***
Меделин лежала все на той же кровати, только теперь не в руках Диего, а на подушках. Она запрокинула голову и пусто смотрела в потолок. От всех этих слез голова разболелась только сильнее, в глазах двоилось. К горлу подступала тошнота. Меделин теряла связь с реальностью, изредка проваливаясь в темноту. Она бы окончательно поглотила бы ее, если бы не знакомый голос. Диего. Он окликнул ее. Девушка перевела взгляд с потолка на мужчину. Он тоже двоился. Ей нужно взять себя в руки. — Меделин, дорогая, как ты себя чувствуешь? — приторно-нежно говорила Эллисон, мягко ведя ладонью по плечу, пытаясь вселить надежду. — Ты помнишь, что с тобой случилось? — стараясь спокойнее, спросил Пятый, нетерпеливо притоптывая ногой, но еле сдерживался, стремясь как можно скорее узнать, что нужно было тем двоим. — Да, — такой неестественный хриплый голос девушки напряг даже ее саму. — Двое мужчин из клуба, — Меделин дернулась, в голову отдало резкой болью, она свела брови к переносице. Почувствовала едкий вкус железа на губах: кровь из носа. Ее усмешка окрасилась в алый, и она запрокинула голову. — Убожество, — резкий комментарий о ее собственном состоянии озадачил окружающих. Каждый из них понимал всю серьезность ее повреждений, удивлялись и тому, что она вообще взаимодействовала с ними, но, видимо, девушка так не считала. Сейчас она для себя — жалкая девчонка, у которой от пары фраз и движений уже шла кровь. Меделин почувствовала у своего носа аккуратное прикосновение мягкой ткани. Она подняла взгляд на третью: та чуть ли не плакала. — Не смей о себе так говорить, — строго, но взволнованно сказала Эллисон, заглядывая в глаза Меделин, — поверь, ты очень сильная. Меделин невольно засмущалась от подобной заботы со стороны совершенно неизвестной женщины и неловко улыбнулась, не сопротивляясь легкому жжению в глазах. — Спасибо, — тихо прошептала она. По щеке небрежно скатилась слеза. За всей это картиной наблюдал Пятый и невольно делал заметки у себя в голове. Для начала все, что сказали врачи о ее невообразимом состоянии — правда. Пришла она в себя на сутки раньше, чем он рассчитывал, к тому же она вполне в разуме, без жара и не в беспамятстве, что также огромный плюс. Еще, что немаловажно, она спокойно шла на контакт с ними, что не могло не радовать, но вот временно это или нет — пока не важно. — Меделин, скажи, кто там был? — не особо нужный вопрос задал Диего, встав ближе к ней. Второй попусту забирал ее силы на бесполезную болтовню. Пятый недовольно вздохнул, переводя скептичный взгляд на брата, Эллисон аналогично не понимала, к чему был этот вопрос. — Мужчины из клуба. Первый, блондин, вроде его зовут Джереми или как-то так, — Пятый поперхнулся воздухом, удивляясь их глупости: звать друг друга по имени перед жертвой очень опрометчиво. — Он стрелял в меня тогда. Второй, брюнет, Адам приходил ко мне в больницу под видом журналиста из какого-то издания, не помню уже, — Меделин отмахнулась, в висках отдало болью. — Что значит приходил в больницу? — настороженно спросил Диего, аккуратно проведя ладонью по ее голове. — Я тебе уже говорила о них. Таких было много, они искали информацию о той ночи любыми способами. Вот и он смешался с журналистами. Его вопросы были типичными, скучными. Об этом спрашивал каждый, — шептала Меделин, неясно осматривая Харгривзов. — О чем они с тобой говорили? — резко спросил Пятый так, что его голос отдался ударом по вискам. В последнюю их встречу он придерживался каких-то рамок приличия, а сейчас перешел на «ты» и с напором перешагивал личные границы. Он поймал ее взгляд, без жалости прожигая ее насквозь, стараясь не обращать внимание на то, насколько были опустошены и измучены ее глаза. Меделин судорожно вздохнула. Что же ей сказать? Прямо все как есть или же оставить все на потом? Но почему-то играть и юлить не хотелось. — О тебе, Пятый, — устало ответила она, находя в глазах напротив отравляющее удивление. — Видимо, они ждали тебя, — хрипло объяснила Меделин, пока Пятый смотрел на нее в упор, сжимая кулаки, — а еще спрашивали, как я воскресла. — Веришь в то, что ты умерла? — нетребовательно поинтересовался Диего, наматывая ее локоны на указательный палец. — Я не знаю, — честно сказала Меделин и отвернулась, не желая больше говорить на эту тему. — Что-то еще было? — серьезно спросил Пятый, оставшись неудовлетворенным скупыми подробностями. — Спрашивали о тебе, какие у тебя планы, цели. Это так глупо… Абсурдно. Знала бы, что диалог на крыше с каким-то человеком дойдет до такого, избегала бы крыш всю оставшуюся жизнь, — она нелепо улыбнулась этой ситуации сквозь темноту, маячащую перед глазами. — Они упоминали что-то еще, но я уже не помню. Глаза смыкались, веки тяжелели, а все вокруг застыло в тишине. — Прекрасно! Они просто использовали ее как источник информации! — закипая, причитал Диего. — Это для тебя недостаточно открытый конфликт? — упрямо, спрашивал он, зло косясь на брата. — Да, это опасно, — оставаясь спокойным, ответил, чтобы лишний раз не взбесить Диего, но, видимо, тон его голоса приобрел обратный эффект. — Чего ты боишься, Пять? — несдержанно спросил второй. — Боюсь, что вы, моя геройская семейка, не справитесь с грузом, который ляжет на вас! — в ответ разгорался Пятый. — О чем ты? — яростно чеканил Диего, встав вблизи брата. — Комиссия пошлет сюда толпу корректоров. Как ты думаешь, как мы от них избавимся? Верно, убьем каждого. Жестоко и безжалостно. Как думаешь, как будут себя чувствовать после Клаус и Эллисон, а и без того нестабильная Ваня? Ты хотя бы представляешь, что вас ждет? Ты же и не подозреваешь, каково это жить с кровью сотен невинных людей на руках? Это непрекращающийся кошмар, подавшись которому, мигом вскроешь себе глотку, чтобы не видеть всех этих лиц и не слышать их источенных воплей, — Пятый запнулся, резко прекращая свой гневный монолог, уже успев сболтнуть лишнего. Они оба смотрели друг на друга, не моргая. Диего немного попустило, но Пятый не остыл. Его кисти были сжаты в кулаки, брови сведены к переносице, желваки выступили на скулах. Напряженную тишину в комнате прервал стук в дверной проем. Пятый бросил гневный взгляд на источник звука, но тут обомлел, замерев. Он быстро отрезвел, гнев ушел, заменяясь волнением. Глаза внезапно обеспокоенно забегали по возникшей Ване. Ее вид говорил сам за себя: глаза были красными и опухшими, а на щеках виднелись дорожки от слез. Пятый мигом подлетел к сестре и рывком переместил их в коридор подальше от лишних глаз. Бережно взял лицо в руки, смотря той прямо в глаза, неся в себе столько несвойственной доброты, семейной нежности и поддержки. — Что случилось? — шепотом спросил он и погладил ее по щеке, вытирая подступающие слезы. — Пятый, — ее голос дрогнул, — он определенно преследует меня, я видела его в кондитерской, в которую мы с тобой ходили. Даже взял тот же десерт, сел напротив меня и смотрел прямо в глаза, — резко затараторила Ваня, не в силах сдерживать накатывающий страх. Злость молниеносно вернулась на свое излюбленное место, затмевая все сознание алой пеленой. Пятый был готов сейчас же разорвать этого Харольда, понимая, что в голове этого больного ублюдка уже созрел какой-то план, напрямую связанный с его сестрой. — Пять, мне страшно, — добавила она шепотом и уткнулась в грудь брата. Он скрепил руки на ее талии, подбородок поставил на голову, нахмурив брови. Пятый думал, как быть дальше. Определенно, это был уже не первый случай, когда Харольд сталкивается с Ваней. Раньше бы парень поверил в случайность, волю судьбы, но не сейчас. План созрел сам по себе. У Пятого не было выбора, это понимал и он, и Ваня. Она знала, что сказав об этом брату, вынесла бывшему любимому смертный приговор. — Вань, я тебя понял, — холодно сказал он, перебирая ее волосы. Седьмая стояла в своей комнате, трясясь и лихорадочно дыша. Она старалась успокоиться любым способом, чтобы избежать конца. Ваня взяла в руки скрипку, будучи уверенной, что сейчас игра — единственная возможность прийти в себя. Ваня аккуратно покрутила смычок в руках, громко выдохнула и задела струны инструмента, но тут же отдернула себя в ужасе. Пальцы сжимали смычок, который уже давно мог бы стать одним целым с ней. Очередной шумный вдох — выдох. Движение дрожащей руки. Полилась ломаная мелодия. Ваня чувствовала вокруг себя волны энергии, которые сначала были резкими и нестабильными, но после, в течение всего исполнения, они стали мягкими и плавными. С каждым новым движением смычка на ее лице появлялась нежная улыбка, растворяющаяся в музыке.***
Вечерело. Пятый стоял на безлюдной улице, смотря на до боли знакомый дом. Ничего не изменилось: те же мрачные окна, те же серые стены и тот же мерзкий владелец. Харгривз не знал, был ли он сейчас там, но других зацепок не было, ведь в домике у озера было пусто, пыльно и мертво. На улице поднялся свистящий ветер, деревья прогибались под напором безжалостного воздуха, изнеможденно скрипя. Состояние улицы было схоже с тем, что было внутри Пятого: смешанные ощущения, какое-то смятение, немного нерешительности, но все затмевал неудержимый гнев, зверская, нечеловеческая ярость, что неизменно была главным катализатором. Пятый пристально смотрел на злосчастный дом. Дыхание его участилось, ладони сжались в кулаки. Черные волосы поддавались порывам ветра вместе с тканью пиджака и брюк. Его привычка носить костюмы на каждое убийство, которую привила Комиссия, никуда не делась. И вновь он предстал перед местом нового преступления, в идеальном угольном костюме и кристально-белой рубашке с двумя расстегнутыми верхними пуговицами. Он шумно вдохнул прохладный влажный воздух, перед тем как его легкие наполнятся привычным запахом крови. Опять. Один шаг — и он переместился в дом, на тот самый чердак. Там почти ничего не изменилось: атрибутика академии с их выколотыми глазами, изуродованными лицами. Только теперь прибавилось больше заметок про Ваню, ее фотографий, даже была куртка, которую они случайно забыли в парке. Он вел какое-то расследование, может, хотел понять, правда ли она такая обычная, как-то пытались внушить общественности. Харольд видел в ней слабую, нерешительную девушку, которой можно легко манипулировать, контролировать. Она и была такой, по крайней мере месяцы назад, когда повелась на его доброту и нежность из-за нехватки примитивного человеческого тепла. Сколько бы времени ни прошло, но этот чердак всегда будет вызывать у Пятого неприятные эмоции. Для полной картины тут не хватало только трупа скрипачки и его, потерявшего сознание от ранения на этом мерзком полу. Он переместился на первый этаж. Было тихо: ни единого звука, шороха. Нет ни одного горящего светильника или работающего прибора. Абсолютная пустота. Дома никого не было, как и желания дожидаться его здесь. Пятый шагнул на улицу и направился в сторону Академии, нацеленно через злачные пути, которые он обычно избегал. Он в принципе не особо любил ходить по городу, в приоритете всегда быстрое достижение пункта назначения, но точно не прогулка. Картинки сменялись одна за одной, становясь все хуже и хуже, даже темнота подступающей ночи не могла скрыть все это. Пятый прошел мимо пары парней, которые, видимо, торговали чем-то запрещенным. Он заострил на них внимание, пытался рассмотреть в них своего брата. Пятый отвернулся и скривился от отвращения. Воздух здесь был пропитан гнилью, мусором, перегаром — дышать было нечем. С каждым новым поворотом концентрация кислорода уменьшалась, поэтому Пятый поднес к носу ткань пиджака, стараясь хотя бы немного фильтровать то, что он вдыхал. Люди чередовались, каждый последующий становился все менее трезвым. Человек в костюме точно никак не вписывался в это место, хотя тот олицетворял себя с этим местом и находил себя через все вокруг. Пятый уже хотел бросить свою затею и подождать Харольда дома, но тогда он заметил его силуэт. Пятый не сомневался и мгновения: это был он. Тот, кто игрался на чувствах его сестры, использовал ее для вымещения своих комплексов, так еще и повлек за собой апокалипсис. Пятый ненавидел его всеми остатками души. Мужчина шел бодрым шагом, насвистывая что-то себе под нос, у него явно было хорошее настроение. Постепенно, шаг за шагом они приближались друг к другу. К счастью для Пятого, в тот момент в переулке никого не было, кроме них. Они поравнялись друг с другом. Дженкинс бросил на парня недовольный взгляд. Момент — и Пятый занес ногу, ударил мужчину по коленям и повалил его с ног. Все происходило мгновенно, и Харольд не успел никак среагировать, не ожидав подобного. Мужчина прожигал Харгривза гневным взглядом и хотел встать, когда Пятый придавил его шею ногой. Недоумение на лице Дженкинса начало быстро сменяться на осознание и ужас. Он понял, кто прижал его к земле, от чего становилось еще страшнее. Пятый сел и нагнулся к уху мужчины, не сдерживая темный оскал. Локоны черных волос аккуратно спадали на его лицо, пряча холодное безумие в глазах. Он схватил мужчину за куртку и рассматривал его, ища в нем что-то стоящее. — Поболтаем, Харольд Дженкинс? — вальяжно, с расстановкой произнес Пятый и улыбнулся еще шире, видя, как зрачки мужчины сузились до предела. Дженкинс громко сглотнул, напуганно смотря в глаза парня. Он старался не дышать, вести себя как можно тише, лишь бы не спровоцировать Харгривза, ранее сделав достаточно, чтобы привлечь его внимание. Пятый грубо свалил Дженкинса на пол его гостиной, располагая ногу на кадыке. Они взаимно прожигали друг друга взглядами, не скрывая отвращение — единственное, что было общим. Один был ужасно напуган, его глаза бегали из стороны в сторону в поиске какого-нибудь спасения, по лицу стекал пот, кисти истерично дрожали. Даже в полумраке комнаты Пятый смог это разглядеть. Смехотворная картина. Сложно поверить в то, что он причастен к апокалипсису, так еще то, что с его вставным глазом Пятый протаскался все эти годы. В момент ему начала порядком надоедать вся эта ситуация, он достал кольт и навел его на голову Харольда, тот еще сильнее задрожал. — Хей, не горячись, давай поговорим, — быстро забормотал он и начал предпринимать какие-то попытки, чтобы отвлечь внимание парня. Его рука потянулась к удлинителю, но была остановлена ногой Пятого. — Мне не о чем с тобой разговаривать, — сказал он обжигающе холодным тоном, который вряд ли мог принадлежать восемнадцатилетнему мальчишке. Пятый не чувствовал тяжести металла у себя в руках. Те, держа оружие, ни разу не дрогнули. Взгляд не выражал и крупицы сомнения. Он уверен в каждом своем действии. У него не содрогнется ничего внутри от умоляющего взгляда, от учащенного сердцебиения мужчины. Щелчок. Прицел. Выстрел. Свист пороховых газов. Звук пропал так же быстро, как и возник. Идеальный выстрел четко в центр лба. Прекрасная отточенная работа киллера. Пятый убрал ноги с тела мужчины и посмотрел в лицо Харольда, застывшее в истоме ужаса. Кровь стекала к его бровям, глазам, пропитывала волосы. Но Пятый был спокоен. Он хладнокровен после каждого убийства. Уже обычно и невозмутимо смотрел на мертвое тело, зная, что оно не ляжет вязкой виной, удушливой слабостью и не станет причиной для срыва и ярого желания выстрелить себе в висок. Харольд не станет тем, из-за кого он захочет утопить бремя в алкоголе или сжечь крики, стоны мольбы под пеплом едких сигарет. Он не обратится в ту незримую черту, переходя которую мечта оказаться на месте убитого возносилась в жалкую, низменную молитву. Пятый вздрогнул, когда понял, что некоторое время неподвижно стоял около тела. Громко выдохнул, ненавязчиво тряхнув руками, и опустил неясный взгляд на руки, все такие же чистые, нетронутые смертью. Нервно поправил ворот рубашки, оставшейся неизменно белой, будто та не была на нем в момент убийства. Провел ладонью по краю чистого пиджака, скидывая невидимый мертвый пепел.***
Всепоглощающая тишина ночи захватила каждый уголок Академии. Все замерло. Нет бегающих теней, звуков скрипки, скрипа старого паркета. Харгривзы давно провалились в сон. У кого-то на лице застыли слезы, а у кого пожирающая обида, тревога и злость на самого себя и других. Но сон забрал все: мысли, что поглощали, душили, опьяняли. Последние события вырвали из душ что-то, что они скрывали так долго, так старательно, затмевали другими мыслями, действиями, а сейчас все нахлынуло огромной волной на всех их сразу. Идеальную тишину ночи прервал шорох. Девушка, что стала внезапным гостем для этих стен, вырвалась из вязкого, удушливого сна. Она лежала, без интереса смотря в потолок и на лунные блики в тенях. Сон куда-то резко ушел, так же, как и верная усталость. Тело стало поразительно легким, мягким. Своим. Меделин привстала с кровати на локтях. Щурилась от мрака, осевшего непроглядной дымкой, и недовольно выдохнула, пытаясь медленно сесть. Начала внимательно осматриваться по сторонам, пытаясь разорвать мрак взглядом и найти хотя бы один неприглядный стакан воды: жутко хотелось пить. Подобной нестерпимой жажды она никогда не чувствовала. Во рту все пересохло, даже слюна не могла справиться с этой сухостью. Удостоверившись в том, что все позабыли оставить ей воды, она снова недовольно выдохнула, зло морщась. Нервно постукивала пальцами по кровати, пока внутри боролись пустое любопытство, физическая потребность и страх. С одной стороны, ей хотелось выйти отсюда, рассмотреть то место, где она находилась, пощупать стены, увидеть то, чем жили ее спасители, вроде так их можно было назвать. Заодно она бы могла найти воды и со спокойной душой лечь спать. Но самое главное — отвлечься. Интерес почти полностью затмевал тревогу, возникшую из-за страха увидеть то, чего не должна была. Узнать то, что не нужно, или вообще наткнуться на кого-то из жителей. Она знала, что их здесь шестеро, а видела она только троих, поэтому таинственной встречи с незнакомцем в ночи не особо хотелось. Меделин сжала в руках одеяло, взвешивая и сопоставляя все «за» и «против». Все же любопытство взяло вверх, но оно свалило всю ответственность на простую потребность в воде, а не на тусклый интерес к этому таинственному месту. Узнать хотя бы немного об этом месте, пока ограничивающимся одной комнатой, честно хотелось, но почему-то ей казалось, что этот дом скрывал нечто такое, что просто не могло прижиться в сознании обычного человека. Или же у нее разгулялось воображение, и она просто пыталась отвлечься от прошлых событий, найдя объект, на который могла бы перевести все свое внимание. Скинув с себя одеяла, она поежилась от резкого холода. Коротко взглянула на капельницу и аккуратно вытянула иглу катетера. Неуверенно скинула ноги с кровати, так и не касаясь пола, бегло осмотрела голые ступни, а после половицы, не казавшиеся ни чистыми, ни теплыми, но взяв остатки себя в руки, сползла вниз. Дернулась от табуна мурашек и ледяного пола, сжалась от нахлынувшей перед глазами темноты и резкого звона в ушах. Покачнувшись, схватилась за край кровати, резко задышав ртом, пялилась в пустоту, пытаясь переждать гадкий сюрприз организма. Слабо мотнула головой и облегченно выдохнула, когда приобрела какие-то очертания в ночи. Задышала часто и неспокойно, когда пошла к двери, та была приоткрыта, но все же издался протяжный скрип, когда она слабо надавила на нее. Мерзкий вопль заставил сжаться и напуганно прислушиваться к звукам из коридора, утонувшего в тишине. Меделин несмело выглянула, покрутила головой и по возможности оценила обстановку. Резкий аромат дерева, приятный и непривычный, неожиданно ударил в нос и разбавил приевшийся запах больницы, спиртов и сырости в легких. Она невольно улыбнулась, протянула руку к стене, ощупала: половина была прокрыта обоями, которые уходили, скорее всего, до самого потолка, а другая часть состояла из досок: именно от них так пахло. Но сладкий запах древесины не отменял того факта, что было жутко. Протяжный коридор в темноте казался бесконечным, а единственным освещением была тусклая Луна, свет которой сочился из окна рядом с лазаретом. Оно было открыто. Легкий ветер ненавязчиво обдал лицо, мягко скользнул по волосам и ушел в глубь черных, непроглядных метров. Меделин повернулась на пятках и стремительно направилась в противоположную сторону от окна. Шла она интуитивно, рассчитывая на госпожу Удачу и шестое чувство. Каждое движение отдавалось эхом, что тут же поглощали стены. Картинка менялась редко, коридоры в большинстве случаев вели прямо, иногда заворачивая, но становились темнее, обжигая страхом. Перед девушкой возникла лестница, которую она решила проигнорировать, зная, что в такой темноте упадет с нее и доставит лишних хлопот хозяевам дома. Очередной поворот, но теперь там был не длинный коридор, а холл, где теплыми бликами скользил свет — все же кто-то не спал. Меделин сжала край пижамы, ладони вспотели от волнения, но уйти она не решалась, продолжая несмело смотреть в сторону светлого проема, помня об ужасной жажде. Меделин вздохнула, собирая по крупицам нищие остатки уверенность, и пошла на свет, сродни мотыльку, на ватных, сопротивляющихся ногах. Ее любопытство, даже самый блеклый интерес, которые двигали ею раньше, куда-то испарились. Без причин расстояние до освещенной комнаты казалось ей несоразмерно огромным. Меделин остановилась у порога в зал; он был внушительных размеров, но она не видела почти ничего. Иллюзия яркого света заполонили только проход и скромную горсть диванов и бар, оставляя самые таинственные остатки в непроглядной тени, к тому же привыкнув к освещению, то стало казаться тухлым и очень незначительным. Возможно, при наличии желании она бы потратила больше времени на изучение пространства вокруг, но все ее внимание быстро перешло к тому, кто сидел здесь, невозмутимо деля мрак в одиночестве. Картина была какой-то удушающей и отдавала неприятным холодом и пустотой. В груди заскреблось что-то неизвестное и щемящее. Меделин видела парня, сидящего на диване в абсолютном одиночестве, держа в руках стакан с чем-то, может, это было виски, или коньяк, или еще что-то. Не видя лица, она могла предположить, что взгляд его был направлен в пустоту перед ним, а сам он был напряжен: рука крепкой хваткой вцепилась в стеклянные стенки стакана, спина была неестественно прямой, а на скулах виднелись желваки. — Что ищешь? — неожиданного спокойно спросил сидящий, не оборачиваясь в ее сторону, без этого понимая, кто так нагло прервал его тишину. — Немного воды, — такой же короткий и немногословный ответ, спавший дрожащим шепотом. Пятый рукой указал ей на стакан и графин на барной стойке. Меделин кивнула ему в ответ, не уделяя внимание тому, что он точно бы не увидел этот жест. Меделин прошла мимо Харгривза прямиком к такой тогда желанной воде. Быстро, слегка трясущимися ладонями налила в стакан и залпом выпила содержимое, блаженно прикрывая глаза от прохлады, пронесшейся по горлу. За ее примером последовал Пятый и продолжил цедить виски, имевший совершенно обратный эффект: глотку жгло, разнося после себя покалывающее тепло, которое осталось в груди легким жаром. Он не сводил с нее глаз, пристально следя за тем, как она осушила второй стакан, а после замерла, склонив голову слегка вниз. Блуждал темным взглядом по ее телу, скрытым за шелком Ваниной голубой пижамы с зонтиком, осматривал все бинты, окутавшие ее тело, и невольно закатил глаза, убеждаясь в бедовости девчонки-мумии. Снова не заметил за ней ничего интересного, стоящего, вновь обзывая обычной и непримечательной, в десятый раз не понимая, что его так сильно привлекло в этом скопище слабости. — Я бы предложил тебе выпить, но алкоголь не стоит мешать с тем, что мы в тебя вливаем, — неброско сказал Пятый, опуская глаза в стакан с виски. Знал, что тогда говорил не он, а градус, но не противился его воздействию, давая ей надежду на диалог, создавая иллюзию своего расположения к непродолжительной беседе. Позволил ей принять это на свой счет, обнеся в голове за лесть. Меделин еле слышно усмехнулась и отставила стакан на стойку. Спокойно прошла к дивану и села, держа дистанцию в один метр, чтобы каждому было комфортно, но по большей части себе. Пускай, она и чувствовала себя спокойнее около него из-за примерно одинакового на вид возраста, но все еще не желала приближаться к тому, кого упоминали в разговоре ее похитители. Меделин закинула ноги и развернулась корпусом к нему, изучая его лицо и взгляд, направленный вперед. Пятый обернулся в ее сторону, не терпя пристального взгляда. Их глаза встретились, но Меделин быстро отвела взгляд, неловко подгибая губы, на что он только хмыкнул. — О чем они тебе рассказывали? — спокойно спросил он, ища ее глаза взглядом. — Ничего интересного, одни пустые вопросы. Но, — начала резко тараторить она, но резко запнулась, вспомнив блондина, его лицо и с каким удовольствием и гордостью он ей рассказывал про убийство мальчика. — Но? — жестко возник Пятый, не терпя недосказанности. — Блондин, Джереми, говорил про какое-то дело мальчика времен второй мировой, но он рассказывал это от первого лица, как будто сам его, — она опять запнулась, голос дрогнул, сходя на хриплый шепот. — Убил его тогда и сшивал его — девушка снова затихла, начав потирать руки, не решаясь даже произнести это в слух, — рот и пальцы и, — Меделин резко дернулась, прекращая в голове рассказ блондина, вытесняя образ мальчика. — Но этого же не может быть? Я уверена, что ему не больше тридцати, как он мог быть тогда там? — она несмело подняла глаза на Пятого. Ожидала увидеть в них усмешку, услышать едкий комментарий о нереальности происходящего и о том, какое у нее развитое воображение, но по взгляду понимала: он ей верил. Не было ни насмешки, ни доли сомнения. Пятый прекрасно знал, что это возможно, знал, что она не врала. Но точно не смог бы ей сейчас все объяснить. Вместо ответа он протянул ей свой стакан, жестом говоря, чтобы та выпила. Меделин не понимала его действий. — От пары глотков ничего не будет, — легко ответил он, различив немой вопрос. Меделин приняла алкоголь с благодарностью из его рук. Она отпила, слегка морщась от горькости и жара. Пятый забрал у нее стакан, подливая туда еще виски, но в этот раз для себя, пока она расценила это, как продолжение их диалога, и поудобнее устроилась на диване, кладя голову на его спинку. — Что мне дальше делать, Пятый? — вопрос, который звучал в этих стенах очень часто в последние время. В зале повисла тишина. Пятый не моргая смотрел на нее, желая понять, готова ли девушка услышать правду. Он сомневался в этом. Явно не сейчас. Она только недавно билась в истерике. Подобная информация могла добить ее, а им сейчас точно не нужен был бы сильный энергетический выброс. Тем более, Пятый заметил, что она стала все чаще моргать и все медленнее открывать веки. Меделин хотела спать, он тоже. — Для начала восстановиться, а потом посмотрим, — тихо ответил Пятый, игнорируя ее неудовлетворение на его слова. — Я серьезно, как мне быть? — настойчиво говорила Меделин с надеждой, без причин видя в нем того, кто смог бы облегчить бремя выбора. Уголки губ на лице Пятого поползли вверх в усмешке. Интересно, была ли она такой же напористой сейчас, если бы узнала, что он час назад хладнокровно убил человека? Вряд ли. Скорее всего, она бы напугалась, задрожала, забилась бы в какой-нибудь угол, а глаза бы стали выражать только ужас и отвращение. Он оглядел ее, цепляясь взглядом за многочисленные бинты, повязки, на аккуратные швы, а также на ее левое предплечье. В его голове вмиг возникла картинка, кровавые порезы, которые собирались в фразу, посвященную ему. Он невольно поморщился. — Пятый? — она все еще ждала ответа. — Единственное, что ты сейчас можешь — это найти контакт с моей семьей, — сухо сказал он и отпил из стакана, отворачиваясь от нее. — Расскажи мне о них. Пятый на это лишь усмехнулся. Ох уж этот неподдельный детский интерес. Он снова повернулся на девушку, прекрасно видя, что она устала, что ее тело подводило в самый неподходящий момент. Сейчас парень мог спокойно отправить ее спать, однако оставить ее хотя бы без каких-то ответов было бы не очень хорошо по отношению к ней, если считать, что она такая же заложница судьбы, как и они все. — Что ты о нас знаешь? — Не очень много. Я в курсе, что вы все некровные родственники, что большинство из вас вообще родились на разных континентах. Что вас собрал вместе достаточно жуткий мужчина, а также что сейчас вас шестеро, хотя когда-то было семеро. — Про него мало сказать просто жуткий. Он был самовлюбленным, эгоистичным и жестоким человеком. Став тем, кто усыновил семерых детей, он даже не удосужился назвать нас по именам, просто дав каждому номер, — без эмоций говорил Пятый, не позволяя себе цепляться за мрачные воспоминания и образ отчитывающего отца, что появлялся каждый раз при неудачах. Пятый смотрел ей в глаза, которые были наполнены таким искреннем и бескорыстным сочувствием, неким непониманием. Для нее это звучало дико, когда для них это было жизнью. В ее сознании не мог ужиться тот факт, что человек, который усыновил семерых детей, настолько их не любил, что даже имен им не дал. Но зачем тогда он собрал вокруг себя такой детский сад, так еще из разных точек мира? Видимо, точно не из-за огромной любви и желания быть папочкой. Тогда зачем? — Зачем он усыновил вас? — неловко спросила Меделин. Пятому даже слегка понравился ее вопрос: до нее быстро дошло, что сделал он это не из добрых побуждений. Ход ее мыслей радовал. Возбуждал угасающий интерес к ней. — Потому что он больной на голову человек? — несерьезно ответил Пятый и заметил недовольный взгляд девушки, которая старалась сдержать негодование. — Ладно, — она шумно выдохнула. — Тогда хотя бы расскажи мне про своих сестер и братьев. — Как ты и сказала, нас шестеро, две сестры и четверо братьев. Все мы абсолютно разные люди, со своими взглядами на жизнь и ценностями, — Пятый бросил на нее взгляд, в надежде, что девушка засыпала, но та лишь смотрела на него, ожидая продолжения. В ней горел интерес. — У нас всех есть номера, я тебе их назову, но не советую обращаться по ним. Первый — Лютер, определялся как лидер. Он очень сильный, описывать его не вижу смысла, так как ты сразу поймешь, кто он, когда увидишь. Второй — Диего, с ним ты уже знакома. Третья — Эллисон, ты ее видела, когда очнулась. Четвертый — Клаус, достаточно неординарная личность, у него много тараканов голове, алкоголик, наркоман в завязке, по крайней мере мы все на это рассчитываем. — Достаточно грубая формулировка, — робко прокомментировала Меделин, получая недовольный взгляд, обращенный в ее сторону. Пятый не любил, когда его перебивали. — Говорю как есть, не приукрашивая. Седьмая — Ваня, — он запнулся, пытаясь подобрать про нее характеристику, которую можно вложить в пару фраз, — она достаточно скованная, — Харгривз снова выдержал паузу, — обладает навыком игры на скрипке. Ты сразу сможешь ее найти, опираясь на мелодию. — А ты? — спрашивая, прошептала Меделин. Он слегка напрягся, не зная, что мог сказать про себя. Прагматичный дед в теле молодого парня, который прожил не один десяток лет в постапокалипсисе, а после работал на Комиссию Времени, где стал лучшим киллером во всех временных петлях? Нормальный человек в это не поверит. — Номер Пять. Все скажут тебе, что у меня отвратительный характер, и я с ними согласен. — Просто Пятый? Но как же? Он ее перебил. — Имя? Его у меня нет, — резко выдал Пятый, хмурясь. Меделин снова одарила его сочувствующим взглядом, от которого тошно становилось. Ему откровенно не нравилось это сострадание и жалость. Он не заслуживал этого, она же просто не знала его. — Оу… вот как. Между ними повисла неловкая тишина. Они не смотрели друг на друга. Их разговор зашел в очевидный тупик. Меделин начала опять нервно мять край пижамной рубашки, бегая глазами по помещению, стараясь зацепиться хоть за что-то, только бы случайно не взглянуть на него. Но освещения от торшера не хватало и на одну четвертую зала. Пятый в свою очередь допивал содержимое стакана, оставив бутылку с алкоголем. Продолжения их диалога не последует, но кто-то из них должен сказать сейчас хоть что-то, произнести это в слух, чтобы они разошлись и легли спать. — Тебя проводить? — Да.