***
Выпустил плечи Меделин, когда ее ноги коснулись пыльного пола, и встал позади, всматриваясь во мрак незнакомой квартиры. Тихо чихнул, зажимая нос ладонью, смотря уже на невозмутимую и застывшую Меделин. Бегло взглянул на ее дрожащие кулаки и лишь безразлично повел плечами, взваливаясь на стену, что в свете солнца дружелюбно поблескивала теплыми цветами. — Не включай свет, — предупредил ее Пятый и указал на большие окна, заметив ее робкое движение руки. — Да, ты прав, — тихо сказала Меделин, убирая ладонь с выключателя. — Проходи пока дальше, а я сейчас приду, — бегло, взволнованно протараторила она, не сумев спрятать дрожь в голосе. Быстро исчезла в непроглядной тени коридора, оставляя Пятого наедине с главенствующим мраком. Вынудила его сдвинуться с места и бесстыдно скользнуть по примитивному, заурядному месту, хранящему ее историю. Пятый не ожидал увидеть в этих комнатах чего-то нового, неизведанного, чего-то такого, что он о ней бы не знал: это было глупо и бессмысленно. Пятый знал о ней все, даже больше, чем все, больше, чем знала она сама и кто-либо другой о ней. Но словно часто забывал об этом, ища в ее действиях подтекст, уловку, скрытый смысл, все еще не мог до конца довериться ей из-за черт, привитых в терпкие года его жизни, что он никогда не сможет перечеркнуть, даже если навечно канет в целительный свет. Рука остановилась на такой же пыльной, как и все здесь, рамке. Он невесомо скользнул пальцами по стеклу, высвобождая фото из плена грязи. Не смог разглядеть ничего, что тихо осталось красками на бумаге. Поморщился, недовольно поведя бровью, и столкнулся с фигуркой журавлика около рамки, на комоде, устланном льняной тканью. Взял деревянную пеструю птицу, недолго покрутил ее в руках и безразлично вернул фигурку на место. Пошел дальше, уходя из мрачной гостиной, не привлекшей его внимания, и вступил на порог кухни. Немного помялся на месте, осмотрев голубой из-за ночи потолок. Заглянул в окно, выходящее на непримечательный двор, и встал в тонком ручье лунного света. Осмотрел поцарапанные носки лаковых туфель в саже, рассекая пыль на плитке подошвой. Вздернул плечи, услышав звук, отдаленно похожий на шелест огня, и обернулся к двери. Но нашел помутневшими глазами только Меделин в призрачном шелковом халате, мутно вспоминая его ранее на ней в тот день, когда она совершила свою, наверное, самую большую ошибку, в день падения клуба и в день его попытки стереть ее из их жизней. В день, когда все началось. Меделин недолго постояла на пороге, пристально смотря на Пятого стеклянными, ничего не выражавшими глазами и, стушевавшись, опуская взгляд, быстро прошла к высокой стойке, заменившей кухонный стол, и аккуратно поставила несколько свечей в окружение мутного стекла. — Я любила свечи, — зачем-то или оправдывалась, или объяснялась она, грустно улыбаясь, говоря о бывшей себе в прошедшем времени. И как всегда не ожидала от него ответа, приступив к поиску огнива. Быстро, по привычке просмотрела, но скорее ощупала несколько ящиков и наткнулась на коробок спичек. Обернулась обратно к свечам, замечая Пятого, севшего на один из высоких мягких стульев. Скользнула серой и опалила темноту кухни скромным свечением. Подожгла несколько свечей, расставляя их по кухне: на гарнитур, полку и стол, специально вблизи его руки. Закончила с неясным ритуалом и громко выдохнула, не поднимая головы на Пятого. Покусывала губы в тишине, в которой, казалось, был слышен даже таинственный шепот свечей. Но резко выпрямилась, прошла к полкам и холодильнику. Совершала чисто механические движения, проверяя содержимое своей нежилой квартиры. — Тебе нужно поесть, — судорожно начала Меделин, открывая морозилку. — Чудо в том, что Эдриан платил все это время за коммуналку. — Не трать на это время, — утомленно сказал Пятый, наблюдая за ее действиями. — Мы здесь точно до утра, время есть, — протянула девушка, достав пакет с замороженными овощами и рис, — и не забывай о том, что ты человек со всеми базовыми потребностями. — А ты? — лениво возник Пятый, складывая руки на груди. Меделин резко замерла, не прекращая нервно постукивать пальцами по холодной столешнице. Медленно провела языком по обветренным губам, пробуя после натянуть улыбку. Громко сглотнула и резко обернулась на него, расправляя плечи, так и не найдя сил для лицемерного облика радости. — Мое истощение скроет свет, твое же — нет, — невольно холодно сказала Меделин, посмотрев на него, но после все же натянула улыбку, тряся в руках коробку с крупой. — Предлагаю рис с овощами. Сроки еще хорошие, так что, — устало выдыхая, закончила она и скрылась за дверцами ящика с посудой. Меделин не стала больше ничего говорить, даже смотреть на него, сама не понимая причины резкой смены своего поведения. Неприятно вздрагивала от ярких, ощутимых следов его глаз на коже. Чувствовала, как горело лицо, а грудь сжимала непривычная тяжесть, отозвавшаяся в прерывистом дыхании. Робко, пугливо и нерешительно подняла глаза на звук его громкого вздоха, слегка повернув голову, боясь встретиться с чем-то страшным и темным в его глазах. Но незначительно расслабилась, сталкиваясь с мягкой пустотой глаз Пятого, и устало улыбнулась, встречаясь с ним взглядом. Без звука рассматривала тени и крохотные блики пламени в его радужке, медленно тонула в мраке зрачков. — У тебя есть печатная карта и еще пара свечей? — внезапно строго спросил Пятый и вскинул брови, но не сводил глаз. — Я попробую найти, — вздрогнув, ответила Меделин, перемешивая рис. После быстро исчезла в коридоре. Осталась шорохом бумаг и тишиной шагов. Позволила ему судорожно выдохнуть в одиночестве кухни и гневно ударить по столу до ноющих костяшек. Зарыться руками в угольных волосах, безжалостно оттягивать локоны у корней, с последними попытками удержать себя на слабом плаву ясного сознания, принося скорее пьянящую, хмельную, чем отрезвляющую боль. — Надеюсь, подойдет, — возникла Меделин, шустро проскальзывая к Пятому, — и вот еще две свечи, маркер, вдруг, нужен, — закончила девушка, раскладывая полотно перед ним. Пятый мельком осмотрел предложенное, следя за тем, как Меделин поджигала фитиль, а после вернулась к готовке. Только после опустил глаза на карту, ставя свечи ближе к Торонто и штатам. Быстро очертил взглядом десятки возможных путей, не забывая о вероятном местоположении семьи в тот момент. — Ну, так что? — поинтересовалась Меделин, нависая над картой и скрывая пару регионов волосами. — Как и сказал раньше, нам нужно на запад, к границе, — начал спокойно объяснять Пятый, обводя черным маркером красную линию соприкосновения Канады и США, — на машине, избегая главного шоссе, через мелкие населенные пункты. — Выбираешь самый долгий путь, — плаксиво протянула Меделин, смотря на возникающую линию на бумаге. — И самый запутанный, — холодно отрезал он, заставив ее смутиться. — После съезжаем ближе к границе и Сарнии, но объезжаем и останавливаемся около Коранны: этот город меньше, бросаем машину и идем в чащу, ближе к реке Сент-Клэр примерно до этого участка, — продолжил Пятый, обводя кусок карты, — и я перемещаю нас за границу, — сказал он и взглянул на задумавшуюся Меделин. — Большой скачок в пространстве легко отследить, — тихо тянула девушка, прожигая взглядом карту, залитую ярким блеском свечи. — Неужели ты специально привлекаешь к себе внимание, чтобы позволить остальным спокойно расползтись по Канаде? — Никто не поверит в нашу смерть, Меделин, — серьезно сказал Пятый, вынуждая ее посмотреть на него. — Ты должна понимать, что все эти недели не станут сказочной туристической поездкой. Я буду оставлять следы, чтобы нас нашли, но сделали это, как можно дальше от остальных, желательно не так скоро и частями. — Хочешь плюсом медленно зачищать ряды корректоров, сделав из нас приманку? — взволнованно уточнила Меделин, нервно подогнув губы. — Ты можешь остаться здесь, — предложил Пятый, замечая страх на лице девушки. — И бросить тебя одного? — с незначительной обидой тихо возразила Меделин и вернулась к сковороде с рисом. — Что мы делаем дальше? — спросила она, делая акцент на местоимение. Оставила после своих слов только тихое шипение овощей и резкий звук ножа. Заставила Пятого с большим смятением смотреть на ее спину, отказываясь так просто принимать смысл сказанного. Вновь ожидал подвоха от действий окружающих, недоверчиво цепляясь за волны все еще влажных волос. — Опять дорога, — после минутной паузы непринужденно ответил ей Пятый, — аналогично, только теперь движемся на север. Даем им понять, что мы в штатах. — Ладно, — тихо согласилась Меделин, кивнув головой. Отбросила деревянную лопатку и надорвала край пакетика со специями, быстро окрасила рис в пряный желтый, не переставая сжиматься внутри от палящих глаз за спиной. Была убеждена, что он тихо следил за ней, только сейчас оторвавшись от карты, убедилась, когда услышала, как маркер небрежно покатился по столу, а после звонко столкнулся с полом. Старалась не придавать этому значения, унимая волнение, беспокойство внутри, засыпая овощи к рису. Пыталась полностью отдаться готовке, вспоминая, как готовила это «нечто», когда организм стал отчаянно требовать клетчатки и сложных углеводов. Сейчас это выглядело смешно, нелепо и было чем-то чужим, но одновременно чем-то очень родным. Все вокруг ей казалось родным, своим, как бы она и ни пыталась похоронить прошлую себя и смириться с потерей буйного, скорее из-за защитных механизмов, подростка, и даже Пятый, уже разглядывающий книжные полки недалеко от себя, не воспринимался совсем чужим. Меделин выставила перед ним голубую тарелку, за которой мягко следовал горячий пар. Вытянула чистую вилку и вручила прибор ему в руки. Мимолетно взглянула на лицо Пятого, отчетливо понимая направление его взгляда, а после столкнулась с глазами, сразу понимая возникающий в них вопрос. Без лишних сопротивлений, на которые банально не было сил, настроения и желания, положила риса и себе, только порцией меньше. Также достала вилку, поставила тарелку в стуле от Пятого и устало села. Не унимала в себе чувство колющей ностальгии, натыкая спаржу. — Не думала, что когда-нибудь вернусь сюда, — блекло говорила Меделин, слыша скрежет металла по тарелке, — а тем более буду готовить тебе. Тихо закончила она, без желания проталкивая зелень в рот. Косо посмотрела на Пятого, видя почти свое отражение: такое же мрачное, безэмоциональное и жутко уставшее. Но он держался лучше: все же состояние хронического недосыпа и эмоциональных потрясений для него было привычно. Впрочем, можно ли было считать принудительное глушение всех человеческим отблесков внутри за силу, внутренний стрежень — спорный вопрос. И они не хотели искать на него ответ, никто из них. Свалив тарелки, вилки в раковину, залив их водой, при этом сомневаясь, что они когда-нибудь будут вымыты, Меделин потерла глаза и слегка похлопала себя по щекам, пытаясь собрать остатки бодрости. — Сейчас я дам тебе чистое полотенце и сменную одежду. У Эдриана точно найдется что-то подходящее, — задумчиво сказала Меделин и прошла мимо Пятого, случайно задевая его рукой. Вновь исчезла из его вида, оставила в воцарившейся на кухне тишине. Доносилась убаюкивающим шорохом из темноты, пробиралась глубже, чем он только мог представить. Пятый остановился в немом свете блеклого пламени, смотря в режущие тени огня. Уходя глубже, разглядывал теплые блики, натыкаясь на почти не ощущаемое смятение, непонимание и еле уловимую мягкость внутри. Перевел взгляд с мерцающего пола и карты на плиту. Смотрел на коробку с рисом и остатки ее хаотичной готовки, удивительно поддался неизвестному рвению и слабо улыбнулся, возвращая себя к забытой с детства заботе, проявление которой Меделин если и пыталась скрыть, то без особых стараний. Вынырнул из мрачного забвения, когда звук из спальни перерос в лихорадочный шум, и быстро оказался у двери. Бегло осмотрел непримечательную комнату в синих тенях, большую кровать, пару тумбочек, стол, остановился взглядом у дверей открытого шкафа и Меделин, сидящей в белом ручье света. Она дрожала, держа в руках несколько кофт, когда вокруг нее лежала разбросанная одежда. Нервно, судорожно оглаживала несрезанные бирки, качая головой, и резко, напуганно обернулась на шорох со стороны Пятого. Он смотрел в ее раскрытые, кричащие от ужаса и отчаяния глаза. Видел, как она старалась улыбнуться, слегка приподнимая уголки губ, но вместо этого начинала только сильнее дрожать. — Какая же я слепая дура, — тихо говорила Меделин, смотря в глубь темных глаз Пятого. — Вся одежда новая, неношеная, как и обувь. Часть его муляжа все время была около меня, а я все игнорировала, не замечала, — отстраненно говорила она, переводя взгляд под ноги. — Может, ты хотела верить в этот муляж? — ненастойчиво предположил Пятый, разглядывая уже небольшую лампочку в глубине шкафа. — Не знаю, может, — жалобно бросила Меделин, считая петли вязаного свитера в руках. — Пятый, я же его совсем не знаю, хотя считала его единственным близким человеком. Впрочем, я и себя не знаю, — разочарованно, после небольшой паузы добавила она. — Не хочу сейчас об этом думать. Я нашла для тебе полотенце и удобную одежду для сна, — поспешила закончить девушка и встала, рассматривая скромную анархию вокруг, а после обернулась на Пятого. — Держи. Он без сопротивления принял все, что стянула с полок Меделин. Прошелся ладонью по мягкому ворсу большого полотенца и посмотрел на стоящую напротив девушку. Вновь следил за ее вырвавшейся наружу паникой, возникшей нервностью и тревожностью и не прекращал ощупывать мягкость в руках. — Спасибо, — немного скупо и неброско сказал Пятый, заставляя Меделин застыть только от его голоса. Она мигом перевела бегающий взгляд на него и мягко, слегка неуверенно улыбнулась, кивнув, когда по бледным скулам скользнула розовая тень. Неловко двинулась из комнаты, пока Пятый с прежним невольным интересом невозмутимо следил за движениями Меделин. — Дверь в ванную в коридоре. Иди первым. Меделин не оставляла Пятому выбора, в очередной раз за этот вечер ушла, предоставив его гнетущей тишине вокруг. Исчезла в тех же непроглядных, мрачных тенях, направлялась, скорее всего, в свою спальню. И снова становилась безликим шорохом, каким чаще всего и была. Призрачным, незаметным шорохом, который редко перерастал в разрушительную бурю. Пятый нашел ее после всего у тех же дверей шкафа. Пришел слишком тихо, быстро, вытирая еще сырые волосы, и неумышленно напугал, протянув ей свитер, поднятый с пола. Тогда Меделин вздрогнула, тихо ругаясь себе под нос, и быстро выхватила одежду из его рук, возвращая шерсть обратно на свое законное место. — Удивительно, что не завелась моль, — бесцельно бросила девушка. — Я постелила тебе, ложись спать, — после громкого вздоха сказала она и взглянула на Пятого, смотрящего словно сквозь нее. — Спокойной ночи, — устало закончила Меделин. Прошла мимо, ненадолго останавливаясь на пороге. Осмотрела его вновь, заостряя внимание на сырых угольно-синих из-за окружающего мрака волосах, как всегда напряженных плечах и плотно сжатом полотенце в руках. Удержала себя от ненужных комментариев, обуздав резкое желание сказать ему хоть что-то. Пятый двинулся, только когда Меделин вновь стала шорохом. Покосился на одинокий проход, черноту коридора, а после на безжизненную белую лампочку в шкафу. Выключил свет. Утонул в мягкости подушек и одеяла, не сводя взгляда с потолка. Медленно, нерешительно просматривал в памяти этот день, будучи словно посторонним равнодушным наблюдателем. Внутри ничего не вздрогнуло, когда холод кожи Вани сменился жаром огня, в котором она так и осталась лежать. Ничего не шелохнулось от осознания того, что шелк ее темных волос навсегда исчез в багровом пламени. Кто бы мог подумать, что самые кричащие и ослепляющие чувства станут оглушающей пустотой внутри. Пятый заметил Меделин вновь, еще не успев заснуть. Почувствовал на себе ее взгляд, а после услышал тихие, хрустальные шаги, остановившиеся у изголовья кровати. Не открывал глаз, но знал, что она села перед ним. Снова была непозволительно тихой, робкой, слилась с вездесущей ночью, почти приняв облик своей невзлюбленной сестры. Рассматривала Пятого в тенях, хотя, на самом деле, не могла увидеть даже очертаний его лица. Несмело занесла ладонь над его головой, почти касаясь волос, но внезапно вздрогнула, убирая руку. Зажала рот и нос, сдерживая неподвластный всхлип. Резко встала, попятилась назад и сбежала из спальни. Вновь обратилась в шорох. Шорох. Слишком громкий шорох.***
Пятый смотрел на Меделин в свете утреннего солнца. Слегка щурился от яркого блеска, поселившегося в белизне ее волос, и, вытянув кепку из ее приоткрытого рюкзака, накрыл голову темной тканью, слегка расправляя остальные пряди по плечам, что, наконец, были скрыты футболкой вместо ненадежных халатов. Быстро столкнулся с ней взглядом и указал на переднюю дверь светлого кроссовера, пока сам поспешил закинуть спортивную сумку на заднее сиденье. Меделин, еще немного сонная, но больше взволнованная и слегка напуганная, неуверенно села около Пятого, ставя на колени светлый рюкзак, и поправила край тканевых шорт. Быстро вытянула все ту же карту, только уже с большим количество заметок, которые он, видимо, оставил, пока Меделин спала. Аккуратно развернула бумагу, разглаживая ее уже на свободных коленях, и покосилась на Пятого, выруливающего с парковки. — Нам, наверное, повезло, что моя квартира в западной части города: не придется терять час в пробках, — задумчиво протянула Меделин, рассматривая дороги. — Какая у нас будет первая остановка? — Ингерсолл. Через Стони-Крик, — быстро ответил Пятый, переключая заднюю передачу. — Около четырех часов. — Хорошо, — нехотя согласилась девушка, находя разглядывание карты единственным занятием. Пятый запретил даже упоминать о плеере, телефоне и планшете. Строго и чрезмерно холодно отсек все ее попытки взять хотя бы какую-то технику. Возможно, она бы стала осуждать его, но исходя из последних событий и того, как Адам просто нашел девушек в кондитерской, паранойя развивалась не только у Пятого. Поэтому Меделин приняла условия и взяла несколько книг на случай, если ее вестибулярный аппарат не подведет, в чем она уже начала сомневаться, вчитываясь в названия городов на карте. Недовольно поморщилась, разочаровываясь в своем, казалось, всесильном и волшебном организме, и отбросила карту, решив занять себя проверкой вещей. Хотелось делать хоть что-нибудь. Быстро, бесцельно перебрала одежду, вынула две бутылки воды, вскользь взглянула на обложки книг, которые ей было не суждено прочесть. Бегло осмотрела свои поддельные права и паспорт, по которому ей уже исполнилось двадцать два года. Рассмотрела фальшивку и фото, разглядывая свои пепельно-белые волосы, на тот момент парик, и нелепо улыбалась, вспоминая, как хотела высветлить каждую прядь, чего ей, конечно, запретил сделать Эдриан, и теперь понятно, почему. Удивительно, что теперь же бегала от белизны своих волос. Спустя два часа неспокойного, неглубокого сна Меделин столкнулась с самой большой проблемой: Пятый молчал. Был слишком сосредоточен на дороге, что даже не смотрел в ее сторону, но почему-то девушка отказывалась верить в то, что вождение забирало настолько много его внимания. Иногда она пробовала начать разговор, но тот всегда обрывался на паре скупых и небрежно брошенных фраз. Тогда ей казалось, что тишина и напряжение достигли своего предела и начинали душить настолько, что даже вид за окном не скрашивал эти невозможно длинные минуты, как и ее скучающий осмотр лица Пятого, черты которого Меделин успела бы выучить наизусть спустя еще полчаса, конечно, если бы она не заснула. Пятый разбудил ее на заправке на въезде в Ингерсолл и обратился к заправщику в тот момент, когда Меделин выскочила из машины. Через открытое окно нагнулась к рюкзаку и вытянула несколько купюр, после ловя вопросительный взгляд Пятого. — Схожу разомнусь, — оправдываясь, сказала девушка, — ну, и бензин оплачу. Потягиваясь, направилась к магазину на заправке под пристальным взглядом Пятого. Прошла мимо огромных дверей, но сразу же застыла на месте и напуганно потянула кепку сильнее на лицо. Робко, нерешительно подошла к стеллажу с прессой, отчетливо видя первый и самый кричащий заголовок о сгоревшей Академии. Поймала на себе взгляд персонала, быстро оплатила топливо и скрылась за дверьми туалета. Зачем-то после стала считать у зеркала, предварительно сполоснув лицо холодной водой. Попыталась искоренить возникшую панику, при этом не заставляя Пятого долго ждать. Громко выдохнула, стараясь улыбнуться, и вернулась в главный зал. Прошла мимо прилавков со снеками, взяв попутно несколько пакетиков, и остановилась около кофемашины, быстро найдя строчку с эспрессо. — Держи, — улыбнувшись, сказала Меделин и протянула Пятому стаканчик с кофе. — Понимаю, что он точно не того качества, что пьешь ты, но, — она не договорила, найдя на его лице мягкую, благодарную ухмылку. — Что это у тебя? — спросил Пятый и сделал первый глоток кофе, пока почувствовав только обжигающий кипяток. Меделин перевела неловкий взгляд на газету у себя в руках, убирая пачки с едой в рюкзак в ногах. Бегло осмотрела последнюю страницу, а потом и Пятого, только после показала ему первый заголовок. Замерла, заметив отблеск ярости в его глазах, что он тут же попытался потушить, сжав свободную кисть в кулак. — Люди скорбят, Пятый, — тихо прошептала Меделин, возвращая текст к себе, — приносят цветы, свечи, рисуют плакаты. Так что первый пункт твоего плана выполнен — общество поверило в вашу смерть, — не поднимая на него глаз, говорила девушка, рассматривая фото в газете и резко нахмурилась, заметив знакомый профиль. — Но не он, — быстро изменившись в голосе, закончила она и протянула газету, указывая на блондина в толпе. — Думаешь, он знал? — спросил Пятый, выхватив из ее рук прессу. — Эдриан все о нас знает. — Понятия не имею, — обиженно проговорила Меделин, направляя взгляд в сторону. — Даже если бы знал, ничего бы не стал делать. Пятый кивнул ей, вполне соглашаясь с ее словами. Не заостряя внимание на деталях, вскользь осмотрел фото, прикрепленное к статье, и бросил газету на заднее сиденье. Коротко взглянул на помрачневшую Меделин и вновь воссоздал прежнюю тишину в салоне, уезжая прочь с заправки, только сказав напоследок: — Через три часа будем у границы.