Недоразумение

– Ты ничтожен, братец. Видишь, как ты жалок? Умрешь здесь, в темнице, как убогий, всеми забытый пес, в оковах, которые выпивают из тебя все силы, и собачьем ошейнике, сидя на цепи. Тебе отсюда не выбраться, Манвэ… Варда закрыла лицо руками. Облик Моргота был ужасен: черные одеяния, стальная корона с сильмариллами и искаженное шрамами и злобной ухмылкой лицо. Вот он снова замахнулся ногой, чтобы пнуть и без того изможденного Манвэ изодранных, некогда белых одеждах… А она, Варда, ничего не может сделать. Вот и теперь она стоит, наблюдая мучения мужа, и не может доже пошевелиться. И все из-за того, что она дала обет Эру. – Варда, помоги… – Никто тебе не поможет! Элентари проснулась в холодном поту. Кошмар снился ей уже не первую ночь. Но вот что странно: раньше она не придавала им никакого значения, а теперь очень болезненно переживала каждое сновидение. Такое ощущение, будто все это происходит на самом деле. И все страдания Манвэ, что она видела в кошмарах, реальны, не зря же Мелькор приходит к нему… Нет, ей нельзя об этом думать. Это все равно что расковыривать гвоздем ладонь в надежде, что еще пара царапин и боль исчезнет. Чем больше она будет винить себя, тем хуже ей станет. И уж тем более это не поможет Манвэ. Ему уже ничто не поможет. Варда крепко зажмурилась, пытаясь отогнать ужасную мысль. Все еще может кончиться хорошо, надо только верить… Только вот в кого верить? В Эру? Ведь именно Он не дает ей прекратить мучения супруга. Валиэ с детства была понятна простая истина: Отец не бывает неправ. Он может играть со своими детьми, как с пешками, может поступить жестко или даже жестоко, но не ошибаться. Но сейчас ей не хотелось в это верить. Хотелось тешить себя надеждой, что Илуватар еще может передумать, и тогда все будет хорошо. Но такого ведь не произойдет, да? Страх и глухая безысходность в ее душе перешли в настоящее отчаяние. С каких это пор жизнь Элентари полностью превратилась в кошмар, от которого ей не суждено проснуться? Впрочем, Варда знала, с каких. С тех самых, когда она лжесвидетельствовала против Манвэ на суде. С тех пор, когда она хладнокровно наблюдала, как Мелькор издевается над ее мужем перед всем Кольцом Судеб, когда того увели под стражей в его ужасную темницу… С тех пор, как Манвэ исчез из этого мира. Варда встала и, как была, босиком, в ночной рубашке, вышла на широкий балкон, присоединенный к ее покоям. На улице было свежо, даже прохладно. Элентари сразу же обдул легкий игривый ветерок, потрепав пушистую полураспущенную косу, заплетенную на ночь. Это было приятно и даже забавно, но… Но это был не Манвэ. Валиэ зажмурилась, как от сильной боли. Это она во всем виновата, она одна. И неужели она не может избавить своего мужа от страданий, хотя бы от тех, что причиняет ему Моргот? Не сможет. Теперь, по замыслу Эру, она должна не вмешиваться, отойти на второй план. Но разве может стать второстепенной она, королева Арды, когда она так нужна своему королю? Почему она не может ослушаться Эру один-единственный раз? Ведь сколько раз Мелькор Его ослушивался, и живет себе преспокойно… Но она не могла. Для нее это было просто противоестественно. Ведь каждого, кто нарушит клятву, ждет страшное наказание. Раньше валиэ не придавала этим словам особого значения, даже не задумывалась о последствиях. А теперь картина словно прояснилась. Все это лишь игра, задуманная Эру, и уже в самом начале Он предусмотрел, чтобы фигуры были ему послушны. Связал их невидимыми узами, одними простыми словами… Клянусь никогда не прекословить своему Отцу, Эру Илуватору, клянусь своими телом и душой и Его именем. Какие же страшные слова. Впрочем, теперь Элентари уже ничего не изменить, ведь в прошлое не вернешься. Шахматная доска уже разложена, фигуры расставлены. А она – королева. Может ходить куда угодно, перенестись почти на любой край доски… Но ходит она, увы, лишь по велению играющего. Королева должна защитить короля, но ей приказано стоять на месте, защищенной другими фигурами… Одной. Королю же тем временем ставят шах. И, возможно, даже мат. Но почему же тогда игра еще не закончена? Почему, почему… Да потому, что Эру играет не по правилам. Они ему вообще неведомы. Он просто забавляется с шахматными фигурами, переставляя их, как ему заблагорассудится, и не знает жалости. Он позволяет ходить своим непокорным детям как угодно, хоть восьмеркой, потому что знает – в конечном счете он все равно победит, воспользовавшись своими послушными пешками, какими бы безумными ни были правила. Внезапно Варда ощутила острый прилив зависти к судьбе Мелькора. Ведь он даже не вала, он ни в чем не клялся Илуватару и потому совершенно свободен. Он может идти и делать что хочет, пока Отец не решит его наказать (а не решит он, скорее всего, еще очень, очень долго). Ах, почему Варда не пошла с ним, когда он ее звал?.. Впрочем, и на этот вопрос ответ был очевиден. Потому что она любила Манвэ. И сейчас любит. И будет любить всегда, что бы ни случилось. А Мелькора тоже она ненавидела уже тогда. И потому благоразумно отказала ему, предпочтя верность Эру безрассудной и глупой затее. Илуватар хотя бы знает, что делает. Лучше уж быть чьей-то покорной шахматной фигурой, чем творить хаос, причиняя вред окружающим и самому себе. Ведь именно поэтому Бауглир и творит черт знает что; его никто в этом не пытается ограничить. И нет смысла завидовать тому, чья жизнь и так катится по наклонной, чья судьба – исчезнуть навеки и забрать с собою все причиненное зло в небытие. Пусть старший из айнур и свободен, но свобода его – лишь яд, медленно убивающий изнутри. И не каждый готов выпить эту отраву, чтобы быть обреченным на смерть, пусть и свободным. Время неумолимо даже для айнур, и рано или поздно Мелькора настигнет срок расплаты. Наступит момент, когда он по привычке взглянет на часы и поймет, что пришло время расплатиться за данную ему свободу. Своими телом и душой. А что лучше: жить в неволе или умереть в мнимой свободе? Жить. Лучше страдать, чем принять такую глупую и смешную кончину. И именно поэтому валиэ не нарушит данную клятву. «Ага, попробуй сказать это Манвэ», – снова мелькнула в ее разуме циничная мысль. Элентари вздрогнула и невольно покраснела. Как же она эгоистична. Почему она не может пожертвовать собой ради любви? Почему не согласится на страдания, чтобы избавить от страданий супруга? Неужели собственная шкура ей дороже Манвэ?.. Нет, нет, нет. Она просто не хочет пасть, как Мелькор. Если она ослушается Эру, Манвэ от нее отвернется. Он не поверит той, что предала отца. Он сам бы никогда так не поступил… Разве что ради нее. Ради нее он бы пошел на что угодно. Впрочем, он уже пошел. Внезапно Варда осознала, что по щекам ее тихо катятся слезы. На темном горизонте сверкнула ладья Ариэн, и первый рассветный луч осветил горе королевы Арды. Слезы ее засверкали рубинами, а длинные черные ресницы печально опустились. И картина эта была бы прекрасна, если бы не чувствовалось в ней всей той тоски, что мучила Элентари. Хотя и смотреть-то на нее было некому… Ради нее Манвэ уже пожертвовал всем, что у него было. Варда знала, зачем он пришел. И все равно отдала его на растерзание Мелькору. Вот теперь она стоит на широком балконе, вдыхает полной грудью свежий валимарский воздух, любуется рассветом. А муж ее теперь лишен всего этого. Как же это, наверное, тяжело – просыпаться и не знать о наступлении утра, не дышать свежим воздухом, не любоваться звездами… Изо дня в день видеть лишь беспросветную мглу да ненавистные стены темницы. Смогла бы Варда выдержать такое? А сможет ли выдержать Манвэ? Конечно сможет, что за глупости! Ее муж, несомненно, сильнее всего этого, он сможет вытерпеть тьму, заточение, цепи… Насмешки брата. Может, даже пытки. Элентари почувствовала, что на ее глаза вновь наворачиваются слезы. Непривычно горячие, они текли по щекам королевы Арды, словно обжигая нежную кожу. Валиэ даже не пыталась смахнуть их или утереть. Слишком уж она устала плакать… И как это у Ниэнны получается столько рыдать днями и ночами, не уставая? Почему она не пытается прекратить свои страдания? Ведь для творений Эру естественно избегать боли и стараться не причинять ее себе. Мелькор, конечно, не в счет. «А что же тогда ты сейчас делаешь?» – снова посетила ее разум странная, циничная мысль. Варда тяжело вздохнула и снова посмотрела на небо. Солнце взошло уже достаточно высоко, и звезды померкли. Валиэ вернулась в комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь на балкон. Она успела изрядно продрогнуть, и потому поспешила поскорее надеть темно-синее платье и накинуть теплый плащ. Начинался новый день без радости, веселья и счастья. Еще один день без Манвэ. *** Позор, настоящий позор, больше и сказать-то нечего. Мало того, что он, Манвэ, король Арды, глупейшим образом оказался полностью в руках брата, мало того, что тот унижал и истязал его, мало того, что он потерял все, что имел – так теперь ему еще и приходится верить Мелькору на слово и принимать из его рук подачки! Такой позор не снился ему даже в худших кошмарах. Наверное, прошла уже целая неделя с тех пор, как он последний раз видел Мелькора. А может, и несколько лет прошло. За Гранью время течет по-другому. А зачем, собственно, он тогда пришел? Сам он сказал, что хотел просто попросить прощения… Но если его действительно мучает совесть, то почему он до сих пор не освободил Манвэ? Ведь говорил, что искренне раскаивается в своих поступках, что недостоин быть ему братом… Странно все это. Впрочем, если ты лично знаком с Мелькором, то понимаешь, что странно – это еще мягко сказано. Вся жизнь Темного Властелина всегда состояла из необдуманных и совершенно нелогичных поступков. Хоть та же кража силмариллов. Зачем? С какого, да простит Эру, перепоя?.. Едва ли объяснение под названием «они классно блестели» хоть на что-то сгодится! А теперь Бауглир обманом занял место короля Арды, самого Манвэ посадил За Грань, утверждает, что ни в чем не виноват и раскаивается, но даже не пытается его освободить. Вот же ирония… Но, к сожалению, айну был единственным, кого Манвэ видел в последнее время, и, скорее всего, только это лицо ему и доведется видеть в будущем. Если Мелькор, конечно, еще вернется, и не окажется, что все это злая задуманная им шутка. Впрочем, Манвэ предпочитал не думать об этом, так как от любых подобных мыслей на душе становилось тяжко и как-то странно кололо в горле. Но еще страшнее было думать о Варде. Манвэ тяжело вздохнул. Что с ней теперь? Тоскует ли она по нему?.. Нет, нет, конечно нет, ведь для нее Сулимо теперь является Отступником, Морготом, а не самим собой. До сих пор звучали в ушах вала страшные слова, сказанные ею на суде. «Он виновен». Вала вздрогнул, будто вновь услышав ее голос. А может, все же не все еще потеряно? Затея, конечно, безумная, как раз под стать Мелькору, но… Надежда умирает последней. Он прикрыл глаза, тихо выдохнул, сосредотачиваясь. Отсюда до Арды мыслью было дотянуться тяжело, необычайно тяжело, но все же он напрягся и позвал. «Варда!» Он затаил дыхание, вслушиваясь, вслушиваясь в тишину своей темницы, в тишину в своем разуме, вслушиваясь каждой частичкой своей сущности. Ничего. «Варда, любовь моя, услышь меня, умоляю! – он готов был вспомнить все ласковые, нежные имена, которыми когда-то одарил ее, лишь бы не порвалась тонкая нить, слабо связывающая их, – послушай, милая, я – Манвэ. Поверь мне, прошу тебя! Неужели ты мне не веришь?» На миг показалось ему, что она, там, на Таникветиль, испуганно замерла, будто прислушиваясь к его словам, но тотчас нить оборвалась, и он больше не слышал ее, даже не чувствовал. Неужели она и правда ничего не подозревает? Разве Мелькор играет настолько искусно? Или, быть может, Варда не настолько любит Манвэ, чтобы почувствовать, что с ним приключилась беда?.. Нет, нет, что за мысли. Разумеется, она любила его, любит сейчас и будет любить всегда, что бы ни случилось. Но неужели его теперь совсем никто не услышит, не узнает, как он мучится? Нет, постойте, ведь есть же тот, кто все знает. Он должен ему ответить. «Намо! Услышь меня, пожалуйста!» Какое-то время не было слышно ничего, он даже подумал было, что не дождется ответа, но вскоре раздался задумчивый, даже немного печальный голос Мандоса: «Манвэ, ты же знаешь, что я ничем не смогу тебе помочь. И Варда тоже… тебя не услышит. А если что – все претензии к Эру. Прости». «Намо, Намо, подожди!» – в отчаянии почти закричал Манвэ. Он не хотел снова оставаться в горьком своем одиночестве. «Что еще?» – отозвался Намо. Манвэ показалось, что где-то на той стороне владыка душ горько усмехнулся. Впрочем, ничего нельзя было утверждать наверняка. «Мне страшно», – прошептал он, будто наивно полагая, что от этого что-то изменится. «Я знаю, что ты сейчас чувствуешь…» – начал было вала, но узник его перебил: «Прекрати говорить одно и то же, как будто это имеет какое-то значение! Ты трус, Намо, ты всегда только говоришь, но никогда не помогаешь делом, ты владычествуешь над судьбами, но изменить мою судьбу тебе просто не хватает смелости!» – терпение Сулимо лопнуло. Он не хотел здесь оставаться, неужели Мандос к нему настолько безразличен? Некоторое время владыка душ молчал, а затем все так же печально произнес: «Эру запретил мне, и лишь он властен над твоей судьбой. Обратись к нему, и, быть может, отец тебя услышит». «Эру… Но ведь корме Эру ты всегда подчинялся еще и мне. Так что приказываю тебе, как король Арды: скажи, освобожусь ли я когда-нибудь?» Наступило молчание. В какой-то момент Манвэ даже с испугом подумал, что Намо ему теперь никогда не ответит, но вскоре послышался печальный смешок. «Да, Манвэ, раньше я действительно тебе подчинялся. Но теперь, как бы ни было горько это осознавать, ты – не король. Приказывать мне может только Мелькор, а ты – прости меня, если сможешь – не имеешь теперь никакой власти в этом мире». На несколько мгновений узником овладела настоящая ярость. «Что? Да ты хоть понимаешь, с кем говоришь?» «Понимаю, разумеется. С Манвэ Сулимо, бывшим вала, бывшим владыкой ветров и бывшим королем Арды, пленником Мелькора Бауглира», – с какой-то холодной иронией произнес Мандос. Манвэ даже показалось, что он улыбается. «Это не смешно». «Мне кажется, или наша беседа несколько бессмысленна? На всякий случай еще раз повторю: попробуй поговорить с отцом». Это были последние слова Намо. Какое-то время Манвэ просто лежал без движения, обдумывая услышанное. Да уж, Мандос его не сильно обнадежил. Наконец он сел, откинул цепь от ошейника за спину и тихо позвал вслух: – Отец? Вала сам удивился звучанию своего голоса. Прежде певучий, с едва уловимыми надменными нотками, сейчас он прозвучал непривычно хрипло и изможденно. Сулимо даже стало слегка противно. И как он вообще докатился до такого? – Отец, ответь мне, – уже увереннее произнес он, стараясь не обращать внимания на хрипоту и боль в горле. Ведь столько раз Манвэ звал отца, и Эру всегда отвечал ему, ответит и сейчас. Но ответа не последовало. Вала почувствовал в душе некий неприятный холодок. Еще не ужас и не испуг, пока лишь только опасение. Наверное, просто надо позвать по-другому. – Эру, что мне теперь делать? – бывший король Арды по старой привычке поднял глаза вверх, словно надеясь вместо черного потолка темницы увидеть безоблачное Валинорское небо. Будто сейчас он, как и обычно, стоит на горе и взывает ко своему Создателю, смотрит ввысь, надеясь, что так становится к нему ближе… Только вот раньше Илуватар всегда отвечал. – Что мне делать? – снова повторил вопрос Манвэ, изо всех сил напрягая слух в надежде хоть как-то уловить ответ. И опять тишина. Тишина в спертом воздухе его темницы, тишина в разуме. Ни намека на ответ. Может быть, отец все же слушает его и ждет, пока он выговорится? Хотелось бы надеяться. – Эру, послушай, – начал Манвэ, – я знаю, что не имею права жаловаться на свою участь, потому что вижу, что так угодно тебе. Однако я все же недоумеваю, за что ты послал мне все эти мучения. ты видишь: я унижен, скован цепями, брошен в темницу, все меня теперь ненавидят и презирают, даже Намо смеется над моим печальным положением… Неужели это никогда теперь не прекратится? Или в чем согрешил я пред тобой, что ты шлешь на мою долю такие тяжкие испытания? Ответь же мне, отец! Очень долго еще он сидел, не двигаясь, в надежде услышать в этой глухой тишине хоть что-то. Однако его тончайший слух не уловил ни звука. Ни отдаленных веселых голосов эльдар, ни чьих-либо тихих, осторожных шагов, ни даже шелеста ветра. Ничего. – Неужели ты оставил меня, отец? – с ужасом в огромных черных глазах прошептал Манвэ. – Неужели отвернулся от меня, как от отступника?.. И опять тишина. Мертвая и будто давящая, не дающая вздохнуть. Вала не слышал в ней ничего, разве что биение собственного сердца и участившееся дыхание. Впрочем, он уже и не надеялся услышать ответ Эру. – Что я сделал? – Сулимо с трудом сглотнул словно застрявший в горле ком. Правда, что он сотворил? Какой тяжелый грех лежит на его совести, что Илуватар не желает даже говорить с ним? Манвэ не знал этого. Раз за разом припоминал он события последних дней, лихорадочно ища хоть малейшую провинность, зацепку, которая бы все объяснила. Но он ничего не находил. Разве что… Майрон? Имя гордого и непослушного майа даже сейчас заставило узника поморщиться. Нет, не мог отец так наказать его за этот проступок. Ведь, Манвэ был уверен, его брат не раз совершал подобное, но страшная кара его так и не постигла. Но если не Майрон, то что? – Эру… – Сулимо вновь собрался с силами, – умоляю, скажи мне, в чем моя вина? Я готов искупить все мной совершенное, понести любое наказание, только… Только, прошу, не оставляй меня здесь одного! Бывший король Арды с некой мольбой вновь взглянул вверх, хоть и понимая, что пользы это никакой не принесет. Сколько ни умоляй, не смотри обессиленно ввысь, отец не ответит. Можно взывать к нему снова и снова, пока Манвэ окончательно не охрипнет, пока не сорвется голос… Но ответа не будет. Эру оставил его. Даже Эру. И теперь узнику не поможет никто. Надежды больше нет, как и веры в счастливый исход. Манвэ закрыл лицо руками и, сотрясаясь от беззвучных рыданий, рухнул на холодный каменный пол. Теперь он один. Совсем один. Даже отец, который всегда незримо помогал ему, ныне бросил сына гнить в темнице, не желая с ним разговаривать. Теперь никто не поможет Манвэ советом или делом, никто его не услышит, теперь никому он не нужен… Теперь и жить незачем.