***
Меделин прекрасно понимала, кого встретит во сне, когда ее сознание только успеет отдалиться, а она станет уязвимой, совершенно беззащитной для противоположных ее сил. И сейчас, через пелену усталости и дрема, она смотрела на сестру, сидящую на столе и болтающую ногами, мертво-бледными и худыми. Меделин лениво рассматривала каждый волос, скрывший нездоровую худобу детских плеч и остатки белой ночной рубашки, и старалась не поддаваться ужасу, скопившемуся у горла от вида ее бездушных глаз. —Я не хотела пугать тебя, поэтому не пришла первой ночью, а после решила, что я буду явно лишней, — шепотом произнесла Миранда и неловко улыбнулась, пока Меделин в момент залилась краской. —Спасибо? — сонно и удивленно бросила девушка, борясь со смущением. —Наверное, — скупо бросила девочка и спрыгнула со стола. Быстро оказалась около окна и раскрыла рамы, запуская горячий морской воздух, совершенно не свойственный хвойному лесу и поздней летней ночи. Взвалила локти на узкий деревянный подоконник и подперла лицо ладонями, заглядывая в даль сквозь ветви. —Не люблю сосны, елки и все, что имеет колючки, — без цели прошептала Миранда и посмотрела через плечо на застывшую сестру, — Мы росли в небольшом городке на самой его окраине, около густого соснового леса. Там же мы и умерли, — спокойно и быстро сказала она и вернула взгляд к черному небу. —Ты расскажешь мне об этом? — мягко спросила Меделин, резко чувствуя спокойствие. Смотрела за глубокой тоской на лице сестры и, кажется, слышала нерешительность в ее дыхании. —Может, когда-нибудь, но не сейчас, — снова уклонялась Миранда и начала нервно водить ступней по полу, — Некоторое тебе действительно лучше не помнить, наверное, и это тоже. —О чем ты? — недоверчиво спросила Меделин и встала, все еще не решаясь подойти к окну. —Удивительная сила, — вдохновленно бросила девочка, смотря с улыбкой восхищения на сестру, — Но я не собираюсь рушить то, что только зарождается, да и незачем мне это. Наблюдать за твоим смущением и тем, как ты пробиваешь эту ледышку, до смерти интересно, — с хитрой усмешкой добавила она, значительно повеселев. —А Клаус? — резко вспылив, спросила Меделин и одним рывком закрыла ставни перед лицом Миранды, — Доводить его до передоза своими видениями тоже интересно? Умереть со смеху можно! — сгоряча выпалила она, совершенно не задумываясь о шаткости своего положения. —Дурочка, — с улыбкой ответила Миранда и оказалась на кровати, — Ты — да, а я — нет, — не воспринимая всерьез беспокойство и негодование сестры, пролепетала она и перевернулась на спину, пуская поток черных волос по покрывалу, — Думаешь, я стану доводить до самоубийства, передоза и прочего единственного, с помощью кого я могу в открытую связываться с тобой? —Что? — не сдержав удивления, выпалила Меделин и запрыгнула на подоконник, — В смысле? —Я раньше думала, что достаточно окрепнув около медиума, смогу спокойно вламываться в твое сознание в любую угодную для меня минуту, нооо, — с таинственной улыбкой сказала она, хитро посмотрела в глаза Меделин. —Но? — нетерпеливо подогнала ее девушка, испепеляя взглядом в ответ. —Я могу появляться перед тобой только во сне и только, когда он недалеко от меня. Так я бездушное тело, не способное даже мелькнуть в твоем сознании, — с досадой сказала Миранда и резко села, смотря в стену, — Он видит не меня. —Тогда кого? Не говори только, что это.? — боясь даже подумать об этом, Меделин безвозвратно проглотила имя. —Ваша солнечная скрипачка? Так ты ее назвала? — словно в доказательство сказала Миранда, заглядывая через плечо, — Нет. Она упокоилась сразу же, успев бросить на меня осуждающий взгляд и легко коснуться твоего уже мертвого лба губами. Теперь на облачке попивает чай и грызет леденцы, — с иронией протянула она, щелкнув себя по ноге. —Тогда? — ничего не понимая, без сил спросила Меделин и подтянула к груди ноги. —Никого, — разрушающе отрезала Миранда и затихла на несколько минут, как и все вокруг, — Да, он видит сейчас много всяких мертвецов, но точно не ее, не меня. Он просто… сжирает себя виной изнутри, а сознание, насыщенное десятком лет наркотиков, в один момент истерики выбросило ему этот образ, за который он зацепился, в который он и поверил. Думаю, медиум спятил и поломался, — непринужденно и безразлично добавила она, говоря точно о старой вещи, но не как о человеке. —Ты лжешь, — злобно прошипела Меделин и столкнулась с бесстрастным взглядом девочки. —Для чего? Скажи мне? — с ее исказившихся губ сорвался нервный и обреченный смешок, — Слабеет он — слабею я, становясь вечным узником твоего бессмертия, которое я никак не могу позволить себе отпустить, — начав разгораться, протараторила она и быстро встала с кровати, — Я лишь предупреждаю тебя и тыкаю носом в то, что ты должна исправить. Неужели ты не сможешь вернуть ему на место пару шестеренок в мозгу? Немного твоего целительного света, несколько задушевных бесед и все, медиум как новенький! —Только не делай вид, что тебя беспокоит его судьба, — злобно сказала Меделин в миллиметре от лица сестры, настигшей ее незаметно быстро, — Просто хочешь опять черпать из него силу и превращать мою жизнь в нескончаемый кошмар, — яростно выплюнула она, хмурясь и задыхаясь от собственного гнева. —Ты права. Мне действительно плевать, — честно и невозмутимо призналась девочка, — Но суть в том, что я больше не в силах искажать твое сознание настолько, и дело совершенно не во мне, — шепотом сказала она и коснулась пальцем ноги Меделин, — Теплая. —Тогда в чем дело? — не позволяя себе смягчиться от последнего брошенного слова, хмуро спросила Меделин. —В тебе, — без сомнений ответила Миранда и заглянула в глаза сестры, полностью разложив ладонь на ее ноге, — Ты стала сильнее. Намного сильнее, чем ты думаешь. Да, ты ни черта не понимаешь и не знаешь, как пользоваться всем тем, что течет в тебе, хотя, на самом деле, арсенал волшебных штучек не велик, но… эта сила без твоего вмешательства ломает мои проекции, которые наносят тебе вред, регенерирует и не позволяет тебе лишний раз нервничать, ты же и без того дерганая, а так хоть судьбу медиума не повторишь, — с усмешкой объяснила девочка и поднесла вторую руку к другой ноге, — Все очень просто. —Ты знаешь, как использовать все это? — спросила Меделин, резко перейдя на гипнотически-нежный шепот, и положила ладонь поверх ее крохотной детской руки, — Скажи мне, пожалуйста, — просила она, заметив трещину ее холода из-за теплого прикосновения. —Я… прекрати на меня давить! — резко и со страхом выкрикнула Миранда, вырывая свою ладонь, — Лучше подумай о том, как вернуть медиуму ясный рассудок, — злобно процедила она и растворилась в комнате. Меделин резко подскочила с кровати, с жадностью хватая холодный и режущий воздух ртом. Провела ладонью по вспотевшим волосам, ненадолго оттягивая их у корней, а после скинула одеяло и посмотрела на ноги. Громко дышала, сглатывая вязкий ком и нерешительно коснулась голеней, почти ощущая оставшийся холод от ее маленьких ладоней. Неприятно поежилась, резко вздрагивая, и медленно выдохнула ртом, пытаясь успокоиться. Провела руками по лицу, стирая испарину, и жалобно простонала из-за жуткой усталости и прервавшегося сна. —Ты все еще здесь, — для себя сказала Меделин и прокашлялась, убирая в голосе хриплость. Косо осмотрела мрак спальни, заглядывая в самые темные углы, которые были несравнимы с чернотой глаз Миранды. Невольно сжалась, закусывая губу, и увела взгляд к окну, хранящему холод соснового леса. Чувствовала, как череда вопросов разрасталась и заполняла собой все сознание, выпуская на поверхность сомнения и прижившуюся тревогу. Меделин резко нахмурилась и одним рывком встала, со злостью открыла дверь, понимая, что ближайший час сон ее не настигнет, а оставаться в этой комнате нецелесообразно. Поэтому тень коридора показалась освежающе холодной, немного отрезвляющей и успокаивающей, а стонущие половицы под босыми ногами окрасились ласковой мелодией ночи. Меделин остановилась на верхних ступеньках лестницы, поправляя низ футболки, слегка прикрывавшей бедра. Тихо выдохнула, осознавая привычный сценарий для ее ночных прогулок, и нелепо улыбнулась. Почти беззвучно, шорохом преодолела каждую ступеньку, пока по ногам проносился холодный ветерок. Оказалась у спален на первом этаже, иногда через плечо поглядывая наверх. По стечению неясных обстоятельств она спала одна, среди трех пустых комнат, которые изначально предназначались Ване, Эллисон и Бену. Третья по понятным причинам переоборудовала спальню Лютера, который по ее наставлениям затащил в комнату ее кровать и детскую, на большие изменения банально не хватило места. Клаус спал через стенку с Диего, Пятый в самом конце коридора. Меделин тихо усмехнулась, снисходительно осматривая ряд закрытых дверей. Она прекрасно понимала, как им всем было некомфортно. Будучи детьми, такое плотное соседство не казалось чем-то неудобным, странным и диким, но сейчас, когда они в целом отвыкли друг от друга и стали абсолютно самостоятельными людьми, вновь возвращаться к жизни наподобие детского летнего лагеря было унизительно и безмерно неудобно. Наверное, она была готова начать отсчитывать дни, когда терпение каждого лопнет, а вечное нарушение личных границ задушит. Может, стоило даже поспорить с Клаусом. Клаус. Меделин резко замерла со стаканом воды на кухне. Задрожала, сильнее впивая пальцы в грани стекла, и громко выдохнула. Облизнула сухие губы и залпом выпила, стараясь отогнать наслаивающийся ужас. Пыталась игнорировать все, что небрежно сказала Миранда, но дыхание подводило, как и глаза, смотрящие в черноту коридора. Опустилась на ковер напротив кровати Клауса и тихо заглянула в его лицо. Пригвоздила руки к своим ногам и не сводила обеспокоенных глаз. Слушала его мирное дыхание, редкое бормотание во сне и невольно улыбалась, но не могла забыть и слова, брошенного сестрой. Думала о том, стоило ли ей говорить об этом с Диего, ведь, вроде как, он единственный, кто знал о происходящем. Вот только объяснить ему, откуда она взяла именно это предположение и почему решила, что Миранда непричастна, было сложно, даже невозможно. Тем более она сама сильно сомневалась в действительности услышанного. Поэтому решила ждать, как бы это эгоистично не было. Просто ждать и смотреть за ним, говорить и пытаться понять. Меделин аккуратно провела рукой по его лбу, убрала с глаз упавшие пряди и зачесала их за ухо. Замедлилась, смотря на его внезапно сомкнувшиеся брови и выступившую морщинку. Колебалась, переплетая кудрявые волоски и поднимая одеяло выше. Аккуратно провела ладонью по голове и пустила свет, пока в уголках глаз собрались слезы. Она часто заморгала и попыталась улыбнуться ночи и пустоте, мягко уводя его в сказочный сон, который должен был дать ей надежду на завтрашний светлый день. Тихо, без скрипа закрыла дверь, вновь оказавшись в беззвучном коридоре, сквозившем холодом. Нервно потопталась на месте, потупив взгляд в пол. Без сил подперла дверь и громко выдохнула. Заламывала пальцы и обычно для себя кусала губы, предоставляя мраку свет золотых глаз. Внезапно захлебнулась в беспокойстве, подкормившем тревогу, и резко развернулась в направлении кухни, пытаясь сделать все, чтобы не поддаться внутренней буре. Снова выпила воды и набрала еще один стакан. Оперлась руками о столешницу и заглянула в небольшое окно. Смотрела на россыпь звезд, которые казались еще ярче в августе, на дымку Луны и острые верхушки деревьев, скрывшие вдалеке отблеск озера. Чувствовала, как все беспокойство медленно отступало, скрывалось за холмами и распределялось по ночному небу. Расслабилась, зачарованно разглядывая холодный свет, окутавший спящую природу, и слабо улыбнулась, все еще немного дрожа. С непониманием смотрела на тонкую полоску света, задевшую доски под дверью. Хмурилась, косясь то на пол, то на закрытую дверь, сильнее обхватывая стакан пальцами. Громко выдохнула, скрывая легкое разочарование и негодование, смотря на самую дальнюю дверь. Но резко усмехнулась, удивляясь тому, как ее очередная проходка по ночному дому Харгривзов закончится встречей именно с ним. Легко подошла к двери и тихо замерла, прислушиваясь. Стучать не решилась, не хотела, было просто интересно застать его в нетронутом виде и посмотреть, чем он мог заниматься посреди ночи. Тихо приоткрыла дверь. Через щель увидела расправленную кровать, на которой день назад спала сама, прикроватную тумбочку со стопкой книг и пачкой сигарет, жесткий ковер и окружающее все грязно-синие стены, где мелькал теплый свет от настольной лампы, разрезанный тенью его лица. Поняла, что прошло не меньше минуты, прежде чем она перестала рассматривать комнату и окончательно решилась зайти, сразу же закрывая за собой дверь. Подперла стену, уже смотря на Пятого, сидящего около стола в свете одной единственной лампы. Застыла, разглядывая его напряженный профиль, обострившиеся скулы и тени, делающие его лицо неприлично великолепным. —Почему не спишь? — не поднимая головы, бесстрастно спросил Пятый и зачеркнул новую строчку. —Была занимательная встреча с одной маленькой девочкой, — спокойно ответила Меделин и отлипла от стены, считая его слова за зеленые свет, — А ты? —Не смог заснуть, — на громком выдохе ответил он и грубо отбросил ручку. Наконец посмотрел в сторону Меделин и замер. Не мог отвести от нее глаз, сжирая взглядом каждый оголенный изгиб ног, рук и легкость взъерошенных после сна волос, которые делали ее неописуемо красивой в каждом неловком жесте. Как безрассудно. Прийти к нему в одной футболке, еле прикрывающей бедра, и смотреть на него так открыто и невозмутимо. —Ты выглядишь достаточно спокойной после встречи с сестрой. О чем вы говорили? — тяжело выдыхая, спросил Пятый и поднял взгляд с ее тела на глаза. —Ничего типичного, — легко ответила Меделин и пожала плечами, ставя стакан воды на стол, — Узнала, что она не любит хвойные леса и то, что она больше не способна причинять мне вред, — добавила она, встав сбоку от Пятого. —В плане? — уточнил он, запрокинув голову ей навстречу. —Якобы я стала сильнее и подсознательно обрубаю ее попытки поворошиться в моей голове, — со смешком сказала она и неловко улыбнулась, — Какой же бред. Неуверенно коснулась его головы и скрыла пальцы в волосах, уже предугадывая его реакцию: недовольный, протестующий взгляд, напряженное лицо, хмурые брови, напускная злость, которая разрушилась спустя минуту с его громким выдохом, чем он обозначал свое поражение и разрешение. Меделин вяло улыбнулась, начав увлеченно перебирать жесткие волоски и создавать анархию на его голове, бросая взгляд на его расслабившееся лицо и обмякшие плечи. Находила в свете лампы следы бессонных ночей, плохого питания и усталости. Быстро посмотрела на стол, заваленный записями, и на хаотичные строчки решений, содержащие адские квантовые петли. —Ложись спать, — тихо шепнула Меделин, нагнувшись к его уху, — Или я схитрю и заставлю тебя заснуть, — промурлыкала она и лукаво улыбнулась, слыша вспыхнувшее негодование даже в его дыхании. —Я успею быстрее переместить тебя к себе и подпереть дверь стулом, чтобы ты не вылезла до рассвета, — напряженно ответил Пятый и зло ухмыльнулся, взглянув на нее. —Сомневаюсь, — несерьезно сказала она и снисходительно потрепала его по голове. —Хочешь проверить? — уверенно предложил он, картинно вскинув брови. —Нет, хочу обнять тебя, — резко выпалила Меделин, не успев осознать сказанного. Пятый громко усмехнулся и одарил ее привычным мягко-снисходительным взглядом, смотря, как она закрыла обеими руками лицо, скрывая яркий румянец. Сжалился, положил ладони на ее талию и притянул ближе к себе, усаживая на колени. Мягко провел по голове, заправляя волоски за уши, пока она не убирала рук со своего лица. Провел ладонью по плечам, лопаткам, позвоночнику и остановился на пояснице, не решаясь спуститься ниже. Слабо улыбнулся, когда Меделин посмотрела на него сквозь пальцы, а после громко выдохнула, убрав ладони с лица. Она неловко подогнула губы, рассматривая свои пальцы, вцепившиеся в край футболки, пока он смотрел за ее очаровательным смущением, таял и аккуратно притянул ее к себе, укладывая на грудь. Чувствовал ее легкую дрожь, жар прерывистого дыхания у своей шеи и нервное ерзанье пальцев около пресса. Приобнял одной рукой, второй потянулся к принесенному ею стакану воды и залпом осушил, игнорируя протест больного горла. С приглушенным стуком вернул на место и заметил, как Меделин быстро расслабилась в его руках, видимо, не ожидав такой спокойной реакции с его стороны, тем более действий без единого едкого и колючего комментария. Она легко отлипла от его груди, увереннее села и выпрямила спину, вновь заглядывая в его утомленное, но смягченное теплым светом лицо. Невольно улыбнулась, рассматривая Пятого неприлично близко, и даже не корила себя стыдом, отмечая его красоту, что не могла скрыться даже под слоем утомления и злобой. Пристально разглядывала каждый изгиб лица, бровей, сдерживала себя, чтобы не начать очерчивать каждое углубление пальцами, которые обязательно пройдутся по губам, растянутым в лукавой ухмылке. Невозмутимо посмотрела в его темные приоткрытые глаза, веющие тишиной и забытой нежностью, которой он сам не мог от себя ожидать, и безотчетно потянулась ладонью к шее и мягко скользнула большим пальцем по линии челюсти. Резко замерла, даже не от рук, сильно сжавших талию, а из-за колющего тепла, засевшего в ладони. Нахмурилась и недоверчиво посмотрела на него, замечая молниеносное изменение в его лице и пропавшую мягкость. Без слов опустила руку ниже по шее, отчетливо различая жар и липкость пота, которые не смогла заметить под выбившим из колеи смущением. —Почему ты не сказал мне? — взволнованно спросила Меделин, перекладывая ладони ему на лоб, — Ты же горячий. —Тебе кажется, — невозмутимо отрицал Пятый, убирая одну ладонь со своего лица, — У тебя просто очень холодные руки. —Прекрати это, — строго отрезала Меделин, хмуро смотря ему в глаза, — Ничего бы не случилось, если бы ты сказал мне, что простыл, или косвенно намекнул, покашляв около меня, если так сложно заявить прямо, — недовольно продолжила она и вытянула ладонь из его обмякшей руки, — Упрямый. Пятый закатил глаза, проглатывая негодующий рык и сопротивление. Молча закрыл глаза, плотно сцепляя челюсти, чувствуя, как ее ладони скрылись в его волосах и совсем мягко перебирали пряди, массируя голову. Мял ткань ее футболки в руках, закапывая беспричинное недовольство и напряжение. Но резко расслабился, когда каждая мышца пропиталась теплом и мягкостью. Почти перестал слышать и чувствовать что-либо, кроме ее нежных касаний и приятной тяжести тела на коленях. Исчезло абсолютно все, впало под золотую дымку ее способности, без спроса захватившей в плен. —Надеюсь, в следующий раз ты приубавишь свою гордость и упрямство и придешь ко мне сразу, — все так же зло и недовольно проговорила Меделин ему в лицо, убирая руки с головы, разрушая кристальное наваждение, — А теперь ложись спать. И никакого сопротивления, — потребовала она и быстро встала, лишая его тепла и приятной тяжести. Пятый быстро схватил Меделин за руку, задержав и не дав ей сойти с места. Молча склонил голову к ее животу, не выпуская, и уткнулся в мягкость тела, слегка ощущая ее негодование и напряжение, которые ушли вместе с громким от злости дыханием. Меделин шумно выдохнула и потянулась свободной рукой к его голове и снова начала перебирать волоски, застыв. Терпеливо ждала, когда он перестанет тянуть время, отпустит ее и ляжет спать. Примет неизбежное и признает то, что даже у него есть предел, осознание которого Пятый оттягивает сотнями строчек за ее спиной, изнурением и почти самоистязанием в виде отсутствия нормального сна и питания. Чувствовала его усталость в каждом жесте, легком шорохе и удивительной нежности, скрывшей покорность. Не могла долго злиться, тем более не до конца понимая, когда беспокойство успело перерасти именно в гнев. —Пятый, — нежно обратилась к нему Меделин, мягко отпустив ладонь на плечо, — Мир не рухнет, если ты позволишь себе отдохнуть. —Я бездействовал слишком долго, — тихо в ответ сказал он, сильнее впивая пальцы в ее предплечье, — Нельзя так беспечно разбрасываться временем. Мы и так не в лучшем положении. —Пятый, — устало протянула Меделин, почти хныча, и села на корточки, — Пожалуйста, ты должен дать себе отдохнуть, — тепло шептала она, смотря на него снизу-вверх, — Сколько ты выдержишь? День, может, два, а что потом? Почему ты просто не можешь беречь себя, хотя бы немного? — шепотом говорила девушка и смотрела, как он тяжело прикрыл глаза. Замолчала. Долго и тихо смотрела в его блеклое лицо, не показывающее ни одной эмоции, и тлела от беспокойства. Аккуратно опустила ладонь на его колено и слегка повела, гладила, уговаривала через тишину, терпение и мягкость. Он даже не вздрогнул, когда рука пошла чуть выше по бедру, не смотрел, понимая, что от Меделин не стоило ждать подвоха. Громко выдохнул и разомкнул тяжелые веки, сразу находя взглядом ее лицо, опаянное светом волос, схвативших темных рефлексов ночи. Видел, как она устало склонила голову на его колено и вяло улыбнулась, не сводя с него глаз. Смотрел на ее свысока, пока Меделин неосознанно терлась головой о его ногу, но не выглядела жалко, низко. Казалось, что это она была единственной, кто имел превосходство и силу. Имела над ним власть, о которой сама не подозревала. Увлекала взглядом, жестом и каждым вздохом. Завладевала всеми мыслями и телом, что предательски тянулось к ней и ныло, стоило холоду коснуться кожи. Заставляя его уступать. И именно в тот момент, когда россыпь белых волос без сил завалилась назад, а в глазах скользнуло удивление из-за неосознанности произошедшего, он сдался. —Ладно, — устало выдал Пятый и заметил в ее взгляде сверкнувшую победу. —Значит, не все так потеряно, — озорно протянула Меделин, улыбаясь под его громкий смешок, — Надеюсь, мне не придется укладывать тебя самостоятельно, — в той же манере пролепетала она, ускользая от его ног и колкого взгляда. Мелькнула светлым пятном к двери и задержалась на пороге. Быстро посмотрела через плечо, притупляя глуповатую улыбку. Увидела, как он въелся взглядом в ее лицо, а после пошел ниже, ужасно медленно огибая каждый изгиб и участок тела, заставил ее смутиться и вынудил тянуться руками к низу футболки, о длине которой она совершенно забыла. Издевательски громко усмехнулся и широко улыбнулся, выбивая из нее весь кислород и трезвость. С нескрываемым удовольствием смотрел, как дрогнули ее ладони, а по лицу скользнул краской румянец, и вскинул брови вверх, нагло подталкивая Меделин к действию. Наблюдал за быстро закрывшейся дверью и не сдерживал окрыленной улыбки, чувствуя, жгучее тепло где-то в груди.***
Меделин вновь оказалась в комнате Пятого после спонтанного семейного обеда, который большинство обозначали именное как «семейный», словно без лишних слов и формальностей признали Меделин нечто большим, чем просто девушкой, случайно впавшей в их мир и удивительно крепко вросшей почти в каждого из них. Ей это льстило, окрыляло, и она даже не пыталась скрывать этого, глупо улыбаясь перед тарелкой овощей в свете солнца, и умоляла себя не думать о худшем, заставляла себя отрицать веру в то, что это временное снисхождение, как и удивительная игра в Монополию. Но напряжение, сквозившее из слова «семейный», и холод с осуждением, исходящий от одной пары особо нетерпеливых глаз, не позволяли расслабиться, забыться и окунуться в иллюзию идеального семейства, которое незаметно разлеталось на полотна еще сильнее после смерти седьмой и их попарного путешествия. Пятый видел и понимал каждый жест, взгляд и вздох, хранящий в себе столько нетерпения, кричащего намека, что позволяли без слов понять поджимающее время, изнывающее терпение и ярое осуждение из-за пустоты, привычной недосказанности. Напряжение в голосе, напускное спокойствие вновь топили в осознании невыносимо надоевшей ответственности, что свесилась тяжелым грузом, захватила будущее в чернеющую неизвестность и сцепила каждое действие страхом последствий. Пропуская сквозь себя каждый колкий взгляд, Пятый чувствовал, что мирное время рушилось и непозволительно быстро исчезало из его власти. Ему хотелось кричать от беспомощности и ярого разочарования в себе, которое только подкармливала ничего не знающая семья. Хотелось выть до сорванных связок и абсолютной пустоты внутри. Но Пятый молчал. Сгорал изнутри, позволяя себе лишь молча кусать губы, раздирая ткань до крови, и молиться о скорейшем завершении мастерской семейной пытки. Меделин сидела в его комнате, развалив ноги по ковру и взвалив спину на каркас кровати, и смотрела за неброским облаком сигаретного дыма, окружившего Пятого, который источал собой бессловесную тревогу. Ловила себя на странной мысли, что начала в открытую навязываться к нему. Звучало это абсурдно даже в ее голове, но липкая мысль, кричащая о ее бесполезной надоедливости основательно вгрызлась в сознание, заставляя нервничать и трусливо смотреть в пол, перебирая жесткий ворс ковра. —Ты так и не объяснила цель своего визита, а просто ввалилась ко мне, — бесстрастно протянул Пятый, расписывая все те же записи и неясные петли, — Не пришло ли время озвучить причину? — в открытую настаивал он, умело скрывая раздражение в голосе, которое преследовало его еще с обеда. —Я, — неловко начала Меделин, но вместо продолжения подтянула ноги к груди и скрыла лицо в коленях. Она искренне не понимала, зачем пришла, тем более не знала, что ему ответить. Сказать о банальной скуке будет почти равносильно оскорблению, признать в том, что просто хотелось побыть около него по очевидным причинам — ужалить себя же. Но и врать себе не хотелось, как и быть совсем откровенной. —Меделин? — теряя хрупкое терпение, говорил Пятый, уже смотря на нее через плечо, — Все нормально? Она вздрогнула только от его голоса, холодного, но чарующего, млела от тембра и ругала себя за невыносимую реакцию. Несмело взглянула на него, кусая губы, но тут же увела глаза в пол. Поняла, что помешала и отвлекла, когда перестала слышать ручку и различила сквозь смятение и навязчивую тревогу шаги на жестком ковре. —Что случилось? — утомленно спросил Пятый и сел перед ней, громко выдыхая, — Если ты хотела привлечь так мое внимание, то поздравляю, ты достигла желаемого. Теперь я полностью переключился на тебя и готов слушать, — с прорвавшимся раздражением сказал он, пристально осматривая девушку, — Ну? —На самом деле, — тихонько промямлила Меделин, подняв голову с колен, — Я просто… даже не знаю, хотела побыть с тобой? — неловко произнесла она, спрашивая об этом саму себя. Проследила за секундным удивлением на его лице, а после и возникшим смятением, резким недоверием с его стороны. Наблюдала за взглядом его прищуренных глаз, за хмуро опущенными бровями и волосами, небрежно спавшими на лоб. Сильнее прижала ноги к груди и до боли впила спину в каркас кровати. Смотрела на него открыто, почти испуганно, и затаила дыхание в ожидании его нескорого вердикта. Чувствовала, как холодели руки и ноги под слоем вязкого страха, а в груди все болезненно сдавила тревога, оглушая своим мерзким шепотом. Пыталась сглотнуть скопившуюся усталость, нервозность и мечтала исчезнуть в тот момент из его комнаты. —Я… это слишком навязчиво, да? — неуверенно, шепотом спросила Меделин, умоляя себя не разрыдаться от рвущего все пределы напряжения. Дрожь ее голоса обрывала все внутри и била наотмашь, холодно и жестко. Пятый смотрел в глубь ее мечущихся от страха глаз, видел скопившиеся слезы и чувствовал, как его захватила вина, вприкуску забрав ясность. Понимал, что неосознанно отталкивал ее, совершенно не желая больше держать с ней дистанцию, но по привычке говорил сухо, вел себя бесстрастно и холодно резал по ее мягкой коже, хрупкой душе равнодушным взглядом, исчезнувшим сейчас под напором удушающего волнения. Его руки дрогнули точно так же, как и ее, и глаза заметались аналогично ее. Он не хотел вести себя с ней так: забирать все тепло и бескорыстную нежность, но отдавать взамен только разрушающий ее холод и безразличие, вымещать на ней все напряжение. Не хотел видеть в ее глазах испуг и различать через него свой темный силуэт. Не хотел каждый раз пробиваться через черствость, привитую желанием выжить и не ломаться, достойную ее мягкость и аккуратность. Но ему проходилось, словно он каждый раз забывал, какой именно человек сидел перед ним. И Пятый был готов тысячу раз извиниться перед ней за это, за его неоправданно мерзкое поведение, но без единого слова следил за стекающей слезой по ее щеке. Тело болезненно ныло, горело агонией из-за рамок, выстроенных в собственной голове, которые мучали обоих, безжалостно душили и заставляли изнывать по хрупкому и редкому теплу на коже. Вина, привычная и давно обжившаяся в сознании, расположилась вместе с сожалением и тихим отчаянием. Ему было сложно каждый раз ломать, переступать через себя и прорываться сквозь обосновавшуюся веру в то, что он был не достоин ни ее мягкости, ни заботы, ни спасения, ни ее самой. Ему было невозможно привыкнуть к ней, к ее чистоте и абсолютной открытости, жертвенности, в которой она отдавала ему себя. Ему было невыносимо осознавать все это и метаться между ужасом неизвестности, ответственностью, угрозой, нависающей зловеще близко, и непреодолимым влечением, жаждой и ярым желанием, которое всегда хранилось внутри, под слоем пепла, пропитанного кровью. Но в этот раз он был готов вывернуть всего себя, разломать и перекроить, только чтобы успокоить ее и позволить ей вдохнуть без въевшегося страха и разъедающего сомнения. Руки без слов легли на ее дрожащие плечи и притянули Меделин ближе к себе, сразу скрывая ее от всего окружающего мира. Обдали теплотой и защитой, сильнее обхватывая хрупкое тело, несдержанно впиваясь в кожу под ребрами сквозь тонкую ткань. Пятый чувствовал ее горячее дыхание у своей шеи, дрожащие холодные пальцы, неуверенно взявшиеся за его одежду, секундное замешательство и опаливший все изнутри жар. Стискивал ее сильно, не контролируя себя и пропадая в ней, в ее дыхании и запахе, усаживал на свои ноги, чтобы она была еще ближе, чтобы он мог лучше чувствовать, слышать ее. —Прости, — виновато бросила Меделин в его ключицы, поддаваясь ему навстречу, — Я не понимаю, что со мной происходит, — сказала она и скрыла горечь за бестолковым смешком. —Не смей извиняться, — воспротивился Пятый, не находя сил на подобные слова, и заглянул в безликую стену перед собой, перекладывая одну ладонь на ее макушку. —Давай просто поговорим о чем-нибудь? — неловко предложила Меделин, скользнув кончиком носа по его шее. —Что тебе интересно? — спокойно поинтересовался Пятый, аккуратно маневрируя на полу и взваливая спину на каркас кровати, словив благосклонность момента. Аккуратно перевернул Меделин на своих ногах, усаживая удобнее, положив ее спину себе на грудь, и взвалил подбородок на ее плечо. Тихо слушал нервное перебирание ткани в руках, шум сбившегося дыхания и кожей ощущал ее волнение и накапливающееся напряжение. Сам же спокойно таял, держа Меделин близко к себе, и позволил себе лишний раз скользнуть ладонью по открытым ногам, оставляя на мягкой коже след из мурашек. —Может, я могу как-нибудь помочь тебе с этими вычислениями? — тихо предложила Меделин, перестав наконец нервно теребить ладони. —Могла бы, если бы у тебя был диплом, подтверждающий твои знания в высшей математике и квантовой физике, — с мирной улыбкой сказал Пятый и вскользь взглянул в ее лицо, сразу замечая мелькнувшее разочарование. —Ты прав, это изначально было глупым предложением, — ответила она, неловко усмехнувшись, — У тебя что-то не получается, да? —Это так очевидно? — спросил Пятый, убирая голову с ее плеча, — Есть один элемент, который отказывается вписываться в вычисления, — с тихим раздражением процедил он, наблюдая за тем, как Меделин неловко крутилась на нем так, чтобы видеть его глаза. —И что это за элемент? — спросила Меделин, убирая с лица электризующиеся пряди, и громко выдохнула, наконец удобно сев. —Я скажу тебе, если сам буду точно уверен, — уклонился он, безучастно пожав плечами, и столкнулся ее недоверчивым взглядом, — Твой интерес исчерпан? —Догадайся, — быстро бросила девушка и на вдохе расправила плечи, — Я хочу знать хотя бы поверхностно то, в чем ты варишься последние года. Расскажи мне подробнее об устройстве Комиссии, — уверенно выдала Меделин, смело смотря в его глаза. Ее решительность не ушла после его снисходительной ухмылки и взгляда, что только сильнее разжег в ней любопытство и зародил азарт. Она нетерпеливо заерзала на его коленях, заламывая ткань брюк, и наблюдала, как Пятый подпер голову рукой, закинув локоть на матрас кровати, продолжая нагло ухмыляться. —Ладно, — весело ответил он, расплывшись в широкой улыбке от вида ее удивления, — Стоит начать с самого верха и мозга — управления. Система, в целом, вполне схожа с парламентской республикой. В главе — Совет директоров, чуть ниже — Куратор, направляющий и контролирующий работу всех отделов, для нас проще представить их министерствами, — спокойно рассказывал Пятый, смотря в напряженное и сосредоточенное лицо Меделин, — Так, каждый отдел делится на еще меньшие управления. Отделы, по большей части, не способны существовать друг без друга. Так отдел коррекции зависит от отдела аналитики, разработок и технологий, метафизики, но в то же время эти отделы бесполезны без корректоров. Есть еще несколько не особо важных, формальных, которые почти никак не влияют на работу Комиссии, но все еще нужных. —Комиссия как отдельное государство, — испуганно прошептала девушка, невольно ежась от осознания масштаба этой организации, и открыто заглянула в его глаза. —Государство, главенствующее над всем миром, способное менять ход истории любой страны, — спокойно подхватил ее мысль Пятый, медленно перемещая ладони ей на бедра, и продолжил, — Крайне неудачно, что мы неразрывно связаны с ними, но еще хуже, что там творится бардак, из-за которого не только мы в опасности, но и стабильность современного общества, — вязко протянул Пятый, перекладывая ладонь на поясницу Меделин, слегка надавливая, и улыбнулся, наблюдая за ее реакцией, — Люди, у которых нет других причин для жизни, сосредоточились на этой игре, каждому отделяя в ней особое место и наслаждаясь происходящим, битвой, жестоким действием и мучительным ожиданием, — мелодично шептал он вблизи ее губ, когда грудь Меделин легла на его, — А еще, мне так надоело вечно говорить и думать только об этом. Рука аккуратно прошлась по спине, вверх к плечам, пересчитывая позвонки и оглаживая лопатки, остановилась выше и замерла у шеи, ожидая реакции. Темно смотрел в ее бегающие глаза, беспокойно огибающие его лицо, ощущая жар ее дыхания на своей коже, ускоренное сердцебиение через ткань одежды, оглаживая свободной ладонью бедро. Слушал ее прерывистый вдох и млел, видя, как Меделин потянулась к нему навстречу. Решительно притянул девушку к себе, пока та успела закинуть руки на его плечи, и впился в ее губы, без раздумий углубил поцелуй. Меделин отвечала рьяно и резко, без слов находя в происходящем ответы. Быстро расслаблялась, разматывала напряжение внутри, позволяя наружу выйти незнакомому желанию, укусив его за губу. Зарылась пальцами в волосы затылка, оттягивая жесткие пряди, сильнее припала к его груди, сдавливая дыхание обоих. Захлебнулась в опьяняющем тепле, прогибаясь под грубыми действиями его рук, впившихся в мягкость бедер и шелк волос, и терялась все больше от каждого движения губ Пятого, уверенного и нетерпеливого. Он сорвал с ее опухших, алых губ вздох удивления, медленно перетекший в вязкий стон, осевший в голове сладостью и патокой, оставляя на шее влажный поцелуй, тут же ловя мурашки губами. Провел языком по бархатной коже, кусал, раскрашивая гранатовым мрамор, не отдавая отчет своим действиям. Тонул в ней, лишаясь возможности спокойно дышать без нее. Млел от каждого ее прикосновения, царапины, несущей мягкую боль, и робкого, чистого стона, что без слов говорил о ней больше, чем она сама. Собрал в ладонь волосы, тихо, в бесконечно-сотый раз поражаясь их мягкости, аккуратно намотал пряди на кулак и оттянул голову назад, открывая всю шею. С незнакомой жадностью, алчностью впился в кожу долгим поцелуем, ловил дрожь ее тела и каждый судорожный вздох, зажегший все изнутри. Часто дышал, ловя взгляд ее помутневших глаз, отбросив голову назад на кровать. Наблюдал за подрагивающими бледными ладонями, убирающими вспотевшие пряди с лица. Долго смотрел в блеск золота, проникающего в глубь него самого, и неосознанно поддался внутренней теплоте, спокойствию, трепету и не отторгал на протяжении всего чарующего момента каждое из этих человеческих чувств. Улыбнулся, чисто, с облегчением, и нашел такую же улыбку на ее лице. Аккуратно положил ладонь на ее плечо и мягко притянул к себе, укладывая голову на грудь. Нежно приобнял одной рукой, второй подсознательно зарываясь в волосах, и оставил легкий поцелуй на ее макушке. Закрыл глаза, чувствуя, как она суетливо ворочалась в его руках, ища самое удобное положение, и на короткую секунду вновь обратилась шорохом. Застыл где-то во времени, держа ее в своих руках, не ища для этого причины. Оказался в каком-то спокойном, желанном месте, где тревога отступила, вина не выла, а гнев, раздражение перестали существовать. Осталась нереальная, на грани сказочной легкость, манящая, необходимая, как жизнь, тишина и тепло, яркое, пробуждающее в нем все то забытое, стертое пеплом, потонувшее в чужой крови и агонии. Тихо. Тепло. Шаги, ровные и уверенные, рассекли тишину коридора и острым лезвием скользнули по облаку спокойствия, разрезая его пополам, развеяли манящее наваждение и подсознательно вынудили действовать. В мгновение, еще не успев ничего понять, Меделин оказалась сидящей на кровати, а Пятый невозмутимо встал перед ней, косясь на закрытую дверь. Его беспокойство выдавали только пальцы, которые он нервно заламывал, и сбившееся дыхание, ее — громкий шорох ткани и лишнее ерзанье. —Пятый, я хотела спросить, — без стука, сквозь резкий скрип дверей спросила Эллисон, но тут же застыла, заметив Меделин, — Что это вы тут делаете? — недоверчиво спросила она, внимательно осматривая каждого, так и не переступив порог комнаты. —Меделин пытается понять разницу между отделом метафизики и разработок, — непринужденно ответил Пятый и взглянул на девушку. Эллисон скептично изогнула бровь, пиля брата взглядом, пока Меделин нервно кивала, перебирая покрывало в руках. —И ты считаешь, что ей нужно это знать? — внезапно меняясь в голосе, спросила третья. —Именно ей, — так же легко ответил Пятый, полностью развернувшись к сестре. Смотрел, как лицо Эллисон резко потеряло любой отблеск эмоций, а глаза поблекли. Следил, как она слабо кивнула, без слов принимая его позицию, и медленно сошла с порога, не переставая смотреть на Пятого, который стремительно поддался прежнему напряжению. Прошлась рукой по каркасу двери, перебросила ладонь на ручку и с жутким скрипом закрыла, пока глаза продолжали выжигать из Пятого все спокойствие, принесенное Меделин ранее. —Она? — неуверенно возникла Меделин, посмотрев на Пятого, сразу замечая его изменившийся взгляд. Тихо наблюдала за его часто поднимающейся грудью, стиснутыми кулаками и опущенной головой. Смотрела на обострившиеся скулы, сомкнувшиеся у носа брови и до белизны подогнутые губы. Слушала шум рваного дыхания в разразившейся тишине комнаты. —Не обращай внимания, — на громком выдохе сказал Пятый и резко выпрямился, встряхнув руками, — У нее больше нет сил терпеть мое молчание, — добавил он и натянуто улыбнулся, посмотрев на Меделин.***
Тишина сумерек мягко отражалась в стенах гостиной и блеске металлической зажигалки. Последние лучи солнца мелькали на бутылке виски и граненом стакане, где сверкали редкие капли алкоголя. Исчезнувший огонек повлек за собой тонкую струйку дыма, что еле могла забрать напряжение, пронзившее все тело, и тревогу, сжиравшую изнутри. Пятый лениво скинул со лба выбившиеся пряди и втягивал дым, прикрыв глаза. Искал секунду отупления, безразличия, но вместо этого дышал щемящими чувствами и тошнотворными эмоциями, засевшими в горле. Без стыда цеплялся за образ Меделин, осознав, что тогда она была почти единственным источником тишины и чего-то, что позволяло держаться на плаву и не сойти с ума, и медленно выдыхал через нос. —Эллисон рассказала о том, что ты говорил с Меделин о Комиссии, — спокойно протянул Диего, медленно заходя в гостиную, захваченную тенями, и бегло осмотрел Пятого, — И, мне кажется, что она жутко приревновала, если это подходящее слово, — нервно усмехнулся второй, складывая руки на груди, рефлекторно отбрасывая волосы с плеч. —И что ты предлагаешь мне делать с этой информацией? — безразлично спросил Пятый, скидывая пепел в рядом стоящий стакан, сдерживая накаляющиеся напряжение, — Послушно прибежать к ней с оправданиями? Слезно умолять простить? — ядовито прыснул он, отбросив зажигалку на кофейный столик. —Не утрируй, — резко отрезал Диего, хмурясь, — Что происходит, Пять? Пятый медленно выдохнул дым, холодно смотря в сторону невозмутимого брата, подошедшего слишком близко. Он старался дышать ровно, спокойно, не возникать и не позволять себе стать причиной для скандала, заглушал внутри режущее желание высказать все, что накопилось всего за несколько дней в кругу семьи. Пытался отбросить кипящее раздражение, растекшееся жаром по венам, гнев, оставленный в покусанных губах и сомкнувшейся челюсти. Цеплялся за образ манящей тишины около Меделин, смотря в глубь непробиваемых карих глаз Диего. Вдыхал терпкий дым, делая глубокие затяжки почти до боли в легких, желая раствориться и вновь оказаться в ее руках, найти покой и стать на короткое мгновение слабым, вдыхая запах ее кожи. Вздрогнул с надеждой, услышав легкие, женские шаги, но оцепенел, увидев силуэт раздосадованной сестры, а не той, о ком стал думать слишком часто. —Действительно, что происходит? — раздраженно возникла Эллисон, быстро пройдя в центр темной гостиной, оставляя след из шагов на ворсе ковра. —Решила в этот раз стать главным провокатором, сестричка? — язвительно спросил второй, взглянув на третью через плечо, криво ухмыляясь. —Не время шутить, Диего, — быстро сказала Эллисон, отмахнувшись, — Тебя, может, и не беспокоит происходящее или вообще устраивает жить так, но я уже устала вечно быть на чемоданах, в неведении и в зависимости от каждого слова того, кто даже не соизволил рассказать нам, его семье, хотя бы немного, но в открытую делился всем с совершенно посторонней девчонкой! — сгоряча выкрикнула третья, взмахнув руками. —Эллисон, перегибаешь, — зло рявкнул Диего и покосился в сторону открытой двери, вскользь замечая отблеск белых волос, — Не приписывай сюда Меделин. —На этом все? — сквозь сжатые зубы спросил Пятый, стараясь зацепиться за образ напускной хладнокровности. Пятый вздрогнул, когда Эллисон неожиданно пробил громкий, истеричный смех. Следил, как она пыталась отдышаться после, хватаясь руками за грудь, пока на глазах выступили кристаллики слез, которые третья тут же скинула дрожащей ладонью. Опешил, как и Диего, застывший в кричащем непонимании, впив глаза в дерганую фигуру сестры. Комната отдала резким холодом, который граничил с магмой ярости, истерики, что медленно копилась у каждого из них все эти короткие дни. Темные стены, роспись картин и богатство вокруг стало душить и давить, выбивая весь воздух из легких и отблески ясности, последние остатки благоразумия из поблекшего сознания. Предохранитель был снят еще тогда, сейчас отдернулся затвор. —На что я рассчитывала? — прерывисто говорила Эллисон, пытаясь отдышаться, — На понимание? На сочувствие? Или на то, что ты станешь считаться с нами? Проявишь немного уважения? — истерично спрашивала третья, обхватывая себя за дрожащие плечи. —Эллисон, — холодно сказал Пятый, гневно смотря на сестру. —Что Эллисон? Я устала, Пять, — плаксиво протянула третья, с безнадежностью заглядывая в его глаза, — Так невозможно жить! Постоянно думать о том, что будет завтра, послезавтра, проснешься ли ты вообще, поведешь ли дочь в школу в этом году в ее первый класс! Ты когда-нибудь думал об этом? О том, что наша жизнь не крутится только вокруг этой проклятой Комиссии и смерти? — отчаянно спрашивала она, пытаясь докричаться до правды, — Скажи честно, ты когда-нибудь думал о нас? О наших жизнях, судьбе? Курок спущен. —Я только это и делаю! — яростно взревел Пятый, рассекая рукой воздух. —Тогда тебе стоит начать говорить с нами о происходящем, чтобы мы тоже могли влиять на свою судьбу! — в ответ прокричала Эллисон. —Прекратите, пока не пожалели о сказанном, — сурово возник Диего, уже не в силах повлиять нас ситуацию. —Или нет, стой, — игнорируя слова второго, продолжила Эллисон, вдруг улыбнувшись своей идее, — Вдруг, на самом деле, все закончилось еще после пожара, но ты боишься в этом сознаться, ведь тогда ты потеряешь власть над нами? Вдруг все твои действия идут из комплексов и страха вновь остаться одному посреди трупов? — безумно сказала она, усмехнувшись, — Ну конечно, все же так просто. Ты боишься. Понимаешь, что без всего этого мы уже не будем рядом, не станем терпеть тебя, твои выходки и ужасный характер? Скажи правду, Пятый, — необдуманно проговорила Эллисон и улыбнулась, не скрывая отчаяния. Прогремел выстрел среди звенящей тишины. —Правду? Ты хочешь знать правду? — яростно спрашивал Пятый, впивая ногти в ладони, — Правда в том, что я ничего не знаю и не понимаю! — безудержно прокричал он, вскинув руки, — Как тебе такой расклад? Я ни черта не понимаю и не знаю, что будет дальше! Совершенная пустота! Я только и пытаюсь сделать хотя бы что-нибудь, чтобы сдвинуться с мертвой точки, которая душит уже ни одну неделю, но глупо попадаю в чужой план и становлюсь марионеткой! Я слепой глупец! — без остановки тараторил он, послав к черту все границы и рассудок, — Знаешь, что я тебе скажу? —Пятый! — напуганно вклинилась Меделин, возникнув светлой тенью. —Не лезь! — грубо отрезал он, посмотрев в ее сторону, — Просто уйди! Меделин была уверена, что сквозь слой безумной ярости, охватившей его с головой, в глазах Пятого она различала хрустальную мольбу и сожаление, что стремительно затмевал гнев, отравивший всех вокруг. —Забирай дочь, бери с собой Лютера и сваливайте к чертям! — зло процедил он, скрипя зубами, — Своди ее на это проклятое первое сентября, прикинься нормальной, обычной и улыбайся, пока другие мамаши будут обсуждать рецепт выпечки! Ну же! Вам правда будет лучше свалить отсюда, подальше от всего и от моей власти, влияния и прочего говна! Уезжайте завтра же! Живите счастливой жизнью и спокойно забывайте наши имена! — прокричал Пятый, оглушая всех на мгновение, которого хватило, чтобы до всех дошел смысл сказанного. —Знаешь, именно так мы и поступим! — не теряя лица, грозно ответила Эллисон, — Ты невыносим, эгоистичен! С тобой невозможно разговаривать. Слепой, упрямый, не готовый идти на компромисс ублюдок, не способный придушить гордость и открыть глаза на очевидные вещи! И как бы ты не пытался прикрыться заботой о нас, всем давно понятно, что ты жалкий трус, который до смерти боится одиночества! Так что да, нам будет лучше быть вдали о тебя и смерти, что вечно пасется за тобой! — не задумываясь, зло сказала третья и громко выдохнула среди оглушающей тишины зала. —Отлично. Собирайте вещи, — холодно бросил Пятый, взяв со столика зажигалку, — Счастливого пути, — безразлично добавил он, прежде чем сделать шаг к перемещению. —Пятый! — вскрикнула Меделин, ринувшись в его сторону. Потянулась к рукой к нему, но успела ухватиться только за блеклую вспышку света, забравшую все слова и жизнь из зала. Застыла на месте, среди вязкой и мучительной тишины, глотая ком слез. Дрожала, пытаясь сдержать весь ужас и тревогу, поглотившую каждый отблеск света. Резко обернулась на оставшихся, не скрывая ненависти, смотрела на Эллисон, что потупила взгляд в пол, и побежала к двери, специально обходя третью в метре. Выбежала из дома, скользнула по скрипучему крыльцу, понеслась дальше по тропинкам из протоптанной травы среди грозных возвышающихся сосен и ярких теней сумерек. Не разбирала дороги, не знала пути и путалась в выступающих корнях из почвы, укрытой слоем иголок. Двинулась вниз по небольшому склону, споткнулась и упала в гнездо колющих шишек с испуганным вскриком. Болезненно шипела, потирая разодранные колени, быстро затянувшиеся под блеском света. Без промедлений подскочила на ноги и побежала дальше, надеясь на то, что Пятый был именно там. Отдышавшись, остановилась на маленьком выступе среди низких кустов и устало припала к стволу единственной ближайшей к берегу озера сосны. С непередаваемым облегчением смотрела на различимую фигуру вокруг блеска воды и позволила себе улыбнуться, на секунду затушив яростное беспокойство и тревогу. Тихо прошла к берегу, рассекая мягкими шагами песок, и остановилась за его спиной. Молча наблюдала за тонкой полоской дыма и рвано дышала, пока напряжение и страх сковывали все тело. Пятый, который словно подсознательно оказался именно здесь, надеясь на ее приход, казался ужасающим среди крадущейся темноты и тишины. Его фигура, пронизанная яростью, скрытой за напускным хладнокровием, что в любой момент готово было дать трещину, пронизывала мрачной тревогой. Его рваные движения рук, когда он сбрасывал пепел, напряженная шея и спина без слов указывали на исчезающее лживое безразличие. —Пятый, — тепло позвала его Меделин, сдерживая дрожь. —Тебя не должно быть тут, — резко и холодно ответил он, даже не обернувшись в ее сторону, и поднес сигарету к потрескавшимся губам. —Но я здесь, — слепо говорила девушка, делая шаг к нему, — Давай вернемся? — мягко просила она, смотря на него с пустой надеждой. —Меделин, — раздраженно процедил Пятый, сквозь сцепленный зубы, — Оставь меня, — сдерживаясь из последних сил, грубо добавил он. —Не могу, — тихо ответила Меделин, замечая его черный от ярости взгляд на себе. Не успела пискнуть, когда его ладонь жестко сомкнулась на ее горле. Не смогла противиться, когда Пятый грубым рывком притянул ее к себе, нависая головой сверху. Смотрел зло, прямо и выжигал в ней весь свет одним безжалостным взглядом, уничтожая след своего трепета на ее коже. Безудержно впил пальцы в мягкую шею, искажая ее дыхание до хрипа, и продолжал смотреть в глубь глаз, горящих золотом. —Теперь мы можем поговорить? — через боль спрашивала Меделин, не теряя мягкости в голосе. Его пробило насквозь от невыжигаемой нежности ее шепота. Опешил, забегав глазами по ее лицу, не хранящему в себе отблеска злости или страха. Почему-то вспомнил Алиен и искал во взгляде Меделин что-то отдаленно похожее, но резко обмяк, видя только слепую мягкость, понимание и терпение. Ослабил хватку, невольно скользнув большим пальцем по коже. Понимал, что с легкостью мог надавить сильнее и задушить или бросить на песок и свернуть шею. Знал, что это понимала и она, но почему-то продолжала смотреть верно, преданно, не боясь, и смело положила ладонь на его руку, и мягко провела, почти успокаивая. Слабо улыбнулась, замечая, как вся злость медленно сменилась растерянностью, искренним непониманием и сожалением. —Что мне делать дальше? Я не хочу, чтобы все закончилось так, — беспомощно пошептал Пятый, устало сбрасывая руку с ее горла. —Вот что. Давай останемся с тобой вдвоем, — тихо проговорила Меделин и аккуратно положила ладони на его лицо, радостно заглядывая в его потухшие глаза, — Пусть с нами не будет ни нашего прошлого, будущего, никаких ссор, Комиссии и сотен убитых. Никакой вины и тревоги. Только ты и я в этом моменте? — с надеждой предлагала она, нежно ведя большим пальцем по скулам, — Закрой глаза, пожалуйста, и не открывай, — тоскливо умоляла девушка и с восторгом следила за его закрывшимися веками, роняя первые слезы, — Скажи мне, что ты слышишь? —Шелест сосен, шорох травы, несколько птиц и твои слезы, — после минутного молчания спокойно ответил Пятый. —А какой запах? — шепотом продолжила Меделин, позволяя слезам спокойно течь по лицу, и ненавязчиво пустила свет. —Влажный песок, трава, сосновые иголки и … — аккуратно сказал он и положил одну ладонь поверх ее, не открывая глаз, — Твои волосы. —А чувствуешь? — судорожно всхлипывая, спросила девушка, через силу улыбнувшись. —Тепло, — быстро ответил Пятый. Одним рывком убрал ладони со своего лица и притянул ее к себе, жадно обвивая руками хрупкую фигуру. Вдохнул запах ее волос, обжегся мягким теплом и расслабился от дрожи рук, скользнувших по спине. Сдавил сильнее, боясь лишиться этих ощущений, и уронил лоб на ее голову. —Я чувствую тепло, — спокойно вторил он, громко выдыхая. —Тебе нравится? — несмело спросила Меделин, пропитывая его одежду слезами, и смущенно покраснела, почувствовав его кивок, — Тогда давай останемся здесь. Тихо всхлипывала в руках Пятого, цепляясь ладонями за его спину. С отчаянием вручила всю себя, каждый кусочек своего тела и света, который она бездумно пускала ему под кожу, молясь на его спасение. Мечтала верить, что отдавая всю силу, подарит ему тишину и желанное спасение, которым успела стать она сама.***
Меделин тихо плелась по коридору, заснувшему в ночи. Несмело шагала по скрипучим половицам, держа в руках стакан воды, и направлялась в его комнату, решая до этого позволить Пятому выдохнуть в тишине и наедине с собой. Лениво очертила шагами кухню и, набравшись неосязаемой решительности, глупой смелости, побрела обратно. Проходила мимо пустующих спален, заглядывая в каждую, и застыла, найдя всех в одной. Мельком пробежалась взглядом по комнате, по стоящему у окна Диего, Лютеру, сидящему рядом с Эллисон на кровати, Клаусу, расположившемуся на полу у их ног. Смотрела на семью в свете одного теплого напольного светильника и как ведомая, игнорируя щемящие чувства в груди, пошла к ним навстречу, но замерла, не решившись переступить порог. Успела только скрипнуть петлями двери. —Как он? — быстро спросил Диего, замечая Меделин в отражении окна. —Возвращен почти в целости и почти в сохранности, — утомленно ответила девушка, выдавливая улыбку, за которой последовала гора облегченных вдохов. —Что я ему наговорила, — жалобно прошептала Эллисон, держась руками за голову. Меделин впервые не нашла сочувствия по отношению к Эллисон и смотрела на нее с той же открытой неприязнью, злобой, которая не ушла от глаз остальных. Нервно заламывала пальцы свободной руки и хмурилась, кусая губы. Металась внутри и сгорала от колкого желания бросить пару бьющих слов, чтобы ей стало хуже, еще хуже, чем ему. —Ты прекрасно знала, куда бить, — строго сказала Меделин, со сталью смотря прямо в округлившиеся глаза Эллисон, поднявшей голову в сторону ее голоса, — И, в отличие от него, перешла на личности, — бескомпромиссно добавила она, горделиво приподняв подбородок. С несвойственным холодом осмотрела каждого, уверенно стоя в дверях среди давящей тишины. Спокойно вскинула голову вбок, пуская волосы в свободный полет, и без лишних слов развернулась. Быстро исчезла из их вида в тени коридора и дала о себе знать, громко захлопнув к ним дверь. Оставила после себя разъедающую пустоту и вой Эллисон, пытавшейся удержать все, сомкнув дрожащие ладони на губах. Пришла в полюбившуюся комнату и поставила стакан воды, не поднимая глаз на Пятого. Не мялась на месте и спокойно прошла к кровати, сразу залезая на нее. Устало свалилась на подушку и громко выдохнула, только после посмотрела в сторону Пятого, опиравшегося на подоконник и пьющего из горла виски. Так странно, но обычно. Вяло улыбнулась, зачарованно смотря, как его кадык дергался в ритм глубоким глоткам, и ждала, пытаясь цепляться за сознание. Скинула на пол покрывало и отодвинула одеяло, разрывая тишину в спальне шорохом ткани. Бесцельно осматривала резкие тени от теплого света настольной лампы и внимательно слушала каждый звук с его стороны, давая время прийти к себя. Снова вернула глаза на него, когда услышала стук соприкосновения стекла и дерева, и заглянула в его пустые глаза. —В последнее время я слишком часто веду себя как пубертатная истеричка, — с нервным смешком признался Пятый, скрещивая руки на груди. —Ты просто человек, а у нас всех есть какой-то предел, — вяло говорила Меделин, тяжело разлепляя веки. Пятый невольно замер от ее слов, в очередной раз слабо попадая под влияние ее голоса. Снова поражался тому, как она по незнанию попадала в самую суть, как сейчас, беззаботно смотря на него, прикладывая невероятные усилия, чтобы не заснуть. Говорила смело и мягко, принося понимание и искупление. Приятно била в глубь, заставляя его сердце биться чаще, а дыхание против воли замирать. — Только… в следующий раз ты лучше приди ко мне, и мы что-нибудь придумаем, — прерывисто шептала она, без сил закрыв глаза, — Покричим на деревья, побьем посуду или, может… — тихо протянула Меделин и шире улыбнулась, приоткрыв один глаз, — Поцелуемся. —Хорошо, я запомню твои слова, — с доброй ухмылкой ответил Пятый, окончательно забывшись около нее. —Чудесно, я тоже, — весело полепетала Меделин, — Не сиди долго. Кивнул ей и покинул свое место. Быстро щелкнул замками двух дверей и вернулся к ней. Тихо смотрел за Меделин, быстро уснувшей калачиком у стены, и накинул свободный конец одеяла на ее оголенное плечо, нависая сверху. Блуждал взглядом по опустевшему лицу, видя блеклый след истощения, и аккуратно убрал пряди с лица. Запутался в волосах вновь и мягко поцеловал в висок, ведя ладонью по руке. Выключил свет, растворил комнату и прошедший день в черноте. Быстро, уже без раздумий забрался к ней под одеяло, сразу притянул Меделин к себе, оставляя еще один поцелуй в изгибе шеи. И среди тьмы ночи засыпал около той, кто собой заполнила все внутри него сияющим светом.