повезёт в следующий раз

В последний день выпускных экзаменов Изуку уже хочет умереть, когда заканчивается обед, а он еще даже не приступал к практической части. Возможно, это потому, что тест по героике был прямо перед обедом и из всех письменных тестов именно за него Изуку волновался больше всего. Это предмет, который ведет Айзава, и Изуку почти уверен, что Айзава считает своим личным призванием заставлять учеников плакать во время экзаменов. Может быть. Изуку не уверен, дело только в его классе или нет, но он точно знает, что Каминари и Хагакуре тоже плакали, так что, по крайней мере, он не единственный. Тест был трудным, он был подробным, и там было много открытых вопросов, и рука Изуку все еще болит от письма, даже когда он выходит из столовой с Ураракой, Иидой, Тодороки и Цую. Он уже начал жалеть, что не пообедал на крыше или в кабинете Айзавы, но ему не очень хотелось встречаться с Айзавой после слёз на экзамене, да и на улице некомфортно тепло, так что столовая казалась единственным приемлемым вариантом. Не то чтобы он не любил своих друзей, на самом деле. Ему нравится их компания, но то, как Урарака продолжает говорить о предстоящем экзамене, и то, как Тодороки искоса наблюдает за ним, сейчас его слишком напрягает. Его глаза все еще немного воспалены от того, что он так часто вытирает их рукавом, поэтому, когда они добираются до раздевалок, чтобы переодеться для практического экзамена по героике, это почти облегчение — проскользнуть в кабинку туалета и наконец-то, наконец-то остаться одному. Изуку, наверное, не стоит тратить время на то, чтобы просто постоять, прижав ладони к закрытым глазам, чтобы тепло его кожи просочилось под веки и успокоило ноющую боль, которую он испытывает после плача, но он это делает. Есть что-то успокаивающее в том, чтобы стоять в кабинке туалета и просто слушать разговоры в остальной части раздевалки, просто слышать, как его друзья говорят и смеются, не будучи в состоянии разобрать слова или ответить, держать лицо и делать вид, что он не собирается плакать от страха перед этим дурацким практическим экзаменом. Мирио сказал ему, что все будет хорошо, что тест будет объективным, но дело в том, что Изуку — первый беспричудный студент в ЮЭй. Тест может быть составлен так, чтобы быть справедливым для студентов с причудами, которые они могут использовать во время экзамена, но будет ли он справедливым для него? Даже если бы он использовал свою причуду, как это было бы справедливо? Как бы Изуку ни был не против умереть, чтобы спасти других от боли, это утомительно. Он не хочет убивать себя только для того, чтобы сдать зачет. Изуку ничего не может с собой поделать, когда у него вырывается новый всхлип. Он замирает, когда понимает, что снова начинает плакать, потому что на самом деле ему не о чем плакать. Это глупо. Он даже не сдавал тест, и вот он здесь, дрожит, у него спёрто горло, а руки слишком плотно прижаты к глазам. Он старается не издавать никаких звуков, когда вдыхает, но вырывается громкий дрожащий всхлип, и он просто задерживает дыхание, позволяя рыданиям тихо умереть между ребрами и ключицами. Он не хочет, чтобы его называли плаксой Деку, каким он всегда был, даже если это уже закрепилось и здесь, вроде как. Другое дело, когда он плачет из-за такой глупости, как тест, который он может сдать, который может даже оказаться для него легким. И даже не то чтобы это было несправедливо по отношению к нему, на самом деле. Конечно, ему, возможно, придется использовать свою причуду, но разве он не должен быть благодарен за то, что у него есть причуда? Разве не должен он просто взять себя в руки и перестать ныть? Изуку знает, знает, что причуды других людей тоже причиняют им боль. Глаза Айзавы воспаляются. Тодороки боится своей левой стороны. Когда у Каччана только появилась причуда, он взрывался столько раз, что Изуку сбился со счета. Урараку тошнит от своей причуды. Так что же, по мнению Изуку, делает его таким особенным? Почему он думает, что он другой, когда это не так? Изуку прислоняется спиной к стене туалетной кабинки и проводит руками по лицу, слишком сильно натягивая кожу. Он смотрит на пол, на тени в тусклом свете и понимает, что уронил свой костюм на пол. Его лицо кажется мокрым, даже когда руки теперь лежат на щеках, а не на глазах, и у него кружится голова. «Наверное, потому что я все еще задерживаю дыхание», — думает он и издает тихий смешок, который быстро переходит в слишком громкий, слишком громкий всхлип, переходящий в конце концов в хныканье. Изуку убирает правую руку и засовывает указательный и большой пальцы в рот, сильно прикусывая. Он чувствует вкус чего-то соленого, возможно, слез, пота или крови. Кто-то стучит в дверь туалетной кабинки, быстро и резко. — Мидория? — Неожиданно, это голос Оджиро. — Ты там? — Изуку слышит шёпот за дверью. Оджиро не один, но Изуку не знает, кто еще там. — Мгм, — мычит Изуку, с пальцами во рту. Рука болит, горит. Когда он сжимает челюсть, впивается зубами, он удивляется, что от этого боль как-то уменьшается. Он дышит ртом, но совсем чуть-чуть, его дыхание влажное и горячее и застревает в горле каждые несколько секунд. — Ты можешь открыть дверь? — спрашивает Оджиро, и Изуку кажется, что он слышит беспокойство в его голосе. Изуку качает головой, движение жалит руку, но потом он понимает, что они не могут видеть, как он это делает, поэтому он просто как бы… хнычет «нет», жалкий звук, который заставляет его скривиться. Шёпот за дверью снова усиливается. — Мидория, — говорит Тодороки, и, конечно же, это он, — если ты не откроешь дверь, Оджиро позовёт Айзаву-сенсея. — По его тону Изуку понимает, что Тодороки не нравится идея позвать их учителя. Изуку также знает по опыту, что Тодороки выломает дверь, если Изуку не откроет ее, поэтому он так и делает, отнимая руку ото рта и засовывая её в подмышку, между пиджаком и пуговицей, ткань грубая и неприятная на распухшей коже. Изуку протягивает другую руку и отпирает дверь кабинки, наблюдая, как она распахивается, а затем её дергают. На лице Тодороки написано отчаяние и облегчение, когда он отступает назад, полностью открывая дверь, и Изуку рад, что на него смотрят только Тодороки и Оджиро. — Эй, парень, всё в порядке, — говорит Оджиро, хмуря брови. — Что случилось? — Он протягивает руку, осторожно и медленно кладет ее на плечо Изуку и выводит его из тесной кабинки туалета в маленький коридорчик, соединяющий раздевалку и кабинки туалета. Изуку все еще плачет, он знает, но в большом пространстве кажется тише, и, несмотря на то, что по его лицу текут слезы, говорить легче. — Я п-просто… — Он икнул, затем сглотнул. — Я… я з-завалюсь, — бормочет он, зажмуривая глаза, чтобы не видеть, как они отреагируют, когда поймут, насколько он жалок. Он чувствует, как рыдания подкатывают к его горлу, и он ненавидит это, ненавидит, что плачет из-за чего-то настолько глупого, когда ему приходилось переживать гораздо худшее. Так как он не смотрит, когда теплые руки и мягкий хвост подхватывают его, притягивая в объятия, он почти удивлен. Он открывает глаза и видит костюм Оджиро — простую белую форму для боевых искусств, мягкую на ощупь. — Всё в порядке, — мягко говорит Оджиро. — Тодороки, у него во рту была кровь, — говорит Оджиро тише поверх головы Изуку. — От его руки. — Изуку не видит, что происходит дальше, просто смотрит на чистую белую ткань, но он чувствует, как пара теплых рук осторожно извлекает его руку из того места, где он засунул ее в одежду. На мгновение возникает пауза, мягкий палец проводит по опухшей, раздраженной коже, а затем Изуку чувствует, как одна из рук становится холодной, всего на йоту теплее льда, и он выдыхает с облегчением, так как это притупляет боль, которую он даже не замечал. — Он укусил её, — пробормотал Тодороки, и Изуку кивнул, уткнувшись в кимоно Оджиро. — Прости, — бормочет он, и Оджиро легонько похлопывает его. — Всё в порядке, мы все напряжены из-за экзаменов. Расстраиваться — это нормально, — мягко говорит Оджиро. — Хотя тебе действительно не стоит кусать себя. У тебя очень мощный укус. — Приходит с практикой, — бормочет Изуку, издавая дрожащий смешок. Оджиро фыркает и нежно гладит его по голове. Изуку отстраняется, вытирая рукавом слезы с лица, и Оджиро отпускает его, позволяя отступить. Тодороки крепко держит его за руку, когда Изуку пытается отдернуть её, но Изуку оглядывается и видит, что Тодороки, прищурившись и с задумчивым лицом, смотрит на рану. Изуку тоже смотрит на рану, и она действительно не так уж плохо выглядит, просто красная и опухшая, с вмятинами от зубов. Похоже, он порвал кожу в том месте, где его клыки впились в плоть, но не в других местах. Вокруг образовалась небольшая дымка — видимо, из-за охлаждения правой рукой Тодороки. Изуку смотрит на Тодороки, улыбается ему. — Прости, Тодороки, — говорит он, и Тодороки поднимает на него глаза, слегка нахмурив брови. — Я уже в порядке, правда. Я просто немного волновался, — его улыбка кажется зыбкой, и Тодороки медленно кивает, его взгляд снова опускается на след от укуса. — Учителя знают, что ты испытываешь повышенную тревогу из-за экзаменов? — спрашивает Оджиро, его взгляд устремлен на след от укуса, на руку, которую Тодороки всё ещё держит. — Я н-не знаю, — говорит Изуку, и ему не нужно смотреть на лицо Оджиро, чтобы понять, что он поднимает бровь. — Точно, — говорит Оджиро, — ты должен им как-нибудь рассказать. Это, вроде как, их работа — помогать с такими вещами. — Он говорит это так уверенно, как будто так и должно быть. Как будто учителя помогали ему в таких вещах. Как будто они помогли бы Изуку с подобными вещами. Изуку не хочет спорить, не хочет объяснять Оджиро, что, когда ты беспричудный, учителя не помогают, поэтому он просто кивает. Оджиро делает шаг назад, и Изуку снова поворачивается к Тодороки. — М-можно мне вернуть руку? — неуверенно спрашивает он, и взгляд Тодороки мечется к нему, прежде чем он отпускает руку Изуку, слегка покраснев. Тодороки на мгновение замирает, разноцветные глаза смотрят на Изуку, затем он слегка хмурится. — Тебе не нужно прятаться, когда ты расстроен. У тебя есть друзья, которые заботятся о тебе. Мы хотим помочь. — Взгляд Тодороки устремлен на кабинку туалета позади Изуку. — Когда ты один, все кажется еще хуже, — говорит он, и Изуку думает, что, возможно, он говорит немного о себе, но Изуку не собирается говорить об этом прямо сейчас. — Все-таки это смущает, — бормочет Изуку, глядя на свою руку, на красные вмятины на опухшей коже. — Мы все сдаем одни и те же экзамены, но только я плачу в ванной из-за этого. — Чувак, Каминари плакал в раздевалке пять минут назад, — фыркает Оджиро. — Ты определенно не единственный, кто расстраивается из-за экзаменов. — Он вздыхает, на его лице появляется мягкая улыбка. — К тому же, это не имеет значения, даже если бы ты был единственным. Я думаю, все предпочли бы знать об этом и чтобы ты не делал такое с собой. — Он машет рукой Изуку, и тот кивает, глядя в пол и краснея. — В-верно, — пробормотал он. — Мне… мне еще нужно переодеться, — тихо говорит он. — У тебя есть время, — говорит Тодороки. — Я буду ждать тебя, — он улыбается Изуку слабой, нежной улыбкой, и Изуку улыбается в ответ, кивая. — Хорошо, — говорит он. — Спасибо. Спасибо вам обоим, — говорит он, глядя на Оджиро, который только пожимает плечами и потирает затылок. — Всё правда в порядке, — говорит он, глядя в сторону. — Для этого и нужны друзья, верно? — Изуку кивает, его улыбка становится шире, и он снова заходит в кабинку туалета.

***

— Вас распределят по парам, — говорит Айзава. Его голос звучит низко и пронизан скукой. Он стоит перед ними, в руках у него пачка бумаги. — И каждая пара будет противостоять одному из учителей. — Он смотрит на класс, его глаза оглядывают каждого ученика. Изуку сглатывает, когда их взгляды, пусть и всего на секунду, встречаются. — Вы все начнёте в одно и то же время, так что мы не потратим на это весь день, но вы сможете посмотреть записи матчей одноклассников после, если захотите, — бормочет Айзава, перелистывая страницу. — Вы сдадите экзамен, если выйдете из назначенной вам боевой площадки или если один из вас захватит назначенного вам учителя с помощью специальной ленты, которая будет предоставлена. Вы все оцениваетесь индивидуально, так что если ваш партнер — единственная причина, по которой вы произвели захват учителя или сбежали, вы все равно провалите. — Он поднимает глаза от бумаги. — Есть вопросы, прежде чем я назову вам ваши группы? — В классе раздается ропот, но только Иида поднимает руку. Айзава кивает ему. — Сенсей, если мы провалим экзамен, нам не разрешат поехать в летний тренировочный лагерь, правильно? — спрашивает Иида, размахивая руками. Айзава кивает. — Верно. Тем, кто не сдал экзамен, не разрешат отправиться в поход вместе с остальными. — Он оглядывает всех. — Есть ещё вопросы? — Он ждет, но недолго. Изуку оглядывается по сторонам, но никто не поднимает руки. — Яойорозу и Тодороки, — говорит Айзава, и Изуку чувствует, как Тодороки напрягся, стоя рядом с ним. — Вы двое будете сражаться со мной. Оджиро и Асуи, вы будете против Всемогущего. Бакуго и Токоями — против Эктоплазма. Мидория и Каминари — Незу, — Айзава продолжает говорить, зачитывая имена, но Изуку не обращает на это внимания, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Каминари, который откинулся назад и смотрит на Изуку. Когда их глаза встречаются, Каминари поднимает большой палец вверх и улыбается, но выглядит он нервным. Изуку чувствует себя не намного лучше, но в ответ он дарит Каминари дрожащую улыбку. — Вот и все, — говорит Айзава, вздыхая и опуская газету. — Если вы выйдете на улицу, назначенный вами учитель будет ждать вас перед площадкой, которая была подготовлена для вас. Яойорозу и Тодороки, вы можете просто следовать за мной. — Он поворачивается и идет к двери, а Изуку моргает, когда класс начинает двигаться, начинает выходить к яркому солнечному свету снаружи. Изуку остается позади. — Эй, друг, — говорит Каминари, подходя к Изуку. — Незу, да? — Он нервно хихикает. — Д-да, — отвечает Изуку, сглатывая. — П-прости, — добавляет он, почти не подумав. Каминари хмурится, слегка наклоняя голову в сторону. — Подожди, за что? — спрашивает Каминари, слегка прищурившись. — Тебя поставили в пару с беспричудным. — Изуку пожимает плечами и смотрит на землю. Его ярко-красные кроссовки контрастируют с землей. — Извини. — Что? — Изумленный смех Каминари удивляет Изуку, и он поднимает взгляд и видит Каминари с растерянной улыбкой на лице и одной поднятой бровью. — Чувак, ты, вроде как, один из самых умных людей в классе. Это будет гораздо полезнее, чем причуда, когда мы будем противостоять директору, верно? — Каминари показывает ему большой палец вверх, наклоняет голову в сторону и ухмыляется. — Мы справимся, Мидория. — Точно! — Изуку поджимает губы в дрожащей улыбке. Он кивает, и Каминари делает ответный жест, после чего шагает вперед, на солнечный свет. Изуку в спортивном костюме следует за ним, его ноги слегка дрожат. Свет яркий, почти ослепляющий, но через несколько секунд зрение проясняется, глаза привыкают к изменению освещения. Он следует за Каминари, хотя и видит Незу, где маленький человек (животное? человек? Изуку не знает, как его назвать) стоит со сложенными за спиной руками перед огороженной территорией, которую Изуку никогда раньше не видел. «Должно быть, они построили маленькие арены специально для экзамена», — понимает он. Это какой-то городской пейзаж, с высокими, аккуратными и удобными для лазания зданиями, к которым Изуку привык, но между зданиями, дальше, ему кажется, что он видит что-то похожее на строительную площадку с двутавровыми балками, бульдозером и парой других машин. Изуку не уверен, что ему нравится идея, что их директор будет в одной из них, но, полагает он, у него нет особого выбора, не так ли? — Привет, мальчики, — говорит Незу, когда они подходят, его губы кривятся в улыбке. Он ниже их ростом, и Изуку не может не чувствовать себя немного неловко, глядя на директора. — З-здравствуйте, сенсей, — отвечает Изуку. Каминари кивает рядом с ним. — Привет! — говорит он, похоже, нервничая не меньше, чем Изуку. — Итак, мы будем там? — Каминари указывает на арену позади Незу, и директор кивает. — Мгм! — хмыкает он, поворачивается и идет на арену. — Я сам попросил, чтобы вы двое были в паре против меня, знаете ли, — говорит он, голос приятный и легкий. — Я подумал, что это будет интересно, поскольку ты, Каминари, в самом низу класса, а ты, Мидория, беспричудный. Если бы я родился человеком, есть большая вероятность, что я был бы просто беспричудным и с интеллектом выше среднего, понимаете? Так что это будет битва интеллекта против силы причуд. — Он оглядывается через плечо, прищуривая темные глаза. — Должен признаться, я очень рад возможности сыграть злодея в этом маленьком упражнении. — Изуку не может унять мурашки, пробегающие по его позвоночнику. — Эй, Мидория? — Каминари подталкивает его локтем. — Мне кажется, или он действительно очень страшный? — Изуку кивает и сглатывает. «Он прав. Его причуда просто делает его умнее среднего, но не дает ему никаких исключительных способностей. Я не настолько умен, но не думаю, что я глуп, обязательно, а Каминари…» — Изуку решает повременить с суждениями об интеллекте своего одноклассника, пока они не начнут. Изуку помнит, что он был довольно полезен во время атаки USJ, так что не думает, что он будет слишком плох. Оценки не указывают на интеллект, Изуку это знает. — Итак, ребята, — говорит Незу, когда они заходят на «строительную площадку». — Вас проинструктировали об условиях этого упражнения, я полагаю? Сбежите или поймаете меня — и вы победили, окажетесь в нокауте или не успеете — и вы проиграли. Все довольно просто, на самом деле. — Незу поднимается на ступеньку, ведущую к сиденью того, что выглядит как бульдозер. Ярко-оранжевая краска машины облупилась и облезла вокруг большого ковша на передней части, обнажая серебристо-серый металл. Изуку не нравится этот вид, совсем не нравится. — Я посчитаю до десяти и начну, — прищуриваясь, говорит Незу. Он тянется к карману, затем к своему лицу, прикрепляя к нему микрофон с наушником. — Так вам будет легче меня услышать. Один, — начинает он считать, и Изуку пугается, хватает Каминари за локоть и быстро вытаскивает его из поля зрения, бежит трусцой и ведёт его за ближайшее здание. — Боже мой, — шепчет Каминари. — Мы умрём, — говорит он как раз в тот момент, когда Изуку слышит громкий треск с другой стороны здания. — Не прошло и десяти секунд! — хнычет Каминари, а Изуку прикусывает нижнюю губу. — Так, — пробормотал Изуку. — Твоя причуда лучше всего подходит для боя на близком расстоянии, чтобы ты мог поразить кого-то, не поджарив себя, так? — Каминари кивает, моргая. — Возможно, именно поэтому Незу выбрал эту площадку, — пробормотал Изуку, поднося руку к подбородку. — Ты можешь почти вывести бульдозер из строя, ударив его током, но я готов поспорить, что в итоге ты перерасходуешь свою причуду. Думаю, лучшим вариантом будет побег. — Делаем то, что считаешь нужным, чувак! — Каминари быстро кивает. Он пожимает плечами, глаза расширены. — Я не представляю, как бы я справился без тебя! Я бы просто пошёл напролом и надеялся на лучшее. — Изуку прикусывает губу, потому что образ Каминари, пускающего электричество по всей площадке, заставляет его волноваться, даже если этого не происходит. — Ты умеешь лазить по зданиям? — спросил Изуку. — Если мы будем прыгать с крыши на крышу, то Незу будет трудно достать нас бульдозером. У него уйдет больше времени на то, чтобы разрушить здания, чем на то, чтобы просто погнаться за нами. — Каминари бросает на него недоверчивый взгляд. — Ты шутишь? Я не могу лазить по зданиям, я… — говорит Каминари, но его прерывает звук шин, скрипящих по гравию, и Изуку поднимает взгляд и видит, как Незу поворачивает за угол на откровенно ужасающей строительной машине — том самом массивном бульдозере, на который он залез ранее. Изуку выругивается под нос. — Ладно, вот план, — говорит он, увлекая Каминари за собой, когда тот начинает отходить от бульдозера. — Мы просто будем бежать! — И это всё?! — кричит Каминари, несясь за Изуку. — Он на машине, чувак! Он быстрее нас! — У тебя есть идея получше? — кричит ему в ответ Изуку. Он видит перед собой здание, в основном гладкие бетонные и каменные стены, но на этом здании, по крайней мере, есть пожарная лестница. — Копируй мои движения, — говорит он и бросается на пожарную лестницу на втором этаже, его пальцы жжет, когда они впиваются в металл, и он подтягивается. Он начинает бежать вверх по лестнице, но не слышит никаких шагов за собой, а когда достигает второго этажа пожарной лестницы и смотрит вниз, он видит, что Каминари все еще на земле, возится с запертыми воротами, ведущими к лестнице на землю. Изуку прикусывает губу, шипя. — Каминари, лезь на ворота! — кричит он. — Это просто как забор из цепей! Они выдержат твой вес, — зовет он, и Каминари смотрит на него широкими глазами. Он застыл на мгновение, но он стоит лицом к улице, по которой они только что бежали, поэтому Изуку единственный, кто может видеть, как Незу несется по улице прямо на них. Изуку встряхивает головой и, не раздумывая, бросается с пожарной лестницы второго этажа и приземляется на землю. Через мгновение он уже стоит на ногах, ухватившись за спину Каминари и оттащив его с пути бульдозера, как раз в тот момент, когда бульдозер врезается во вход пожарной лестницы, сминая и сгибая металл прямо там, где мгновение назад был Каминари. — Вот дерьмо, — вздыхает Каминари, распахнув глаза. — Ты только что… — Изуку перебивает его: — Нет времени, — отрезает он, потянув Каминари за собой, когда тот начал бежать к выходу. — Мы должны увеличить расстояние между нами и Незу, — говорит Изуку и, оглянувшись через плечо, видит, как Незу даёт задний ход от пожарной лестницы и разворачивает свой бульдозер обратно к двум ученикам, в его глазах-бусинках появился злой блеск. — Каминари, Мидория, — легко и нараспев говорит Незу. — Я разочарован, знаете ли. Неужели вы не можете придумать что-нибудь более креативное? — Например? — Изуку бормочет себе под нос, пока тащит Каминари в переулок. — Мы можем попытаться устроить засаду? — шепотом говорит Каминари. — Если я коснусь его бульдозера и выпущу электрический разряд, ударная волна дойдет и до него, верно? — Может быть. — Изуку прикусывает губу. — Это рискованно. Если это не сработает, есть большая вероятность, что ты станешь балластом. — Но даже если это не вырубит его, это остановит его бульдозер, — говорит Каминари. — Стоит попробовать, — говорит он, встретившись взглядом с серьезным выражением лица Изуку. — Если не получится, я просто попробую еще раз, — бормочет Изуку и игнорирует Каминари, когда тот открывает рот, вероятно, чтобы спросить об этом. — Отлично. Я отвлеку его, а ты ухватись за что-нибудь металлическое и разрядись, хорошо? Тебе не понадобится полная мощность. Людей вырубает сила тока, а не напряжение. У металла относительно низкое сопротивление, так что хватит и половины. — Вау, чувак, ты реально умён, — говорит Каминари. — Хорошо. Ты дашь мне сигнал, когда стартовать? — Я дам тебе знать, — морщится Изуку. — Ты готов? — спрашивает он, и Каминари активно кивает. Изуку делает глубокий вдох, успокаивая себя, и выбегает из переулка, руки сжаты в кулаки и упираются в бока. Ему не нужно смотреть, чтобы увидеть приближение Незу, но он все равно смотрит, его взгляд фокусируется на бульдозере, который быстро приближается к нему. Изуку держится, слегка приседая, пока Незу едет к нему, а в последнюю секунду он прыгает, уклоняясь от острого нижнего края ковша, который толкает его вперед. Вместо того чтобы быть опрокинутым им, он приземляется в сам ковш, и гогот Незу раздается по громкой связи, когда ковш поднимается, подымая Изуку все выше и выше в воздух. Сейчас или никогда, думает Изуку, достигая высшей точки, и выпрыгивает из ковша, доставая свои ножи из потайных отделений в наручах. Он шипит от силы удара, врезаясь в бок ближайшего здания, его ножи впиваются в бетон настолько, чтобы удержать его. — Сейчас, Каминари! — кричит он, не в силах повернуться, чтобы увидеть, что происходит. Он слышит сильный жужжащий звук и взрыв, от которого у него чешутся руки повернуться и посмотреть, но он больше думает о том, чтобы не упасть. Это очень близко, но ножи, которые он держит в каждой руке, поддерживают его достаточно долго, чтобы он успел перекинуть ноги в одно из окон фальшивого здания. К счастью, ни в одном из окон, похоже, нет настоящего стекла, и Изуку достаточно легко втягивает все свое тело в здание и поворачивается, судорожно оценивая происходящее перед ним. — Ой, ой! — говорит Незу, и сердце Изуку замирает в груди. Он видит Каминари, хромого и тихого, лежащего на земле рядом с бульдозером, который, похоже, все еще полностью исправен. В руках у Незу что-то есть, и Изуку требуется мгновение, чтобы понять, что директор держит в руках оружие, пистолет. Изуку моргает. — Что, ты думал, что оружие дадут только тебе? Не смеши меня! — Незу хихикает. — Это всего лишь резиновая пуля, не смотри так обеспокоенно. Хотя, я думаю, Каминари использовал свою причуду слишком сильно, когда я его ударил. Бедняжка. — Незу ничуть не сожалеет. На самом деле, Изуку думает, что он слишком веселится. — Значит ли это, что мне можно бросаться в Вас ножами? — спрашивает Изуку в ответ, и Незу смеется, запрокидывая голову назад и хватаясь одной рукой за рычаги управления бульдозером, а другой — за пистолет. Бульдозер рвется вперед, мотор рычит, и Изуку стискивает зубы, отпрыгивая от окна как раз в тот момент, когда машина врезается в стену, разбивая ее в пыль и превращая окно в зияющую дыру в конструкции. — Конечно, но я сомневаюсь, что ты попадешь, — отвечает Незу, и Изуку понимает, что лучше держаться поблизости. Он поворачивается и начинает бежать, всё ещё сжимая ножи. Он ненавидит то, что слышит выстрел, прежде чем чувствует, как резиновая пуля попадает ему в икры, — взрыв боли, заставляющий его вздрогнуть и опуститься на колени на пол здания. Его ножи стучат о пол, гулкое эхо раздаётся в бетонном здании. Изуку шипит, разворачивается, его движения замедляются из-за боли в ноге. Он видит, как Незу выходит из бульдозера, как он на четвереньках аккуратно выползает из кабины машины через лобовое стекло и проходит через дыру, которую он проделал в стене. — Блять, — ругается Изуку себе под нос, внезапно понимая, почему Каччан так любит ругаться, когда он выбрасывается из окна на противоположной от Незу стороне здания. Это не слишком умный ход, учитывая, что он точно находится на третьем этаже этого здания, но ему удается приземлиться в небрежном перекате, который смягчает его падение, и повреждения есть только на его правом плече, которое болезненно трещит. Изуку поднимается на ноги и бежит, хватаясь левой рукой за поврежденную правую. Вывихнуто плечо, его мозг работает, и тут он слышит еще один выстрел. Пуля попадает ему в центр спины, и он падает лицом в землю, гравий скребет по его щеке. Изуку начинает пытаться подняться на ноги, но Незу останавливает его. — Лежи, Мидория, — говорит он, твёрдо, но по-доброму. — Всё кончено. Ты слишком ранен, чтобы я мог спокойно продолжать это, и в любом случае, я думаю, ясно, что вы двое потерпели неудачу. — Вздохнув, Изуку переворачивается на спину, подперев голову рукой, и видит директора, стоящего в окне здания, из которого Изуку только что выпрыгнул, с дымящимся пистолетом в руке. — Мы завалили? — бормочет Изуку. — И это все? Мы провалились? — Да, — вздыхает Незу. — Но смысл этих экзаменов не столько в том, чтобы ты одолел требования и «победил», сколько в том, чтобы увидеть, как ты преодолеваешь свой недостаток, понимаешь? Для Каминари это было бы использование головы, а не просто попытка полагаться на свою мощную, но плохо контролируемую причуду, чтобы победить. Для тебя же… — Незу улыбается. — Как бы полезно ни было сражаться грязно и делать все возможное для победы, я, конечно, не единственный учитель, который заметил, что ты часто получаешь травмы в процессе. Все тренировки и все умения в мире не помешают тебе умереть на поле боя, если твой первый инстинкт — всегда подвергать себя опасности. — Он возится с пистолетом, ставит его на предохранитель, а затем прячет в скрытую под пиджаком кобуру. — Возьмем, к примеру, тот момент, когда вы были на пожарной лестнице. Если у тебя было время спрыгнуть вниз и сдвинуть его, то, конечно, у тебя также было время просто сказать Каминари, чтобы он отошел? — Но, я… — начал Изуку, но Недзу прервал его взмахом лапы: — Никаких «но»! — говорит он, улыбаясь. — Ты умный мальчик, Мидория. Но ты не доверяешь другим, и, что еще важнее, ты не доверяешь своим собственным навыкам. В следующий раз, когда тебе придется выполнять подобное упражнение, имей это в виду. — В-верно, — отрешённо говорит Изуку. — В следующий раз. — Конечно! — говорит Незу, сохраняя улыбку. — Ну, тогда почему бы тебе не пойти к Исцеляющей Девочке и не проверить плечо, а? Я возьму Каминари и догоню тебя. Ты выглядишь так, будто тебе больно! — Изуку уныло кивает. Он поднимается на ноги, смотрит на землю, на гравий. Он думает, как бы ему покончить с собой. Он уходит с площадки, не оглядываясь, не слушая. Его плечо и икры болят с каждым шагом, и он чувствует, как пульс бьется в его руке, отек, уже нарастающий в вывихнутом плече, делает всю конечность тяжелой и горячей. Изуку выходит за пределы арены, подальше от других учеников, которые закончили занятия. Он слышит, как кто-то зовёт его по имени, но не отвечает. Он идёт медленными ровными шагами, пока не оказывается в коридоре здания, пока не оказывается в раздевалке. Там пусто. Тихо. Изуку идет в одну из душевых, так как в ней есть слив. Он садится на пол, хотя на белом кафеле есть лужи. Чистая вода впитывается в спортивные штаны, смешивается с бетонной пылью и превращается в бледную грязь. Изуку закатывает рукава. Он смотрит на свои руки, на шрамы и порезы возле локтей, на гладкую, загорелую кожу между порезами и запястьями. Он задается вопросом можно ли порезать ниже, раз уж он все равно всегда носит длинные рукава. Может, и нет. Так я смогу хоть немного закатать рукава. Он достает из ножен на поясе нож, обычный, а не метательный. Метательные ножи, которые ему дал отдел поддержки, еще не стали частью его костюма. Айзава не знает, что он Ас, не знает, что он использует их ночью, поэтому он не знает, насколько хорошо Изуку владеет ими. Изуку размышляет, сможет ли он, если очень постарается, пронзить свою руку насквозь, между двумя костями предплечья. Он прижимает лезвие к правому запястью и старается изо всех сил. Кровь приливает быстро, так быстро, а боль пульсирует. Обычно Изуку режет оба запястья, но он не думает, что его правая рука достаточно сильна, чтобы удержать клинок — между глубокой раной и вывихнутым плечом. Вместо этого он держит лезвие в левой руке и вытягивает ноги перед собой, вонзая нож в место соединения ноги с телом, где, как он знает, находится бедренная артерия. Он не думает, что попадает в неё, потому как кровь не бьет, не вытекает, как из запястья, но он определенно добрался, по крайней мере, до мышц. Может быть, он доберется до артерии, если продолжит давить, резать внутреннюю часть раны. Кровь брызжет из раны, когда он задевает что-то, и Изуку мутным зрением наблюдает, как она разлетается по внутренней стороне кафельной стены. Он знает, что ему осталось недолго, поэтому с грохотом опускает нож на пол. Он жалеет, что не включил душ, потому что он слышит, как в ту же секунду в раздевалку заходит кто-то еще, и он знает, что они чувствуют запах крови, слышат, как он задыхается. Это не имеет значения, потому что он уже видит черную кайму своего зрения, но ему ненавистна мысль о том, что кому-то, возможно, придется видеть снова. Занавеска, закрывающая душ, отодвигается, и Изуку наклоняет голову, чтобы увидеть Тодороки, потому что, конечно же, это Тодороки, с широко раскрытыми разноцветными глазами. Изуку улыбается ему, теряя сознание, и все вокруг сливается в водоворот черно-бело-красного цвета.