***
Так не должно было быть. Пятый заставлял себя верить в это, верить в свой неуловимый контроль. Он в десятый, в сотый, в тысячный раз — в настоящий первый — раз думал о том, где ошибся. Когда свернул не туда с неясной тропы. Когда захлебнулся и ослеп. Почему с рвущим упоением смотрел в ее спящее лицо, немного нависнув сверху. Зачем тянулся к волосам, блестящим рассветным солнцем, мягко вел ладонью по плечу, пересчитывая пальцами заломы его футболки на ней. Почему улыбался, безмятежно и расслабленно, увидев след зубной пасты, оставшейся в уголках губ. Поддался внутреннему трепету и уткнулся носом в волосы, собирая кожей влагу и яркий аромат чего-то сладкого, цветочного и свежего. По-кошачьи, открыто вырисовывал кончиком носа фигуры у корней и уронил ладонь с острого плеча на талию. Сжал мягкую кожу через хлопок, подсознательно двигая ее ближе к себе. Не думал, почти забыл о том, что было вчера. Стер каждую мысль под ее присутствием и тихим дыханием. Впал в светлую истому, с трепетом поражаясь ее влиянию и тому, что он поддался. Упал около нее, продолжая вдыхать мягкий аромат, и обхватил ее через плечо, притянул ближе к себе. Знал, что разбудил, понимал, что рано, но не мог перестать касаться ее, местами грубо, алчно, с утаенным страхом. —Спи, — спокойно шепнул Пятый, чувствуя суету под руками, — Сейчас только рассвет. Слушал недовольные, неразборчивые звуки с ее стороны, больше схожие с бурчанием или тихими проклятьями, которыми она всегда покрывала неразумных героев книг и горячий чай, нашедший приют в ее одежде и руках. Убавил ее протест, найдя через свод волос шею, и коснулся кончиком носа прохладной кожи, почти моментально затушив ее. Цеплялся за ощущения вокруг: мягкость ее кожи на себе, холод пальцев, нашедших его руку, ступней, которые она грела о его голени, щекотливую влагу волос около лица. Чувствовал каждый неутаенный кусочек ее тела, безмятежность дыхания, плавящее все хладнокровие и отстраненность тепло. Чувствовал всю ее. Хватался за каждое ощущение, стремительно въедавшееся в подкорку сознания и каждую мышцу, которая искала жар ее рук и бархат кожи. Не помнил и не хватался за прошлый день, не разбирал по крупицам каждое слово и жест, не пытался понять и найти выход. Позволял себе расслабиться, вновь засыпая около нее. Меделин проснулась от незнакомого жара и тяжести, которая медленно начала душить и сковывать все сильнее. Она невольно ерзала на месте, пытаясь избавиться от неясного груза, и на громком вдохе, что еле принес ей глоток кислорода, открыла глаза, сразу щурясь от яркого света. Растерянно смотрела на синие стены, которые приобретали более приятный оттенок утром в свете мягкого солнца, и неосознанно застыла, различив горячее дыхание у себя на лопатках. Неуверенно повернула голову назад, не спеша вспоминая, где и с кем находилась, наконец чувствуя сильную хватку рук вместо неясных оков. Замерла, осматривая то, как они лежали, но скорее смотрела за тем, как Пятый просто задавил ее и подмял под себя, подкрепив весь успех и положение руками, и уткнулся лицом в спину, прячась в изгибе шеи и волосах. Меделин легко улыбнулась, вытянула из плена руку, аккуратно поднесла к его голове и скрыла пальцы в сияющих на солнце угольных волосах. Чертила полосы, дорожки между прядями, разгоняла воздух по волоскам и шире улыбалась, чувствуя, как Пятый сильнее жался лицом в ее лопатки. Увлеклась, поддавшись трепету внутри, и слегка покраснела. Резко зацепилась за неожиданную мысль о том, что Пятый не любил, когда касались его волос. Не переносил любую попытку дотронуться, поправить или зачесать. Всегда резко дергался, отстранялся зверем и зло осматривал невежу, посмевшего нарушить его личные границы. В целом, не любил, когда его касались, трогали, обнимали и мазали непрошенным теплом по коже. Не каждый раз проявлял отвращение ярко, но и не скрывал, показывая недовольство и явное неудовлетворение от происходящего. Но с Меделин все было иначе. К ней он тянулся сам, совершенно не замечая того, как руки искали ее, а тело против воли двигалось ближе. Не противился ее ладоням, рукам и самостоятельности, с которой она прикасалась к нему. —Пятый, — тихо позвала его Меделин и попыталась перекатиться на другой бок, но встретилась с протестом вцепившихся рук, — Пятый, — вторила она, жалобно хныкнув, — Ты задушишь меня. —Уверена, что если бы я действительного этого хотел, ты бы сейчас дышала? — прохрипел он сквозь сон и слегка отстранился, опаляя ее спину холодом, — Сколько времени? —Идеальное время, чтобы, — протянула Меделин, освобождая себя из плена под его немой протест, — Чтобы… не знаю, для чего угодно. Точно знаю, что все спят, — шепотом сказала она, распределяя одеяло по своим плечам и его груди. —С чего такая уверенность? — сонно, без особого интереса уточнил Пятый, откидывая голову в прохладу подушек. —Я вставала ночью, пошла в душ и, когда возвращалась к тебе, заметила, что никто не спал, — быстро объяснила девушка и взвалила голову на его плечо, ластясь, — А если это было ближе к рассвету, тогда, наверное, все проснутся только к обеду, если не позднее. —Именно по этой причине ты решила обчистить мой шкаф? — уходя от темы, спросил Пятый, смотря на пару штанов, лежащих на ковре. —А ты против? — без стеснения прошептала Меделин, неугомонно меняя положение, — Я думаю, на мне лучше сидят твои футболки, — лукаво сказала она, уперев локти в матрас, кладя подбородок в ладони, и хитро улыбнулась. Заглянула в его темные приоткрытые глаза и игриво наклонила голову вбок. —Никто не говорил обратного, — спокойно ответил Пятый и одним движением откинул белые локоны за спину, смотря сквозь нее. Меделин поникла, замечая его растерянный и неживой взгляд, направленный в безликую пустоту за ее спиной. Подавилась прошедшим днем и воспоминаниями, которые исчезли под иллюзией уюта и мягкого утра, что рассеялась острыми осколками, впившимися под кожу мрачной тревогой и беспокойством. Она без слов пододвинулась ближе, потянулась рукой к его лицу, мягко очерчивая скулы, и не сводила поддерживающего взгляда. Выдавила вялую улыбку, пытаясь не врать им обоим, но обмерла внутри, столкнувшись с его блеклыми глазами впритык. —Как ты? — дрогнув, робко поинтересовалась Меделин, задевая пальцами скулы. —Все отлично, — тихо бросил Пятый, закрывая глаза в попытке избежать ее сочувствующего взгляда, — Не думай об этом. —Ты мне это говоришь или себе? — неловко уточнила Меделин, тоскливо смотря в его безликое лицо, — Не переживай, все обязательно наладится. Эллисон точно знает, что сболтнула вчера лишнего, — успокаивающе-нежно, с надеждой говорила она, незаметно возвышая локти на его груди. —Лишнего? — резко возник Пятый, находя колющим взглядом мягкость ее глаз, — Все до единого было правдой, грубо преподнесенной, но правдой, — едко процедил он, раздраженно смотря на ее лицо, затупленное слепой верой и пустой надеждой, и внезапно сел. —Пятый, — утомленно протянула Меделин, аналогично садясь, и выпрямила спину, — Изводя себя, ты не изменишь ситуацию. Дай всем время, особенно себе, — спокойно сказала она и ласково улыбнулась, не сводя глаз с его лица, где яркими бликами играло сомнение. —Обязательно, — в ответ зло проговорил Пятый и уткнулся лопатками в изголовье кровати, громко выдыхая. —Тебе стоит хотя бы попытаться, — безмятежно ответила Меделин на его оголенный протест, внимательно смотря в хвойные глаза. Пятый недовольно, отчасти демонстративно закатил глаза, удерживая себя от того, чтобы не скрестить руки на груди, и вцепился ладонью в мягкость одеяла. Зло скрипел зубами, смотря в пустоту мертвого пола, до боли хмурился, закусывая щеку. Противился ее правоте, скорее по привычке, нежели действительно хотел сопротивляться ее словам. Резко обратил глаза в ее сторону, когда почувствовал прикосновение Меделин на себе. Смотрел на неловкие, робкие и дрожащие движения пальцев, быстро остывал, увлекаясь процессом, и расслабил ладонь, позволяя ее руке переплестись с его. Долго очерчивал взглядом их сомкнувшиеся ладони, подмечая разницу в цвете кожи и размере. Ее ладонь была бледного, благородно-мраморного цвета, маленькой и хрупкой, почти кукольной по сравнению с его: смуглой и местами грубой. Меделин была совершенно другой. Тихой. Изящной, удивительно светлой. Во всем. В каждом действии несла покой и понимание, не рубила жестко, сгоряча, давала время и веру. Отдавала себя в каждом движении, безвозвратно дарила себя окружающим, бескорыстно вверяла себя ему, закрывая глаза на все поступки, импульсивные действия и неоправданно жестокие решения. Улыбалась светло, нежно, обещая собой лучшее будущее и обязательный положительный исход. Награждала исцелением, надеждой, забывая о себе, жертвенно и слепо ставя важного человека выше себя, мечтая увидеть отблеск счастья в глазах и окрыленную улыбку. Готова была отдать все, чтобы никто не столкнулся с чем-то настолько же черным и разрушительным как то, через что прошла она сама. И действительно приносила собой исцеление даже без золотого света. Пятый медленно поднял взгляд на ее глаза. Утонул в переливе сладкой зелени с отблесками теплого солнца. Вяз в красоте снежных ресниц, аккуратных бровей, немного приподнятых в безмолвном вопросе. Невольно улыбнулся, осматривая ее удивительно красивые, неземные черты лица. Скользнул темным взглядом по приоткрытым, контрастным розоватым губам и вернулся к глазам. Смотрел на вьющиеся светом пряди, окрашенные лучами солнца, на волосы, аккуратно спущенные по плечам к спине, на каждый локон, подчеркнувший ее исключительность в его глазах. Меделин можно было сравнить с волшебницей, которая смогла очаровать его, завладеть телом и мыслями, плотно засесть между ребер, распаляя огонь внутри. Колдуньей, что мазала колющим жаром под кожей. Била учащенным сердцебиением и сбитым дыханием. Спутывала сознание. Забирала самообладание, любой неподвластный гнев и защитный холод. Колдовала. Околдовывала. —Фея. Ее светлый образ расцвел окончательно после его слов и ладоней, которыми он обхватил ее под руками за ребра. Без лишних слов притянул Меделин ближе, внимательно смотря за мягкостью румянца, придавшего лицу живости и невинности. Заглянул в блестящие глаза, которые она смущенно уводила вниз, несильно прикусывая губы. Тихо усмехнулся, вынуждая ее бросить на него напущенно угрожающий взгляд, и широко, дразняще улыбнулся. —Ты когда-нибудь перестанешь так делать? — смущенно промямлила Меделин, прилагая все усилия, чтобы не отвести взгляд. —Как «так»? — глумясь, уточнил Пятый, медленно сползая по изголовью кровати. —Неважно, — зло бросила девушка и упала на него, сразу пряча краснеющее лицо. Неловко потерлась головой, пока его ладонь удобно расположилась в ее волосах и без слов начала перебирать волоски, почти физически забирая весь смущающий коктейль эмоций, позволяя ей спокойно выдохнуть и перестать гореть. Меделин приподняла голову, успевая протиснуть свою ладонь под подбородок для опоры, и заглянула в его лицо, сразу находя пару ужасно внимательных, проникающих под кожу глаз. Она медленно опустила взгляд к губам и вновь вернула к глазам, ставшим контрастно серьезными и уверенными. Несмело двинулась к нему навстречу, различая легкое прикосновение к шее, и замерла, оказавшись на уровне его глаз. Неспокойно, судорожно окинула взглядом лицо, чувствуя, как его пальцы не спеша перебирали волоски у шеи. Тяжело выдохнула, когда грудь сковал жар трепета. —В этот раз пути назад не будет, — тихо сказал Пятый вблизи ее губ, поддавшись навстречу, — Я и ты, несмотря ни на что. Вяз в ее манящих глазах, ища в них след сомнения, незначительную неуверенность, что угодно, что стало бы сигналом для отступления, которого никто из них, на самом деле, не искал, но не решался признаться в необходимости друг друга в каждом из них. Опустил свободную руку на талию, сильнее прижимая к себе, и продолжал смотреть. —К черту все, — резко бросила Меделин и решительно прильнула к его губам. Руки Пятого быстро помогли ей оказаться на себе полностью. Не отрывая губ, он усадил ее на живот, впивая пальцы в мягкие ягодицы, другой рукой вцепился в шею и углубил поцелуй. Очертил языком холодное небо и требовательно сплел их языки, как пальцы их ладоней раньше. Плавился от жара ее тела, мягкости губ и отстранялся от любых откликов трезвого сознания, целуя глубоко и влажно. Безудержно впивался пальцами в ее кожу, собирая тепло и дрожь, с проблесками властности направлял ее, заставляя прогнуться в пояснице и прильнуть к нему еще сильнее. Ближе. Меделин поддавалась и с отчаянным жаром отвечала, вкладывая в каждое действие себя и всю примесь противоречивых чувств. Пропадала в нем, растворялась во времени, оставаясь точно так, как хотела вчера, в моменте наедине с ним. Цеплялась дрожащими от адреналина руками за волосы, больно тянула у корней и чувствовала вибрацию на губах от приглушенного рыка, оставшегося легким, дразнящим укусом. Поцелуй, алчный и горячий. Истинно первый. Тот, что впервые нес в себе надежду и обещание, стирал все хрупкие, поврежденные в сознании границы и невозможно распалял, сжигал ясные мысли, выпуская первородную, неутолимую жажду. Отдался бурлящей магме под ребрами, знойному урагану внутри, сжавшему всю грудь, которая еле могла вбирать воздух в бесконечной череде вязких поцелуев, кричащими чувствами. Чистыми. Яркими. Отчасти признанными. Не слышали ничего, кроме дыхания друг друга и бешеного биения сердец, что, казалось, стали чем-то единым, как и они, когда начали понимать друг друга без слов. Меделин терялась в его руках, которые оставили отпечаток жара везде. Пятый тонул от ее отчаянного рвения быть ближе к нему и задыхался от осознания, когда пристально смотрел в ее затуманенные глаза вблизи своего лица. Разглядывал ее травянистую зелень, с редкими искорками света, и улыбнулся с непонятным облегчением. Мягко, с трепетом провел ладонью по ее голове, собирая смущение и неловкость, и заправил за уши выбившиеся пряди, пока ее пальцы все еще суетились в его волосах. —Получается, мы теперь пара? — неловко и нетерпеливо спросила Меделин, горя персиковым румянцем. —Получается, что так, — легко ответил Пятый, выпуская ее волосы, и окинул девушку снисходительным взглядом. —Это странно, — честно призналась Меделин, мечась внутри от сомнений и привычного непонимания, — Но в этом все же что-то есть, — шепотом добавила она, улыбнувшись, и села, не слезая с Пятого. Теперь им не нужно было искать оправданий, чтобы прикоснуться, долго смотреть и чувственно целовать. Не было причин, чтобы осуждать себя за особенно волнующие мысли в сторону другого. Все казалось проще, когда их объединило заветное слово «пара», пускай никто из них и не понимал, что означало быть в отношениях, но после придания их действиям конкретики, стало легче. —Чем мы будем заниматься, пока все не проснутся? — безмятежно вывела Меделин разговор на будничную тему, собирая волосы в хвост. —Кто сказал, что мы будет сидеть в ожидании? — заговорчески сказал Пятый, смотря за тем, как коричневая резинка быстро обогнула пряди у корней. —И что же ты предлагаешь? — таинственно улыбнулась девушка, поправляя прическу. —Поехали в соседний город. Просто, без цели обойдем несколько кварталов, — бегло огласил он, поглаживая одной рукой ее бедро. —Желательно в нескольких километрах от семьи? Не готов сейчас с ними столкнуться? — аккуратно спросила Меделин, внимательно следя за его реакцией. —Мне кажется, я не сдержусь и выскажу все, что не сказал вчера, — глухо произнес Пятый, посмотрев в сторону двери, раскрашенной бликами солнца, — И думаю, они будут рады провести несколько часов в тишине, — сухо добавил он, потупив взгляд в пустоту. —Хорошо, дай мне минут пятнадцать, и я буду готова, — резко повеселев, сказала Меделин и быстро слезла с него, встав на пол. Метнула взгляд через плечо в его сторону и широко улыбнулась с попыткой заразить его своей радостью и энтузиазмом. Нашла след натянутой, пустой улыбки и резко вздрогнула внутри, где тихо разрушался свет момента, но не подала виду и с безмятежной легкостью прошла к двери. Быстро щелкнула замком и растворилась в пустоте коридора, больше не смотря в его сторону.***
Шепот ритмичных шагов рассеивался между шумом людской толпы и гамом мимо проезжающих машин. Мягкий ветер августа рыскал в волосах, распушал неаккуратный хвост, который с каждой секундой норовился разлететься и пустить белизну прядей в свободный полет по плечам, скрытым за большой светло-голубой джинсовкой, что явно была ей велика. Плечи сползали, а длина рукавов настолько превосходила размер, что даже пальцы спрятались под слоем плотного хлопка. Меделин с довольной и окрыленной улыбкой выхаживала по оживленному тротуару между пестрых прохожих. Ее короткое платье в светлый крупный цветок весело плелось за ней и плыло волнами в такт шагов. Короткие желтые носки несильно выглядывали из кроссовок витиеватым кружевом и в очередной раз напоминали собой о возрасте и натуре блуждающей девушки. Она с восторгом и жадностью съедала глазами каждую вывеску, пестрое заведение и экстравагантных музыкантов, большинство которых почему-то предпочитали играть джаз вместо попа или фанка. За ее детским, необузданным интересом тихо наблюдал Пятый, отставая от нее на пару шагов. С большим любопытством следил за реакцией Меделин на все, что ее окружало, чем сам находил в этом городе что-то действительно стоящее и важное. Смотрел за азартом на ее лице и всегда пропускал вперед, успев заметить в глазах зажегшийся интерес к чему-либо, и без слов следовал за ней, не смея выпустить из вида, часто оборачиваясь по сторонам. Заметил в ее поведение детское, неоправданно яркое любопытство, но не смел прервать и упрекнуть девушку этим. Признался себе в том, что какой бы сильной она не была в его глазах, как бы жизнь отчаянно не пыталась уничтожить жесткостью и безысходностью очевидное, но Меделин все еще оставалась обычным подростком, отчасти излишне любознательным и наивным. Все, что было вокруг, влекло ее магнитом из-за лет, безвылазно проведенных в одном городе. И она слепо шла ко всему, часто бывая отдернутой и придержанной Пятым от лишней толпы и пары велосипедистов, тихо благодарила его за терпение и вечно пыталась оправдать непонятное возбуждение к происходящему. А он был готов простить всю ее несерьезность из-за широкой улыбки, что не сходила с ее лица. Меделин стояла, опираясь на кирпичную стену какого-то дома в центре, и высматривала Пятого сквозь мутные окна магазина через дорогу. Без цели вырисовывала носом кроссовка полосы на асфальте, нетерпеливо качая головой. От скуки начала рыться в карманах джинсовки, которая не раз была удосужена скептичного взгляда Пятого. Вскоре после череды пустых внешних карманов Меделин начала выуживать изнутри билеты годовой давности, упаковки от жвачек, несколько шпаргалок по физике и геометрии, горсть центов и пятидесятидолларовую купюру, которую, скорее всего, ей в карман подсунул Эдриан, когда Меделин из обиды отказалась брать любые деньги и угрожала голодовкой. Она громко усмехнулась, рассматривая банкноту, и тихо вспоминала весну прошлого года, которая теперь казалось такой же далекой, как и этого года. Слегка поникла, расфасовывая обратно по карманам свои находки, и посмотрела в сторону табачной лавки, поймавшей Пятого. Перевела взгляд на соседний жилой многоквартирный дом из темно-коричного кирпича и начала следить за большой грузовой машиной и несколькими мужчинами в рабочей форме. Наблюдала за появлением десятка больших коробок, которые пропадали почти так же быстро, как и оказывались перед подъездом. —За чем в этот раз наблюдаешь? — спокойно спросил тихо подошедший Пятый, закуривая сигарету. Меделин слегка вздрогнула от неожиданности и запрокинула голову в его сторону. Быстро сморгнула секундный испуг и расправила напряженные плечи, следя за первой полоской дыма над ее головой. —Кто-то обещал бросить, — несерьезно выдала она, сцепив руки за спиной. —Я же только начал, — с улыбкой ответил Пятый и посмотрел в сторону жилого дома, — Тебя так привлекла работа обычных людей? — уточнил он, медленно выпуская дым. —Нет, скорее не это, — сказала Меделин, растягивая гласные, — Я просто подумала о том, что, может, нам снова стоит всем разъехаться? — неуверенно предложила девушка, оборачиваясь корпусом к Пятому. —Обоснуй, — лениво бросил он, следя, как за дверьми пропало очертание дивана. —Мне кажется, что вы не перестанете ругаться или как-то неосознанно выводить друг друга. Долго так никто не протянет, а вы и так из последних сил держитесь, — тихо начала объяснять Меделин, свалившись на Пятого, — Если мы все будем жить в этом городе, не так далеко друг друга, но и не близко, чтобы не надоедать, допустим, в одном районе, мы, например, сможем спокойно видеться, прийти на помощь, а по выходным могли бы приезжать все вместе в тот домик за городом. Так вы все не потеряете связь друг с другом, но одновременно сохраните личные границы, — спокойно сказала девушка и задрала голову вверх, к лицу Пятого, — Ну так что? —Раньше ты выступала за другое. Всеми силами старалась сплести нас, поучала о сочувствии, понимании и терпении, — глухо ответил Пятый, делая глубокую затяжку, — Я попробую поговорить с ними об этом, — не сопротивляясь, согласился он и не спеша выдохнул. —Чудно, — улыбнувшись, выдала Меделин и прикрыла глаза, когда его рука обхватила ее за талию, — Уверена, что все согласятся с твоей идеей, — радостно добавила она, положив ладонь поверх его. —Моей? — удивленно уточнил Пятый. —Будем считать ее твоей, — шепотом сказала Меделин и кивнула, тая в его руках, — Ты видел здесь где-нибудь кофейню? — неожиданно спросила она и услышала недоумевающий смешок. —Я не заметил, когда у тебя резко поменялись вкусовые предпочтения, — вязко протянул Пятый, скидывая пепел на асфальт, — Недалеко от лавки букиниста есть одна. —Тогда нам стоит сейчас отправиться туда, — быстро протараторила она и отлипла от его груди, распуская руки, — И надеюсь, что в продаже окажутся очень вкусные сэндвичи или свежая выпечка, — добавила Меделин, улыбнувшись Пятому через плечо. Пустые стаканчики из-под кофе и горячего шоколада улетели в урну около входа в кофейню, вслед за ними полетела картонная упаковка от сэндвича. Пятый смотрел за тем, как Меделин скидывала крошки с уголков губ, разглядывая гальку под ногами. Он тихо и пристально окинул ее взглядом, заострил внимание на свежем пучке из белых волос, которые играли контрастом с черным переулком, что раскинул свои темные границы между заведением, книжным и дальнейшей линией высоких, безликих домов из мрачного кирпича. Разглядывал кромешный мрак, выбивающийся из картины оживленного и пестрого городка и увидел несколько фактурных фигур, различил в них уборщиков и пару охранников. —Зайдем в лавку букиниста? — весело спросила Меделин, возникнув прямо перед его лицом, загораживая переулок. —Почему бы не купить новых книг? — скептично уточнил Пятый, медленно осматривая ее лицо. —Книга интересна не только из-за истории, хранящейся на страницах, — с улыбкой ответила она и взяла его за руку, — Пойдем. Меделин не стала слушать его протеста и сразу направилась к соседнему дому и ближайшей двери с аккуратной деревянной вывеской. Протащила его за собой сквозь тихий звон колокольчика и вздрогнула от влекущего запаха книг. Быстро выпустила его ладонь и проскользнула внутрь помещения, оставляя Пятого около большого окна и небрежной полки из нерасфасованных книг. Прошла дальше по скрипучему полу, сотканному из темных старых половиц. Бегло осмотрела всю лавку, нескольких посетителей и продавца в самом дальнем углу около кассы и главного зала. Увлеченно поплелась между стеллажами, ломящимися от книг, которые, казалось, фасовались только по авторам и веку, совмещая между собой научную литературу и пошлые бульварные романы писателей разных стран. Меделин с интересом рассматривала полки и высокие стопки книг, которые стояли на низких столах, и редко брала в руки, боясь разрушить всю хрупкую конструкцию вокруг. Оглаживала шершавые обложки и пролистывала, шурша пожелтевшей бумагой, разносившей удивительный аромат, от которого кружилась голова. Без цели прошла к другому шкафу, напичканному более истощенной на вид литературой, и аккуратно вытянула самую некрепкую на вид книгу в грязно-красной обложке, аналогично пролистнула, находя несколько надорванных страничек, погнутых листков и много заметок карандашом почти на каждой странице. С тихим хлопком закрыла книгу и посмотрела на название. — «Божественная комедия» Данте Алигьери, — опередил ее Пятый, быстро прочитав несколько строчек текста на итальянском, — Она выглядит очень шаткой. —Не только выглядит, — тихо сказала Меделин и в подтверждение своих слов раскрыла книгу, — Переплет еле держит страницы, а обложка была подклеена не один раз, — указала она, развернувшись в сторону Пятого, который кивнул ей, заметив плачевное состояние картона. —Неужели ты просто хотела подержать в руках старые книги? — утомленно спросил он, исподлобья смотря на девушку, потирающую одну из страниц пальцами. —Нет, совершенно не поэтому, — тихо бросила себе под нос Меделин, — Думаю, здесь могут быть комиксы, — неловко призналась она, не поднимая глаз на Пятого. —Боже, нет, — недовольно прорычал он, закатывая глаза, — Давай обойдемся без атрибутики Академии. Ты и так живешь почти в полном составе этого сумасшедшего дома, — раздраженно говорил Пятый, не смотря за тем, как Меделин вернула книгу на полку. —Я хочу посмотреть, покупать не собираюсь, — быстро ответила девушка и неуверенно взглянула на хмурого Пятого, — Дай мне пять минут на твою историю, и мы уходим, — спокойно просила она, бескомпромиссно смотря в его глаза. Меделин не дождалась его ответа и быстро ушла в противоположную сторону прямиком к работнику под кричащий злостью и тоской взгляд. Пятый же остался стоять на месте, насильно уведя глаза от ее спины, и обратил взгляд к красному корешку, который чрезмерно ярко выделялся на фоне всех серых, грязно-зеленых и коричневых книг. Искрясь от кипящего внутри раздражения и протеста при упоминании нелицеприятных, романтизирующих их жизнь комиксов, он вытянул Божественную комедию. Бегло, без интереса пролистнул книгу, мысленно представляя, сколько рук держали это произведение и сколько историй захватил в себя этот потрескавшийся переплет. Долистал до условной середины комедии и заметил черную ручку, размашисто мелькнувшую у текста. Вернулся на пару страниц назад, четче разбирая написанное. «Ты в Чистилище» Надорвал лист хрупкой бумаги, жадно вбирая глазами написанное. Чувствовал, как непонятное, черное смятение расползлось под ребрами, а руки сковал холод тревоги. Заставил себя отбросить необоснованное волнение и перелистнул к следующей записи. «Что будет дальше: Ад или Рай?» До скрипа сжал челюсти, надорвав новый лист, и окунулся в кипящее непонимание и крадущийся из каждого темного угла ужас. Оторвал себя от написанного и судорожно осмотрелся по сторонам, останавливаясь на фигурах гражданских и Меделин, нервно разговаривающей около продавца. Сглотнул вязкий ком и начал часто, неспокойно дышать, сжирая взглядом каждую тень. Вернул глаза к книге и вновь листнул. «Как думаешь, Пятый?» Громко, несдержанно захлопнул книгу и в панике кинул комедию на ближайшую стопку книг. Поддавшись страху, ринулся к Меделин. Быстро пересек пару метров и резко схватил ее за руку, вынуждая обернуться и замереть. Пятый сбивчиво дышал, пока глаза неспокойно осматривали лицо девушки, замершей в вопросе, под скептичный и утомленный взгляд букиниста. —Нам нужно вернуться прямо сейчас, — строго, с расстановкой прочеканил Пятый, смотря вглубь зеленых глаз. —Хорошо, только, — растерянно протянула Меделин и обернулась на продавца. —Вы будете брать эту книгу? — пытаясь быть доброжелательным, спросил букинист, демонстрируя книгу Вани, — Могу сделать скидку и отдать всего за сотку, — нагло предлагал он, указывая на ценник в сто двадцать пять долларов. —Подержанная книга за сотню баксов? Вы издеваетесь! — недовольно возникла Меделин, резко вырвав руку из хватки Пятого. —Всем резко стала интересна биография этой особы, а книга всего одна на целый город, тем более с автографом и из первого тиража. Так что, считайте, что это эксклюзив, — раздраженно объяснял продавец, мельком взглянув на побелевшего Пятого, смотрящего на знакомую, потертую обложку, — Писательница недавно умерла, как и вся ее семья при крайне трагичных обстоятельствах, — быстро добавил он и полез под прилавок. —Зачем тебе эта книга? Ты можешь разочароваться в Ване, прочитав ее, — нервно спрашивал Пятый, постепенно выдыхая, и оглянулся по сторонам. —Их собственный дом похоронил каждого из них в адском пожаре, видимо, заставляя расплатиться за все грехи отца, — выныривая из-под прилавка, сказал букинист и положил перед лицом Меделин комикс, сразу перелистывая до нужной страницы, — Вот они все, правда, еще подростки, но именно такими их запомнило общество, — протараторил продавец и указал на фото Харгривзов, — Цена вполне оправдана, если не занижена. Уверен, на том же ибее такую книгу продадут и за пять сотен, — на громком выдохе закончил он и поднял глаза на потенциальных покупателей. —Мне кажется, мы должны сохранить ее историю, — тихо сказала Меделин, обращаясь к Пятому, не сводя поблекших глаз с шести фотографий, на которых были все, кроме Вани. —Стойте, вы же? — резко меняясь в голосе, спросил букинист и поднял комикс на уровне своих глаз, — Это шутка? — удивленно продолжил он, мечась то от фотографии Пятого, то от него самого, — Вы же Пятый Харгривз? Меделин резко замерла и подняла ошарашенный взгляд на продавца, а после на Пятого, сразу замечая жесткость и напряжение, отразившееся в каждой мышце на его лице. Испуганно посмотрела на вдохновленного букиниста и сглотнула ком страха, резко начав искать руку Харгривза, чтобы как-нибудь успокоить. —Боже, я помню, как фанател по всем вам в детстве, незаменимое время! — возбужденно выдал продавец и широко улыбнулся, — Можно, пожалуйста, ваш автограф? — весело попросил он, начав искать на заваленной кассе ручку. —Не сегодня, — зло процедил Пятый и грубо схватил Меделин за плечо. Исчез быстрее, чем букинист успел опомниться и поднять взгляд с десятка чеков. Выпустил Меделин в том черном переулке и окатил едкой тревогой и непониманием. Механически потянулся к своему лицу, потерев переносицу, и зачесал волосы назад, зло выдыхая. Метался взглядом по грязному асфальту под ногами, кипя от примеси смятения, тупящего страха и раздражения. Не выдержав, зарядил ногой по мусорному пакету, разнося ужасающий звон стекла и приглушенный рык. Без слов выбил из Меделин все легкость и азарт, которые она проносила всю прогулку. —Мы возвращаемся, — напряженно выдавил он, не оборачиваясь в сторону напуганной Меделин, и внимательнее осмотрел мрак переулка, различая в тени лестницу, ведущую вниз.***
День завис холодным светом солнца в пустом небе. Дом застыл в напряжении и душащей тишине, которая начала только сильнее бить после возвращения Меделин, а главное — Пятого. Он благополучно принес с собой раздражение, прибитую панику и смешавшуюся со всем злость, которую пытался держать, стараясь не сорваться на Меделин, ставшей мрачнее тени, чувствующей все его беспокойство. Она стояла в коридоре, вдыхая приторный запах нагретого солнцем дерева, и тоскливо смотрела ему вслед, умоляя сердце притихнуть, а сознание не выбрасывать столько ужасающих сценариев. Слушала будничные звуки, отголоски приглушенных диалогов с кухни и из зала и просила себя остаться сейчас там, дав Пятому время выдохнуть, все обдумать и прийти в себя, ведь она так и не смогла узнать то, что смогло выбить из него все спокойствие и вынудило их вернуться в такой спешке. Меделин неловко пробралась в гостиную и скинула джинсовку на спинку дивана. Заглянула в большие окна, на вдохновляющий вид красочных, сочных лесов, но не смогла отбросить въевшиеся под кожу переживания и сильнее поникла, потупив пустой взгляд в пол. —Меделин, — воодушевленно позвал ее Диего, заходя в зал вместе с Лютером, — Значит, вы вернулись? —Да, вернулись, — тихо ответила девушка, резко выпрямляясь, — Я уломала Пятого на поездку в город, — с наигранным довольством добавила она, приоткрывая свой запас отговорок. —Добавь в свой список достижений, — несерьезно сказал Лютер, свалившись в полюбившееся кресло. —А где Эллисон? — несмело спросила Меделин, наблюдая за передачей бутылки пива. —Читает с Клэр, — быстро ответил первый, скинув металлическую крышку об угол стола. —Сбегает и скрывается, — поправил его Диего, аналогично открывая бутылку, — Она пока не может найти той смелости, с которой вчера доказывала Пятому его несносность, — небрежно проговорил второй и безучастно пожал плечами, — Нет, конечно, я не отрицаю, что он местами конченный на голову, но как будто мы все идеальные. —С каких пор ты стал его защитником? Раньше больше всех выступал с речами об его ублюдском характере, — ядовито спросил Лютер, грозно косясь на брата. Меделин неуютно потопталась на месте и медленно зашагала в сторону выхода, считая милостью судьбы то, что диалог достиг очевидной паузы. Чувствовала сгущающуюся в комнате тишину, что металась молниями напряжения с утаенной агрессией и раскаляла обстановку до незримого предела. Меделин точно знала, что стать свидетелем, тем более участником, еще одной ссоры она не хотела. Поэтому побег считался единственно верным решением, которое больно кольнуло в груди виной из-за ее трусливости, нерешительности, что не позволили ей сказать и слова в защиту Пятого. Отрывки редких фраз, сочащихся обидой, остались горьким осадком в коридоре и исчезли в мягком свете солнца на кухне. Меделин устало прикрыла дверь, надежнее защищая себя от ненужных нелестных слов, и подняла глаза выше, натыкаясь на Клауса, весело рассекающего кафель около столешницы. Она невольно улыбнулась, начав следить за ловкими, слегка резкими движениями четвертого, который старался сделать что-нибудь с заваркой, кипятком и листьями пожухшей мяты, купаясь в лучах солнца. Кудри его волос неряшливо спадали на плечи, выбиваясь из-под несуразного ободка, и ловили медовый блеск августа. Пестрая рубашка, сочетавшая в себе геометрический узор и яркость кислотных цветов, ловко отвечала на каждое его движение волнами из-за свободного кроя, что позволял ему свободно пританцовывать под мелодию, скрытую в его наушниках. Меделин спокойно выдохнула и расслабилась в подобной атмосфере беспечности и солнца. Отлипла от закрытой двери и не спеша пробралась к столу, заваленному парой газет и чашками. Тихо свалилась на выдвинутый стул и сразу же подтянула ноги к груди, продолжая наблюдать за светлым Клаусом, который наконец залил заварку кипятком и с победным видом вернул чайник на плиту. Оставила все переживания за дверью, отдавая себя в руки чарующей энергетики четвертого, и взвалила подбородок на колени, не переставая подглядывать за его движениями: вот он просмотрел несколько навесных шкафчиков, громко хлопая каждым, напевал неизвестную мелодию, редко вставляя отрывки фраз, достал одну чашку, замирая, после взял вторую, попутно вытянув из тайника плитку шоколада, которую, наверно, скрывал от Клэр или Меделин и под очередной громкий хлопок резко обернулся. Застыл, напряженно осматривая пустоту около окна, громко выдохнул, мрачнея, и потупил взгляд в стену, опустив плечи. —Прекрати разбивать этот несчастный чайник, — вымученно сказал Клаус, быстро срывая с головы наушники, — Ничего от этого не изменится, — с обидой бросил он и обернулся к столу. Вцепился испуганным взглядом в застывшую из-за тревоги Меделин и сглотнул вязкий ком паники. Судорожно обернулся за спину, нашел цельный заварочный чайник без единой трещины на стекле и повернулся к девушке, натягивая нервную и кривую улыбку. —Я не заметил, как ты зашла, — без причины просмеялся он, быстрее возвращаясь к чаю, — Одуванчик, — бегло добавил Клаус, начав разливать дрожащими руками заварку по чашкам. —Одуванчик? — тихо выдавила из себя Меделин, борясь с вихрем смятения внутри, — Раньше ты меня так не называл. —Решил, что одуванчик тебе больше подходит. Из них делают вино ярко-желтого, даже золотого цвета, — усмехнулся Клаус, оборачиваясь к Меделин с чашками, — Ты же без сахара пьешь, да? — стараясь держать будничный тон, спросил он. —Да, спасибо, — неловко ответила девушка и кивнула, наблюдая за возникшим чаем на столе и ладонью Клауса, — С кем ты разговаривал? — без церемоний спросила Меделин, выхватывая из дрогнувших рук чашку. —Ни с кем, тебе показалось, — несерьезно ответил Клаус, отмахнувшись, и расплылся на стуле, — Может, просто слова песни неправильно поняла, — продолжил отрицать он и закинул ноги на край стола, — Тебе нравятся The Hollies? Обожаю We’re Through, — звонко протараторил четвертый, поднося чашку к губам. —Ты же понимаешь, что можешь поговорить со мной? Не важно, на какую тему, я обязательно выслушаю и поддержу, — гипнотически-мягко прошептала Меделин, ища его взгляд, — Клаус? —Знаю, — тихо ответил он, потупив взгляд в волнах чая, — Но я не хочу об этом говорить. Было бы лучше, если бы ты перестала обращать на это внимание, как и большинство, — глухо произнес Клаус, не поднимая на девушку глаз, — Так ведь будет проще. —Но так ничего не изменится. Тебе не станет лучше, — неуверенно говорила Меделин, делая паузу на каждом слове, и внимательно смотрела за Клаусом, плавающем в свете солнца, — Почему ты не хочешь дать себе шанс? —У меня их и без того было слишком много, — хрипящим голосом, скупо ответил четвертый, раскачивая чашку в руках. —Давай найдем силы для еще одного? — с надеждой спросила Меделин и улыбнулась, когда он взглянул на нее. Без слов наблюдала за его борьбой, которая нашла отражение только в мечущихся глазах, которые редко решались остановиться на ее лице. Находила в его подогнутых губах стыд за излишнюю откровенность в прошлом и вину во влажных глазах. —Я ценю твою попытки, но, — нервно начал Клаус и поставил чашку на стол, — Но я обещал Эллисон поиграть с Клэр, — с натянутой улыбкой выдал он первое, что пришло на ум, и встал. —Клаус! — недовольно возникла Меделин, следя за фигурой, мелькнувшей к двери, — Ты просто сбегаешь, — плаксиво сказала она, беспомощно смотря на него. —Я привык, — с обреченной улыбкой бросил четвертый, останавливаясь у двери, и махнул Меделин на прощание. В горле встал неясный ком из обиды и ярого разочарования, что вырвалось на поверхность сжатыми в кулаки ладонями и ударом по столу с приглушенным криком. В груди встал воздух, а глаза мерзко защипало. Меделин тихо взвывала, закрывая лицо ладонями, и задрожала всем телом, не в силах сдержать разрывающую тоску, страх и волнение. Сладкий свет кухни разбавили тихие, болезненные всхлипы. По холодной коже скользнули горячие, кислотные слезы, прорвавшиеся сквозь плотно сжатые веки. Голова без сил упала к дереву, шелк волос расползся по столу, впитывая несколько пятен разлитого чая. Плечи вздрагивали резко и часто, но Меделин не унимала попыток сдержать все в себе, задушить, не позволить прорваться и обратиться во что-то неконтролируемое. Но дрожащие ладони были не способны сдержать всхлипы и слезы, стекающие по переносице из стеклянных глаз. Было больно и обидно. Страшно, тревожно. Невыносимо. Хотелось закричать от бессилия и невозможности влиять на ситуацию и на важных для нее людей. Она искренне не понимала, что ей делать и как сохранить хрупкую картинку мира вокруг, при этом не потеряв никого. Не понимала, как помочь каждому, достучаться до всех. Не знала, что ей нужно было сделать, чтобы Клаусу стало легче, чтобы он перестал обесценивать себя и смог бы спокойно жить, вечно не закрывая глаза на костлявые руки, сцепляющие шею до хрипа. Не понимала, как помочь Пятому. Не знала, что она могла сделать, чтобы он на мгновение просто выдохнул и отпустил ситуацию вокруг, позволив себе чего-то запретно человеческого. Но Меделин точно знала, что ничего не могла. Верила в свою беспомощность, совершенную бесполезность и ненужность. И ненавидела все это в себе, как и каждую слезу, въевшуюся в кожу краснотой.***
Сумерки резали уходящий день яркими красками и пускали алые полосы по темнеющему небу. Город исторгал жизнь, которая отчаянно противилась наступлению темноты и продолжала пестрить музыкой джаза, шумными компаниями и редкими скандалами у светофоров. Но ветер окутывал холодом, разносил пугающий шорох листвы и вой сквозняка между пустотой безликих кирпичных стен. Звонкая дробь колокольчика у двери отрезала улицу, пропуская в таинственную лавку, пропитанную пыльным запахом книг. —Мы закрыты, приходите завтра! — резко раздался раздосадованный голос букиниста из глубины стеллажей. Пятый проигнорировал сказанное и закрыл дверь лавки, найдя небольшой замок у двери. Обернулся в пол-оборота к стеклу и дернул за шторку, скрывая улицу, после перевернул табличку, обозначая закрытие, о котором так недовольно огласил голос букиниста. Поправил край угольного пиджака и уверенно сдвинулся с места, очерчивая четкими шагами темный пол. Немного жмурился от приторно-желтого света, затопившего весь магазин. —Мне стоит вызвать полицию? — сердито возник продавец, появившийся из-за высокой стопки книг. Скинул с лица темные пряди, хмуро осматривая потревожившего, но быстро изменился в лице, узнав в нем Харгривза, — Ах, это вы, — с легким смешком сказал он и улыбнулся. —Не помешал? — приторно-учтиво спросил Пятый, расплывшись в сладкой улыбке. —Нет, конечно, нет, — быстро протараторил букинист и подозвал Харгривза к кассе, — Что привело вновь? — уточнил продавец, начав нервно разгребать бардак на кассе. —Решил, что не могу оставить здесь книгу сестры, — спокойно ответил Пятый, получив в ответ резкий кивок, — А также меня привлекла еще одна, — бегло добавил он и переместился к нужному стеллажу, открыто демонстрируя свою силу, — «Божественная комедия» —Кажется, она понравилась той девушке-альбиноске? — неуверенно протянул букинист, смотря на бордовый переплет, после перевел взгляд на Пятого и резко похолодел внутри от черной ярости, заполонившей его глаза, — Простите за фамильярность, — быстро выдал он, затупив испуг. —Ее привлекает божественная тематика. В целом, все божественное к ней очень близко, — увлеченно сказал Пятый, выдавливая добрую ухмылку, — Листая, я заметил несколько интересных заметок. Не скажите, откуда она у вас? — скрыто настаивал он, начав искать глазами знакомые страницы и фразы. —Совсем недавно принесли, может, дня два назад. Попросили сразу выставить на полки в продажу, даже доплатили, — задумчиво сказал букинист, избегая Пятого взглядом. —Больше ничего не было? Никаких книг, журналов? — уточнил он, медленно проходя мимо стопок. —Была какая-то закладка, как и во многих книгах. Сейчас, — ответил продавец и исчез за прилавком, уходя в глубь общего хаоса, — Я никогда не выкидываю их, собираю. Мало кто разделяет моего пристрастия к подобному, как и к букинистике, но мне нравится, — говорил он, разгребая коробки, — Вот, где-то здесь, — протянул букинист, выставив на поверхность железную коробку с крышкой. —Люди редко могут разглядеть в истории и времени что-то действительно стоящее, пока ушедшие года не начнут бить, — без цели выдал Пятый, смотря на циферблат часов, немного криво висящих на стене. —Вот! — резко, победно выкрикнул букинист, размахивая персиковой закладкой с синими ставками, — Я даже подписываю из каких книг какие, — увлеченно сказал он, протягивая находку Пятому. —Спасибо, — небрежно бросил он, принимая закладку, и быстро осмотрел мягкий картон. —Раньше между этим домом и соседней кофейней было небольшое кафе с вафлями. С уверенностью могу сказать, что в этом пропащем месте не было ничего вкуснее, — начал объяснять букинист, заметив непонимание Пятого из-за изображения на закладке, — Любимое место всех школьников, видимо, увидев в этом что-то символичное, ученикам начали выдавать разную канцелярскую дребедень с рекламой. —Что там сейчас? — спросил Пятый, не поднимая головы, рассматривая рисунок на закладке. —Ничего. Закрыли после скандала с наркотиками, — блекло ответил букинист, пожав плечами, — Детей заставляли торговать в школах, а эту химозу стругали на той же кухне, где пекли вафли. Несколько раз в этом здании пробовали что-то открывать, но ничего не приносило успеха. После администрация решила снести уже шаткий дом и просто оставила странных размеров дыру между домами, — закончил свой рассказ продавец вслед за хрустом крафтового пакета, в котором уже лежало две книги. —Значит, теперь там ничего нет? — недоверчиво повторил вопрос Пятый, скептично осмотрев продавца. —Если верить рассказам местной азартной падали, то под кофейней может находиться казино, вход в которое как раз через этот переулок. Наверное, оно там действительно есть и поддерживается местными властями, ведь им нужно же на что-то содержать этот город, а производства здесь никакого нет, — торопливо ответил букинист, скрещивая руки на груди. —В этом месте все такие болтливые и любезные? — с издевкой спросил Пятый, выбивая на лице продавца непонимание и вопрос. —Нет, исключения из-за интереса, — едко, с кривой улыбкой ответил букинист, уверенно вздернув подбородок. —Буду знать, — глухо сказал Пятый, одним движением вынимая из кармана пиджака пистолет, — Спасибо за информацию, за книгами я приду позже, — сухо добавил он. Смотрел за страхом, успевшим секундой мелькнуть на лице букиниста, и хладнокровно выстрелил, не церемонясь. Закрыл глаза после оглушившего на мгновения звона и громко выдохнул, перебирая пальцы на рукоятке. Зачем? Он ничего не сделал. Глухо спрашивал сам себя Пятый, холодно смотря на алый след крови на стене. Он видел нас. Видел ее. Пытался найти для себя оправдание, рассматривая развалившееся тело букиниста. Ничего не чувствовал, находя отражение ужаса в раскрытых глазах, остановленных смертью. Безразлично разглядывал след выстрела во лбу и повел плечом, стремительно отдаляясь от криков разума, вычерчивая с сознания только кровавые полосы. Покосился на закладку, определяя для себя цель, и исчез, прыгая в кипящую пустоту внутри. Переулок, темный, примитивно мерзкий мазал сыростью и резкими запахами. За спиной бежала жизнь, но перед глазами четко возникла непримечательная лестница и дверь на тяжелых петлях. Пятый механически проверил запасной магазин и еще один пистолет, прежде чем исчезнуть вновь. Тишина длинного коридора оглушила. Тухлый свет редких ламп слабо освещал бетонные стены и пол, уходящие далеко вперед на несколько развилок. Пятый подозрительно осмотрелся по сторонам, взглянул на дверь за спиной и резко двинулся с места, давая себе не больше часа на все происходящее: он не хотел, чтобы Меделин узнала об этом. Стремительно разрушал тишину вокруг ритмом четких шагов и навязчивой мелодией, шедшей из конца самого чистого коридора, если такая характеристика имела что-то общее с подвальным помещением. Одним рывком оказался в конце и зашел в мелькающую светом комнату. Ослеп от яркости ламп, старательно скрывавших некачественную отделку помещения, старую мебель, местами прожженную окурками, с треснутыми углами и осыпавшейся краской, и длинные столы с рулеткой и покером. Оглох от скрежета музыки из старых автоматов и басистого говора, что пробирался сквозь легкие смешки пьяных дам. Пятый со слепой неприязнью оглядывал каждого, кто словно не замечал того, что находился в сыром подвале под землей, глупо обвесив себя пестрой тканью, украшениями и скрасив все косяком травы. Фарс. Мерзкий. Пятый быстро осмотрел зал, который представлял из себя только жалкое подобие стоящего казино, и прошел в гущу приторных запахов и режущего говора, не прекращая внимательно осматриваться по сторонам. Задел взглядом стол для покера и проигрышную комбинацию седого мужчины, нервно притоптывающего ногой. Снисходительно хмыкнул, следя за поражением и прошел дальше. Осмотрел бар, мысленно ужасаясь от качества алкоголя в нем, обратил внимание на пустую сцену, видимо, не самое прибыльное время для исполнителей, и замер вместе со всеми звуками вокруг. Слышал холодные щелчки оружия и притупившиеся голоса, разрезанные стуком шпилек. Вздрагивал внутри от неясного, кровожадного предвкушения, начав искать взглядом дополнительное оружие в зале. Спокойно вскинул голову вбок и взглянул на окружающих через плечо, награждая каждого снисходительным взглядом, не придавая значения наведенным дулам пистолетов. Ощущал себя первородно и обычно, не чувствуя ответственности ни за кого, кроме себя, и небрежно развернулся ко всем, запуская руки в карманы брюк. Едко улыбнулся, легко дыша, и призывно, провокационно вскинул брови, выводя из себя некоторых своим самоуверенным видом. —Пятый Харгривз почти во всей красе, — довольно протянул мужчина лет пятидесяти, оглушая пространство звонкими аплодисментами, — Польщен, что ты почтил нас своим визитом, — добавил он, расплывшись в хищной улыбке. —Об этом, конечно, говорит два десятка вооруженных корректоров, — мелодично ответил Пятый, окидывая пристальным взглядом говорящего в бежевом костюме в крупную клетку, — Как гостеприимно. —Примитивные меры предосторожности, — легко ответил он, ведя рукой по ажурной спинке стула рядом с покерным столом, — Жаль, что здесь нет никого, кто мог бы меня представить тебе, поэтому не сочти за невежество, я сделаю это сам, — продолжил мужчина и гордо сел на стул, который прежде был отодвинут одним из корректоров, — Обо мне ты мог узнать от Лилиан, она моя правая рука. —Чарльз Бэйли, — быстро выдал Пятый, резко меняясь в лице и хмурясь, — По какому делу? — недоверчиво спросил он. —Может, покер? — воодушевленно предложил Чарльз, игнорируя волнение со стороны Харгривза, — Люблю вести разговор о работе параллельно с игрой. —Сомневаюсь, что у нас есть время для этого, — сухо сказал Пятый, не сдвигаясь с места, — По какому делу все это было устроено? — требовательно спрашивал он, не сводя глаз с Чарльза, который буквально источал приторное веселье и беспечность. —Рулетка? — продолжил мужчина, демонстративно не обращая внимание на слова Пятого, и метнул взгляд к крупье, — Боюсь, что я дам тебе выбор только в этом. —На что играем? — холодно спросил Пятый, все же пойдя в направлении стола. —Думаю, у нас обоих нет ничего ценнее оружия, — непринужденно ответил Чарльз, провожая его к столу темным взглядом. Пятый молча, без лишней игры и провокаций прошел к столу и спокойно сел, скрывая весь ужас и больное предвкушение от происходящего. Пристально осмотрел игровой стол, стараясь учесть все детали и не обращать внимание на каждый пистолет, наведенный в его сторону. Классическая, европейская рулетка, разделенная на тридцать семь секторов красного, черного и зеленого цвета, мрачно поблескивала в тухлом свете помещения. Ничего примечательного и интригующего во всем этом не было, кроме человека, сидящего с другой стороны стола. Чарльз казался поистине жутким, непредсказуемым, одним из тех, кто с легкостью прорежет горло, не переставая улыбаться со стальным холодом глаз. Его неясная, фальшивая, но качественная и пугающая до глубины души игра завораживала и только сильнее распаляла интерес и черный азарт внутри. Пятый излишне покорно принял расклад и согласился без лишнего протеста на игру. Проследил за тем, как Чарльз молча вынул из заднего кармана пиджака револьвер, проникая в его душу пристальным взглядом, и указал на стол, ожидая его оружие. Пятый излишне элегантно и вальяжно продемонстрировал глок, еще сохранивший тепло выстрела, покрутил его в руках и только после положил на стол, почти небрежно и скучающе смотря на противника. —Ваша ставка? — учтиво спросил блеклый крупье, которого, казалось, сложившаяся ситуация нисколько не напрягала. Пятый очертил молчаливым взглядом чопорного работника, прежде чем огласить число в надежде, что никто из присутствующих не поймет подтекст, которого Чарльз, определенно, искал в каждом его действии. —Двадцать пять, красная, — уверенно ответил Пятый, косясь на мужчину, после кивнул и расплылся в едкой улыбке. —Принято, ваша? — любезно обратился крупье к Чарльзу, что не сводил глаз с Харгривза. —Двойка, черная, — задумчиво ответил мужчина, выбрав ближайший сектор к двадцати пяти, — Меня поражает твое хладнокровие в сложившейся ситуации, — честно признался он, бегло осмотрев всех корректор, не сошедших с боевых позиций. —Не считай меня за идиота. Если бы ты хотел просто убить меня, не стал бы наводить такой марафет, тем более сам бы не явился, — спокойно сказал Пятый, рассматривая глок на темной поверхности стола. —Ты мне нравишься, Пятый, — непринужденно произнес Чарльз, приподнимая руку в сторону крупье, не давая ему разрешения крутить рулетку, — Считаю, что в сложившейся ситуации нет ничего важнее человеческого ресурса, ведь посуди сам, тот же самый Реджинальд не достиг ничего, имея только один достаток и скромную горсть одаренных детей. Я же ценю людей, особенно исключительных, с прирожденным умом и талантом, — мягко говорил он, наблюдая за недоверием, блеснувшим на лице Харгривза, — Крути рулетку, мальчик, — резко серьезно обратился мужчина к крупье. Аккуратные руки в белых перчатках мягко покрутили шарик из слоновой кости и отбросил его в рулетку, давая начало их игре, которая формально сохранила только название. —К чему ты клонишь? — раздраженно спросил Пятый, вскинув брови. —Я только хочу сказать, что тебе нужно прекратить бежать от неизбежного, — туманно обозначил Чарльз, следя за движением шарика в рулетке, — Ты никогда не сможешь отделаться от Комиссии, ваш чудесный симбиоз нерушим. Тут вопрос лишь в том, как долго ты сможешь от нее бежать, — добавил он, непринужденно смотря на крупье, — Давай поможем друг другу скорее со всем закончить. Я предлагаю тебе работу, дело, при этом обещая защиту всех важных для тебя людей в любой точке мира в любом году. —Двойка, черная, — резко огласил результат крупье, осматривая сидящих. —У тебя неделя, чтобы взвесить все «за» и «против», советую отнестись к выбору серьезно, иначе это будет не последний твой проигрыш.