***
Дома было слишком неуютно. Мама спросила, почему парень такой грустный, на что Айеро что-то соврал — что именно соврал, уже и не помнил. Его просто оставили в покое и на этом хорошо. С плакатов на Фрэнка смотрели кумиры, однако, воодушевления больше не чувствовалось. Смерть Елены стала болезненной даже для гитариста, который особо с ней не разговаривал, кроме тех редких раз. Женщина в его восприятии всегда была мягкой и отзывчивой, поддерживающей — такой, какой бы парень хотел видеть своих родственников. Бабушки и дедушки были далеко, жили не в Джерси, поэтому видеться с ними приходилось редко, а если и приходилось, то не так… душевно что ли. Елена относилась к каждому из участнику группы по-доброму; она даже подарила Фрэнку гитару на день рождение! Черт возьми, кто вообще дарил гитару какому-то чужому ребенку, которого знал разве что по рассказам внуков? Кровать объяла подростка вновь, кутая одеялом. За окнами изредка посверкивало, собирался дождь — не без громовых раскатов. Фрэнк понимал, что это даже не его родственница и, наверное, переживать так было даже немного «чересчур», однако перестать думать об этом всём не мог. Рэй тоже выглядел расстроенным, когда они прощались после школы — Брайар кивнул ладонью, особо глаз с кед не поднимая лишний раз. Фрэнк не настаивал; у всех бывали чрезмерно дерьмовые дни. Тяжелее всего сейчас Уэям, в этом подросток был уверен как никогда. Как им помочь, он тоже не знал — впрочем, ничего нового. Фрэнк никогда не мог подобрать нужные слова, когда они действительно были нужны. Для Джи это огромная потеря — Айеро видел, какие у них были отношения с бабушкой. Да и по словам Рэя она часто финансово помогала ребятам, чем могла. Джерард и Майки не часто рассказывали о Елене, но всегда были улыбчивы, когда речь заходила о ней. Фрэнк предполагал, что бабушка правда могла быть единственным членом их семьи, который относился к братьям с любовью и трепетом, верил в их начинания и поддерживал до конца. Буквально. Перевернувшись на другой бок, Айеро громко вздохнул. Он должен хоть что-то сделать — хоть сказать о том, что он соболезновал их утрате. Разве не он себе обещал думать больше о Джерарде? Разве не он обещал Елене позаботиться о Уэях? Надо их поддержать, да — это то, что обязан сделать друг в таких ситуациях. Ладонь перехватила рацию, дыхание участилось от волнения. Как это вообще должно звучать? Нет, сейчас не нужно думать о таких вещах — он просто будет говорить от чистого сердца, никаких заранее придуманных фраз. Парни заслуживали лучшего, Джерард в особенности. Как бы Айеро не было совестно, больше он переживал именно за Джи, ведь после того разговора они больше не говорили. Сколько же испытал всего вокалист, сколько ему ещё предстояло сталкиваться с болью? Представлялся зареванный, опухший от слез старшеклассник, шмыгающий носом на плече у Фрэнка. Только он оправился от ссор с матерью, как тут же столкнулся со смертью буквально единственного поддерживающего его члена семьи. Ужасно. Фрэнк зажал кнопку на рации и позвал Джерарда по имени. Никто не ответил. Наверное, сейчас они могли быть даже не дома, и его попытка быть хорошим другом с треском проваливалась. А может, лучшей поддержкой сейчас было бы оставить их в покое? Наверняка, оба брата закрылись от мира, чтобы переварить всё в себе. Зная Майки, тот бы точно не стал говорить о волнующих его проблемах. Джерард? Ну, наверное, с Фрэнком он мог бы это и обсудить. Ночью же обсудил, так? Почему бы и в этот раз обо всем не поговорить со своим другом? Айеро был бы готов выслушать всё: о всех тревогах, неудачах и переживаниях. Он обещал же быть рядом, заботиться, обещал быть менее эгоистичным. Фрэнк снова попробовал вызвать Уэя, надеясь, что тот всё-таки ответит. Парень сел на постели, подобрав ноги под себя. Сердце бухало от волнения где-то в горле. Маленький огонёк на рации горел красным, говоря о том, что где-то на другой стороне Бельвиля его слышали. Фрэнк громко сглотнул. Он обещал быть рядом. Он обещал. Обещал, что завтра всё станет лучше. Дыхание перехватило от одного лишь осознания: он обещал, что всё пройдёт, а на следующий день Джерард узнал о смерти Елены. Волнение и стыд забурлили в груди, палец отпустил кнопку вызова. Обещание на ветер, блядь, он словно дал Джи ложную надежду, за которую тот уцепился тогда. Словно бы Фрэнк смог бы решить любую проблему, но, по факту, это лишь пустые слова. Ему так честно и искренне поверили, и что же Фрэнк сейчас делал! День наступил, а обещанное «лучше» — нет. Он ебанный предатель, черт возьми. Айеро отрешенно откинул Уокки-Токки в сторону, зарываясь ладонями в волосы, закрывая лицо. Он идиот, господи, просто беспросветный. Да кто вообще захотел бы разговаривать после такого? Фрэнк не ответственен за происходящее в жизни, но он ответственен за состояние своего лучшего друга. Это он пообещал, что все невзгоды пройдут. Это он пытался строить из себя какого-то спасателя, хотя не смог в итоге даже сказать ничего вразумительного. Фрэнк тогда всё пытался найти нужные слова, пытался и сейчас перед рацией найти хоть что-то отдаленно не похожее на унылое «мне жаль». Ну, да, «мне жаль, что я не смог держать свой язык за зубами, что могло расстроить тебя на следующий день ещё больше»! Парень громко вздохнул, поджал губы, рассматривая собственные колени сквозь пальцы. За окном промелькнула молния, зашуршал дождь. Тучно и серо — типично для ноября. Так же серо, как и нелепые обещание Фрэнка. Отвратительно.***
Выходные прошелестели за задернутыми шторами; дождь шёл почти не переставая. Само собой, ни о каких посиделках впятером речь не шла. Братья будут отсутствовать, да и сам подросток особо на веселье не был настроен. Он не выходил из комнаты, слушал диски на проигрывателе, лениво поигрывая на гитаре то ли от скуки, то ли от привычки, выработанной за эти месяцы. Мать пару раз стучалась к нему, но Фрэнк отнекивался, не вылазил особо из кровати без надобности. Стыд подутих, пришлось немного порефлексировать, чтобы не продолжать себя жрать как в пятничный вечер. Это всё равно ни к чему хорошему не привело бы. Несмотря на свою зацикленность на обязанности поддержать, подросток хотя бы принял тот факт, что виноват в этом всём не он. Дерьмо случается, как ни крути. Они обязательно поговорят с Джерардом, просто инициировать разговор гитарист не станет. Или станет, конечно, если будет подходящий момент. Вызывать старшеклассника или звонить ему — это уже лишнее. Гораздо лучше было бы обсудить всё в живую. Хотя осадок от собственной беспомощности частенько напоминал о себе. Мама в последний раз зашла в комнату к сыну, чтоб сказать о своем уходе. «Меня заберут минут через десять, не скучай». Не буду, мам, куда уж тут до скуки — море домашки и возможность слушать музыку на всю катушку допоздна. Фрэнк понятия не имел, куда это она собиралась практически весь вечер. Особо не спрашивал, в глубине души надеясь, что это какая-то важная встреча, где матери могли предложить новую, менее насыщенную стрессом работу. Голос Билли Коргана звучал со второго этажа, Фрэнк пытался на кухне сварганить себе перекус, когда вдруг раздался дверной звонок. Айеро обернулся, думая, что мать наверняка что-то забыла. Это могло подождать, пока он доставал тарелку с верхних полок. Стук в дверь стал довольно навязчивым. Мама не могла достать ключи из сумки или как? Со вздохом подросток пошлепал из кухни, облизывая пальцы от арахисовой пасты, так и оставив тарелку пустой. Открыл дверь, ожидая увидеть маму. — Привет, куколка. Но никак не Джерарда, стоящего без зонта под проливным дождем. Он выглядел довольно расслабленно, словно стекающие с волос капли его нисколько не тревожили. — Привет, — растерянно произнёс Фрэнк, удивленно оглядывая старшеклассника. — Пустишь? А то немного мокро, — усмехнулись ему. — Да, конечно. Старшеклассник прошёл внутрь дома, тут же снимая куртку, оказываясь в одной футболке и мокрых джинсах. Айеро был чертовски озадачен появившемся на пороге его дома вокалистом, да ещё и в далеко не самом разбитом состоянии. Подросток уж думал, что Джи не хотел никого видеть или типа того, оставался дома, закрывшись от всего мира, лишь бы не чувствовать боль. И что же теперь? Уэй широко улыбался, скинув обувь в прихожей, сменив ее на предложенные тапочки. — Я немного не ждал тебя, — смущенно произнёс Фрэнк, не понимая, как ему реагировать на такого Джерарда. — Ты же приглашал на ночевку. — Я думал, что… ну, — неловко улыбнулся парень в ответ, — что ты не придёшь. — Почему? Что-то тревожно забилось в легких от такой реакции. У тебя умерла любимая бабушка, разве это не причина погрустить? К чему вообще эта нестираемая с лица Уэя улыбка сейчас? Старшеклассник смотрел на него так, словно тот выпалил абсолютно неуместный, глупый вопрос, ответ на который подразумевался сам по себе. Фрэнк почувствовал себя определенно не в своей тарелке, что-то здесь было… неправильным. С другой же стороны, Джерард, видимо, и сам не хотел об этом говорить, если не видел в этом причины отменять «веселье». Стоило ли рисковать и правда начинать этот разговор? — Можно мне сменную одежду? Я свою… забыл, — по обыкновению усмехнулся вокалист. Айеро кивнул, они направились в спальню Фрэнка. — Ты пешком что ли? — Ага. Не хотел рисковать. Почему ему нельзя было рисковать? Почему он вообще молчал всё это время, а потом завалился в его дом, преспокойно улыбаясь, будто бы ничего не происходило? Словно это они с Рэем и Бобом были каким-то придурками, которые должны были горевать, а не Джи и его младший брат. Кстати, о нём. — Как там Майки? — осторожно спросил гитарист, залезая в шкаф с вещами. Джерард оглядывал плакаты на стенах и разбросанные на полу диски. На вопрос он ответил запоздало, нехотя. — Нормально. Он с Алисией веселится вроде, — вокалист кивнул в сторону музыкального проигрывателя. — Неплохой выбор, кстати. Мой любимый альбом. — Спасибо. Фрэнк точно чувствовал себя не в своей тарелке. — Не хочешь заказать пиццу? — Джи вскользь оглядывал его рабочий стол, где лежали тетради с незаконченной домашкой по математике. — Ну, если хочешь, — пожал плечами парень, доставая с полок чистое полотенце, свои самые большие домашние штаны и растянутую футболку. Он был меньше в росте и комплекции, нежели высокий и крупноватый Уэй, так что подобрать что-то относительно подходящее было действительно сложно. — Вот, держи. — Спасибо. — Ванная напротив, если что. — Я помню. Фрэнка обдало стыдом, отчего щёки покраснели. Конечно, он помнил, где ванная комната, он же держал волосы Айеро, когда его выворачивало после виски, как такое забудешь! Старшеклассник взял вещи и пошёл переодеваться. Парень особо вопросов не стал задавать, потому что… ну… он ни перед кем ещё особо не переодевался, может, в Джи тоже есть доля смущения. Да и ты попробуй ещё мокрые джинсы с себя стянуть! Подросток вздохнул, подходя к зеркалу на дверце шкафа: оно было во весь небольшой рост гитариста, самое то, чтоб оценить масштабы происшедшего. В отражении валялись вещи по всей спальне, гитара спала у высоких ножек кровати, а диски разбросанно лежали рядом с пластинками, которые ему дарил отец. Не особо убрано, не так, как планировал Айеро встретить предмет воздыхания. Ни грамма порядка, блядь. Фрэнк разглядывал и свое отражение в том числе: запутанные длинные волосы, убранные за уши, едва проступившие синяки под глазами и обкусанные из-за переживаний губы. Ну и ну, это так он встретил Джерарда? Отстой. На нем растянутый мерч Black Flag и потертые джоггеры у коленей, ничего особенного. В целом, как всегда обычно — он бы даже сказал уныло. Заурядно. Серо. Так же серо, как и попытки помочь своему другу оклематься от горя. Иногда Фрэнк правда хотел быть смелее. Ему стоило поговорить с Уэем, а не строить из себя идиота с вечно закрытыми на проблемы близких глазами. — О чём задумался? — хихикнул Джи, внезапно оказываясь рядом, буквально в нескольких шагах от подростка. Опять ушёл далеко в себя и не заметил, как вернулся вокалист. Тот выглядел забавно, потому как футболка за счет огромной любви Айеро к оверсайз одежде выглядела подходяще, а штаны едва доходили до середины голени, благо хоть не были заужены к низу. Видеть кого-то в своей одежде было странно, но вполне приятно, особенно когда это был Джерард. К гитаристу подошли со спины и аккуратно положили голову на плечо, обнимая ладонями поперек груди. Фрэнк мигом смутился своих мыслей, а затем смутился своего смущения — Уэй давно не проявлял тактильности. — Ну же, расскажи, — протянул он с улыбкой, глядя на Айеро через отражение. Он буквально чувствовал взгляд на своем лице, что потихоньку начало краснеть от такого контакта. — Выглядишь грустным. «А ты не выглядишь так, Джерард, и это меня беспокоит». Но вместо этого парень поджал губы, робко положив свои ладони на сплетенные в замок пальцы Уэя. Трогать его так было очень смущающе. — Я… не знаю, — прочистил горло Фрэнк. — Ну, то есть, знаю, конечно, но не уверен, что правда должен чувствовать нечто подобное. Джерард молча смотрел, ожидая продолжения спокойно, как удав, но с интересом в глазах. Подросток чувствовал, как горела его кожа в местах соприкосновения с бледной кожей старшеклассника. — Ты чувствовал себя серым когда-нибудь? Ну, или каким-то обычным. Нет в тебе как будто бы ничего особенного. — Нет, никогда, — просто пожал плечами Джерард. Капли с его растрепанных волос капали прямо на шею Фрэнка, заставляя покрываться мурашками. Джи вдруг широко улыбнулся, обнимая Фрэнка крепче. — Но я знаю как это исправить, Фрэнки. Подросток непонятливо насупился, продолжая смотреть на Уэя через зеркало, оглядывая их с головы до ног. Они на удивление смотрелись вместе очень мило, особенно учитывая одежду гитариста на старшекласснике. Это всё как будто какой-то сюрреализм, какой-то сон, который снился замученному переживаниями и волнением Айеро, не иначе. — Мне с самого начала хотелось это сделать, — ухмыльнулся вокалист, довольно хихикнув. — Что? Дыхание старшеклассника щекотало шею, но что-то подсказывало, что сейчас Фрэнк вписывался в какие-то крайне приятные неприятности. Если это было готово заставить Джи искренне улыбнуться, он был готов пойти на всё. В конце концов, это к нему пришёл Уэй, а не к кому-то ещё.***
— Как думаешь, почему геям так нравятся ужастики? Фрэнк лежал на собственной кровати, прижатый телом своего предмета воздыхания — тот сидел у него на бедрах, щекотно проводя маминой кисточкой для макияжа по векам парня. Его красил Джерард, довольно высунув кончик языка. Он щедро набирал теней и что-то вырисовывал на глазах подростка. И сказать, что Айеро пытался всем своим нутром не возбудиться — ничего не сказать. Закрытые веки — по велению Уэя, конечно же — и сенсорная депривация этому уж точно не способствовали. Сначала старшеклассник захотел накрасить ногти — спасибо полузасохнувшему черному лаку в комоде, — а теперь наносил макияж. От грима вся эта процедура отличалась… очень сильно. — Почему? — вопросил гитарист, чувствуя, что старшеклассник наклонился ближе. Он буквально дышал над ним, размеренно и спокойно. — Потому что натуралы в них умирают, — довольно хихикнул Джи, вызывая у самого Фрэнка улыбку. Глупый, очевидный анекдот, хотя если посмотреть на большинство ужастиков, так и не поспоришь. — Не говори это Рэю, а то он расстроится. Уэй рассмеялся, отстраняясь от лица парня; тот открыл глаза, видя довольного вокалиста прямо над ним. Если бы такие комментарии всегда заставляли Джи смеяться, то Фрэнк бы никогда не затыкался. Вокалист успел накраситься за считанные минуты, он делал это так быстро, что Айеро и глазом моргнуть не успел. Старшеклассник подвёл карандашом глаза и нанёс много черных теней, отчего казался феминным, но не менее устрашающим. Такой красивый и смеющийся — так близко, что гитарист сомневался уже в надобности румян. — Today is the greatest day, — напевал Уэй вполголоса, вновь защекотав Фрэнка кистью с пудрой, отчего тому захотелось громко, раскатисто чихнуть. — I want to turn you on, I want to turn… Куколка, не двигайся, а то всё размажется. Ещё немного осталось. Сегодня и вправду был наипрекраснейший день, особенно для Айеро. Ещё никогда, наверное, Джи не был так близко к нему, ещё никогда его так не обнимали со спины. Сам весь процесс напоминал какое-то волшебное превращение, да и сам Уэй выглядел чертовски довольным, переполненным энтузиазмом. Вкупе с тихим пением старшеклассника это становилось всё загадочнее и таинственнее, голос звучал приглушенно, иногда Уэй и вовсе переходил на мычание, пока подросток под ним задерживал дыхание, чтобы не выдать себя. Да и вообще, дышать очень сложно, когда Джерард начинал практически шептать, стоило проигрывателю включить Pug следующим треком. Блядь, это чертовски горячо! А Фрэнк не железный, вообще-то! — Джи, скоро там? — заерзал парень, сглотнув. — У меня ноги затекают. — Потерпи. Скоро и лак окончательно подсохнет. — Но мне хотя бы можно на себя взглянуть? — Только после того, как я закончу. Ещё минут семь Джерард ворковал над подростком, а затем наконец-то встал с него, отсаживаясь на край кровати; Айеро медленно встал, нерешительно подходя к большому зеркалу. Оттуда на него смотрел словно абсолютно другой человек: Джи подвёл красными тенями ему глаза, а ещё сделал тон кожи едва бледнее, замазав прыщи на лбу, убрав челку от лица. Фрэнк впервые за долгое время почувствовал себя красивым, необычным. Смелым. Ни толики серости, напротив, обычное лицо парня стало таким выразительным, контрастным. Подросток коснулся руками лица, и в глаза бросились черные ногти — руки выглядели по-другому, и гитаристу это нравилось. Пускай и неровно, пускай лак содрётся за несколько репетиций, но зато сейчас ладони были чертовски прекрасными. Фрэнк сам по себе был прекрасен. — Вау, — выдохнул он, сглотнув. Джи подошёл к подростку, будучи крайне довольным своей работой. — Теперь тебе нравится? — Да, — выпалил подросток. Словно бы Джерард знал по-настоящему, что мучило парня всё это время, что он не любил особо смотреться в зеркало. Словно он знал, что временами ему не нравилось свое отражение и чертово лицо. Счастье переполняло гитариста, возвышало куда-то, откуда спускаться не хотелось. Всё это время Айеро думал, будто бы он мог быть неправильным — будто бы попробовать было чем-то неправильным. Да, парни из Джерси обычно не красились и не любили других парней над ними, что распевали «love, love, it's who you know». Зато Джерард это делал и выглядел крайне радостным, так не в этом ли весь смысл? Во Фрэнке медленно, но верно просыпалась любовь к себе. — Я, вообще, не особо что-то добавлял, просто подчеркнул черты лица, — сказал Джи, глядя на парня и улыбаясь. — Они довольно женственные, это круто. У тебя красивые глаза, Фрэнки. — Спасибо, — смутился гитарист, рассматривая себя в зеркале. В целом, он и раньше замечал у себя женственные черты лица, например, у него мамины тонкие брови. Будь он девушкой, мог бы их вовсе не выщипывать и оставаться симпатичным. У Джерарда же густые, темные брови, обрамляющие выразительный взгляд. — А ещё красивые губы, — добавил Уэй, — но красить их я не решился. Ну, мало ли, тебе не захочется и всё такое. Джи считал, что у него красивые губы — это всё, что тогда услышал Айеро. В принципе, больше его ничего и не волновало. В груди поднималось приятное волнение, выходя через едва заметную дрожь в пальцах. Вокалист был так близко весь вечер, что ни о какой домашке по математике парень и не думал. В голове пульсировало навязчивое желание поцеловать наконец-то Джи, обхватить ладонями его щеки и прижаться сухими теплыми губами, рвано выдыхая. — Я хочу, чтобы ты встретил так курьера, — усмехнулся Уэй, зарываясь ладонью в волосы. Подросток вновь выплыл из своих фантазий, удивленно глядя на старшеклассника уже не через призму зеркала. — Прямо так? — Ага, — кивнули ему, — ты должен показать свою красоту миру, куколка. — Но это курьер, а не мир. — С чего-то же надо начинать. Всё остальное время до доставки Джи рассказывал про комиксы, мечтательно говоря о том, что когда-нибудь и сам нарисует что-то особенное. Конечно, Фрэнк глотал каждое слово вокалиста, внемля со всем присущим интересом — он готов был слушать Уэя сутки напролёт. Впрочем, к курьеру в итоге всё равно вышел Джерард. — Не хочешь что-нибудь другое приодеть? — он лежал на животе прямо на полу спальни, болтая ногами. На полу лежала коробка вегетарианской пиццы, Фрэнк уже уплетал второй кусок. Косметичку мамы было решено оставить в покое. — Платье я не надену! — воскликнул Айеро. Настолько радикально он не был настроен. — Да я не про платье, — фыркнул вокалист, поднимаясь на ноги. — Разве не интересно попробовать на себе что-нибудь интересное? — Мне пока макияжа хватит, — пожали ему в ответ плечами. Он подошёл к шкафу Фрэнка, зарываясь туда с головой. Что он планировал найти в его шкафу? Миллион толстовок и сто одну футболку с мерчем? Наименее порванные джинсы? Можно было бы, конечно, возразить, сказать, что рыться в вещах — это невежливо, ибо подросток не давал на это согласия. Но, с другой стороны, после этого бардака кругом стесняться в своей комнате чего-либо было бы глупо. Диск отчего-то начал заедать в проигрывателе, из-за чего пришлось вытереть жирные пальцы о футболку и пойти разбираться. «Ого», — донёсся голос Уэя, видимо, тот был чем-то приятно удивлен. Обернуться Айеро не мог, потому что разбирался с резко замолчавшей музыкой. Лишь с переменным успехом запустив диск заново, гитарист повернулся к Джи, тут же потеряв дар речи. Тот крутился около зеркала у двери шкафа в мамином кожаном френче; он очень шёл высокому темноволосому Джерарду, ремень подчеркивал талию, а сама верхняя одежда едва доходила старшекласснику до колен. Фрэнк помнил, как папа ещё давно привозил маме подарок из тура по Европе, настоящий френч из кожи, стоил немереных денег тогда! — Мать меня убьёт, — всё же заговорил парень. — Но ты выглядишь красиво, Джи. — Очень красиво? — Очень красиво, да, — покраснел он, с трудом отводя взгляд на коробку пиццы, чтобы не смущаться ещё больше. Джерард кокетливо обернулся, поправляя ворот одежды. Черный френч ему правда шёл, причём гораздо больше, нежели привычная потертая джинсовка. Уэй захлопал ресницами, поправляя волосы за ухо. До подростка и не до шло, отчего старшеклассник так кокетничал. — Иногда мне кажется, что я должен был родиться другим, — вновь повернулся к отражению вокалист, закусив губу. Он сказал это так тихо, что парень сначала и не расслышал. Фрэнк решил подойти ближе. — Ну, знаешь, просто другим. Феминнее, женственнее. Счастливее. Я не считаю себя неправильным или что-то в таком духе, но… — Но что-то как будто всё равно не так, да? — Ага, — тяжко вздохнул Уэй. Что ж, не один Фрэнк порой чувствовал себя дискомфортно в своем теле.***
Они больше не продолжали эту тему: Джи снял френч и повесил его обратно на вешалку, словно бы оставляя в шкафу и сам разговор. Периодически во фразах Уэя проскальзывали нотки грусти, но в этот раз Айеро не хотел, чтоб его друг грустил. Раньше это вызывало нешуточные вопросы, с какой стати Джерард не упоминал ничего из произошедшего за последние несколько дней, даже ребят особо не вспоминал — словно из его жизни резко пропал какой-то фрагмент. Парень решил не задавать вопросов и просто быть рядом, тем более, атмосфера всего вечера располагала этому. Они не были настроены на обсуждение чего-то грустного; Джерард старался поднять настроение Фрэнку, а тот в свою очередь пытался не допустить печали Уэя. Как будто всё было взаимосвязано. Одно Айеро не учел: Джи разглядывал его, когда он не видел. Это происходило само собой, просто из-за невнимательности — и витания в облаках в том числе, — а гитарист не замечал выразительных взглядов, направленных на слегка опухшие губы подростка. Он настолько заплыл в своем море неуверенности и волнения, что не обращал внимания на всё происходящее. У Фрэнка красивые глаза и губы — словами из рта Джерарда это было понятно, а на деле решительности на поступки не хватало. Или, может, дело вовсе не в решительности? Гитарист вытирал ватными дисками и водой в ванной косметику на лице: оно вновь становилось обычным и непримечательным. Снова ничего выразительного, никакой яркости или контраста — снова синяки под глазами и акне на жирной коже лба. Хотя сейчас, после того, как Фрэнку показали, каким он мог быть, все становилось не так уж и плохо. Не такие уж у него нелепые тонкие брови, не такие обкусанные губы. Даже кожа не такая уж грубая, разве что слегка щетина кололась. Но щетину завтра можно будет сбрить, проблема решится просто. Подводка на нижнем веке стиралась сложнее, поэтому на линии роста ресниц осталось немного карандаша. Признаться честно, Айеро даже подумывал накрасить глаза как-нибудь в школу, ну, едва заметно. Просто подвести. И только потому, что ему так больше нравились свои глаза и ресницы, правда-правда. Спиздить у мамы карандаш заранее? А не заметит ли? Гитарист отстранился от раковины, глядя на свое отражение. Не заметит ли мать пропажу одного маленького карандаша для глаз в своей огромной косметичке? Это ведь не половина содержимого, а просто карандаш. Тем более, не то чтоб она так часто им пользовалась, значит, могла и вовсе не заметить пропажу. Да и с какой стати ей спрашивать об этой пропаже у Фрэнка? Разве у нее был повод заподозрить своего сына в чём-то таком? Ну, теперь, благодаря ногтям, был, но косметикой он никогда не пользовался! Подросток выскользнул из ванной, пробираясь к комоду матери; карандаш призывно отблескивал колпачком в темноте спальни. Пахло мамиными духами и немного чем-то цветочным. Пальцы вытащили карандаш, отчего из доверху набитой косметички выпало что-то еще. Лишь приглядевшись, парень понял, что это помада, причем красная: в аккуратной сиреневой упаковке, с блестящей каемкой у самого конца. Он словно вор; так же нарушал привычный порядок, так же оглядывался, словно мама могла внезапно выскочить и отругать Айеро. Запрятав вину куда поглубже, Фрэнк поспешно вышел из спальни, возвращаясь в свою. Там Уэй смывал остатки макияжа салфетками, сидя напротив зеркала по-турецки — гитарист словил его взгляд через отражение и улыбнулся, стесняясь своих находок. Карандаш он положил в ящик в столе, а помада… Помада заставляла думать о всяком: например, как бы выглядели его губы с ней. Насколько бы подчеркнулся контур? Пошёл бы ему этот цвет? Тени же шли, а почему помада не пошла бы? Пока старшеклассник ушёл умываться, дождавшись своей очереди, Фрэнк воспользовался шансом — зеркало было свободно. Он колебался, сомневаясь. Нет, правда, а что ему с этого будет? Вокалист не сделал этого, потому что не решился, боялся, это будет перебор. Подобного страха в парне не было, он мог бы… мог попробовать. Открыв колпачок, Фрэнк на пробу мазнул по губам — красный был не ядовитым, но насыщенным. Сердце билось чуть быстрее, стоило обвести полностью нижнюю губу и сомкнуть губы на манер мамы, когда она красилась. Это же так делалось, да? — Фрэнки, — позвал его Джерард, вернувшийся вновь быстрее, чем ожидалось. И ожидалось ли? У самого Айеро это всё занимало просто больше времени с непривычки. Гитарист повернул голову в его сторону, сталкиваясь с совершенно непонятным взглядом старшеклассника. В нем не было отвращения или чего-то отталкивающего, напротив, скорее странное любопытство. Так на него ещё точно никто никогда не смотрел, даже на танцполе на день рождения взгляд был другой. — А давай сыграем? Три имени, помнишь? Фрэнк мягко улыбнулся. Конечно, Джи никогда бы не стал его отталкивать — он не такой человек. Да и явно не стал бы отталкивать из-за маленьких экспериментов и собственного интереса посмотреть на себя по-другому. — Ага. Я только губы докрашу, — сказал он и отвернулся к отражению. — Мне просто интересно, как ты ответишь. Голос Уэя изменился, стал тише. Может, было в этом что-то личное. Подросток подкрасил уголки, смягчил контур верхней губы, закрасил пробелы, где цвет казался неярким. На самом деле, выглядело всё это здорово — даже не приторно и не чересчур. Просто такой оттенок, наверное, ему подходил к цвету лица. Напоминал что-то. — Ну, давай, — произнес без задней мысли гитарист. Старшеклассник пошёл чуть ближе, но продолжал дырявить крутящийся диск на проигрывателе. — Генри Роллинз, Билли Корган, — прочистил горло, облизав губы, метнув взгляд в сторону напомаженного отражения Фрэнка, — и я. Сердце Айеро на мгновение остановилось. Все три вокалиста, все три так или иначе произвели на него огромное впечатление. Однако, он не припомнил, что б хоть раз кто-то из ребят говорил о себе в этой игре. Фрэнк закрыл помаду колпачком, медленно разворачиваясь к Джерарду; их разделяло совсем ничего, шага три. Джи смотрел на него не отрываясь, до него дошло гораздо раньше, чем до подростка — оттенок помады напоминал цвет его обкусанных губ. — Кого ты трахнешь, Фрэнки? — прошептал Уэй, глядя сверху-вниз, едва ухмыляясь. И он наклонился, целуя подростка так же, как и за кулисами, держа лицо в своих ладонях. У Фрэнка плыли мозги от происходящего, парень тут же ответил на поцелуй, громко выдыхая носом. В этот раз все было совсем иначе: никаких ненужных, чужих взглядов, никакой шумихи и настройки инструментов на фоне. Только Уэй, его губы и язык, скользящий по нёбу, пальцы в волосах и рваное дыхание. Гитарист обхватил шею старшеклассника, притягивая его ещё ближе — ещё жарче, мокрее. Фрэнк так сильно этого желал, мечтая об этом всю неделю, глядя на вокалиста с просьбой, но не видел ответа. А ответ, видимо, оказался гораздо проще и приятнее, чем Айеро там себе напридумывал. Взасос они ещё так не целовались, возбуждение сразу отдалось в низу живота. Крепкие ладони Уэя спускались ниже, на шею и грудь, а затем зарывались под ворот футболки, едва ощутимо царапая — хотелось большего. Подросток прикусил нижнюю губу, отчего напротив послышался громкий вздох. Господи, кажется, Джи тоже возбуждался. Помада нещадно размазывалась по губам, оставаясь во рту и отдаваясь странным косметическим привкусом на языке, однако это ничуть не мешало. Совсем наоборот, только сильнее распаляло, она смешивалась со слюной, и Айеро чувствовал, как помада смазывалась липким слоем над верхней губой и под нижней. Ноги позорно подкашивались, стоило Джерарду хватило секунды, чтоб отстраниться и набрать побольше воздуха в легкие, а затем вновь возобновить поцелуй. Шея вспотела, они целовались целую вечность под голос Билли Коргона на репите — песни начали повторяться. «It's you that I adore, you'll always be my whore», — донеслось из проигрывателя, и Фрэнк ещё никогда не думал, что когда-либо песня так идеально могла подойти к моменту. Не то, чтоб до этого были подобные моменты, но целоваться под строчки о похоти, обожании и красоте было до фейерверков перед глазами охуенно. Айеро тихо простонал, посасывая нижнюю губу в ответ, цепляясь за футболку, проводя ладонью по растрепанным волосам старшеклассника. Они правда идеально друг другу подходили: как красные и черные тени на веках, как прекрасный френч Джерарду. Как ебанная Ava Adore к их мокрому поцелую, всё подходило идеально друг к другу, так и нужно было. Все сомнения отступали на задний план, оставляя распаленность и трепет. Они медленно осели на пол, не прекращая поцелуя — отстраниться равно смерти. Джи мягко подтолкнул парня в грудь, заставляя лечь на спину прямо на полу, и не то что б Фрэнк возражал. Сейчас он был готов на всё. Хотелось касаться друг друга везде, прикасаться всем телом — он обхватил Уэя ногами, прижимаясь к его бедрам своими. Фрэнк громко простонал, почувствовав, насколько Джи и сам был сейчас возбужден. Тот всё-таки отстранился, давая подростку хотя бы немного отдышаться. Вокалист оперся на руки, нависая над парнем. Айеро громко дышал ртом, глядя из-под ресниц на такого же покрасневшего, заведенного старшеклассника, что ухмылялся уголками губ. Лишь музыка и их дыхание разбавляли повисшую тишину. В футболке и штанах было безумно жарко, но похоже раздеваться никто не был намерен. Гитарист крепче обхватил бедра, глядя с прищуром. Джерард довольно облизнулся, а затем толкнулся бедрами, прижимаясь своей эрекцией к топорщащемуся члену подростка, вызывая у того очередной стон. Прямо через одежду, между ними четыре слоя одежды. Боже, какой же Уэй горячий, такой ехидный и наглый — прямо как во влажных фантазиях Фрэнка. Может, это и есть всего лишь галлюцинация, и никакого хитрого Джи рядом и в помине не было? Гитарист всхлипнул от прикосновения, они сейчас ощущались совсем по-другому, намного острее. Если это не его фантазия, то нужно это проверить — он потянулся вперед, и Уэй поймал его губы своими, целуя уже мокро и грязно. Помада размазалась по их лицам; Джи продолжал тереться членом сквозь штаны о эрекцию, едва слышно постанывая в ответ. И черт, его стоны — это самое замечательное, самое возбуждающее, что когда либо слышал Айеро. Пальцы путались в крашенных волосах, а движения становились всё резче и грубее; кто бы мог подумать, что секс в одежде гораздо горячее, чем без неё. Ладно, может, Фрэнк бы и подумал, но точно не в таком контексте. Ему было так чертовски приятно, так липко и мокро, но приятно. Это не то же самое, что и дрочка — он чувствовал горячие губы, дыхание человека напротив и ощутимый вес чужого тела. Это не просто влажные фантазии и рука в штанах, не-ет — это гораздо лучше. И долго так Айеро не протянет, оргазм уже подступал, так что стоило это всё прекратить, чтобы никому не было неприятно от спермы в трусах. Фрэнк только попробовал отстраниться, чтобы сказать, насколько он близок, однако Джи ещё сильнее толкнулся в его бедра, несмотря на высокие стоны подростка. Он стонал все громче, уже ощутимее цепляясь ногтями за лопатки и плечи — Джерард довольно ухмыльнулся, кивая головой в поцелуй, довольно мыча. Никто отстраняться не собирался ни на миллиметр. Нет-нет-нет, тогда ему могло стать неприятно, разве нет? Нет? Уэй сильно прикусил губу Фрэнка, стоило тому на выдохе измученно простонать, чувствуя, как в трусах стало мокро. Охуеть, он кончил от трения членом со своим лучшим другом, с Джерардом, мать его, Уэем! Старшекласснику хватило пару толчков, и он тоже излился, прижимаясь губами к влажной щеке гитариста. Устало сев на пол, Джи тяжело дышал, глядя на Айеро по-особенному. С восхищением и необычайной мягкостью. А затем тихо хихикнул, утирая одним указательным пальцем что-то со своей верхней губы, ну, или над ней. Фрэнк недоумевающе прищурился, повторил его жест, разглядывая палец — на нем остался слой помады. Вот они и придурки. — Классные усы, — довольно прохрипел вокалист. Улыбка не сходила с губ Фрэнка, и он наконец-то вновь нашел в себе силы заговорить, пускай тоже хрипло и измученно. — Мне надо в душ. Я, блядь, обкончал свои штаны, — усмехнулся он, кладя ладони поверх колен вокалиста. Тот захихикал, пытаясь стереть помаду с лица. — Я тоже. Причем, твои же. Они оба засмеялись, не было неловкости, которую ожидал от близости по обыкновению подросток. В прошлый раз с той девчонкой всё было неплохо, но очень стеснительно и неловко. В этот раз неловкости не было, господи, они целовались так долго, что у Айеро болели губы от проступившей за день щетины вокалиста! С Джи было всё совсем по-особенному. Джи и сам был особенный, в этот день уж как минимум точно.