***
Теперь, когда Изуку знает, что это в последний раз, нахождение в туннеле ощущается несколько иначе. Здесь как будто тише, но одновременно с этим он слышит разговоры зрителей громче, чем когда-либо. Этот низкий гул разговоров ощущается где-то на краю сознания. Изуку молится, чтобы хоть часть разговоров была посвящена ему, хотя ему ненавистна мысль о том, что все внимание приковано к нему. «Если я выйду в финал, этого будет достаточно, чтобы получить стажировку, — думает он, — так ведь?» На этот раз он один в туннеле, и он полагает, что в этом есть смысл. Айзава и Всемогущий уже достаточно поговорили с ним за сегодня, как в этот раз, так и в другие. Мамы и папы Каччана здесь нет, поскольку они не про-герои, а даже если бы они были здесь, у них не было бы никаких странных речей для Изуку, как у отца Тодороки. Изуку знает их с самого детства. Даже если они не видели его несколько лет, они знают его, знают с тех пор, как он был в пеленках, а их с Каччаном мамы по очереди присматривали за ними, чтобы у них была возможность работать. В туннеле темнее, чем в прошлый раз, тени вырезают более четкие линии на земле снаружи. Изуку думает, что это потому, что последние остатки утреннего тумана наконец-то пропали, оставив солнце беспрепятственно светить на землю. Через поле, через утрамбованную грязь и знакомую белую ленту Изуку видит Каччана. Его друг детства тоже один в своем туннеле. Он смотрит на Изуку, как Изуку смотрит на него, его руки скрещены на груди, а глаза такие ярко-красные, что Изуку думает, что они, возможно, светятся. Изуку делает глубокий вдох, сжимая и разжимая кулаки, а затем делает шаг вперед, на солнечный свет. Яркий свет попадает ему в глаза, жжёт их, но он не отводит взгляда, наблюдая за тем, как Каччан тоже выходит на ринг. Из-за солнца его волосы светятся почти белым светом, когда соперники выходят на ринг, стоя друг напротив друга в одинаковых спортивных формах. — Каччан, — шепчет Изуку, едва переводя дыхание. Каччан слегка наклоняет голову в сторону. — Деку, — говорит он, его тон настолько нейтрален, насколько это возможно. Легкий ветерок обдувает стадион, смахивая волосы Изуку со лба. — На финальном матче турнира первогодок, — объявляет Сущий Мик, драматично и взволнованно, — сражаются Кацуки Бакуго и Изуку Мидория из класса 1-А курса героев. Не знаю, насколько это правда, но я слышал, что эти двое — друзья детства! — Изуку смотрит, как хмурится Каччан. — Этот матч будет особенно интересным, потому что, как я уверен, вы уже слышали, Мидория — беспричудный. — Изуку вздрагивает при упоминании об этом. Он видит, как подергиваются брови Каччана. — Мидория победил своих первых трех противников, используя свои сильные боевые навыки и впечатляющие инстинкты! Бакуго, с другой стороны, имеет невероятно мощную причуду, которую, как я уверен, вы все видели. — Глаза Каччана красные-красные, когда он смотрит на Изуку. — Его контроль над причудой и боевые навыки впечатляют, особенно для первого курса! Лично я уже в предвкушении, — Сущий Мик усмехается. — Ну что ж, раз так, мы готовы? — Толпа ревёт. Изуку сгибает колени и поднимает руки, принимая боевую стойку. Каччан делает то же самое, его стойка ниже, и его руки находятся ближе к телу, чем у Изуку. На коже его ладоней уже блестит пот, который проглядывается через его сжатые кулаки. — Начали! — кричит Сущий Мик, и Изуку делает движение, чтобы увернуться от правого хука Каччана еще до того, как тот его сделает. «Это уже как традиция», — думает Изуку, уклоняясь в сторону от удара, блокируя удар, который наносит Каччан, коленом. Каччан разворачивается к нему лицом, направляет на него ладонь и выпускает взрыв, от которого волосы Изуку развеваются, а жар щиплет глаза. Это дымовая завеса, и Изуку достаточно хорошо знаком со стилем боя Каччана, чтобы понять, что тот будет скользить вниз, туда, куда опускается дым. Изуку отползает назад как раз в тот момент, когда Каччан пытается ударить его по ногам, и вслед за этим движением делает удар, который попадает Каччану в лицо, его скула впивается в руку Изуку. Изуку отползает назад от удара, когда Каччан ухмыляется, поднимая руки вверх и выпуская из них маленькие взрывы. — Ты, блять, готов, Деку?! — он рычит, сжимая пальцы. Изуку прикусывает губу и ухмыляется в ответ, несмотря на нервы, бурлящие в его груди. — А ты, Каччан? — Изуку отвечает, делает шаг правой ногой вперед и полностью разворачивается, чтобы нанести хук, который Каччан блокирует своим предплечьем, вступая в пространство Изуку, чтобы ударить его ладонью в грудь. — Когда это я не был готов? — спрашивает Каччан, впиваясь рукой в кожу Изуку. Изуку шипит, его ноги шаркают о землю, когда сила взрыва толкает его назад. Он обретает равновесие, когда Каччан снова делает шаг к нему, его руки дымятся, он использует два взрыва, чтобы сохранять равновесие, и бросается на Изуку, нанося удар ногой. Изуку уклоняется и уходит в сторону, ударяя Каччана локтем по ребрам. Изуку чувствует, как его тело хрустнуло, когда тот отступает назад и смотрит на Изуку. Он использует свой шанс, хватая Каччана за воротник и притягивая его к себе, сталкиваясь лбами. — Ты помнишь этот прием, Каччан? — говорит он, задыхаясь и смеясь, когда рывком поднимает колено и бьет Каччана в промежность. Каччан взвизгивает, отпрыгивает назад и шипит от боли, а потом хватает Изуку рукой за воротник и хватает его так, что они оба держатся друг за друга. — Не нарывайся, мать твою, — ворчит Каччан, ударяя головой в нос Изуку. Изуку смеется, несмотря на сильную боль, которая жжет ему глаза, и, пользуясь случаем, наносит свободной рукой сильный удар в живот Каччана, который заставляет Каччана отпустить его и отступить назад. Изуку отпускает его, вытирая рукавом кровь с носа, внезапно и дико осознавая, что он наслаждается этим. Он делает шаг вперед, нанося удар ногой, который попадает в блок Каччана, заставляя соперника сделать шаг в сторону. Рыча, Каччан бьёт рукой в лодыжку Изуку, больно, но Изуку не возражает. Воспользовавшись открытием защиты, он наносит удар ногой, который задевает висок Каччана, оставляя красный след на боковой стороне лба, похожий на синяк, уже образовавшийся в центре лба. «Этот бой чем-то отличается от других, — думает Изуку, когда Каччан ныряет вперед и бьёт Изуку прямо в грудь. — Я не борюсь за свою жизнь, и я…» — Он поворачивается ближе, отвечая на удар своим. В ответ он получает взрыв в лицо, от которого в глазах появляются звездочки, и ему приходится отмаргиваться, отступая назад. «Мне весело», — осознаёт он, когда Каччан бросается на него. Изуку уходит с дороги, разворачивается и отходит назад, чтобы снова занять место в центре ринга. Каччан пыхтит, на его лице злобная ухмылка, а на щеке мазок темного пепла. — Ты продолжаешь увиливать, Деку, — говорит Каччан, мрачно смеясь. — Я тебе сейчас мозги вышибу. — Изуку ухмыляется в ответ, делает шаг вперед и делает удар ногой. Каччан блокирует его, оставляя себя открытым, когда Изуку хватает его за талию и переворачивает через плечо, опрокидывая на спину на землю. — Ты что-то говорил? — ехидничает Изуку, когда Каччан шипит на него. Он начинает подниматься, и Изуку наступает ему на грудь, просто потому что может. Каччан обхватывает ногу Изуку руками и выпускает серию жалящих взрывов, достаточно сильных, чтобы Изуку вздрогнул и отпрыгнул на одной ноге, давая Каччану время подняться на ноги, ухмыляясь во все зубы. — Просто подожди, мать твою, — рычит Каччан, набрасываясь на Изуку с трещащими ладонями. Изуку успевает заслониться, защищая лицо и грудь, но сила взрывов все еще достаточна, чтобы выбить из него воздух. Он едва удерживается от падения, отступив на несколько шагов. — Похоже, я заставил тебя попотеть, — говорит Изуку, уклоняясь от правого хука Каччана, когда дым рассеивается. Воспользовавшись близостью, он снова бьет Каччана коленом в промежность, и Каччан с шипением отпрыгивает в сторону. — Опять, блять, по яйцам, — ворчит Каччан, глядя на Изуку. — Неужели ты не можешь придумать ничего другого? — Изуку пожимает плечами, нанося ленивый удар, который, как он знает, Каччан заблокирует. Он использует его, чтобы снова приблизиться, выйдя из зоны атаки Каччана. — У меня есть пара идей, — говорит Изуку, когда Каччан бьет его кулаком, как он и ожидал. Изуку хватает Каччана за запястье и тянет его руку внутрь, погружая зубы в предплечье настолько, что чувствует вкус крови. Он отстраняется, когда рука Каччана начинает взрываться возле его уха, и Изуку не слышит собственного смеха из-за звона в ушах, но оно того стоило. — Боже, какого хрена, Деку?! — кричит Каччан, протягивая к нему сверкающую ладонь. Изуку хихикает, уворачиваясь и снова ударяя Каччана локтем. — Это ты первый назвал меня животным! — кричит он в ответ, чувствуя, как капельки пота стекают по его лицу. — Сам виноват, — смеется он, когда Каччан рычит на него, уходя от удара. — Иди сюда, Деку, — кричит Каччан, его ладони издают треск, когда он бросается вперед, размахивая руками перед лицом Изуку. От удара у Изуку кружится голова, но он не позволяет этому отвлечь себя, нанося мажущий удар по ногам Каччана, заставляя того споткнуться, но не упасть. Изуку чувствует, как кровь стучит у него в ушах, когда он пригибается, чтобы ударить кулаком в живот Каччана чуть ниже ребер. Каччан кашляет, отплевываясь, и Изуку использует эту возможность, чтобы схватить Каччана за голову и ударить его подбородком в колено Изуку. Он слышит, как громко клацают зубы Каччана, и прикусывает губу в знак сочувствия. Каччан на мгновение моргает, словно удивленный, а затем взрывается, дым и свет на секунду ослепляют Изуку. Он чувствует, как теплая рука обхватывает ткань его спортивной формы, другая хватает его за бок, а затем он летит, перевернувшись через плечо Каччана. Изуку чувствует, как из него вышибает воздух в мгновение, когда он врезается спиной в землю, и смотрит на Каччана, на широкую ухмылку на его лице и дым, рассеивающийся вокруг них, и Изуку ухмыляется в ответ, пытаясь сесть. Он удивленно моргает, когда понимает, что его конечности не отвечают ему, его руки и ноги просто трясутся. Он наблюдает, как лицо Каччана дергается, его брови слегка нахмурены. — Вставай, Деку, — говорит Каччан, толкая ногой Изуку в бок. У этого действия нет злого умысла, и Изуку сглатывает, извиваясь на земле, пытаясь подняться. Он не может, и небо над ним искривляется и смешивается с лицом Каччана в его поле зрения. — Мидория, — спрашивает Полночь со стороны ринга, — ты можешь двигаться? — Ах, — красноречиво отвечает Изуку. Он напрягается, упираясь руками в землю позади себя и пытаясь подняться. — Я… я не… — Он приподнимается на пару сантиметров от земли, а затем падает обратно, его измученные мышцы отказывают. — Я так не думаю, — отвечает он, моргая и глядя на Каччана. Лицо Каччана по-прежнему нависает над ним, на губах нарисована привычная хмурая гримаса. Однако оно расплывчато, и Изуку с трудом пытается сфокусироваться на нем. — Матч окончен! — кричит Сущий Мик. — Мидория не может двигаться. Бакуго получает первое место! — Публика вокруг них разражается радостными возгласами, а Изуку улыбается Каччану, который сужает глаза. — Было весело, не так ли, Каччан? — спрашивает Изуку, в его голове бурлит что-то неясное и шипучее. Он хихикает, наблюдая, как сужаются глаза Каччана. Каччан громко вздыхает, затем протягивает руку. Кожа на ней потрескана от взрывов, поцарапана и в синяках. Изуку пристально смотрит на него. — Возьми мою грёбаную руку, Деку, — рычит Каччан, помахивая ею в воздухе. Изуку моргает, протягивает руку и хватает Каччана. Каччан подтягивает его к себе, поднимая на ноги, и Изуку покачивается от этого движения, моргая, когда перед глазами всё подёрнулось чёрной дымкой. — Мы не держались вот так за руки с самого детства, — невнятно бормочет Изуку. Каччан хмурится, хватается за его плечи и удерживает, когда его ноги подгибаются под ним. — Упс, — Изуку хихикает. — Я не могу стоять. — Он прислоняется к Каччану. — Ты такой хладнокровный. Типа, с нормальной температурой. — Да, потому что у тебя чертовски высокая температура, — говорит Каччан низким голосом. — Эй, Деку, у тебя сотрясение? — Наверно, — отвечает Изуку, пожимая плечами. — Кста, я сейчас отключусь. — Деку, блять, не смей, — рычит Каччан. — Какого хрена у тебя температура? — Тс-с-с, — говорит Изуку. — Это секрет. — Каччан прищуривается, а затем шепчет: — Я думал, ты не можешь использовать свою причуду в бою? — Он выглядит сердитым, его красные глаза сузились. — Не могу, — подтвердил Изуку, закрывая глаза. — Использовал её между матчами. — Какого хуя… Деку, не теряй сознание, объяснись! — Каччан пытается растрясти его, но Изуку только стонет, качая головой. Мир превращается в яркое марево, и он не может понять, о чем его просит Каччан. — Устал, — бормочет он, и Каччан вздыхает. Изуку чувствует, как сильная рука скользит к ногам и его поднимают в воздух. Перед тем, как потерять сознание, он смутно понимает, что «Каччан несёт меня!».***
Изуку открывает глаза и видит холодный свет в лазарете. На мгновение он растерялся, недоумевая, почему он укрыт тонкой простыней и почему слышит тихий шум разговоров снаружи, но затем он перефокусировался, и в мозгу всплыла его драка с Каччаном. Он моргает, глядя в потолок, затем переводит взгляд в сторону. Каччан сидит в кресле у его кровати, сложив руки на груди, наклонив голову в сторону, а щека лежит на его плече. Его глаза закрыты, а на лице тонкие полоски пепла там, где его не успели смыть. Его грудь медленно поднимается и опускается во сне. Изуку моргает, затем смотрит в сторону на размытое движение, которое он уловил краем глаза. Урарака машет ему рукой, рядом с ней Тодороки. Он секунду смотрит на Изуку, затем машет рукой. Изуку улыбается. — Как долго он спит? — шепчет он, дергая головой в сторону Каччана. Урарака тихо хихикает. — С тех пор, как его вылечили, — шепчет она ему в ответ. — Он сказал, что не оставит тебя в покое, пока не получит объяснений? — она качает головой, закатывая глаза. — Бессмыслица какая-то. К тому же, он хочет продолжить сражение. — Ты в порядке? — спрашивает Тодороки. — Ты всё ещё болен. — Он наблюдает за Изуку, даже когда Урарака подталкивает его и прижимает палец к губам, тихо шикая на него. — Я в порядке, — отвечает Изуку, затем смотрит на Каччана и протягивает руку, чтобы положить на его плечо, от которого чувствуется теплота даже через форму. — Каччан, — мягко говорит он. — Проснись. — Каччан шевелится, его глаза открываются. Спокойное выражение его лица длится еще несколько секунд, прежде чем его глаза встречаются с глазами Изуку и его лицо искажается в рычании. Он тянется вперед, хватаясь за рубашку Изуку. — Ебаный Деку, — рычит он, дергая Изуку вперед. — Я хочу чертов матч-реванш. — Изуку моргает и поднимает руки в знак капитуляции. — Т-ты же победил меня? — спрашивает Изуку, удивленно моргая, когда Урарака произносит что-то подозрительно похожее на «я же говорила» из-за спины Каччана. — Да, и это не считается, — рычит Каччан, его дыхание обжигает лицо Изуку. — Я не хочу одержать над тобой победу, потому что ты болен, я хочу тебя размазать, потому что я, блять, могу тебя размазать. — Изуку моргает, затем вздыхает. — Ты бы победил меня в любом случае, — говорит Изуку, обхватывая одной рукой запястье Каччана. — Не мог бы ты меня опустить? — Отлично, — говорит Каччан, разжав руки. — Но мы поговорим об этом позже. Наедине, — говорит он, бросая взгляд на Тодороки и Урараку. Изуку нервно сглатывает. — Конечно, — говорит он, затем смотрит на Урараку и шепчет ей: — Пожалуйста, помоги мне. — Эй! — кричит Каччан, громко пиная одну из ножек кровати. — Я, блять, слышал это, засранец!***
Изуку стоит на пьедестале, у него второе место, его ноги дрожат. Зрители вокруг него шумят, их возгласы обжигают кончики ушей и заставляют его чувствовать себя так, будто он сделан из желе. Не помогает и то, что Каччан продолжает устраивать взрывы на первом месте рядом с ним, поднимая руки в воздух и выпуская большие взрывы, при этом гогоча. Каждый новый взрыв ввергает зрителей в еще больший восторг, и Изуку более чем готов к тому, чтобы все закончилось. — Мы уже можем идти? — спрашивает он, глядя на Каччана, который его игнорирует. Блестящая золотая медаль, висящая у него на шее, подпрыгивает, когда тот взрывает воздух вокруг себя. Изуку вздрагивает. Он бы очень хотел, чтобы на него сейчас не смотрели в прямом телеэфире. — Думаю, да, — моргнул Изуку, наклоняясь вперед, чтобы увидеть Тодороки, смотрящего на него с третьего места. Рядом с ним стоит Монома, сложив руки на груди. На них одинаковые бронзовые медали, и Изуку тянется к серебряной, висящей у него на шее. Металл гладкий и приятно холодит пальцы. — Я сам уже довольно сильно устал от всего этого, — говорит Монома, сходя с пьедестала. — Было весело, пока Взрывунчик не решил устроить свой собственный фейерверк. — Он закатывает глаза, а Изуку моргает, спрыгивая со своего места. — Я думал, ты меня ненавидишь, — говорит он, не успев обдумать свои слова. Монома поднимает на него бровь, его губы искривляются в легкой ухмылке. — Я был слишком очевиден? — он говорит, встречая взгляд Изуку. — Я не ненавижу конкретно тебя, знаешь ли. Мне просто не нравится 1-А и это ваше заносчивое отношение ко всему. — Мы не заносчивые, — говорит Тодороки, и Монома поворачивается и смотрит на него. — Ты шутишь? Ты один из худших, — говорит он, усмехаясь. Он снова смотрит на Изуку. — Давай пройдемся, — говорит он, направляясь к одному из туннелей. — Не знаю, как у тебя, но у меня уже уши болят. — Изуку кивает, следуя за ним. Он едва может различить звук шагов Тодороки позади них, в основном его заглушают взрывы, всё ещё раздающиеся на арене. Есть что-то странное в том, чтобы вот так возвращаться в туннели, что-то неуютное в этом. Это заставляет Изуку чувствовать, что ему придется проделывать всё это снова, хотя он и не собирается перезагружаться. Монома останавливается в темноте туннеля и поворачивается лицом к Изуку. Изуку и Тодороки тоже останавливаются, и Монома щурится, когда смотрит на Тодороки. — Уходи, Тодороки, — говорит Монома низким и властным голосом. — Я хочу поговорить с Мидорией наедине. — Он засовывает руки в карманы, пристально глядя на Тодороки. Тодороки переводит взгляд на Изуку, его лицо нейтрально. — Ты не против? — спрашивает он, и Изуку моргает. — Н-не против, — говорит Изуку, потому что он не может представить, что Монома скажет ему сейчас что-то худшее, чем то, что сказал во время их драки, той драки, которую помнит только Изуку. К тому же, если случится худшее, Изуку точно знает, что сможет победить Моному в драке. — Хорошо, — говорит Тодороки и поворачивается, проходя мимо Мономы, через дверь и в коридор. Изуку смотрит, как за ним закрывается дверь. Монома вздыхает, смотря серо-голубыми глазами на Изуку. — Мидория, — говорит Монома. — Я хочу кое-что прояснить. Во время битвы колесниц я намекнул, что ты мне не нравишься из-за беспричудности. — Изуку моргает, а Монома продолжает: — Я хочу уточнить, что ты мне не нравишься из-за того, что находишься в классе 1-А и вообще раздражаешь, а не из-за отсутствия причуды. — Но я все равно тебе не нравлюсь?.. — прищуривается Изуку. Монома закатывает глаза. — Конечно, ты мне всё равно не нравишься. Ты в классе 1-А, — говорит он, скривив губы, как будто почуял что-то гнилое. — Я ненавижу вас всех. — Х-хорошо, — говорит Изуку. — Теперь я могу идти? — Я ещё не закончил, — говорит Монома, вздыхая. — Слушай, я хочу, чтобы ты поклялся никому не говорить о том, что я тебе сейчас расскажу. — Изуку хмурится. — Я-я клянусь? — с вопросительной интонацией отвечает он и нервно сглатывает, когда Монома встречает его взгляд. — Моя младшая сестра беспричудная, — говорит Монома, прикусив нижнюю губу на мгновение, прежде чем остановиться и посмотреть в сторону. — Поэтому я хотел, чтобы ты знал, что у меня нет проблем с беспричудностью. И, наверное, я хотел извиниться за то, что использовал это против тебя. — О-о, — говорит он, нервно переминаясь с ноги на ногу. — В-всё в порядке. — Монома вздыхает и снова смотрит на него. — У тебя есть лишний сустав на ноге? — спрашивает Монома, и Изуку вспоминает это из их боя, из боя, который был «стёрт». — Нет, — отвечает Изуку, качая головой. Он знает, что будет дальше, но всё равно не хочет этого слышать. — Я могу сказать, есть ли у кого-то причуда или нет, когда использую на нём свою, — говорит Монома, протягивая руку. — Если хочешь, я могу сказать тебе, действительно ли ты беспричудный или нет. — Нет, — Изуку качает головой. Ему даже не приходится думать об этом. — Нет? — Монома слегка наклоняет голову, опуская руку. — Я подумал, что ты захочешь узнать, — его голос звучит иначе, чем во время их ссоры, спокойнее. Как будто он действительно не желает ничего плохого. Изуку полагает, что, если бы он ещё не знал ответа, не знал о своей причуде, это могло бы быть чем-то, о чём он подумал бы, но… — Это не имеет значения, не так ли? — Изуку протягивает руки, глядя на них сверху вниз. — Я всё равно останусь функционально беспричудным. Всё так же буду юридически беспричудным. Даже если я… Даже если бы у меня была причуда, это бы ничего не изменило, — он слегка улыбается. — Я думаю, было бы хуже, на самом деле. Потому что тогда не будет ли это моей собственной виной, что я бесполезен? — Он наблюдает, как на лице Мономы на мгновение появляется выражение удивления и ужаса. — Люди без причуд не бесполезны, — говорит Монома, сузив глаза на Изуку. — Неважно. Я закончил. — Он поворачивается, кладёт руку на ручку двери, но Изуку говорит, прежде чем он уходит. — Монома? — мальчик делает паузу, рука уже поворачивает ручку двери. — Если бы мы встретились на турнире, ты бы скопировал мою причуду? — Изуку должен знать. — Чтобы проверить, есть ли она у меня? Монома качает головой, глядя через плечо на Изуку: — Я бы не стал делать это без спроса, нет. Не похоже, что это поможет мне победить тебя в бою, если ты не знаешь, что это такое на данный момент, да? — Его глаза скользнули по лицу Изуку. — А что? — Да просто, — говорит Изуку, улыбаясь. — Увидимся в школе. — Только через мой холодный труп меня застукают с кем-то из крыс 1-А, — фыркает Монома, открывая дверь и выходя из туннеля, оставляя Изуку в одиночестве.***
Изуку видит это в новостях ночью после спортивного фестиваля. Он лежит в своей постели, свернувшись калачиком под одеялом в чистой пижаме, его глаза слипаются от усталости, и он открывает приложение новостей, просто чтобы было что почитать перед сном. У него всё ещё расстройство желудка, и всё его тело болит после матчей, но когда он читает заголовок, он садится прямо, и холодок пробегает по его позвоночнику. — Иида… — вздыхает он, перечитывая снова и снова. Про-герой Ингениум в критическом состоянии после нападения Убийцы Героев: Пятна. Бесчисленное количество статей на одну и ту же тему, с заголовками, которые означают одно и то же, но перефразированы. Изуку встает с постели и, спотыкаясь, идет в ванную комнату как раз вовремя, чтобы наклониться над унитазом и выблевать остатки своего ужина — резкий вкус желудочного сока обжигает горло. На мгновение он зажмуривает глаза, задыхаясь, затем отрывает пачку туалетной бумаги и трясущейся рукой вытирает лицо. «Старший брат Ииды, — думает он. — Иида пропал в конце фестиваля, а я даже не спросил о нём». Изуку бросает туалетную бумагу в унитаз и открывает телефон, пролистывая одну из статей. У него перехватывает дыхание, когда он замечает время нападения. Было около двух часов дня, когда должны были проходить бои второго тура турнира. Изуку мог бы что-то сделать, если бы знал. Он мог бы перезагрузиться и предупредить кого-нибудь. Его руки начинают дрожать, и он роняет телефон на пол. Его зрение затуманивается, и он наклоняется над унитазом, упираясь голыми коленями в кафельный пол, и его рвёт. «Я должен был знать, — думает он, заставляя себя встать, ноги дрожат. — Я должен был что-то сделать. — Он спускает воду в туалете и, спотыкаясь, возвращается в свою комнату, оставив телефон на полу. — Я все еще могу попытаться». Легко достать его ножи из коробки. Легко сесть на его кровать с дрожащими руками и разрезать себя. Это легче, чем победить Тодороки или проиграть Каччану. Это проще, чем читать те статьи. Это проще, чем думать о том, как Изуку проживал тот день снова и снова, переживал его много раз и все равно не нашел времени, чтобы заметить это. Как он умирал снова и снова из-за своей глупой гордости, но не умер, чтобы спасти брата своего друга. По крайней мере, он умирает за это сейчас. Ощущения туманные и приятные, как ничто другое, когда истекаешь кровью, и хотя ближе к концу стук в голове усиливается, он смиряется с этим.***
Он просыпается в своей постели, под одеялом, с телефоном в руке и с пульсирующей головной болью, от которой расплывается зрение и звенит в ушах. Изуку снова вскакивает с кровати, бежит в ванную, и на этот раз, когда его рвёт в унитаз, кровь приобретает темно-красный оттенок, смешиваясь с кацудоном, который мама приготовила специально для него. Изуку не пытается встать; он скрючивается на полу в ванной и хватается руками за сиденье унитаза, трясясь от усилий удержаться на ногах. «Слишком поздно, — только и может думать он, снова и снова. — Слишком поздно». Он не знает, как долго он сидит на полу в ванной, его желудок горит, а кости болят глубоко внутри него так, как не было со времен USJ, но в конце концов он поднимается на ноги и спускает воду в туалете. Его кожа выглядит бледной в лунном свете, проникающем через окно, когда он включает кран, пытаясь водой и полотенцем для рук стереть засохшую кровь и рвоту со своей щеки. Руки, похоже, не хотят его слушаться, странно дергаются, и он чувствует в них покалывание, но ему удается привести себя в порядок, прежде чем он, спотыкаясь, возвращается в свою комнату и кидается на кровать. Голова болит, пульсирует и горит от каждого его движения и каждого крошечного звука в комнате, но он заставляет себя вытащить телефон из-под одеяла, открывает текстовые сообщения и набирает сообщение для Ииды и еще одно для Урараки. Он не может держать глаза открытыми в ожидании ответа, не может бодрствовать так долго, но это уже что-то. Изуку засыпает с учащенным сердцебиением в висках и горячей тяжестью в животе.