Тот же день Десять часов ранее.
Тусклая полоса рассвета пробиралась сквозь тяжесть ночи и рассыпалась новым днем по мрачным сутулым улицам. На безлюдной дороге среди высоты бесстрастных домов стояла блондинка, нетерпеливо ведя красными лодочками по земле, и высматривала в закоулках единственный нужный силуэт. Она недовольно выдохнула, махнула головой, распушая конский хвост, и откинула рукав белого пиджака, обращая взгляд к циферблату часов так, словно кто-то из них назначал время встречи. —Ты заставил себя ждать, — с напускным высокомерием подметила Лилиан, косясь на выходящего из тени Пятого. —Были дела, — в ответ скучающе сказал Харгривз, не утруждая себя лишними любезностями, и положил ладони в карманы брюк. Лилиан бегло осмотрела его с ног до головы, не зацикливаясь на деталях и бледности его кожи, и громко хмыкнула. —Рада, что ты все же принял наше предложение, — не скрывая самодовольной улыбки, произнесла она и указала кивком на портфель около своих ног. —Будто бы у меня был выбор, — процедил Пятый и зло улыбнулся, сталкиваясь с ней взглядами. —Хорошо, что ты уловил этот момент, — вдохновлено пролепетала Лилиан и быстро натянула черные кружевные перчатки. Пятый раздраженный бессилием устало смотрел за действиями француженки, не лишенной природной элегантности и статности, просматриваемые в каждом ее движении, взгляде, вздохе и взмахе ресниц. Она была грациозной и пугающей одновременно, смотря на всех со скрытой неприязнью и брезгливостью. Оставалась гордой и невозмутимой самолично отдавая Пятого на службу дьяволу, педантично поправляя перчатки и браслеты на запястьях. Он же покорно принимал происходящее, сглатывая и унимая ярость с негодованием, понимая всю иррациональность и бедственность своего положения. И добровольно-принудительно ставил подпись кровью в контракте. Лилиан повела его по темным коридорам, обвеянными холодом и равнодушием, оставляя в шелковых коврах углубление от шпилек. Размеренно очерчивала комнаты шагами, периодически кивая персоналу, и легко проходила знакомые повороты. Редко бросала взгляд за спину, наблюдая за плетущимся Харгривзом, и с осторожностью заглядывала в бездонные хвойные глаза, где плескались горечь и уныние. Стены плыли перед глазами, распадались бензиновыми пятнами, что пропадали в подступающей тошноте и крадущейся лихорадке. Потолок опадал на пол, придавливая к земле и отбирая прохладные глотки кислорода. Узоры на обоях пестрили звездами и млечным путем, смешивались и выбрасывали углекислый газ вместе с сухим хрипом. Ноги путались, норовились уронить тело, что не падало только из-за стойкости и силы воли, которая перетаскивала Пятого с этажа на этаж сквозь черноту, клубящуюся под веками. Он упустил момент, когда перед ним открылась финальная дверь, проталкивая его в очередное пристанище. Так же не заметил, пристального взгляда Лилиан на себе, пройдя вглубь комнаты, не придав значения деталям вокруг. —Я не решилась везти тебя к Чарльзу сразу, — непримечательно сказала она, по привычке отбрасывая волосы назад, — Ты выглядишь так, будто почти помер пару часов назад. Отоспись. Пятого не тронули невпопад брошенные слова. Он продолжил стоять и вяло кивнул ей, вслушиваясь в хлопок закрывшейся двери. Изнеможенно выдохнул и закрыл глаза, на мгновение пропадая из времени прежде, чем бессильно завалиться на кровать, не прикасаясь к одежде и одеялу. Обмяк, растаял и исчез в гуле, не пытаясь зацепиться за плывущие рябью стены и сдавливающий все органы воздух. Система сдержек и противовес способности Меделин работала исправно, отправляя его в тяжелый сон, взимая справедливую плату за спасенную жизнь. Бесценную, но горячо ненавистную. Пятый в самом деле не уделил внимание обстановке вокруг, которая в каждом сантиметре и детали вопила о том, что к его приходу готовились, а сам он стал желанным гостем. Развешенные в гардеробной выглаженные рубашки с эмблемами именитых брендов, стоящие в ряд отполированные туфли и оксфорды мельтешили блеском, напускной гостеприимностью и роскошью, которая полагалась тем, кто возвышал себя с верой, что в их огрубевших руках сосредоточилось все время мира. Бар собрал знаменитый ирландский виски и несколько бутылок выдержанного красного вина, оттенившего сверкающие чистотой бокалы. На одном из комодов красовались пачки Marlboro, курить который вошло в привычку еще со службы в Комиссии, когда Лилиан и Алиен безмятежно делили одну сигарету, не подозревая о будущей розни на крови.***
Одобрительно кивающий Чарльз въелся в сознание бьюще-ярким образом поражения. Глаза, лишенные света и раскаяния, смотрели хищно, с исключительной верой в каждое свое решение, слово и мимолетный жест, казавшийся чрезмерно грациозным и гордым. От подобных людей воротило, их хотелось избегать или проломить хребет из чисто первородных ощущений и убеждений. Одно из двух — другого не дано. Пятый относил себя к тем, кто однажды сдерет лик самодовольства и превосходства с его лица. Но тогда, вместо угрожающего превосходства, Харгривз сидел послушной псинкой за его столом, листая знакомый договор, на деле не имеющий никакой силы и всегда предвещающий один конец: из Комиссии уйдешь только вперед ногами. Пятый пристально осматривал мужчину перед собой, насчитывая шестой десяток, разглядывая любовь к дорогим вещам и сигарам. Беззвучно собирал классическую модель обеспеченного бездушного представителя канадско-американского капиталистического общества, ставя галочки напротив всех стандартных пунктов, что не имели ничего общего с реальностью, качественно скрытой за плотными тканями и взглядом, скупым на любые эмоции. Никто не мог знать, что случилось с ним в этой жизни, раз теперь он разворачивал операцию по завоеванию власти в организации, исключительно управляющей временем и пространством. Не было представления, кто мог быть за его спиной, кого тот защищал и оберегал, иногда позволяя провести ужин в компании единственных людей, из-за которых он мог прощать всю суть жизни. Кем были те, кто вдохновляли и заботливо поправляли воротник рубашки, оставляя шлейф цветочных духов и легкость жемчужной пудры, смахивая слезы с розовеющих щек. Но что было более важно — как Чарльзу удалось долго не попадаться на глаза и не светиться в основных сводках «революционных новостей» на сарафанном радио. Как тот смог завоевать уважение подчиненных, уйдя из Комиссии еще до возвышения Куратора. —Соглашусь, это лишняя бюрократия, — скучающе процедил Чарльз, посматривая за медлительным Пятым исподлобья, — Но мне нужны гарантии. —Что одним вечером я не прикончу тебя, как бывший Совет директоров? — приторно и учтиво спросил Харгривз, с непоколебимой уверенностью заглядывая в глаза сидящего, скалясь, давно наплевав на формальности. —И это тоже, — серьезно ответил мужчина, хмуро смотря на него, — Только вот это выгодно для нас двоих. Тебе — гарантия безопасности семьи и всех близких, мне — твое незаменимое трудолюбие и преданность делу, — утомленно разжевывал ему базовые аспекты договора, уже насквозь прожженного взглядом Харгривза, Чарльз, теребя в руках сигару. Пятый сдержался, не закатив глаза, но продолжал зло улыбаться, принимая из его рук черную гелиевую ручку. Доказывая однозначность своих намерений, быстро пролистнул до последней страницы, находя область для подписи, и резко черкнул по белоснежной бумаге, ставя точку на своей свободе. —Какова цель? — не поднимая глаз, спросил Пятый с показным интересом рассматривая подписанный контракт. —Такая же, как у всех, — непринужденно ответил Чарльз, не спеша поджигая сигару. —Объясни же недальновидному мне, какая, — пряча злобу, до мерзкого сладко тянул Харгривз, отбрасывая документы прочь. —Ты не идиот, но блевотная игра в подлизывающего дурачка портит весь твой образ, — угрюмо говорил Чарльз, тяжело выдыхая дым, — У всех, без исключений, личный интерес. Кто-то из-за денег, властолюбия, возможностей или же из-за стремления заполучить контроль над ходом времени, чтобы стереть все свои ошибки из истории, — без интереса рассуждал мужчина, плавно рассекая ладонью воздух. —Я не услышал ответа на свой вопрос. Чарльз впил глаза в хладнокровное и сосредоточенное лицо Пятого, зло стискивая сигару между зубов. Выпрямился, звучно взгромождая руки на стеклянную поверхность стола, нервно смахивая невидимую пыль, и перекатил сверток между резцов, пристально изучая нестабильный и местами непредсказуемый экспонат перед собой. —Месть, — резко ответил он, хмыкая, — Больше я не собираюсь терпеть ни единого вопроса от тебя. Видимо, эти месяцы стерли из твоей головы понятие «иерархия», особенно важное во время вооруженных конфликтов. Тебе ждет Лилиан, — строго чеканил мужчина, беря в руки две копии контракта, — Свободен. —Слушаюсь, сэр, — улыбнувшись уголками губ, бросил Пятый. Харгривз ухмыльнулся с оттенком чистого самодовольства, остававшегося вязким осадком на языке, косясь на рассерженного Чарльза, нервно и возбужденно втягивающего дым сигары. Пятый учтиво кивнул в пустоту, тряхнул плечами и бегло осмотрел темный кабинет, лишенный солнечного света и живых цветов, напичканного лоском и скрывающим все пафосом, и переместился за пределы помещения, ненавязчиво подчеркивая свою исключительность. Опираясь на холодную стену, его поджидала Лилиан и угрюмо разглядывала длинный темный коридор с мигающей лампочкой в конце. Невольно закатывала глаза, думая о примитивности картины, и громко выдохнула, маясь в тишине от ожидания. Поправила пиджак, перчатки и резко вздрогнула от вспышки, возникшей перед лицом. —Любишь подслушивать? — невозмутимо спросил Пятый, зачесывая волосы назад, и обернулся на замершую Лилиан, подмечая ее верность к цветам семьи. —Звукоизоляция, — недовольно бросила она и прочистила горло, расправляя плечи, — Чарльз сказал ввести тебя в курс дела. Попробуй сейчас обойтись без сарказма и спокойно оценить обстановку. —Что угодно для Миссис Эстре, — слащаво протянул Пятый, с неприступным холодом смотря в ее глаза. Лилиан вопросительно вскинула брови, остановившись напротив Харгривза, и непроизвольно покачала головой, оттеняя его лицо. Слегка возвышалась над ним из-за роста и добивающих красных шпилек и, щурясь, считывала все его эмоции, как это прежде делал Чарльз. Или только пыталась. —Не вздумай со мной играть, Пятый. Я слишком много о тебе знаю, — спокойно предупредила она и повела плечом. —В этом и проблема, — зло ответил Харгривз и сорвался с места, оставляя на бардовом ковре вмятины от подошвы. Лилиан ничего не осталось, и она, подавив волну раздражения, стиснула руки в кулаки и скорее направилась за Пятым, прежде вернув на пост охрану и вскользь посмотрев в сторону мигающей лампочки. Нескончаемые коридоры-лабиринты стекались в зал, занявший весь подвал. Он делился на множество комнат, мрачно отгороженных матовыми белыми стеклами и пустыми бетонными стенами, местами покрытыми трещинами и следами влаги. Все вокруг разило неприступным холодом, а люди, пятнами разделенные на метафизиков, разработчиков и аналитиков, неслись муравьиными потоками, путаясь в суете и ногах друг друга, и возводили муляж непрекращающейся работы. Лилиан затащила Пятого в комнату, не лишенную отделки и внешнего уюта. Стены, покрытые темными обоями, блестящая чистотой плитка и теплое освещение. Главное — большие затертые диваны, круглый стол, веявший рыцарским, и доски, пронизанные красными нитями-артериями. Тройка больших меловых досок, расчерченных вычислениями, и бесконечные вырезки из временного континуума, небрежно разбросанные по всей комнате. Рабочий хаос — одним словом. Бурный процесс и стремительно несущаяся река, вечно натыкающаяся на камни и песочные косы. Река, которая в итоге захватила Харгривза. —Хорошее решение разместить штаб в здании ликвидированного отеля. Кто владелец? — увлеченно спросил Пятый, с изумлением рассматривая сотни красных путей, ткущих паутину вопросов и задач. —Подставное лицо, видела один раз. Возможно, уже мертв, — непринужденно ответила Лилиан, пристально следя за действиями Харгривза. —Как все просто. И неправдоподобно, — с показной досадой сказал он, цокая, и сорвал один из листов с заметками, — Зачем я вам? Здесь сотни работников, сомневаюсь, что во мне была такая острая необходимость. —Все немного изменилось с того момента, как ты принимал участие в этом в последний раз. И это не только про местоположение, — размеренно произнесла она и тихо подошла к нему, скрывая нервозность в скомканных рукавах. —Слушаю. —Пространство рушится. Время протестует и сопротивляется. Мы напортачили, Пять, — тяжело выдохнула Лилиан и скрестила руки на груди, подсознательно отгораживаясь от всего, — Не следя за событиями, не исправляя последовательность, вместо бесперебойно разрушая и убивая важные элементы для континуума, мы подвели существующую версию общества к пику, но что хуже — застряли в рамках этой временной шкалы. Если все прогнозы правдивы, вскоре нас ожидает пандемия, накал мировой политики и обострение биполярности. —Пытаешься мягко подвести к возможности апокалипсиса? — не смотря на нее, раздраженно возник Пятый и с силой воткнул кнопку в доску. —Нет, не верю, что до этого дойдет, — неуверенно ответила она и безучастно пожала плечами, — Но факт остается фактом: мы застряли. Новые безрассудные скачки поставят точку на существовании, как минимум, этой временной линии, — уныло объясняла Лилиан, избегая Пятого взглядом, — Это на руку и нам, и им. Однако самое важное не это. —Обязательно эта пауза? Не заставляй меня вытягивать из тебя информацию, — желчно цедил сквозь сжатые зубы Харгривз, резко оборачиваясь на скованную собеседницу. —После определенных нововведений, используя определенные ресурсы, стало возможным скрывать перемещения, совершенные при помощи портфеля. Это дорого и трудозатратно, но именно по этой причине для отслеживания все перенастроились на другую частоту, на которой не отсвечиваются следы твоей чистейшей энергии, — довольно подвела итог Эстре, с ухмылкой поглядывая на Пятого, — Все разломы пространства, сделанные твоими руками, сейчас остаются незамеченными. —Рассказывая мне это, ты ходишь по лезвию. Нет никакой гарантии, что я, зная о своей неуязвимости, буду послушно выполнять указания, — серьезно заявил он, без сомнений заглядывая в небесные глаза напротив. —Все твое безумие заканчивается там, где течет кровь твоей семьи. У тебя есть тормоз, о котором ты рьяно и глупо растрещал всем, неосознанно делая их основной мишенью для каждого, кто жаждет вскрыть тебе глотку. А, если я не ошибаюсь, таких желающий сотни, — издевательски тянула Лилиан, довольно улыбаясь на проблески злости, опавшие на его лицо. —Нам стоит поговорить о твоей дочери? — голосом, режущим холодом, поинтересовался Пятый, остужая ее запал за секунду. Лилиан на мгновение замерла в испуге, удивленно смотря на невозмутимого Харгривза, что словно непроизвольно бросил ранее сказанные слова, теперь уделяя больше интереса доске с неясными на тот момент петлями, а не человеку, значимостью которого она оценивала свою жизнь Она подавила вспыхивающий в груди ужас и ярость, и гордо, не изменяя привычки и всему, что было привито с детства, развернулась, четко направляясь к одному из шкафов, чтобы достать от туда кипу блеклых папок, несчастно несущих в себе дела и всю жизнь корректоров. —Здесь представлены претенденты на твой личный отряд, — безжизненно сказала Лилиан и протянула ему стопку бумаг, — Через пару часов всем им приказано быть здесь. Отнесись к выбору внимательно, если не хочешь, чтобы в один прекрасный день кто-то из них публично пристрелил тебя. Пятый скептично осмотрел папки в ее руках, но принял, лицезрев необдуманный побег Эстре из зала, и моментально повяз в страницах чужой биографии, заключенной в безликие и шершавые обложки, преподносящие их истории, как пустую и неважную нелепицу, что непременно забудется через год или два, стерев боль и кровь, оставив сухой текст и факты. Пятый затерялся в страницах посторонней истории, цинично падая под текст и пропуская ужас, отчаяние потери и грязь жизни, не несущей беззаботного детского лепета и мягких материнских рук. Все они, без единого исключения, преступники, разграниченные номерами статей из людских кодексов, не имеющих ничего общего с законами Комиссии, что жадно и извращенно собирала поломанные, особо кровожадные и опустевшие экспонаты, желая уничтожить и обратить всех в послушное орудие без отблеска человечности, которая особенно презиралась в потоках времени. Он хладнокровно делил людей по группам, без труда отсеивая тех, кто смело заявлял о своенравности характера и появившейся любви к человеческой крови. Пятый не считал нужным тратить силы на их перевоспитание, время на пресечение агрессии и безответственного безрассудства и без интереса отбрасывал их биографию прочь. Проявлял любопытство к тем, кто имел что-то необычное для корректоров: будь то раскаяние или чувство вины, коснувшееся первых убийств. Но абсолютным победителем его симпатий стал юноша грек, странно носившей немецкое имя, видимо, родившись в правление черных полковников. Велтен, как он себя называл, не скрывал презрения к Комиссии, что четко просматривалось в каждой графе стандартных вопросов. Он не переносил запах крови и человеческой смерти, но одновременно имел высокий рейтинг и в большинстве случаев чисто выполнял свою работу, замолкая и заглушая гордость. Любил собак и выпечку. Не имел никаких задач и бесцельно существовал в рядах корректоров, видя смерть с детства, уже тогда потеряв веру и святость. Смысла в своей жизни Велтен не находил и именно так же относился к другим. Убивал грамотно, равнодушно, без следов. Пятый не разглядел лиц большинства корректоров, стиснув в ладонях папки восьмерых из них, вместо с интересом рассматривал высокого смуглого грека, рассеяно стоявшего среди остальных. Харгривз молча прошел к нему, демонстративно игнорируя других и без колебаний вручил ему все бумаги, без слов приказывая собрать их всех, и резко вздернул голову, с холодом проникая в его глаза. —Ακούτε τα δάκρυα της μητέρας σας τη νύχτα? — тихо спросил Пятый, оторопело смотря в его застывшее лицо. Харгривз не понимал, какая черная спесь захватила его глаза, но четко видел борьбу уважения и лютой ненависти в оливкой радужке.***
Лилиан неслась по затемненному коридору, зло раскидываясь руганью, и с силой впивала пальцы в хрупких перчатках в горсть отчетов, свалившихся громом на нее пару минут назад. Она, не изменяя своей импульсивности, уже оказалась перед кабинетом Чарльза, не удосуживая вниманием охрану, и без стука прошла к нему, удержав себя от грозного хлопка дверью. —Лилиан, если бы я не привык к подобным выходкам, пуля давно бы красовалась в твоем лбу, — не поднимая глаз со стола, проговорил мужчина и сжал сигару губами, — К чему такая спешка? —Вы должны это увидеть, — запыхавшись, резко сказала она и бросила отчеты перед его носом. Чарльз, не понимая, вскинул одну бровь и скептично обратился к прилетевшим бумагам, закрывая глаза на привычную неаккуратность Эстре. Лениво пролистнул несколько отчетов, не вникая в суть, и картинно громко и устало выдохнул, иногда сбрасывая пепел на труды работников. —Если у нас опять увеличились расходы или корректоры оплошали на миссии, ты и так прекрасно знаешь, что от тебя требуется, — утомленно рассуждал Чарльз и, не дочитав, скинул на стол, — На этом все? —Это касается Харгривза, — зло ответила Лилиан, моментально привлекая внимание мужчины к принесенным отчетам, — Диего, Номер Два, числится мертвым, а Меделин Бернелл пропавшей без вести, — серьезно говорила она, не боясь столкнуться с гневом его глаз. Чарльз Бэйли был пунктуальным, ответственным и исполнительным человеком. Уважал честность, достоинство и высоко ценил контракты, требуя соблюдения соглашения с обеих сторон. Не выносил несостыковок, нарушение планов и любил все контролировать, зная многое наперед. От самого себя требовал не меньшее, воспринимая себя, как порядочного человека. —Сутки, а ваше соглашение уже под угрозой, — обеспокоенно подметила Эстре, взволнованно смотря на мужчину. —Он не должен узнать, — жестко отрезал он, вставая в сопровождение скрипа ножек кресла. Но так же Чарльз был прекрасным лжецом. Делал для себя исключение, зная, что его праведный мозг работала на всех, а сам он никогда не действовал из личных побуждений. Однако все вокруг сплошь было личным. —Ты смогла организовать нападение на Пятого, давно поняв, в какой грязи своего сознания он варится, думаю, найти из тени дополнительных людей для разведки и охраны оставшихся, не затруднит тебя, — сосредоточенно подытожил Чарльз, проходя к шкафу за портфелем. —А если он узнает? — недовольно спросила она, стискивая ладони в кулаки. —Тогда Пятый Харгривз станет последним, кого ты увидишь в этой жизни. Мужчина посмотрел на встревоженную Лилиан через плечо, холодно оценивая ее состояние, и не прощаясь, исчез в пространственной вспышке, щелкнув замками портфеля. Лилиан в бешенстве вылетела в коридор, до дрожи стен хлопая дверью, и зло прорычала, жмурясь. Тяжело выдохнула, неосознанно ведя ладонями по волосам, и сорвалась с места, стремясь скорее исчезнуть из вида темных стен. С невольным ужасом заглядывала в тени, боясь стать целью Пятого, чудом избежав этого ранее. Утопая в волокнах ковра, резко остановилась над выводящей миганием и электрическим скрежетом лампой, занесла руку с пистолетом и выстрелом разнесла золотые искры по затемненному коридору.***
Холодная ночь осталась за стенами воем ветра и тенями, падальщиками поглотившими хвосты сумрака, в испуге не касаясь света — хищника. Темнота шептала, пронизывала сомнениями и тревогой всю душу, вычерпывая из нее спокойствие и ясность, принесенную благословенными руками. Дрожь пронзила неподатливое тело — глаза померкли, пьяно ведя по теплым стенам ресторана. Пальцы с силой сомкнулись на стакане, собирая конденсат, и отдали белизной в костяшках. Пятый залпом осушил подлитый мгновение назад виски, жмурясь. Послал запрет на курение в помещение, чиркнув зажигалкой, и суетливо поджег сигарету, пытаясь унять трясущиеся руки. Послал себя, жадно затягиваясь, и зарылся ладонями в волосы, впиваясь и сжимая у корней. Уронил несговорчивую голову, которая наконец-то тяжелела от никотина, а не заевшей пластинки в сознании, еще более агрессивным и враждебным, чем обычно, и медленно выдохнул дым, морщась. Нервно отбивал ногой по дорогому паркету и одержимо цеплялся за звуки вокруг, не противясь джазу, захватившему все заведение. Рвано выдыхал, яро натягивая жесткие пряди, и стискивал челюсти, мысленно противясь реальности происходящего. С большей необходимостью тешил себя мыслью о безопасности Меделин, семьи и новой порцией алкоголя подкреплял веру в свое решение, закрывая глаза на дрожащие руки, боль в груди и плывший рассудок.Мир не рухнул, но их — пал.