hanagoori

Отсутствующим взглядом Сасори вперился в пространство перед собой. Между тонкими пальцами ловко скользил сенбон, поблескивая в лучах ярко палящего солнца. Минуты тянулись медленно. Акасуно прожил уже достаточно долго, но ни разу за все эти годы он не испытывал подобного. Хм, правда? Ни разу? Совершено вышедшее из-под контроля подсознание, что так часто в последнее время подкидывало непрошенные воспоминания из детства, вновь не осталось в стороне. Игрушки оставлены одиноко валяться на полу. Слушая мерное тиканье часов, мальчик неотрывно смотрел в окно. На улице оживлённо, среди незнакомых людей глаза то и дело цепляли, казалось, знакомую макушку или кусок одежды, и на доли секунд сердце заходилось в неконтролируемом, бешеном ритме от предвкушения долгожданной встречи. А затем, будто ведро с холодной водой, разочарование остужало пыл мальчика. Снова не они. И так до бесконечности, потому что казалось, словно время стало резиновым, тянулось и тянулось, отсрочивая момент встречи, которая, — малыш ещё этого не знал — так и не произойдет. И вот снова. Сердце лихорадочно застучало, когда краем глаза Акасуно уловил движение за пышной растительностью справа. Словно фантомная боль, неясный трепет в солнечном сплетении, будто что-то щекочет изнутри. До тошноты неприятное чувство слабости. Акасуно вспомнил, за что так презирал людей. Они могли сжигать города, убивать сотнями, но становились беспомощными, словно дети, из-за какой-то глупости. Такой, как, например, чьи-то изумрудные глаза. С нескрываемым раздражением мужчина поджал бледные губы. Кукловод прожил достаточно долго, он видел человеческие страхи в глазах тех, кому спустя секунду предстояло умереть. Их до смешного легко было контролировать. «Перережь себе горло, иначе я убью твою возлюбленную» «Прыгай со скалы, иначе с неё полетит твой дорогой друг» Раз за разом говоря такое, Акасуно не мог думать о том, были ли такими же жалкими перед смертью его родители. Потакая своим слабостям, они предпочли погибнуть оба, вместо того, чтобы переступить через себя и тогда один из них бы мог выжить. Он не понимал, какого испытывать подобное и искренне не желал понимать, однако не учёл одной детали. Его сердце, как бы прискорбно это ни было, всё ещё было живым. Сасори вновь вернулся мыслями к событию в пещере. К эмоциям, что отразились на лице куноичи от его касания. Ощущение чужих прикосновений на коже, так ли они важны? «…кожа теплая, нежная, податливая» Акасуно моргнул, едва заметно повёл головой, пытаясь избавиться от голоса Хидана в голове. «В местах, где я хватал её крепче, чтобы было удобнее вбивать в неё…» Опустил взгляд на свои руки. Подушечкой указательного пальца уткнулся в острие сенбона, надавил. Ничего. Нукенин устало вздохнул, откинул голову назад, прикрыл потемневшие радужки глаз веками. Спустя десятки лет жизни он начал сходить с ума, не иначе.

***

— Я хочу знать, — упрямо повторила Сакура. Итачи молчал. Длинные ресницы едва заметно трепетали, черты лица смягчились, придавая ему почти умиротворённый вид. Казалось, юноша задремал. Но Харуно было известно, что парень пытался дышать медленно, поверхностно, сквозь едва приоткрытые губы, чтобы снизить болевые ощущения. Она не отрывала пристального взгляда от Учихи. — Я хочу услышать всё от тебя. — В этом нет необходимости, — несколько устало, на грани слышимости ответил Итачи. Сакура вздохнула, борясь с нарастающим раздражением. То, с какой готовностью Итачи принимал боль, отказываясь с ней бороться, немного напоминало Харуно её саму. Со слов шиноби Листа — жестокий преступник, предатель. Со слов Тоби — герой, жертва взрослых, ставящих политику превыше человеческих жизней. Если что-то Сакура и поняла за время, проведённое среди Акацуки, так это то, что у каждого своя правда. И пусть Харуно всё это время не до конца понимала, но с того момента, как Итачи впервые был готов её отпустить, а на дне ониксовых глаз девушка смогла разглядеть тень сожаления, куноичи стало необходимо узнать правду этого измученного юноши. Он никогда не отрицал обвинений, которые Сакура бросала в его сторону, не спешил оправдаться, не предпринимал попыток доказать, что он герой. Его молчаливое согласие, смирение разжигало сомнения в душе иръенина гораздо сильнее, чем громкие слова. Она поднялась, чтобы приблизиться к нему. Безмолвно опустилась рядом, вновь почти плечом к плечу. С некоторых пор близость не пугала, а успокаивала. Не потому что Харуно теперь полностью доверяла нукенину. Это было другого рода спокойствие, она задумалась над этим. С Наруто тоже было спокойно, но по-другому, не до конца. Греясь в тёплых, солнечных лучах, что исходили от друга, обволакивали словно кокон, даруя чувство защищённости, нежности, трепета, Сакура не могла вместе с тем не ощущать вину, беспомощность, бесполезность, что в столь ярком свете были ещё более заметны, уродливо зияли гниющими ранами. В ослепляющем сиянии других шиноби Конохи её видели насквозь, и вся она состояла из недостатков. Здесь же, во тьме, было не так страшно. Ей больше не слепило глаза, она не чувствовала себя обнажённой, открытой, словно препарированное насекомое, которого распотрошили и пригвоздили к деревянной доске, чтобы другие могли рассмотреть её уродливое нутро. Здесь не нужно было притворяться, что она лучше, чем есть, стараться угодить кому-то, и быть собой не нужно было тоже. От этого временами Харуно чувствовал себя так легко, что её саму это пугало. Ещё один пристальный взгляд, который, казалось, Учиха не замечал. — Ты мне должен, — наконец проговорила Харуно. Это заявление заставило парня приоткрыть глаза и искоса взглянуть на собеседницу. Девушка продолжила. — Из-за тебя я здесь, следую твоему плану, но даже не до конца уверена, действительно ли ты действуешь в интересах Конохи. — Я действительно действую в интересах Конохи, — почти бесцветно повторил Учиха, наблюдая за реакцией куноичи. — Почему? — Сакура едва заметно подалась вперед, всё тело выдавало её решительность. Поведение Итачи подогревало в ней интерес, впервые за долгое время она позволила себе немного, совсем немного отвлечься от мрачных мыслей и испытать что-то кроме чувства вины и тяжести. То, что брюнет молчал вместо того, чтобы рассказать ей выдумку, обеляющую его репутацию, каким-то образом заставляло её чувствовать, что он не лжёт о своих намерениях. — Ты доверилась беглому шиноби, предавшему твою деревню, будучи неуверенной в том, действует ли он во благо Конохи? — хмыкнул парень. Сакура раздражённо поджала губы. Звучало глупо. Так, словно она без раздумий доверилась нукенину, совершенно не думая о последствиях, ведь она слаба и ни на что не способна. А в голове, очевидно, щепки. Но, пусть частично это и было правдой, Сакура не провела ни секунды, не задумываясь над тем, как повлияют её решения на каждого. Но не говорить же Учихе, что она доверилась ему, опираясь на собственные интуицию и ощущения. Прокручивая в голове воспоминания, Харуно сейчас не смогла бы сказать с уверенностью, были ли те тени эмоций, что куноичи временами улавливала в чужом взгляде, реальными, или то была игра её воображения, когда уставшая Сакура так привычно для себя искала помощи у посторонних. Это коробило. Иръенин ощущала, будто стоит на балансире. По левую руку Коноха, по правую — весь остальной мир. За каждой из сторон прятались свои демоны, из густого тумана скалили зубы, словно злорадствовали тому, что, сделав выбор, ей, Сакуре, пришлось бы жить с осознанием того, что они всегда рядом, существуют где-то поблизости и ничего с ними не поделаешь. Доска опасно бекренилась из стороны в сторону, а внизу тьма и дна совсем не видно. Таким Харуно представлялось безумие, в которое она вот-вот рисковала впасть. А так ли страшны эти демоны? На лице вновь отразилась решительность. — Рискну выслушать и твою версию. Итачи хмыкнул, взглянул на собеседницу исподлобья. Тёмные локоны скрыли слабый намёк на веселье, забрезжащий на глубине аконитовых глаз, стоило ему увидеть выражение куноичи. Брови сдвинуты на переносице, губы сжаты, а щёки надуты, словно у обиженного ребёнка. Всем своим видом Харуно выражала упрямство. Перед глазами юноши вспыхнули картинки, которые едва ли он сможет когда-нибудь забыть. Обиженный Саске требовал научить его метать сюрикены. Грозно сдвинутые брови на детском личике тогда, вероятно, должны были показать непреклонность младшего и красноречиво выразить, что отрицательный ответ не принимается. Уголок губ дёрнулся в намёке на ухмылку, когда Учиха неожиданно для себя самого не удержался от шалости. — В следующий раз, — лба Харуно коснулись холодные пальцы. Сакура вздрогнула от неожиданности, но быстрее, чем успела что-либо сообразить, ощущение чужого касания уже исчезло. Словно ничего не случилось, Итачи прикрыл глаза и откинулся на ствол дерева, намереваясь поспать перед предстоящим извлечением. Сакура медленно моргнула, затем ещё раз и ещё. Перевела растерянный взгляд на нукенина. Казалось, юноша уже уснул, будто мгновение назад ничего не произошло, будто Сакуры здесь и вовсе нет. Медик запоздало дотронулась подушечками пальцев лба. Внезапно она вспомнила прикосновения Сасори. Что оказалось для неё ещё более внезапным, она их сравнила. Оба касались невесомо, у обоих невероятно холодные руки. Однако, несмотря на температуру тела, жест Итачи показался Сакуре тёплым, наполненным печальной нежности. Вовсе не к ней, Харуно это поняла, но, возможно, к прошлому? Девушка уловила, как за секунду до этого всего, на мгновение взгляд Учихи вспыхнул чем-то, что зовется ностальгия. Иръенин безошибочно распознала то, что сама множество раз испытывала. Наверное, Сакура напоминала Итачи о его прошлом. Это лишь усилило желание узнать версию самого брюнета. — В следующий раз это когда? — глухо спросила она, всё ещё погружённая в свои мысли. Ожидаемо ответа не последовало. Медленно и тяжело вздымающаяся грудь снова привлекла внимание Харуно. Она вздохнула, ощущая, как в ладонях накапливается чакра. Потоки энергии пульсировали в кончиках пальцев. Сакура любила это чувство больше всего. Моменты, когда она могла ощутить свою силу и значимость, хоть и были малочисленными, но всё же согревали. Незначительные моменты, когда она помогала шиноби, вернувшимся с миссий, залечить раны, даже самые небольшие, а затем их короткое «спасибо» и благодарная улыбка значили для Харуно действительно много. Эти моменты были для неё, как коробок спичек для девочки-сироты в зимнюю ночь. В моменты, когда её темнота брала верх, Харуно разжигала эти воспоминания, как небольшое напоминание о том, что она что-то значит. Это пламя грело, но временами и обжигало. Иногда Харуно задумывалась, нравится ли ей помогать людям потому, что она правда хороший человек, или лишь для того, чтобы чувствовать себя хорошим человеком? Она вновь поморщилась, тряхнула головой, пытаясь избавиться от неприятных мыслей, однако, как и всегда, осадок от размышлений уже осел где-то глубоко пеплом, въелся в подкорку, и никуда не денется. Руки дрожали, Харуно несколько раз сжала и разжала тонкие пальцы. Села удобнее, напротив Учихи. Ладонь скользнула куда-то в район грудной клетки. Сакура почти коснулась грубой ткани плаща, когда запястье резко перехватили. С губ сорвался удивлённый выдох. — Не стоит, — проговорил Итачи. Тихий голос, расслабленная поза, болезненно-белое лицо никак не вязались со стальной хваткой, под напором которой, Сакуре так показалось, у неё вот-вот треснут кости. Однако, девушка не попыталась отдёрнуть руку и не скривилась, продолжила наблюдать за шиноби. Учиха расжал пальцы, мимолётно, словно невзначай, мазнув взглядом по бледной коже, на которой остались следы. Он приоткрыл рот, как будто хотел что-то сказать, но промолчал. — Тебе хуже, — заметила иръенин. — Оставь. Тебе пригодятся силы. — В таком случае, не думаю, что ты выживешь после извлечения. — Я буду в порядке, — непреклонно заявил брюнет, и, несмотря на тихий голос, фраза прозвучала ровно и твёрдо. Вопреки этому, в этот раз Сакура отступать не собиралась. Она и так слишком долго игнорировала состояние Итачи. Медик, не рассчитывая на разрешение, вновь потянулась к юноше. Воспользовавшись накопленной в ладони чакрой, Сакура, уже ожидавшая от Итачи сопротивления, перехватила руку, которой он собирался отодвинуть её, пригвоздив её к стволу дерева над головой парня. Девушка осознавала, что если Учиха всерьёз разозлится этой выходке и решит дать отпор, едва ли что-то спасет её, однако искорки веселья в глазах, на которые от резкого движения упали несколько прядей волос, говорили о том, что нукенина действия Сакуры позабавили. Каким-то образом эта реакция раззадорила и саму Харуно, несмотря на компрометирующую позу, в которой она оказалась. Чтобы завести руку парня наверх, ей пришлось встать на колени и податься всем корпусом вперед, немного прогнувшись в спине и ненадолго застыть в такой позиции. — Ну-ну, не бойся. Никогда не бывал у врачей? Хорошие дети получают конфеты. — С каким вкусом? — поинтересовался Учиха, подняв глаза к лицу Сакуры. В нынешнем положении ему приходилось смотреть на неё снизу вверх. Вопрос прозвучал неожиданно серьёзно, медик не рискнула отшучиваться. Сакура задумалась, пытаясь припомнить, что было изображено на сладости, которую во время прогулки по ярмарке в Скрытом Облаке Югито вложила в руку Харуно. Тогда Сакура сунула конфету в карман платья, не особо обратив внимание на пёстрые картинки, что призывно блестели в лучах полуденного солнца. На самом деле, Сакура даже не была уверена, не выпала ли карамелька где-нибудь по пути за всё это время. Почему-то она понадеялась, что нет. — Слива, — медленно, будто не до конца уверенная в своих словах, протянула Харуно, припоминая, что на обертке преобладал светло-голубой цвет. Итачи притих, рассматривая лицо Харуно, но делал он это, скорее, неосознанно, затерявшись в своих мыслях. Куноичи не была уверена, что Учиха вообще понимает, что смотрит на неё. Наконец, взгляд прояснился. — Сойдет. Несколько долгих секунд куноичи сверлила лицо брюнета взглядом, пытаясь различить хоть что-то прежде, чем принять поражение в этой небольшой битве. В итоге, шиноби согласился, разве не это главное? Сакура ни на секунду не поверила, что причиной действительно стала конфета, однако выведать правду у нукенина всё равно было невозможно. Кивнув, Харуно отпустила запястье Итачи, вновь занимая удобную позу. Он не пошевелился, не отвёл безразличного взгляда от иръенина, когда та потянулась и расстегнула верхние пуговицы плаща. Плавно перетекая из кончиков пальцев девушки, тёплые потоки чакры разбегались под бледной кожей Учихи блекло-светящейся паутинкой. Харуно внимательно прислушивалась к ощущениям. Энергия, ведомая иръенином, послушно циркулировала внутри чужого тела, скапливаясь в районе легких. С грудной клетки Учихи будто подняли огромную, каменную плиту. Ощущение, что с каждым вдохом парень глотает битое стекло, хоть и не рассеялось до конца, но заметно ослабло. Итачи сделал глубокий вдох, впервые за долгое время ощущая, как прохладный воздух наполняет лёгкие. Нукенин уже почти забыл, какого это, дышать, не испытывая чувства, будто грудная клетка вот-вот взорвётся. — Достаточно, — Учиха отвёл руку медика, с пальцев всё еще срывались тонкие потоки чакры. — Слишком много. — Я в порядке, — ответила Сакура, но вливание чакры всё же прекратила. Она и сама ощутила, что слишком увлеклась. Отдала больше, чем планировала, однако, это несильно улучшило состояние Итачи. Болезнь внутри него медленно, но верно разрушала восстановленные клетки, словно чернильные кляксы растекались и пачкали бумагу. Для того, чтобы полностью избавиться от неё, Сакуре нужно было больше времени и ресурсов. — Полностью исцелять меня не требуется, — проговорил Учиха, будто прочитав мысли иръенина. — Спасибо. Того, что ты сделала, достаточно. — Ладно, — неловко кивнула Харуно, отводя взгляд в сторону. Итачи внезапно выглядел уязвимым перед Сакурой, даже больше, чем тогда, на поляне, когда медик чуть не лишила его глаза. Только сейчас Харуно подумала о том, что, вероятно, не многим нукенин позволял касаться себя. Эта мысль, неуместная и наивная, вызвала в девушке странное чувство, какой-то трепет в районе солнечного сплетения. Щеки, скорее всего, вспыхнули. Сакура отвернулась и слегка склонила голову, пряча лицо за спадающими прядями. Она нахмурилась, ругая себя за странную реакцию, и в то же время удивилась. Даже после того, через что она прошла, какая-то часть её оставалась прежней. Медик сунула руку в карман платья под плащом, ни на что особо не надеясь. Однако, когда пальцы наткнулись на шуршащую обёртку, она почему-то почувствовала что-то вроде лёгкого облегчения. Подцепив небольшой предмет, она вынула его. Фантик призывно засверкал в лучах солнца. Недолго думая, иръенин протянула сладость шиноби. Парень, кажется, не ожидавший, что действительно получит конфету, покорно принял его из рук медика. На какое-то время оба притихли. Слушая птичью трель, разлетающуюся по округе, лёжа в тени векового дерева, Сакура едва не рассмеялась в голос. Каждый раз, когда она в такой спокойной обстановке сидела рядом с опаснейшими нукенинами, ела с ними отвратный на вкус рамен, слушала споры напарников, или, как сейчас, наслаждалась звуками природы, каждый раз это казалось ей всё более нелепым. И граница между ними и ей становилась всё более размытой, пока не исчезла совсем. Сейчас она одна из них, преступников. Готовится к извлечению биджу, уже раздумывает, как убить следующего хвостатого. И не важно, какие на это причины. Стало понятно: у каждого они есть, у каждого свои. У каждого свои. Мысли о Сасори возникли незаметно для самой куноичи, так естественно, будто и вовсе не покидали головы. Холодный, цепкий взгляд, спокойный голос, почти детское кукольное лицо. Акасуно был ровесником Сакуры, когда сотворил со своим телом такое. До этого момента слишком занятая размышлениями о себе и Конохе, Харуно никогда не задумывалась о Кукловоде, вернее сказать, о его прошлом. Она никогда не думала о том, что когда-то он был настоящим человеком, подающим надежды шиноби, таким как Наруто, таким как Саске, — девушка сглотнула при мысли о сбежавшем друге, — таким, как… Итачи? Харуно скользнула взглядом по сидевшему рядом шиноби. Он тоже был погружен в свои мысли. Девушка вздохнула. Мыслей внезапно оказалось слишком много. То, что они оказались не о ней самой, не спасало. Казалось, словно в голове рой мух, раздражающе жужжат, мешают сосредоточиться на главном. А главное ведь… — Так, мне придётся убить невинных. Снова. Не один раз. Итачи взглянул, но ничего не ответил. Просто смотрел, ожидая, когда Харуно сама придёт к какому-то выводу, как взрослые наблюдают за первыми, неуклюжими шагами ребенка. — Есть ли в этом смысл? Если этот шикарный, гениальный план по запечатыванию хвостатых провалится, Акацуки что же, просто оставят всё? Пойдут заедать горе мороженым со словами «Не повезло, так не повезло»? Последствия, которые ждут Коноху за то, что шиноби Листа разрушат планы Пейна, будут серьезные. — Верно. — Так ты на самом деле добиваешься полного разрушения деревни или что, — хмыкнула Сакура, но в её тоне не было и тени настороженности. Всё, что ей нужно было — конкретный ответ. — Последствия, разумеется, будут. Но всё идет по плану. Созывается собрание Пяти Каге. — Пяти Каге? Это значит… — Это ожидаемо. Столь активная деятельность Акацуки не могла не насторожить деревни. Однако, не думаю, что у них достаточно информации, чтобы одержать победу. Как удачно, что ты здесь оказалась, Сакура, — хмыкнул Итачи без тени веселья, однако продолжил, — убьём сразу двух зайцев. Срыв плана по запечатыванию хвостатых и изучение противника изнутри. Не поверю, что ты всё это время не изучала способности каждого. — Не так уж и впечатляет всё это. — Катастрофа неизбежна, Сакура. Акацуки — это бомба замедленного действия, она сдетонирует, и последствия будут серьёзными в любом случае. Всё, что я могу, спровоцировать её как можно раньше, чтобы она не успела разрастись до неконтролируемых масштабов, и пока я не… Пока я здесь, могу на что-то повлиять. Сакура промолчала. Отвела взгляд. Последняя фраза оставила неприятный осадок. — Не так уж много времени у меня осталось. — Дело не в болезни. — Не в болезни, — Итачи едва заметно улыбнулся. Харуно нахмурилась, уловив это слабое изменение в настроении. Будто Учиха ждал чего-то, как дети ждут подарков на день рождения. — Ты… — Сакура запнулась. Внезапно ладони вспотели, а сердце забилось чаще. Сакура вновь завела разговор на чувствительную для них обоих тему, однако не спросить девушка не могла. Это чувство, что отразилось на лице Итачи, оно разозлило медика. Раздражение поднялось откуда-то из глубины, возможно потому, что Харуно разглядела слабость, такую же, как у неё самой, и она искренне ненавидела это чувство, что выгрызало её изнутри сотни раз. — Ты расскажешь Саске правду? О том, что произошло той ночью? — Правду? Почему ты думаешь, что то, что знает Саске, не является правдой? Из-за слов Тоби, сумасшедшего нукенина, с которым ты говорила лишь раз в жизни? — Нет, это из-за… из-за тебя. — До извлечения ещё куча времени, почему бы тебе не отдохнуть? — Ты не имеешь права поступать так с Саске, — проговорила куноичи. Как несколько лет назад, так и сейчас имя младшего Учихи придавало смелости, девушка всё ещё чувствовала необходимость быть сильной и всеми силами защищать друга. — Убивать его единственного близкого человека. — Сакура, не переходи черту, — взгляд Итачи потемнел, голос стал предупреждающе тихим. Очевидно, эта тема всё ещё оставалась для нукенина больной, слишком личной, чтобы позволять кому-то касаться её, неважно, насколько юноша был благодарен куноичи. — Ты можешь подумать об этом ещё, пока есть время? Итачи не посчитал нужным ответить. Потому что посчитал размышления Харуно глупыми? Сакура не думала об этом. Она сказала то, что думала на самом деле, этого было для неё достаточно. — До извлечения ещё куча времени, почему бы тебе не отдохнуть? — передразнила Харуно, поднимаясь на ноги. Итачи проводил её хрупкий силуэт задумчивым взглядом. *** Звуки шагов эхом отражались от голых стен пещеры. В мёртвой тишине эти звуки были подобно грому, действовали на нервы. Сакура оглядела помещение. В полной темноте убежище Акацуки выглядело ещё более зловеще, а полное безмолвие, фальшивое спокойствие были не более, чем затишьем перед бурей. Перед глазами как нельзя кстати всплыли картинки из прошлого. Уродливая морда каменного изваяния, из распахнутой пасти которого вырываются потоки чакры, подобно кокону, опутывающие беспомощную Югито. Сакура вздрогнула всем телом. Зажмурилась до боли в глазах, желая согнать картинку, но та словно отпечаталась на внутреннем веке. — Чёрт, — Харуно растёрла лицо ладонями, сделала судорожный вдох. Сегодня ей предстояло участвовать в подобном. Сакура опустила взгляд на руки, обветренные, с грязью, забившейся под ногти. Они дрожали. Даже если Сакура убеждала себя в чём-то, она не могла контролировать свои чувства. Сакура попыталась определить, сколько чакры в ней осталось. В голове мелькнула безумная мысль. Здравый смысл говорил, что реализовать это будет невозможно, но в подсознании засело мерзкое «А если?». Сакура знала, если не попробует, это чувство будет шкрябаться где-то внутри, вызывая чувство вины за то, что не попробовала. Если, если… Если для того, чтобы оборвать цепочку, попробовать не разрушить одно звено, а избавиться от основания? Если собрать в кулак всю силу и во время извлечения, когда чакра покинет оболочку, разрушить статую? Если повезёт, то глыбы камней сыграют девушке на руку. Кого-то может засыпать, а если нет, но это обеспечит хотя бы небольшую фору для побега. Сакуре было известно немного, каковы будут последствия, получится ли вообще, но небольшая надежда на то, что жертв можно избежать, уже забрезжила тусклым светом. Наверное, нужно уточнить у Итачи? Сакура развернулась на пятках, почти тут же впечатываясь носом в чужую грудь. Всё внутри оборвалось. — Тоби?