повезёт в следующий раз

Утром перед спортивным фестивалем из воздуха наконец-то пропала сырость многодневного дождя, из-за чего оно было особенно прекрасным и светлым. Было и не жарко, и не холодно, но Изуку, одетый в спортивную форму, всё равно дрожит и потеет, когда стоит вместе с классом 1-А, а чистый утренний солнечный свет освещает арену, на которой он находится. Мелкий гравий под его ногами — почти песок, на самом деле — немного хрустит, когда он беспокойно переминается с ноги на ногу. Он видит, что не только у него нервы на пределе: рядом с ним Урарака продолжает нервно сглатывать слюну, а Иида снова и снова сжимает и разжимает кулаки. Изуку наблюдает за тем, как Полночь выходит на сцену с микрофоном в руках. — Добро пожаловать на ежегодный спортивный фестиваль ЮЭй! — Полночь улыбается, протягивая руку зрителям и ученикам, выстроившимся классами в шеренги. Несмотря на якобы ограниченную аудиторию, людей достаточно, чтобы раздался громкий рёв аплодисментов, от которого по лицу Изуку скатилась бисеринка пота, и он прикусил нижнюю губу. Они так долго готовились к этому, и это так важно. Изуку нужна хорошая стажировка и хорошая репутация с первого года, если он хочет попытаться стать первым «официально» беспричудным героем. Ни одно агентство не возьмет его, если его послужной список не будет безупречным, и он не настолько оптимистичен, чтобы думать, что получит стажировку, если не будет входить хотя бы в тройку лучших. Он не очень-то слушает Полночь, когда та рассказывает об истории этого мероприятия, объявляет третьекурсников и второкурсников. Возможно, это грубо с его стороны, но вместо этого Изуку сосредотачивается на своем дыхании, постукивая пальцами по внешней стороне бедер в такт биению сердца. «Я не могу тратить энергию на беспокойство, — говорит он себе. Этот адреналин понадобится мне позже, для испытаний». Он много думал об этом, и он хочет пройти через первые два испытания максимум с двумя смертями. Его текущий предел, похоже, составляет около четырёх или пяти смертей, и он хочет быть в отличной форме к турниру. Изуку также не уверен, в какое время причуда вернёт его, когда он умрет; пока что она, похоже, избавляет его от опасности, но реальной опасности в рамках спортивного фестиваля нет. Каждый раз, когда Изуку убивал себя просто ради того, чтобы умереть, его перемещало всего на мгновения до того, как он это сделал, что означает наличие шанса, что он вообще не сможет использовать свою причуду, чтобы переделать испытания. Он, конечно, попытается, если до этого дойдёт, но Изуку намерен выиграть первый раунд без использования причуды. — Представитель первогодок в этом году из класса 1-А, Катсуки Бакуго, — говорит Полночь, и упоминание его класса вместе с Каччаном отвлекает Изуку от мыслей. — Бакуго занял первое место на вступительных экзаменах, поэтому он будет говорить от имени первокурсников. Бакуго, подойди, — Полночь делает жест, и Изуку наблюдает, как Каччан, нахмурившись, поднимается на сцену. Изуку прикусил губу, вспоминая речи второго и третьего курсов, которые он, признаться, проигнорировал. Однако по тому, как публика аплодировала, а ученики негромко хлопали, было ясно, что они говорили что-то позитивное и вдохновляющее. Когда Каччан ухмыляется, и на его лице появляется маниакальная злость, которую он часто демонстрирует в бою, Изуку не думает, что эта речь будет такого же рода. Его опасения подтверждаются, когда Каччан начинает рычать в микрофон, выплевывая что-то о том, как он собирается победить. Забавно, что после первых нескольких слов Изуку даже не слышит его за тихим гулом и освистыванием толпы. Изуку нервно переминается с ноги на ногу, всматриваясь в лица других первокурсников, и ему приходится сглотнуть комок в горле, когда он видит, как они все смотрят на класс 1-А, словно те лично их оскорбили. Изуку предполагает, что так оно и было, учитывая, как Каччан рычит в микрофон. Полночь выглядит нервной, стоя на сцене, и она подталкивает Каччана в сторону, забирая у него микрофон. — Ну, это было… — она прочищает горло. — Это было нечто. С учетом всего вышесказанного, я хотела бы объявить первое событие фестиваля для первокурсников этого года! — Изуку сжимает челюсть, когда Полночь улыбается, наклоняясь вперед, чтобы послушать, хотя её голос теперь звучит четко, а аудитория затихает в ожидании. — Первым испытанием в этом году будет полоса препятствий! Мы скоро начнем, поэтому все одиннадцать первых классов должны пройти к старту, как только я закончу инструктаж. — Вам предстоит пройти в сумме четыре километра вокруг внешней стороны стадиона, — говорит Полночь, указывая жестом на большую арку, обозначенную как место старта. — Вы, конечно, можете использовать свои причуды сколько угодно, но не сходите с дистанции! Целенаправленное выведение из строя другого студента также запрещено. А теперь, — машет она рукой, — выстраивайтесь на линии старта! Изуку следует за одноклассниками: они быстро идут к большому коридору, который обозначает вход на полосу препятствий. Он заперт, закрывая Изуку вид на то, что на самом деле находится на полосе препятствий, но его это не удивляет. Металлический барьер напоминает барьер ЮЭй, и возникает столь странное чувство чего-то знакомого, когда Изуку смотрит на него. Он делает глубокий вдох, расслабляя мышцы и выравнивая дыхание. «Что бы ни случилось, это всего лишь фестиваль, — напоминает он себе. Всё будет не так плохо, как в USJ, потому что никто не умрёт. Ну, кроме, может быть, меня», — думает он с небольшой улыбкой. Когда ворота открываются, он вырывается вперёд, ещё не успев об этом подумать. Конечно же, он сразу видит роботов и узнает их с ухмылкой. «Я знаю, как их победить», — думает Изуку с ликованием, ведь он уже много-много раз справлялся с ними на вступительном экзамене. Он бежит, проталкиваясь мимо учеников, как во время проникновения СМИ, и быстрое передвижение по асфальту, успокаивает его — те же самые ощущения, как и во время патрулирования. Сам того не осознавая, Изуку готовился к этому долгое, долгое время, и он усмехается, проталкиваясь мимо группы студентов как раз в тот момент, когда под их ногами с треском распространяется лёд. «Тодороки», — отмечает он и поворачивает голову, видя Тодороки, Каччана и Яойорозу, бегущих почти вровень друг с другом. Изуку снова переводит взгляд вперёд, наблюдая за стремительно приближающимися роботами. Они не двигаются особенно быстро — вместо этого они ходят вокруг медленными, выверенными движениями, но Изуку не замедляется, приближаясь к двухочковому, который был на экзамене, приседая на секунду, чтобы подготовиться и с прыжка нанести удар. Он ударяет его по лбу пяткой — раздаётся удовлетворительный лязг металла, и робот рушится под ним. Изуку впечатывается пятками в его плечо, используя импульс его падения, чтобы снова двинуться вперед. У него складывается впечатление, что на полосе препятствий он один, потому что единственное, на чем он сосредоточен — это бежать вперёд, уворачиваясь от тел падающих роботов и скрежеща ногами по дорожке. Мышцы в икрах горят от приятной боли, которая обычно возникает во время патруля, когда он бежит по пустым улицам и одиноким крышам, а лязг и крики остальных, сражающихся с роботами — единственное, что напоминает ему, где он находится. Изуку продолжает бежать, ухмылка широко растягивается на его лице, когда он проходит мимо последнего робота, нулевого, который, как он уже видит, покрывается ледяной коркой. Обломок — большой плоский кусок металла — пролетает мимо него, и Изуку импульсивно протягивает руку и, схватив его, бежит с ним дальше, зажав под мышкой. Обломок тяжелый и неудобный, но он помнит вступительный экзамен, когда ему понадобился кусок металла, чтобы использовать его как рычаг, чтобы вытащить Урараку из-под завала. Изуку молится, чтобы его усилия здесь впоследствии окупились, а если нет, что ж, не то чтобы он не может попробовать еще раз. Он видит следующее препятствие и даже почти не замедляет шаг. Веревки, соединяющие каменные столбы, висящие высоко над дном дорожки, тонкие, но они не мокрые, не холодные и не скользкие. Изуку, почти достигнув края, резко прекращает бежать, создавая этим облако пыли. Он засовывает кусок металлического листа, который несет, в пояс брюк — это неудобно и неловко, но зато освобождает обе руки. Обхватить руками веревку и переползти по ней легко — после стольких ночей лазанья по зданиям и пожарным лестницам под проливным дождем и без света. Веревка мягкая и прочная под его руками, и он радостно отмечает, что у него есть дополнительное преимущество — он не боится упасть, не после стольких прыжков с крыш. «Наверное, я должен поблагодарить за это Каччана», — думает он про себя, когда его друг детства проносится мимо него, с помощью взрывов легко перемещаясь между столбами. Изуку заставляет себя сосредоточиться на том, чтобы держать одну руку впереди другой, пока мимо него проходит всё больше людей, например, девушка с розовыми волосами и реактивным ранцем. Он знает, что по-прежнему опережает, по крайней мере, большую часть группы, и не знает, каким будет последнее препятствие. Изуку всё еще может догнать их, но это не значит, что ему не обидно ползти вверх ногами по веревкам, в то время как другие могут буквально перелететь через них. Это несправедливо, и это напоминает ему о том, что ему пришлось сделать, сколько раз он должен был умереть, чтобы попасть сюда. «Но это не имеет значения, — думает Изуку, — потому что я всё равно их одолею». Изуку вскарабкивается на твердую землю в конце пропасти, его руки начинают болеть от того, как крепко он сжимал веревку. Он встает на ноги, его грудь сильно вздымается и опускается при каждом вдохе, оглядывается назад, вытаскивая свой кусок металла и засовывая его обратно под мышку. Изуку охватывает волна облегчения, когда он видит, что пропасть по-прежнему проходит полно других учеников. «Я не отстал, — думает он, улыбается и поворачивается, чтобы снова побежать вперед. — Я впереди!». Изуку видит впереди пустое поле, и на мгновение он в замешательстве. Затем он замечает знак, ярко и радостно сообщающий «Внимание! Мины!» крупным шрифтом. Он ловит взглядом Тодороки и Каччана, которые, неловко пробираясь через рыхлую землю, идут по минному полю. Это замедляет их продвижение — и Изуку делает шаг вперёд; в его голове уже формируется план. Пара учащихся проходит мимо него, когда он начинает раскапывать мины, используя этот кусок металла в качестве лопаты, но он игнорирует их недоверчивые взгляды. Он видит, как одна из мин срабатывает, когда студент оступается — и ярко-розовый взрыв дает ему надежду, что это сработает, а не просто убьет его и заставит начать всю гонку заново. Мины расположены довольно плотно, а почва, покрывающая их, рыхлая и влажная, вероятно, из-за дождей на прошлой неделе. Пальцы Изуку покрыты слоем сырой земли, крошащейся, песчано-коричневой субстанцией, которая пахнет соснами и чистой водой. Куча собранных им мин, к каждой из которых прилипли куски земли, становится всё выше, и он решает, что можно с этим заканчивать, когда ему начинает требоваться больше времени, чем ему кажется рационально потратить, чтобы найти нетронутую мину. Он берёт лист металла, держит его перед собой обеими руками и делает глубокий вдох, после чего ударяет им о кучу мин, прыгая на нее сверху так быстро, как только может. Сила взрыва не идет ни в какое сравнение с шумом, и это напоминает Изуку о геройской тренировке с Каччаном на второй день занятий в школе. У него звенит в ушах, и розовая пыль закрывает обзор, когда он летит вперед, изо всех сил вцепившись в переднюю часть своего металлического «транспорта». От удара о землю у Изуку трещат суставы, но он не останавливается, поднимает щит и бежит вперед. Он видит, что Каччан и Тодороки бегут за ним, причем Тодороки смотрит на него, стиснув зубы. Изуку не может за ними угнаться, тем более, что Тодороки начинает замораживать землю под собой, делая его неуязвимым для мин, а Каччан просто использует взрывы своей причуды, чтобы пролететь прямо над землей, соприкасаясь с поверхностью только каждые десять секунд или около того. Изуку сжимает челюсти и, продолжая бежать, снова выставляет щит перед собой, ударяя им по мине, на которую собирался наступить, с такой силой, на какую только был способен — сильнее, чем в первый раз. Это срабатывает, и Изуку слышит грохот взрывов вокруг себя, когда он отпускает щит и летит по воздуху, словно выпущенный из ракеты. Его руки бесполезно болтаются, он инстинктивно тянется, чтобы зацепиться за что-нибудь, но чувствует только воздух. Это похоже на прыжок с крыши, только он не знает, что будет в конце. Когда он падает на землю, он слышит громкий возглас, который, как он знает, может означать только одно, но он всё еще не верит в это, пока не поднимается на колени, не оглядывается назад, чтобы увидеть финишную черту в нескольких футах позади себя, и не видит, как Тодороки перепрыгивает через нее с мрачным выражением лица и бисеринками пота на лбу; его волосы влажные и прилипают к коже. Изуку ошеломленно смотрит, как Каччан тоже пересекает финишную черту. Изуку поднимается и переводит взгляд на дистанцию, видя, как мимо пробегают другие ученики. Кажется, что с каждой секундой людей становится всё больше и больше, и он не двигается с места, пока не чувствует прикосновение чьей-то руки на своей. — Деку, ты действительно финишировал первым? — это Урарака, её лицо покраснело от напряжения, а рот расплылся в широкой ухмылке. — Ты великолепен! Пойдем присядем, пока объявляют результаты. Думаю, мы оба точно перейдем в следующий раунд, — она берёт его за руку, и он моргает, выходя из оцепенения. Его живот словно наполнился чем-то горячим и насыщающим, и он широко улыбается. — Я первый! — щебечет он, пока Урарака ведет его к площадке перед сценой, где результаты проецируются на экран, а имена добавляются по мере того, как финишируют новые ученики. Урарака хихикает: — У тебя получилось! Ты занял первое место! — они потные, но Урарака крепко обнимает его, когда они подходят к месту перед сценой. — Я знала, что мы пройдем, — её голос звучит тепло и счастливо, когда она отпускает его, всё еще слегка прислоняясь к его руке, пока Полночь идет на сцену. — Так, отлично, внимание все! Я собираюсь объявить результаты и также дать некоторую информацию о следующем испытании, а затем у нас будет небольшой перерыв, — она нажимает кнопку на маленьком пульте в своей руке — и экран позади неё сдвигается, показывая только некоторые места. Изуку видит свое имя наверху, рядом с цифрой 1, и его улыбка становится такой широкой, что сводит щёки. — Первые сорок два студента, закончившие гонку, перейдут во второй раунд! Второй раунд будет представлять собой битву колесниц, цель которой — получить головные повязки от других студентов, чтобы набрать наибольшее количество очков. Очки будут начисляться, начиная с пяти очков за сорок второе место, увеличиваясь на пять очков за каждое место до второго, — Полночь улыбается. — Студент, занявший первое место, будет исключением и получит десять миллионов баллов! — она нажимает на кнопку, и значения баллов появляются рядом с их именами. Изуку видит свое имя с 10 миллионами очков, чуть выше Тодороки, у которого 205. Изуку моргает, не понимая, что происходит. — Десять миллионов? — Урарака делает громкий вдох рядом с ним, её голос наполнен благоговением и удивлением. — Все будут нацелены на тебя… — Я объясню больше, включая то, как будут отбираться команды, после десятиминутного перерыва! Воспользуйтесь этим временем, чтобы сходить в туалет, восстановить силы и переодеться в новую форму, если ваша была повреждена во время первой части. Все, кому нужна первая помощь, должны подойти к бело-красной палатке, расположенной в северо-западном углу стадиона. Увидимся через десять минут! — Полночь ухмыляется, отключая микрофон, а Изуку сглатывает огромный комок в горле. — Я отойду в туалет, — шепчет Изуку, поворачивается и уходит, не дожидаясь ответа Урараки. Он даже не уверен, что она его слышит. Изуку идет на негнущихся ногах, делая неровные шаги по направлению к туалету. Он не обращает внимания на то, что всё еще слышит роптание своих друзей, всё ещё может различить гул аудитории. Он слушает барабанный бой своего сердца в ушах, ровный ритм, которому соответствуют его мысли. Десять миллионов очков. Десять миллионов очков. Десять миллионов очков. Изуку тоже пытается согласовать свои шаги с биением сердца, но оно слишком быстрое. Он проскальзывает в ванную комнату, предназначенную для студентов, участвующих в фестивале. Здесь пахнет чистящим средством с лимонным ароматом и антибактериальным мылом, и тут очень тихо, если не считать постоянного капания одного из кранов. Изуку останавливается перед раковиной и поворачивает вентиль, перекрывая воду до конца, затем смотрит в зеркало, на свое лицо. Он бледный и вспотевший, на его щеке и плече маленькие розовые пятнышки, вероятно, от мин. Он протягивает руку вверх, чтобы вытереть щеку, но, увидев, как сильно дрожат его пальцы, решает вместо этого опустить руку и крепко хватается за поверхность раковины. Дело в том, что Изуку мог бы пройти через битву колесниц при нормальных обстоятельствах. Он мог бы сформировать команду с нужными людьми, приложить все усилия и упорно работать, и, вероятно, смог бы дойти до третьего раунда. Если бы у него была причуда, о которой бы знали его друзья, он мог бы собрать команду, которая встала бы на его сторону и боролась бы за победу. Если бы он не занял первое место, он смог бы собрать команду, несмотря на свою беспричудность, потому что не был бы самой большой мишенью в игре. Но сейчас? С его десятью миллионами очков и беспричудностью он просто огромная бесполезная обуза. Неважно, что он прошел полосу препятствий без использования причуды. Важно то, что в битве колесниц отсутствие причуды сделает его уязвимым, и все это знают. Он облажался. Изуку идёт медленно и спокойно к последней кабинке туалета. Он никогда не делал этого в общественных местах, но он не может никуда подняться на достаточную высоту, не сейчас, и не похоже, что у него есть другой выход. Он закрывает дверь кабинки и садится на пол, ощущая холодную плитку под ним. Он прислушивается и всё ещё слышит, как капает кран. Наверное, он сломан. Изуку лезет в карман брюк и достает свой маленький футлярчик для таблеток, открывает его и достает бритву. Она блестит в ярком флуоресцентном освещении, отливая легким серебристым оттенком. На боку выбито название бренда, и Изуку думает, что это забавно, что часто последним, что он читает перед смертью, является имя бренда. Он закатывает рукава, обнажая шрамы и рубцы чуть выше и ниже локтевого сустава от порезов за последние несколько недель. Здесь нет ни одного шрама от самоубийства, но он знает, в каком месте, насколько глубоко и с какой силой давить на лезвие, как будто он пытается прорезать между двумя костями в предплечье. Сначала он режет правое запястье; некоторое время назад он узнал, что так можно быстрее истечь кровью. Кровь начинает вытекать почти сразу, и он меняет руки, разрезает левую руку и со вздохом опускает бритву на пол. Он откидывается назад, упирается затылком в кафельную стену позади себя и закрывает глаза. Он чувствует пульсацию своей крови, вытекающей из горящих ран на руках, но, более того, он чувствует то ощущение спокойного, ясного расслабления, которое он всегда испытывает в такие моменты. Это приятно, и Изуку ощущает себя умиротворенным, даже когда он чувствует шум в ушах и леденящее ощущение потери крови. У него быстро начинает кружиться голова, кровь образует под ним лужу и промокает штаны, когда он слышит, как открывается дверь в туалет. Он слишком далеко, чтобы вздрогнуть, но всё же приоткрывает один глаз и мутным зрением наблюдает, как пара стандартных туфель в спортивной форме делает шаг внутрь, а затем замирает. «Этот человек, наверное, почувствовал запах крови, — думает Изуку. — А может, я тяжело дышу?». Его дыхание кажется неглубоким и быстрым, но это нормально для истекающего кровью. Ему это даже нравится. Так кажется быстрее, так он скорее растворяется в темноте, чем если бы он пытался успокоить дыхание. Он слышит бешеный стук ботинок по кафелю и снова закрывает глаза, как раз в момент, когда вошедший стучит в дверь его кабинки. Изуку делает глубокий вдох. Он должен был беспокоиться о том, что его спасут, но единственное, что он чувствует в данный момент — это приятный гул в груди, собирающийся вокруг ребер. Он даже не знает, подчинятся ли ему руки. Ему интересно, может ли он ими пошевелить, но он не пытается. — Блять, — говорит человек по ту сторону двери. Его голос знаком Изуку, и, возможно, поэтому Изуку не удивлен, что защелка двери кабинки обледенела, прежде чем её выломали аккуратным ударом. Тодороки протискивается внутрь, несочетаемые глаза расширены от страха, и Изуку может только думать: «Я не помню, как снова открыл глаза». — Мидория? — Тодороки судорожно делает вдох, на мгновение задерживается, а затем бросается вперёд и падает на землю. Изуку смотрит, как он приземляются в лужу крови и как темная жидкость впитывается в его спортивные брюки. Изуку невнятно мычит в ответ, не сопротивляясь, когда Тодороки хватает одну из его рук и начинает прижимать ладонь к ране. Это больно, но Изуку это не волнует, потому что он видит, как его кровь продолжает пульсировать и вытекать между пальцами Тодороки. Тодороки силен, но сердце Изуку перекачивает кровь через артерию, которую он перерезал, и Тодороки не сможет полностью остановить кровотечение. — Почему? — бешено шепчет Тодороки, прижимая ладони к ране и глядя широкими глазами на лицо Изуку. — Почему ты?.. — обрывает он себя, качая головой и снова глядя на руку одноклассника. — Всё в порядке, — отвечает Изуку, поднимая руку, которую Тодороки не держит. С неё стекает струйка крови, и лицо Тодороки бледнеет, когда Изуку протягивает руку к его щеке. — Я вернусь, — шепчет Изуку, когда у него уже темнеет перед глазами. По тому, как гудит всё его тело — так, будто он спит, — по тому, как замедлилось кровотечение из его рук, он понимает, что все почти кончено. Что его уже не спасти. Он не слышит, что Тодороки говорит дальше, и когда его глаза закрываются, он видит отчаянный взгляд на его лице, бисеринки слез в разноцветных глазах, и Изуку оказывается очень, очень благодарен, что другие не помнят эти фрагменты времени, которые отменяет его причуда.