Любовь и другие несчастья

      Количества эмоций, отразившихся на лице Малфоя, уставившегося на Гермиону, было достаточно, чтобы мысли в её голове сплелись между собой в непонятную массу.       Мыслить здраво было почти невозможно — всё вместе обрушилось на неё будто волна прилива. Было трудно отделить собственные чувства от чужих. Они вплетались друг в друга и образовывали петлю обратной связи, которая росла и росла с каждой секундой.       У Гермионы закружилась голова. Она понятия не имела, как Малфой умудрялся скрывать эту связь многие годы, в течение которых ему то и дело приходилось каким-либо образом контактировать с ней.       Вообще, Гермиона не хотела создавать с ним связь, это было своего рода планом "Б". Она надеялась, что они просто поговорят, но Малфою стало хуже. Казалось, чтобы достучаться до его мозга, нужно повысить голос на несколько октав. Так ещё и взгляд его затуманился, будто он вообще не различал обстановку вокруг.       Гермиона и не думала, что это будет так... необычно, причём и морально, и физически.       Их губы соприкоснулись — вспышка Сверхновой звезды, дрожь по телу — бушующее Адское пламя. Девушка ещё не успела оправиться от шока, как на неё мешком кирпичей обрушились мысли и эмоции Драко. Гермиона чувствовала бурлящее в нём желание, невероятную привязанность и, даже во время их поцелуя, бесконечное беспокойство — он думал, что способен сделать ей больно, навредить.       А потом губы Драко переместились на её шею, а ладони притянули ближе за талию, проникая под рубашку. В голове Гермионы промелькнула одна-единственная здравая мысль: если они не остановятся, то займутся сексом прямо здесь, на полу.       Ещё никогда прежде она не чувствовала себя так ужасно, отстраняясь от тела другого человека. Она оттолкнула Драко, а будто потеряла частичку себя.       Серые глаза, прожигающие Гермиону взглядом, потемнели на пару оттенков, грудь вздымалась от судорожных вдохов. Жаркое ощущение горящего желания вызывало не самые приятные мысли: вдруг он набросится на неё? Но огонёк опасения погас так же быстро, как и появился. Драко всё понял, девушка ощутила возрастающее в нём чувство потери.       Он хотел умереть. Волна подавленности и смирения, подгоняемая мучительными последствиями от их поцелуя. Гермиону будто засасывало в воронку сожаления. Размышлять ясно становилось всё труднее, будто она сейчас переходит вброд болото чужих эмоций.       Она… ей нужно отвлечь его от этих мыслей… иначе страдать будут уже оба.       — Прости, Малфой, но это единственное, что я могла сделать, чтобы тебе стало лучше, — попыталась объясниться Гермиона.       Она сосредоточилась на собственных ощущениях, пытаясь отделить свои мысли и чувства от его.       Ей нужно увидеть, помогла ли временная связь. Дымка, окутавшая сознание, рассеялась, и девушка смогла свериться с планом, составленным несколько часов назад.       Гермиона произнесла диагностическое заклинание и не без облегчения увидела, что лихорадка отступила. Это подарок судьбы, пусть кожа Драко и горела от невозможно высокой температуры. Его слух и чувства, казалось, полностью восстановились. Он всё ещё пребывал в трансе, девушку даже начали одолевать сомнения, понял ли Малфой, что его состояние заметно улучшилось.       — Теперь ты видишь? — настаивала она, пытаясь отвлечь его от урагана эмоций, хотя до этого дня Гермиона никогда бы не подумала, что такой человек, как Драко Малфой, может столько чувствовать.       — Что? — удивлённо спросил он.       Парень диким взглядом оглядел собственную спальню, а затем с ужасом на лице повернулся к Гермионе.       — Что ты сделала? — прорычал он.       — Я…       Она понимала, что Малфой воздвигает окклюменционные стены вокруг своего сознания, но не могла ничего с этим поделать.       — Нам не о чем говорить, Грейнджер. И это ничего не меняет. Я уже говорил, что нахожу тебя мерзкой и отвратительной. Ты использовала меня, чтобы удовлетворить свой комплекс героя, но ничего не изменилось. А теперь убирайся из моего дома.       Гермиона закатила бы глаза от пустоты его слов, если бы собственные чувства Драко не нахлынули на неё похлеще цунами. Как будто сердце вырвали из груди.       Она невольно съёжилась под взглядом надвигающегося на неё Драко.       Гермиона протянула руку, не подпуская его ближе.       Им нельзя касаться друг друга. Кровь всё ещё набатом стучала в висках. Девушка сомневалась, что у неё хватит сил оттолкнуть парня, если тот решит снова поцеловать её.       Гермиона глубоко вздохнула и выпрямилась.       — Что ж, она оказалась сильнее, чем я ожидала.       — Ты о чём? — подозрительно спросил он.       — Наша эмоциональная связь. Я чувствую тебя. Я и не догадывалась…       — Наша что? — Драко поперхнулся воздухом.       — Да. Временная связь работает, разделяя магию, которая сеет хаос в тебе, перенося часть её в меня. Это означает, что теперь узы не односторонни. Так что я могу чувствовать тебя так же, как и ты меня, — взглянула на него девушка. — Я бы почти поверила, что ты находишь меня мерзкой и отвратительной, если бы тебе не захотелось умереть, произнеся эти слова. Неужели думать обо мне всегда так больно?       На лице Драко читались невероятно сильный испуг и явное потрясение, будто Гермиона только что обратилась в Снейпа, танцующего в одном лишь полотенце, повязанном на бёдрах. А затем он бросился к двери.       Заперто. Гермиона наложила всевозможные защитные и запирающие заклинания, как только пересекла порог его комнаты.       Драко пару раз отчаянно ударил кулаком по косяку и прислонился лбом к двери, опуская плечи в знак поражения.       — Пожалуйста, сними свои чёртовы чары, Грейнджер, — тихо попросил он.       — Нет, сначала мы поговорим, — спокойно ответила Гермиона, подходя и усаживаясь на диван.       — Нам больше не о чем говорить. Это ничего не меняет. Моё решение осталось прежним: никаких отношений между нами и быть не может.       Но ближе Малфой всё же подошёл, опускаясь на подлокотник кресла.       — Может и нет, — согласилась Гермиона. — Но не надо рубить с плеча, давай начистоту. Теперь я тоже это ощущаю — нет смысла лгать о своих чувствах. Для начала попробуем вести конструктивный диалог, без колкостей.       Гермиона чувствовала бурлящее в Драко раздражение, отчего на губах расцвела невольная улыбка.       «Шах и мат, Малфой», — самодовольно подумала она.       — Ты думаешь, это смешно, Грейнджер? — поинтересовался Драко. — Я не подопытный кролик. Ты хоть понимаешь, что случится, если мы образуем связь, но не закрепим её на эмоциональном уровне? Можно связать души, но только физически. Ты не сможешь мне отказать, даже если захочешь. Но всё же будешь иметь возможность влюбиться в кого-нибудь другого. Правда, скорее неосознанно. А я это почувствую. И буду чувствовать твоё сожаление до конца своих дней. Лучше умереть сейчас, чем терпеть это издевательство.       — Драко, — тихо позвала она. — Разве похоже, что я здесь из чувства вины?       Он с минуту смотрел на неё, прежде чем закрыть глаза.       — Нет, — признался он. — Я не знаю, почему ты здесь.       — Я здесь, потому что осталась лишь неделя, а мне ещё нужно влюбиться в тебя.       — Нет, — решительно сказал Драко. — Я бы знал, если бы у тебя были ко мне хоть какие-то чувства.       — Может быть. Но, раз уж ты считаешь, что я тебя ненавижу, у меня есть основания сомневаться в точности твоих способностей, — указала она.       — Неужели? Грейнджер, не хочешь ли ты сказать, что все эти годы втихую сохла по мне? — спросил Малфой, открывая глаза только для того, чтобы закатить их.       — Н-нет, — заикаясь, пробормотала Гермиона. — Но это не значит, что я не засматривалась на тебя. Просто не считала нужным принимать эти засматривания во внимание.       Малфой тут же распахнул глаза, с изумлением взирая на девушку.       — Что ты имеешь в виду?       — Ну… — Гермиона почувствовала, как по щёкам расползается густой румянец — она только что призналась в том, в чём всегда боялась признаться, уж тем более Драко Малфою.        — Ты… ты не так уж плохо выглядишь, — заикаясь, пролепетала она.       — Я не так уж плохо выгляжу? — повторил Малфой, в этот момент напоминающий жмыха, поймавшего гнома.       — Знаешь… — Ещё ни разу в своей жизни Гермиона не смущалась больше, чем сейчас, Малфой, улыбающийся от уха до уха, не помогал от слова совсем. — Ты…       Она беспомощно махнула рукой в его сторону — словарный запас впервые её подвёл.       — Я… — растягивая слово, подсказал Малфой.       — Давай не будем развивать эту тему, — попросила Гермиона, выпрямляясь.       — Ну-ну, Грейнджер, — упрекнул её Малфой. — Ты вошла в мою спальню, заставила меня признаться в заинтересованности тобой и поцеловала без разрешения. Будет справедливо, если ты скажешь мне это. А как же гриффиндорское благородство?       — Что-то ты не больно сопротивлялся, когда я тебя поцеловала, — горячо заметила Гермиона.       — Ты тоже не шарахалась от меня как от огня, — парировал Драко.       Гермиона бросила на него злобный взгляд.       — Ладно, — фыркнула она. — Иногда ты бываешь довольно хорош собой: когда не издеваешься надо мной. Я всегда питала слабость к блондинам, сама не знаю, почему. И твоя форма для квиддича… очень хорошо смотрелась на тебе, когда ты играл ещё в школе.       Она продолжила, стараясь не поднимать взгляда от пола и покончить с этим как можно быстрее:       — И ты очень умный. Мне не нравится, что ты манипулируешь людьми. Однако ты начитанный, и ты… ты помог мне уладить некоторые политические вопросы, возникающие по мере работы с законопроектами. Подсказывал, как лучше действовать, когда я не могла найти правильное решение. Я… мне было приятно работать с тобой, Малфой.       Какие бы чувства ни испытывал Драко, услышав её признание, он запрятал их в своём сознании так глубоко, что Гермиона не смогла увидеть ни одной эмоции в его взгляде. Тем не менее его взор был настолько горячим, что мог бы расплавить сталь.       — Самым трудным, — продолжала девушка, решив выложить всё здесь и сейчас, — честно говоря, было осознавать, что тебе нет дела до своей деятельности, что ты помогаешь мне лишь для того, чтобы принести прибыль Малфой Холдингз и расположить к себе окружающих, благосклонностью которых ты воспользуешься в будущем, — она замолчала, переводя дыхание, а затем закончила: — И я д-думаю, мы могли бы стать друзьями, и, может быть… может быть, ты бы даже мог мне понравиться, если бы не постоянное чувство, что ты меня используешь.       Гермиона посмотрела на него.       — Понятно, — наконец выдал Драко.       — Но, похоже, ты гораздо сложнее и благороднее, чем мне казалось.       — Благороднее? — Малфой горько рассмеялся. — В самом деле?       — Я весь день изучала магические связи, Малфой. Я знаю, что есть множество способов образовать связь без ведома одной из сторон. И ты этого не сделал, более того, даже попытался скрыть от меня факт существования связи. И неважно, что я считаю это неправильным. Ты лишь лишний раз доказал, что не обделён честностью. Не похоже, что тебе грозит быстрая смерть, раз ты всё ещё жив; и для меня это имеет значение.       — Как скажешь, — он пожал плечами, изображая безразличие, несмотря на то, что Гермиона чувствовала его удовлетворение. — Я не чудовище, Грейнджер, не знал, какого низкого мнения ты придерживаешься о большинстве волшебников.       — Вообще, довольно разумно, — чопорно начала Гермиона. — За несколько лет до войны Министерство провело расследование по поводу принудительных магических связей. И по итогу выяснилось, что большинство связей образовано на принципе принуждения, причём без каких-либо предшествующих романтических отношений. Не стоит забывать и о том, что за последние сто лет от невзаимных чувств не умерло ни одного волшебного существа. Таким образом, Министерство пришло к выводу, что к образованию связи было принуждено от ста тридцати шести до двух сотен волшебников. И, если бы я не поцеловала тебя, Малфой, ты стал бы первым за эти сто лет.       — Может, мне поставят памятник за хорошее поведение, — съязвил Малфой. — Где-нибудь рядом с одним из тысячи памятников Шрамоголового. Только представь: Драко Малфой, великий волшебник, в ком соединились гены вейлы и, чёрт бы его побрал, самообладание.       Гермиона закатила глаза.       — Дело в том, Малфой, что тот уровень самоконтроля, который ты проявил, буквально не поддаётся магии связи. Ты не должен сопротивляться. Это сохранит тебе жизнь. Вот почему я забрала твою палочку и только потом тебя разбудила… но ты даже не предпринял никаких попыток. Да даже наоборот: когда я поцеловала тебя, а затем отстранилась, ты остановился.       — Ну, могу сказать, что это было чертовски трудно.       Повисло долгое молчание, оба смотрели друг на друга. Гермиона попробовала сменить тему:       — Знаешь, пять лет назад твоя мать дала мне грант для осиротевших оборотней, потому что надеялась, что я стану её невесткой.       Драко не смог скрыть своего раздражения и замешательства.       — Это как-то неправильно. Я ведь тогда даже не знал, что я вейла.       — Возможно, твоя мать знает тебя лучше, чем ты сам, — поддразнила Гермиона. — Она говорит, что я тебе нравилась ещё с четвёртого курса.       — Это абсолютная ложь, — прорычал Драко, тем не менее покраснев до кончиков ушей.       — Я очень долго об этом думала, размышляла, что было на уме у Нарциссы, когда она согласилась финансировать программу воспитания. Как это всё по-слизерински. Но новость о вейле удивила бы меня ещё сильнее, если бы не все эти годы нашего сотрудничества.       Слова дались Гермионе легко, всё-таки ум и дальновидность Нарциссы всегда её восхищали. Но в глубине души осознание причиняло боль. Может, она притворялась? Что-то вроде: я дам тебе эти деньги, но ты спасёшь моего сына.       Гермиона отбросила эту мысль. Нарцисса сделает всё возможное, чтобы защитить и спасти Драко. Гермиона с трудом могла представить своих собственных детей (если бы они у неё были), разве она не сделала бы что-то подобное, чтобы спасти им жизнь? Гарри и Рона она защищала, не брезгуя даже тёмными заклятиями. А ещё каждый раз расставляла приоритеты и принимала сложные решения, ведь кто-то же должен был это делать.       — Прости, Грейнджер, — нарушил тишину Малфой.       — За что ты просишь прощения?       — За мою мать. Если бы я знал о её планах, остановил бы. Она лишь усложняла тебе жизнь.       — Ты о чём?       Малфой вздохнул.       — Я не собираюсь менять своё решение. Выбора у тебя нет, я от своего не отступлю и ни на что соглашаться не буду.       — И почему это ты всё решаешь за меня? — горячо возмутилась Гермиона.       — Потому что вся эта ситуация произошла по моей вине.       — Это и меня касается! Несправедливо с твоей стороны принимать решения, даже не посоветовавшись со мной.       — Да что ты? — зарычал Малфой. — Думаешь, мне надо было оставить решение за тобой? Согласиться жить только потому, что ты этого хочешь?       — Я… — растерянно пробормотала Гермиона.       — Просто смирись: мне твоя помощь не нужна, Грейнджер.       — Почему ты ни во что меня не ставишь? Что не так?       — А тебе никогда не приходило в голову, что не всех нужно впрягать в свою благотворительность? Я не чёртов домашний эльф, не сирота-оборотень и не Гарри Поттер.       — Тебе никогда не приходило в голову, Малфой, что я делаю это не из милосердия? Я делаю это, потому что мне не всё равно, — отрезала Гермиона.       — Да, вот только ко мне это не относится, — холодно произнёс Драко. — Если бы мою судьбу решала ты, я бы, конечно, остался жив. Но не из-за того, что тебе не всё равно. Ты просто чувствуешь себя должной: никто, кроме тебя, не способен меня спасти.       Гермиона молчала.       — Но если ты умрёшь, Малфой, я буду чувствовать себя виноватой всю оставшуюся жизнь, — пробормотала она.       — Но у тебя своя жизнь, — кипятился он. — Может быть, когда-нибудь ты наконец поймёшь, что ты не обязана всех спасать. Что ты не всегда должна помогать только потому, что можешь. Ты себя видела, Грейнджер? Ты пожертвовала буквально всем: своими возможностями, выпускным, даже родителями! Ты каждый раз чем-то жертвуешь, не понимая, что этим может заняться и кто-то другой. Когда в последний раз ты делала что-то только потому, что хотела, а не потому, что считала себя обязанной?       Гермиона уставилась на него.       — А почему бы и нет? Мне стоило бросить бедных оборотней на произвол судьбы? Или оставить Гарри и побежать спасать родителей? Да, может, ты и прав, но кто этим займётся, если не я? Никто. Только мне не всё равно. Я не понимаю, почему ты не даёшь спасти тебя, если я этого хочу.       — Потому что ты делаешь это из чувства долга, — теперь Драко был по-настоящему взбешен. — Я влюблён в тебя.       Гермиона таращилась на него. Она уже знала это, но почему-то воздух вокруг них всё равно замерцал магией.       — Я люблю тебя, — повторил он в отчаянии. — И хочу, чтобы ты была счастлива. А со мной это возможным не представляется.       Гермиона открыла было рот, чтобы возразить, но он продолжал:       — Тебе здесь делать нечего. Тебе не нужно принимать никаких решений. Если только не хочешь меня изнасиловать, — усмехнулся Драко. — Ты ничего не сможешь сделать, чтобы спасти меня.       Гермиона растерянно смотрела на него.       — Я не знаю, что мне делать, — выдохнула она, разглядывая свои руки. — Но я не могу просто оставить эту ситуацию без внимания. Я же теперь всё знаю. Ты не можешь запретить мне помогать.       — Знаю, — печально произнёс Малфой. Что-то было в его тоне…       Гермиона вскинула голову. Волшебная палочка снова была в его руке, он как-то сумел вернуть её, пока девушка не видела. Она схватила свою, но он уже пробормотал:       — Обливиэйт.