hanagoori

Два нукенина застыли почти у самого входа. Оба долго и напряжённо молчат. Их взгляды устремленны в разных направлениях. Недовольный, немного уставший Кисамэ сначала разглядывает урон, который нанесли убежищу. Почему-то хмыкает, раздумывая, что же произошло. Потом устремляет взор на седовласого. — Какого чёрта? — раздражённо цокает он. Чего-то подобного он ожидал, но надеялся, что Какузу и Сасори не дадут бессмертному зайти далеко. В очередной раз Акацуки сделал в голове пометку не доверять другим никогда. Потемневший взгляд Итачи неотрывно следит за девушкой. Сакура лежит у стены, не подавая признаков жизни. Израненные руки раскинуты в разные стороны, широко раздвинутые ноги покрыты кровью, красными пятнами, которые после превратятся в синяки. Немигающий взгляд потухших зелёных глаз (которые когда-то можно было назвать изумрудными, или цвета сочной травы, но сейчас, когда из них исчезла искра, просто зелёные) устремлён в пустоту. Можно было бы решить, что она уже мертва. Однако грудь, которую больше не прикрывая одежда, всё же медленно, едва заметно вздымалась. Хидан равнодушно жмёт плечами, поправляет штаны, но плащ застегивать не спешит, любезно позволяя всем рассмотреть глубокие царапины на плечах, шее и груди. Сакура слышит, когда возвращаются два нукенина. Она почти хмыкает про себя. Звук отодвигаемого камня услышать можно и с того света. Слышит недовольное шипение Кисамэ. Но двигаться не спешит. Не может. Сакура не чувствует ничего, кроме ужасной усталости, спазмов внизу живота и как неприятно засыхающая кровь вперемешку со спермой стягивает кожу. В голове звенящая пустота. Она чувствует взгляды присутствующих на себе, но не может заставить тело пошевелиться, чтобы запахнуть безрукавку или принять более благопристойную позу. Харуно ждёт, что в любую секунду голоса в голове вернутся, чтобы назвать её шлюхой или снова осудить за то, какая она живучая тварь, но время тянется, а мерзких завываний её внутреннего «я» всё нет. Эта истеричка куда-то пропала. Исчезла. Заткнулась. Решила смыться, пока Хидан имел хозяйку головы, в которой она поселилась. Это что же, надо поблагодарить Акацуки? На секунду куноичи представила, как жмёт руку светловолосому, от всей души говоря спасибо, что тот избавил её от необходимости разговаривать с самой собой в голове. Это разве не смешно? С сухих, покрывшихся кровавой корочкой, губ Харуно сорвался первый смешок. Потревоженные ранки снова закровоточили, вызывая боль. Акацуки переглянулись, будто спрашивая друг друга, не показалось ли им. Не показалось. Плечи девушки сотрясал безумный смех, который становился всё громче. И громче. И громче. И вот, Харуно уже безостановочно хохочет так, что в лёгких не хватает воздуха. Звонкий, громкий смех принадлежит будто не человеку, от него по коже бегут мурашки. Он эхом отражается от стен пещеры. Боль в животе становится невыносимой, а горло ужасно саднит, будто кто-то изнутри разъярённо царапает его. По раскрасневшимся щекам текут слезы. Разумеется, тоже от смеха. Девушка затихает только когда чувствует, как сильная пощечина обжигает кожу. Рот снова заполняет вкус крови. Харуно думает, что всё в теле болит так, что она уже не различает источник боли. Она будто одна сплошная гематома. — Ты мастер успокаивать девушек, — хмыкает Хидан. — Дамский угодник. — Ей же нужно помыться или ещё что-то, — предполагает Кисамэ, поднимаясь на ноги и снова отходя в сторону. А затем оборащаетсяя к Хидану. — Она еле шевелится. Знай меру. Если она помрёт, в качестве приманки я отрежу твой член и повешу на дерево. — Думаешь, это сработает? Или это ты так завуалировано пытаешься признаться, что считаешь мой член привлекательным? — Завались уже, — рычит Хосегаке. Акацуки возвращаются к своим обычным делам, будто на их глазах не рассыпается жизнь Сакуры Харуно. Как будто они не разбивают её удар за ударом. Будто произошедшее имеет не больше значения, чем случайно разрушенный неакуратным движением ноги муравейник. — Может, так и есть, — думает Харуно. «Прекрати драматизировать, Сакура. Ты не такая уж и важная персона». — Да, мам, — еле слышно выдыхает Сакура. Девушка хмурится, когда чувствует лёгкое жжение на коже под глазами, и с удивлением замечает, что всё ещё тихонько плачет. Устало поднимает ладонь к лицу и трет ей. На коже остаются красные разводы. — Поднимайся, отведу тебя к воде, — произносит Итачи. Он не сдвинулся с места, на котором остановился, когда увидел Харуно. И позу не поменял. Всё продолжал сверлить взглядом с абсолютно равнодушным лицом. Сакура медленно поднялась на ноги, которые тут же предательски подкосились. Никто не кинулся её ловить. Она сама поймала равновесие. Дрожащими пальцами лишь с седьмой попытки застегнула безрукавку, пока Учиха отвернулся. Харуно наконец выпрямилась и медленно прошествовала мимо Итачи, не удостоив того и взгляда. Брюнет пошёл следом, держась позади на расстоянии шага, не подгоняя и не пытаясь грубо толкать, когда Сакура плелась медленно, то и дело спотыкаясь. Лишь терпеливо ждал, пока она снова продолжит идти. Оказалось, был день. Когда солнечный лучи ударили в лицо, Харуно резко отшатнулась и зажмурилась. Глаза сильно отвыкли от яркого солнечного света. Девушка прикрыла лицо руками и застыла. Понадобилось время, чтобы глаза привыкли. Итачи по-прежнему стоял позади, сохраняя молчание. На ватных ногах Сакура сделала шаг вперёд, потом другой. От приятного прохладного ветерка по телу прошли мурашки. Голова слегка закружилась от слишком больших и частых вдохов. Спустя почти вечность они оказываются у берега реки. Шум воды, ветер в кронах деревьев, щебетание птиц ласкает слух. Совсем недавно Сакура бы насладилась всем этим, но сейчас всё ощущалось лишь большим грузом. Не дойдя до воды около пятнадцати шагов, Харуно обессилено опускается на каменистый берег. В голове вертится вопрос, что она делает? Собирается купаться. А потом? Вернуться обратно в Убежище, чтобы продолжать быть развлечением Акацуки, а в нужный момент стать приманкой для Наруто? Сакура прикрывает глаза и воспоминания тут же оживают в её голове. Она вспоминает касания мужчины. Его язык у неё во рту, его руки на её бёдрах, его член в ней. Желудок скручивает. Сакура сгинается пополам, потом и вовсе падает на четвереньки. К горлу поступает ком. Через мгновение девушка блюет. Желудок скручивает с такой силой, что Сакура уверена, что вместе с прозрачной жидкостью выблюет и свои внутренние органы. Судорога сжимает горло, так что Харуно несколько мучительно долгих секунд не может сделать вдох. На глазах наворачиваются слёзы. Она сжимает траву, ногти царапают твердую землю. Сакура чувствует, как они ломаются, когда она слишком сильно скребет ими каменистую почву. А в голове только звук чужого дыхания. Горячего, мерзкого, грязного. Сакура взвывает. Звук больше похож на крик раненого животного. Сакура кричит изо всех сил. В её крике мольба о помощи и ненависть к себе за то, что думает, что она заслуживает того, что бы её спасли. Она чувствует себя мерзко в своём теле. Слабом, никому ненужном, а теперь ещё и использованном. Харуно сдирает с себя одежду, мчится к воде. Она не раздумывая погружается в ледяную воду. В кожу будто впиваются тысячи иголок, ступни режут острые камни. Шум бурного потока не заглушает рыдания, которые иногда срываются на истошный вопль. Не раскрывая глаз, девушка с остервенением царапает свою кожу, оставляя глубокие раны. Будто надеется снять её, а вместе с тем и груз, который оказывается слишком тяжёлым для неё. Вода вокруг бурлит, окрашиваясь в нежно розовый от крови Темари, от её собственной, что сочится из ран. — Хватит, — тихий голос каким-то образом прорывается в её сознание сквозь гул воды и собственный крик. Сакура чувствует, как плотная ткань подобно кокону окружает её обнаженное тело. Затем Итачи сгребает вырывающуюся девушку в охапку и тащит из воды. Харуно не замолкает ни на секунду. Она, собирая последние остатки сил, дёргается, размахивая руками и головой. Она чувствует, что пару раз ударила Итачи, и хоть в таком состоянии девушка не может принести даже небольшой ущерб, на краю сознания возникает мысль, что Учиха так с собой обращаться не позволит. Наверное, Сакура сейчас огребёт. Итачи возвращается на берег. Мокрая одежда неприятно липнет к телу, он едва заметно морщится. Не успел отдохнуть после миссии, поэтому брюнет чувствует, что его слегка потряхивает. У него едва хватает сил, чтобы удерживать Сакуру. Сделав всего пару шагов, он вместе с куноичи в руках оседает на землю. Какое-то время, чтобы Харуно не сбежала или не навредила себе, он удерживает её на месте. Худые, но довольно сильные руки плотным кольцом окружают девушку, прижимая к груди так, что, если бы девушка на секунду успокоилась, смогла бы услышать биение сердца. Давно Итачи не подпускал кого-то так близко. Он чувствовал вину. То, что случилось было результатом его слабости. В конце концов, бремя, которое он нёс, было только его собственным. Юноша не имел права перекладывать его на других. Или просить чьей-то помощи. Он это понимал. Как понимал и то, что времени у него оставалось всё меньше. И дело не только в его самочувствии. Он слышал о Саске. Что тот последовал за Орочимару. И если Учиха достаточно хорошо знал младшего брата, то пройдёт немного времени, и Саске придёт к нему. Он не успеет справиться со всем в одиночку. Когда Сакура притихла, Итачи отпустил её и поднялся на ноги, сделав пару шагов назад. Дрожащими пальцами, Харуно сжала ткань, прижимая её ближе. Она будто только сейчас осознала, в каком виде находится перед Акацуки. Он скользнул взглядом по израненым пальцам. — Хватит чакры, чтобы вылечить себя? Сакура не ответила. Она не хотела говорить с беглым шиноби. Не хотела, чтобы её видели такой. И не хотела лечить себя. Ужасную боль от множества ран на теле девушка считала своеобразной платой за то, что произошло по её вине. Хоть и недостаточной. Итачи помолчал некоторое время. Он видел состояние Харуно. Девушка была готова сдаться. И у неё было для этого достаточно причин. Прямо сейчас Учихе стоило бы отпустить девушку. Это было бы правильно. Он устало прикрыл глаза, будто собирался с мыслями. Затем он сказал то, чего совсем не хотел. — У тебя есть обязательства перед Конохой. Ты обязана её защищать, несмотря ни на что. Это были опасные слова. Убеждать кого-то в этом было… наверное неправильно. Именно убеждённость в этом привела Учиху туда, где он сейчас. И он не жалел об этом. Но они с Харуно ведь совершенно разные. Сакура вскинула голову. Её губы презрительно скривились. В потухших глазах снова блестнул огонёк. — Не смей говорить о Конохе, — процедила девушка. Или не такие уж и разные. Итачи медленно приподнял руки в примерительном жесте. На губы легла едва заметная, слабая улыбка, когда удалось вызвать у девушки реакцию. — Я только о том, что ты не можешь позволить себе расклеиваться. Она глядит на него с нескрываемым презрением. Итачи это даже радует. — И какое же тебе дело? Брюнет раздумывает. Наверное, будет справедливо рассказать девушке правду. Сказать, зачем она здесь. Почему ей пришлось терпеть всё произошедшее. Тогда ей будет легче справиться с душевным потрясениями и Итачи сможет, наконец, заняться делом. Или же реакция будет совершенно другой? Харуно непредсказуема. Итачи, наконец, вздыхает. — Скажи, на многое ли ты готова, чтобы спасти Саске?