В хоккей играют настоящие мужчины

Не сказать, что Артем особо нервничал по поводу проигрыша в последней игре, ему никто так ничего и не сказал, на этом и остановились. Его заботила сейчас немного другая проблема. Он чувствовал, как устал за последнее время, и в данный конкретный момент, уже подъезжая к спорткомплексу, все яснее это осознавал. Старый сторож Петрович как всегда открыл ему шлагбаум, отсалютовал, по-доброму улыбаясь. Артем проехал наконец на главную парковку. Из-за того, что на нее пускали лишь «избранных», включая тренеров, директора и пару спортсменов, которые занимались тут практически с самого начала, это место всегда почти полностью пустовало. Заняв свое почетное место с краю ближе к дорожке, Дзюба припарковался и открыв багажник, выгрузил тяжелую сумку. Новая клюшка внезапно выскользнула, несильно падая на асфальт перед тем, как мужчина что-либо успел сделать. «Слава богу целая» подумал Дзюба, облегченно выдохнув, взял все вещи и быстро пошел уже ко входу… Только что перед глазами был пресловутый спорткомплекс, рядом благоустроенная дорога, уходящая вдаль с десятками фонарей и небольшими облезшими кустами, чья жухлая листва уже валялась под ними, небольшие винтажные скамеечки, непонятно зачем сделанные здесь, сизое безжизненное небо без намека на долгожданный просвет, с каждым днем все более и более давящее на сознание, и вдруг темнота. Массивное тело навалилось сзади, заставляя невольно наклониться вперед, взор закрыли большие шершавые ладони. Кто бы это мог быть, ага. — Блядский Кокорин! Слезь с меня. — Грозный вопль Дзюбы раздался, наверное, на всю большую территорию, заставляя немногих посетителей сего места тревожно обернуться на источник шума. Саша, кажется, испугался больше всех и уже через мгновение отскочил подальше, оступаясь на ступеньке и хорошо так запинаясь, благо все ж не упал… — Дзю, ты че такой злой? — Прекрасно зная, что Артем часто загоняется из-за пустяков, Кокорин решил как всегда все свести к дебильной шутке, уже это он умел поистине великолепно, — Че, вчера телка не дала? — И смеется, блин, так заливисто, еще весело похрюкивая при этом, зная, что Тему это обычно смешит.Но сегодня видимо было то самое чертово исключение, потому что Дзюба молчал, даже не улыбнулся, продолжая яростно о чем-то думать, а потом почти прибил Кокорина тяжелой входной дверью, случайно, конечно. И только зайдя в фойе, немного отмер, возвращаясь в суровую реальность жизни. — Ты бы, Санчо, шутить бы научился сначала, а то вот нихера не смешно. — Мужчина остановился и глянул по сторонам. Здесь было весьма многолюдно, и единственным свободным диванчиком оказался самый дальний, к которому сразу и направился Артем, пока Саня, решивший больше не беспокоить странно ведущего себя друга, уже мило разговаривал с гардеробщицей. *** — А потом он протянул мне конверт. Марио, я здесь столько за год не заработаю, понимаешь? Думали, купят вот так меня на раз-два, и вертись, Игорек, потом, как хочешь, отмазывайся… — Акинфеев впервые в жизни не знал, что ему делать. Раньше его жизнь делилась на периоды, те на части, а те еще на небольшие кусочки, и все было расписано буквально по часам. Тренировки, выступления, опять тренировки. А сейчас, вырвавшись, наконец, из замкнутого круга, он не знал, как быть дальше. И если раньше решали за него практически все, расписание, какого фасона костюм, где участвовать, а какой незначительный турнир учтиво пропустить, то теперь Игорь очень боялся принять неправильное решение, и мысль о том, что это повлияет на авторитет, не дай бог он себя запятнает какой-либо оплошностью, и все. Ладно, если бы он остался и терпеливо отстоял потерянную честь и достоинство, но косячить перед самым уходом на заслуженный отдых… — А ты ему что? — Фернандес наклонился и заглянул в опущенные глаза задумавшегося друга, выводя тем самым его из ступора. Игорь поднял растерянный взгляд, и Марио ужаснулся, ведь сейчас перед ним не осталось и частицы от грозного чемпиона. Был лишь маленький потерявшийся отчаявшийся человечек, уставший сражаться один на один со свирепой жизнью. — Ну, а что я, Марь? — отказался от денег конечно же. — тяжелый вздох. — А насчет выступления обещал сказать сегодня вечером. Но я не знаю, что делать! Думать осталось пару часов. — Рука поднялась перед лицом Фигейры в многозначительном жесте, где часовая стрелка неумолимо приближалась к пяти часам.  — Ты правильно сделал. — Чужая ладонь опустилась на плечо в успокаивающем жесте. — Ну я имею ввиду насчет денег. — Он хотел сказать еще что-то, но передумал. Пусть Игорь сам решит, а он на правах лучшего друга поддержит любое его решение. — В любом случае, я рядом, и ты можешь на меня всегда рассчитывать. — Но Игорь уже не слышал этих слов, плотно погрузившись в раздумья. Время быстро шло, придвигая час ответа, и мужчина еще не до конца осознавал или просто напросто не хотел осознавать, что в данный момент решается вся его дальнейшая судьба. Через какое-то время Игорь оторвался от созерцания льда под коньками, и возвел все-таки взор на грустного Фернандеса.Проблемы проблемами, а вот когда из-за него, в основном из-за него, страдает друг, который принимает все слишком близко к сердцу, он не потерпит.  — Да ладно, todo sera genial*… И улыбнулся, как умеет только он, широко, так, что заискрились красивые карие глаза. Марио тут же улыбнулся в ответ, отъезжая от борта, позвав за собой Акинфеева, показывая рукой на часы. Игорь вновь мельком взглянул на них; до конца тренировки оставалось почти полчаса, а это значит, нужно ускорить темп, работы еще очень много. *** Акинфеев как раз доделывал одно из самых трудных упражнений, пытаясь повторить его идеально каждый раз, а не через один, но увидев с чего-то довольного Марио, несущегося с другого края арены, оторвался от столь увлекательного занятия и встревоженный подъехал навстречу. — Игореш, а помнишь я тебе говорил про друга… — Игорь аккуратно приобнял Фернандеса, дабы тот успокоился и немного перевел дыхание, — который бы хотел научиться кататься? — от еще не понимающего намека Игоря последовал уверенный кивок — так вот, можно он сейчас с нами потренируется? — глаза Акинфеева резко распахнулись, и с нескрываемым шоком глядели на довольного Марио, который чуть не прыгал от нетерпения, и в данный момент, черт возьми, бессовестно пользовался привилегиями дружбы с ним. — Я не знаю про сейчас… До конца тренировки пятнадцать минут, пусть тогда подъезжает завтра к вечеру, я не против. — Игорь мысленно себя поздравил, что быстро отделался от проблемы, но сама судьба видно хотела под конец дня его окончательно добить… — Но он уже здесь, готов и рвется в бой. — естественно, фигуриста такой ответ вообще, мягко говоря, не устроил. Марио, поняв это, продолжил уже спокойнее, — он в пробку попал, а так бы раньше приехал. — Акинфеев проследил вслед за пальцем Фернандеса, указывающим на худого светлого парнишку, в сопровождении другого, уже темноволосого парня чуть выше и помощнее. На секунду Игорь подумал, что это отец и сын, но данная шальная мысль была быстро отогнана посмеявшимся в голове над таким своим предположением Игорем, когда мужчины чуть приблизились. — А с ним кто? — Фигейра снова умопомрачительно улыбнулся, но тут же меняя выражение лица на мордочку кота из «Шрека». — Это тоже мой друг. Ну Игооорь, одним человеком больше… Ну барашек… — Игорь лишь закатил глаза, подавляя сильное желание забить на все и продолжить тренироваться в гордом одиночестве. Ему вообще-то тоже надо бывать одному и думать (как будто он не занимается этим каждый день в своей холостяцкой квартирке, ага). А думать в его случае надо было быстро. Он до сих пор не решил, что ответить своему агенту на его, так сказать, предложение. Хотя предложением это не было, от фигуриста зависело лишь количество дней, отведенных на «подумать», и Акинфеев это прекрасно понимал, он даже не удивился бы, еще несколько дней назад увидев свое имя в предсоревновательных протоколах и заявках на участие, но просто не хотел туда смотреть уже сейчас, опасаясь оказаться правым в своих предположениях. Ему было тошно от того, что он до сих пор остается привязанным к этим людям, хотя сам ведь много лет назад вальяжно ввалился в их небольшой круг общения, мгновенно становясь его непосредственным центром. Он хорошо помнил, как из них были отобраны несколько детей, а потом их и его самого таскали на разные мероприятия, устроенные высокопоставленными, как позже он узнавал, людьми, чьи имена обычно по традиции нашей страны остаются в тени. Сначала полный амбиций и веры в собственные силы и наличие таланта наивный маленький мальчик совсем не понимал, зачем ему, как какойто кукле, надо ходить, улыбаться, пожимать руки делать комплименты вслед за своими «друзьями», и в его глазах это было простое развлечение, всетаки новая обстановка, другие лица, с абсолютно другими возможностями, красивые женщины, галантные мужчины, задорно смеющиеся, как и он, с таким же горящим взглядом, счастливые… Всех очень забавлял аккуратно одетый веселый мальчишка с длиннющими ресницами и зализанными назад на взрослый манер темными волосиками. Акинфеев с легкостью копировал поведение окружающего общества, обезьянничал, пусть и очень мило, а в ответ люди с ним общались, брали на руки, сюсюкались, Игорю было смешно и хорошо, хоть многообразие лиц сменялось с невероятным темпом, вся эта кутерьма вокруг него одного вселяла чувство собственной важности, вдесятки раз увеличивая прыть всеобщего любимца. И тогда он, конечно, не понимал, почему слышит от тренера что-то наподобие «наша гордость до сих пор носит старую форму», или «перспективный фигурист Игореша хотел бы тренироваться с лучшим тренером». Юному дарованию просто некогда было думать о таких сложных и ненужных вещах, поэтому он радостно мчался далее навстречу новым эмоциям и ощущениям. Позже, когда ему указывали на какого-нибудь дяденьку или тетеньку, рассказывая, кто, что и зачем, юный Акинфеев сильно поражался, вот они… Эти люди, стоявшие над всем богатством, сотнями других людей, огромными землями и предприятиями. И в его детской головке не укладывался такой расклад дел, он не верил во все это, но только на первых порах. Позже нелепое чувство собственной незначительности надоедливо кусало на протяжении всех вечеров. Даже проскакивали завистливые мыслишки, но пока количество амбиций и уверенности было на высоте, до другого не было особо дела. И всем присутствующим он нравился, многие находили его милым, спрашивали, чем тот занимается, и что бы он хотел получить в будущем. Тренер всегда говорил, просить чтонибудь значительное и желательно неопределенное, чтобы люди не скупились показать свои возможности, восторгаясь запросами столь хрупкого создания. К тому же разрешено было фантазировать, конечно, в разумных пределах. Но Игорь не хотел говорить неправду даже для, как ему говорили, его же светлого будущего, поэтому выучил на зубок одну лишь истинную для него фразу. «Я хочу быть великим фигуристом» — звучало весомо и значимо, особенно из его уст. Дальше шли восхищенные ахи-вздохи, а ребенок, выполнивший свою задачу, отодвигался в сторону, дальше эти люди разговаривали о чем-то с тренером. Именно после таких торжеств в спорткомплексе появлялся новый инвентарь, у спортсменов внезапно появлялась новая форма, делали ремонт и стелили новую крышу. Акинфеев тогда был слишком мал, чтобы связывать эти события, просто радовался всему новенькому и чистому. Потом некоторых людей из «тех самых» он видел на трибуне во время своих тренировок, небольших показательных выступлений. И еще видел довольного тренера после разговоров с ними, ярко улыбающегося ему с постоянным «молодец, Игорек». С возрастом, «очень перспективному ребенку» начали наскучивать однообразные сборища одинаковых в своем образе и действиях людей. Он все чаще был отстраненным, реже улыбался, и вообще, ему было откровенно скучно. И не казались теперь ему все эти лица добрыми и жизнерадостными. Чуть включаясь в общее течение мира, познавая новую информацию о месте, где он живет, о населении и иерархии, здесь господствующих «сословиях», теперь подкованный и немного понимающий Игорь сейчас начинал видеть здесь лицемерие и двуличность. Терпел сначала, долго пытался держать язык за зубами, так же улыбался, но скорее вынужденно. Благо в ранней молодости симпатичный был, так это и работало на него. Но затем Игорь и вовсе отказался туда ходить с дурацким вопросом «а зачем?» Недостаточно окрепшему психологически мальчику тогда не объяснили почему, ответили лишь таким уродским в максималистском детском понимании «надо». Акинфеев больше не хотел делать всего этого. Вспомните себя детьми, которые не хотели делать ну очень многие вещи, для взрослых являющиеся рутинной обыденностью. Почему, спросите вы. Да потому что эти самые взрослые просто не сочли нужным сразу объяснить, для чего нужны данные действия. Ребенку просто чуждо делать то, чего он не понимает… В то время лишь один человек, его первый тренер, ярко запомнившаяся в быстро крутящемся колесе его круговорота молодой жизни, Мария Александровна не наплевала на потерявшегося в причинах и следствиях, запутавшегося паренька. Как-то раз после очередного вправления мозгов со стороны других тренеров, порядком задолбавшихся отвечать на его вопрос «для чего» грубым «так надо», она взяла мелко подрагивающего, готового расплакаться тут же Акинфеева за руку и повела куда-то. И здесь, рядом с этой пахнущей печеньем и спортивной мазью женщиной чувствовалось умиротворение, спокойствие, которое потом он будет вспоминать долгие годы с благоговением, здесь Игорь чуствовал безопасность и податливо давал себя вести в неизвестном направлении. — Игорешка. — Женщина вывела мальчика в зал хореографии, где как раз проходила тренировка самой младшей группы детишек, весело носящихся в темненьких трико и юбочках, и села перед ним, пока ничего не понимающим, на корточки. — Видишь, сколько здесь ребят. — Ее рука плавным жестом прошлась по залу, обводя его кругом. Игорь неуверенно кивнул, больше вслушиваясь в мерный тихий ее голос.  — Эти детки только пришли заниматься, и они все очень хотят это делать дальше. — Голос ее был грустный, и Игорь по какой-то непонятной причине ощущал свою вину во всем этом. — Но чтобы они могли это делать без преград, им нужны хорошие коньки, большие залы и хорошие понимающие тренеры. — после заключительной фразы о тренерах все еще не понимающий, куда клонит женщина, Акинфеев вопросительно посмотрел на нее, будто спрашивая «а вы?» — На это взгляд женщина широко улыбнулась, чуть поглаживая Игоря по головке. — Ну не могу же я одна за всеми следить. — Голос снова практически затих. — А для этого нам очень нужны деньги…  — А как же государство? — мальчик деловито посмотрел на женщину, выжидая ответ на свой вопрос, но женщина только горько усмехнулась, чему-то своему несколько раз кивая. — У государства для нас денег нет… — Мягкая ладонь внезапно опустилась на плечо паренька, — Игорь, — Акинфеев, оторвавшись от созерцания процесса занятия, быстро поднял взгляд, посмотрев прямо в ее серые глаза. — Зато у тех людей, которых ты так не любишь, есть. Только вы можете нам помочь. Ну-ка, — она встала наконец на ноги. — Походи еще с Пашей немножко, договорились? — Игорь понял, что от него хотят, и согласно кивнул, беря Марию за руку и выводя из зала в сторону тренерской. Ему не жалко порадовать тренера. И лишь взрослея, он наконец понял, это роковое «кто, что и зачем». Тогда он уже умел различать ложь и искренность. Блеск из глаз при виде пестрой хорошо пахнущей улыбающейся толпы навсегда пропал. Но он все также ходил, здоровался, улыбался, шутил, в душе считая себя последним шутом, но только одна мысль грела и толкала сопротивлявшегося самому себе Акинфеева вперед, где-то там маленькие дети, такие же, как и он сам, благодаря нему имеют возможность полноценно заниматься, двигаться быстрее к своим заветным мечтам, не думать о том, что на пути их следования к вершине успеха встанут такие ужасные понятия, как «бедность», «недоступность обучения» и тому подобные. Но в каждой ситуации есть свои плюсы, и здесь Акинфеев их легко нашел. Средства, что он «зарабатывал» знакомствами и своеобразными публичными выступлениями шли на развитие центра. И сердце Игоря уже не болело за всех его детей, которые были ограничены в финансовых возможностях. Да и сам он не жаловался. Небольшая, но зарплата приятно грела душу, ведь не у всех идеальная работа, правда ведь? Что умеет, то и делает, а если делает хорошо, то грех не воспользоваться? Сюда же шли сборы, дополнительные тренировки, спортивное питание и все за эти же средства. Иногда после этого его мучила совесть, но он отгонял такие умозаключения, ведь сейчас ему гораздо проще жить, ведь, как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Хоть поговорка приобретала немного пошлый и корыстный характер в данном случае, но все же являлась непреодолимой константой и истиной. Да уж, странное начало блистательной карьеры, но времена были неплохие… Игорь плотно погрузился в свои мысли, напрочь игнорируя уже минут пять тщетно пытающегося вывести его из транса Марио, чьи руки яростно размахивали у мужчины перед лицом. — Игорь, в тебя все хорошо? Может тебе воды? — Фернандес слегка наклонился, заглядывая во вновь ожившие глаза Акинфеева, приводя того в себя окончательно. Игорь отмер и встряхнул головой, вспоминая, о чем они говорили до этого. Ах да, друзья Марио. Ну вот почему именно с этим кудрявым чудом он регулярно вляпывается во все подряд, где нужно себя пересиливать и действовать в ущерб своим интересам? Да и плюс еще несколько подобных закатываний, и глаза точно вылезут из орбит.Ну хоть какой-то плюс не видеть всего этого пиздеца. И еще это ванильное прозвище, ну какой к дьяволу барашек, боже… — Маруся, сколько я тебе говорил, не называть меня так. — Игорь? — ясно, короче, ему в принципе пофигу на морали и чувства Акинфеева. Кому он об этом говорит…? Всплеск руками. — Да пусть идут сюда, посмотрим, что из них выйдет. — Марио тотчас расцвел и порывисто, но крайне сильно обнял чуть не задохнувшегося Игорька, уже летя в сторону парней, а Игорь мысленно готовился к хорошей нервотрепке. И не то, чтобы ему было жалко себя, просто сейчас с минуты на минуту на площадку выйдут хоккеисты, и как всегда устроят хаос. Стыдно почему-то будет опять именно ему, он уверен… *** Дзюба как всегда прибыл на место первый и по давней традиции сам выбрал одну из трех пустых раздевалок, собираясь пойти взять ключи на ресепшене. Тут же к нему подбежал радостный Саня, с горящими глазами повествуя о какой-то крутой тачке, которую уже присмотрел для покупки, и они двинулись в сторону главного холла вместе. Но админ им сообщила, что ключи уже взяты от всех трех раздевалок под ответственность директора, и что здесь будет проводиться какое-то масштабное мероприятие. Сказать, что хоккеист был в ярости, ничего не сказать. Его обычно, как капитана, заранее предупреждали о всякого рода происшествиях, но попробовав позвонить директору, Артем бросил это бесполезное занятие, по-скольку про вечно занятый директорский телефон не слышал здесь только ленивый. — Тема. — Дзюба резко обернулся на источник крика. — Здравствуй. — Артем, мастерски скрывший усмешку, дождался, пока запыхавшийся грузный заместитель директора спорткомплекса дойдет до него на своих коротеньких ногах, за которые его когда-то сам Дзюба прозвал «нюня», и остановится со своими метр шестьюдесятью четырьмя где-то внизу. — Так, зачем я к тебе шел… — Низкий лоб мужчины сильно сморщился, пока тот тужился припомнить что-то важное, по-деловому заведя руки за спину и немного покачиваясь на пятках… Да, и еще он широко славился тем, что моментально забывал, о чем хотел спросить или сказать, конечно все его жалели, но и посмеяться, даже его друзья и знакомые, иной раз также были не прочь. Мужчина посмотрел на часы, силясь уже быстрее идти решать внезапные проблемы с раздевалками, но тут его осенило.  — Кстати, Иван Аркадич, что за фигня, почему мне никто ничего не сказал про раздевалки и зал? — Наконец зам встрепенулся, качнув напоследок головой. — Вот зачем шел. В общем, сюда сейчас придет куча народу, и нас попросили предоставить помещения. — И? А нам куда? — Артем вопросительно изогнул бровь. Аркадич был хорошо знаком с тирками своих подопечных хотя бы потому, что сам не раз становился свидетелем интересных сцен, да даже разок ему «посчастливилось» отдирать остервенело рвущегося наподдать Акинфееву Дзюбу от что-то орущего в ответ фигуриста… Поэтому тот решил не выслушивать лишний раз стандартной порции недовольств на этот счет, тут же делая шаг назад, пока глаза быстро забегали в поиске пути к отступлению. — А вы в этот раз с фигуристами, сегодня и завтра, всего-то два дня… — выдавил лишь глупую улыбку, смотря в наливающиеся кровью глаза капитана. — Но… Иван Аркадич… — руки Артема мелко задрожали, захотелось резко что-нибудь ударить, а еще лучшего кого-то конкретного с темно-карими глазами, гордой осанкой и охрененно высоким чсв в перемешку с диким снобизмом. Аркадич лишь хмыкнул напоследок, перед тем как засеменить в сторону коридора. — Да ладно тебе, не в коридоре же переодеваться. В самом деле, че ты как маленький. — Саша хлопнул тяжело дышащего Дзюбу по спине, потянув того за руку в сторону долбанной раздевалки. *** — Знакомься, — Марио чуть подтолкнул ближе к Игорю парнишку поменьше, после чего тот поднял глаза вверх, поскольку был немного ниже, и робко протянул ладонь для рукопожатия. — Саша Головин. — Было хорошо видно смущение парня, голос его был тихий и совсем несмелый. — Мне даже неловко, что такая известная личность, как вы, смогли уделить мне время. — Игорь лишь фыркнул на это пафосное заявление. Ох, знал бы этот Сашка, что своими словами смущал Игоря, отвыкшего от искренней похвалы, от горящих восторженных взглядов, в разы больше. — А это… — К фигуристу придвинулся второй молодой человек, оказавшийся, к удивлению выше самого Игоря и теперь чувствующий неловкость из-за поднятой вверх головы Акинфеева и его сурового взгляда. — Это Александр Ерохин. — До Игоря долго доходит, почему именно второго нужно звать полным именем, а когда все же умная мысль посетила его мозг, мужчина встрепенулся, крепко пожимая протянутую ладонь и улыбаясь. — Приятно познакомиться, парни. Я не знаю правда пока, чему вас учить, но мы что-нибудь придумаем. — Он еще раз улыбнулся, все же не очень уютно чувствую себя, упираясь взглядом одному в лоб, а другому в шею и попутно разговаривая с новыми знакомыми. Ну что же, это будет весело. *** Дзюба, недовольный таким исходом всего произошедшего, сидел насупившись, в углу раздевалки. Конек абсолютно не слушался, и Артем еле сдержался, чтобы не зарычать на несчастный предмет обуви.  — Да ебаный в рот. — Разговаривавший с только что пришедшим Смоловым Кокорин взволнованно обернулся на друга, отвлекаясь от разговора. — Игрочишка, ты чего такой нервный сегодня? — Саня реально переживал за обычно шумного и агрессивно настроенного Дзюбу, чей рот можно было заткнуть порой только шайбой. — Ничего. — Вторая попытка перешнуровать конек все-таки удалась, а то бы хоккеист кинул в конце концов его в стену, как в прошлом году, чтобы лезвие застряло в деревянной части поверхности. — Эй, ну не бери ты в голову, ну хочешь, вместе потом намажем коньки Игоря спиртом? — Саша, удивленный, что шутка не зашла, подошел ближе, нависая над тяжело выдыхающим и согнувшимся в три погибели другом. Ноль реакции. Шлепок. — Дзюба, отомри, блять. — Кокорин снова несильно стукнул ладошкой по широкой чужой спине. Опять ничего.Мужчина отвернулся, но не успел отойти, как резкое движение рукой, взявшейся за край футболки, заставило рвануться назад. — Я тебе не блядь, — голубые глаза насквозь проходили через нутро, от взгляда становилось не по себе. — Плюс, людей судят в меру своей испорченности, Хрюшка Александрович. — снова резкий маневр, и Кокорин уже стоял в вертикальном положении, громко матерясь сквозь попытки Феди как-то его успокоить на заливисто смеющегося капитана. ***  — Ну серьезно, я не могу здесь находиться, тут же как женская раздевалка, здесь не место мужикам. — Артем все не унимался по поводу беспредела/деспотизма/волюнтаризма/садизма, что здесь творился. — Ну не гунди. — Саня подошел ближе, чтобы лучше слышать друга. Раздевалка постепенно наполнялась спортсменами, становилось громко и очень жарко, поэтому ребята решили не смотреть все же стриптиз своих сокомандников, отправившись из раздевалки на трибуны, разумеется, только после того, как Кокорин смог уговорить уперевшегося, ей богу, как барана, Дзюбу, что ну не удобно ему будет топтать плитку холла, а потом подниматься по лестнице аж два пролета в пусть с натянутыми чехлами, но коньках. Артем сразу повеселел, начиная гоготать как не в себя, а Сашка продолжал откровенно ржать на весь вестибюль над глупыми шутками друга про «любимых» фигуристов, радуясь, что наконец к нему вернулся прежний Дзюбиньо.