***
– Доброе утро. Джунмён слышит голос отца сквозь сон, следом довольно, так же сонно улыбается, потому что родитель обнимает поверх одеяла, в которое он закутан как куколка бабочки. – Соня собирается вставать? – присоединяется к отцу голос папы и Джунмён чувствует, как прогибается его кровать с другой стороны. – Соня же не хочет проспать все свои подарки? – А соню обязательно было будить так рано? – зевая, отзывается Джунмён, но на кровати всё-таки садится. – Мы хотели позвонить ещё твоему хёну, но он сейчас недоступен и обещал позвонить тебе отдельно, – объясняет отец. – Хёну? – удивляется Джунмён. – А Чондэ дома? – Брат тоже поздравит тебя отдельно, – убеждает папа. – Чондэ отдельно, а хёну нужно было звонить? – Джунмён подозрительно глядит на каждого из родителей по-очереди, следом улыбается. – Вы что удумали, заговорщики? – пытается уточнить. – Все будут поздравлять меня только в субботу. – Это ты вечеринку в субботу устраиваешь, а вылупился сегодня! – отец щёлкает по носу. – Мы и так едва держали интригу. – Мне страшно, – честно признаётся Джунмён, по очереди глядя на каждого. – С днём рождения, родной. Родители целуют с двух сторон в щёки, следом оставляют в его пальцах небольшой серебристый ключик с брелоком в виде пляжного лежака, на обратной стороне которого выгравирован адрес. – Меня выгоняют из дому? – пытается уточнить омега, хотя и понимает, что это невозможно. – Я не хочу жить отдельно! – тут же находится он. – Я один от одиночества завою! – Адрес. Отец стучит указательным пальцем по брелоку и выглядят они с папой подозрительно довольными. Джунмён, сбитый с толку, подносит ключик с брелоком поближе к глазам, чтобы взглянуть. Читает несколько раз, следом проговаривает вслух и вдруг замирает, поднимая ошалевший взгляд на родителей. – Это… что? – пытается уточнить, хотя взрослые альфа и омега видят, что он, кажется, понял. – Это то, что я думаю? – Мы решили на длительный период удовлетворить твою потребность в море, водоплавающее, – с улыбкой отзывается отец и Джунмён удивлённо хлопает ресницами, продолжая поражённо глядеть на родителей. – Он, конечно, небольшой, – объясняет папа. – Коттеджик, – уточняет. – Много гостей принимать не сможешь, но тебе одному точно хватит. Вторая линия моря на восточной набережной. И мы с отцом его уже немного привели в порядок для тебя… – Мои… К Джунмёну, наконец, кое-как возвращается способность разговаривать, и он поражённо охает, затем подаётся поближе, чтобы обнять обоих за шеи. Когда после те уходят, позвав его позавтракать, Джунмён сидит в своей кровати, глядя на дверь и думает, за что он только их заслужил?!***
К первой паре хён всегда привозит его пораньше. Так выходит – он старается не опоздать, но времени в итоге остаётся ещё даже с приличным запасом обычно в минут 30-40. Бэкхён окидывает внешний двор взглядом, да двигает во внутренний между корпусами, отыскивая один их автоматов с напитками, чтобы выбрать там для себя небольшую жестяную баночку холодного кофе. Этот, прохладный и сладкий, нравится ему гораздо больше горячего, который пьют все домашние. Тот, обжигающий и горький, отдаёт горечью на языке после весь день, и не спасается даже молоком. Кёнсу всегда смеётся, что он пьёт просто сладкую воду цвета кофе, но Бэкхёну кажется, что это забавная личная традиция – пробовать в автоматах холодный кофе. У него уже даже есть свой собственный рейтинг напитков! Отправляя в денежную ячейку купюру без сдачи, Бэкхён нажимает на необходимую кнопку, наблюдая, как механизм внутри автомата оживает и берётся добывать для него баночку, но в самый последний момент, когда должна уже спускаться вниз к ячейке, откуда он её заберёт, баночка вдруг застревает между механизмом и стеклом автомата. Бэкхён разочаровано стонет сквозь зубы. Это была единственная наличная купюра в его бумажнике – для университетского кафетерия у него есть карта студента, а для транспорта – проездной. Не сильно постучав кулачком в баночку сквозь стекло, омега вздыхает, решая, что сегодня не судьба, и собирается уже двинуть от автомата прочь, мысленно пожелав тому, кому достанется его баночка, действительно хорошего дня. Но в мгновенье, когда почти разворачивается прочь, в автомат сверху и следом справа врезается сильный кулак и баночка, о чудо!, оказывается в ячейке, где он может её забрать. Довольно улыбаясь, Бэкхён спешно возвращается, чтобы её забрать, и поднимает улыбчивый благородный взгляд на помощника, точно зная, кого увидит напротив. – Не за что! – просто отзывается Чанёль, опираясь плечом об автомат. – Ты к первой паре, да? – уточнеят он следом и Бэкхён тут же кивает. – Хён обычно привозит меня пораньше, – добавляет он следом. – А ты? – А мне ко второй, – объясняет Чанёль. – Но нужно ещё в библиотеку. Альфа указывает рукой куда-то вправо в противоположную сторону от автомата и Бэкхён понимает, что там есть свободная лавочка в тени у вишни. Усаживаясь там рядом с альфой, Бэкхён откладывает свою рюкзак и несколько раз пытается открыть баночку, но миниатюрным пальцам не удаётся поддеть колечко и Бэкхён, улыбаясь, молча протягивает баночку рядом сидящему человеку. Понимая верно, Чанёль открывает ту, возвращая ему, и Бэкхён снова благодарит его совсем широкой, довольной улыбкой. Рядом с этим альфой он обычно не слишком разговорчив, а когда и болтает, то выходит сбито, спешно, взволнованно и смущённо. Делая несколько глотков из баночки, Бэкхён украдкой устремляет на альфу взгляд и понаблюдав с пару мгновений, вдруг понимает, что тот словно не такой как обычно. Немного сбитый с толку и даже растерянный. – Чанёль, – зовёт омега, осторожно наклоняясь вперёд, чтобы заглянуть альфе в лицо и поинтересоваться совсем участливо. – У тебя ведь всё хорошо, да? Чанёль устного ответа не предоставляет, только пожимает плечами, только тянется к своему рюкзаку, роясь там в поисках чего-то и следом протягивает найденное Бэкхёну. Омега оставляет баночку, чтобы взглянуть, и понимает, что в его руках оказывается раскрытый и загнутый в нужном месте журнал. И только взглянув на фотографии разворота, он тут же его узнаёт. Этот журнал был обсмотрен им же и всеми домашними со всех возможных сторон и ракурсов, но Чанёль вовсе не демонстрирует ему фотографию его хёна и омеги, с которым он соревновался за вазу. Нет! Журнал раскрыт на первой странице репортажа, где две довольно крупных постановочных фотографии их семей в полном на том вечере составе с короткими подписями. Бэкхён прекрасно помнит, как их фотографировали. И глядя на фотографию, где родители, оба его хёна и, собственно, он сам, Бэкхёну вдруг становится так обидно. А что он думал? Что никто никогда не узнает о его семье? Что Чанёль не узнает? Не зная, что ему делать, Бэкхён не придумывает ничего лучше, кроме как спешно схватить рюкзак и, забирая журнал, убежать прочь в корпус, а оттуда в комнату отдыха для омег, где прячется в углу о окна в одном из кресел, которые так ему нравятся, и снова устремляет взгляд на фотографию. На что он надеялся? Ведь это было очевидно, что в одном из самых престижных частных вузов страны будут учиться не обычные школьники со средней успеваемостью или средней обеспеченностью. А Чанёль, один из тех талантливых студентов, которому удалось получить стипендию, которой на каждом факультете и курсе всего по одному месту. И то, что они на разных концах социальной лестницы по мнению общества этой страны, он знал с самого начала, но не ожидал совсем, что об этом еиу напомнит, собственно, альфа. Сегодня всего две пары и пока передвигается коридорами кампуса, Бэкхён постоянно оглядывается, чтобы не наткнуться на альфу. Он не знает, как объяснить, почему сбежал, и не знает, что сказать в целом. А также, честно говоря, не понимает до конца, что Чанёль пытался сказать ему тем, что узнал, какая у него семья. В конце концов, Бэкхён ничего ему не рассказывал и не лгал, и понять, что он не стипендиат – тоже было совсем легко. Но отчего-то весь день Бэкхён чувствует тоску и такое жуткое чувство вины, что даже забывает сообщить хёну, когда оканчиваются его пары, чтобы тот забрал его с учёбы. Поэтому выходя после последней пары во двор, Бэкхён по привычке оглядывает тот и достаёт телефон, чтобы проверить время и двинуть не автобусную остановку. – Мелочь пузатая! И прежде, чем осознать, чей голос слышит, Бэкхён узнаёт слова, обращённые, без сомнения, к нему, а затем разворачивается на пятках, замечая у бордюра человека, которого меньше всего ожидает здесь увидеть. – Хён! – выкрикивает довольно, даже на месте подпрыгивая, и тут же рвётся к позвавшему, сходу повисая на его шее и довольно смеясь, когда его ноги отрывают от земли, чтобы крепко обнять. – Хён, ты когда приехал? – Сэхун ставит его ногами обратно на землю, но обнимать не прекращает. – Я? – указывая рукой на себя, Сэхун бросает взгляд на свои наручные часы. – Полчаса назад. – Серьёзно? – Бэкхёна, наконец, выпускают из объятий и он поправляет на себе куртку. – Ты как чувствовал: я как раз забыл написать моему хёну, когда у меня оканчиваются пары. – И хорошо, – довольно кивая, улыбается ему Сэхун. – Он ушёл в химчистку, а я за тобой. Ваш папа просил привезти тебя к обеду, так что у нас ещё есть время испортить перед ним аппетит мороженным! – заговорчески информирует альфа. – Мятно-малиновым? – отвечая с такой же улыбкой, уточняет Бэкхён и довольно цепляется старшему под руку, когда они двигают прочь из университетского двора. Папа всегда говорил, что у хёна не два брата, а три, и когда они уехали из Пусана, переехав из-за работы отца в Сеул, где уже родился и Кёнсу-хён, и он, Бэкхён, хён долго не мог привыкнуть к разлуке: с лучшем другом, и с морем. Шагая с ним в сторону центра за мороженном, Бэкхён не может сдержать довольной улыбки, потому что если Сэ-хён приехал, значит впереди много безумных идей, смеха и приключений!***
Кое-как перехватывая телефон и меняя его со стаканом в руках местами, Джонин выдыхает с облегчением, закидывая телефон в карман джинс да делая глоток флет-уайта из своего стакана. День сегодня особенно весенний, даже слишком жаркий, но ветер всё ещё довольно холодный. Сэхун привозит с собой ветер из Чеджу. Джонин не сдерживает улыбки, думая о лучшем друге. Они видятся слишком редко как для тех, кто на расстоянии буквально читает мысли друг друга. Отец смеётся, что в прошлой жизни они точно были роднёй. Джонин не помнит того дня, когда в детском саду стал постоянно проводить время с одним и тем же мальчиком. Тот тоже не помнит – это случилось абсолютно естественно. Воспитатель говорил папе, что в какой-то момент они просто перестали отходить друг от друга вообще. И родители обоих начали забирать их вместе – то Сэхуна, то Джонина. Тот день, когда отец сообщил, что они переезжают из Пусана в столицу, стал для Джонина одновременно самым счастливым, и самым грустным: он должен бы оставить лучшего друга и поехать в неизвестный вдвое больше город, где должен был заново заводить дружбу с неизвестными ребятами. Никто тогда его не предупреждал, что одним из мальчиков в новом саду окажется Ким Джунмён и что они подерутся лопатками в песочнице в первый же день его пребывания там. Счастливым день отъезда из дома стал потому, что папа рассказал, что он станет хёном совсем скоро. Спустя полтора года, как родился Кёнсу, ему пощастливилось стать хёном ещё раз. Когда Джонину было девять, Сэхун с родителями вскоре переехал в Сеул. Джонин помнит тот день – он был так счастлив, что они с Сэхуном простояли в аэропорту 15 минут, обнявшись, не шевелясь и буквально не дыша. Счастье продлилось недолго. Когда они перешли в среднюю школу и обоим стукнуло по двенадцать, у отца Сэхуна обнаружили рак лёгких и лучший друг переехал с родителями на Чеджу – климат там был подходящим. Спустя семь лет рак всё-таки победил. Чтобы как-то помочь ему справится с этим, Джонин предложил поступить в университет тут, в столице, чтобы хотя бы иногда бывать вместе. Папа Сэхуна поддерживал на Чеджу гостиницу, которую они открыли с отцом, и был нечастым гостем в столице. С того мгновенья, как Сэ стал студентом, Джонин радовался каждому его приезду, как тот девятилетний мальчик, узнавший, что теперь они с лучшим другом будут жить в одном городе. Избавляясь от пустого стаканчика у самой химчистки, Джонин, приходя в себя от нахлынувших воспоминаний, возвращается в реальность и толкает двери, входя. Поклоном здороваясь с менеджером приёма, Джонин двигает дальше по просторному залу в сторону отдела выдачи, тут же берясь проверять карманы в поисках талончика. – Кто последний? – слыша за плечом знакомый голос, Джонин оборачивается, обнаруживая Джунмёна, и удивлённо хмыкает, следом усмехаясь. – А, транжира? – тянет. – Я последний, но тебе лучше подождать на улице и не портить воздух этим жутким вонючим жасмином. Джунмён скорчивает гримасу в ответ на его замечание и отходить чуть в сторону, сжимая в пальцах такой же талончик. Когда у стойки отдела выдачи появляется администратор, альфа с омегой протягивают ему талончики буквально одновременно и даже совсем синхронно, следом недовольно переглядываются, отворачиваясь друг от друга вовсе. Администратор приносит оба их чехла вместе, выдавая каждому необходимый, и благодарит за то, что воспользовались их услугами.***
– Мы дома! Бэкхён довольно переминается с ноги на ногу, когда Сэхун информирует домашних с порога, предварительно пуская его внутрь. – Я дома! И тут же обнаруживает на пороге следом брата, подаваясь поближе, чтобы тут же обнять. – Ты чего не написал? – зовёт Джонин, обнимая его. – Я Сэ просто навскидку отправил. – Я забыл, – Бэкхён пожимает плечами. – Зато Сэ-хён приехал идеально вовремя, и мы ходили мороженое поесть. – Папа, значит, тут готовит обед, старается, а они ходили мороженое поесть! – доносится голос папы из кухни, вызывая смех. – Па, а Су с папкой в офисе? – уточняет Джонин, вручая чехол из химчистки Сэхуну в руки, чтобы отнёс наверх в его комнату, где будет жить всё это время в Сеуле, да двигает к папе в кухню. – Да, милый, они приедут к обеду, – отзывается папа, следом улыбаясь, потому что Бэкхён прибегает к нему в кухню уже в домашнем, чтобы помочь с готовкой, предварительно звонко целуя в щёку. Оставляя папу и донсена колдовать в кухне, Джонин двигает наверх в свою комнату, предварительно отыскав в кладовке большой надувной матрас с насосом, который послужит Сэхуну кроватью. Он напрочь отказывается спать в гостевой комнате. – Джонин-а, – Джонин слышит его голос, едва открывая дверь, следом входя. – Ты что, сменил стиль? – отходя прочь от шкафа, Сэхун демонстрирует содержимое чехла, принесённого из химчистки, которым оказывается мериносовый нежно-голубого цвета свитер с мягким воротом. Джонин удивлённо моргает, подходя поближе и прежде, чем взглянуть на бирку на чехле, прижимается к пушистой ткани носом. Кривится уже через мгновенье, тут же шагает прочь. – Вот же!... – Перепутали? – уточнеят Сэхун с улыбкой. – Ты не пугай так, дружище! – хлопает он по лечу, продолжая посмеиваться. – И с кем! – Джонин фыркает недовольно. – Проклятый жасмин! – всплёскивает он руками. – Не хочу и близко подходить, спрячь назад в чехол, будь другом! – отмахиваясь, просит Джонин, плюхаясь на кровать и берясь разбираться с надувным матрасом. – Проклятый жасмин? – гладя на него подозрительно, уточнеят Сэхун, протягивая руку за свитером на вешалке, чтобы снять оттуда и тоже понюхать, следом усмехаясь уголком губ, устремляя на Джонина взгляд. – Ты хочешь сказать, что вещица принадлежит Ким Джунмёну? – А ты ещё кого-то знаешь с таким отвратительным запахом? – Джонин фыркает. – Бедный его альфа. – Бедный-пребедный, – пряча усмешку, Сэхун отворачивается, возвращая свитер на вешалку. – Но он, наверняка, вынюхает всё, ибо запах сложный. Закрывая свитер в чехле, Сэхун осмотрительно отвешивает его подальше от Джонина, но тот уже не слушает, берясь накачивать воздухом матрас для него.***
– Джонин-а, не задерживайтесь! Папа машет из гостиной, замечая их с Сэхуном в прихожей с куртками в руках. – Па, нам уже не по пять, – уточняет Джонин, натягивая куртку на плечи. – И мы можем за себя постоять! – добавляет следом так же Сэхун, тоже маша на прощание, и скрывается за дверью, закрывая её за ними. – Весна! – тянет он довольно на улице. – Нормальная весна, а не переход сразу в лето, – уточняет он, вызывая у Джонина улыбку. – Я скучаю по Сеулу. – А по Пусану – нет? – уточнеят Джонин, пока они двигают вниз по улице в сторону кинотеатра, на вечерний сеанс которого собрались. – Я не особо его помню, – Сэхун пожимает плечами. – Сам город, – уточняет. – А в столице людно, шумно, тут хорошо. И туристов меньше! – смеётся. – Тесно, – Джонин пожимает плечами. – И как это – меньше туристов? – хмыкает он с улыбкой. – В столице-то? – Точно тебе говорю! – Сэхун толкает локтём в бок. – Приезжающие на выходные школьники ощущаются не так, как толпы уставших от работы альф, бет и омег, которые приезжают на недельку-другую. В высокой сезон мне иногда кажется, что папа склонен к тому, чтобы посылать людей прямым текстом. Альфы переглядываются и смеются. – Как он справляется? Жить хоть успевает? – Раньше хуже было, когда я приезжал сюда. Но теперь расширил команду – доверяет своим администраторам, а потому да, немного всё-таки живёт, – рассказывает Сэхун. – Никого не встретил? – мягко уточнеят Джонин. – Однолюб! – Сэхун отрицательно качает головой. – Ты бы хоть мелких отправил к нам летом, – просит он следом. – На пару недель, м? – Это у родителей нужно уточнять, – отзывается Джонин. – Но думаю, они не будут против. – И когда мелкие успели так вырасти, да? – Сэхун посылает Джонину взгляд, и они с улыбками переглядываются. – Помнишь, как я переехал в Сеул, Бэкки ревновал тебя ко мне, а Су везде хотел ходить и гулять с нами? – Ага, такое ощущение, что это было только вчера, – Джонин хмыкает. – А сегодня… – Уже от толп альфа их отбиваешь, да? – Сэхун смеётся. – Су-то за словом в карман не лезет, постоять за себя может, а Бэкки? – А за Бэкки я пока присматриваю, – отвечает Джонин, кивая. – У них такая незначительная разница, но иногда кажется, что такая же, как со мной. Джонин поднимается по ступеням к зданию кинотеатра и тянет за ручку двери на себя, пропуская Сэхуна вперёд. Несмотря на время, в холле довольно людно и двигая к кассам, они с Сэхуном замирают напротив афиши, чтобы выбрать. – Третий зал, пожалуйста, седьмой ряд… – Простите! – словно спохватывается кассир-бета, следом глядит совсем виновато. – Прошу прощения, но третий зал сегодня недоступен на вечерний сеанс. Он арендован! – Арендован! – Джонин хмыкает недовольно. – Предупредить не мешало бы заранее. – Прошу прощения, – кассир-бета кланяется, извиняясь. – Ещё не успели снять сеанс с афиши. Мероприятие только началось. – Мероприятие? – спрашивает чуть удивлённо Сэухун. – В зале кинотеатра? – Да, у нас часто арендуют залы для проведения праздников и частного просмотра, – с гордой улыбкой отзывается кассир. – Мы предоставляем широкую фильмотеку и ряд преимуществ для аренды в сравнении с кинотеатрами других сетей. – Сегодня разве не последний день показа фильма? – нахмурившись, уточнеят Джонин и кассир с сосредоточенным видом проверяет, следом кивая, совсем виновата опуская взгляд. – Ну это уже даже как-то свинство! – Свинство – это орать под дверью! Джонин закатывает глаза, тут же узнавая голос, Сэхун спешно крутится на пятках, чтобы тоже взглянуть. – Тебя вот только снова не хватало! – Джонин фыркает. – Где мой костюм? – А мой свитер? – интересуется в ответ Джунмён. – На помойке! – отмахивается небрежно альфа. – Где твоему костюму место! – парирует омега, складывая руки на груди. – Я хочу его назад. – Ищи на помойке, я же сказал! – усмехается самодовольно. Джунмён фыркает и двигает от них прочь в сторону кино-бара. Джонин дёргается. – Опять эта жуткая рубашка! – констатирует он, замечая тонкую полоску белоснежной кожи спины в ткани рубашки и бант. Сэхун присвистывает. – У меня сейчас кровь глазами пойдёт! Хорошо, что в зале темно! – Может и темно, – усмехаясь, отзывается Джунмён, двигая мимо альф обратно в тот самый третий зал, который недоступен сегодня вечером для общего пользования. – Но тебя туда всё равно не пустят! Показательно закрывая двери у альф перед носом, Джунмён исчезает в зале. – Зараза! – просто констатирует Джонин. – Ну вы оба и даёте! Вот это страсть! Вот это экспрессия! – подытоживает Сэхун, снова присвистывая, и следом давится смешком, получая ощутимый пинок по рёбрам от лучшего друга.***
– Вы только посмотрите, кто, наконец, вылез из кровати после вчерашней гулянки! – Чондэ всплескивает руками, обнаруживая на пороге своей комнаты брата. – Умереть и не жить! – Двигайся! – с улыбкой просит Джунмён, забираясь к брату на кровать, и следом прячется под плед рядом с ним, вытягивая ноги и поставив между ними большую пиалку попкорна, которую приносит с собой. – Наш киновечер переносится на вечер воскресенья. – Я уж думал, ты и не вспомнишь! – Чондэ фыркает с улыбкой. – Ну рассказывай, как вчера всё прошло? – Круто! – с улыбкой отзывается Джунмён. – Но я едва с кровати сегодня вылез. И жалко, что тебя не было. Не мог уже доехать? Инчон совсем рядом! – Джунмён тыкает локтём в бок, нахмурившись. – Ездил по поручению отца, – напоминает Чондэ. – Забыл, что ли? А так бы ты поехал, именинничек! – Чондэ сгребает в охапку, обнимая за плечи. – Понравился подарок родителей? – Издеваешься? – Джунмён хмыкает с улыбкой. – Понравился – это очень мягко сказано! – Я буду скучать, когда ты будешь в Пусане, – Чондэ вешает нос. – Эй, я же не переезжаю туда. Просто буду проводить там некоторое время, – Джунмён пожимает плечами. – Зато не будете слышать моё нытьё по поводу моря. – Ага, потому, что не будем слышать тебя вообще! Как и видеть! – Как будто отец позволит! – Джунмён фыркает по-доброму, отмахиваясь от брата. – И то верно, – тянет Чондэ. – Папка без своего любимого мальчика долго не протянет! Ооой, Джунмён-а, – съезжая по подушке, Чондэ обнимает покрепче. – Не знаю, что будет, когда замуж намылишься – нас такие концерты ждут! Хрен папка тебя отдаст, и не надейся! Джунмён мостится на плече брата поудобней и смеётся. Чондэ отжимает паузу с фильма, который сегодня их ждёт.