Изуку снова открывает глаза в поезде, отзвуки боли в плечах и ребрах быстро затихают. Он поворачивается к Мируко, вскакивая на ноги.
— Мне нужна твоя помощь, — говорит он в ту самую секунду, когда ному с грохотом врывается в поезд. Изуку не сводит взгляда с Мируко, с её красных глаз, расширившихся от удивления.
— Деку, что… — начинает она, но Изуку прерывает ее, качая головой.
— Нет времени объяснять, — говорит он, прикусив губу. — Мой друг в опасности, и мне нужна твоя помощь. — Мируко моргает, затем кивает, и это все, что требуется Изуку, чтобы повернуться и начать выбегать из поезда, мимо того места, за которое зацепился ному. Спустя мгновение Мируко выбегает из поезда, ударом ноги в лицо сталкивает ному, отправляя его вниз и превращая того в кучу серой кожи и странных, неестественно скрюченных конечностей. Изуку достает свой телефон и нажимает на контакт Тодороки, переключая звонок на громкую связь, когда Мируко приземляется рядом с ним.
— Я должен объяснить вам обоим сразу, — говорит Изуку, телефон звонит между ними, когда он направляется к переулку. Мируко бежит рядом с ним, не отставая, хотя он знает, что она могла бы передвигаться быстрее.
— Да, надеюсь, у тебя есть чертовски хорошее объяснение, — шипит она, но Изуку кажется, что он видит на ее лице беспокойство, а не гнев. От необходимости что-то говорить Изуку спасает Тодороки.
— Мидория? — он звучит раздраженно. — Я в патруле с отцом, это может…
— Не может, — говорит Изуку, перебивая его. — Мне нужно, чтобы ты пришел в переулок на улице Экоу, 4-2-10. Иида сражается с Убийцей Героев и членом Геккейджу, и, если мы не придем вовремя, он
умрёт. — Изуку приходится сделать паузу, чтобы перепрыгнуть с одной крыши на другую, резко выдохнув, так как от этого движения у него подкашиваются колени.
— Что? — говорит Тодороки, а затем: — Я уже в пути. Что еще ты можешь мне сказать? — Изуку слышит неразборчивый разговор Тодороки с кем-то, но их голоса слишком далеки от динамика телефона.
— Причуда Пятна парализует тебя, если он попробует твою кровь, — говорит он, глядя на Мируко, которая кивает, ее глаза смотрят в направлении дороги, однако уши слегка наклонены в сторону Изуку. — М… Фанатка, это другая злодейка, я не знаю, что у неё за причуда, но не позволяй ей прикасаться к тебе. Это что-то, что усиливает эмоции и, возможно, силу, но последнее… — Изуку качает головой. — Если она прикоснется к кому-то из нас, это плохо кончится, — заканчивает он. Он ненавидит то, что упустил момент, то, что рассказал им все это, не имея веской причины знать что-либо из этого, но Изуку знает, уже дважды проделав это, что бой с Пятном и Фанаткой длится считанные минуты. Один промах — и он или его друзья погибнут.
— Откуда ты всё это знаешь? — спрашивает Тодороки, голос искажен звуками движения на другом конце линии. Изуку прикусывает губу.
— Иида написал мне, — говорит он, и ложь дается ему легко. — Тебе нужно нечто большее, чем просто местоположение, не так ли? — Он видит, как Мируко бросает на него взгляд с того места, где она возникла чуть впереди него, несомненно, направляясь по адресу, который он только что дал Тодороки.
— Да, — шипит Тодороки, — это лучше, чем просто примерный адрес, но… — Изуку прерывает его:
— Мне пора идти, мы уже близко, — говорит он. — Пока, Тодороки. — Изуку возится с телефоном, собираясь повесить трубку.
— Мидория, подожди… — голос Тодороки обрывается, когда Изуку кладёт трубку, запихивает телефон обратно в карман и достает свои ножи, когда в поле зрения появляется переулок. Он не уверен, потребовалось ли ему дополнительное время, чтобы предупредить их, был ли он медленнее или быстрее, чем в прошлый раз, и какая-то часть его боится, что он доберется туда и увидит Ииду уже мертвым, уже рухнувшим на землю. Изуку сомневается, что, даже если Иида будет в порядке, они смогут успешно пройти этот путь. Он думает, что на каком-то уровне ожидает смерти. Может быть, поэтому он не возражает, что говорит гораздо больше, чем следовало бы, а может быть, это недосып и отчаяние делают его беспечным.
— Ты ответишь на множество вопросов, когда всё закончится, — говорит Мируко, спрыгивая с последней крыши на землю перед переулком, её белые волосы развеваются от движения. Изуку откладывает тревогу на потом, спускаясь по последней пожарной лестнице, и стискивает зубы, услышав звуки сражения еще до того, как оказывается на земле.
— Мидория, что ты здесь делаешь? — шипит Иида, когда он отступает назад, выходя из переулка и попадая в поле зрения. — Что ты наделал?
— Я привел подмогу, чтобы ты не погиб, — отвечает ему Изуку, проходя мимо него в переулок.
Сцена, которую он видит, значительно отличается от той, что была в прошлый раз, прежде всего тем, что его наставник наносит удар ногой прямо в лицо Пятна, отчего злодей отпрыгивает на несколько шагов назад, шипит и бьет мечом вперед, по рукам Мируко. Мируко уклоняется от удара крутящимся прыжком, перепрыгивая со стены одного здания на другое, меч Пятна — серебристый проблеск, преследующий её. Изуку выходит в переулок и щёлкает запястьем, бросая в Пятно несколько своих небольших ножей. Он думает, что попал бы, но Стейн уклоняется от удара и переводит взгляд на Изуку.
— Еще один ребенок? — спрашивает он, затем копирует последнее движение Изуку, выбрасывая нож. Разница в том, что он бросает его гораздо быстрее, гораздо искуснее, чем это мог сделать Изуку, и он целится в руку Изуку. Тому удается отклонить его защитой руки, но это движение оставляет его открытым. Он видит, как Мируко двигается, чтобы отвести Пятно от него, в то же время Манами выходит из тени. Изуку стискивает зубы.
— Мируко, за тобой! — кричит он, и Мируко мгновенно реагирует, отступая назад, уходя с пути бейсбольной биты Манами, когда она замахивается ею, на ее лице широкая ухмылка.
— О, кроличьи ушки! — говорит Манами, покачиваясь назад и уходя от стремительного удара Мируко. — Ты мне кое-кого напоминаешь.
— Да? И кого же? — отвечает Мируко, нанося резкий удар по ногам Манами. Изуку хочет продолжить наблюдение, но Пятно надвигается на него с мечом в одной руке и ножом в другой, и ему нужно сосредоточить все свое внимание, чтобы увернуться от удара меча и проскользнуть вплотную, блокируя меньший клинок, и направить свой собственный нож в грудь Пятна. Из прошлых боев он знает, что Пятно двигается определенным образом, быстро и аккуратно, поэтому Изуку легче, чем могло бы быть. Он уклоняется от последующего удара Пятна и использует это движение, чтобы ударить коленом в живот. Однако Пятно издаёт едва слышный рык, между бинтами видно его слегка прищуренные глаза.
— Ты хорошо дерешься, маленький герой, — рычит Пятно и бросается вперед, когда Изуку отступает назад, чувствуя, как лезвие проходит так близко к коже его лица, что на секунду он уверен, что порезался. Он отползает в сторону, подносит руку, чтобы потрогать щеку, и с облегчением обнаруживает, что там нет крови. Пятно уже движется, снова замахиваясь мечом на Изуку, и краем глаза Изуку видит красочное искажение, как Манами использует свою причуду на себе, её смех становится все громче и более диким. Изуку прикусывает губу, понимая, что время движется почти в замедленном темпе, что он не успеет вовремя поднять защитные наручи, чтобы блокировать эту атаку, чтобы защититься от меча, летящего к его груди. Изуку готовится к боли, но глаза его остаются открытыми, поэтому он видит блестящий хлыст красного пламени, который проносится между Изуку и Пятном, заставляя злодея отпрянуть назад, нахмурившись.
— Тараканы так и лезут, — рычит он, а Изуку ухмыляется и отступает назад, чтобы встать рядом с Тодороки.
— Спасибо, что пришел, — говорит Изуку, а Тодороки просто смотрит на него, приподняв одну бровь.
— А почему бы мне не приходить? — отвечает он, отступая назад и направляя в Пятно струю светящегося пламени. — Я вижу, у тебя хватило ума обратиться к профессионалу. — Тодороки уворачивается от лезвия Пятна, когда оно надвигается на него.
— Ну, ага, — говорит Изуку, бросаясь вперед, чтобы провести острием своего клинка по тыльной стороне вытянутой руки Пятна. — Я подумал, что четыре на два будет лучше. — Пятно рычит, выставляя вперед другую руку, и Изуку не может удержаться от писка, когда метательный нож, которого он даже не видел, вонзается ему в живот, чуть выше правой бедренной кости. Тодороки посылает в него ледяную стену, и Изуку использует этот шанс, отступая назад и прижимая руку к кровоточащей ране в животе, в которую все еще всажен нож. Она невыносимо жжет, как жар от пламени, но он знает, что не должен вытаскивать лезвие.
— Деку! — кричит Мируко, но Изуку не видит ни её, ни Ииду из-за ледяной стены перед ним. — Это был ты? Ты в порядке? — Изуку слышит металлический лязг, затем ледяная стена разрушается, и Манами летит вперед сквозь осколки льда, её бейсбольная бита измазана темной кровью. Изуку напрягается и блокирует ее удар обоими предплечьями, и он вздрагивает, когда слышит, как его усиленные щитки трещат и деформируются под действием силы. Сила удара неестественна, и Изуку чувствует, как боль пронизывает обе руки, когда он толкает Манами вперед, заставляя ту отступить.
— Я в порядке! — кричит он в ответ Мируко, видя краем глаза, как та сражается с Пятном. Иида наносит удар ногой в спину Пятна, а Мируко бросается в атаку, нанося удар локтем, который попадает в грудь Пятну, но не избегает лезвия, которое он высунул в последний момент, делая тонкий порез по всей длине руки Мируко. Изуку вынужден отвести взгляд от своего друга и наставника, когда Фанатка снова замахивается на него своей битой, на этот раз сбоку. Изуку уклоняется внутрь, так что ее запястья касаются его бока, а не биты, и хотя это лишь малая часть силы её удара, этого достаточно, чтобы выбить из него дыхание. Он задыхается и мысленно благодарит Тодороки, который отталкивает Манами от себя, поднимая с земли ледяную глыбу.
— Блять! — кричит Мируко, и Изуку не нужно смотреть, чтобы понять, что она повержена причудой Пятна, но он все равно смотрит, видя, что она лежит на животе на земле, а Пятно стоит перед ней и облизывает нижнюю часть своего ножа. Должно быть, он также получил немного крови Ииды, потому что Иида лежит в такой же позе и его плечо сильно кровоточит. Изуку скрипит зубами.
— Тодороки, Пятно на тебе, — говорит он. — У тебя больше дальних атак, чем у меня. Не стоит недооценивать его, — говорит Изуку, бросая взгляд на Тодороки, и Тодороки кивает, делая шаг вперед и отходя от Манами, не оглядываясь ни на секунду. Изуку оборачивается к Манами, которая смотрит ему вслед, тихо напевая себе под нос.
— А ты не недооцениваешь
меня, малыш? — спрашивает она, покатывая окровавленную биту по ладони. Изуку на мгновение думает, что она, должно быть, задела плечо Ииды. Похоже, что в прошлый раз досталось бы ему.
— У меня нет особого выбора, не так ли? — говорит он в ответ, готовя свои клинки, когда она делает шаг вперед. Он уклоняется от её удара, но когда он собирается ударить её по горлу, она только смеется, нанося удар коленом в живот, и Изуку понимает, что атака с бейсбольной битой была лишь обманом. Он скорее слышит, чем чувствует, как трещат его ребра, и это не от чрезмерного использования причуды, когда он падает и его рвет, а в рвотных массах видна кровь. Он смотрит вверх, адреналин бурлит в его венах, когда он готовится к удару по голове, плечу или еще чему-нибудь, но то, что он видит, это рука Манами за мгновение до того, как она касается его лица.
Изуку чувствует сначала прохладное, нежное прикосновение, а затем ощущение, будто его трясет, будто он на американских горках и он только что скатился с высоты. Его зрение расплывается, радужные цвета вливаются в каждое движение, а затем он чувствует, как страх, и без того острый и громкий, нарастает так, что сердце замирает и дрожит в груди. Ему кажется, что его грудь разрывается, что он не может дышать и что он задыхается от чего-то, ужасного и тяжелого, с кислой кровью в горле или, может быть, это просто происходит в его голове.
Он слышит чей-то крик, болезненный, испуганный и ужасный, и он знает, что это его крик, потому что чувствует, как его горло разрывается, но он не может заставить себя остановиться, пока его не бросают на землю. Манами ударом тыльной стороной ладони по щеке отправляет его в полет по бетону. В нём вспыхивает что-то похожее на гнев, но он не идет ни в какое сравнение с плотной, тяжелой завесой страха. Его зрение все еще имеет радужные оттенки, как будто размытость, возникающая при движении, всё окрашивается в различные цвета, но ему удается как-то подняться на ноги, даже несмотря на то, что ему кажется, что его сердце вот-вот загорится и сгорит от того, как быстро оно бьется. Манами смеётся над ним.
— Боже, ты действительно просто искренне напуган, да? Я думала, ты будешь злым или, не знаю,
решительным, или что-то в этом роде, но это все просто страх. — Манами смеется, откидывая голову назад, прикрывая ладонью лоб. — Будет очень весело наблюдать за твоей смертью, — говорит она, затем опускает руку и бросается на него.
Изуку не знает, что происходит, когда он уклоняется, но мир словно замирает, ненадолго, всего на мгновение, и он двигается быстрее, чем когда-либо раньше, его ноги сильнее и быстрее, чем когда-либо, даже когда он настолько ранен. Это удивляет его, и это удивление сильнее и ярче, чем он когда-либо чувствовал, но этого достаточно, чтобы ослабить хватку холодных когтей страха, и ему удаётся прижаться к стене переулка и посмотреть в сторону, где он видит Мируко, встающую с земли, и Тодороки, стоящего в крови, который извергает огонь, чтобы удержать Пятно на расстоянии.
— Эй, удели внимание
мне! — говорит Манами, хихикая, и Изуку оборачивается к ней как раз вовремя, чтобы уклониться от брошенного ею удара, который приходится на стену позади него. Кирпичи трескаются и ломаются, рассыпаясь. Изуку стискивает зубы и чувствует, как что-то горькое, горячее и не злое, но близкое наполняет его, и он наносит случайный удар. Он промахивается, потому что удар был не продуман и бесцелен, и остается открытым, поэтому Манами откидывает бейсбольную биту и тянется вверх, чтобы схватить его за шею, легко оторвав его от земли в сильном захвате.
— Боже, какой ты шустрый, да? — она воркует, сжимая его горло так, что голова словно находится под давлением, тугая и полная крови, а сердце бешено бьется в груди. Его прежний страх возвращается с полной силой, смешиваясь с сокрушительным чувством, что он облажался, что он должен был быть быстрее. Что он должен был быть лучше. Изуку извивается в хватке, задыхаясь, когда черные пятна заполняют его зрение, но единственное, о чем он думает, это то, что на этот раз он заслуживает смерти. Это он привел Тодороки и Мируко сюда, из-за чего они пострадали, и это он нанес глупый удар, из-за которого он все равно оказался в таком положении. Изуку внезапно, отчаянно, просто хочет, чтобы всё закончилось. Он опускает руки, всё ещё будучи в хватке Манами, щелкает запястьем правой руки и вытаскивает один из своих потайных ножей.
Он даже не уверен, что она видит его, когда он поворачивается, вгоняя нож в плоть ее запястья. Она вскрикивает, роняя его на землю, и Изуку хочет воспользоваться случаем, чтобы ударить ее снова, но все что он может сделать — это сесть на землю, упираясь коленями в холодный бетон, и задыхаться, огромными, хриплыми вдохами, от которых кружится голова. Чувство вины, которое он испытывает, всепоглощающее, тяжелое и тошнотворное, заставляет Изуку поднять нож и вытянуть руку, вгоняя острие уже окровавленного ножа в плоть рядом с защитными наручами.
На секунду, всего на секунду, он чувствует ту блаженную волну небытия, оцепенения и эйфории, которая приходит вместе с этим, и, должно быть, именно это разрушает причуду, потому что, когда это мгновение заканчивается, все снова становится ясным. Цвета больше не слишком яркие, не многоцветные, и его эмоции ощущаются нормально, по сравнению с недавним состоянием он чувствует себя спокойно. Он все еще ощущает вину, все еще напуган, но он также может посмотреть вверх и сфокусироваться достаточно, чтобы увидеть бессознательное тело Пятна на земле, окруженное льдом, и наблюдает за тем, как Манами отпрыгивает в сторону от удара Мируко, который она наносит, приземляясь на крышу неподалеку.
— Увидимся в следующий раз! — кричит она, машет рукой, а затем бросается прочь. Изуку видит, как Мируко дергается, как будто собирается погнаться за ней, но что-то останавливает её, и она поворачивается назад, смотря прямо на Изуку.
— Вот дерьмо, парень, какого черта? — шипит она, бросаясь к нему. Изуку моргает, затем смотрит вниз и видит, что он порезал свою руку немного глубже, чем хотел, и теперь он весь в крови.
— Упс, — говорит он. — Я-я пытался освободиться от её причуды, и, наверное, это сработало, но… — он прервался. Это хорошее оправдание, правда, определенно лучше, чем сказать Мируко, что ему просто очень плохо, и вот что он делает, когда ему плохо.
— Мидория, ты в порядке? — спрашивает Тодороки, подходя к нему, чтобы осмотреть его, как раз когда Мируко надавливает на порез на его запястье. Изуку отдергивает её руку, заменяя её своей, и с трудом поднимается на ноги. У него болят шея и живот, и у него определенно, определенно сломаны ребра, но пока адреналина, похоже, достаточно, чтобы удержаться на ногах.
— Я в порядке, — отвечает он, оглядывая Тодороки. — А ты? — Его друг весь в порезах, большинство из них неглубокие, но кровь идет довольно сильно. Он рукой зажимает ножевое ранение на верхней части другой руки. Тодороки кивает.
— Я в порядке. Иида очнулся, но его рука… — Тодороки замолкает, когда Изуку проталкивается мимо него и смотрит на Ииду, прислонившегося к стене. Его рука раздроблена, как и у Изуку в прошлый раз, но Манами, должно быть, ударила его ниже, чем Изуку, потому что похоже, что его ключица не пострадала. Иида смотрит на землю, на нём нет очков, а глаза полны слез.
— Мидория, — говорит он, и Изуку делает шаг к нему. — Прости меня. Я так увлекся, что… — Он качает головой, прикусив губу. — Тодороки был прав, — выдыхает он, и хотя Изуку понятия не имеет, что Тодороки сказал Ииде на этот раз, он кивает.
— Всё в порядке, Иида, — говорит он в ответ, его голос хриплый и звучит странно. — Главное, что ты в безопасности. — Иида смотрит на него, и Изуку улыбается ему, но Иида задыхается.
— Мидория, твое горло… — он качает головой, и Изуку протягивает руку вверх, чтобы потрогать кожу на шее. Она жжет, когда он прикасается к ней, и кажется опухшей и будто горит, но все не так уж плохо. Боль в рёбрах и в животе гораздо хуже, но Изуку не хочет этого говорить.
— Вероятно, все лучше, чем кажется, — высказывает предположение Изуку, а Иида только вздыхает, глядя в землю. Изуку хочет сказать что-нибудь, чтобы утешить его, но он не уверен, что знает, как это сделать.
— Деку, — окликает его Мируко, и Изуку поворачивается и видит, как она и Тодороки обматывают веревку вокруг Пятна. — Ты должен сесть, — говорит она, указывая головой на место, где сидит Иида.
— Я в порядке, — качает головой Изуку. — Я в порядке, — настаивает он, хотя его живот странно сводит, а в горле поднимается что-то теплое и с металлическим привкусом. Наверное, это отражается на его лице, потому что он моргает, и вдруг Мируко оказывается прямо перед ним, кладет руки ему на плечи и опускает на землю. Изуку кашляет слабо и наклоняется в сторону, чтобы выплюнуть кровь изо рта.
— Черт, — ругается Мируко, и Изуку поднимает на неё глаза.
— В порядке, — говорит он невнятно. Он смутно понимает, что это адреналин выветривается, но от этого не легче оставаться в сознании, так как веки внезапно опускаются, а живот горит и болит от каждого вдоха. Он чувствует, как его глаза закрываются, чувствует, как руки опускают его на землю, а затем он теряет сознание.
***
Когда Изуку открывает глаза, он чувствует, что мир странно смещается и движется, прежде чем его зрение сфокусируется. Он моргает, вглядываясь в белые волосы и слыша, как Мируко говорит, и понимает, что лежит на её спине, перекинутый через ее плечи в приёме «вынос пожарного».
— Мируко? — спрашивает он, голос все еще сиплый и невнятный, но, должно быть, ясный, потому что он чувствует, как рука, обхватившая его ногу, мягко сжимается.
— Эй, Деку, с возвращением, — говорит Мируко, и Изуку может увидеть край ее лица, если правильно повернется.
— Что происходит? — спрашивает Изуку, напрягаясь, чтобы посмотреть вверх, но он не может, так как его живот и ребра пульсируют в знак протеста. Хватка Мируко на нем усиливается, но не до боли.
— Мы доставим вас, детей, туда, куда смогут добраться машины скорой помощи, и сдадим Пятно в полицию, чтобы этот ублюдок сгнил в тюрьме, — отвечает Мируко. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — отвечает Изуку, потому что это не совсем ложь. В основном он чувствует себя очень, очень усталым, а также так, будто его грудь и живот горят. Мируко хмыкает в ответ, и похоже, что она ему не верит, но это нормально.
— Иида и Тодороки, — говорит Изуку, делая паузу, чтобы отдышаться, что довольно неловко делать, — с ними все в порядке?
— Они оба в порядке, — говорит Мируко. — У тебя самые тяжелые травмы из всех. Они оба идут; они прямо за нами. — Она поворачивает голову назад. — Верно, ребята?
— Верно, — вторит Тодороки.
— Мы оба здесь, — говорит Иида, голос звучит обеспокоенно. — Мне так жаль, Мидория, это моя вина, что ты ранен.
— Нет, это вина Пятна и Фанатки, — отвечает Изуку, почти смеясь, но не желая рисковать, опасаясь повредить свои ребра еще больше, чем это делает одно лишь дыхание. — Это не твоя вина.
— Тем не менее, я… — Ииду прерывает крик кого-то впереди них, героиню, которую Изуку помнит с того момента, когда он в первый раз пришел на место битвы. Она показывает на небо и кричит:
— Берегись! — Изуку не видит ному, но он определенно чувствует его, когда существо хватает его за талию, вырывая из хватки Мируко и унося в небо.
— Мидория! — кричит Иида, и в то же время Мируко выкрикивает его геройское имя, а Изуку моргает, прохладный воздух хлещет вокруг него, поднимая все выше и выше. Он извивается в хватке ному, его ребра и живот горят от этого, но ему удается впиться зубами в ногу ному в месте хватки. У него нет клыков от костюма — он вынул их, чтобы поесть в поезде, и не успел вставить обратно, но это должно напугать ному, или немного ранить его, или что-то
ещё, потому что в следующее мгновение Изуку падает вниз и ощущает гнилой привкус.
Изуку не уверен, что именно происходит дальше, потому что тот, кто поймал его, держит его за те места, где у него сломаны ребра, и его зрение на несколько минут становится нечетким и темным. Он слышит, как кто-то говорит, чей-то слишком знакомый голос, голос, которого, он знает, должен бояться, но этот же человек прижимает его к земле так, что его травма вдавливается в бетон, и Изуку не может дышать, не говоря уже о том, чтобы думать. Внезапно его отпускают, и Изуку хватает одного мгновения, чтобы вдохнуть, а следующее мгновение он использует, чтобы перевернуться.
То, что он видит, должно удивить его, но Изуку не думает, что у него есть силы удивляться сейчас, не
тогда, когда его грудь словно разорвана, а горло горит, распухшее и горячее. Он видит Пятно, смотрящего на него, на героев позади него. Он видит отражение огня, яркого и большого в его глазах. Ему кажется, что он даже видит
злобу, гнев, ненависть и
боль, исходящие от Пятна.
— Еще одна фальшивка, — рычит он. — Фальшивка должна быть исправлена. Кто-то должен запятнать себя его кровью, — его голос повышается, с каждым словом его слова звучат всё громче и грубее. — Звание героя должно быть восстановлено! — Он топает вперед, его нога опускается на землю неподалёку от того места, где лежит Изуку.
— Давайте! — кричит Убийца Героев. — Только попробуйте, притворщики! Единственный, кому позволено убить меня, — это Всемогущий! — Изуку дрожит, пытаясь отползти назад, отодвинуться от Пятна, прежде чем тот сможет напасть, но ему этого не требуется.
— Он потерял сознание, — выдыхает кто-то позади него, и Изуку сглатывает, сердце колотится в груди.
***
Изуку, должно быть, потерял сознание в какой-то момент после этого, хотя он не помнит, когда именно, потому что следующее, что он осознаёт, — это то, что он находится в больнице. Он открывает глаза и смотрит на капельницу, из которой в трубку медленно капает прозрачная жидкость. Свет здесь не такой, как в лазарете ЮЭй, поэтому он знает, что находится в настоящей больнице, но почему-то от этого ему не становится легче.
— Мидория? — голос Тодороки заставляет Изуку моргнуть, и он поворачивает голову в сторону, чтобы увидеть Ииду и Тодороки, сидящих на больничных койках в той же комнате, что и он, каждый из них одет в больничные халаты. У Ииды синий гипс, закрывающий всю его левую руку, и у обоих довольно много бинтов, но, помимо этого, они, кажется, в порядке.
— Привет, — говорит Изуку, садясь и моргая, чтобы прогнать сон. — Я пропустил что-нибудь важное?
— Зависит от того, помнишь ли ты, как тебя забрал ному, или нет, — раздается сзади знакомый голос, и Изуку поворачивается и видит Мируко, прислонившуюся к дверному проёму, скрестив руки на груди. На её руке повязка, на лице — еще одна, но она выглядит почти невредимой.
— П-помню. — Изуку закусывает губу и оглядывается на своих друзей. Тодороки кивает ему. Мируко вздыхает, стоя в дверном проёме.
— Я должна сообщить вам, что вас ждет «посетитель», — делает она воздушные кавычки, закатывая глаза, — но я не собираюсь говорить им, что вы проснулись, пока вы не будете готовы. — Она смотрит на Изуку, когда говорит это. — Кстати, ты был в отключке около восьми часов.
Изуку кивает, закусывает губу и смотрит вниз на свою грудь. Он ничего не видит под больничным халатом, но чувствует тугие бинты, обмотанные вокруг него, и не сомневается, что капельница, установленная в изгибе левой руки, вводит ему довольно сильные обезболивающие. Он хмурится, затем тянется к горлу, нащупывая марлю и там.
— Не могу поверить, что мы сделали это, — вздыхает он, не собираясь произносить это вслух. Это имеет больший вес, чем другие осознают, даже когда Иида кивает и смотрит на свое плечо. Однако Тодороки все же говорит:
— Думаю, было бы хуже, если бы Пятна там не было, — комментирует он, глядя на свою руку, на которой была тугая повязка. — Было похоже, что он сдерживал другого злодея. — Он смотрит на Ииду. — Ты столкнулся с ними обоими в одиночку до того, как мы пришли туда, верно? Я впечатлен. — Он слегка улыбается. — Я должен был прийти тебе на помощь, а я только боролся.
— Я… — Иида моргает, глядя вниз на свои колени. — Это не… — он замолкает, его губы сжимаются в тонкую линию.
— Всё в порядке, Иида, — говорит Изуку, сохраняя мягкость голоса. — Мы не будем говорить об этом, если ты не готов. — Он видит, как Тодороки кивает в знак согласия, и через секунду Иида тоже кивает, сжимая неповреждённой рукой ткань больничного халата.
— Как вы думаете, ребята, вы можете встретиться с этим посетителем сейчас? — спрашивает Тодороки. — Я хочу покончить с этим. — Он не выглядит нервным, если можно так сказать, но Изуку кажется, что на его лице, под его обычным холодным выражением, есть что-то похожее на опасение.
— Я не против, — отвечает Изуку, и Иида делает глубокий вдох, затем вытирает глаза рукой и поднимает взгляд.
— Я тоже, — говорит Иида, его голубые глаза ловят взгляд Изуку всего на секунду. Изуку удерживает зрительный контакт всего на мгновение, затем смотрит на Мируко, та кивает, затем высовывается из дверного проема, наклоняя голову, чтобы посмотреть в коридор.
— Эй, они все проснулись! — зовет она голосом слишком громким для больницы. Изуку вздрагивает, надеясь, что поблизости нет других пациентов, которых она могла бы разбудить. Она переключается, снова смотрит на них, затем сочувственно улыбается.
— Удачи, сопляки. Я не знаю подробностей, но… — Она встречает взгляд Изуку. — Их беспокоит парочка вещей. Я буду рядом. — Изуку задается вопросом, почему она выглядит переживающей, но у него нет времени думать об этом, потому что Мируко входит в комнату и прислоняется к стене рядом с дверью как раз в тот момент, когда входят двое в аккуратных костюмах. У одного из них голова собаки, а другой выглядит простовато, с черными волосами и карими глазами. Однако на обоих надеты значки, и Изуку становится ясно, что это полицейские.
— Здравствуйте, — говорит пёс, его голос немного странный. — Я начальник полиции Цурагамаэ, гав. Я здесь, чтобы поговорить с вами о событиях, которые произошли сегодня. — Он оглядывает их и поднимает руку, когда все начинают вставать. Изуку немного зацикливается на этом гавкании, но он также нервничает.
— Вы все можете оставаться на своих местах, — говорит он с легкой усмешкой в голосе. — Я знаю, что вы прошли через многое. — Он смотрит на простоватого на вид человека, сидящего рядом с ним. — Это детектив Цукаучи. Он задаст вам несколько вопросов после того, как все закончится, но сначала я хотел бы поговорить об Убийце Героев и злодейке Фанатке. — Изуку напрягается и чувствует, как напряжение в комнате растет вместе с называемыми именами.
— Убийца Героев получил ранения, и в настоящее время его лечат от переломов костей, ножевых ранений, ожогов и прочего, — говорит Цурагамаэ, устанавливая зрительный контакт с каждым из них по очереди. — С тех пор как причуды впервые проявились в нашем обществе, полиция сделала все возможное, чтобы не использовать их в качестве оружия. Скорее, герои поднимались, чтобы занять эту нишу в обществе, и, естественно, были созданы правила, чтобы убедиться, что те, у кого нет добрых намерений или контроля над своими силами, не используют свои причуды по своему усмотрению. — Его взгляд на мгновение останавливается на Изуку, а затем он смотрит на Тодороки и Ииду. — Для поддержания баланса вещей, если кто-то решит использовать свои причуды против другого без надлежащей лицензии, даже если его врагом будет, скажем, сам Убийца Героев, он будет привлечен к ответственности. — Изуку чувствует, как дрожь пробегает по его позвоночнику, но именно Тодороки вскакивает на ноги.
— Думаете, они бы просто оставили Ииду в живых, если бы он повернулся и ушел от них? — говорит Тодороки, шагнув к начальнику полиции. — Думаете, он бы выжил, если бы Мидория не позвал Мируко и меня ему на помощь? У нас был ответственный взрослый, и это была ситуация, опасная для жизни, а Вы говорите, что мы должны были просто отойти? Вы думаете, Мируко смогла бы выстоять против них, защищая нас троих? — Тодороки практически шипит, и Изуку встает на ноги, готовый остановить его, но на самом деле это делает Мируко. Она протягивает руку между начальником Цурагамаэ и Тодороки.
— Парень, я тебя понимаю, но дай чуваку закончить. Ему надо кое-что сказать. — Она смотрит в глаза Тодороки, и после напряженной «игры в гляделки» Тодороки отступает назад.
— Вы действительно всего лишь дети, в конце концов, — Цурагамаэ вздыхает, поднося руку к морде, словно размышляя. — Это то, что я должен сказать как начальник полиции. Что касается моего мнения… — он делает паузу и смотрит на Изуку с легкой улыбкой на лице. — Один из вас увидел, что его друг в опасности, связался со своим наставником и сверстником и попросил о помощи. Я не думаю, что нужны какие-либо дисциплинарные меры, пока это остается вне поля зрения общественности, то есть, — он вздыхает. — К сожалению, Иида и Тодороки все еще незаконно использовали свои причуды без присутствия своих наставников. Однако, пока публично не известно, что вы двое были вовлечены в это, это не должно повлиять на вашу репутацию или послужной список как героев, — он улыбается им, а затем поднимает большие пальцы вверх.
— В конце концов, я бы не хотел, чтобы что-то подобное отразилось на ваших личных делах, когда все, что вы пытались сделать, это помочь друг другу! — Он кивает им, продолжая улыбаться. — Итак, хотя вы, возможно, не сможете получить публичную похвалу, которую вы заслуживаете… — он резко кланяется им, — я, по крайней мере, хотел бы поблагодарить вас за вашу хорошую работу как тех, кто стремится защищать людей. — Он склоняется на мгновение, прежде чем выпрямиться, и в комнате на несколько мгновений воцаряется тишина, по крайней мере, до тех пор, пока Тодороки не вздыхает, отступая назад и опускаясь на кровать.
— В следующий раз говорите такое прямо с порога, — бормочет он, и Изуку не может удержаться от смеха, который вырывается из него, когда его друг куксится.
— Ах, есть еще кое-что, — говорит Цукаучи с извиняющейся улыбкой на лице. — Я хотел бы задать тебе несколько вопросов наедине, Мидория. Это не займет много времени. — Изуку смотрит на него, но на самом деле он размышляет над тем, как Мируко обеспокоенно и разочарованно хмурится. Он сглатывает, потому что что-то в его груди подсказывает ему, что это не то, чего он хочет.
— К-конечно, — говорит он слегка дрожащим голосом. — Эм, прямо сейчас?
— Лучше закончить с этим поскорее, — отвечает Цукаучи, затем подходя к Изуку и протягивая ему руку. — Пойдем. В конце коридора есть комната, мы получили разрешение на её использование.
Изуку кивает, берет руку и позволяет детективу помочь ему встать на ноги, но он не может сказать, что ему придаёт уверенности мягкая улыбка или успокаивающий голос. Не помогает и то, что Мируко все еще хмурится, следуя за ними, сложив руки на груди.
