По канонам Шекспира

      – Чондэ! Джунмён, уже сидя в машине, поглядывает через открытое окно и распахнутые двери, как брат мечется по прихожей, где напротив стоит отец, смеряя его строгим взглядом каждый раз, когда он вспоминает что-то ещё, что забыл взять или сделать.       – Почему Джунмён уже в машине, а ты до сих пор не готов? Джунмён, довольно улыбаясь, машет брату из машины, когда тот замирает по среди прихожей, устремляя на него взгляд.       – Потому что этот проныра начал сборы за три часа до выезда! – Чондэ показывает ему язык и отворачивается прочь к зеркалу.       – Вот именно, Чондэ-я, за три часа, но не за пол! – отец бросает быстрый взгляд на свои наручные часы да двигает во двор к машине. – Я считаю до трёх!       – Да иду я! Джунмён охает от такой наглости, но всё же двигается в сторону, когда брат распахивает возле него двери и забирается к нему в машину, согнав с нагретого места, до этого предварительно закрывая входную дверь на ключ.       – Подумать только: последний – и не омега! – подытоживает отец, наконец усаживаясь за руль и пристёгиваясь, и машина наполняется живым смехом.       – Ага, дайте Мёну полчаса – да хренушки бы он собрался так быстро! – фыркает Чондэ по-доброму. – Полчаса бы только решал, в какую сторону чёлку зачёсывать. Теперь язык брату показывает Джунмён, отворачиваясь к окну, и только шипит на него сквозь зубы, отбиваясь от его рук, которые пытаются ущипнуть за бок.       – Несмотря на попытки Чондэ сделать из нас опаздывающих, я всё-таки надеюсь, что вечер пройдёт отлично. Чондэ с Джунмёном понимающе, совсем с довольными улыбками переглядываются, наблюдая за папой. Потому что едва он договаривает фразу, чуть съезжая в своё кресле рядом с водителем, тут же тянется ладонью к руке мужа, которая на рычаге переключения передач, и прячет в ней пальцы. Джунмён несколько мгновений любуется идиллией, следом вздрагивает, потому что телефон во внутреннем кармане пиджака вдруг оживает знакомой мелодией, и он спешит тот достать, чтобы принять входящий видео-вызов, отставляя руку с телефоном на необходимое расстояние.       – Хён! – зовёт тут же довольно, замечая на экране старшего брата.       – Хён! – поддерживает Чондэ, двигаясь поближе чтобы тоже попасть в поле зрения камеры. – Как жизнь?       – Привет! – отзывается улыбчивое лицо Минсока с экрана телефона.       – Минсоки, привет! Джунмён поворачивает руку с телефоном так, чтобы и папа мог поздороваться, а следом и отец, не отвлекаясь от дороги, только помахать рукой в камеру.       – Родственники, – с улыбкой отзывается Минсок. – А вы куда это всей толпой и такие нарядные? Семейный культпоход?       – Сына, а ты что, не знаешь, что отец с Джунмёни отхватили национальный тендер? – уточнеят папа, поскольку телефон с камерой всё ещё повёрнут к нему.       – Как это я не знаю? – Минсок снова фыркает. – Мне кое-кто в первый же день после этого все уши прожужжал, правда, Джунмён-а?       – Правда! – Джунмён довольно кивает, поворачивая на мгновенье камеру в свою с братом сторону, и снова к папе.       – Ну так вот Голубой дом организовал благотворительный весенний бал инвесторов, мы приглашены! – объясняет папа.       – Вы посмотрите, какие вип-персоны! – Минсок качает головой с наигранным почтением, следом смеётся. – Тогда в двух словах – как дела, и я наберу завтра, узнать, как всё прошло.       – Хён! – Джунмён поворачивает телефон в свою сторону и Чондэ снова мостится под боком. – Ты приедешь на мой день рождения?       – Я не знаю, Белоснежка, – честно признаётся Минсок, чуть поджимая губы, – если Юнсоки сможет остаться со своим папой. Конечно только в случае, если тот не будет работать.       – Хён, ну так бери их обоих с собой! – подначивает Чондэ.       – Малый боится летать, – Джунмён пихает локтём в бок. – Ладно, хён, я понимаю, – Джунмён пожимает плечами, но улыбается. Подвергать маленького племянника таким стрессам ради того, чтобы провести с хёном пару дней, он явно не готов.       – А вы лето ещё не планировали? – уточнеят в ответ Минсок. – Может вы к нам, а?       – Минсок-а, ты думаешь, нам удастся вытащить это водоплавающее подальше от воды? – фыркает отец, притормаживая на светофоре, и оборачивается через плечо, чтобы взглянуть в камеру на старшего сына. Джунмён хмыкает – говорят так, словно его тут нет!       – Вот именно! – подхватывает Чондэ. – Хён, можно было где-то в Калифорнии поселиться, а не в Иллинойсе, а?       – В следующий раз, если вдруг, попрошу шефа переселить поближе к океану! – с деловым видом обещает Минсок, чем вызывает смех в машине. – Хорошего вам вечера и не напивайтесь там все.       – Особенно, брат, – согласно кивает Джунмён. – Ладно, хён, спишемся. Люблю тебя, пока.       – И я тебя, Белоснежка. Пока, родственники!       – Юнсоки привет! – зовёт на прощание папа.       – И чего это я водоплавающее? – едва сбрасывает вызов, тут же интересуется Джунмён, вызывая у остальных троих присутствующих в машине приступ смеха.       – Джунмён-а, сколько от вокзала до моря в Пусане, а? – интересуется Чондэ.       – Минут, километров или остановок на метро? – уточнеят Джунмён, чем снова вызывает смех.       – И он утверждает, что не водоплавающее, – отец качает головой, отсмеявшись. – Джунмён-а, может тебе взять абонемент в бассейн?       – Лучше абонемент на KTX (корейский скоростной поезд, соединяющий Сеул и Пусан), – Джунмён вздыхает, чуть вешая нос. – Я в этом сезоне ещё не ездил. Джунмён, жалуясь, не замечает, как родители на переднем сидении совсем понимающе, улыбчиво и хитро переглядываются, ничего не говоря в ответ. Папе жутко идёт его белый фрак. Джунмён не упускает возможности полюбоваться его красотой, нежностью и хрупкостью, а ещё галантностью отца, который открывает для него двери машины и подаёт руку, помогая выбраться наружу. Те же, перенятые джентельменские почести оказывает ему брат. Они с Чондэ снова обмениваются улыбчивыми взглядами, наблюдая, как папа поправляет бабочку отца, а тот в благодарность целует его пальцы. Следом оборачивается, протягивая Джунмёну руку и он с готовностью и довольной улыбкой цепляется отцу под руку, прижимаясь щекой к плечу. Чондэ сопровождает папу и отставая на пару шагов, Джунмён замечает, как они заговорчески что-то обсуждают, едва двигают ко входу в один из городских выставочных залов, где происходит нынешний бал.       – Вот же сплетники! – Джунмён прячет смешок у отца на плече, бросая короткий взгляд через плечо на брата и папу.       – Мы тоже могём! – отзывается заговорческим шёпотом отец. – И если твой брат вдруг полетит целовать носом пол в силу развязанного шнурка на правой ноге, постарайся слишком громко не смеяться, хорошо?       – Делать вид, что я не с ним? – вновь глотая смешок, уточняет Джунмён. – А папу к себе заберём?       – Только если в это мгновенье он не будет хохотать сам. Теперь смешок скрывает отец. Джунмён довольно жмурится, вновь прижимаясь щекой к его плечу и оборачивается:       – Чондэ-я, шнурок. Брат с папой слегка отстают, пока Джунмён с отцом входят в холл зала, останавливаясь там, чтобы подождать.       – Папочка, а как думаешь, мы сегодня кроме приятных нам людей увидим здесь…       – Да, – перебивает отец, понимая о чём он спрашивает, – к сожалению, да. Но Джунмён совсем не расстраивается. Больше его радует то, как отец без труда понимает его с полуслова, а потому он тут же обхватывает родителя поперёк спины и прячет лицо на его шее, довольно заулыбавшись.       – Папочка всегда поймёт тебя даже с одного взгляда. Отец обнимает за плечи в ответ, целуя в лоб.       – Потому что самый лучший у меня.       – Кто этот вечный источник папиной ревности? – хмыкает Чондэ с улыбкой рядом, но Джунмён не реагирует, только отвечает такой же на совсем понимающую ласковую улыбку папы при взгляде на них с отцом. Распорядители у входа в главный зал бала приветственно кланяются, ориентируя и помогая найти необходимый столик, и родители с братом, едва ступают на порог, двигают туда, пока Джунмён запинается. Запинается, на пороге буквально замирая и не в силах сдержать восторга. Огромный, залитый золотым светом искусственных свеч, огоньки которых пляшут, как настоящие, зал словно покрыт золотом. Позолоченные кресла и столики, зеркальные рамы и люстры украшены невесомым нежно-мятным шифоном и удивительным персикового цвета шёлком, которые, кажется, мерцают от света свечей. Вазоны по периметру зала причудливых форм мягких форм человеческих тел заняты цветами, источающими удивительный аромат, и каждая шифоновая или шёлковая лента, свисающая волнами, словно балдахины в королевских ложах, опоясывающая рамы зеркал или подлокотники кресел, вьётся живыми цветами. Джунмён охает от восторга, закидывая голову прямо на пороге, чтобы охватить взглядом всё это великолепие. В зале царит атмосфера какого-то осязаемого волшебства – воздух словно мерцает звёздной пылью, к лепесткам цветов тут и там можно прикоснуться, ими же щедро усеян пол и весна в их нежных бутонах, в перламутре тканей и в зелёных молодых листья в вазонах чувствуется так явно, что Джунмён едва ли не задыхается воздухом, в восторге раскрывая губы и не сдерживая оха. Шагая чуть вперёд прочь от порога, Джунмён ловит взглядом огромную позолоченную люстру под потолком впереди совсем близко и тянется ладонью навстречу к нежного цвета шифоновой полупрозрачной ленте, обвитой вокруг замысловатых прутьев роскошной люстры. Розовые бутоны, украшающие её, бархатные на ощупь и Джунмён убеждаемся, что цветы живые. И пока Джунмён выпадает из реальности, залюбовавшись, не замечает взглядов, обращённых на него с противоположного конца огромного, но ещё полупустого зала.       – Вот этого реакция! – присвистывает Кёнсу, вскидывая брови, и пихает Джонина, стоящего между ним и Бэкхёном, локтём в бок, потому что его взгляд тоже устремлён вперёд. Джонин понимающе переглядывается с братом, следом устремляет взгляд влево на Бэкхёна, который наблюдает тоже не за залом, а за человек у противоположной двери восторженно, чего уж скрывать, разинув рот, в то время как Кёнсу реагирует с насмешкой, а хён с молчаливым любопытством.       – Бэкки, развисни. Джонин тыкает мягко пальцем в щёку, и Бэкхён переводит на него взгляд.       – Вот это реакция! – с кивком соглашается он с братом. Джунмён, чуть отходя от своего восторженного шока, находит родителей и брата взглядом да двигает к ним. Они уже ждут его за их столиком, тоже с улыбками наблюдая за ним у двери.       – Понравилось? – уточнеят отец, когда Джунмён плюхается вместо кресла, приготовленного для него у стола, отцу на колени.       – Папочка, – тут же тянет Джунмён. – Тоже хочу такое количество цветов в моей комнате каждый день.       – Ну, каждый день во всей твоей комнате я гарантировать не могу, – тянет отец, задумавшись. – Но в твоей вазе – это легко. Выслушав, Джунмён довольно чмокает отца в щёку и пересаживается в своё кресло. Отец с Чондэ отходят поздороваться с кем-то знакомым уже спустя пару минут. Музыка в зале звучит совсем ненавязчиво и лёгкий гул присутствующих совсем не перебивает её. Официанты в белом разносят шампанское и Джунмён с детским восторгом наблюдает, как папа со знанием дела, благодарно улыбаюсь одному из них за пару бокалов, ставит те перед ними на столик. Затем тянется к двух небольшим сиреневым цветочкам в красивой круглой чаше в центре стола, что опоясывает стоящую посредине свечку. Вручая один шероховатый цветочек в его ладонь, папа легко опускает второй в свой бокал шампанского, и тот, заискрившись в мерцании свеч, с красивой дорожкой пузырьков идёт на дно бокала и красит шампанское в нежный лавандовый цвет. Джунмён, наблюдая с восторгом, делает то же, после устремляя восторженный взгляд на папу.       – Этот способ пить шампанское придумала австрийская императрица Елизавета, известная как Сисси, – рассказывает папа, видя его любознательный взгляд. – Её любимым лакомством были засахарённые фиалки, и чтобы баловать себя любимым десертом и во время балов, когда подавили в основном напитки, а не яства, фиалки начали добавлять таким образом в шампанское. Продолжая с тем же детским восторгом смотреть на папу и ожидая продолжения истории, Джунмён непроизвольно вспоминает времена, когда папа баловал их с братом такими историями на ночь в детстве. Он, будучи кандидатом исторических наук, всегда рассказывал так увлекательно, интересно, что не укачивал этим, а наоборот мальчишек раззадоривал.       – Джунмён-а, что я вижу, – но продолжения истории не следует. Папа вдруг с совершенно искренним удивлением смотрит куда-то в другую сторону. – Ты только посмотри, Джонин всё-таки по-человечески костюм носить умеет! Папа указывает в нужную сторону рукой и Джунмён устремляет туда взгляд.       – Пара хорошо пошитых штанов, жилетка и отличный пиджак способны даже с самого безалаберного человека сделать статного, сильного и привлекательного альфу! – подытоживает папа со смешком. Джунмён фыркает, тут же отворачиваясь.       – Па, ты не нашёл другого объекта лицезрения?       – После ваших с отцом рассказов о том, как даже в Голубой дом на собрания он умудряется портить собою «костюмы-тройки», я прямо искренне удивлён! – папа фыркает и Джунмён смеётся после его слов, следом вновь непроизвольно устремляя взгляд на Джонина и мысленно с папой соглашаясь. Костюм своё дело знает! Едва Джунмён успевает отвернуться, далее тоже происходит что-то из рядя вон выходящее, потому что рядом появляются отец с братом. Первый протягивает папе руку, помогая встать, а второй, ошалелый на вид, плюхается на освободившийся стул и указывает Джунмёну рукой туда, куда двигают родители. Джунмён почти откровенно роняет челюсть, когда папа с отцом замирают напротив родителей Джонина, здороваются и берутся о чём-то беседовать совсем, кажется, ненавязчиво. Хотя лишь на первый взгляд – отец сжимает тонкие пальцы папы в своей ладони у того за спиной, родители Джонина так же держатся за руки.       – Джунмён-а, что происходит? – зовёт брат, устремляя на него взгляд. Джунмён окидывает взглядом зал и прежде, чем заметить довольно близко от родителей замминистра, глядящего в их сторону, Джунмён переглядывается с не менее удивлённым Джонином, который стоит возле своих братьев, так же мало понимающих, какого вообще чёрта!       – Там замминистра, – рассказывает Джунмён, указывая рукой, чтобы брат увидел. – Он ведёт все дела по национальному тендеру. Думаю, отец не хочет показаться невежливым с конкурентами в его глазах.       – Наш папка? – Чондэ фыркает всё ещё слегка ошалело. – Сам подойти, да ещё и папу с собой взять? К человеку, которого от ревности мог бы задушить голыми руками? Джунмён-а, ты ничего не путаешь?       – Не путаю, – Джунмён кивает. – Ему важна его репутация, ты сам знаешь. Он на неё работал столько лет, а теперь она работает на него. Пусть и таким способом иногда.       – Офигеть! – подытоживает Чондэ. – Я обведу этот день в календарике.       – К тому же папа возле него в безопасности – никто и не посмеет как-то неверно глянуть в его сторону.       – Ну хоть тут я спокоен, – кивает Чондэ, соглашаясь. – Мне надо выпить. Брат поднимается с кресла, двигая вглубь зала, и Джунмён теряет его из виду.

***

      – Мальчики, проголодались? Джонин чуть отступает в сторону, пропуская отца, который обнимает младших сыновей за плечи, чтобы отвести к их столику, а сам остаётся подождать папу, который подходит к нему, цепляясь под руку.       – Па, – зовёт он следом, когда они вдвоём тоже двигают за отцом и младшими. – Что происходит?       – Ничего, родной, – отзывается папа. – Мы же взрослые люди, – объясняет он следом. – И детские проявления вражды и неприязни здесь действительно неуместны, правда?       – А наигранная почтительность и взаимоуважение? – уточнеят Джонин.       – А лицемерие, Джонин-а, залог успеха в обществе такого масштаба, – отзывается папа. – Ну правда, мы просто поздоровались и перекинулись парой фраз по поводу мероприятия и дел. Всего-то!       – Да уж, – Джонин вздыхает. – Просто.       – Всё хорошо, родной, – убеждает его папа следом, погладив по плечу. – Пойдём лучше быстрее, а то без нас выпьют всё шампанское и съедят всё самое вкусное. Большой зал уставлен столами по периметру у стен, небольшими, но довольно вместительными, и ужин оказывается роскошным да изысканным. Кёнсу с Бэкхёном болтают без умолку – рассматривают гостей, обсуждают чужие костюмы, даже выпрашивают у отца разрешение выпить хотя бы по бокалу шампанского. Последний, едва успевает допить свой бокал, обнаруживает одного из своих бывших партнёров среди гостей и, прося его простить, поднимается, чтобы поздороваться и перекинуться парой фраз. Папа смотрит куда-то вперёд, кажется в зал, на деле же – сквозь пространство, сжимая в тонких пальцах хрупкую ножку бокала, и Джонин наклоняется к нему, следом пересаживается в кресло отца, чтобы оказаться поближе, когда младшие братья двигают в центр зала и они с папой остаются вдвоём.       – Па, ты обманщик, – зовёт мягко, привлекая к себе внимание. – Твоя озадаченность открыто читается на лбу большими буквами.       – Хангылом? – уточняет он. – Или латиницей? Джонин прячет смешок в кулак.       – Много лет прошло, Джонин-а, но когда вот так на встречах по отцовской работе нам приходится играть в вежливость, осадок остаётся не самый приятный. Лицемерие ради рамок приличия необходимо, но мало кто его любит, правда?       – Па, тебе абсолютно не о чем волноваться! – заверяет его Джонин с уверенным кивком.       – Я о себе и не волнуюсь, малыш, – зовёт папа в ответ, ласково погладив его по щеке. – Просто я не хочу, чтобы от нашей вражды страдали вы, вот и всё.       – Я могу отлично постоять и за себя, и за малых, – отвечает Джонин. – И если понадобится, за вас с отцом тоже.       – Я знаю! – папа отвечает ему доброй улыбкой, следом целует в щёку. – Пойди немного отдохни, не нужно меня сторожить. Скоро вернётся твой отец, я обещал ему танец.       – Не жалеет он твоих ног, – с улыбкой вздыхает Джонин, но делает, как велят. Поднимается из кресла да неспешно прохаживаясь, двигает куда-то в глубь огромного зала, в надежде встретить кого-то знакомого, но менее неприятного, чем кто-то из обозначенной семейки. Но удача явно не на его стороне сегодня! Потому что Бэкхён, облюбовавший кресло в углу зала у обвитого цветами торшера едва успевает плюхнуться туда, чтобы устроиться поудобней – он обожает наблюдать за людьми; когда на горизонте тут же маячит не самый приятный, вернее сказать – далеко неприятный человек, и он двигает в сторону брата совсем уверенно. Джонин мысленно интересуется у Кёнсу, где того носит и почему он бросает Бэкки одного и радуется, что расстояние не такое большое. Поэтому едва Чондэ умудряется как-то незаметно для своих да их родителей замереть возле кресла, где сидит Бэкки, Джонин тут же поспевает сзади, опуская ладонь на его плечо, и крепко сжимая. Следом всё ещё держа, буквально силой отводит в сторону.       – Чондэ, я предупреждал тебя даже не дышать в его сторону? – интересуется он.       – А я говорил тебе, что больно надо! Ты запамятовал? Джонин бросает взгляд влево, замечая Джунмёна, который ловит брата за руку и дёргает на себя, буквально вырывая из рук Джонина.       – Отстань, недоразумение! – роняет омега ему, следом зло зыркая на мгновенье через плечо назад на брата. Джонин тут же усмехается.       – Я-то? А Чондэ сам за себя постоять не может? – переспрашивает он, усмехаясь уголком губ. – За него обязательно омега должен заступаться?       – Просто мой брат применяет не дипломатический подход, а грубую силу, – фыркая, отвечает Джунмён. – А я не хочу, чтобы о нём судачили, если ты уйдёшь отсюда с разбитым носом. Джонин не сдерживает смешка, прыская следом.       – Джунмён-а а ты точно ничего не путаешь? – с наигранной доброжелательностью роняет Джонин.       – А тебе точно жить расхотелось? – копируя его интонации, вопросом на вопрос отвечает Джунмён.       – Это мне вот этот альфа угрожает, да? – поглядывая на Чондэ над плечом Джунмёна, уточнеят Джонин, и тот вдруг пытается сделать шаг в его сторону, но Джунмён снова не позволяет, привычно зыркая на него.       – Джонин, иди куда шёл!       – Я повторю для тебя лично, ибо вижу, что из вас двоих до тебя вероятнее дойдёт, – начинает он. – Это последнее предупреждение: ещё раз я увижу его возле моего младшего брата – с разбитым носом уйдёт он. Гарантирую! Джонин разворачивается на пятках и уходит прочь, предварительно забирая Бэкхёна.       – Подойдёшь к Бэкхёну, – едва Джонин уходит, Джунмён поворачивается к брату. – Я расскажу отцу, так и знай! – грозится он тонким пальцем. – Я тебя оправдываю и выгораживаю, а оказывается, что ты виноват!       – Белоснежка…       – Ну что Белоснежка? – перебивает Джунмён, вздыхая. – Ты не просил моей помощи? – пытается уточнить он. – Чондэ-я, ну…       – Блин, – Чондэ вздыхает, следом улыбается, обнимая за шею. – Я кайфую, как ты острить умеешь. Давай, я нарочно нарываться буду, а? Джунмён, выслушав, фыркает и сбрасывает с плеча его руку, уходя прочь, но прежде, чем он успевает отвернуться, Чондэ замечает улыбку на его губах. Он ещё немного бродит среди гостей с бокалом шампанского прежде, чем видит отца, который просит его подойти жестом.       – Меня ждёт аукцион, – рассказывает он, когда Чондэ вырастает рядом у их столика.       – Что за аукцион? – удивляется Джунмён.       – Бал-то благотворительный, деньги тоже отправляются в национальный фонд благотворительности. Торговаться будем за фарфоровую вазу династии Мин.       – Ух ты, – улыбается следом папа, когда все взгляды устремляются на него. – 13 – 17 век, неплохо. Небось, и форма тыковка?       – Тыковка, – кивает отец, в ответ улыбаясь. – Уже мысленно придумал, куда её поставишь?       – Придумал.       – Папочка, а давай я пойду? – предлагает вдруг Джунмён, понимая, что в руках отца табличка с присвоенным ему номером. – Можно?       – Ты?       – Да, папка, там Джонин пошёл вместо отца, – находится Чондэ вдруг, понимая, что удачно бродил среди гостей и слушал чужие разговоры. – Пусть Белоснежка идёт! Он его легко за пояс заткнёт с его острым язычком и азартностью! – поддерживает брат, в очередной раз за сегодня закидывая руку ему на плечо. Отец переглядывается с папой, следом сомневается пару мгновений, но в итоге кивает.       – Джунмён-а, любыми правдами и нет! – даёт наставления отец, протягивая ему табличку с номером для торгов.       – Любыми! – довольно кивая, Джунмён принимает ту из его рук и подмигивая, уходит в зал, на который указывает отец.       – Завтра об этом напишут газеты! – провожая брата взглядом, присвистывает Чондэ, вновь поворачиваясь к родителям. – А пойдёмте добывать десерт? – предлагает он следом.

***

Джунмён осматривается с порога в зале аукциона, куда пускают по табличкам с номерами, да двигает в сторону столиков у сцены, чтобы занять свободное кресло. Опускаясь в то, он окидывает взглядом зал, замечая через три кресла слева знакомый профиль, и глотает улыбку. Папочка не просто так ему доверился, а потому он не должен подвести. Уже через мгновенье чувствуя чужой взгляд на себе, Джунмён отвечает на его взгляд свои совсем высокомерным и гордо поднимая голову, устремляет взгляд на сцену в ожидании мероприятия и не скрывая усмешки уголком губ. Это будет занимательно! Джонин замечает его ещё на входе в зал, лишь решив, что он просто заблудился, но когда он усаживается совсем рядом через несколько кресел и табличка в его тонких пальцах становится заметной, Джонин хмыкает – вряд ли это совпадение. Когда приходит время аукциона, перед публикой на невысоком постаменте сцены появляется аукционист – высокий средних лет мужчина в чёрном фраке и очках в роговой оправе, и окидывает присутствующих доброжелательным взглядом. Судя по информационной брошюре, следующий лот – последний на сегодняшнем аукционе, а последнее обычно – самое ценное. Красивая белая фарфоровая ваза, расписанные синими драконами, даже на фото в брошюрке выглядит грандиозно – папа наверняка мог бы рассказать всю историю династии, которой она принадлежала, только взглянув на завитки росписи. Джунмён крутит табличку в пальцах и ждёт, когда аукционист, бросая взгляд на свои наручные часы, наконец, начнёт. В зале вспыхивает свет и закрывают входные двери, завешивая те тяжёлым тёмно-красным балдахином, словно в театре – никаких отвлекающих факторов. И когда возле аукциниста на небольшом столике по правую руку появляется лот, в зале слышатся восторженные охи.       – Ну что же, господа, – подаёт голос аукционист, наконец, начиная. – Продолжим наш благотворительный аукцион. Вернее сказать, завершим его с помощью торгов за такой прекрасный лот – фарфоровая ваза династии Мин, датируемая начальной эпохой правления, а именно 14 веком. Ручная работа, форма тыква, исключительный китайский фарфор. Думаю, такое великолепие отлично впишется в любую, даже самую изысканную коллекцию. Стартовая цена – 13 тысяч долларов. Правая рука аукциониста, та, что держит молоточек, поднимается в воздух и торги считаются официальном открытыми. Впереди в первом ряду седовласый мужчина поднимает табличку со своим номером, и аукционист благосклонно ему кивает, принимая ставку.       – У нас есть стартовая ставка, номер 167, благодарю вас, господин! Минимальный шаг для этого лота – 2 тысячи долларов, господа! – напоминает аукционист о допустимом интервале, на который за раз можно повышать ставку. – Кто предложит 17 тысяч? В конце зала за отдалённым столиком руку с табличкой вскидывает средних лет дама в меховом воротнике. Джунмён улыбается, понимая, что это только разминка, и поворачиваясь снова к аукционисту, коротко переглядывается с Джонином, который бросает на него взгляд. Нет, сначала нужно избавиться от слабых конкурентов, которые закончат поднимать ставку в определённый момент за неимением средств!       – Номер 346, 17 тысяч благодарю, госпожа! – поддерживает аукционист. – Такая ваза не должна пылиться на комоде, а заслуживает почётного места. Может быть 19 тысяч?       – Даю 21 тысячу! – подаёт голос седовласый мужчина, который открыл торги.       – Благодарю вас, номер 167, 21 тысяча! Ещё предложения?       – 25 тысяч! – дама в мехах вскидывает руку с табличкой.       – Удвоение, номер 346, 25 тысяч, благодарю, госпожа! – аукционист довольно кивает. – Могу я попросить 27 тысяч?       – 30 тысяч! По залу проносится волна охов и смешков, Джонин замечает, как Джунмён тоже оборачивается через плечо, пытаясь отыскать взглядом человека, который поднимает ставку, но тот оказывается в первом ряду далеко справа – в белоснежном фраке. Аукционист ждёт. Дама в мехах сомневается, отрицательно качает головой: Джунмён довольно улыбается – минус один!       – Номер 98, 30 тысяч, благодарю, господин! – уважительно кланяется аукционист предложившему цену мужчине в первом ряду.       – 32 тысячи! – седовласый мужчина вскидывает табличку, но как-то совсем неуверенно.       – Благодарю, номер 167, 32 тысячи! Может кто-то больше?       – А как насчёт 40 тысяч? Присутствующие в зале заходятся аплодисментами от такого довольно ощутимого поднятия ставки. Джунмён, узнавая знакомый голос, откровенно смеётся, закидывая голову назад, следом переводя взгляд на Джонина, который, дёргая бровью, совсем азартно улыбается ему в ответ. Просто не выдерживает. Джунмён хмыкает. Что ж, посмотрим!       – Номер 141, 40 тысяч долларов, благодарю, господин! Достойные торга, господа! Смею просить 42 тысячи долларов? – подхватывает аукционист и снова виснет пауза. Джунмён видит, как в первом ряду переглядывается мужчина в белом фраке и седоволосый и через мгновенье, когда никто из них рук не поднимает, понимает, что, наконец, можно.       – 44 тысячи! – вскидывает он, наконец руку, вступая в торги.       – Продешевил! – слышит Джунмён голос Джонина через три-то кресла, совсем близко.       – Благодарю, номер 225, 44 тысячи! Могу ли я предложить 46 тысяч?       – Можете предложить 50! Джунмён прячет в ладонь смешок, вновь слыша предложения знакомым голосом.       – Номер 141, 50 тысяч долларов, благодарю вас, господин! – подхватывает аукционист. Джунмён ждёт, боковым взглядом наблюдая, как самоуверенно он улыбается, выжидающе глядя на него и ожидая ответного хода. Джунмён знает – у него есть лимит, и чем крупнее будут его шаги между ставками, тем быстрее он к нему дойдёт, а потому сам спешить и не думает!       – 52 тысячи! – не дожидаясь предложения от аукциониста, предлагает Джунмён, вскидывая руку.       – Номер 225, 52 тысячи, благодарю, господин! Снова виснет тишина. Джунмён поворачивает голову влево, чтобы взглянуть на него.       – Деньги закончились? – зовёт он Джонина, пока тот напряжённо думает. Джонин вскидывает взгляд вперёд на ожидающего аукциониста и следом посылает взгляд Джунмёну. Омега отвечает на его взгляд своим, таким же хитрым, улыбчивым и надменным – так, словно в зале никого кроме, и никто больше в торгах за эту треклятую вазу больше и не участвует, но после сорока тысяч это действительно становится так.       – За такую великолепную вазу я не побоялся бы попросить и 55 тысяч! – тем временем подначивает аукционист.       – 57 тысяч! – Джонин снова вскидывает руку и снова ждёт ответной реакции. Джунмён снова неприкрыто, совсем живо смеётся, закидывая голову назад.       – Номер 141, 57 тысяч, благодарю, господин! Довольно напряжённая борьба! Могу я просить 59 тысяч? Джунмён прекращает смеяться, выжидая с пару минут, чтобы потянуть интригу и быстро просчитать – если Джонин поднимает ставки на минимальный двухтысячный шаг, это значит, что он на грани лимита. И если Джунмён сейчас примерно сможет угадать ту суму, выше которой ему уже не подняться, то через пару ставок он заберёт вазу домой папе на радость. – У вас есть 59 тысяч! – Джунмён в очередной раз вскидывает руку с табличкой, загибая один палец на свободной левой рукой – если он правильно прикинул, лимит Джонина закончится примерно через 6 тысяч, и если это так, он продолжит поднимать по минимальному допустимому шагу – то есть по 2 тысячи долларов, либо же сделает двойной, или даже тройной шаг, блефуя, чтобы запугать его. Но не тут-то было!       – Номер 225, 59 тысяч, благодарю, господин! Это достойный экспонат в вашу коллекцию, поверьте! Может кто-то рискнёт дать больше?       – 65 тысячи! – аукционист едва успевает договорить, как Джонин снова называет цену и Джунмён загибает сразу два пальца, следом поворачивается к нему, чтобы взглянуть в его самодовольное лицо. Улыбается в ответ лишь уголком губ, следом пожимает плечами, словно сдаваясь и понимая, что не прогадал.       – Тройной шаг! – восторженно констатирует аукционист. – Номер 141, 65 тысяч долларов, благодарю вас! Кто-то даст больше? И Джунмён даёт себе ещё пару минут, чтобы убедиться в своей догадке. В зале негромко переговариваются, но новых ставок не следует. А по Джонину заметно, что он, хотя и азартен, но всё же с легким волнением окидывает зал взглядом, и это даёт Джунмёну понять, что он абсолютно прав.       – Итак фарфоровая ваза династии Мин, датированная 14 веком. Уходит к господину под номер 141 за 65 тысяч долларов! – констатирует аукционист, когда новых предложений не следует. – 65 тысяч – раз! – начинает он отсчёт. Гул в зале растёт, Джонин складывает руки на груди, улыбаясь совсем довольно, но ещё не знает, что его ждёт. – 65 тысяч – два! – Джунмён выдыхает, собираясь с мыслями – это его шанс! – 65 тысяч – т…       – 68 тысяч долларов! Аукцион длится до тех пор, пока аукционист не выкрикнул слова «продано!» и не ударил молоточком, как окончательный вердикт. Зал взрывается аплодисментами и шумом. Аукционист тут же подхватывает!       – 68 тысяч – раз! – Джунмён переводит взгляд на Джонина, чувствуя его взгляд на себе. Тот удивлён, но совсем не зло. Немного даже ошарашен, а ещё в его глазах немой восторг. – 68 тысяч – два! – Джунмён, задерживая на нём взгляд, вскидывает руку, чтобы мягко помахать ему самими кончиками пальцев. – 68 тысяч – три! Продано господину под номером 225 за 68 тысяч долларов! Участники аукциона поднимается на ноги, приветствуя овациями, и Джунмён поднимается следом, раскланиваясь во все стороны, словно на сцене. Жалко, отец не видел – он бы жутко гордился! Участникам приносят шампанское, Джунмён подходит к аукционисту, чтобы оставить печать и подпись в чеке, где также имя и реквизиты отца, как приглашённого на мероприятие. Снимая вазу со столика и легко прижимая к себе, Джунмён благодарит, подхватывая другой бокал шампанского и двигает обратно в зал собирать поздравления.       – Уверен, для этой безвкусной рухляди отведено особое место! – Джунмён замечает его напротив в паре шагов и Джонин протягивает руку, чтобы стукнуть своим бокал о его бокал, и следом так же легко – о вазу.       – Ты был слишком предсказуемым, – просто отвечает Джунмён. – И разве не понял? – Джунмён хмыкает. – Суть была не в том, чтобы получить вазу, а в том, чтобы она не досталась тебе!       – А кто тебе сказал, что она действительно мне нужна? – Джонин вопросительно вскидывает бровь.       – Как и мне! В конце концов, она своё сослужила – 68 тысяч пойдут на благотворительность! – в этот момент Джунмён понимает, что разжать руку было бы совсем уместно, что, собственно, и делает. И ваза легко выскальзывает прочь да с грохотом бьётся и деревянный ламинат пола, пока он делает глоток шампанского из своего бокала, не поведя и бровью. В зале повисает тишина.       – Всё на благо добрых дел! – подытоживает он вслух, улыбаясь Джонину, приседает, чтобы забрать небольшой осколок фарфора для папы в роли сувенира и разгибаясь, теперь сам стучится своим бокалом о бокал Джонина, двигая прочь из зала аукциона. Возобновившееся возгласы, смех, охи и аплодисменты застают уже в спину. Родители и брат сидят за их столиком, беседуют и замечают его только, когда он подходит, довольный и улыбчивый, совсем близко.       – Ну что? – тут же интересуется Чондэ, ёрзая в своём кресле.       – Я выиграл аукцион! – гордо отзывается Джунмён, опираясь об отцовское кресло, и тот обнимает за талию, глядя снизу-вверх совсем довольно. – Но от неё осталось только это! – Джунмён протягивает осколочек папе и устремляет взгляд на отца. – Я её разбил, – честно признаётся он. – Во имя добрых дел!       – Да и чёрт с ней! – отец кивает с улыбкой, отлично понимая его задумку. – Главное – результат! Мой умница! Папа тоже улыбается, качая головой, но осколочек в роли сувенира забирает. Один Чондэ остаётся сидеть шокированный от того, как это отец позволил этому проныре совершенно безнаказанно разбить 68 тысяч американских долларов!?

***

Из прихожей доносится короткий, но слышный стук в двери и Бэкхён, как раз спускаясь снизу в кухню и замечая тот, двигает прямо к ней.       – Я открою! – информирует домашних, дёргая на себя за ручку и добродушно улыбаясь почтальону, который протягивает большой бумажный конверт, следом кланяется и уходит.       – Бэкки, что там? – интересуется, выждав пару минут, папа из кухни. Бэкхён двигает к нему, по пути раскрывая конверт, хотя и так знает, что внутри.       – Почта, – отзывается уже в кухне, вынимая из конверта ежедневную газету для отца и «Экономический обозреватель» в глянце. Протягивая газету в папины руки, Бэкхён хочет отдать ему и журнал тоже, когда взгляд цепляется на самый крупный заголовок на обложке и Бэкхён замирает. – Па… Бэкхён дёргает папу за рукав халата, привлекая его внимание, и кладёт журнал перед ним на стол, тыкая пальцем в заголовок. Попа пару раз читает, следом они с Бэкхёном понимающе переглядываются.       – Джонин-а! – зовёт папа во весь голос. – Спускайся! Сейчас!       – Чего голосите с утра пораньше? – раньше, чем Джонин, в кухне появляется Кёнсу и тоже приходит посмотреть, о чём шум. Присвистывает, видя журнал, и спешит открыть на нужной странице, чтобы посмотреть репортаж на три разворота. – Ого!       – Боюсь спросить, что вы там такого увидели! Джонин обнаруживает всех троих за чтением у стола – любопытных и сосредоточенных.       – Хён, ты что, не видел? Думаю, это уже и во всех электронных СМИ тоже! – Бэкхён протягивает ему журнал тут же, чтобы и Джонин мог взглянуть. Он пробегается взглядом по тексту, рассматривает фотографии и хмыкает.       – А папка видел?       – Папка у тебя хочет спросить, что это такое! – Джонин оборачивается через плечо, обнаруживая там отца.       – Ну я же рассказывал, как было на аукционе, – Джонин просто пожимает плечами.       – Мне казалось, что мой сын довольно зрелый, чтобы понимать, что препирания в объективах прессы – не лучшая репутация для семьи! – отец многозначительно вскидывает брови.       – Во-первых, я не знал, что нас снимают, – начинает Джонин. – Во-вторых, отец, поверь, мы не пытались друг друга убить. Ты видишь и по фотографиям. Джонин протягивает отцу журнал, демонстрируя ту, где они с Джунмёном стоят друг напротив друга: он шокирован, Джунмён улыбается, а ваза, судя по её виду, только-только встретилась с полом. Отец оценивает фотография, следом хмыкает.       – Да уж, ох и кадр поймали! – замечает он, вздыхая, следом снисходительно улыбаясь. – Особенно кое-чья отпавшая челюсть! – отец добродушно пихает локтём в бок.       – Да кто ж знал, что 68 тысяч долларов окажутся в дребезги на полу? – фыркает Джонин с наигранным возмущением, чем вызывает у всех на кухне смех.       – А мне вот эта нравится! – Бэкхён подгадывает момент, когда хён в гостиной, сервирует стол к завтраку, и приходит к нему с журналом, с которым носится с того момента, как тот оказался в доме. Джонин плюхается на стул и зовёт донсена сесть на его колени, чтобы получше рассмотреть, что он пытается показать. – Фотография красивая, – уверяет Бэкхён, кивая, и указывает на неё пальцем. Джонин бросает взгляд брату через плечо – на ней они оба с Джунмёном через три кресла друг от друга во время аукциона: раззадоренные, азартные и улыбающиеся друг друга, на удивление, так искренне. – И вы тут тоже такие красивые. Оба!       – Бэкки, спрячь и больше отца на меня не натравливай! – наигранно ругаясь, Джонин щипает младшего за бок, заставая подняться со своих коленей, и уходит в кухню. Бэкхён плюхается на освободившийся стул и продолжает рассматривать фотографии.

***

      – Офигеть! – возглас Чондэ слышен буквально на весь первый этаж. – Отвал башки! Я же говорил, что это будет во всех СМИ! Джунмён успевает только моргнуть на нижней ступеньке пару раз от удивления, когда брат ураганом пролетает мимо в кухню, где папа пьёт кофе и портит отцовский кроссворд в ежедневной газете. Он уже добрые пару часов на ногах, потому что отцовский телефон тревожит всех всё утро и сам он просыпается сегодня в субботу неохотно и лениво, спускаясь на голоса внизу.       – Что вы делаете? – Джунмён обходит стол, забирая буквально из-под носа у папы и брата журнал, чтобы тоже взглянуть на обложку. – «Экономический обозреватель»? – уточняет, следом листает к нужной странице. – Целый разворот! – присвистывает, следом вновь листает. – Даже два! Ого, их три! – смеётся, усаживаясь за стол напротив папы и Чондэ и берясь читать. И по мере чтения сидящие напротив удивлённо наблюдают, как меняется его лицо и какой широкой становится улыбка.       – Джунмён-а, – Чондэ, видя отца за плечом брата, тут же сникает. – В мой кабинет. Папа вздыхает, Чондэ машет на прощание, Джунмён прячет губы, чтобы скрыть улыбку, но всё равно не получается. Отец усаживается в кабинете за стол в своё кресло и несколько мгновений глядит на него выжидающе, и чем больше смотрит, тем хуже у Джунмёна получается скрывать улыбку.       – Джунмён-а, что тебя так веселит? – интересуется, наконец, отец, понимая, что он не намерен больше скрывать своего настроя. Джунмён, пряча руки с журналом за спиной, пожимает плечами. – И не стыдно тебе, проныра?       – Нет, папочка, – Джунмён поднимает на отца взгляд, отрицательно качая головой. – Совсем нет. Мне весело. Очень!       – Чего это? – отец чуть подозрительно прищуривается, глядя на него.       – Потому что мне понравилось участвовать в торгах, – кивает Джунмён. – Потому что аукцион у всех на слуху. Потому что всё внимание к нам. Потому что твой телефон всё утро разрывается от новых предложений по сотрудничеству. И потому что ваза в пыль разбита всем назло и вопреки! Отец, выслушав, вздыхает, следом прикрывая рукой лицо и Джунмён, вглядываясь, вдруг замечает под рукой улыбку. Тут же довольно на месте подпрыгивает и спешно двигает к любимому родителю, который раскрывает перед ним руки буквально за мгновенье до того, как он усаживается на чужие колени.       – Задал там всем жару? – уточняет отец, обнимая за талию, и Джунмён кивает с улыбкой.       – Ещё как, папочка!       – Моя гордость! – отец звонко целует в щёку, обнимая покрепче, и тянется к журналу, который Джунмён оставляет на его столе, чтобы не просто взглянуть, а ещё и прочесть прилагающийся к фото репортаж. Джунмён мостится у отца на коленях поудобнее, складывая голову на его плече, чтобы тоже почитать, когда снаружи в двери кабинета негромко стучат и на пороге показывается папа.       – Мой мальчик тут ещё жив? – интересуется он, следом улыбается снисходительно, замечая Джунмёна на коленях отца.       – Что я ему сделаю? – хмыкает отец с улыбкой. – Заобнимаю, разве что.       – Джунмён-а, а как ты профессионально оцениваешь фотографии? – интересуется папа улыбчиво с порога, подначивая, и Джунмён так же довольно улыбается ему в ответ. Папа всегда поддерживал его страсть к фотографии больше всех.       – Не нравятся семейные, они постановочные, – отвечает он. – А те, которые живые, незаметные, – очень даже неплохие. Самая классная, пойманная, с вазой!       – Надо хоть на сайте аукциона глянуть, как выглядели те 68 тысяч, которые кое-кто разбабахал! – отец щипает за щёку. Джунмён уходит с папой, оставляя отцу журнал. Взрослый альфа поднимает взгляд на двери и ловит себя на мысли о том, какого потрясающего мальчишку он вырастил!