hanagoori

Даже несмотря на то, что Сасори очевидно демонстрировал, что физического вреда её телу не нанесёт, Сакура не могла не ужасаться тому, на что способен сделать с ней Акасуно. Он без труда управлял её телом. Она понимала, что уже проиграла ему. У неё был шанс победить тогда, когда Итачи позволил ей сбежать в первый раз. Возможно, она могла бы попробовать противостоять ему и в тот день, когда осталась с ним и Хиданом наедине. Но в тот момент, когда он коснулся её рук, полностью отнимая контроль над телом, исчезла последняя призрачная надежда. Теперь девушка могла лишь беспомощно наблюдать, как её руки, ведомые тонкими, едва сияющими нитями складывают печати, повторяя движения Кукловода. И вот уже спустя мгновение, вместе с прохладой тёмной пещеры, в нос ударил терпкий, вяжущий аромат каких-то трав, резкий запах реагентов, вызывающий тошноту сладковатый запах древесины. Даже в полной темноте было ясно, где она оказалась, но когда помещение озарил тусклый, желтоватый свет, в поле зрения Харуно тут же попала пара подвешенных в неестественных позах фигур. На прочном канате, натянутом через всю комнату, привязанная за волосы, болталась голова. Равнодушные, будто подёрнутые дымкой, на куноичи взирали два широко-распахнутых серых глаза. На мёртвенно-бледном лице словно заиграла едва-заметная улыбка. Вероятно, это было лишь игрой света, но Сакура непроизвольно дёрнулась, пытаясь вырваться из резкой хватки нукенина, но бледные, изящные пальцы лишь сильнее впились в руку девушки выше локтя. Харуно поморщилась и опустила взгляд в пол, краем глаза уловив, как Акасуно раздражённо поджал губы в ответ на её реакцию. — Тебе здесь нравится? — Нет, — ответила Сакура, вновь заталкивая эмоции как можно дальше. По какой-то причине Акасуно отчаянно желал вывести Харуно из себя, девушка отчетливо это понимала. Не понимала лишь причин. Почему человек, что так явно презирал эмоции и все человеческие чувства, так яростно требовал от Харуно их проявления? Почему он обратил всё своё внимание на кого-то вроде Сакуры? Почему она была так ему нужна? Всё сбивало с толку. Сакура предпочла не думать об этом слишком много. Она поняла лишь одно. Если ему нужно от неё проявление ярости или радости — она не позволит ему получить их. Вероятно тогда Акасуно потеряет к ней интерес. Отключение эмоций казалось ей единственно верным решением. Только так можно было отделаться от Сасори. Только так Сакура могла закончить всё то, что начала. И пусть всё внутри путалось, и девушке отчаянно хотелось сунуть пылающую голову в поток бурной, ледяной воды, будто это помогло бы избавиться от непрекращающегося гула голосов в голове, каждый из которых не прекращая упрекал Сакуру за каждый вздох. У Итачи был план, о котором он не торопился рассказывать. Он будто отчаянно нуждался в её помощи, но в то же время до последнего надеялся, что Харуно передумает. Но Сакура не передумает, потому что уже слишком поздно. Поздно возвращаться к нормальной жизни, возвращаться в деревню, чтобы полежать пару дней в госпитале, подробно рассказать Хокаге обо всем произошедшем и о том, что удалось выяснить об Акацуки, принять пару сочувствующих взглядов от Хинаты и ТенТен, позволить Наруто окружить себя навязчивой и в то же время согревающей сердце заботой по пути к своей квартире, заметить взволнованный взгляд Ино, который она тут же спрячет за раздражением, а потом со спокойной душой вернуться домой, чтобы выслушать от матери, что она, наверное, единственная такая в мире неудачница, которая умудрилась попасть в плен на глазах у стольких шиноби Листа, и почему же похитили только Сакуру, разве та девчонка, ТенТен, не слабее? Боже, какой позор. Поздно стало в тот момент, когда Харуно своими руками убила Темари. Именно с того момента возвращение в Коноху стало невозможным, хоть Сакура и не до конца это понимала. Теперь единственной целью Харуно стало обеспечить безопасность друзей, полностью отключив свои эмоции. Не важно, что она испытывает, не важно, через что придётся пройти. Это не важно, она не имела права чувствовать боль, страх, жалость к себе. Жалость к себе была под особым запретом. И как только пришло это осознание, Сакура сконцентрировала все силы на том, чтобы блокировать мешающие чувства. В момент, когда Харуно вернулась в реальность, выныривая из мрачных мыслей, которые, однако, поддерживали её существование среди нукенинов, она заметила, что Акасуно уже отошёл в конец комнаты. Он подпёр выкрашенную в бледно-серый, напоминающий коридоры больницы, стену спиной, сложил руки на груди и теперь молчаливо наблюдал за куноичи, однако взгляд был отрешенным, будто юноша тоже погрузился в мысли и теперь не видел ничего, что происходило рядом с ним, как и сама Харуно секундами ранее. Но Сакура знала, что это не так. Сасори следил за каждым её движением, вздохом, взглядом. Она чувствовала его липкое, обволакивающее со всех сторон внимание, она ощущала бы его на коже даже если бы отвернулась. Он был словно змей, а Сакура ощущала себя его добычей, с которой он, почему-то, никак не расправится. — Время идёт, — проговорил он наконец, видимо заметив, что иръенин пришла в себя. В его тихом голосе явно слышалось недовольство и снова то детское нетерпение, которое куноичи уже улавливала ранее. Он оттолкнулся от стены, подошел ближе к девушке. Сакура не шелохнулась. Было бесполезно. Сасори склонился к лицу куноичи, скрупулезно заскользил взглядом по её лбу, носу, щекам, будто ювелир, осматривающий очередную драгоценность. Взгляд остановился на губах, замер всего на мгновение. Затем Сасори удовлетворенно кивнул и отстранился. — Люди имеют свойство стареть, — продолжил Сасори, — и ты тоже, Сакура. У меня не так много времени. Сакура поджала губы и проводила его непонимающим взглядом, который он без труда уловил. — Ты, разумеется, думаешь, что у тебя полно времени, но твоя красота скоро увянет. Каждую секунду время иссушивает тебя, высасывает жизнь. — И тебя по какой-то причине это смущает? Сасори глядел прямо в глаза, вызывая у Сакуры какое-то неясное чувство. Его всегда вызывало то, как он смотрел и говорил о том, что было у него на уме. Она привыкла, что никто из её знакомых не задерживал долгого взгляда на собеседнике, зачастую приукрашивал или умалчивал неудобную правду, даже если это не было необходимостью. И все об этом знали. В том, с какой легкостью Сасори, да и остальные Акацуки, говорили о своих желаниях, мотивах, была какая-то свобода. Харуно подумала, что даже немного завидует. — М, меня больше интересует, почему тебя — нет. Красота — дар богов, единственное прекрасное, что есть в этой зловонной клоаке, которая зовётся миром. Знаешь, многие бы продали душу за то, что есть у тебя, — Сасори протянул руки к лицу девушки, чтобы едва коснуться бледной кожи подушечками пальцев. — А ты каждый раз с такой лёгкостью жертвуешь этим. Такое глупое расточительство. Хотя, сейчас и ты несовершенна, по крайней мере, не всегда. Но ничего. Любовь к красоте — это вкус. Создание красоты — это искусство. Я создам тебя заново, Сакура. Последующий за этим монологом вопрос Харуно задала неосознанно. Он прозвучал с горькой усмешкой, без намека на искреннюю заинтересованность. — И почему же не сейчас? Сасори отвернулся и прошёл вглубь комнаты, через мгновение у него в руках оказалась чужая голова. Он неспешно вернулся к девушке, которая будто вросла в пол. Протянул часть тела ей. — Взгляни в глаза. Сакура послушалась. Остекленевший взгляд, прямо как тот, на который она наткнулась сразу по прибытии, вызвал волну мурашек и желание сбежать. Пустые, ничего не выражающие глаза смотрели будто сквозь Харуно, и в то же время прямо на неё. — Перед смертью они выглядели иначе. Там был страх, боль, что-то еще, — Сасори махнул рукой и отбросил голову в сторону. — А в итоге — это. Глухой стук, с которым она ударилась об пол, заставил подняться комок к горлу куноичи. — И сколько бы я не эксперементировал, ничего не выходит. Пока. Сакура всё ещё глядела в сторону, не в силах отвести взгляда от разметавшихся по полу черных волос. — Я думала, твои марионетки для тебя важны. — Она не станет моей марионеткой. Я испытывал на ней новые методы. Всё, чтобы сделать тебя совершенной. Сакура была не в силах пошевелиться. Бездыханные тела, вернее сказать то, что от них осталось, прежде были незаметны при тусклом свете, но теперь бросались в глаза. — Злишься? — буднично вопросил Сасори, вновь заглядывая в лицо иръенина. Её выражение не сильно изменилось, что стоило Харуно огромных усилий. «Правило шиноби номер двадцать пять гласит…» Сасори такая реакция не удовлетворила. — У меня есть для тебя небольшой подарок, — проговорил Акасуно, хватая Сакуру под руку. Девушка двинулась за ним на негнущихся ногах. Сердце стучало в горле, а тошнота стала столь привычна, что Харуно больше не обращала на неё внимания. — После извлечения биджу, когда ты бросилась на Какузу-сана, ты выглядела прекрасно, — они остановились у массивной двери, и Сасори воспользовался этим, чтобы в очередной раз взглянуть на куноичи. В глубине карих омутов сверкнуло что-то маниакальное. — Сильная, полная решимости, а как горят твои глаза в моменты, когда ты не рвешься следовать правилам морали и не сдерживаешь гнев. Ты расцветаешь, Сакура. Разве не понимаешь? — Поэтому ты хочешь моей смерти, — мрачно заключила Харуно. — Срывай цветы в момент цветенья, не обрекай ты их на тленье, — голос прозвучал мелодично, почти завораживающе в этот момент. Сакура почти восхитилась. — Так говорят, слышала? Я хочу запечатлеть момент твоего цветенья. Подобно цветам во льду. Ханагоори. Но только, в отличие от них, ты не исчезнешь никогда. Дверь тяжело открылась, сопровождаемая звуком, подобным утробному рыку. Но звук, который раздался после, заставил куноичи содрогнуться гораздо сильнее. — Сладкая, соскучилась по моему члену? Харуно казалось, что её вырвет, стоило только голосу Хидана раздаться из темноты неосвещаемой комнаты. Коленки подкосились, она чудом устояла на ногах. Голос, который преследовал её в кошмарах, разворошил в голове воспоминания, вытащил на свет те самые, которые она упрямо пыталась затолкать дальше всех и похоронить глубоко на задворках памяти. Она вздрогнула всем телом, когда почувствовала холодное касание на ладонях. Сасори вложил в её руки кунай. — Я сохранил это для тебя, — просто проговорил Сасори, будто Хидан был не живым человеком, не членом Акацуки, а какой-то безделушкой. — Ты можешь дать себе волю. Совесть не будет тебя мучать, если ты выпустишь пар на преступнике. — Что это вы ей даете, Сасори-сан? — хмыкнул Хидан из темноты. Сакура всё ещё не решалась напрячь зрение, чтобы взглянуть на бессмертного. От одной мысли об этом её бросало в холодный пот. — Эта прелесть любит пожестче, помню, но это перебор. Вам следует глубже, — Сакура чувствовала цепкий взгляд нукенина на себе, слышала усмешку в его голосе, и мгновенно представила, как он манерно растягивает губы, — о, да, глубже изучить вопрос секс-игрушек. Стыдно не знать в Вашем почтённом возрасте. На пару секунд Сакура сжала металлическую рукоять крепче. В голове вспыхнули яркие картинки, как она заставляет Хидана заткнуться. Как изо рта, из перерезанной артерии хлещет горячая кровь, заливая одежду Харуно, а она продолжает вгонять лезвие в податливую плоть раз за разом, пока не сотрет с лица его мерзкую ухмылку. Девушка дёрнулась. Оружие со звоном упало на пол. Куноичи сделала шаг назад. Затем другой, прежде, чем сорваться и броситься к выходу. — Кажется, трахаться у вас на глазах она была не готова, — в голосе Хидана слышалось наигранное сожаление. — Умолкни, — равнодушно бросил Сасори, поднимая с пола кунай. Он не переживал, что Сакура сбежит. Она не смогла бы выбраться из мастерской, даже если бы очень постаралась. Продолжая вертеть кинжал в пальцах, он прошел вглубь комнаты, оценивающе глядя на нукенина. Руки того были обмотаны массивными цепями, закрепленными над его головой. Мера была предпринята скорее для того, чтобы иметь свободный доступ к телу, чтобы мужчина не прикрывался руками, нежели для того, чтобы застраховаться от попытки побега. Ноги отсутствовали по колено, так что бежать было бы для Хидана проблематично. — Правда глаза колет? — хмыкнул он всё так же весело, провожая взглядом бывшего коллегу. Зияющие раны, которые даже не удосужились обмотать тканью, явно его не беспокоили. — Мы с ней знатно повеселились, когда Вас не было. Ну, об этом можно догадаться. Разве Вы не были там, когда она умоляла меня повторить? Видели бы вы её лицо. Её глазки, наполненные слезами, приоткрытый ротик. Хотя… — нукенин умолк, будто задумавшись о чем-то, а затем продолжил с издевкой, — вам никогда не узнать. Как я понимаю, в штанах ничего нет? Не представляю, каково Вам. Сасори остановился, равнодушно взглянул на бессмертного. Лезвие куная опасно блеснуло в тусклом свете, попадающем из соседней комнаты. — Могу показать, чтобы ты не мучался, теряясь в догадках. — Ну-ну, Сасори-сан, не нужно так. Этот член пригодится нашей сладкой куноичи, раз Вы удовлетворить её не можете. Или Вы собираетесь его себе приделать? Сасори не удостоил Хидана ответом. Когда он понял, что Сакура всё же не вернётся, мужчина развернулся, медленно направляясь к двери. — Уже уходите? Я вас смутил? — … — Когда Вы вернетесь, Сасори-сан? — … — Ладно, не торопитесь. Отличный отпуск, у меня появилось время помолиться. Дверь с громким гулом захлопнулась, вновь погружая хихикающего Хидана в темноту. Харуно нашлась у самого выхода. Она сидела на полу с отсутствующим выражением лица, прислонившись спиной к стене. Сасори остановился напротив, снова изучающе глядя на девушку до тех пор, пока она не подняла на него взгляд в ответ. — Почему ты попросила Хидана сделать это снова? — Что? — внезапный вопрос выбил из легких воздух. Сасори опустился перед ней на корточки. Фарфоровое лицо выражало крайнюю степень задумчивости. Затем он слегка нахмурил брови, взгляд потемнел. Глаза стали почти чёрными. Сакура почувствовала, что больше не может шевелиться. — Где он касался тебя? Тонкие пальцы скользнули к плащу, медленно расстегивая его, но замерли на середине. Акасуно взглянул на обнажившийся изгиб шеи. Медленно наклонился и провел по нему языком. Сакура хотела оттолкнуть, хотела дёрнуться в сторону, хотела сделать хоть что-то, но не могла. Глаза расширились от ужаса. Сасори зацепился взглядом за эмоции на её лице и удовлетворенно улыбнулся. — Сакура, раздевайся.