hanagoori

Тонкие пальцы ловко затачивали металлическую шпильку. Сасори сдул с острия пылинки и критично осмотрел результат. Со скучающим видом мужчина отложил инструмент и взглянул на голову, что лежала перед ним на широкой столешнице. Глаза и рот были широко распахнуты, кожа вокруг них оттянута и зажата крошечными железными скобами. Казалось, на лице застыла гримаса ужаса, а предсмертный крик так и застрял в горле без возможности когда-либо вырваться. Акасуно оглядел заточенное оружие, затем беззубые дёсна, которые в местах, где Кукловоду было лень аккуратничать, представляли собой лишь ошмётки плоти, выявляя наиболее удачные для вживления области. Инородное тело входило во всё ещё свежую плоть сложно, пачкая пальцы кровью и слюной. Наконец, шиноби оставил попытки в момент, когда наткнулся на пустые глаза, напоминавшие взгляд дохлой рыбы. На лице отразилось нескрываемое отвращение, когда он вспомнил её беспомощность и смирение в последние секунды жизни. Кукловод с презрением смахнул голову со стола, та с глухим стуком ударилась об пол. Скучно. Работать над марионетками с какого-то момента стало до безобразия скучно. Податливые, молчаливые, уродливые. Сасори усмехнулся. Не в его правилах глупое отрицание очевидного. Он мог с точностью сказать, когда компании кукол стало недостаточно. Он откинулся на спинку стула, погружаясь в свои мысли. — Идём, я куплю тебе шоколада, — проговорила старушка, и хоть голос был мягким, с намёком на веселье, а на губах было подобие улыбки, в глазах плескалась печаль. Тоска, чувство вины, боль — всё это стало неотъемлемой частью выражения лица женщины, огромной её частью, она не могла скрыть их, как бы не старалась. Сасори знал, он увидит их, стоит открыть глаза утром, будет завтракать, чувствуя на плечах эту тяжесть, учиться, ощущая, как его придавливает к земле эта необъятная ноша. Взгляд, наполненный этими эмоциями, будто принадлежал не живому человеку. Акасуно иногда казалось, что с ним не бабушка вовсе, лишь оболочка, что двигается и говорит, ведомая чувством долга, словно марионетка. Чие думала, что хорошо справляется. Однако, рядом с ней было пусто, пусть она и старалась, как могла, но всё, что она могла дать — шоколад, который мальчик возненавидел, объятия, в которых было больше жалости и боли, чем любви и нежности, и эта немая просьба о прощении, когда ребёнок хотел тепла и чтобы ему подарили надежду, что всё ещё наладится. Он не единственный, кто потерял близких, он видел, что другие продолжали жить. Он лишь хотел, чтобы ему показали, как. Позже Акасуно заметил, что смотрела на него так не только бабушка. Он наблюдал со стороны, как родители с улыбкой глядят на своих детей, и от них будто исходит солнечный свет, к которому хочется прикоснуться, немного погреться в его лучах, ведь дома всегда так холодно и тихо. Но стоило им обратить внимание на Сасори, взгляд менялся. В нём не было ничего, кроме скорби и жалости. В огромном городе, наполненном людьми и солнечным светом, он чувствовал, будто находится в склепе, а люди вокруг — немые, мрачные, скорбящие силуэты. И мальчик не знал, под тяжестью взглядов, направленных на него, позволено ли ему улыбаться, думать о будущем, дышать? Единственным его спасением было фото, с которого ему улыбались погибшие родители. Ярко, искренне, радостно, а глаза искрились эмоциями, которые Сасори больше не встречал ни в одном взгляде, направленном на него. Он часами глядел в глаза матери, чувствуя спокойствие. Мёртвые люди ощущались живее, чем любой, которого он мог встретить за порогом своей комнаты. Их взгляды согревали. О том, что он никогда не увидит их в живую, мальчик старался не думать. — Данна! — вихрь ворвался в мастерскую, выдергивая Сасори из воспоминаний. — Дейдара, — спокойно ответил Акасуно, глядя, как блондин бесцеремонно усаживается на стол. — Данна, ты опоздал. — В самом деле? — лениво протянул Акасуно, не потрудившись взглянуть на часы или притвориться, что испытывает какие-либо угрызения совести на этот счет. Дейдара скривился, поправил волосы и вальяжно откинулся назад, растягиваясь на рабочей поверхности, игнорируя не высохшие капли крови. — Сам всё время выносишь мозг насчет пунктуальности. У нас охота. Трёхвостый сам себя не запечатает. — Хорошо, — кивнул Сасори, поднимаясь. Он неспешно прошёл к шкафу у дальней стены, вынул пару буханок хлеба и фляжку с водой, затем направился вглубь комнаты. — Вы часто наведываетесь в последнее время, — раздалось из темноты, стоило тяжёлой двери отъехать в сторону с протяжным скрипом. Дейдара скривился и отвернулся, стоило прозвучать знакомому голосу. Вместо ответа Акасуно бросил еду на пол в паре метров от пленника. — Мы отправляемся на миссию, постарайся не сдохнуть. — Как ты себе это представляешь? — хмыкнул Хидан, демонстративно погремев цепями. — Не знаю. Помолись. — Сасори-са-ан, вы стали более раздраженным после нашей последней встречи, — дразня протянул нукенин, — неужели из-за нашей сладкой куноичи? Я кое-что слышал в тот день, но было не так весело, как я ожидал. Вы так её и не трахнули, да? Поэтому такой нервный? Я расскажу Вам, какого это, чтобы вы могли хотя бы пофантазировать. Кожа теплая, нежная, податливая. В местах, где я хватал её крепче, чтобы удобнее было вбивать в неё член как можно глубже, наверное, остались синяки. Ах, внутри она такая восхитительно узкая. Сасори-сан, вы ведь знаете, что я был её первым, — он хмыкнул, окидывая Кукловода насмешливым взглядом, — и, видимо, последним мужчиной. — Дейдара, — тихо позвал Сасори. Блондин отвлёкся от брезгливого тыканья пальцев в щёку головы, валявшейся в углу, и вопросительно взглянул на напарника. — Подожди в Логове, отправимся на пару часов позже. Подрывник кивнул, покидая мастерскую в тот момент, когда дверь в комнату пленника с оглушающим грохотом захлопнулась.

***

Сакура прикрыла глаза, вдыхая свежий воздух полной грудью. Волосы развивались на ветру, щекоча чувствительную кожу, вызывая лишь раздражение. Недовольно вздохнув, девушка собрала волосы в хвост и устало потерла шею руками. Прошло уже два дня, как она в компании Итачи и Кисамэ отправилась на миссию по поимке Четырёхвостого. За это время она не произнесла ни слова. Итачи тоже молчал. Лишь Хошигаки временами бормотал что-то, уставший от напряжённой тишины, но, не получая ответа, вновь погружался в свои мысли. На третий день, когда команда остановилась недалеко от небольшого городка, мечник решил «воспользоваться случаем и расслабиться».        — Тоби знал, что у меня не выйдет, — проговорила Харуно. Она чувствовала присутствие Учихи за спиной уже некоторое время, ждала, пока он что-нибудь скажет, но юноша молчал, так что куноичи решилась нарушить тишину первой. — Скорее всего. — Но предложил присоединиться к организации. — Очевидно. — Несмотря на мою бесполезность, — заключила Харуно, обернувшись и выжидающе уставившись на брюнета. Он сидел в паре метров от неё, прислонившись спиной к стволу дерева. Сакура ожидала, что он задумчиво глядит вдаль или закрыл глаза в надежде подремать, но Учиха смотрел прямо на неё, не отводя взгляда даже когда она обернулась. Он не смотрел на неё так, как Сасори — изучающе, с интересом, будто хотел заглянуть внутрь неё, или с агрессией и чувством превосходства, как многие. Обычный взгляд, направленный на собеседника, на равного, лишь с толикой усталости. — Это не моя идея, если ты намекаешь на это. Я не знаю, что на уме у Тоби, — проговорил Итачи спокойно, но Сакура не могла отделаться от мысли, что каждое слово, действие, вдох юноши будто пропитаны каким-то обречённым смирением, возникающим в голове всё чаще по мере того, как девушка начала наблюдать за нукенином с момента их последнего разговора. Помолчав, шиноби добавил, — и ты не бесполезна. Он едва заметно поморщился, произнося последнее слово. Сакура с горечью усмехнулась. — Я всё ещё приманка для Наруто. — У тебя была возможность уйти. — Без тебя знаю! — раздражённо бросила Харуно, не считая нужным скрывать эмоции в присутствии Итачи. Она скуксилась и ворчливо добавила совершенно невпопад, скорее, чтобы последнее слово оставалось за ней, — Хватит тут корчить из себя загадочного и умного. Уголок губ Учихи дёрнулся в намёке на улыбку. Девушка нахмурилась и притихла, сложив руки на груди. Повисла тишина. Сакура почувствовала, что сердце забилось сильнее в предчувствии скорой, неизбежной беседы. «Что думаешь теперь, увидев, какой ценой это может обойтись?» Девушка отвернулась, желая скрыть промелькнувший на лице страх, стоило воспоминаниям снова всплыть в голове. Она тяжело сглотнула.        «Когда я расскажу о своём плане, ты не сможешь отказаться, даже если захочешь» Сакура хотела спросить об этом самом плане, и в то же время она бы отдала всё за то, чтобы не начинать этот разговор. Ладони вспотели, она стала обтирать их о плащ, уделяя этому незамысловатому действию непозволительно много времени. Итачи терпеливо ждал, лишь безмолвно наблюдая. Сакуре понадобилось ещё долгих десять минут, чтобы собраться с духом. Наконец, она сжала плотную ткань в пальцах, словно пытаясь найти опору. Словно если она не будет за что-то держаться, то просто переломится напополам. — Каков твой хвалённый план? — как можно твёрже и уверенней спросила Харуно, разыгрывая спектакль больше для себя самой, чем для Учихи. Итачи как-то уж слишком мягко и с пониманием кивнул, вызвав у Сакуры возмущенное негодование. — Ты видела запечатывающую технику, я объясню принцип. В процессе из джинчурики извлекается чакра для последующего запечатывания ее в Гедо Мазо. — он дождался, когда Сакура кивнет, и продолжил, — запечатывание происходит в определенном порядке, от однохвостого к девятихвостому, иначе статуя не выдержит. Сакура снова кивнула, с отсутствующим выражением лица глядя куда-то сквозь Итачи. — Тогда, чтобы помешать им добраться до Наруто, нужно… Харуно вскинула голову. Тело прошиб холодный пот, и она не знала от чего: от того, к чему клонил Итачи, или от того, что на какое-то мгновение, ещё до того, как полностью всё осознала, девушка посчитала это решение логичным. — Нужно убить кого-то из джинчурики, ведь тогда погибнет и биджу? — произнеся слова вслух, девушка поняла, что они прозвучали даже ещё ужасней, чем в её голове. — Четырёхвостого. Время поджимает, нас ускорили. Сасори и Дейдару отправили за Трёхвостым. Как только мы его запечатаем, уверен, лидер отправит Какузу и Тоби за следующим. Тогда шансы на успех заметно сократятся. Сакура глядела на Учиху с ужасом. Она резко поднялась, сделала шаг назад, огляделась. Итачи наблюдал за ней с привычным равнодушием. — Как я и думала, ты лишь жестокий убийца, — прошипела Харуно. — Почему это тебя так напугало? — Итачи проигнорировал презрение в голосе куноичи. Казалось, его это не волновало. Он спокойно продолжил, — Ты уже убила одного Джинчурики. Ту Двухвостую. Сакура резко отшатнулась и, казалось, с трудом устояла на ногах, будто её только что окатили с ног до головы кипятком. Она судорожно вдохнула. Сквозь пелену слёз иръенин не заметила, как Итачи поджал губы, на мгновение отводя взгляд, в котором явно читалось сожаление. Он вернулся к прежнему напускному равнодушию спустя долю секунды. — Я-я не… Это не то, — голос дрожал, — не то же самое. — Да. Её смерть была во благо Акацуки, смерть Четырёхвостого, чтобы помешать их планам. Ради спасения других людей. — Так ты рассуждал, когда решил перерезать свой клан? Так ты успокаиваешь себя, когда вспоминаешь, что разрушил жизнь Саске? — взорвалась Харуно. Злость, казалось, лишила её рассудка. Злость на Итачи, на себя, на этот мир. Такая огромная, что ей было мало места в теле Харуно, и она выплескивалась, словно из гейзера, только вместо воды ядовитые слова, которые ранили не только Учиху, но и саму Сакуру. — Да, — ответил Итачи. Холодный тон немного остудил её пыл. Она беспомощно выдохнула. Плечи опустились, её хрупкая фигура сгорбилась. Казалось, плотная ткань плаща была слишком тяжёлой для девушки. Вероятно, так и было. Тяжесть, что легла на её плечи вместе с чёрной тканью, оказалась непосильной ношей. — Помогает? — обречённо спросила она, закрывая лицо ладонями. — Нет. Она повалилась обратно на землю. Грузно, будто небрежно брошенный мешок. Силы покинули тело. — Всё неправильно. Почему всё так неправильно? Меня не этому учили в чертовой академии! — Я предупреждал. — Я знаю! Заткнись! Заткнись! — выкрикнула Сакура. Она кричала не на Итачи. На мерзкие голоса в голове. «Не сможешь сделать этого? Бесполезная! Слабая! Из-за тебя Наруто погибнет». «Пойдёшь на убийство? Отвратительная убийца! Предательница! Наруто возненавидит тебя». Она в последний раз жалобно всхлипнула. — А как же идея Акацуки о мире без войны? — Она правдива. В мире, где некому воевать, войн действительно не будет. Харуно с трудом сдержалась от нервного смеха над своей глупостью. На что она ещё рассчитывала? — И ты хочешь им помешать. — Я должен убедиться, что Коноха в безопасности, прежде, чем… — Учиха оборвал себя, так и не закончив. — Прежде, чем что? — Прежде, чем Саске найдёт меня. Харуно бросила на нукенина долгий взгляд, но предпочла промолчать. Лишь кивнула, принимая его ответ.