***
Изуку открывает глаза и оглядывается по сторонам, видя знакомую крышу и еще более знакомую фигуру рядом с ней. Он стоит на краю крыши, глядя на пожарную лестницу внизу, и когда он поворачивается, чтобы посмотреть на Айзаву, тот поднимает бровь. — Ты в порядке? — спрашивает Айзава, скрестив руки на груди. Его очки надеты, так что разговор, должно быть, близится к концу. Изуку кивает. — Я просто использовал свою причуду, — говорит он, и Айзава слегка наклоняет голову в сторону. — Я не знаю насчет Геккейджу, но я не думаю, что у Лиги сейчас есть пленники. Они играют в видеоигры. — Изуку делает паузу, пожевав внутреннюю сторону губы. — У них появились новые члены. Один из них использует синий огонь. — Я думал, ты сказал, что вернешься через час, — говорит Айзава, но его голос звучит так, будто он больше сосредоточен на размышлении о сказанном. — Новые члены, да? — Да, — подтверждает Изуку, кивая и отходя от края крыши. — Их как минимум двое, но я не слышал Курогири, так что не думаю, что они там были в полном составе. — Он поправляет нижнюю часть толстовки, когда Айзава наклоняет голову. — Что ты имеешь в виду под словом «слышал»? — спрашивает он, и в его тоне нет обвинения, но Изуку все равно ощетинился, скрестив руки на груди в зеркальном отражении позы Айзавы. — Я подслушивал в будущем, которое я видел, — говорит он. — Ты случайно не знаешь, где сегодня находятся члены Геккейджу? — спрашивает он, но Айзава качает головой еще до того, как он заканчивает. — Нет, не знаю. Хотя мне интересно, как ты узнал, где будет Лига, — говорит он. Порыв ветра, теплого и быстрого, обдувает их, поднимая в воздух пряди длинных спутанных волос Айзавы. — Не сомневаюсь, — говорит Изуку, пожимая плечами. Айзава вздыхает, и Изуку объясняет: — Я знаю, по крайней мере, одно из мест их встреч, но не думаю, что это их главная база. — Конечно, ты знаешь, — вздыхает Айзава, качая головой. — Я просто предположу, что нет смысла говорить тебе держаться подальше от групп злодеев, — говорит он, нахмурившись. — У тебя уже есть мой номер, не так ли? Обязательно воспользуйся им, если попадешь в беду. — Чтобы ты так смог вычислить мою гражданскую личность? — Изуку вскидывает бровь. Он изо всех сил старается бросить выразительный взгляд на Айзаву из-под очков, но уверен, что ничего не получается. Айзава, кажется, ничуть не обеспокоен. — Нет, так я смогу помочь тебе, если ты в опасности, — отвечает Айзава, используя тот же тон голоса, которым он обычно отвечает на глупые вопросы в классе, медленно и утрируя, как будто то, что он говорит, очевидно. — Конечно, — говорит Изуку, отворачиваясь от него. — Я позову тебя, если понадобится спасти мою жизнь, — говорит он, хотя прекрасно знает, что ему не нужна помощь в спасении собственной жизни. «Моя причуда сделает это за меня». — Надеюсь так и будет, — серьёзно отвечает Айзава. — Будь осторожен, Ас. Мстящий Ангел сильна. Если они смогли поймать её, то поймать тебя будет легко. — Ого, ты действительно не уверен в моих способностях, — комментирует Изуку, оглядываясь на Айзаву через плечо, пока идет обратно к краю крыши, сгибая колени, чтобы спрыгнуть вниз на пожарную лестницу. — Увидимся, Стёрка. Айзава ничего не отвечает, но Изуку чувствует, что его глаза следят за ним, когда он спрыгивает с крыши и спускается по пожарной лестнице.***
Изуку открывает дверь в магазин, колокольчик в верхней части стеклянной двери тихонько позвякивает, когда он заходит внутрь. Он не возвращался сюда с того последнего раза, с тех пор как они с Миурой повздорили, и хотя прошло уже больше месяца, тревога кольнула его в груди, когда дверь захлопнулась за ним и послышались шаги. — Привет! Чем я могу… — Миура выбегает из одного из проходов, на ней фиолетовый сарафан под фартуком. Изуку удивленно моргает, когда видит, что она шокирована встречей. — О, Мидория! Я думала, что спугнула тебя, — говорит она, поднимая руку, чтобы потереть затылок, и улыбается, но Изуку не может отвести взгляд от темного синяка, который с носа распространяется дальше по лицу. На её носу, который явно сломан, судя по отеку и акварельным синякам, есть лейкопластырь, губа рассечена в двух местах, рот и подбородок тоже в синяках. Изуку замечает, что некоторые синяки скрыты косметикой, но и косметика подстёрлась вокруг ее рта, и, осматривая её, он видит синяки на коленях и на локтях, а также в разных местах по всему её телу. — М-Миура, — задыхается он. — Что случилось? — Чем больше Изуку смотрит на неё, тем больше повреждений он видит, и под его взглядом Миура беспокойно двигается, натягивая платье так, чтобы оно прикрывало синяки на коленях. Однако это не слишком помогает скрыть царапины и синяки на костяшках пальцев и лице. — Я… упала с лестницы, — говорит она, оглядываясь по сторонам. Её темно-карие, почти черные глаза не встречаются с глазами Изуку. — Я в порядке, правда. Это просто выглядит куда хуже, чем есть на самом деле, потому что я легко ушибаюсь. — У тебя сломан нос, — отмечает Изуку, и Миура пожимает плечами, возвращая улыбку на лицо. Выглядит так, как будто ей больно. — Да, но он заживет! — щебечет она, пожимая плечами. — А что насчет тебя? Как ты? Я видела тебя на спортивном фестивале, ты был великолепен! — с каждым словом её голос становится все громче, а улыбка все шире. Изуку моргает. — О-о, я в порядке! — отвечает он, пожимая плечами и отводя взгляд в сторону, слегка краснея. — Ты правда смотрела? — спрашивает он, немного смущаясь. Он, конечно, видел кадры, где он кусает людей, как дикий зверь, и теряет сознание в конце боя с Каччаном. Он знает, что это было то, что нужно для победы, но какая-то часть его души всё ещё жалеет, что он не смог сделать это без грязных приёмов. — Ага! — говорит Миура, кивая. — Ты не сказал мне, что ты учишься в ЮЭй. — Она прикусывает нижнюю губу на секунду, затем делает паузу. — Извини, я совсем забыла спросить. За чем ты пришёл сегодня? Изуку оглядывает магазин и видит, что ассортимент в основном такой же, как и раньше. — Я хотел спросить, продаёте ли вы метательные ножи, — говорит он, заглядывая в проход, который, как он знает, ведет к секции с ножами. — Я учился пользоваться ими в школе, но я хочу иметь возможность практиковаться дома. — И он хочет использовать их как Ас, но не собирается делиться этим с ней. — Хм, — хмыкает она в ответ, поворачивается и делает несколько шагов в ближайший проход. — Знаешь, думаю, у меня есть набор, который тебе подойдет, — говорит она, и Изуку следует за ней, пока она идет дальше по проходу, подводя его к полке, которая на самом деле больше похожа на беспорядок, чем на какую-то экспозицию. Она тянется наверх, достает черный футляр и снимает его с полки. Он выглядит тяжелым, судя по тому, как искажается её лицо во время этого, и она ставит его на пол перед ними, приседая, чтобы открыть его. Она откидывает крышку футляра, где находятся много различных ножей, и все упакованные в прозрачный пластик. Изуку моргает, пробегая глазами по ножам, пересчитывает их и понимает, что в футляре по меньшей мере дюжина наборов ножей, все разных форм, размеров и, судя по всему, из различных металлов. Миура хмыкает, прикусывая нижнюю губу, когда перебирает их и достает завернутый в пластик набор одинаковых серебристых ножей, маленьких и легких на вид. — Это должно подойти, — говорит она, передавая их Изуку. — Дай мне секунду, и я смогу подобрать тебе чехол для них. — Изуку принимает сверток с ножами, чувствуя вес металла в ладонях. Он переворачивает сверток, насчитав в нем восемь тонких ножей. Каждый нож изогнут, и они двусторонние, с простыми серебряными рукоятками с отверстиями на концах, как будто они предназначены для ношения на поясе. Изуку предполагает, что, вероятно, так оно и есть. — Сколько они стоят? — спрашивает он, осматривая клинки. Через упаковку трудно сказать, но они явно очень острые. — За счёт заведения! — отзывается Миура, исчезая в другом проходе. — Но ты должен оказать мне услугу, хорошо? — Они выглядят дорого, — хмурясь, замечает Изуку. — Что за услуга? — Он смотрит, как Миура возвращается в проход, в котором он стоит, с красно-черным футляром в руках. Она протягивает его ему, и он берет его, ощупывая защищённую внутреннюю часть. «Ножи не прорежут его случайно, это точно». — У ЮЭй скоро будет летний тренировочный лагерь, верно? — спрашивает она, и Изуку поднимает на нее глаза и видит, что она снова прикусывает нижнюю губу, рана на которой открылась и слегка кровоточит. — В-верно, — подтверждает Изуку, кивая. Айзава рассказал им об этом всего несколько дней назад, во время урока. «Но откуда она могла это знать?» — Будь осторожен, — говорит Миура, серьёзно глядя в глаза Изуку. — Оставайся со своими учителями. Не ходи один. И не рискуй, — говорит она, и в ее голосе есть что-то странно знакомое, что-то, что он не может определить. — Я буду осторожен, — говорит он, нахмурившись. — Почему ты… — Не спрашивай, — говорит Миура. — Пожалуйста. Просто береги себя. — Хорошо, — отвечает Изуку, в голове у него путаница. Даже когда он выходит из магазина с новыми ножами в чехле, он не может избавиться от ощущения, что что-то ужасно не так. Он рассматривает футляр, красное и черное, и тут ему приходит в голову, что он не просил этих цветов. «Это может быть совпадением, но… — Изуку встряхивается. — У меня есть дела поважнее, чем Миура. Скоро экзамены».***
Изуку склонился над своей партой, его лицо практически прижато к деревянной поверхности, он делает пометки на полях своей тетради, подчеркивая важную информацию и записывая вопросы, которые он задаст своим учителям на следующей неделе на уроке. Он лишь отчасти обращает внимание на остальных учеников, пока они болтают, но тут Киришима произносит громко и спокойно, и его голос трудно игнорировать: — Бакуго, ты не можешь просто прорешать это с ним? — Киришима спрашивает, и когда Изуку поднимает глаза, видит, что Киришима сидит, подпирая подбородок, перед Каччаном. Рядом с ним Каминари выглядит так, будто вот-вот заплачет. Он руками вцепился в светлые волосы и взъерошил их, его лицо слегка покраснело, а глаза широко раскрыты. Он смотрит вниз на свои записи. — Если он на этом этапе не знает, как это делать, то к экзамену он ни хрена не поймет, — огрызается Каччан. — Что ты получил, Дерьмоволосый? Даже Деку знает, как это решать, — усмехается он, оглядываясь через плечо, смотря на Изуку, устанавливая с ним недолгий зрительный контакт. Его красные глаза метнулись вниз, к записям Изуку, в которых и правда нет ни одной нерешенной задачи. Изуку чувствует, как его лицо начинает краснеть от того, что про него зашла речь, но, к счастью, от необходимости отвечать его спас громкий стон Каминари и удар лицом о парту. — Все кончено, ребята, — скулит он, его голос приглушен. — Я завалю первый семестр. Просто бросьте меня и избавьте от страданий. — Киришима протягивает руку и похлопывает его по спине, на его лице сочувственное выражение. — Все будет хорошо, мужик, — говорит он, и Изуку наблюдает, как Каччан фыркает. — Я снесу тебе голову с плеч, если ты сейчас сдашься, Пикачу, — рычит он, хлопнув рукой по голове Каминари, прижатой к деревянной поверхности. — Разве это действительно считается избавлением его от страданий, если это так болезненно? — спрашивает Урарака, сидя рядом с Изуку. Он смотрит на неё, с удивлением замечая, что она подняла глаза от своих конспектов, чтобы понаблюдать за спором. — Я думаю, что быть взорванным Бакуго было бы одним из худших способов умереть, — размышляет Иида, и Изуку моргает. Цую кивает, сидя рядом с ним. — Говорят, сгореть — самая худшая смерть, ква, — пробормотала она, кивая. — Взрывы это примерно то же самое. — Да, Баку! — хнычет Каминари, задирая голову вверх только для того, чтобы положить ее на руки, свисающие со стола. — Если ты собираешься убить меня, ты должен сделать это быстро и безболезненно. — У тебя есть какие-нибудь гребаные пожелания? — Каччан закатывает глаза, его голос полон сарказма. — Я уверен, что тебе было бы не так хреново, если бы ты занимался раньше, чем за неделю до экзаменов. — Разве повешение не наименее болезненно? — спросила Урарака, склонив голову набок. — Я слышала, что если свернуть шею, то ты будешь жив около двух минут, но боли не будет. — Да, я тоже это слышал, — кивает Киришима. — Думаю, если выстрелить в голову, будет примерно то же самое, — он морщится. — Не очень мужественный способ уйти из жизни, — говорит он, и Изуку задается вопросом, говорят ли они о самоубийстве или о смерти такими способами в принципе. — Я, наверное, умру от удара током, — говорит Каминари, полностью садясь и слегка наклоняя голову набок. — Например, что если кто-то отменит мою причуду, а я попытаюсь поглотить удар током или что-то в этом роде? Я бы точно умер. — Ты умрешь, упав с лестницы, — бормочет Каччан, и Каминари моргает, выглядя оскорбленным. — Эй! — протестует он. — Я услышал вообще-то! — Каччан вскидывает бровь. — Да, блять, так и было задумано, — отвечает он. — Электрический удар чертовски болезненный, — прищуриваясь, говорит он. — От него мышцы бешено сводит и сердце останавливается. Люди обсираются, когда их бьют током. — На самом деле, это не так уж и плохо, — говорит Изуку, прежде чем он успевает подумать дважды. — Удушье — самое худшее, я думаю. Я бы выбрал кровотечение, наверное. В конце мозг выделяет кучу эндорфинов, так что ощущения действительно приятные, — говорит он и моргает, когда понимает, что все смотрят на него. — П-по крайней мере я о таком слышал! — быстро добавляет он, подняв руки перед собой. — Я-я не знаю т-точно, конечно! — От кого ты это услышал? — Киришима бросает на него странный взгляд, слегка приподнимая бровь. — Я бы подумал, что истечение кровью — это очень хреново, понимаешь? Ты бы замёрз и все такое. — Не знаю, как насчет смерти, но когда я был ранен в прошлом и потерял кровь, это, конечно, не было приятным опытом, — комментирует Иида, сидя рядом с ним, и кидает взгляд на Изуку. — Я п-просто прочитал это на каком-то форуме, — говорит Изуку, не встречаясь с ними взглядом и смотря на пространство между Киришимой и Каминари. — Т-так что это может быть просто выдумка, — добавляет он, и Каминари пожимает плечами. — Чувак, буквально любая смерть должна быть менее болезненная, чем урок математики, — говорит он, со стоном опускаясь на парту. — Я завалюсь. — Тогда учись, мать твою, если ты так переживаешь, — рычит Каччан, и Изуку хочет продолжить наблюдать за их взаимодействием, но его отвлекают, когда он замечает пару разноцветных глаз, наблюдающих за ним. Он оглядывается и видит, что Тодороки смотрит на него из другого конца комнаты, его брови слегка нахмурены, а на лице — намек на хмурость. Изуку одаривает его маленькой, дрожащей улыбкой и возвращается к своим записям.