***
Отец лично привозит его на вокзал. Джунмён переминается с ноги на ногу в ожидании своего поезда на платформе, держась за лямки рюкзака на своих плечах и чуть толкая носком кеда стоящий рядом чемодан. – Такое ощущение, что я отпускаю тебя на пару недель, а не дней, – замечает отец, обнимая за плечи. – Джунмён-а, маякни, как будешь на месте, ладно? – Папочка, я скоро вернусь, – убеждает он. – Я ведь должен осмотреться, правда? – улыбается он следом. – И хочу немного адаптировать всё под себя, а ещё поработать с фотографиями – у моря всегда приходит вдохновение, да и нужно отобрать необходимые – редактор уже давно меня подгоняет. – Мой несостоявшийся фотограф, – отец вздыхает, продолжая обнимать. – Папка забрал у тебя мечту? – Папочка, я же всё равно фотографирую, – Джунмён пожимает плечами. – Просто я с твоими делами тоже возиться люблю. – Просто ты у меня – маленькое совершенство. – Ага, особенно «маленькое» – очень ко мне подходит, – Джунмён прячет смешок. – Ты меня разбаловал! – констатирует следом, прижимаясь к груди отца щекой и обхватывает поперёк спины. – Как я могу не? – удивляется отец, опуская на него взгляд. – Буду скучать по моему мальчику, – взрослый альфа целует в кончик носа, Джунмён довольно жмурится. – Пообещай, что не станешь тягать всё сам, как двинешь за мебелью и бытовыми вещами. – Закажу доставку, – кивает Джунмён. – К тому же много менять не придётся – у папы отличный вкус и я ему доверяю. Может просто немного поменяю что-то местами, добавлю своё. – Мебель менять местами тоже сам собираешься? – отец тут же хмурится. – Заплачу побольше грузчикам, – снова убеждает Джунмён. – Папочка, не переживай. Чондэ вернётся в воскресенье? – В понедельник, – уточняет отец. – Сказал, два дня рождения подряд в компании, так что отгуляет оба. – Это здорово, – улыбается Джунмён. – Можете устроить с па свидание. – Представить, что мы молодые, – с улыбкой соглашается отец. – А вы уже такие старые! – Джунмён фыркает, следом устремляет взгляд на свои наручные часы и на табло позади них с отцом. Омега довольно улыбается следом, потому что экспресс как раз появляется у платформы. – Наберу, как буду дома. – Как здорово звучит – дома, – поддерживает отец. – Договорились, родной. Хороших выходных. – И вам с па! Джунмён целует отца в щёку на прощание и двигает занимать своё место в KTX. Несколько часов в поезде пролетают буквально незаметно. Многие уголки этого города – в центре, и те, которые примыкают к морю, три городских набережных, изученные да исхоженные вдоль и поперёк, и Джунмён ловит себя на мысли, что у него даже есть любимые места: кофейни и магазины, в которые он наведывался всегда довольно часто в свои прошлые визиты в Пусан. Уже по прибытию Джунмён ловит такси и называет адрес с небольшого красивого брелока, который прячет в кармашке на груди своей куртки, и когда спустя всего от силы минут двадцать машина останавливается на необходимой улице, Джунмён от волнения и предвкушения даже перестаёт дышать. Благодарит, забирает свой немногочисленный багаж и двигает к необходимому месту. Как и обещали родители, коттеджик действительной небольшой. В естественных цветах светлого и тёмного дерева, одноэтажный, с небольшим, но уютным двориком, где пара лежаков и пляжных зонтов – идеальное место для завтрака. Пересекая дворик, Джунмён двигает к двери и открывает своим ключом, глубоко вздыхая прежде, чем шагнуть внутрь. А когда входит, тут же не может сдержать довольного смеха, пряча губы за ладонями и довольно прыгая. Бросает чемодан на пороге и скорее бежит внутрь, чтобы рассмотреть совсем светлый, но такой уютный интерьер, выбранный папой, что менять здесь по сути ничего и не нужно, только заставить шкафы и полки своими вещами, добавить цветы в вазы, книги и чашки, мягкий плед и немного свечей. Наконец забирая чемодан с порога и закрывая за собой двери, Джунмён берётся делать из нескольких комнат и кухни действительно жилое пространство. Один из ближайших магазинов, стоит заметить – его любимый, и родители прекрасно знали, как он любит этот район, помогает забить холодильник на эти пару дней, что он будет здесь. Курьер из крупных бытовых супермаркетов привозит разные необходимые мелочи для кухни и спальни, а также для светлой гостиной. Кофейный столик здесь же с большим креслом оказывается идеальным для работы с фотоальбомами, которые Джунмён привозит с собой, чтобы, наконец, заняться сортировкой фото, и когда до них, наконец, доходят руки, омега понимает, что снаружи активно темнеет и вдруг осознаёт, что он делал сегодня что угодно, но только не навещал моря. Прикидывая в уме, какая из набережных поближе и могла бы обеспечить ему необходимый свет, комфорт и, что немаловажно, размещение, омега натягивает на плечи кардиган, пряча по карманам джинс ключи, телефон и бумажник, да прижимая альбомы к груди, двигает прочь из дому. До необходимой набережной всего двадцать минут пешего ходу. Он, конечно, мог бы пойти и на ближайшую, свою, на второй линии которой теперь будет стараться проводить побольше времени, но там нет необходимых лавок со столами, а последние как раз нужны, чтобы разложить альбомы. Народу на улицах довольно много, едва стемнело и время ещё совсем детское. Двигая параллельной улицей, Джунмён понимает, что может значительно сократить путь и сворачивает в один из городских проулков. Здесь меньше света и меньше людей, но отчётливо слышна музыка из уличных кафе, которые уже установили открытые террасы, и городской гомон, остающийся позади. Бросая короткий взгляд на часы, Джунмён планирует быстро пересечь проулок, чтобы выйти к необходимой стороне набережной, и только довольно улыбается себе под нос, когда в конце проулка в нескольких десятках метров от него уже видит городские уличные фонари – яркие и большие, ускоряясь. Но что-то вдруг идёт не так, как он планирует. Не доходя до людной улицы буквально ничего, Джунмён вдруг замирает потому, что кто-то вырастает напротив, преграждая дорогу и спустя пару мгновений он замечает высокого темноволосого альфу в кожаной куртке. – Привет, – зовёт он совсем вальяжно. – Пока, – просто отзывается Джунмён, прижимая альбомы покрепче к груди и намереваясь обойти незнакомца, но едва делает шаг вправо, с этой стороны вырастает ещё один альфа, рослый и круглолицый, вновь преграждая дорогу, и Джунмён теперь запинается в шаге, замирая. – Какой сладкий, но невоспитанный омежка! Понимая, что непрошенных гостей трое, Джунмён бросает короткий взгляд через плечо после, как слышит ещё один голос, и вдруг осознаёт, что ему некуда бежать. По спине вниз сбегает холодок, кончики пальцев тут же немеют. – Чего вы хотите? – Джунмён бросает взгляд в проулок в нескольких метрах в надежде, что кого-то сможет там увидеть, случайного прохожего – кого-угодно, и несмотря на то, что темнота проулка наверняка скрывает довольно неплохо – позвать бы хоть кого-то! Позвать на помощь. – Научить тебя манерам! – отзывается альфа, который всё ещё стоит за его плечом. Джунмён дёргается от неожиданности, когда альбомы просто нагло из рук выдирают, бросая на рядом стоящий мусорный бак у стены и понимает, что последний щит, преграда между ним и этими дармоедами просто исчезает. – У меня нет денег, – Джунмён отрицательно качает головой, вспоминая мысленно, что в бумажнике пару мелких купюр, остальное на карте. – И я… – Детка, нам не нужны деньги! На них не купишь то, что может дать такая красота! Тот альфа, что стоит позади, вдруг хватает за плечи, крепко сжимая и толкает вперёд, в руки остальным двум. Мгновенье спустя после пары таких передач, Джунмён обнаруживает себя прижимающимся лопатками к стене, а трое остальных замирают напротив. Высокий альфа в кожаной куртке шагает ближе и хватаясь пальцами за свободный край его кардигана, рвёт на себя. Джунмён всеми силами кутается в несчастный кусок кашемира, обнимая себя ладонями, и боится лишний раз вздохнуть или пискнуть. – Ну что же ты такой несговорчивый!? Остальные двое хватают за руки, разводя их в стороны, пока тот, высокий выдёргивает его футболку из-за пояса с целью добраться до обнажённой кожи. – Не надо, пожалуйста… Омега не узнаёт свой собственный голос, только успевает коротко вскрикнуть, когда вдруг разворачивают лицом к стене, надавливая на плечо, и он прижимается к её гладкой поверхности лбом, зажмуриваясь. Чья-то грубая ледяная рука ложится на живот, без труда обнаруживая следом пуговку джинс и легко ту расстёгивая. Омега зажмуривается, понимая, что крик застряёт в горле, а тело, кажется, перестаёт слушаться. Главарь троицы тянет за штанину вниз, но прежде, чем узкие, тугие джинсы успевают поддаться чужому напору, слева в конце проулка, где уже улица, вдруг слышатся чужие, совсем отчётливые шаги. Все присутствующие замирают, прекращая издавать какие-либо звуки. Джунмён зажмуривается, не дыша. – Кто-то идёт! – Да нет, это не сюда, просто мимо! – Но может услышать, если мы продолжим! Шаги, кажется, слышатся, ближе и отчётливей. – Да нет, не услышит. Нас отсюда не видно! – Станет видно, достаточно только пару шагов в проулок сделать! – Ладно, уходим.***
Вечер настолько по-весеннему тихий, что выходя и запирая за собою на ключ двери, Джонин даже не верит до конца, что у моря может быть такая безветренная погода, что не колышется даже воздух. Тепло и тихо. Но без лучшего друга здесь, в Пусане как-то слегка пусто, что ли. С тех пор, как уехали из Пусана, это стало личной традицией – приезжать сюда в дом родителей Джонина, чтобы провести пару дней. Город детьми они не запомнили, но понимать, что именно здесь началась их дружба – здорово! И казалось бы, в такой вечер самый туристический морской город страны должен быть полон шумных толп туристов в этот хотя и будний, но тёплый вечер, но всё как раз наоборот. Редкие прохожие: кто-то на пробежке, другие гуляют с домашними питомцами. Лавочки у набережной под фонарями заняты несколькими «читаками», здесь же парочки, а у пикниковых столиков ближе к набережной несколько нешумных компаний, занятых вечерним кофе или настольными играми – городская иллюминация вполне позволяет. Воздух густой, но не горячий как летом, а ещё приятно свежий, как весной, да имеет такой восхитительно неповторимый аромат какой-то, что ли свободы, каких-то новых начинаний или едкого желания влюбиться. Джонин сворачивает вниз по улице от моря вверх в сторону центра, где летние террасы ресторанов и кафе даже в такое время полнятся местными. Но несмотря на полступающую темнту, фонари красят улицы в оттенки заката, солнце которого упало в море только недавно. Негромкий, едва заметный уличный гул, кое-где ненавязчивая музыка и такой всепоглощающий покой, что снаружи хочется дышать полной грудью, а ещё, возможно, бродить до утра, но на счёт этого Джонин ещё не уверен. По пути в центр попадается знакомый киоск с мороженным – продавец здесь знает всю его семью уже много лет, и знает все их предпочтения. Среди новых сочетаний вкусов для себя Джонин решает взять любимый у Бэкки дуэт – мята и малина. На вкус совсем интересное и необычное, словно ягодная зубная паста. Прикончив мороженое, Джонин достаёт телефон, чтобы написать донсену о том, что оценил его мороженное. Бэкхён всегда скучает больше всего, когда расстояние между ними больше, чем полчаса на мотоцикле. Рассказывая о своём дне да интересуясь, как провёл день младший брат, Джонин продолжает двигать всё дальше в центр освещёнными улочками вверх подальше от моря, чтобы выйти на одну из центральных улиц и, сделав круг, вернуться обратно домой. Брусчатка под ногами гладкая, ровная и буквально отполированная сотнями ног, шагающих здесь каждый день. Джонин замирает у перекрёстка на мгновенье, чтобы решить, сократить ли ему путь через проулок или двинуть по центральной улице, когда вдруг замечает какое-то движение справа в полутёмном проулке, куда не достаёт свет фонаря. Чуть поодаль слышатся голоса и шаги, а затем оттуда, что удивляет Джонина поболее всего, появляется… Ким Джунмён? Джонин ошалело замирает, встречая того взглядом, и фыркает вовсе, не веря свои глазам, когда Джунмён, выходя на свет фонаря, вдруг путается в своих шагах и плюхается на асфальт буквально у его ног, роняя перед собой то, что до этого прижимал к груди. Джонин вопросительно вскидывает брови, присаживаясь на корточки, чтобы поинтересоваться о том, что он сейчас увидел. Падая не землю, Джунмён выранивает из рук внушительную стопку простых крафтовых фотоальбомов, из которых блестящим каскадом сыплются полароидные и нет снимки. Теряясь и не подняв на него взгляда ни разу, Джунмён, словно не замечая его присутствия вовсе, тянется к фотографиям тонкими пальцами, берясь собирать их. Но наблюдая, Джонин осознаёт, что чем больше он смотрит, тем больше понимает. Тонкие белоснежные пальцы, собирающие фотокарточки, заметно дрожат. Чужая каштановая голова опущена и присмотревшись, Джонин замечает, что он вздрагивает от каждого вдоха. Взгляд цепляется за длинные пола его кардигана, один из которых знатно подран. Простая белоснежная футболка, заправленная в джинсы, кое-где выбилась из-за пояса вовсе и, что окончательно убеждает его в происходящем, пуговка на узких джинсах расстёгнута. Нахмурившись, Джонин тянется к нему ладонью. – Джунмён-а, – зовёт он неуверенно, осторожно сжимая чужое плечо, но Джунмён, наконец, замечая его руки, отбивается от них, хлопая по пальцам. – Да погоди ты! Джонин заглядывает ему в лицо и понимает, что его карие глаза остекленели от слёз. – Эй, – мягко зовёт он снова. – Всё хорошо. Джунмён невпопад кивает и вдруг всхлипывает. Джонин теряется окончательно, опускаясь на колени напротив, и сжимает худые плечи в ладонях, притягивая омегу к себе, чтобы обнять. – Всё хорошо. Ты в безопасности. Джунмён снова всхлипывает, припадая к его плечу, и следом сжимает в кулачки рубашку на его груди, выдыхая и больше не сдерживая рыданий. – Тш. Уже всё хорошо. Не плачь. Омега дрожит всем телом. Джонин гладит по худой спине, чтобы успокоить, понимая, что несмотря на то, что он старше его Бэкки, – такой же хрупкий и беззащитный. Рыдания утихают так же неожиданно, как и появились. Джонин снова заглядывает ему в лицо, следом протягивает руку, чтобы помочь подняться. Застёгивает пуговку на чужих джинсах, поправляет кардиган и накидывает на худые плечи свою джинсовую куртку, в которую был одет. Некрепко сжимая плечи, садит на лавку, вызывает ему такси, обнаруживая адрес на брелоке ключей. Когда машина уезжает, Джонин провожает её взглядом и обнаруживает, что альбомы вместе с фотографиями остаются лежать на асфальте. Забирая те, Джонин разворачивается на пятках да двигает вниз по улице домой. Солнце садится окончательно, погружая улицы в кромешную тьму. Джонин закрывает за собой двери, оставляя кроссовки у порога, да двигает с грузом в руках тут же в свою комнату, сгружая всё на кровать, да возвращается в кухню, чтобы поставить чайник. Сколько омежек по всей страны и в мире вот так вовремя не успели получить помощи? Что спугнуло этих ублюдков? Звук его шагов? Никто не заслуживает такого отношения! Оставляя чашку свежезаваренного чая рядом на тумбочке, Джонин плюхается на кровать, потянувшись к телефону, и отправляет несколько сообщений, чтобы добыть необходимый номер телефона – альбомы в любом случае нужно вернуть, но пока они у него… Распахивая первый из них, самый большой, Джонин с любопытством и осторожностью, так, словно его могут поймать за этим прямо сейчас, заглядывает внутрь, обнаруживая множество уже вклеенных и вставленных фотографий внутрь – некоторые из них имеют вполне себе поэтические названия, другие в скобочках под ними аккуратным почерком – только, судя по всему, технические характеристики настроек камеры. Многие фотографии чёрно-белые, некоторые кажутся засвеченными, но вскоре Джонин рассматривает на фоне бесконечного солнца силуэты, понимая чужие попытки поймать идеальный баланс света и тени. И находит такой, подхватывая чужой альбом и поднося поближе к лицу, чтобы точно убедиться в увиденном, потому что идеальной по балансу фотографией оказывается его собственная. Джонин рассматривает своё улыбающееся против солнца лицо, понимая, что солнечный свет пробивается сквозь ресницы и волосы, и понимает, что фотография, кажется, снята непостановочно и ненамеренно. А просто поймана. Вглядываясь дольше, Джонин понимает, что помнит этот день и кажется, в тот день он видел Джунмёна, только совсем не обратил внимание на фотоаппарат. Заполненным оказывается только большой альбом, другие же только расчерчены. Здесь много карточек макросъёмки, много цветов и попытки поймать искренние кадры с настоящими эмоциями людей, и чем больше Джонин смотрит, тем больше понимает, что каждая фотография какая-то…живая, что ли. У Джунмёна явно талант. Телефон отдаётся входящим сообщением рядом и Джонин тянется за ним, получая желаемое. «Спас твои альбомы. В качестве благодарности согласен на утренний кофе!» Ответ приходит в течении минуты: «Сан-де-Клер, 9:30~»***
Джонин видит его ещё снаружи, выбираясь из такси. Омега занимает столик у витринного окна и подпирая щёку ладонью, рассматривает происходящее за окном. – Как ты только их носишь? – Джонин входит, оказываясь против него у столика, и сгружает альбомы, сложенные в ровную стопочку, на край того. Джунмён выдыхает с облегчением, прикрывая глаза на мгновенье, едва заметно улыбаясь. – Спасибо! – зовёт тут же, потянувшись за ними. – Я обычно в сумке их ношу. Джунмён пожимает плечами, забирая своё «сокровище», и действительно прячет то в большую полотняную сумку, оставляя ту в свободном кресле между ними. – Но вчера оказался без неё, – осторожно констатирует Джонин, опускаясь, наконец в кресло напротив. – Когда здесь, вечером обычно хожу поближе к морю, чтобы систематизировать фотографии, – отвечает Джунмён. – Вчера решил дорогу сократить… – Ничего непоправимого не случилось? – Джонин смотрит точно ему в глаза, хотя его голос звучит совсем мягко и ненавязчиво. – Нет, – Джунмён наоборот взгляд прячет, отрицательно качая головой. – И спасибо за…вчера. Джонин наблюдает, как он словно что-то вспоминает и тянется к своей сумке, следом протягивая ему куртку. Забирая ту, Джонин складывает её на свои колени. – Не за что. – Я не знаю, какой кофе ты пьёшь… – находится Джунмён, прерывая чуть неловкую паузу. – Утром пью флет уайт, а в любое другое время – люблю капучино. Джунмён чуть невпопад кивает, выскальзывая со своего кресла, чтобы двинуть на кассу и сделать заказ, и снова возвращается за столик, глядя на свои сплетённые пальцы. – Я полюбопытствовал, – не скрывая, решает спросить Джонин. – И обнаружил там одну любопытную фотографию. – Мне нравится естественный свет, – понимая, о чём речь, отвечает Джунмён, дёргая плечом, следом благодарно улыбаясь официанту, который приносит две больших, широких и круглых чашки. Обхватывая свою ладонями, Джунмён делает глоток и облизывает довольно губы. – Поэтому я всегда стараюсь поймать его каким-то необычным способом. Так вышло, что на момент съёмки человеком, поймавшим солнце, оказался ты. Джонин уже хочет ответить что-то в тему, когда замечает тонкие полосы царапин и пару синяков на чужих запястьях. Тянется навстречу, когда Джунмён опускает чашку на стол, мягко заключая его запястье в пальцы, и осторожно проводит по одной из полос большим пальцем. – Почему ничем не лечил? – интересуется. Джунмён дёргает плечом, осторожно высвобождая запястье и следом пряча оба в длинных рукавах своей худи. Понимая, что говорить на эту тему омеге неприятно, Джонин решает тему сменить: – И давно ты этим промышляешь? – уточнеят следом он, делая глоток из своей чашки. – Фотографией! – уточняет тут же. – Четыре года, – отзывается Джунмён. – Это что-то вроде хобби. – А отец одобряет? – Джонин чуть улыбается, пытаясь не задеть своим вопросом, но Джунмён так же улыбается в ответ. – Да, если это не мешает работе, – кивает Джунмён. – А ты давно по улице ночами бродишь? – Каждый день на ночь, когда здесь, – отвечает на его вопрос Джонин. – Нагуливаю аппетит на сон. – Как ты тут вообще оказался? – Джунмён хмыкает, глядит с подозрением. – В Пусане! Кофе в обеих чашках оканчивается как-то даже слишком быстро. Джонин сам не замечает, как куртка оказывается на его плечах, а в ладони тяжёлая полотняная сумка омеги с альбомами, а ноги несут куда-то в сторону набережной, поближе к морю. – Когда я был маленьким – мы с родителями тут жили, в Пусане, – рассказывает он. – Потом отец перебрался по работе в Сеул, и нам пришлось переехать с ним. Но дом тут остался – я часто приезжаю на выходных и просто так, возле моря спокойно. Домашние тоже любят это дело. А тебя как сюда занесло? – Родители не любят море, – Джунмён отрицательно качает головой. – Братья тоже: старший нарочно поселился в Америке подальше. Папа с отцом подарили в этом году на день рождения небольшой коттедж во второй линии, удовлетворяя мою потребность в море. – И понесло тебя куда-то в ночь со второй линии! – хмыкает Джонин. – Просто мне нужен был стол и свет, – Джунмён пожимает плечами. – Поэтому я хожу на северную набережную. На западную мне далековато, с восточной-то! А почему тебе нравится флет уайт? – Что? – Джонин даже чуть теряется, устремляя на омегу взгляд. – Неожиданная смена темы, – констатирует он. – Потому что он крепче капучино, более насыщенный. – Ясно, – Джунмён кивает. – Я никогда не пробовал. – Серьёзно? – Джонин фыркает, смеясь. – Ладно, жди тут! Джонин двигает довольно быстрым шагом вперёд к кофе-поинту в конце данного яруса каскадной набережной и получая спустя несколько минут пару стаканов, возвращается назад, когда ветер откуда-то словно с моря вдруг доносит какой-то отголосок совершенно свежего, лёгкого, цветочного аромата. Джонин несколько раз удивлённо оборачивается, но никого рядом не обнаруживает и следом уже концентрируется на аромате кофе, вручая один стакан омеге. – А вдруг горький и крепкий? – неуверенно тянет Джунмён, поглядывая на альфу, и Джонин снова смеётся, закидывая голову назад, следом плюхается рядом на лавочку. – Тогда поменяемся! – обещает он, демонстрируя свой, судя по всему, стакан капучино. Джунмён уверенно кивает в ответ, делая глоток из стакана, следом чуть кривится, но улыбается тут же. Джонин снова смеётся с его детской реакции. – Горько, – замечает он, делая ещё один глоток. – Но мне нравится. Спасибо. Джунмён бросает взгляд на наручные часы, затем с лавки поднимается, забирая свою полотняную сумку с альбомами. – Мне нужно идти, у меня встреча в полдень, – Джунмён отступает на пару шагов, следом оборачиваясь. – Спасибо. Роняет ещё раз и уходит в другую сторону. Джонин провожает его взглядом, улыбаясь уголком губ: – А ты, кажется, не такой уж и придурок, Ким Джунмён!