого ануса вжалось ещё одно, второе щупальце! «Да эта тварь убить меня хочет?!» — прорвавшись сквозь пелену страха и боли, промчалось мысль по извилинам паниковавших мозгов. А затем я просто заверещал и забился, чуя, как и второй тентакль протолкнулся промеж ягодиц! Широкие бёдра быстро вздымались всё выше и выше, а Иманиши с довольным кряхтением заталкивал мне в задницу свой второй «банан». Толстый, мясистый рукав растягивал мою плоть до предела, заставляя от восторга хватать ртом воздух… «Отпусти, тварь!..» — вопил я в мыслях, бесплодно пытаясь вывернуться.  — Да, моя мамочка, сожмись посильнее, — гоготал «осьминог». — Я знаю, такие как ты, любят толстенький член… Всё для тебя, ебливая шлюха… Упругое инопланетное мясо неумолимо раздвигало мой стонущий анус, постепенно наполняя собой горячие внутренности. Ноги, завёрнутые почти до самых ушей, скрутили корпус дугой и затрудняли дыхание. Хотя с ритмично хлюпавшим во рту щупальцем это и так было делать непросто. Я попытался выдернуть его из себя или хотя бы ухватиться за Иманиши, чтобы выдавить этому уроду глаз, но ничего не получалось. Боль, лишь слегка отступившая, разливалась по телу от шеи, наполняя каждую клеточку натуральной агонией! Она заставляла до омерзения плотно обхватывать горячим нутром тентакли, ритмично елозившие промеж пухлых «булок». Два толстых щупальца попеременно, как поршни в мощном движке, проталкивались меж ягодиц, заставляя взвизгивать в такт их погружениям. Иманиши с пошлым «хеканьем» вбивал эти мясистые «фаллосы» мне в задницу. Два сраных «банана», но мне в ужасе представлялось, что это пара громадных коней ебёт узенький анус, разрывая попу своими монструозными хуями! Я со страхом и отвращением чуял, как сочно колотятся от этих толчков мои «булки», но банально не смог ничего рассмотреть — почти весь обзор закрывали скакавшие в ритм фрикций здоровенные сиськи. Сжатые с боков задранными ляжками, они влажно хлопали меня по лицу, перекрывая две трети обзора. Всё, что я мог ощутить, понять и увидеть — кроме жуткой боли в анальной «звёздочке» — так это то, что на животе вздувалась кожа, и щупальца мощно толкали изнутри меня в сиськи! Сколько метров себя этот урод успел затолкать в мой зад, жутко было даже представить. Но то, с каким наслаждением этот скот окунался в жаркие недра моего женского тела, пугало в разы больше… Прошло минут пять, точнее не знаю. Проклятые большезадые телеса болели и изнывали, но даже не думали надломиться! Я с надеждой ждал, что наконец-то потеряю сознание от стыда, отвращения, или просто умру, разорванный нахер громадными гибкими «членами». Но ничего из этого не случалось. Упругое членощупальце протолкнулось глубоко в моё горло, насилуя уже не рот, а сам пищевод. Головоногий ублюдок тем временем скрутил меня просто в дугу, громыхая всей своей тушей о задницу и вгоняя промеж ягодиц толстенные мясные «хуи». По ягодицам обильно текло, развороченная дыра в заднице влажно чавкала — тентаклевый чёрт, до краёв заполнил попу чем-то горячим, резко пахнущим и тягучим. Слизь эта струйками с хлюпаньем брызгала во все стороны из туго сжатого ануса всякий раз, как только в меня рывком окуналось сочное щупальце. Всё тело тряслось от властных толчков, а тяжёлые капли летели на живот и на груди, стекая меж ними мне на лицо. Такая же мерзкая слизь брызгала и изо рта, вовсе заливая глаза. Отростки всё резче и резче с чавканьем вворачивались промеж ягодиц, широко разевая стонущий задний проход. От резких ударов сжимались упругой «гормошкой» в толстые складки, а затем, заставляя визжать от боли, влетали внутрь разом всем комом! Моя сочная жопа вздрагивала от удара всей своей массой, и тентакли отступали назад, на миг ослабляя давление. А затем с брызгами вновь ныряли в толстую задницу. Тентакли поменьше озорно лупцевали по «булкам», терзали хлещущие по лицу груди, «вылизывали» залитое смазкой лицо. * * * Когда я подумал, что позор — это позор и хуже уже быть просто не может, Иманиши напомнил, что я ошибаюсь. Разум уже даже готов был, почти дозрел, чтобы смириться с тем, что меня изнасилуют. Точнее — уже изнасиловали, выебли, как последнюю потаскуху, завернув ноги за уши и отшлёпав по заднице звонкой чередой мокрых шлепков. Хуже быть не могло. Как же, как же… В следующий миг на язык брызнула чужая кровь — я забыл обо всём и, глубоко вонзаясь зубами в кожу танан, задавленно завопил от удовольствия! И было от чего верещать. На концах парочки щупалец широко распахнулись громадные слюнявые присоски-рты, разом накрывшие мои набухшие и упругие, словно у кормящей мамаши, соски. Чуть ли не треть каждой груди утонула в этой восхитительной мягкости! Я забился и застонал, содрогаясь от наслаждения и отвращения, но мне не дали даже шанса как следует возненавидеть всё это — щупальца в заднице вздулись, а присоски потянули в себя с силой помпы! Тентакли принялись ритмично посасывать груди, оттягивая их так далеко, как только возможно, вливаясь в ритм толкавшихся в попу отростков. Они мяли и тискали мою плоть, трясли громадное упругое вымя, сжимая его петлями тонких тентаклей. Всасывали, словно безумный насос — я с содроганием чуял, как ореолы вздувались с каждой секундой, стремясь заполнить собой божественный вакуум! «Н-не хочу!.. Отпусти, с-сука!..» — бились мысли в сознании. «Боже, как хорошо!..» — плакало тело. — «Ещё!..» «Хочу нахуй сдохнуть!..» — едва не рыдая, вопил в ответ я, брызгая из носа и рта струями смазки. Поверхность присосок, усеянная бархатистыми отростками размером с фалангу мизинца, как будто крохотными язычками лизала и мучила нежностью мои раскалённые «кнопочки», что стали большими и твёрдыми. Мягкие полосы внутри сосущих тентаклей настойчиво вжимались в нежные «вишенки» с такой жаждой, как будто пытаясь высосать из меня несуществующее молоко. Словно в безумии страсти желали протолкнуться внутрь грудей! Было так мерзко и одновременно так хорошо, что тело сдалось раньше, чем я лишился рассудка. Желанное сумасшествие не наступило и анальная пытка вкупе с до отвращения прекрасными ласками моих пухлых грудей, слившись в едином моменте, выдали критический потенциал удовольствия. В животе, опаляя всё естество восторгом блаженства, тупорылые блядские «бабочки» сбились в ком похоти. А затем в оглушительных брызгах оргазма взорвались вспышкой пламенного наслаждения! Я завыл сквозь елозивший во рту кляп, пытаясь распрямиться, сбежать от бьющего сквозь тело потока восторга, а затем попросту самым позорнейшим образом завизжал. Бурно кончил, застонав тяжко и звонко! Довольное и нечленораздельное мычанье — да я ли это? — пробилось наружу, и из влагалища пульсом забил натуральный маслянистый фонтанчик! Тело прошибли какие-то совершенно безумные, великолепные судороги! Глаза закатились… Анальный оргазм нанёс настолько яркий и сочный удар по ощущениям, что на миг я даже забыл, кто есть такой и где нахожусь. Застонал, как натуральная «тёлка», в самом худшем смысле этого слова, выгорая до пепла от удовольствия и плавясь от сладостной неги. А затем, не совладав с трясшимся телом, колотившимся от оргазма и кайфа, попросту обмочился, оросив тугой жаркой струйкой мерзкую рожу уродца! Но тот даже не фыркнул, лишь смахнул всё щупальцами с довольным видом!  — Да… Какой сладкий подарочек, от сладенькой мамочки!.. — довольно пробулькал он. — Наконец-то ты разогрелась, малышка… Пора и папочке немножко расслабится… «Чё?!» — в сознании, терпящем бедствие на море экстаза, на миг вспыхнуло бестолковое возмущение, но всё в то же мгновение померкло перед волной дикой боли! О, да! Два щупальца, разом едущие в задницу и даже сам грызущий горло ошейник сразу же показались незначительной мелочью, сущей безделицей, ерундой, причинявшей небольшой дискомфорт. А я-то робко подумал, что даже немного привык ощущать тянувшие анус мясистые щупальца, свыкся с ощущением боли. Потому что в следующий миг, нанизанный с обеих сторон на пульсирующее толстое мясо, заверещал в ужасе: сквозь блаженство посторгазмической тряски промеж двух первых тентаклей в мою попу тыкалось третье! Ещё один ебучий «банан»?! Нещадно растянутый, просто развороченный анус может быть и привык, приспособился, натужно сжимаясь и заглатывая два «ствола» разом, но новый громадный отросток вернул с неба на землю, погружая в бездны анальной пытки! Брызгая из кончика слизью — да что за дрянь-то такая?! — отросток с размаху воткнулся мне промеж булок и с натугой вошёл внутрь, вздувая на пухлом животе кожу! Иманиши зарычал от восторга, страстно обжимая меня щупальцами со всех сторон, и с оголтелым азартом принялся просто и безыскусно ебать, как надувную игрушку. Минуты назад он что-то пробовал изобразить, делал вид, что ласкал купленное на торгах тело, но теперь банально трахал томно визжащую узкую дырку, завывая от удовольствия. Его ритмичные удары стали быстрее, чаще и злее, а всё моё сочное тело задрожало и затряслось от непрерывных толчков. На обивку сидения натекло столько, что спина просто плавала в слизи и смазке. Из этой твари текло просто ручьём, но и моя взмокшая «киска» щедро брызгала душистыми каплями. Сиськи натурально заколотили по лицу, а между них выплёскивались всё новые и новые волны омерзительной гадости. Сосущие чаши мучительно-сладко издевались над разбухшими, чуть ли не с палец, сосками. Мяли, беззубо кусали, тянули. Тентакли оборачивали груди кольцом, заставляя соски стать на мгновенье просто огромными. На миг ослабляли восхитительный вакуум… и тут же наносили удар промеж «булок», вгоняя в задницу три щупальца разом и вздувая и без того пухлый живот! Но я бы смог всё это вытерпеть. Наверное, даже мог бы смирился. Попытался бы найти спасительное забвение в боли, сфокусировав все свои мысли на ней, чтобы отвлечься от всё сильней и сильней накатывавшего удовольствия. Я смог бы… Но блядская слизь испортила всё! Она была омерзительно-липкой. Она пахла то ли рыбой, то ли хлоркой, то ли цветами, то ли вообще какой-то неведомой хуетой. И тошнотворная слизь эта была прекрасной! Мысли о ней приводили в ужас, заливая разум волной отвращения. Но тупорылое толстомясое тело сдобной матроны совершенно не желало разделять моего к ней отвращения. Я хотел просто скорее подохнуть, чтобы, в конце-то концов, забыть об этом позоре, а вся моя толстомясая тушка, сотрясаясь от толчков толстых «членов», задыхалась в восторге! Влагалище брызгало смазкой, сиськи тряслись и шлепали друг о друга, сладко зудели от бешено сосущих присосок. А едва ли не порванная в клочья задница горела райским огнём! Чавканье нырявших в меня щупалец сводило с ума… Очередной и совершенно безумный оргазм накатывал с неумолимостью снежной лавины. Я загодя почуял его приближение в схлынувшей боли, но отсрочить не смог. Пытался противиться, всем своим естеством отказывался признавать, что уже почти на пике экстаза. И сдался перед напором колотивших глубоко в задницу щупалец. Сжался нутром от предвкушения вокруг «инопланетного мяса», переполнявшего внутренности. Ещё немного… Самую капельку, ебучая ты головоногая мразь… Ещё чуточку глубже, тентаклевый чёрт!.. Тяжело кончив, словно выстрелив из орудия, я, как мог, запрокинул голову в задушенном вопле. Было до ужаса отвратительно, больно и… невероятно приятно!  — Какая же ты голосистая, моя мамочка… — довольно гоготал осьминог. — Давай-ка, ещё раз для папочки! Повтори свою песенку, чтобы мы кончили вместе… Тонкое щупальце, или может язык Иманиши, точно что-то из этого жарко лизнуло влагалище, оборачивая горячим, влажным кульком набухший, болезненный клитор. Мне в то же мгновение показалось, что обивка салона вспыхнула звёздами! Я опять завизжал, как девчонка, теперь уже даже не пробуя противиться позыву верещать, вопить от блаженства и томно стонать от восторга. Всё, я сдаюсь. Эт тварь всё же сломала меня… Наслаждение на этот раз было так велико, что отвращение, ненависть и даже боль, таяли в его бескрайнем потоке.  — Да-а!.. Ещё, моя пышечка!.. Громче!.. Кричи для меня!.. — клокотал Иманиши. Удары его замедлялись, но щупальца погружались так глубоко, что я ощутил их где-то у себя между лёгких! Ворох отростков, колотящий в задницу резко и страстно, навалился всем весом, теперь уже вовсе заворачивая мне голени за голову. Тентакли сжимали так, словно хотели, чтобы я прикоснулся губами к своему же влагалищу…  — Босс!.. — внезапно раздался встревоженный голос. «К-кто это?.. Ещё один ёбарь?..» — заплескались в мозгу безвольные мысли, но я тут же отбросил их, теперь уже попросту закричав от очередного оргазма. Я кончил почти подряд уже третий раз, и естество наполнилось новым качеством боли. Это были не только мучения от ошейника, но и болезненно-сладкие муки, разливавшиеся из живота! Чёртов головоногий действительно знал, как обращаться с женским телом. Или просто случайно нашёл ключ именно к моей «оболочке», но удовольствие захлёстывало непрерывно и вымывало все мысли. Струя сквирта брызнула на лицо, а наслаждение перевалило за крайнюю точку и вылилось уже просто в великолепную боль, что всё так же несла удовольствие. По телу разлились конвульсивные всплески…  — Отъебись!.. — зло булькнул так же начавший подвывать «осьминог». — Ты не видишь… что я занят, кретин?!  — За нами хвост, босс! — взволнованный голос вернулся.  — Так оторвись, идиот! — рявкнул Иманиши и через миг замер, словно всеми своими щупальцами разом врываясь внутрь меня! С сумасшедшей силой потянул присосками клитор и набухшие от истязаний соски. А спустя миг в изнывающие от боли внутренности хлынул жаркий поток! Мой живот просто мгновенно раздулся, а по горлу, вжимая кожу в крепкий ошейник, побежали те же волны чего-то горячего. Из ануса и рта ударили густые белые струи, залившие грудь и влагалище, окатившие бёдра. Головоногий сбился на низкий яростный рык, наваливаясь на меня всем своим весом, и сжимая переполненное похотливыми соками тело. Из меня тотчас брызнули с новой силой излишки густой влаги, а «осьминог» заурчал от удовольствия. Пока он кончал, изливаясь внутрь моего тела, я чуял, как безвольно телепались вялые руки. Боль от ошейника пополам с удовольствием творила со мной ужасные вещи, поэтому даже не связанный, я не мог воспользоваться своей силой. Но неожиданно под руку подвернулось что-то необычное! Правая ладонь рефлекторно сжалась на изогнутом продолговатом предмете, приятно захолодившем разгорячённую кожу. В сознании тотчас же вспыхнула ассоциация — да это же та штуковина, что была подвешена на теле «осьминога» на тонких ремнях! И я, даже не видя её, сразу понял, с чем имею дело! Столько раз видел такое кино, что не мог ошибиться — это было оружие, револьвер или что-то подобное! Без понятия на кой чёрт тентаклевому мудаку оружие для человеческой руки, но этот уёбок только что вытащил нечастливую карту — колебаться я не намерен! Сотрясаемый толчками эякуляции головоногого насильника, я отыскал пальцем застёжку и дёрнул на себя пистолет. Пушка с тихим шорохом вышла из кобуры. Хотя головоногий урод всё же сумел понять, что дело неладно.  — Эй!.. — недоумевающее заклокотал он, вяло потягиваясь дрожащими щупальцами. Не целясь — из-за сисек и спермы, залившей лицо, всё равно нихрена не видать — я просто вжал дальний конец странной пушки в бугристую голову твари и дёрнул указательным пальцем. Отдача лягнула в ладонь, а в салоне бахнуло так, будто взорвалась связка гранат! Грохот заложил уши, и даже отблески вспышки смогли на миг ослепить. Громадная голова осьминога дернулась, просто взорвавшись мясным всплеском на дальней от меня стороне и заливая дорогую обивку чем-то желтовато-сиреневым. А в крыше транспорта появилась сквозная пробоина размером с кулак!  — Босс?! — завопил голос в коммуникаторе, а я принялся спешно дёргать пальцем крючок. Ещё и ещё! Получи тварь! А затем, немного довернув оружие, пальнул сквозь мёртвое тело в дальнюю стенку, за которой мог бы находится водитель. В переборке с треском проломилась дыра, и машину резко накренило. Неужели попал наугад?! В общем, выстрелить успел только четырежды. Каким-то совершенно адовым боеприпасом измочалил голову Иманиши в непотребное месиво, и пробил — по числу выстрелов — кучу сквозных дырок в салоне. «Сдохните, твари!» — внутри всё ликовало. — «Уйдёте вместе со мной, уёбки вонючие!» Страха за свою жизнь почти не осталось. Я опасался лишь одного — боялся, что умру раньше, чем кончатся боеприпасы. Опасался, что не успею насладиться отмщением. Но торжество моей мести парило над мыслью недолго. Его прервал частый грохот, пробежавший по корпусу нашего транспорта — словно кто-то забарабанил железной трубой по обшивке снаружи. Следом, за бортом, словно совсем рядом, раздалось протяжное, басовитое «Ж-ж-ж-ж-ж-ж!!!» Удары и звук слились воедино, и в то же мгновение, корпус летающей машины по дуге прорезал сплошной поток пуль! Труп головоногого, завалившегося сверху, буквально разорвало шквалом огня, разметав по салону и развозя в совершенное непотребство! Мне в лицо плеснуло иноземной кровищей и потрохами, а верхняя часть мертвеца разлетелась ошмётками во все стороны, заливая обивку отвратительной кашей. Волна пуль изрешетила дальнюю стену. И без того падавший воздушный корабль, сделал резкий кульбит, подбросив меня вместе с трупом. Больно уронил на изгвазданные сидения, залитые чужой кровью и спермой. Рывком насадил до предела на всё ещё крепкие щупальца, а затем закувыркался вниз, на встречу с землёй. * * * Вся жизнь перед глазами не успела пройти — я даже сообразить ничего не успел, в мельтешении калейдоскопа ужаса. Едва успел понять, где верх, а где низ, как мир словно взорвался оглушающим грохотом. Жёсткий удар, едва не вытряхнувший мозги из черепа, застал меня верхом на трупе Иманиши, но с оружием в руке. Мягкая обивка салона и упругое мёртвое тело сильно смягчили рывок, да и падение оказалось скользящим — машина долго грохотала днищем по какому-то склону. Чёрт его знает, на каком «керосине» эта штука летала, но на счастье, ничего не взорвалась. Наконец, спустя несколько секунд, шум, треск и скольжение прекратились. Искореженный остов замер. Слегка придя в себя, я со стоном схватился за обмякшее щупальце, всё ещё торчавшее глубоко в горле, и рывком дёрнул их прочь. Не пошло — урод затолкал его мне аж в пищевод! Пришлось поднатужиться и тянуть изо всех сил, опасаясь, что в любую секунду свалит асфиксия. Наконец, получилось — щупальце с хлюпаньем вылетело прочь, и изо рта мгновенно хлынул белесый поток одуряющее пахнущей, белесой слизи. Я тут же рефлекторно сделал глоток. Но спустя миг вырвало уже по настоящему — стоило только осмыслить, что именно я пытаюсь удержать внутри себя, как сперма хлынула наружу беспрепятственно. Отблевавшись, отплевавшись и прокашлявшись, пробуя вытереть испачканные в сперме губы испачканной в той же сперме рукой, я сумел выпрямиться и наконец-то смог с ужасом глянуть на свой раздувшийся живот. Вот же тварь головоногая! Его три толстых щупальца, изрядно обмякших, но всё ещё достаточно здоровенных, по-прежнему наполняли меня вместе с семенем ксеноморфа до предела! Если убрать всю кровищу и потроха Иманиши, то я и в самом деле выглядел так, словно был на шестом-седьмом месяце беременности! Ну и жуть… Присоски также всё ещё держались за груди, поэтому я и их отлепил. Сразу сорвать тоже не получилось — посмертная хватка Иманиши оказалась очень крепка — поэтому я протолкнул между грудью и щупальцем палец, чтобы убрать из полости разряжение. Когда присоски отпали, я едва за голову не схватился. Мало мне живота, так теперь это! И без того здоровенные сиськи, теперь казались гротескно громадными из-за ужасно опухших, почти что сферических и очень болезненных ареолов с утопленными в них сосками. Тёмные окружности настолько раздулись, что нужна была пара ладоней, чтобы укрыть хотя бы один из них. На этом фоне массивная округлость живота, выдававшаяся посерёдке и основательно раздвигавшая в стороны тяжелые сиськи, уже и не казалась настолько огромной. Если не юлить, то зрелище, на мой вкус, восхитительное, за одним только «но»: не тогда, когда так выглядит моё тело! Почему эта головоногая тварь так быстро сдохла?! Зато, что он сотворил со мной, Иманиши слишком просто ушёл в свой головоногий рай! Пока я осматривал себя, рвал и метал от бессильной ярости да освобождался от многочисленных щупалец, невдалеке засвистели двигатели, и с неба буквально рухнул ещё один транспорт. Машина изящно накренилась, поворачиваясь бортом, замедляясь и зависая в полуметре от самой поверхности! В унисон с моим ртом на неизвестном транспорте откинулся небольшой люк резко, и оттуда ловко выскочили две человекоподобных фигуры, затянутых сплошной, массивной на вид бронёй. Я рухнул на труп, подхватывая обеими руками испачканное оружие, и в самом деле оказавшееся похожим на револьвер. Тело опять сообразило раньше мозгов, готовясь к чему-то крайне хреновому. Кто эти люди в броне — и люди ли они вообще? — было неясно, но скумекать, что случилось, труда не составило. Даже обрывки оргазма этому не помешали. Иманиши, тварь мерзкую, кто-то грохнул и теперь шёл за контрольным выстрелом, если понадобиться. А мне — свидетелю! — удалось выжить. Какова будет дальнейшая доля-судьбинушка, гадать не приходилось. Милфу ждала неровная дырочка в лобовое «бронирование». Путём сложнейших логических умозаключений я пришёл к выводу, что пора отсюда уёбывать! Повезло — не погиб. Дважды повезло — с оружием и в своём уме! А значит, хватит дёргать удачу за хвост. Конечно же, у бойцов в броне, тихо жужжавшей моторами, были длинноствольные мощные пушки — опять что-то смутно знакомое, но главное, что им простреленный остов и не преграда вовсе. Но если я сумею выбраться через выбитое с моей стороны окно, то могу попытать счастья и скрыться в складках ландшафта. Однако, глянув вниз, на себя, я едва не заскрежетал от досады зубами. Бежать с таким «беременным» пузом? А перед этим ещё и слезть с треклятых тентаклей не помешало бы!.. «Всё, что ли? Неужели конец?!» — промелькнула в сознании досадная обида. — «Вот так глупо?» Весь калейдоскоп безумных событий, приведший меня в эти обломки и уложивший на труп, так оборвётся? Те два придурка на своей тарантайке, сбившие меня… Слизистая непонятная баба-работорговец… Ебучий «осьминог», выебавший меня в задницу!.. Зацепившись мыслью за последнее воспоминание, я сокрушенно подумал, что возможность погибнуть здесь и сейчас — не такой уж и скверный выход. Чёрт его знает, как я смогу дальше жить с таким пятном на душе. Раньше я даже мысли о подобной близости не допускал, а теперь — этакое. Да ещё и со сраным ксеноморфом! Сейчас-то хоть адреналин лижет вены, заставляя ничего не чуять и упорно не замечать. Но зато потом будет очень хреново, я уверен. Знаю себя. Совершенно не парюсь из-за того, что жизнь проживаю бесцельно и даже без удовольствия, но буду на стену лезть от факта анального секса с мужчиной. Пусть это и не совсем мужчина, и вообще инопланетная головоногая тварь… Боюсь, как бы потом я ещё не пожалел об упущенной возможности окончить свои дни быстро и безболезненно. Вскинув оружие, я прицелился, наводя «шпеньки» мушки и целика на ближайшего пехотинца. Соломенно-жёлтый револьвер в моей руке очень походил на те, из которых ковбои в вестернах браво шмаляли в друг друга. Но в целом эта игрушка оставляла ощущение «футуристичности» солидности: массивный, сплюснутый с боков ствол; словно рубленый барабан на шесть зарядов; стремительные индустриальные линии и на добивочку — мощь выстрела, как взрыв шашки тротила! «Надеюсь, ребятки, вы метко стреляете…» — уже почти без сожаления подумал я, плавно вжимая спусковой крючок. Слизнюха определённо не преувеличила, назвав меня боевым клоном. Оружие, отнятое у головоногого, мне даже во снах не являлось — хрен пойми, как и что делать — но руки сделали всё, как надо! Пушка оглушительно хлобыстнула полуметровым снопом огня, лупанув отдачей в ладони, и бойца просто снесло, завертев в дымном шлейфе хлынувшей жёлтой… крови? Его оружие выпало из стальных «лап», грузное боевое облачение завалилось набок и с грохотом рухнуло на жидкую сизую травку. Второй боец среагировал быстро, но я даже на миг удивился: а какого хера они вообще позволили выстрелить? Распотрошили бы очередями издали и все дела. Пехотинец вскинул оружие, рывком уходя в сторону и прячась от меня за корпусом искорёженного транспорта подохшего «спрута». И я от ужаса сжался в мучительных ожиданиях, за доли мгновения во всех красках живописуя, как пули из тяжёлой «волыны» расплёскивают мою голову поверх крови Иманиши! Но проходили секунды, а смерть всё не наступала. А затем вместо очереди наповал, прямо сквозь кузов и заляпанную вусмерть обивку, до меня долетел усиленный голос бойца!  — Не стреляй, человек! — судя по тону, говорил он спокойно, но речь грохотала так, словно в руках был мегафон. — Мой босс хочет с тобой поговорить! Я тут же тупо уставился на тёмный зев машины напротив, перекинув на него взгляд и ожидая увидеть кого угодно. И едва не захохотал от дурной истерики, наткнувшись взглядом на мелкого карапуза. Это именно он проиграл торги Иманиши! Поквитаться решил с «осьминогом»? Из-за бабы? Мелкий семенящей походочкой пришлёпал ко мне. Забавно, как опытный «сиделец», присел на корточки в искореженном дверном проёме. Тем временем подстреленный мною боец резко сел и подвигал плечами. Подхватил выпавшее оружие и, как ни в чём не бывало, встал на ноги!  — Я всё видел на сканере, — заговорил мелкий, с важным видом махнув крохотной ручкой на пушку в моей ладони. — Это ты его грохнула… Ловко, однако. Кто тебя подослал? Я хмуро молчал, пытаясь понять, чего этот «шерстяной пузырь» от меня хочет.  — Понима-а-аю… — с хитрым видом покивал тот головой. — Заказчика ты, конечно же, не назовёшь — глупо было даже спрашивать. Но должен признать — это было профессионально. Чтобы кто-то сумел развести этого старого чёрта на секс и снести ему башню с его же ствола?.. Уважаю!.. Он подался немного вперёд и заговорил совсем доверительно:  — Признаю, ты мне услугу оказала немалую. Я к войне готовился с семьёй этого уебана… — мелкий смачно плюнул в «осьминожий» труп. — Но теперь на записи сканера отчётливо видно, как погиб Иманиши. То, что я сам намеревался его грохнуть, никто не докажет, никого это парить не будет — все начнут рыть землю, чтобы найти убийцу. Тебя… Коротышка ткнул крохотным пальчиком в мою сторону.  — Слушай, я не тупица и понимаю, что такого профи нанял кто-то серьезный. Иманиши сунул свои тентакли куда не следовало, за что и огрёб… Поделом мудаку — он давно уже всех затрахал. Я не при делах и ссориться с твоим боссом не хочу, поэтому окажем друг другу услуги. Я укрою тебя, пока всё не уляжется, дам для виду непыльную работёнку. Ты тоже для виду сделаешь для меня кое-что. Так, плёвое дельце для твоих навыков. Не бесплатно, разумеется, чтобы никто носа не подточил. А ты потом перед своим боссом за меня слово замолвишь. Ну, как, идёт? У меня неплохие связи на Йоле и бизнесок прибыльный… Я по-прежнему бестолково хлопал ресницами, всё ещё упорно не понимая, чего ему от меня надо-то? Слова были ясны и понятны, смысл их тоже не укрылся, но общей картины я так и не мог уловить. Он что, обознался и принял меня за кого-то другого?  — Идёт, — забывшись и нервно сглотнув полный рот спермы, кивнул я. — Дай минуту собраться… Коротышка также покивал в ответ, но явно не собирался отворачиваться. Поэтому я упёрся ладонями в мёртвое тело и, подобрав ноги, выпрямился, насколько позволял разбитый салон, снимая себя с мягких щупалец. Анус с чавканьем выронил три фаллоподобных ломтя мяса, упавших на труп. А вслед за ними обильно заструилась и густая, белая слизь. Коротышка прижал ладошку к лицу и восхищённо закачал головой.  — Бог мой, сколько же ты тренировалась, чтобы суметь такое? Этого мудилу ебучего ни один бордель в городе пускать не хотел — столько он девчонок покалечил. Самые крепкие от него страдали. А тут человеческая женщина!.. Да уж, простор Обозримой всякими чудесами полнится… Я потратил даже меньше минуты на приготовления. Парой движений вытолкнул из себя обильную осьминожью «начинку» и выбрался из помятого транспорта. Многострадальный, горящий огнём анус быстро закрылся, поэтому и внутри осталось достаточно, но с этим пришлось примириться. А затем и желание впопыхах умереть, незаметненько так взяло да и подрассосалось. Появились варианты. Как говорится, один раз — не… не свинопас. Помереть всегда успеется — хоть в любую секунду. А вот взять да пожить — всегда лучше. Тем более в моём случае на это ещё и мужество нужно. Ну и что с того, что я теперь выгляжу, как женщина? Внутри, в голове-то я всё ещё прежний. Ну, а то, что этот анальный мудила меня анально попользовал… Так во-первых, он за это подох. А во-вторых, если уж совсем не юлить, то хотя мозги и были против, но тело реагировало совершенно иначе. Жопастая большегрудая тётка, в тушке которой я очутился, оценила усердия Иманиши как «вкусненько». А раз мне на треть — на самую четвертинку! — понравилось, то вроде бы и «несчетово»!..