В хоккей играют настоящие мужчины

В этот же день Артем обратился в адвокатскую контору к давнему приятелю. Но к своему неприятному удивлению получил вкрадчивый отказ примерного содержания, мол, Артем Сергеевич, я тебя всячески уважаю и понимаю, но ничего поделать с твоим делом не могу: прилетит сверху — не выгребу. И что, что шапка ментовская…? У твоего этого — ого-го какие связи, куда мне тягаться… Ну ничего, подумал Дзюба, и обратился в следующее место, затем в еще и еще одно. Пытаясь не злить известного вспыльчивостью спортсмена, везде ему кривенько в обход прямого «идите вы, батенька…» порекомендовали примерно в одних и тех же словах не заниматься ерундой, потому как никто из московских попу ради него с нагретого места не поднимет ни за какие деньги. Ударить может по ним так, что жизнь им испортит артемов мучитель на всех просторах необъятной Родины. Но сдаваться мужчина не собирался. Даже несмотря на насмешливые взгляды владельца клуба, который весьма снисходительно раза два предлагал «спокойно поговорить и не ершиться». Артем пошел шерстить по близлежащим регионам. Спустя какое-то время в области нашелся смельчак, который за снятые еще давно довольно приличные наличные согласился ввязаться в авантюру. Дзюбе было плевать, что нагловатого провинциального вида парень потребовал весьма московскую сумму. Он был готов потратить все, лишь бы сработало. Вскоре был составлен иск, обговорены все условия, — Артему полегчало. Но ненадолго. *** Отношения с Акинфеевым стали такими же, как были до «оттепели», но с одним отличием. Да, Игорь так же смотрел свысока, да, Артем старался уходить раньше его прихода, да, они не разговаривали, да, Игорь ненавидел… Но проблема была в том, что сам Артем ненавидеть не мог. И именно это убивало. Под надменным взглядом, не выражавшим ничего, одолевала теперь не злость, как было до этого, а дикая тоска не известно, по чему именно. От обиды ли, по теплу конкретного человека рядом, — вероятно, от всего вместе. Иногда хотелось бросить все, притащиться к Сергею с повинной и дальше жить так, как жил до этого. Но в глубине души что-то противилось этому и вторило тупой болью, указывая на то, что прежнее ушло и нужно искать пути выхода из порочного круга, иначе… Что именно будет, если случится иначе, Артему вполне представлялось, и это было ужасно. *** Процесс так и не состоялся. Сначала иск отклонили вовсе, затем все-таки приняли, но дело явно затормозилось. Артем все еще надеялся хоть и в нервном ожидании, пока одним вечером адвокат не примчался к Дзюбе под ворота дома, требуя пустить немедленно. С круглыми глазами вернул конверт с авансом и испарился в ту же минуту. Это было ничуть не смешно. Вызванивать парня оказалось бесполезным, а утром на почту пришло привычное письмо с расписанием на неделю с пометками тренера. Вероятно, в этот момент до Артема окончательно дошло, что он попал. Бросив гневный взгляд на макбук, Дзюба потянулся было за телефоном, но тут же руку одернул. Ему очень хотелось в такие моменты отчаяния позвонить Акинфееву. Даже простое молчание на том конце или беспристрастное «слушаю» могло и должно было успокоить, но он не имел право даже на это. Вместо этого Артем созванивался с Кокориным, и по часу а то и больше они разговаривали. Точнее это Кокорин болтал без умолку, рассказывая другу последние новости и призывая встретиться развеяться как раньше. Тему с переменой чужого настроения, правда, хватало ума не поднимать, поскольку в одну из прошлых таких бесед Саша неудачно пошутил по поводу артемова косплея на выражение лица Акинфеева, за что потом динамился Дзюбой с неделю. Притом, Артем сам бы и рад был сменить обстановку, настроение, но что-то удерживало и мешало вынырнуть из болота уныния. Проблема была в том, что не хотелось вообще никуда: бары и другие шумные сборища вне дома отталкивали. Была мысль затащить того же Кокорина с ребятами из команды к себе выпить, но Артем совсем не ручался за то, что в пьяном состоянии его не прорвет и не расскажет он всем присутствующим все, что на душе у него лежит. Это бы означало полный звездец. Поэтому, все, что оставалось, — мерно потягивать из термоса чай с шиповником и безэмоционально смотреть в темнеющую синь за окном. *** — Давай сюда! На меня, да, давай! — орал распаренный Смолов, пролетая мимо чужих ворот, Миранчуку, который напрочь игнорируя возможность выгодной подачи, шлепнул клюшкой с такой силой, что шайба, гулко влепившись в штангу, с треском отлетела обратно. Кокорин весело заулюлюкал, салютуя Дзюбе. — Ту мач, пацаны, победа — за нами, — он подмигнул Лёше, проезжая мимо него. — Федя, блять, все из-за тебя, — клюшка снова ударилась о лед, и Миранчук ловко увернулся от Федора, подскочившего, чтобы дать подзатыльник. — Серьезно…? — Смолов тут же догнал удаляющегося сокомандника и поймал кинутую им бутылку воды. — А не надо меня отвлекать. — Миранчук снова наклонился, чтобы избежать кары в виде фединой руки у себя в волосах и сошел с арены расшнуровать коньки. Следом подъезжали остальные члены команды, среди которых был Артем, наконец согласившийся с подачи Черчесова посетить тренировку, чтобы развеяться. Хотя Сергей и попросил того Артему дать «отдохнуть», Станислав Саламыч хорошо понимал, что в одиночестве и без физической нагрузки жизненные проблемы кажутся непосильной ношей. И теперь настроение действительно было на редкость хорошим, потому как парни, хоть и неосознанно, сделали все, чтобы отвлечь от тяжелых дум. Спустившись вслед за остальными, поддерживая какой-то непринужденный разговор, Дзюба разулся, и они все вместе пошли переодеваться. Спустя полчаса команда не торопясь готовилась покинуть раздевалку, когда дверь с хлестким звуком от потока воздуха открылась и в помещение влетел взъерошенный Акинфеев. В этот момент Артем стоял спиной и не так быстро осознал, почему голоса, бойко разносившиеся по комнате, моментально стихли. — Я, кажется, просил не делать сильных сколов. — В раздевалке было с десяток людей, но Дзюбе сразу стало понятно, кто это и что обращаются именно к нему. Резко развернувшись, он столкнулся взглядом с фигуристом. Конечно, он не забыл об обещании, данным им самим, когда они с Акинфеевым ужинали у него еще тогда и которое неукоснительно исполнял сам и просил всю команду. Он проверял лед каждый чертов четверг, тот единственный день, когда тренировка у него была до игоревой. Дело в том, что ледообрабатывающая машина за те жалкие пятнадцать минут между занятиями снимала лишь сбившийся со льда снег, а для фигурных коньков любая сколь-нибудь глубокая трещина в центре арены критична. Особенно если это широкий и глубокий скол от хоккейного конька, оставленный в пылу стремительной ледовой гонки. Еще Дзюба знал, что последнее время Игорь не выходит на лед, а только лишь консультирует своих протеже, и это, несомненно, очень радовало сейчас… Перед глазами все еще периодически возникала сцена с полуживым Акинфеевым в собственной крови. В этот раз он также проследил, чтобы глубоких сколов на льду не было. Но вспомнил, что, когда они уходили, Сашка затормозил, чуть не доезжая выхода, и закопался, да Артему было не до этого. В этот момент до него дошло. Он тут же зло зыркнул на друга, на чьем лице сейчас отображалось глубокое посрать, и развернулся к Акинфееву. — Ребят, пространство освободите, мы поговорим. — Дзюба отвел глаза от игоревых только для того, чтобы проводить тяжелым взглядом Кокорина, проследовавшего до двери первым. Тот остановился на пороге, с пренебрежением хмыкнул и вышел. — Ты уверен? — переспросил Смолов и на артемов кивок толкнул вперед, к выходу, Миранчука. Все остальные вышли следом, захлопнув после себя дверь. Дзюба подошел к двери. Замок щелкнул. Воцарилась тишина. — Что произошло? — фигурист, напрочь игнорируя вопрос, стремительно преодолел небольшое расстояние между ними. — Какого хера, Дзюба? — Акинфеев прошипел, еле сдерживаясь. Артем с сожалением смотрел на разозленного Игоря. С сожалением о том, что их хлипкое перемирие снова рухнуло. И опять виноват он сам. Расценив молчание иначе, Акинфеев поменялся в лице. — Ты специально… — Не вопрос — утверждение тихо прозвучало из дрожащих губ. — Марио увезла скорая с открытым переломом! Доигрался в пидора, придурок… Все предыдущие слова Артему удавалось терпеть. Но в ту секунду было задето то страшно важное, что составляло его главную душевную боль. Акинфеев не успел дернуться, когда Дзюба, сильно превосходя по массе, с утробным рыком легко сбил плечом в сторону и впечатал его в ближайшую стену. Тонкие игоревы запястья оказались в широких ладонях, и пошевелить зажатыми между их телами руками, придавленными к груди, стало невозможным. Всего, что нужно было сказать, накопилось слишком много. От напряжения застучало в висках. Хотелось просто вырубить хуком с левой и уйти. Но впервые за все разы их стычек в карих глазах напротив не было злости, — теперь в них плескался лишь непокрытый страх и еще что-то странное, совершенно новое, не присутствовашее до этого. С шумом выдыхая, хоккеист, еще плотнее приложил попытавшегося оттолкнуть фигуриста о бетон и впился с укусом в чужие губы. Возня возобновилась. Игорь попытался извернуться, и мокрые мазки артемовых губ попадали на подбородок, скулы, но только не в губы. Плюнув, Дзюба высвободил руки и, обхватив чужую голову, стал покрывать поцелуями все участки кожи не перестающего отворачиваться Акинфеева, но при этом почему-то крепко ухватившегося за низ артемовой футболки. Почувствовав это, Артем замер, нависнув над Игорем, и задержал дыхание. Мгновение он смотрел на загнанно дышащего, раскрасневшегося по щекам и шее Акинфеева с такими же красными обкусанными губами. Гораздо медленнее Дзюба прикоснулся к приоткрытому рту, ловя жаркие выдохи и сквозь чуть прикрытые глаза с восторгом чувствуя, как все еще ужасно напряженный и чуть дрожащий Игорь запускает пятерню ему в волосы и тянет голову на себя, чтобы коротко провести языком по мягким артемовым губам, зацепить им отросшую вокруг них щетину и с едва слышным стоном позволить наконец Артему жадно ворваться своим языком в чужой рот. Отлепившись от холодной стены, Акинфеев, перебирая в пальцах несчастную футболку Артема, остервенело кусая в губы и принимая такие же укусы, вжался в крепко обнявшего его хоккеиста, чьи ладони переместились на талию, затем ниже, с силой сжали ягодицы, делая приподнимаюшее движение, на что фигурист инстинктивно приподнял правое бедро и тут же был подхвачен на руки. Дзюба, едва ощутил, как сильные ноги сжали его талию, ослабил хватку, приопуская Акинфеева и соприкасаясь своим пахом с его. Игорь откинулся назад, прикрывая глаза. Прозвучал высокий протяжный полувскрик-полустон. Дзюба даже не мог себе представить, что тот ТАК умеет. А как громко он будет кричать, когда Артем его… В этот момент раздался мощный стук. Акинфеев грузно спрыгнул на пол, оставаясь в артемовых руках и ошалело оглядываясь на запертую дверь. — Врежь мне. Быстро. — Скомандовал Дзюба. Игорь перевел растеренный взгляд на Артема, совершенно не понимая, что происходит. — Ты в своем уме? — Но тот был настроен весьма серьезно. — Давай же. — Наконец поняв, что от него хотят, Игорь сделал шаг назад и, размахнувшись, ударил в нос. Артем отшатнулся, не ожидав такой силы. Да Акинфеев и сам не ожидал и потому сразу кинулся к прикрывшему ладонью лицо Дзюбе. — Боже, извини, я не хотел… — Рука убралась, и стали видны две алые струйки. Увидев на пальцах кровь, Артем удовлетворенно кивнул и отмахнулся от чужих рук. — Все нормально. Иди вперед как можно быстрее. Буду ждать на задней парковке. — Напоследок он схватил Акинфеева за руку и нежно, стараясь не испачкать, поцеловал. Дверь открылась. Фигурист вышел из помещения, игнорируя стоящего рядом однокомандника Артема, и проследовал вон. Следом степенно вышел Дзюба, прикрывая расквашенный нос. — Черт возьми, Артем, что там было? Я крик услышал. — Смолов подошел ближе, разглядывая повреждения на чужом лице. Но хоккеист лишь молча закрыл раздевалку на ключ. Все разошлись, кроме Федора, даже Кокорин смылся. — Смол, позвони директору, скажи, пусть отменяют ближайшие занятия на сегодня и заливают лед. Оставив ничего не понимающего друга в одиночестве, Артем двинулся к ресепшену, чтобы отдать ключи. Сделав это, он вышел на улицу, тут же подхватил с ближайшего сугроба горсть снега и приложил к ноющему лицу.