daddy!

Эрен нагибается к дисплею, нажимая привычную кнопку и включает музыку до максимума. Какой-то неизвестный лоу-фай раздается в машине, вырывается наружу, в чистое поле, полное подсолнухов со зрелыми маленькими семечками. Подсолнухи мелькают в окне, и машина едет так быстро, что вскоре вид размывается, превращаясь в сплошное желто-черное поле, яркое как солнце, красочное, кричащее. Эрен спускает окно до конца, оставляя себе больше места, а затем высовывает правую руку и голову. Солнечно. Яркое солнце ослепляет, а небо, небо такое светло-голубое с ярчайшими белоснежными облаками. Вот оно солнце, в самый разгар лета оно проснулось давно и занялось своей работой — освещать этот мир в самый последний раз. И солнце это словно предчувствует скорый конец планеты, людей; зверский, но вполне ожидаемый исход. Эрен улыбается и в такт мелодии плавно водит рукой по воздуху, а ветер так и врезается в его лицо, поднимает вверх лохматые волосы, так что те становятся похожи на маленьких многочисленных змеек. Эрен оборачивается, взглянув на Леви. — Так классно, давай ты тоже попробуешь, а я машину поведу. — Обойдусь, — произносит Леви повышенным тоном, чтобы Эрен услышал наверняка. Аккерман на этот раз не ругается, что Эрен врубает музыку в машине на полную, это у них в семье вообще под запретом, но сегодня ему плевать, потому что завтра ему совершенно точно будет на это плевать. Леви берет сигарету в зубы, вынимая из приоткрытой пачки ее без помощи рук, откидывает пачку и закуривает. — Лучше покурю, а ты давай не грохнись, а то умрешь быстрее, чем положено. Эрен издает громкое «ха!», помирать в эту минуту он вообще не хотел, потому что ему нужно попрощаться еще с Микасой, родителями, с Жаном, Армином, да вообще со всеми, кто встретится на пути. Рано еще помирать-то! Курить в машине тоже всегда было под запретом, ведь салон обязательно пропахнет табаком, а Эрен со всей своей неуклюжестью и везучестью вообще способен прожечь в кожаном сиденье дыру. Но сегодня-то можно, и Эрен вообще не делает Леви замечаний по этому поводу и не обижается, а даже сам берет из пачки сигарету, поджигает кончик и вновь высовывается в окно. Впереди едет какая-то машина, и из нее тоже высовываются несколько человек, которые кричат слова под музыку, что доносится из динамиков. Эрен даже в какой-то момент думает: «Вот бы дать кому-нибудь «пять» рукой», но потом понимает, что это крайне травматичное действие, поэтому стоит повременить со смертью. Эрен переключает радиостанцию в поисках музыки и понимает, что на всех радиостанциях нет ни одного ведущего, никто ни о чем не говорит, не сообщает новости, не паникует и не радуется. Зачем? По всей видимости, они просто включили плейлисты и покинули свои вышки теперь совершенно точно навсегда, потому что кому это, черт возьми, теперь надо? Гораздо больше надо провести день в кругу семьи и попрощаться с близкими. Исполнить свои давние желания. Йегер понимает, что где-то в городе, откуда они уехали, уже начались беспорядки, потому что наружу вырвались тайные людские желания, и их уже ничего не останавливает, ничего им за это не будет. Копам нет смысла задерживать нарушителей, врачам — лечить и латать раны, ведь все заняты своими делами. Кто-то прощается, кто-то забился в угол, кто-то уже застрелился. Ах, блять. Да к черту. Я еще не все в этом гребаном мире сделал, говорит себе Эрен. Йегер выдыхает дым последний раз и затем вновь оказывается внутри салона. Леви наблюдает картину: волосы его парня, длинные и густые волосы, теперь красовались в виде запутанного гнезда на голове. — Хорошо тебя потрепало, — заключает Леви и, затянувшись в последний раз, отправляет сигарету в мусорный отсек. А ведь можно уже мусорить, выкинуть окурок, можно вообще все, что угодно сделать, но привычка не позволяет. Эрен хихикает и пытается поправить волосы, а затем после попыток, которые успехом не увенчались, достает из рюкзака расческу, приводя в порядок. Теперь его волосы в порядке, его длинные, блестящие, густые волосы. Черт возьми, Леви их обожает. Эрен резко подрывается, целуя Леви в щеку. — Мало, — заключает Леви, и после этого Эрен покрывает Леви короткими поцелуями, в висок, в щеку, в шею и даже загораживает дорогу, целуя в нос и губы, но недолго, потому что понимает: Леви вроде как надо еще машину вести. — Ну, вот теперь я доволен. Аккерман ведет себя как обычно, только позволяет Эрену делать вообще все, что раньше запрещал. Теперь запретов никаких нет, к черту запреты, к черту запрет на рок-музыку, от которой у Леви начинает болеть голова, и он разрешает Эрену настроить радио на станцию со случайным роком разных поджанров. Так что теперь из динамика исходят какие-то нечеловеческие крики отчаяния, боли и потока сознания, и Йегер кричит слова, повторяя за солистом. Музыку им приходится все же убавить, когда заезжают на заправочную станцию. Очереди из машин нет, нет и очереди из людей в магазине на кассе, так что Леви совершенно точно может сказать, что это самый счастливый день в его жизни. Они просто заправляются тем, что осталось на заправке, потому что всем плевать, никто не озабочен уже добычей нефти, синтезом бензина и уж точно его перевозкой, а в магазине сейчас творится полный хаос. На полу валяются остатки продуктов, а работники с посетителями заправки устроили вечеринку, выуживая откуда-то алкоголь, они пили его из горла и танцевали на столе, запинаясь, а затем параллельно закуривали и целовались, розовощекие, счастливые. Ах, так вот чего хотели люди? Леви сам наливает кофе из кофемашины, затем выбирает из остатков продуктов какие-то шоколадные кексики да сыпет в кофе побольше сахара, зная, что Эрен будет только рад. Денег никто не берет. Им реально плевать теперь на деньги, на какую-то там выручку, их не заботит, что они сейчас на автозаправочной станции, и у них своровали весь бензин. — Присоединяйтесь к нам! — кричит сквозь поп-музыку смуглая веселая девушка и протягивает бутылку вина Леви. — Спасибо, но мне надо навестить семью. Развлекайтесь, — бросает он, выходя. — Уж мы-то не подведем вас, развлечемся! — кричит девушка вслед, но Леви это особо уже не заботит. Аккерман плюхается на водительское кресло машины и подает Эрену его скромный такой обед, зная, что они не ели достаточно долго, находясь все это время в дороге. Кафе, которые попадались им навстречу, были разгромлены, а в некоторых даже были перестреляны люди. Леви, вроде как заехавший проверить, работает ли кафе, и обнаружив гору убитых сотрудников, быстро выехал, помчавшись прочь оттуда. Люди сходят с ума по-разному. Леви не сходит с ума, потому что у него все есть, и на момент его тридцатилетия, когда он встретил Эрена, у него не осталось мечт, тайных желаний, несбывшихся надежд. Уже на тот момент он был доволен своей жизнью, кроме разве что мелких моментов. Но и те они уже исполнили сегодня, покурили в машине, например, послушали наконец эту зверскую музыку, которая не пойми почему нравилась Эрену. — А-а, ты лучший, — улыбается румяный Эрен и хватает и кофе, и кексики из рук Леви, тут же распаковывая пакет, и начинает поглощать один за другим. Сегодня даже есть в машине можно и даже крошки оставлять. Они трогаются с места, и Леви краем глаза видит знакомую уже машину. Он вспоминает: это та самая, что была у обстрелянного кафе. Он понимает, что помедли еще минуту, их обстреляли бы люди. Жаль, что та смуглая милая девчушка сейчас умрет от пули какого-то незнакомца. Что ж, стоит нам всем признать, что люди на самом деле не сошли с ума в этот день, они наоборот в ясности ума совершают то, о чем думали в своих мерзких тайных мыслях. Леви выдыхает с облегчением, хоть секунду назад его сердце и пропустило удар. Главное, что такой глупой смерти на какой-то грязной заправке не случилось. Он быстро выезжает с заправки и едет, набирая скорость как можно быстрее, лишь бы группа террористов не догнала их. Ах, еще девять утра, а мир просто погрузился в полный хаос. К двенадцати они наконец заезжают в городок, где живут родители Эрена в частном доме, а там уже их поджидает Микаса, что вернулась с колледжа, чтобы тоже попрощаться. Должны подтянуться вскоре его друзья детства, Армин и Жан. Город разрушен и напоминает локации из глупого и совершенно нестрашного фильма про зомби. Повсюду валяется мусор, и летают пластмассовые пакеты, окна в домах разбиты, также как и в магазинах, конторах и аптеках, где вытащили, наверное, уже все психотропные. Они заезжают в частный сектор с домами семей высокого достатка, где царит все такое же разрушение, но на удивление дом родителей цел. Они заводят машину в гараж, иначе, если оставить ее хоть на минуту на улице, ее угонят или разобьют стекла. Затем открывают дверь главного входа, где их уже заждались родители. Они обнимаются, и даже Леви не чурается принять направленные на него объятия. Собрались здесь все, кто планировал, и они живы и здоровы, ведь это самое главное в этот день. — Как вы смогли дом уберечь? На улице полная жесть творится, — удивленно спрашивает Эрен. — Папа с Микасой, завидев хулиганов, сразу выходят и начинают из ружей во все стороны стрелять, — говорит мама совершенно буднично. И только в этот день такая фраза вообще никого не удивляет, и всем плевать. — Они все разбегаются в разные стороны. Вон, смотри ружья у двери. Карла указывает пальцем: у двери лежит целый арсенал ружей, которых хватит на всех, чтобы обороняться. Это дает гарантию, что семейные прощания пройдут в какой-то степени спокойно. Насколько вообще можно судить в этот день о каких-то границах спокойствия. Вообще границы порядка, совести, морали разрушаются. Нет рамок, все люди уже давно их разбомбили, разворовали по кирпичику. Они накрывают на стол остатки еды, открывают самый лучший алкоголь, припасенный с давних времен. И почему они его берегли? Наверное, предвидели этот день. Ребята щебечут то о пустяках, пришедших в голову, то о том, что увидели по пути в дом родителей. В принципе картина одна и та же: полнейшая разруха, разворованы абсолютно все магазины, даже никому ненужные магазины штор и матрасов, нет ни техники, ни продуктов. Жан и Армин эмоционально говорят, что даже видели несколько трупов, но воспринимается эта новость сейчас совершенно по-другому. Они поднимают вверх бокалы с вином. — За то, что мы провожаем этот день все вместе, — произносит Гриша, непривычно взбудораженный. Он тоже рад видеть все эти лица и, конечно же, лицо Эрена и Микасы и даже немного — Леви. Они осушают бокалы и болтают просто ни о чем. Ведь больше нет будущего, неважно настоящее, есть только прошлое и их воспоминания. Остаются только моменты прошлого, неловкие, смешные или, наоборот, грустные. Они вспоминают старых знакомых и, напившись, Эрен обзванивает всех подряд, прощаясь с каждым. К вечеру, проведя день в кругу семьи только с любимыми людьми, они обнимаются на прощание. Микаса очень долго стоит в обнимку с Эреном, долго не может его отпустить, но все же отпускает, зная и понимая, что последние часы он хочет встретить именно с Леви и ни с кем другим. И точно не здесь, потому что ему было бы слишком больно. Микаса не плачет. Никто не плачет. Все просто прощаются и молча отпускают. Эрен садится в машину, и Леви увозит его снова далеко от дома, туда, где будут только они вдвоем. Семья прощается и машет вслед. Эрен знает: с ними все будет в порядке, и Микаса даст им спокойно умереть, защитив от всех тех, кто нарушает ее обет Эрену. — Даже плакать не хочется, — задумчиво произносит Йегер куда-то в пустоту, вовсе не ожидая ответа от Леви. — Вообще ничего нет, кроме беспомощности. — Пожалуй. Даже отчаяния никакого. — Есть сожаления? — Вообще никаких, — признается Леви. Эрен усмехается столь честному и открытому ответу. Они приезжают в многоэтажную гостиницу и, достав ружья, выходят из машины. На улице на самом деле никого нет уже, потому что и делать нечего, все уже не станет прежним. Те, кто хотел умереть прежде, уже наверняка застрелились, все своровали, а кому-то не посчастливилось быть убитым из чьего-то ружья или быть избитым ногами. В гостинице же царит полная тишина. Будь это обычный день, им пришлось бы достать паспорта, заплатить за номер, но теперь там никого нет на стойке администрации, кроме парочки трупов застреленных. Они перешагивают их и поднимаются по лестнице осторожно, каждый раз оглядываясь и вслушиваясь. Но благо никаких признаков агрессивной жизни уже нет. Не хотелось бы в этот день начинать убивать. Как и предполагалось, на верхнем этаже находится номер «люкс», и Леви открывает его сворованной со стойки регистрации карточкой. Дверь железная, толстая и, если повезет, они умрут, как и положено, и никто заведомо не предрешит их судьбу своим лихим безрассудным выстрелом. Дверь захлопывается, и они наконец остаются в полной тишине одни, предоставленные друг другу. Номер «люкс» выглядит очень классно: огромная двуспальная кровать, большая ванна с душевой кабиной, панорамное окно, открывающее вид на лес, уходящий далеко за горизонт. Эрен набрасывается на Леви, сжимая его в объятиях и целуя в лоб, затем в нос. Выдыхает. — Осталось только потрахаться для полного счастья, — произносит Леви, и Эрен интенсивно кивает. Они моются в душевой вместе, моют друг другу волосы и обнимаются, мыльные от геля для душа. Леви оглаживает мокрую спину его мальчика кончиками пальцев, спускаясь руками нежно вниз, к ягодицам, оглаживая их. Они обтирают друг друга белоснежными полотенцами, а одежду уже не надевают, сразу направляясь на огромную двуспальную кровать. Там, за стенами, на улицах, да и во всем мире кто-то стреляет в человека, лишенный каких-либо препятствий, потому что его никто не осудит уже, не оставит гнить за решеткой, а ни в чем неповинный человек уже не закончит свой последний день так, как ему захочется. Там, за стенами, кто-то стреляет себе в висок, не дождавшись логического завершения всего живого, не смирившись с этим. Здесь, на верхушке никому уже ненужной гостиницы остается только акт любви. Такой любви, в которую оба поглощаются без остатка, и они ни в чем не нуждаются, даже в еде, потому что в ней уже нет смысла. Они нуждаются только тепле друг друга, отдаче, чувстве мурашек по телу от осознания, что твой объект любви находится прямо рядом с тобой, почти слился с тобой в одно целое, так что не отделить. Эрен практически мурлыкает, прогибаясь под ласками Леви, в нежном порыве уловить все до единого прикосновения его грубых мужских рук. Через полчаса на планету упадет астероид, и все будет уже неважно, но зато важно сейчас — быть хотя бы сейчас счастливым. — Как ты поживаешь, Ханджи? — произносит Леви, и из трубки, уже с помехами раздается голос его подруги. — Ты знаешь, отлично. Намешала себе виски с колой, покрошила лайма и пью из трубочки. Вышла на балкон и наблюдаю, как люди молятся, — произносит она. — Я сначала думала встретить последний день одной, но потом мне оказалось скучно, так что здесь вообще все-е-е, — под всеми она имела ввиду Петру, Эрвина, Майка и остальных, чьи голоса сейчас превращались в суматоху и бессвязный шум на фоне. — Отлично. Передавай им привет и пока. — Так и передам! — она бросает трубку. Они садятся на балкон, что открывает вид на еще живой бескрайний лес. Спустя пятнадцать минут их уже совершенно точно не станет, от них не останется ни следа. — Хорошо день прошел, — улыбается Эрен. — Соглашусь.