Любовь и другие несчастья

      Гермиона сидела в своём кабинете с всё ещё горящими румянцем щеками и писала письма. Одно нужно было отправить в Отдел зелий, а второе — главе Союза Целителей.       Она слишком много на себя взяла и в итоге выставила себя полной дурой перед Драко и Люциусом. Она ещё никогда не чувствовала себя настолько пристыженной. Просто... агх. Наверное, девушка теперь не сможет смотреть Малфою в глаза.       Накануне вечером, вернувшись домой после прогулки по Косому Переулку, Гермиона поняла, что вот уже несколько часов не перестаёт думать о Драко. Мысли о его скором отъезде и спасении от бладжеров упорно засели в голове.       Гермиона всё ещё не могла смириться с переездом Малфоя, она очень переживала. Это-то и дало ей понять, насколько сильно девушка от него зависима. Всё то время, что они проработали вместе, Гермиона воспринимала Драко как не более чем раздражающий фактор. Но вот теперь он уезжает, и девушка поняла, что без него не сможет жить, как без воздуха.       К горлу подступил неприятный ком. Драко ей важен — Гермиона поняла это только тогда, когда он сообщил ей о переезде. Какая же она эгоистка.       И кто бы мог подумать, что девушка простит Малфоя и всё их школьное прошлое. Когда именно она решила забыть все обиды, Гермиона уже не помнила. В основе их отношений уже не лежали совместная учёба и военное время. Теперь всё настоящее: их разногласия или дружелюбие.       И Драко ведь помогал своей семье, восстанавливал репутацию. Многие чистокровные после войны не смогли стерпеть плохого к себе отношения со стороны скорбевшего от многочисленных потерь общества и просто сбежали в другие города и страны. Но Малфои остались и самозабвенно работали на благо Британии, пытаясь загладить вину.       Гермиона просто думала, что Драко не хотел переезжать. Думала, что он отправляется в Азию по настоянию Люциуса и что, если помочь ему остаться в Министерстве, Драко передумает. Думала, что так Люциус хочет наказать Драко за неприбыльный контракт Министерства с «Прима-Верде» — Малфои же слишком горды, чтобы запросить пересмотр контракта. Но Гермиона ошибалась. Драко хотел уехать.       Чем больше девушка думала об этом, тем больше понимала его намерения.       Для него это будет новый старт. Без ошибок прошлого. Без гневных, язвительных оскорблений на каждом углу. Без постоянных подозрительных взглядов. Без её подозрительных взглядов. Гермиона всё время, что они знакомы, была начеку рядом с Драко, даже когда поводов для этого и не было. Она всегда держала его в поле зрения, боясь, что нынешний Малфой станет прежним.       Конечно, Драко хочет уехать. Смысл ему оставаться в Британии?       Гермиона прикусила губу и вернулась к работе.       Контракт с «Прима-Верде» в любом случае нужно переписать. Несправедливо и рискованно оставлять ситуацию с доходами такой, какая она есть на данный момент. Накануне вечером Гермиона пролистала документы и поняла, что пересмотр контракта на Закон о Правах Оборотней никоим образом не повлияет. Так что контракт будет ещё на стадии переговоров, по крайней мере, до голосования.       В кабинет влетел фиолетовый самолётик — это из Отдела зелий. Юрист, с которым Гермиона консультировалась насчёт «Прима-Верде», согласился, что переписывать контракт необходимо.       Из динамика селектора донёсся голос Парвати:       — Союз Целителей прислал ответ. В два часа проведут совещание по пересмотру Закона.       Гермиона тяжело вздохнула и сложила самолётиком последнее письмо. Она взмахнула палочкой, и самолётик вылетел из кабинета через специальное отверстие для писем.       Через минуту раздался стук в дверь. Чёрт. Ну конечно, отправить ответную записку — это же так сложно. Нужно же обязательно припереться к ней.       — Войдите, — откликнулась она.       Дверь открылась, и вошёл Малфой. Гермиона подняла на него взгляд. Он был одет в светло-серую мантию, которая была на нём в «Малфой Холдингз». Девушка привыкла видеть Драко в тёплых тёмных мантиях, странно видеть его в более лёгкой одежде. Ему удивительно шёл серый цвет, он делал его более стройным. Если сфотографировать его таким, эта фотография может выиграть в самом престижном конкурсе. Его одежда — совершенство, такую можно купить только за безбожно огромную сумму. И тут Гермиона вдруг вспомнила произошедшее в Косом Переулке, как к ней прижималось его сильное, тёплое тело.       По щекам девушки пробежался алый румянец при воспоминании об этом моменте, и она поспешила опустить голову и уставиться в столешницу.       — Письмо, Грейнджер, серьёзно? — протянул Драко, держа в руке самолётик, который она только что ему отослала.       — Откуда мне было знать, в Министерстве ты или нет? — ответила Гермиона.       Ложь. Она была на сто процентов уверена, что он в Министерстве.       — Будто бы я когда-нибудь оставлял свой пост верной собачонки. — Малфой сложил руки у сердца.       — Ты поэтому спас меня вчера в Косом Переулке? — спросила Гермиона, воспользовавшись возможностью сменить тему.       — Мой отец оторвал бы мне голову, если бы ты умерла за два дня до голосования, — разъяснил Драко, усаживаясь в кресло напротив неё.       — Думаешь, поэтому кто-то выпустил бладжеры из квиддичного магазина? Рассчитывают, что в результате моей смерти Закон не примут?       — Ну это, конечно, возьмут во внимание. Если бы ты легла в больницу Святого Мунго, уверен, голосование отложили бы, — подметил он.       — Спасибо, что спас меня, — тихо произнесла Гермиона.       Малфой неотрывно наблюдал за девушкой. Гермиона, собравшись с силами, рискнула поднять голову и заглянуть прямо в глаза сидящему напротив неё гиппогрифу.       — И мне жаль, что я пошла к твоему отцу, чтобы уговорить тебя остаться в Министерстве. Это неосмотрительно с моей стороны — делать какие-либо предположения о твоих желаниях и намерениях и вмешиваться в твою жизнь. Н-надеюсь, там у тебя всё сложится хорошо. Правда надеюсь.       Драко ничего не ответил, поэтому Гермиона решила сменить тему:       — В любом случае, нужно разобраться с «Прима-Верде». Не понимаю, как такое могло произойти. Я отправила запросы в Отдел зелий и главе Союза Целителей, в два пройдёт совещание. Но, Малфой, как ты вообще мог согласиться на эту авантюру?       Гермиону съедало любопытство. Почему же Драко подписал такой невыгодный контракт?       Малфой нахмурился, но ответил:       — Министерство не слишком-то и щедро выделяет средства на Отдел зелий. Да даже когда целители высказали свои опасения по поводу ликантропии — что та может стать массовым заболеванием, — Министерство выделило ничтожно малый бюджет на производство Волчьего противоядия. Бюджет на производство других зелий всё равно пришлось бы урезать, и это бы было так же невыгодно для «Прима-Верде». Я заключил контракт, чтобы удовлетворить спрос общественности на зелье и просто списать убыток.       — Но… почему ты не переписал контракт? Если бы я об этом не узнала и если бы спрос на Волчье противоядие остался бы прежним, аптека обанкротилась бы.       Драко заглянул ей в глаза.       — Министерству не интересны поставки зелий. Ему интересны разные мероприятия, где главы корпораций разрезают красные ленточки большими ножницами, а политики могут завести полезные знакомства. Пересмотр контракта мог бы поставить под угрозу принятие Закона о Правах Оборотней.       — Но почему бы не заключить контракт на более короткий срок? За пять лет мы сможем понять, куда лучше направить выделяемые Министерством средства.       Пару мгновений Драко молчал, но потом всё же произнёс:       — Контракт на тридцать лет хотела заключить ты. Если бы я начал тебе перечить, — Драко замялся, — ты бы хотела знать, почему я считаю иначе. И тогда мне бы пришлось сказать тебе, что твоя идея не имеет смысла.       — Ну так почему ты не сказал? — растерялась Гермиона.       — Потому что… мне легче работать с тобой, когда ты мне доверяешь, когда перестаешь искать подвох в каждом моём действии.       Гермиона почувствовала себя так, словно ей дали пощёчину.       Он знал. Он знал, что она ему не доверяет. И решил просто не обращать на это внимания, чтобы им было удобнее работать вместе. Несколько долгих секунд Гермиона просто всматривалась в парня широко распахнутыми глазами.       — Почему ты помогаешь мне с Законом о Правах Оборотней? — шёпотом поинтересовалась она.       Гермиона никогда не спрашивала Драко об этом. Она считала, что он это делает для собственной выгоды, для достижения своих целей. Поэтому-то и не потрудилась узнать истинные мотивы.       Драко пристально смотрел на Гермиону. Ртутные радужки напоминали бездонные зеркала, не имеющие конца и края.       — Теперь уже неважно, — также тихо ответил Малфой. Затем, помолчав, добавил: — Если хочешь сократить срок действия контракта, я подпишу документы.       Гермиона молчала. Она хотела кое-что сказать, но не могла подобрать нужные слова.       Она хотела извиниться. И попросить рассказать, почему он всё-таки согласился помочь с Законом. Если Драко не скажет... Гермиона будет мучиться от незнания всю оставшуюся жизнь.       Но нужные слова комом засели в горле.       Свой шанс Гермиона упустила. Все годы совместной работы она просто строила догадки, не спеша узнать истинные причины такого интереса к её проекту. Но этой возможностью она не воспользовалась. А теперь уже слишком поздно.       До самого обеда Драко и Гермиона были заняты составлением нового контракта. В два часа состоялось совещание с главой Союза Целителей и юристом из Отдела зелий, которое длилось не дольше двадцати минут. Поставили подписи, произнесли нужные заклинания — и новый контракт отправился в печать.       Драко и Гермиона вернулись к кабинету девушки. Малфой опустился в ранее наколдованное кресло, а Гермиона прошла в свой офис, закрыв за собой дверь и остановившись посередине помещения.       Мечта Гермионы вот-вот сбудется. Она на пороге достижения великой цели. И всё же в одном она прокололась.       Гермиона извинится перед Малфоем. Сразу после голосования она скажет ему, как ценит его и его помощь. Может, Драко и вовсе наплевать на её слова. Так и есть, скорее всего. Но Гермиона всё равно скажет перед отъездом парня.       Вздёрнув подбородок, она направилась к своему столу.       Нужно пересмотреть новое торговое европейское соглашение по импорту глаз тритона.       На следующее утро Гермиона проснулась будто на иголках. Она так нервничала, что кусок в горло не лез. А пока носилась по квартире и собирала вещи, дважды наступила Живоглоту на хвост.       — Гермиона! — донёсся из камина голос Джинни.       — Проходи, — крикнула Гермиона, пробегая по коридору и пытаясь вспомнить, где оставила свои туфли.       Джинни Поттер вышла из камина в гостиной, хватая за локоть пробегающую мимо подругу.       — Святая Моргана, Гермиона, дыши. Волнуешься больше, чем я в день своей свадьбы. Мама с Джеймсом и Тедди прибудут ближе к голосованию, но я с тобой. Кто-то же должен поддерживать тебя и следить, чтобы ты не грохнулась в обморок от волнения.       Гермиона слабо улыбнулась подруге.       — Прости, Джинн. Просто я думала, что перед голосованием будет легче, потому что уже ничего исправить нельзя, но теперь только хуже. Я не могу успокоиться.       Присутствие Джинни приободрило Гермиону. Девушка взяла себя в руки, наконец нашла нужные ей вещи, и подруги аппарировали в Министерство.       На десятый этаж они поднимались в переполненном лифте. И, к удивлению Гермионы, никто из присутствующих не вышел на этажах, которые они проезжали. Лифт остановился, створки разъехались в стороны, и толпа высыпалась на десятый этаж. Все они направлялись в парламент Визенгамота.       Двери зала суда были плотно закрыты. Когда весь Визенгамот собирается на законодательную сессию, никаких судебных процессов не проводится.       Гермиона поразилась количеству волшебников, пришедших на заседание. Пустых скамеек становилось всё меньше и меньше. В отделе прессы сидели репортёры и фотографы из «Ежедневного Пророка», «Придиры» и многих других международных газет.       Они с Джинни заняли места позади, откуда открывался хороший вид на всё помещение. В зале даже присутствовали оборотни, они тоже волновались, а их глаза были полны надежды. Нарцисса тоже пришла, приведя с собой несколько сирот старшего возраста из программы опеки.       В дальнем конце зала мелькнула белёсая макушка — это Малфой, а с ним и Забини. Драко умело скрывал свои эмоции при виде всех присутствующих волшебников.       Он оглядел помещение, и его взгляд на мгновение задержался на Гермионе. Она махнула рукой в знак приветствия, жест вышел немного нервным. Может, Драко захочет сесть рядом с ними? Но Малфой сел в другом конце зала, напротив Гермионы. Она ещё пару минут наблюдала за парнем, но тот так и не посмотрел на неё.       В зал заходило всё больше и больше людей. Собрался даже весь Орден. Сердце Гермионы ёкнуло, когда она увидела Минерву Макгонагалл, а с ней и учеников из Хогвартса.       В дверях показался Джордж Уизли, как только он увидел Гермиону, послал ей воздушный поцелуй. Он часто шутил на тему их возможных отношений — с тех пор, как Молли пыталась их свести, — несмотря на то, что встречался с Анжелиной Джонсон. Гермиона подмигнула и послала Джорджу ответный поцелуй.       В зале становилось всё тише, а ведь людей только прибавлялось. В воздухе витала надежда, которой, похоже, предавались все.       Наконец задние двери распахнулись, Визенгамот вошёл и занял свои места. Затем появился Кингсли Шеклболт — Верховный Чародей.       В зале воцарилась тишина — началось слушанье.       Старший заместитель министра встал со своего места.       — Сегодня мы обсудим Закон о Правах Оборотней, — промямлил он. — Он был составлен моим отделом в координации с Отделом регулирования магических существ и контроля над ними…       Гермиона, даже проработав в Министерстве три года, всё ещё не понимала, как оно функционирует. Особенно после войны. Министерство предприняло попытки разделения властей и перехода к демократическому режиму, но не так-то просто разрушить созданные столетия назад чистокровными семьями политические структуры.       Никто не знал, почему Визенгамот существовал как судебная, гражданская, уголовная и законодательная власти. И никто не знал, почему не проходило выборов в Визенгамот. Попасть туда можно было, если у волшебника хорошая родословная, рекомендация от нынешнего министра или большой стаж работы в определённых отделах.       Старший заместитель министра закончил свою речь и занял место рядом с министром.       Поднялся Альберт Ранкорн.       — Уважаемые коллеги Визенгамота, — прохрипел он, — я призываю вас отказаться от этого нововведения и не стать жертвой откровенной лжи. Да, я назвал это ложью. Хотя я и не сомневаюсь в благих намерениях Заместителя министра и Отдела по регулированию магических существ и контроля над ними, они закрыли глаза на опасности, грозящие после принятия Закона, которым власти хотят подвергнуть магическое общество. Существуют причины, по которым оборотням не место среди обычных волшебников. Это опасные животные. Один только укус — и ряды этих бешеных существ могут пополниться нашими родными и близкими.       Гермиона зло зыркнула на Ранкорна. Почему его всё ещё допускают до работы в Министерстве после его-то действий во время войны? И как он вообще смог стать членом Визенгамота?       Даже когда общественность всё больше и больше стала поддерживать Закон, Ранкорн только и делал, что пользовался своим служебным положением, пытаясь насолить Гермионе. Он постоянно мешал процессу разработки проекта своими слушаниями и реорганизациями отделов — каждого, с кем Гермиона сотрудничала по поводу Закона, перенаправляли в другой отдел, на другую должность. Девушка до сих пор работала в своём отделе только потому, что внесла в него неоценимый вклад.       Пусть кто-нибудь уже перебьёт его. Это дурной тон, конечно, но Ранкорн же просто жульничает! Если ему всё сойдёт с рук, голосование отложат до полного сбора Визенгамота через две недели на следующую законодательную сессию.       — Помяните мои слова, уважаемые коллеги, — продолжал Ранкорн, — если мы допустим оборотней в общество… если возьмём их сюда, в Министерство, на работу и поселим по соседству с ничего не подозревающими семьями волшебников, они отнимут нашу работу, навредят нашим детям и поднимут восстание, чтобы поработить нас. А позже мы будем оглядываться назад и поймём, что именно этот день стал точкой невозврата, стал началом конца Волшебной Британии. Мы…       Среди членов Визенгамота послышались смешки. Ранкорн замолк, оборачиваясь и пытаясь вычислить виновника.       Пожилая ведьма с огромными очками, съехавшими на кончик носа, смеялась так громко, что ей пришлось придерживаться за плечо сидящего рядом с ней грозного вида волшебника.       — Ах, Альберт, — прокряхтела она, — то же самое ты говорил и о магглорождённых на званом ужине семь лет назад! Подумать только, ты украл свою же речь!       Женщина вновь захохотала, чуть не подавившись воздухом.       — Я даже могу вам показать! — воскликнула она, доставая волшебную палочку и лёгким движением извлекая серебристую нить из головы. — Хотите посмотреть?       Она взмахнула палочкой над головой, и воспоминание закружилось в воздухе как серпантин.       Ранкорн разом побагровел и плюхнулся обратно на своё место. По всему залу раздались еле слышные смешки.       — Тишина, — приказал Кингсли усиленным заклинанием голосом. — Винглеторп, можете продолжить?       Он повернулся к всё ещё хихикающей волшебнице. Она кивнула, тут же взяв себя в руки, и убрала нить обратно в голову.       Другой пожилой волшебник встал со своего места и начал бубнить что-то о значимости реформ. Затем поднялся другой и заявил, что безработные и подвергающиеся гонениям со стороны окружающих жители статистически обходятся обществу дороже. Гермиона была готова к этим аргументам.       Наконец пришло время голосования. Девушка нервно заёрзала на стуле.       Она прикрыла глаза.       — Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, — шептала она себе под нос.       Открыв глаза, Гермиона оглядела зал и заметила Малфоя, пристально наблюдающего за ней. Он одарил её натянутой, нервной улыбкой.       Девушка уставилась на него в ответ. Принятие Закона о Правах Оборотней — конец для их взаимоотношений? В тот момент Гермиона жалела, что не решилась наладить с Драко отношения, стать с ним друзьями.       Может быть, именно из-за неё ему так не терпелось уехать?       Из-за вечной подозрительности и предельной осторожности Гермионы. Драко решил, что проще дать ей поверить в его плохие намерения, чем убедить в обратном. Да, Малфой иногда бывает груб и язвителен, но она заслужила. Почему-то думать об этом было неприятно.       Гулкий голос Кингсли прервал размышления девушки.       — Окончательный подсчёт голосов по Закону о Правах Оборотней — тридцать семь «за» и девятнадцать «против». Закон о Правах Оборотней принят!       Зал взорвался радостными возгласами. Гермиона весело воскликнула. Джинни весело воскликнула. Они вскочили со своих мест и кинулись друг к другу с объятиями.       Гермионе хотелось смеяться. И плакать. И вопить от облегчения. И прыгать от счастья. Ноги подкашивались. Она готова была взорваться от радости.       У них получилось!       У них получилось!       Подумать только, выполнить такой сложный проект за такой короткий срок!       Гермиона чуть повернула голову в сторону, наткнувшись взглядом на Малфоя, стоящего посреди ликующей толпы. Нетрудно было разглядеть его платиновые волосы. И вдруг он посмотрел прямо на неё.       Драко ухмыльнулся, и сердце Гермионы ёкнуло. Она видела его искренние эмоции. И внутренности свернулись в один комок из-за осознания, что в такой момент парень смотрит именно на неё.       Они двинулись друг к другу, обходя плачущих от счастья и обнимающихся людей. Гермионе хотелось просто побежать навстречу Драко, броситься в его объятия и рассмеяться. Они подошли ближе, теперь девушка могла заметить его пристальный взгляд. Будто бы весь мир перестал существовать в тот момент, и всё, что было значимо, — они двое. Так Малфой смотрел на неё...       Они почти протиснулись сквозь толпу. Гермиона уже протянула руку, намереваясь взять Драко за запястье…       Внезапно прямо перед ней материализовались два парня: темноволосый и рыжий.       — Гермиона! — воскликнул Гарри, приподнимая её над землёй. — У тебя получилось! Я знал, что ты сможешь, я верил!       — Чёрт, Гермиона, это просто великолепно! — поздравил её Рон, присоединяясь к объятиям.       — Гарри! Рон! — ахнула Гермиона, в уголках глаз скопились слёзы. — Вы пришли!       — Конечно, пришли, — шутливо возмутился Рон. — Или ты думала, что мы пропустим голосование?       — Я… — Гермиона не договорила и просто крепко обняла друзей.       — Я поставил министру условие: если он хочет, чтобы я отправился в Америку на симпозиум, пусть мне сделают международный портключ, чтобы я успел на голосование. Мы, правда, хотели сказать, что придём на слушание, но ты думала иначе, поэтому мы решили сделать тебе сюрприз.       — Ей-богу, Гермиона, не могу поверить, что ты и правда так удивлена нашему присутствию, — обиженно пробормотал Рон.       — Кроме того, — добавил Гарри, — этот проект ты посвятила Ремусу. Каким же я после этого был бы крёстным Тедди, если бы не пришёл на голосование?       Гарри и Рон ещё что-то говорили, но Гермиона почти их не слушала, выглядывая за плечи друзей и ища взглядом Малфоя. Он снова скрылся в толпе.       Момент упущен.       С Драко Гермиона встретилась только через полчаса, когда уже значительное количество людей покинули зал. Тот сидел на задних скамейках вместе с Панси — та что-то записывала.       — Малфой, — позвала его Гермиона.       Драко поднял на девушку взгляд, продолжая что-то говорить Панси.       — А, вот и ты, Грейнджер, — улыбнулась ей Паркинсон. — Как раз хотела идти тебя искать. Можно сфотографировать вас с Драко?       Она указала на коренастого фотографа, стоящего в стороне.       Гермиона неуверенно встала рядом с Драко.       — Чуть ближе, — проинструктировала Панси. — Встаньте сбоку от колонны, чтобы фото получилось не таким широким.       Малфой не двинулся с места, поэтому Гермиона шагнула ближе. Панси махнула рукой, и девушка сделала ещё один шаг. Теперь их плечи соприкасались, послышался щелчок фотокамеры.       — Прекрасно.       Гермиона, собрав всю свою уверенность в кулак, повернулась к Драко.       — Малфой, придёшь на вечеринку?       Драко уж было открыл рот и, как Гермиона поняла, хотел ответить: «Нет». Поэтому девушка сразу же продолжила:       — Ты должен прийти, — уговаривала она. — Я хочу, чтобы ты пришёл. Ты тоже приложил руку к принятию Закона. И… раз уж ты уезжаешь, нам нужно попрощаться.       Похоже, слова Гермионы удивили Драко.       — Хорошо, — коротко согласился он.       Губы Гермионы расплылись в лучезарной улыбке.       — Отлично. Тео зарезервировал места в баре в Косом Переулке, — сообщила она, направляясь в Атриум.       Все четверо аппарировали на улицу, со стороны бара доносились счастливые возгласы. Панси остановилась.       — Грейнджер, могу я задать тебе пару вопросов, а то в клубе будет слишком шумно, а я не очень хочу орать тебе на ухо?       — А? Да, конечно.       — Это займёт не больше пары минут, — заверила её Панси. — Драко, не проводишь Питерсона в Министерство, сделаете пару-тройку фотографий? У него нет пропуска.       Малфой обиженно глянул на подругу.       — Почему я? — запротестовал он.       Панси раздражённо вздохнула.       — Мне нужно в течение часа доделать статью. У меня нет времени делать фотографии, брать интервью у Гермионы и дописывать материал. Я, вообще-то, Закон о Правах Оборотней вывела в массы. Думаю, ты не переломишься, если сделаешь подруге небольшое одолжение.       Панси многозначительно взглянула на Драко. Тот обречённо закатил глаза, но развернулся к фотографу.       — Не отставай! — рявкнул он мужчине.       Питерсон спешно засеменил за ним.       — Ну что ж. Не знаю, как ты, а я бы не отказалась от чашки чая после длительного выслушивания бреда Ранкорна о грядущем падении волшебного мира Англии, — поделилась Панси, глядя им вслед. — Ты была в «ЧариЧаи»? Не гарантировано, конечно, что у тебя кровь из глаз не пойдёт из-за цветов их интерьера, но там столько сортов импортного чая, а волшебные пирожные… м-м-м, пальчики оближешь!       Гермиона последовала за Панси в чайную, находившуюся за углом. Здание будто проектировалось с рисунка пятилетнего ребёнка. Сам домик маленький, похожий на дамскую юбку с оборками. Гермиона даже глаза округлила и удивлённо заморгала, когда увидела встречающую их на входе девушку в форме французской горничной.       — Здравствуйте, добро пожаловать в «ЧариЧаи». Будем рады вас обслуживать. Вам отдельную кабинку или столик? — прощебетала горничная.       — Отдельную кабинку. Можно чайничек Дарджилинга и корзинку волшебных розовых пирожных?       — Конечно. Проходите сюда. — Девушка присела в реверансе и повела подруг прямо по коридору, в уютную комнатку.       Едва девушки уселись на свои места, как к ним подлетел поднос с полным набором английской фарфоровой посуды. Панси придержала поднос руками и поставила его на стол. Затем она взяла чайничек и вовсе не по-аристократически, что противоречило, вероятно, большому количеству практики в прошлом, начала разливать чай по чашкам.       — Крепкий, с молоком и двумя кубиками сахара? — непринуждённо спросила Панси. Хотя вряд ли это был вопрос — именно такой чай и любила Гермиона.       Странно, что Панси это знает. Да даже Гермиона, склонная запоминать всё до мельчайших деталей, не знает предпочтений своих знакомых, ну, кроме Гарри и Рона, естественно. Гарри любит чёрный чай, а Рон — с восемью кубиками сахара.       Панси пододвинула к ней чашку, а затем налила и себе. Паркинсон, тем не менее, даже не следила за своими действиями, а лишь пристально наблюдала за подругой, сделавшей глоток.       — Я ведь правильно запомнила?       — Да, — ответила Гермиона, наморщив нос. — Хотя оригинальный Дарджилинг на вкус немного другой. Этот какой-то не очень приятный на вкус.       — Да что ты? — Панси изящным движением поднесла чашку к губам, сделала глоток и удивлённо уставилась на содержимое. — Это не Дарджилинг. Странно, наверное, ошиблись. Мне попросить заменить его на другой чай?       — Нет. Всё хорошо. — Гермиона пожала плечами и, задумавшись, снова отхлебнула из чашки. — Нет, если ты хочешь что-нибудь другое…       — Может быть, но позже.       Панси поставила чашку с блюдцем обратно на стол и привычным движением волшебной палочки наколдовала перо и пергамент.       — Так, тридцать семь против девятнадцати, ты ожидала худшего результата?       — Я просто в шоке. Если честно, я думала, что Ранкорна многие поддержат. Наши прогнозы оказались ошибочны.       — Как думаешь, что изменится после принятия Закона о Правах Оборотней?       — Ну, это мы узнаем лишь в следующем году. Но оборотням уже открыты многие возможности, поскольку общественность поддерживает идею с Законом. Появились новые рабочие места, в жилых комплексах открываются зоны трансформации, что значительно опередило план на несколько месяцев вперёд. Думаю, дальше — больше. По мере того как оборотни будут привыкать к жизни в магическом обществе, волшебники начнут понимать, что они такие же, как и мы все, и заслуживают уважения и возможности вносить свой вклад в развитие магической Британии.       — Отличный ответ. Хочешь, я дополню им твою биографию? — издевалась Панси, не прекращая что-то записывать. — И чего ждать миру от Гермионы Грейнджер?       Гермиона неторопливо отхлебнула чая, обдумывая дальнейший ответ. Ещё какое-то время назад она считала главной своей целью спасение жизней Гарри и Рона. А потом она узнала о ситуации с оборотнями. Что делать дальше, девушка не знала. Остаться в Министерстве? Теперь она, конечно, гораздо лучше разбирается в устройстве Министерства, но, всю оставшуюся жизнь, в одиночку справляться с бюрократией не хотелось.       — Я… я сделаю всё возможное, чтобы магический мир и условия проживания в нём стали лучше, — наконец ответила Гермиона.       На Панси это не произвело ровно никакого впечатления.       — Ну а, может, уже есть какие-нибудь планы?       Гермиона молчала, пытаясь собраться с мыслями.       Перед глазами помутнело, голова закружилась.       Она моргнула.       Всё расплылось ещё сильнее.       Гермиона медленно огляделась и помотала головой, пытаясь избавиться от неприятного ощущения.       Чашка с блюдцем, которые девушка держала в руках в одно мгновение будто налились свинцом и с оглушительным звоном соприкоснулись с полом.       Панси оторвала взгляд от своих бумажек и удивлённо взглянула на Гермиону.       — Грейнджер, ты в порядке? — в её голосе сквозила тревога.       Гермиона обхватила голову руками, пытаясь прийти в себя.       — Не в порядке, — пробормотала она, пытаясь дотянуться до сумки — она по привычке носила с собой безоаровый камень, но не удержалась и упала на пол.       — Что такое? Тебе нехорошо? — забеспокоилась Панси, спешно опускаясь перед ней на колени и накладывая всевозможные диагностические чары.       — Что-то разбилось? Я, кажется, слышала… о боже! — В комнату вошла горничная-француженка, тут же зажав рот ладошками.       — Ей плохо, — тут же ответила Панси, помогая Гермионе подняться на ноги. — Думаю, её отравили.       Горничная ахнула.       — У нас мало времени, нужно аппарировать её в больницу Святого Мунго.       Гермиона еле различала голоса. Слышалось какое-то странное пищание, будто она находилась под толщей воды.       Она попыталась сказать Панси о безоаре, но вместо слов с языка срывалось невнятное бормотание.       Прежде чем горничная-француженка успела пролепетать хоть слово, Панси обхватила Гермиону за талию и аппарировала.       Девушка находилась на грани между сном и реальностью, поэтому вовсе не почувствовала тянущее ощущение в животе.