***
В городе стоит тишина, за исключением обычных звуков: нежный шепот ветра между зданиями, едва уловимые отголоски музыки вдалеке, изредка слышен скрежет автомобильных шин по асфальту. Изуку проскальзывает между зданиями, движется по улицам, как призрак, держась в тени. С тех пор, как он стал привлекать внимание СМИ, пусть и небольшое, он стал более осторожным и двигается скрытно. Люди узнавали его всего раз или два, и, по возможности, он хотел бы не нарываться. Сегодня он особенно осторожен, потому что следит за кем-то. Он видел этого человека уже несколько раз, он всегда держался в тени и избегал самых оживленных улиц. У него крашеные волосы — платиновый блонд с черными отрастающими корнями, — но что первым привлекло внимание Изуку, так это его одежда. Несмотря на то, что он находится на окраине, несмотря на то, что он пытается быть незаметным, на нем аккуратный темно-серый костюм с синей рубашкой и белым галстуком. Он хорошо сидит на нём, и Изуку видел его одетым только так. Он никогда не выходит на улицу больше двух дней подряд, всегда носит с собой большую черную сумку и черные кожаные перчатки. У него также есть татуировки — набросок чего-то в геометрическом стиле, находящийся чуть выше воротника рубашки и ползущий вверх по шее. Изуку не думает, что что-то из этого само по себе может вызвать подозрение, но вместе — да. Он, конечно, не уверен, но что-то в том, как этот человек двигается и как он одет, напоминает ему зеленоволосого злодея, того самого, с портальной причудой. Это только усиливает подозрения Изуку, когда он следует за парнем, минуя его обычный маршрут патрулирования. Он идет так быстро, что Изуку с трудом поспевает за ним, но пока что ему удается не попадаться на глаза. Они начинают приближаться к окраине этой части города, к промышленному району, который в это время суток в основном безлюден. Промежутки между зданиями становятся всё шире, и вокруг всё меньше звуков, которыми Изуку может прикрыть свои шаги — это заставляет его сердце учащенно биться в горле, и он чувствует своё сердцебиение всем телом. Он видит, как мужчина сворачивает на боковую дорогу, которая в основном представляет собой гравий, насыпанный на старый, потрескавшийся асфальт, и Изуку приходится замедлить шаг, чтобы его сапоги не хрустели во время ходьбы. Человек, за которым он идет, кажется, чувствует себя здесь более уверенно, не боится, что его увидят. Он идет быстрее, решительнее. Изуку соскальзывает с обочины дороги и крадется по густой траве, которая растет по левую сторону. Она всё еще шумит сильнее, чем Изуку хотел бы, но это мягкий шорох, а не отчетливый шум шагов. Изуку делает всё возможное. В этой части города Изуку еще не бывал. По большей части, она заброшена, склады стоят угрюмо и молчаливо на фоне ночного неба. На земле меньше гладкого бетона и асфальта, вместо этого она состоит в основном из светло-серого гравия, и виден неровный, потрескавшийся тротуар. Заборы, окружающие парковки у складов и охраняющие открытые склады, увенчаны колючей проволокой — аккуратные завитки металла темно-серого цвета. Некоторые заборы — из цепей, проржавевшие в местах соединениях звеньев. Это нервирует Изуку так, как никогда не нервирует его другая часть города — та, где разговаривают даже глубокой ночью и не спят до восхода солнца по утрам. Человек, за которым он идет, внезапно останавливается возле небольшого здания из металлических листов, похожего на временное. Однако оно не выглядит новым, и Изуку видит царапины и ржавчину на тех частях здания, где металл не выкрашен в темно-синий цвет, как всё остальное. Окон нет, а дверь — сплошная, без глазка, но Изуку видит, что из-под неё пробивается тонкая полоса тускло-жёлтого света. Изуку уклоняется в сторону и оказывается в тени восемнадцатиколесного грузовика, припаркованного за ближайшим забором. Здание тоже находится за оградой, но задней частью оно касается цепного ограждения, проволока изогнута в сторону маленького строения. Изуку старается дышать как можно тише, пока опускается на землю, забирается под грузовик и прижимается животом к гравию внизу. Под этим углом он видит всё, что находится ниже носа того человека, и этого достаточно, чтобы Изуку мог разглядеть, как он стучит в дверь. Он что-то говорит, его рот двигается, но Изуку не может разобрать слов. Почти кажется, что он поёт. Дверь открывается, проливая тусклый свет на человека в костюме и отбрасывая странные тени на землю. Изуку собирается встать, чтобы подойти к двери и прислушаться, но, к его удивлению, вместо того, чтобы мужчина вошёл, кто-то выходит. Некто выше человека и обут в странную обувь — большие ботинки на платформе, которые отсвечивают тусклым фиолетово-серым цветом. Они сделаны из металла, понимает Изуку, когда из здания выходит женщина и закрывает за собой дверь. Она одета так же, как и мужчина — в черный костюм и бледно-серую рубашку с фиолетовым галстуком, — но у неё странные металлические полосы вокруг запястий, бицепсов и чуть выше колен. Изуку не может больше ничего разглядеть, кроме кончика её подбородка и длинных черных волос, собранных в низкий хвост, но он напрягается, пытаясь расслышать, что она говорит. — … есть? — она спрашивает низким голосом. Изуку едва может разобрать, что она произносит. — Да, мэм, — отвечает мужчина, опускается на колени и ставит свою спортивную сумку на гравий. Он расстегивает молнию, и Изуку наклоняется вперед, пытаясь разглядеть, что внутри, но ничего не может разобрать. Мужчина достает две вещи: бежевую папку, набитую бумагами, и блестящий серебристый компакт-диск в прозрачной пластиковой упаковке. Он протягивает их, и женщина берет их бледной рукой, на каждом пальце которой есть по кольцу, подобному обручам на её теле. — А остальное? — спрашивает она, постукивая одной ногой. Металл выглядит тяжелым, и Изуку гадает, не связано ли это с её причудой. Иначе это было бы неудобно. — На следующей неделе, — говорит мужчина, застегивая сумку. В ней явно есть что-то еще, и Изуку гадает, собирается ли он куда-то после этого, или он держит в сумке и свои собственные вещи. — Хорошо, — говорит женщина, и это звучит так, будто она произносит это сквозь стиснутые зубы. — Но если ты не получишь его к следующему разу, Ярость захочет тебя увидеть, и я не собираюсь пытаться остановить его, — Изуку видит, как мужчина напрягается от упоминания имени Ярости, как он убирает руку от сумки, как его глаза блестят от страха, прежде чем он встает и делает маленький шаг назад. — Я… я принесу в следующий раз, — дрожащим голосом говорит он. — Тебе не обязательно посылать его. — Это я оставлю себе, — говорит женщина, сложив руки на груди. — И это будет платой за твою плохую работу. А сейчас вали, — она поднимает одну ногу, как будто собирается пнуть его, но слишком медленно, чтобы это могло быть настоящей атакой. Но мужчина, похоже, понимает, что к чему, и, подхватив свою сумку, быстро уходит. Изуку, лёжа под грузовиком, следит за каждым его движением. Мужчина двигается судорожно, быстро и, к счастью, кажется, не замечает Изуку. Изуку почти расслабляется, но тут он слышит хруст шагов из-за гравия, поворачивается и видит женщину, идущую к грузовику, её тяжелые ботинки приближаются к нему. Изуку затаивает дыхание, молясь, чтобы это было совпадением, чтобы она не заметила, но её движения слишком определённые, слишком уверенные для этого. — Ну а теперь, — говорит она, приседая. — Что у нас здесь? — Изуку не успевает среагировать, как её рука протискивается вниз, холодные пальцы обхватывают его запястье и дергают, вытаскивая его голову и плечи из-под грузовика. Гравий впивается ему в живот и грудь даже через рубашку, и он поднимает голову, пытаясь высвободиться из её хватки. На ней гладкая маска из того же темного металла, которая начинается чуть выше верхней губы и закрывает всё лицо, с тонкими, изогнутыми овалами над глазами. Изуку может видеть блеск её глаз сквозь щели, и, насколько он может судить, маска ничем не прижата к лицу. Её волосы гладкие и ровные, а в них — ободок, который держит два металлических кроличьих уха, тонкие кусочки металла, острые по краям. Они должны быть тяжелыми, даже несмотря на то, какие они тонкие, хотя и кажутся невесомыми, когда двигаются без усилий в тот момент, когда она, хмурясь, наклоняет голову к нему. — Разве ты не?.. — она тянется к его лицу, и Изуку отдергивает голову, упираясь ногами в землю и пытаясь освободиться. Она только вздыхает, и хватка на его запястье становится всё крепче, её кольца впиваются в кожу с болезненной силой. Он не может отстраниться, когда она тянется другой рукой к его лицу и длинными тонкими пальцами срывает с него маску. — Отпусти меня, — шипит он, стискивая зубами её пальцы, когда она тянется к его очкам. — Или что? — невпечатлённо говорит она. — Не двигайся так много, или мне придется сломать тебе запястье, — Изуку рычит на нее, всё ещё пытаясь отстраниться, когда она хватает его очки и срывает их с лица, распуская при этом его волосы из хвостика. Он не знает, чего ожидал, но точно не того, что она отшатнётся назад от удивления. Женщина моргает, что едва заметно сквозь маску, а затем отпускает его запястье. Она смотрит на него с минуту, пока он отшатывается назад, пытаясь увеличить расстояние между ними. Изуку тяжело дышит, его сердце пытается вырваться из груди. Он чувствует себя голым без маски и очков и уже видит, как на запястье начинают формироваться темные синяки. Она встает, но Изуку видит только до уровня её коленей, затем слышит её вздох и наблюдает, как она смахивает гравий с брюк. Она стоит там мгновение, кажется, ожидая чего-то, затем начинает уходить. — Только не попадись снова, — говорит она на ходу, так тихо, что Изуку приходится напрячься, чтобы расслышать. — В следующий раз я не буду так добра, — Изуку смотрит и ждет, пока она не вернется в здание и не захлопнет за собой дверь. Но даже тогда он остается под грузовиком ещё на несколько минут, прислушиваясь к звуку собственного дыхания, быстро и горячо отдающегося в ушах, к тому, как его сердце медленно возвращается к нормальному ритму. Его запястье болит, он покрыт тонким слоем пота, и его на лбу выделяется ещё больше, когда Изуку протягивает неповрежденную руку, осторожно затаскивает очки обратно под грузовик и надевает их, сдвигая на волосы. Затем он берет маску, натягивает её, и ему становится от этого лучше. Ему требуется некоторое время, чтобы выскользнуть из-под грузовика и вернуться домой, но он не хочет рисковать. Он движется так медленно, так осторожно, и позволяет боли в распухшем запястье напоминать ему о том, что он был на волоске от смерти.***
На следующий день у Изуку тренировка с Айзавой. Он надел свою форму с длинными рукавами и капюшоном, хотя сейчас слишком тепло, чтобы надевать толстовку. Она прикрывает кольцо синяков вокруг запястья, расцветающих темно-фиолетовыми и красными цветами, что типично для свежего повреждения. Хуже всего выглядит опухший след возле большого пальца, на торчащей там кости. Если Изуку присмотрится, то может увидеть отпечатки её колец на синяках, которые темнее и краснее, чем остальные участки. Он двигается медленнее, чем обычно, не так быстро блокирует, и он знает, что Айзава замечает это. Это видно по тому, как Айзава облегчает ему работу, предупреждает его перед тем, как нанести удар, который Изуку должен блокировать, чаще останавливается, чтобы проинструктировать Изуку о его действиях. Изуку остается только надеяться, что Айзава просто думает, что он устал после «интенсивного курса Бакуго», как его называли остальные. В основном, они просто вместе бегали и качались в спортзале, но Каччан настаивает, что после предстоящего экзамена по английскому языку будет труднее. Он сказал, что Киришима и Ашидо провалят экзамен, если он даст им хоть один повод отлынивать от учебы, поэтому он был с ними помягче. Во всяком случае, так он говорил. Изуку считает, что, заметив, что некоторые из них немного не в форме, Каччан пересмотрел планы тренировок, чтобы они подтянулись. От размышлений Изуку отвлекает Айзава, наносящий удар ногой в его левый бок, который он инстинктивно блокирует левым предплечьем. Однако Изуку немного промахивается, его движение замедляется из-за скованности мышц, вызванной тем, что во время ночного патруля он так много времени провёл под грузовиком. Удар Айзавы, хорошо поставленный и контролируемый, попадает в руку Изуку прямо в то место, где внешняя сторона руки соприкасается с запястьем — в серьёзный синяк, который он там скрывал. В руке вспыхивает яркая, невыносимая боль, и Изуку видит белую вспышку, когда он наклоняется, сжимая запястье и закрывая глаза от волны боли. — Мидория? — приоткрыв один глаз, он видит, что перед ним стоит нахмуривший брови Айзава. — Дай мне посмотреть, — говорит он, протягивая руку. Его взгляд устремлен на руку Изуку, которую он прижимает к груди, но Изуку только качает головой. — Всё в порядке, — говорит он, хотя его губы слегка подрагивают. Он заставляет себя отцепиться от руки, снова поднимает кулаки и встаёт в некое подобие боевой стойки. — Я могу продолжать. Айзава вздыхает, затем молниеносно протягивает руку и хватает Изуку за кисть, тянет его руку вниз, а другой рукой задирает рукав его толстовки. Изуку сопротивляется, и Айзава позволяет ему отдернуть руку, но уже поздно. Рукав толстовки Изуку задрался до локтя, и спортивная форма не скрывает окольцовывающих запястье синяков. В ярком флуоресцентном свете спортзала всё выглядит еще хуже, и Изуку чувствует, как тревога поднимается в горле, когда Айзава встречается с ним взглядом. — Ты должен предупреждать меня, если ты ранен, — твёрдо говорит он, — прежде чем мы начнем тренировку, — его взгляд опускается к запястью Изуку, когда тот осторожно обхватывает его другой рукой. — Кто это с тобой сделал? — в голосе Айзавы есть какая-то нотка, которую Изуку не может уловить. — Н-никто, — отвечает он, качая головой. Кровь стучит в ушах, и Изуку делает шаг в сторону от Айзавы. — Это похоже на отпечаток руки, — голос Айзавы тусклый, но серьёзный. — Это была твоя мать? — его лицо мрачно, а губы сжаты в тонкую линию. — Нет! — вскрикивает Изуку, распахивая глаза от удивления. — Моя мать ни за что бы не стала, — Айзава просто кивает, похоже, поверив ему. — Значит, кто-то в школе? — Айзава слегка наклоняет голову в сторону. — Бакуго? — Э-этого никто не делал, — Изуку быстро качает головой, одергивая рукав толстовки. — Всё хорошо, правда, — пытается убедить он, умоляюще глядя на Айзаву. — Это выглядит хуже, чем есть на самом деле. — Я сомневаюсь в этом, — говорит Айзава, делая шаг к Изуку. Изуку отступает, сердце падает в пятки, дыхание сбивается. Айзава, кажется, замечает это и делает паузу. — Можно мне уйти? — выпаливает Изуку, его взгляд метнулся к двери, а затем снова к Айзаве. Он чувствует себя загнанным в угол, хотя позади него ничего нет, и он здесь не в ловушке, не как под грузовиком. Он знает, что Айзава не причинит ему вреда, не нарочно, но он не хочет, чтобы сейчас чья-то рука притрагивалась к его запястью. — Ты можешь пойти к Исцеляющей Девочке, — говорит Айзава, вздыхая. — Я пойду с тобой. — Я-я могу пойти один, — говорит Изуку, и Айзава смотрит на него в ответ, проходя мимо Изуку к двери, ведущей из спортзала. Они в тишине доходят до кабинета Исцеляющей Девочки, и Айзава держится всего в нескольких шагах впереди Изуку, на достаточном расстоянии, чтобы наверняка услышать, если он попытается улизнуть. Изуку знает, что лучше этого не делать. Солнце опускается за деревьями на окраине кампуса, и это придает теням странный вид, словно они нарисованы. Изуку наблюдает за ними, пока они не доходят до медкабинета. Дверь в кабинет Исцеляющей Девочки закрыта, но Айзава все равно подходит к ней, достает из кармана ключ и отпирает её с тихим щелчком. — Она здесь? — спрашивает Изуку, когда Айзава толкает дверь, открывая тёмную комнату. Айзава оглядывается на него, протягивая руку, чтобы щёлкнуть выключатель. — Похоже, что нет. Я не врач, но знаю достаточно, чтобы понять, растяжение ли это, и приложить лед, — говорит Айзава, заходя в лазарет. Изуку задерживается на секунду, а затем следует за ним, жалея, что не убил себя и не избавился от травмы прошлой ночью. Он думал об этом, но Изуку разбудил маму, когда вернулся домой, и не хотел, чтобы она вошла к нему; и он, конечно, не хотел снова сбегать, не так близко к тому времени, когда ему пора было просыпаться. "Тупица, — подумал он. — Я оказался в этой ситуации только потому, что мне было лень самому всё исправить". Изуку стоит в медкабинете, где почти всё освещение ещё не включено, и смотрит, как Айзава роется в ящике стола. Тот поворачивается к нему, держа в руке эластичный бинт, и идет обратно к Изуку. — Дай мне посмотреть, — говорит он, лицо его бесстрастно и безучастно. Изуку сглатывает и протягивает запястье, зная, что лучше не пытаться спорить. Айзава засовывает бинт подмышку и берет запястье Изуку — его прикосновение мягкое и легкое, Изуку почти не ощущает его. Он задирает рукав толстовки, и Изуку задается вопросом, воображает ли он себе легкую хмурость на лице Айзавы. — Я собираюсь надавить на него в нескольких местах, — говорит Айзава, поднимая глаза и устанавливая зрительный контакт с Изуку. Изуку просто кивает, чувствуя, как его лицо краснеет от смущения. Айзава, кажется, не замечает этого, снова смотрит на запястье и надавливает мозолистыми пальцами на сустав. Давление причиняет боль, и Изуку не может не шипеть из-за этого. Айзава быстро поворачивает запястье и осматривает его, мягко сгибая руку Изуку во всех направлениях. — Это просто сильный ушиб, — говорит Айзава, убирая руки и доставая бинт из-под мышки. — Я собираюсь забинтовать её, а ты должен прикладывать лёд и держать её в приподнятом состоянии. Ты ведь правша, верно? Изуку, немного удивляясь, кивает. Айзава снова берёт его руку и ловко наматывает бинт на поврежденный сустав. Ткань кажется грубой, и ощущение от соприкосновения с раздраженной кожей Изуку немного болезненно, но компресс это притупляет. — Хорошо, тогда ты сможешь писать, — он заправляет конец бинта под петлю, завершая перевязывание. — Я принесу тебе немного льда на время поездки домой, — говорит он, поворачивается и идет обратно к холодильнику в глубине комнаты. Изуку наблюдает за ним мгновение, затем опускает взгляд на свое запястье, аккуратно обернутое бежевой тканью. — Сенсей? — спрашивает он едва ли не шепотом. — Да? — отвечает Айзава, поворачиваясь к нему с пакетом льда в руке. — Простите, — шепчет Изуку, опуская взгляд в пол. Он слышит шаги Айзавы по плитке, а затем тихий вздох. — Не извиняйся. Просто скажи мне в следующий раз, если тебе будет больно, — Изуку поднимает на него глаза, и Айзава встречает его взгляд с серьезным выражением лица. — И, Мидория, ты можешь поговорить со мной, если что-то происходит. Изуку просто кивает, не обращая внимания на слезы, наворачивающиеся на глаза, когда он берёт пакет со льдом у своего учителя.