«Ты должен помнить о том, что невозможно из любой игры выйти победителем»
Голос Меделин стремительно ворвался в голову, остужая его и принося шепот спокойного моря. Пятый скинул с нее руки, неуверенно пошатнулся назад, не сводя бегающего взгляда с ее потухших глаз.«Когда-нибудь последствия каждого твоего импульсивного и самоуверенного поступка настигнут тебя»
Мир словно перевернулся. Слова били, выворачивали, отбирали весь дозволенный воздух. Пропал голос, силы, ясность.«Прошу тебя, не теряйся. Ты не всесилен»
Но он потерялся, забылся. Стер разумность временем, пространством, самолюбием, эгоизмом и нездоровой уверенностью в себе, неоправданной, одержимой верой в свои силы, решения. И он потерялся в череде ненужных, несправедливых обвинений. Смотрел на Меделин с расстояния пары шагов, не замечая серых взглядов семьи на себе. Признал, уверовал в свою вину, не позволяя себе найти оправданий и начать слепо обвинять ее вновь. Стал противен самому себе.***
Вода лениво, не спеша забирала весь воздух. Мягко скользила прохладой по коже, чарующе захватывала в свои объятья, обещала пустоту, спокойствие, и Меделин без сопротивления отдалась тихому удушью. Беззвучно дарила влаге последние глотки кислорода, вжавшись в белую поверхность ванны. Действовала бездумно, совсем не разбирая мотива и цели, не задумывалась о том, что могло быть после. Но, видимо, об этом думали руки, вырвавшие ее из толщи воды. Они заставили ее кашлять, отчаянно вбирать воздух и напуганно смотреть по сторонам. Разглядывать пустоту и сомневаться в остатках своего здравомыслия, ведь она была уверена, что чувствовала на своих плечах чьи-то ладони. Но в ванне никого не было. Меделин не придала этому значения, даже не став искать возможную причину произошедшего. Начала бездушно рассматривать потолок, опираясь на бортик ванны. Разглядывала мутное отражение в потолке, бледность волос и своего тела. Лениво повела плечами и обхватила прижатые к груди ноги. Устремила молчаливый взгляд в воду, изредка разрезая ее безмятежную гладь. Чертила одной ладонью что-то незамысловатое и совершенно ненужное, создавала слабые волны и тихие брызги. Непозволительно спокойно дышала, не дрожала и не давилась слезами. Полностью опустела, иссякла и даже не винила себя за безразличие. Волосы оставляли мокрый след из капель на темном полу. Меделин накинула на плечи белый халат в холодном свете луны. Обернулась к окну, разглядывая прозрачное небо и темноту, захватившую весь город. Застыла, беззвучно рассматривая даль через мутное стекло. Бездумно отсчитывала минуты до неминуемой неизвестности и несмело вспоминала о произошедшем. Обернулась к двери и онемела. В жемчужном свете сиял фарфоровый чайник и две аккуратные чашки с уже давно остывшим чаем и темной пленкой от заварки. Тогда сердце пропустило удар, а завеса безэмоциональности дала слабину. На глаза выступили первые слезы вместе с появлением мягкого образа ее рук. В голове нежно засел голос, любимый и трепетный, принесший ласку и незнакомую теплоту. Чарующий шепот, пообещавший быть всегда рядом, бил хлыстом в кровь, заставлял дрожать и на окаменевших ногах подойти к сервизу, бессильно упасть около него и кровати, впиваясь взглядом в скромный золотой ободок и приветливые цветки. Вынуждал ощутить болезненный жар прикосновений и ее губ, уничтоживший остатки лживого равнодушия. —Ты же обещала быть рядом, — громко всхлипывая, обратилась Меделин к пустоте. Горечь исказила все лицо неиссякаемыми слезами. Плечи вздрагивали часто, ритмично, отдавали отравляющей болью в сгорающей груди. Меделин цеплялась за свои руки, роняя голову на край кровати, и тихо выла, все сильнее сжимаясь всем дрожащим телом. Винила, ненавидела себя всем изнывающим сердцем. Проклинала день, когда родилась, и всю свою бессмысленную жизнь. Стыдила за бездействие, слезы и каждую проявленную эмоцию. Ухватилась за подушку и поднесла ее к лицу, чтобы скрыть пропитанный терпким отчаянием крик. Почти душила себя в хлопке, царапала кожу, оттягивала волосы у корней и бездумно била кулаком по полу. Ничего не облегчало вездесущую тяжесть, опалившую жаром легкие, забравшую весь кислород. Она дрожала, билась в судорогах. В глазах темнело от болезненных, бесконтрольных рыданий, приносящих нестерпимый гул, скрежет в голове. Но легче не становилось. Тишина не наступала, как и ранее блаженное безразличие. Хотелось вновь окунуться в пустоту, не чувствовать ничего, сбежать от захлебывающих чувств. Но с каждой секундой дышать было невозможно тяжело, и она надеялась, что в итоге задохнется. Умоляла о спасении, при этом считая, что не заслужила его. Царапала, рвала кожу на груди, словно пыталась руками проникнуть под ребра и заставить себя застыть. Но ничего не помогало. Меделин не могла представить, что отчаяние может быть настолько кричащим. Не знала, что люди могут испытывать настолько нестерпимую боль. Не верила, смотря в лунную даль, что существует что-то хуже этого. Бессильно сдалась и нашла исцеление в смерти, услышав шелест за своей спиной. —Миранда. Ее голос хрипел, дрожал и пропадал в рвущем всхлипе. Меделин продолжала смотреть вперед, прижимая к груди влажную подушку, молясь, чтобы ей не показалось. Надеялась на ее холодное прикосновение, что позволит ей безмятежно закрыть глаза. И ей не показалось. Перед ней встала Миранда, закрывая собой свет от окна. Она мялась на месте, разглядывала Меделин с сочувствием, которого точно не могла от себя ожидать. Казалась мягче, чем была обычно. Сестры молча смотрели друг на друга, и, скорее всего, Меделин впервые увидела в ней ребенка. —Я не смогу тебе помочь, — с искреннем сожалением говорила Миранда, вызывая у сестры дикое удивление. —Ты можешь меня убить, — тихо сказала Меделин, закрывая глаза, — Я знаю, что можешь. —Это не выход. Меделин устало раскрыла глаза от приторного удивления, на которого ей уже не хватало сил. Слова сестры были пропитаны противоречием, не отвечали ее прошлым поступкам. Это выглядело странно, в некой степени жалко. Но Меделин считала, что она опять издевалась на ней, высмеивала ее слабость, упивалась ее никчемностью. —Почему? Ты же сама хотела довести меня, выбрала ее, — не понимая, несвязно шептала Меделин, — Смотри, тебе даже не пришлось марать руки. —Я не догадывалась, что она была настолько тебе дорога. Меделин не считала услышанное за ответ, не принимала, отказывалась даже пытаться понять сестру. Вяло качала головой, не сводя с нее глаз. Казалось, видела в ней тоску, понимание, но скидывала все на больной рассудок, не прекращающий кричать о смерти. Неожиданно ее захлестнула обида и колкое раздражение, позволившие удивительно быстро и уверенно встать с пола. Меделин посмотрела с глупым вызовом на сестру и подошла к тумбочке под резко сменившийся взгляд Миранды. Схватила пластинку снотворного, предвкушая свою победу, и спрятала таблетки в карман халата. —Ты должна понимать, что после тебе станет только хуже, — пыталась вразумить сестру Миранда и испепеляла ее взглядом, — Остановись. —Почему ты так ведешь себя? — шепотом произнесла Меделин, остановившись в коридоре, — Почему, почему, почему?! Почему все не могут уже определиться, как относиться ко мне? — плача, прокричала она и обернулась на сестру, — Зачем ты проявляешь эту наигранную заботу, раньше доводя меня до полного бессилия? Говорила мне о смерти и яром желании видеть мое опустошение? А теперь делаешь вид, что тебе не все равно? —Ты будешь об этом жалеть! — вновь пытаясь достучаться до сестры призрак, игнорируя сгоряча брошенные слова. —Я жалею лишь о том, что существую! — взывала Меделин и растворила Миранду в золотом свечении.***
Пятый нашел себя в ванной в груде осколков и алых разводов. Он смотрел сквозь остатки своего отражения, наконец понимая, что окружающая его кровь принадлежала ему. Вскользь прошелся взглядом по себе, очерчивая глубокие порезы на предплечьях, разбитые в мясо костяшки и синеву на внутренней стороне руки около локтя. Холодно смотрел на последствия недавних инъекций морфия и обратил внимание на сломанные, непустые шприцы в раковине. Выдохнул с облегчением, тонко граничащим с истерикой. Прошел в комнату и встретился с анархией и еще одним разбитым зеркалом. Безразлично сталкивал осколки между собой, втаптывал стекло в ковер. Заметил сломанный стул, дверцу шкафа и понимал, что не помнил ничего, кроме слов Меделин в зале. С неким испугом осматривал комнату, пока к горлу подступал ком, который он вновь сдерживал, смотря в единственно уцелевший кусок зеркала. Видел свое отражение и закипал от отвращения к самому себе. С презрением разглядывал взъерошенные волосы, мятую одежду и испачканные руки. Ненавидел зеленые глаза перед собой и с криком кинул в стекло пистолет, о котором он по счастливой случайности забыл. Сбежал из спальни в компанию, на самом деле, первого попавшегося алкоголя из неистощимого бара. Быстро скинул крышку, до скрипа стекла обхватывая горло и не проверяя градус, и сделал несколько жадных, глубоких глотков. Залпом. Покалывающее тепло превращалось в жар, выжигающий только стенки горла, но не касающийся чего-то темного и неосязаемого внутри. Пятый дышал часто, словно стремился разорвать себя изнутри. Воздух грубый, влажный услужливо растекался по телу, по горькому языку, но не доходил свежим дуновением до больного сознания. И он чувствовал, как опять начал пропадать, смотря в скребущий мрак зала, слыша смех теней. Неизвестный, уже давно забытый ужас вцепился в горло, жестко хватая за кадык, и Пятый не мог понять, от чего по его телу пробежала дрожь, из-за чего он замер, когда уха коснулся звук тихих шагов. И почему он так боялся обернуться, зная, кто именно там стоял.Billie Eilish — No Time To Die
Меделин беспомощно, истощенно, совершенно неразумно усмехнулась, заметив его спину. Мысленно обозначила себе, что больше никогда не станет спускаться по вечерам в зал, пока это не перетекло в их персональную привычку. Девушка застыла на месте и подавилась тихим страхом, не двигаясь и почти не дыша. Беззвучно наблюдала за ним, за его рваными движениями. Казалось, в свете камина заметила следы на его руках и тоскливо опущенные плечи. Но все еще не смела сделать шаг, пока не столкнулась с ним взглядом. Ей было сложно описать словами, что она увидела, заглянув в его застывшие глаза, еще сложнее объяснить, что почувствовала. Но точно поняла, что страх пропал, оставшись только легким смятением. Она продолжила смотреть в его лицо, вновь чувствуя, как на глаза наворачивались слезы, которые словно выбили из нее весь остаток здравомыслия, иначе нельзя было объяснить то, почему дистанция между ними стремительно сокращалась. Меделин встала в паре шагов от него, не успев осмыслить сделанное. Став слепо ведомой, заглушив любые вскрики сознания, она остановилась около него. И это не ушло от глаз Пятого. Он сощурился, недоверчиво осматривая ее, нервно усмехнулся, качнув головой. Искренне не понимал, почему Меделин стояла так близко к нему, особенно после произошедшего. Да и она тоже. Пятый развернулся к ней корпусом и напрягся всем телом, словно защищаясь. Смотрел на нее сурово, по привычке пытался выбить из нее безрассудное рвение, и как всегда не смог. Почти сдался, но замер, заметив ее руку и взгляд, направленный четко на его предплечья. И он вновь вспыхнул гневом и быстро перехватил ее запястье, сжимая светлую кожу до болезненно писка и страха, мелькнувшего в поблескивающих глазах. —Не смей, — угрожающе цедил Пятый, окидывая ее искрометным взглядом. Он не хотел быть спасенным, считал, верил, что не заслуживал ни спасения, ни ее сочувствующего взгляда, ни света, что унесет в сладкую тишину. Пятый считал, что должен чувствовать каждую сломанную часть себя, ощущать, как он медленно, болезненно распадался изнутри, прежде чем он сможет простить себя. —Пятый, — тихо и мягко обратилась к нему Меделин, сглатывая пару навязчивых слез. Она не считала его виноватым и верила, что он, как никто иной, заслуживал спасения. И она искренне хотела подарить его, наградить тишиной, избавить от скребущей вины и свинцовой тяжести в груди, словно считая, что ей самой от этого станет легче. —Зачем тебе все это? — глухо спрашивал Пятый, недоумевая, и все еще не выпускал ее руки. —Я не знаю, — честно ответила Меделин и пожала плечами, слегка вздрагивая от холода капель, скользнувших по спине. Пятый не сводил с нее глаз, хмурился, сжимал пальцы на ее руке. Не понимал ее действий, мотивов и цели. Не понимал и того, по какой причине задрожал под мягким взглядом золотых глаз, и почему все еще находился там. Меделин видела, как дрожали его плечи, руки, ресницы, заметила, как он подогнул губы, больше не смотря на нее, и застыла, разглядев пару слез в уголках полуприкрытых глаз. И внутри все замерло. Она не смогла удержать своего удивления и широко распахнула веки, на мгновение забываясь, и не заметила, как ее руку больше ничего не держало. Пришла в себя, услышав его рваный вдох, и, не спрашивая разрешения, обняла его, сцепляя руки на спине. Чувствовала, как он замер, стал медленнее дышать. Боролся с сильным желанием прижать Меделин плотнее, укрыться в ее волосах, а не откинуть девушку от себя и исчезнуть. И Пятый проиграл, задрожав еще сильнее в ее руках и нетерпеливо обнял Меделин в ответ, вцепившись пальцами в белоснежный халат, пачкая ворс кровью. Скрыл лицо в ее сырых волосах и был рад, что смог спрятать в них слезы. Но Меделин слышала их в его дыхании и голосе, что безумно говорил лишь о том, что он не смог все исправить и спасти ее. Повторял одно и то же вновь и вновь, сильнее хватаясь за ее спину и сжимая кожу через ткань, принося ей тихую боль, которую она старалась терпеть. —Прости, — шепотом говорила Меделин, надеясь, что он ее не услышал. И Пятый не услышал ее, только почувствовал облегчение и спокойствие, разлившееся мягким, спасительным теплом. Ощутил незнакомую слабость во всем теле и потянул их двоих на пол, слегка раздирая кожу ее колен об жесткий ворс ковра. Не отпускал Меделин, сильнее притягивая к себе, уже не желая расстаться с чарующим ощущением и тишиной. Сладкой, тягучей и настолько необходимой пустотой. Откинул спину назад, стакиваясь с диваном, и открыл глаза, заглядывая в потолок, слыша только свое размеренное сердцебиение. Наконец спокойно выдохнул, блаженно закрывая веки. Почувствовал ее горячее дыхание на своей шее и приобнял Меделин за плечо, не выпуская и не представляя, сколько значил для нее этот жест. Меделин тихо забывала об этом дне в его руках. Начинала мыслить трезво, почти спокойно. Внутри становилось тише, мягче. Тепло тела Пятого пробиралось сквозь уже слегка запачканный халат и не остужалось холодом волос. Распаляло ее, окрыляло. И она не успела заметить, как растворилась около него, потираясь носом об основание его шеи, краснела и окончательно исчезла, когда он начал гладить по голове, путаясь во влажных прядях. Но не могла противиться резкому желанию увидеть его лицо и отлипла от груди, садясь. Убрала волосы с лица, не заметив внимательного взгляда на себе. Робко взглянула на Пятого и столкнулась с его уставшей улыбкой. Спокойно опустила плечи и заглянула в его влажные глаза, замечая несколько застывших слезинок, и сразу же потянулась к лицу, неуверенно стирая капли. И не могла перестать смущенно поджимать губы, трепетав от его открытости, считая проявленные слезы благословением и высшей степенью искренности, доверия, на которое Пятый был способен. Но он резко перехватил ее руки и вдолбил в ковер, закрывая рот ладонью, и навис сверху. Не заметив, оголил ее ноги и белье, заставляя Меделин краснеть еще больше. Она слегка задрожала, смотря впритык на него, но не столкнулась с ним взглядом. Видела, как он резко изменился в лице, и раскрыла глаза от ужаса, услышав посторонние тяжелые шаги и звуки, характерные для зарядки огнестрельного оружия. Напряглась всем телом, чувствуя, как онемели руки. Пятый быстро перевел на нее взгляд, убирая ладонь с губ, нагнулся к ее уху и тихо прошептал. —Помоги Эллисон собрать дочь. Дождался ее решительного кивка и слегка улыбнулся, прежде чем потянуть Меделин на себя и быстро растворить в пространственном свете. Как только они оказались в коридоре около комнаты Эллисон, до их ушей дошли звуки выстрелов. Пятый недовольно закатил глаза, но после громко выругался, услышав щелчок предохранителя, и тут же вспомнил о пистолете, что безрассудно пустил в остатки зеркала. Бегло посмотрел на рядом стоящую Меделин, стянул с ее талии пояс халата, сложив его пополам, и резко обернулся за спину. Быстро взглянул на стоящего корректора, не замечая в нем ничего особенного. Мужчина среднего телосложения и из оружия непримечательный револьвер. —Пятый, тут что-то на полу, — напуганно и тихо говорила Меделин, ведя голыми ступнями по дереву. И словно только после ее слов до него дошел запах, пропитавший весь коридор. Глаза открылись от терпкого ужаса, что вызвал улыбку на лице прицелившегося мужчины. Пятый быстро среагировал и открыл дверь, запихивая Меделин в комнату, а сам переместился за спину корректора, избегая выстрела. Накинул на его шею пояс от халата и притянул к себе, перекрывая доступ к кислороду. Кривился, чувствуя, как он сопротивлялся, и болезненно рыкнул, когда по предплечью прошлось холодное лезвие. Грубо пнул корректора в спину, роняя его на пол, придавив мужчину ногой, свернул шею. Рвано выдохнул и переместился к Меделин. —Их здесь нет, — быстро оповестила девушка, выходя из ванной. —Черт, — сказал себе под нос Пятый, начав нервничать, — Они залили этажи бензином. У нас слишком мало времени, — тараторил он, сталкиваясь с напуганным взглядом девушки, — Бери ее сумку и проверь документы. Быстрее! Меделин резко спохватилась и нашла сумку Эллисон, суматошно проверяя ее на наличие паспорта, и кивнула ему, сразу же исчезая в блеклой вспышке. Жмурилась, оказавшись в незнакомом помещении. Бегло осмотрела комнату, увешанную плотными занавесками, застланную дорогим ковром, а после столкнулась с портретом Реджинальда. Ей стало не по себе, она скривилась, не выпуская край халата из рук, и взглянула на Пятого, рыскающего в ящиках стола. Следила, как он грубо, даже яростно перебирал папки и документы, наконец находя три блеклых листа и записную книжку в красном переплете. И онемела, услышав несколько одиночных выстрелов. Встретилась с округлившимися глазами Пятого и быстро пошла ему навстречу, позволяя переместить их на тот этаж, где находились остальные комнаты. Вязла ступнями в бензине и небольшой луже крови. Побелела, не сразу придя в себя. Но быстро подняла взгляд и нашла перед собой взволнованного Диего, поймавшего алое лезвие. —Где все остальные? — нервно проговорил Пятый, смотря на брата. —Мы здесь! — быстро отозвался Клаус, выходя из комнаты второго. —Какого черта происходит? — обеспокоенно вскрикнула Эллисон, прижимая дрожащую Клэр к себе. —Их еще больше внизу, — оповестил Лютер, выйдя из-за поворота, — И они. —Хотят заживо спалить нас всех здесь, — резко перебил его Пятый и подошел к Меделин. —Конечно, воняет горючим, — злобно прошипел Диего, смотря под свои ноги, — Мы можем вспыхнуть в любую минуту. —Знаю. Поэтому без лишних слов, — дергано сказал Пятый и протянул Диего с Эллисон по листу и отдал сумку сестры, — У отца есть много небольших коттеджей, в которых он жил, пока узнавал о местоположении таких детей, как мы. —Стоп! Ты предлагаешь нам бежать? — противясь, возник Лютер, заглядывая в документ в руках третьей. —Если ты так хочешь сдохнуть в огне, но остаться преданным этому месту, дерзай! — вспыхнул Пятый, сурово смотря на первого, — Забывайте про телефоны, карты, не светитесь на камерах, используйте гражданские машины, даже если их придется угонять. Никаких самолетов, поездов, ничего, где могут мелькнуть ваши паспорта. Весь мир и Комиссия должны поверить в то, что мы мертвы. —Пятый, но Коммутатор? — скептично возник Диего, считывая адрес. —Он не работает. Я проверял, — четко объяснил Пятый, пока за его спиной проскользнула Меделин, — Лютер, ты с Эллисон, Диего с Клаусом, возражения? — получив отрицательные кивки, он продолжил, — Вы помните, где находится национальный парк Банф и дом, в котором мы иногда останавливались? —Пятый, — взволнованно позвала его Меделин, смотря вниз. —Встретимся в нем через две недели, — продолжил он, проигнорировав ее слова. —Пятый! — громче повторила девушка, заставляя его обернуться, — Первый этаж в огне. Все Харгривзы застыли, пусто взглянули на Меделин, пока до них спешно доходил звук кричащего дерева. Пятый мельком осмотрел семью, подмечая их истощенный вид, слезы на лице Эллисон и виновато поджал губы. —Спускайтесь с помощью пожарных лестниц и будьте аккуратны, я уверен, они оцепили дом, — вновь начал Пятый, обеспокоенно смотря на них, — Две недели. Пожалуйста, сделайте все, чтобы мы с вами встретились после, — бегло закончил он и получил воодушевленные кивки всей семьи. Пятый не смещался с места, контролируя исчезновение Харгривзов за окном. Пристально следил за ними, слыша оглушающий скрежет огня. Обернулся на позади стоящую Меделин и кивнул в сторону своей спальни. Исчез во вспышке и быстро начал рыться в своем столе, создавая еще большую анархию, напугавшую Меделин. Она застыла на пороге комнаты и не стала проходить дальше, продолжая изредка коситься на Пятого, но больше смотреть на то, как к ним стремительно приближался огненный свет. Слушала шелест бумаг и крики пламени, смотря с легкой тоской на стены коридора, пока не почувствовала прикосновение его руки и опять не потонула в голубом свечении. Но вместо прохладной ночи ощутила палящий жар, жадно скользнувший по коже. Резко открыла глаза, находясь в центре горящего зала около Пятого. Не понимая, смотрела на него, молча ждала и не выпускала его руки, пуская свет. Разглядывала его опустевшее лицо, начала паниковать, когда в легкие стал стремительно пробираться дым с кашлем, а балка над их головой хрипло затрещала. Требовательно дернула Пятого за руку и посмотрела в его глаза. Увидела в них холод пустоты, опаленный ярым пламенем. —Пятый, прошу, — умоляя, шептала Меделин. Почему-то она видела в нем слепую готовность остаться в этом месте, исчезнуть в беспощадном пламени, которое старательно захватывало все вокруг, но не могло коснуться их только из-за слабого свечения. Пятый блекло улыбнулся и притянул Меделин к себе, растворяя их в кобальтовом свечении, прежде чем потолок обрушился с глухим криком.