***
Отец уезжает этим утром в офис без него. Выключает его будильник, входя в его спальню бесшумно, и просит папу и брата его с утра не трогать. Джунмён просыпается один дома, в тишине и спокойствии, гораздо позже привычного времени да находит на столе в кухне записку от любимого родителя с просьбой хорошенько отдохнуть и посвятить этот день полностью себе. Омега спокойно завтракает во дворе на плетённом диванчике, поддерживая одной рукой тарелку, принимает душ, занимается сутра йогой и прячет глаза за очками, неспешно двигая после в ближайший кофе-поинт, потому что горячий и крепкий напиток – это именно то, чего ему этим утром не хватает. Несмотря на уже довольно не ранее время, когда к источнику кофе обычно не протолкнуться, народу всё равно не мало. Несколько людей в очереди перед ним и Джунмён даже не поднимает взгляда на меню, и так точно зная, что хочет этим утром. – Доброе утро, что будете заказывать? – бариста, судя по виду, совсем юный, ещё студент, улыбается ему довольно у кассы и Джунмён отвечает такой же доброжелательной улыбкой. – Флет-уайт, пожалуйста. Большой. – Робуста или арабика? – вновь приветливо уточнеят бариста и прежде, чем Джунмён успевает ответить, вдруг ощущает, как стая мурашек сбегает вниз по спине, потому что перед тем, как услышать голос, он чувствует короткий выдох в свою шею: – Не бери робусту, кофе будет слишком горьким для тебя. – Арабика, – слушаясь совета, выдыхает Джунмён. – И второй – робуста. Тоже большой. Стойко выдерживая чужой взгляд на себе, Джунмён рассчитывается за кофе и мгновенье спустя, когда получает оба готовых стакана, подхватывает те, разворачиваясь на пятках. Молча протягивает один из стаканов, тот, что крепче, альфе, и выходит из крошечного заведения прочь. Крепко сжимая свой стакан в ладони, проходит по улице вниз и усаживается на одну из лавочек, вытягивая ноги, следом удивлённо моргает, замечая, как на другой конец его лавочки усаживается альфа, так же вытягивая ноги. – Зачем ты пришёл? – интересуется он мягко первый, нарушая тишину. Джонин хмыкает, глядя перед собой и глаз на него не поднимая. – Мы, вообще-то, в Сеуле. – А были бы в Пусане, что-то было бы иначе? – уточнеят Джонин, всё ещё на него не глядя. – Я уже говорил и мне не сложно повторить снова, – напоминает Джунмён. – Я не хочу тебя любить. – Джунмён-а, я не такой страшный, как тебе кажется! – альфа, наконец, устремляет на него взгляд. – Я это знаю, поэтому и не хочу, – Джунмён отрицательно качает головой, следом слышит чужой негромкий смех и охает, потому что Джонин тянется к нему и вдруг заключает его ладонь в свою. – Ты что творишь? – Джунмён-а, я знаю, что всё довольно запутано, – выдыхает он, вновь не глядя на омегу, и тот наблюдает, как альфа смотрит куда-то перед собой, совсем сосредоточенный и серьёзный. – Я прекрасно осознаю последствия, и я знаю, что легко не будет, но давай хотя бы попробуем. И плевать вообще, что будет. – Отпусти мою руку. – Не хочу. Джунмён чуть хмурится, следом рассматривает свои пальцы в чужих несколько мгновений. – Сколько мы ещё будем говорить об этом? – омега вздыхает, устало прикрывая глаза. – Столько, сколько нужно. – Ты слишком настойчивый. Я не давал согласия на твою затею, – Джунмён негромко фыркает. – А я не давал согласия на то, что отпущу твою руку. И в это мгновенье альфа вдруг чуть тянет его ладонь к себе и следом прижимается к её внешней стороне поцелуем. Джунмён удивлённо хлопает ресницами. – Ты что творишь? – повторяется, и тут же опасливо оглядывается по сторонам, но вокруг ни души. – Не принуждай меня, из этого ничего хорошего не получится. – А из чего получится? И пока отвечает взглядом на его взгляд и думает, что ответить словами, вдруг понимает, что всё это время его пальцы всё ещё находятся в чужой ладони – и что альфа играется ими, мягко сжимает и гладит, рисует загогулины, щекочется, прикасаясь самими кончиками и Джунмён вдруг осознаёт, что неосознанно делает то же. И что его ладонь мягкая и горячая, немного шероховатая, сжимает некрепко и держит бережно. – Отпусти. И альфа, вдруг слушаясь, пальцы просто разжимает, хотя руки не убирает, а вот Джунмён спешит это сделать, тут же пряча ту, но почему-то всё ещё глядя на раскрытую ожидающую ладонь. И Джонин выжидающе глядит на него, замечая на светлом лице лёгкое смятения и даже лёгкий страх в глазах, словно он не позволяет себе, не позволяет, когда тянется к его ладони обратно. Несколько раз возвращает ладонь на своё колено, но тянется вновь. Потому что его тёмные глаза гипнотизируют и Джунмён ловит себя на мысли, такой ли он чужой, такой ли неизвестный и так ли он ничего о нём не знает? И так ли всё это – только последствия их дурацкой абсолютной физической совместимости, этой истинности, которая повисает между ними дамокловым мечом? Разве это не альфа был с ним галантным и обходительным в их прошлые несколько встреч до того, как осознание ударило обухом по голове? Разве это не альфа был с ним мягким и заботливым, был участливым? Разве это не Джонин? Джунмён зажмуривается и окончательно прячет руки за спину. – Мне нужно идти. Он схватывается с лавки, едва успевая забрать свой стакан и почти сбитым, спешным шагом двигает вверх по улице. Альфа привычно провожает его взглядом и вдруг понимает, что улыбается, глядя ему в след. Ещё несколько таких робких встреч и он начнёт искренне скучать по хаму и язве! Потому что его колкие слова вызывают в нём желание ответить на колкость, но никак не украсть у него поцелуй, как сейчас! Потому что хлопающие ресницами глаза и распахнутые в удивлении губы, тонкие запястья в мурашках и жаждущие прикосновений ладони выдают его слишком очевидно, выдают гораздо больше того, что он показывает, или о чём говорит. Выдают далеко не дурацкую физическую совместимость.***
На часах почти одиннадцать вечера. Джонин плюхается на кровать и устремляет взгляд на свой телефон, который рядом на тумбочке. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! Отыскав в адресной книге знакомый номер, альфа спешно набирает тот, прижимая телефон к уху плечом, и просто ждёт – ну чем чёрт не шутит! Вызов, кажется, не принимают совсем долго и когда Джонин почти отчаивается, на той стороне вдруг слышится коротко – «да». – Привет! Джонин не может сдержать улыбки. Джунмён слышно хмыкает. – Что? – интересуется омега следом. – Не наговорился днём? – А давай сделаем это ритуалом? – вдруг предлагает ему Джонин. – Ритуалом? – не понимает омега и Джонин представляет, как он нахмурился. – Да, – кивает он активно, хотя его и не видят. – Вечерний созвон! – уточняет. – Зачем? – удивляется совершенно искренне Джунмён. – Будешь рассказывать, как прошёл твой день, – объясняет альфа. – А я буду рассказывать, как прошёл мой. Это ведь ни к чем нас не обязывает. – Зачем тогда это нужно? – в голосе омеги всё ещё совершенно неподдельное удивление. – Будем коротать время друг без друга. Джунмён слышно вздыхает, виснет многозначительная пауза. – Мы это уже обсуждали, помнишь? – нарушает омега тишину. – Нам нельзя позволять этому происходить. – А мне нравится слышать твой голос, – перебивает Джонин, не давая ему запротестовать как-то ещё. – Ты это просто себе внушаешь! – Джунмён фыркает. – Расскажи, чем ты сегодня занимался весь день? – мягко подталкивает альфа, надеясь, что ему удастся увлечь омегу в разговор. – Флет-уайт не слишком крепкий для тебя? – Тёплый, – отзывается вдруг Джунмён. – Его горечь как-то согревает. А утром было довольно ветрено. – Весна, по-моему, слегка забыла, что она весна, – замечает следом Джонин. – Не люблю, когда холод сразу переходит в летнюю жару. – Я тоже, – омега вздыхает. – Хотя возле моря даже летом не так жарко. – Ты был в Пусане в ноябре или, скажем, в середине января? – уточняет Джонин с улыбкой, мысленно радуясь, что у него получается завлечь Джунмёна в разговор на темы, совершенно отдалённые от их отношений. – Джунмён-а, это жуткое время. С моря дует так, что пробирает до костей. – А ты разве с детства помнишь? – Джунмён удивляется. – Когда я учился в университете, папа болел пневмонией и ему нужен был морской воздух, – рассказывает альфа. – В январе как раз были каникулы после экзаменов и я был с папой в Пусане, чтобы не оставлять его одного. Воздух, конечно, чище, чем столичный, но ветер был такой, что мы буквально не могли даже выходить на прогулки. Через неделю после этих мучений отец забрал нас домой, назад в Сеул. – Ты всё ещё считаешь Пусан своим домом? – уточняет Джунмён. – Это не принципиально, – отзывается Джонин. – Тут или там. Хотя я люблю Пусан. – И я люблю, – честно признаёт омега. – Несмотря ни на что. – Как же так вышло, что ты любишь его один? – Джонин съезжает по подушке пониже и вдруг слышит возню с другой стороны, следом понимая, что омега забирается в кровать и кутается в одеяло. Невольно представляя, как трогательно он выглядывает из-за огромного одеяла, прижимая телефон к уху, заставляет его заулыбаться. – Мои братья обожают горы, а не море, – рассказывает Джунмён, чуть понизив голос. – А у родителей с молодости с Пусаном связаны не самые приятные воспоминания, поэтому они не часто приезжают. Думаю, сейчас уже пережили это, но всё равно ездят не часто. Зато я могу в Пусане побыть в тишине и покое. – Ух ты! – присвистывает Джонин. – А я думал, что самые плохие воспоминания у твоих родителей связаны исключительно с моими родителями! И едва он договаривает, прыская, тут же слышит, как хохочет, судя по всему, в подушку и Джунмён. – Не обольщайся так, – просит он, слышно улыбаясь, но следом его голос становится довольно серьёзным. – У папы очень плохо сворачивается кровь. По молодости в Пусане он получил одну довольно серьёзную травму – распорол стопку на пляже о ракушку, от пальцев и до пятки. Поскольку кровь сворачивается плохо, остановить кровотечение можно только медикаментозным вмешательством, поэтому папа быстро потерял сознание. Отец нёс его на руках с пляжа до самой клиники. Мы были детьми тогда. – Жутко, – выслушав, подытоживает Джонин. – Мне жаль. Но, Джунмён-а… вас же у папы трое, как и нас. Как твой отец позволил ему вообще рожать? В таком ответственном деле кровопотерь явно не избежать, мне кажется. – Папин недуг – приобретённый, – объясняет Джунмён и следом виснет пауза. – Из-за меня. – Не наговаривай на себя, – мягко просит альфа, прикрывая глаза и чувствуя, как сильно жалеет о том, что не может сгрести его сейчас в охапку. – Ты не можешь этого знать наверняка. – Я – долгожданный ребёнок, – объясняет омега. – У папы была сильная анемия во время беременности, а спустя пару лет после моего рождения обнаружили, что кровь очень плохо сворачивается. Врачи предположили, что это из-за последней беременности. Не знаю, что бы делали мои родители, если я вдруг родился не омегой… Джонин слышит, как неловко и тяжело он вздыхает, так, словно ему стыдно, и он чувствует вину. Желание обнять его критически обостряется. – Это был бы уже не ты. – Не я. Омега соглашается, но Джонин слышит горечь в его голосе. – Не вини себя, – просит он, мягко настаивая. – Сам говоришь, ты – долгожданный ребёнок. Родители не связывают это с тобой, уверен, потому что слишком тебя любят, – замечает он и следом, совершенно неосознанно, вдруг не сдерживается. – Мой долгожданный мальчик, – снова виснет тишина и Джонину вдруг кажется, что он слышит чужую улыбку на том конце. – Завтра пойдёшь за кофе? – нарушая паузу и скрывая лёгкую неловкость, продолжает Джонин, словно ничего такого и не говорил ранее. – Не скажу, иначе снова придёшь меня караулить! – Джунмён фыркает совсем добродушно. Джонин негромко смеётся в трубку. – Ладно, не говори, – смягчается альфа. – Будет сюрприз. Тогда доброй ночи. И… до завтра. – Сладких снов. – Мне будешь сниться ты, – снова не сдерживаясь, совсем честно признаётся альфа, потому что, зараза, в последнее время ему ничего другого и не снится и, он уверен, не приснится и сегодня, тем более после разговора с омегой. – И в твоём сне я буду тебе хамить? – в голосе Джунмёна слышна улыбка. – Ещё как! – Джонин хмыкает, вызывая чужой смех. – Но я найду способ заставить эти губы не говорить больше глупостей. – Пока. – Пока, Джунмён-а. Джунмён сбрасывает вызов и откладывает телефон на тумбочку, предварительно выключая его на ночь. Тушит свет над кроватью и зарывается в одеяло сильнее, прикрывая глаза, да прячет в складках мягкой ткани улыбку, потому что в животе приятно щекотно.***
– Проклятье! Джунмён успевает только пискнуть, когда, сидя за одним из больших столов на своей любимой северной набережной в Пусане, случайно сбивает фотоаппарат локтём прочь со стола и тот, отскочив пару раз от каменной набережной, укатывается куда-то вперёд. Наблюдая, как камера замирает без движения в паре метров от него, омега разочаровано стонет и плюхается лбом на руки. – Джунмён-а, я что-то не пойму: тебе камера бесплатно в наследство досталась, что ты так ею швыряешься? В звучащем чуть со стороны, но вполне различимом знакомом голосе слышится улыбка. Джунмён поднимает голову, устремляя на него взгляд, и вздыхает. – Ты что, меня преследуешь? – уточнеят, поднимаясь из-за стола и двигая к камере, замирая возле неё и следом приседая на корточки, чтобы взглянуть поближе, но поднимать пока не спешит, опасливо разглядывая. Джонин усаживается напротив в такую же позу. – Давай, я посмотрю? – предлагает альфа, игнорируя его вопрос и получая кивок, тянется за камерой. Поднимает ту с асфальта, рассматривая, следом поднимается на ноги и Джунмён так же следом. – Ну… – тянет следом, боковым зрением наблюдая за реакцией омеги. – Ей конец? – Джунмён вздыхает и вешает нос так заметно и так очаровательно, что альфа вдруг не сдерживает улыбки. – Не совсем! – договаривает он и Джунмён в это мгновенье поднимает на него взгляд, замечая его улыбку. – Джонин-а, отдай! – следом совсем требовательно протягивает за камерой руку и альфа, продолжая улыбаться, вдруг отрицательно качает головой, поднимая свою руку с камерой вверх, чтобы омега не смог дотянуться. – Отдай! – Джунмён даже ногой топает для пущей убедительности, потянувшись. Альфа отворачивается от него прочь, выставляя руки вперёд и омеге приходится нырнуть ладонями под его руками, чтобы предпринять очередную попытку отобрать своё. Джунмён даже на носочки приподнимается, чтобы дотянуться, и неосознанно прижимается щекой к чужому сильному плечу. Альфа ловит момент – разворачивает классический Полароид в нужную сторону и так же на вытянутых руках жмёт на кнопку затвора. Мгновенье спустя фотоаппарат привычно выплёвывает снимок и Джонин тут же выдёргивает его, шагая из тонких рук прочь, хотя и неохотно, но чтобы снимок уберечь. – Вот и проверили! – поворачивается он к омеге, не прекращая улыбаться. – С ней всё в порядке! – Покажи фотографию! – просит Джунмён следом. – Не-а, она моя! – Джонин показывает ему язык. – Да что ж ты такой несговорчивый? – омега хмурится, наблюдая, как альфа прячет полароидную карточку в нагрудный карман своей куртки. Джонин ничего не отвечает, только улыбаться продолжат и затем молча протягивает омеге камеру. Детально рассматривая ту на предмет повреждений, Джунмён выдыхает с облегчением и с удивлением тоже, не понимая, как она смогла уцелеть. – Так ты меня преследуешь? – повторяет он свой ранее задаваемый вопрос, вскидывая на альфу взгляд, когда тот усаживается за стол напротив. – Мы в Пусане, – просто отзывается Джонин. – Имею право! Джунмён прыскает, пряча губы за ладонью. – Почему ты такой? – интересуется следом. – Просто не хочу тебя потерять, – отзывается альфа совершенно спокойно да искренне. – Ты меня ещё не обрёл, чтобы терять! – Джунмён фыркает. – Это только вопрос времени, Джунмён-а! Джунмён снова фыркает, в этот раз возмущённо. – Я – не телефон, который можно купить новый, если посеял где-то! – Конечно, зараза! – теперь фыркает Джонин, но совершенно не сдерживая улыбки. – Посеешь тут! Ты меня даже лопаткой в песочнице доставал, когда нам по 5 было! – А незачем было кидаться песком! – Джунмён показывает ему язык. – Заслужил, значит! И кто тут из нас зараза, ещё нужно разобраться! Джонин хохочет вслух, выслушав, следом кивает. – Ладно, собирай фотографии, пойдём на кофе, – подытоживает он, видя, как в очередной раз растёт недоумение на чужом лице. – Уважаемый, я с вами на свиданки бегать не договаривался! – замечает Джунмён. – И то, что мы вот так спокойно можем разговаривать в Пусане, ещё ничего не значит для Сеула! – Джонин ловит себя на мысли, что ему дико нравится, как омега фыркает и возмущается. – Я вам так-то вообще ничего не обещал и не говорил, что согласен на это… безобразие. Джонин вздыхает, но по лицу видно, совсем не злится, и вместо этого пересаживается к омеге поближе на одну лавку. – Вечером созвонимся? – интересуется мягко. Джунмён закатывает глаза. – Я подумаю. – Посиди пару минут, не уходи. Я добуду тебе кофе! Альфа щёлкает по кончику носа, поднимаясь и двигая по набережной наверх в сторону кофе-поинта. – Засранец! Джунмён подпирает щёку ладонью, устремляя взгляд на море, и снова ловит себя на мысли, что не может сдержать улыбки.***
– Полароид там ещё жив, или снова через всю набережную летал? Джунмён смеётся, слыша чужие слова вместо приветствия вечером, когда раздаётся звонок уже привычно около 11 часов вечера. – А ты покажешь мне фотографию? – вопросом на вопрос отвечает омега. – Могу тебе сфотографировать, – соглашается Джонин. – Ты не попал под дождь после обеда? – Вымок до нитки! – Джунмён поглубже зарывается в одеяло и вздрагивает, словно всё ещё чувствует холод мокрой одежды на себе. – Едва спас альбомы и фотоаппарат. – Как не асфальт, так дождь! – Джонин хмыкает. – Не простудись! – просит следом. – Не указывай мне! – копируя его интонации, отзывается омега. – Захочу и простужусь! Джонин смеётся в трубку. – Имею право – я твой альфа! – Джонин цокает языком. – Только по факту физической совместимости, – парирует Джунмён. – Слушай, – находится следом альфа. – Всё-таки, как всё это с нами получилось, как думаешь? – Мой врач сказал, что запах каждого человека уникальный и на самом деле многокомпонентный, даже если кажется обратное. И благодаря этому в силу испытываемых эмоций усиливается или уменьшается ощутимость того или иного компонента. Как, например, в интересные дни у омеги усиливается та нота аромата, которая наиболее привлекает альфу. И получается, в момент разных эмоций главенствующим оказывается какой-то один компонент аромата, а другие становятся только едва заметным фоном, поэтому может казаться, что запах односложный. – Погоди, – мягко перебивает Джонин, пытаясь осознать услышанное. – То есть, по словам твоего врача, этот ненавистный мною жасмин я чувствовал так явно только потому, что ты… – Испытывал к тебе глубокую неприязнь, – соглашаясь, объясняет Джунмён. – Как и я – мускус. Но ты не пахнешь только мускусом, а я не пахну только жасмином, он в спокойствии на мне вообще, в принципе, почти не ощутим, да и… – Но я перестал чувствовать его так явно, – удивляется следом альфа. – То есть, он всё ещё есть, но спокойный, не приторный, как раньше и… теперь довольно приятный, – Джонин теряется ещё больше. – С чем это связано, твой врач объяснил? – Изменился испытываемый ко мне спектр чувств, как и у меня к тебе. Уменьшилась былая неприязнь, а с ней и жасмин, и мускус. – Иными словами, это потому, что мы начали общаться более-менее по-человечески? Не испытывая в адрес друг друга былых негативных эмоций? – подытоживает альфа. – Ого, как всё сложно! – выдыхает следом после короткого «угу». – Ну неудивительно, что я всю жизнь чувствовал только жасмин – повода испытывать что-то кроме ненависти и неприязни и не было-то. И не удивительно, что мы всю жизнь рядом, но обнаружили друг друга только несколько недель назад. Конечно, как бы это случилось, если из четырёх компонентов я чувствовал только один. – Четырёх? – по голосу слышно, Джунмён удивлён. – Ты ещё скажи, что не знаешь, чем пахнешь! – Джонин фыркает, рассмеявшись. – Нет, просто… – Джунмён заметно мнётся. – Что ты чувствуешь? – Это проверка? – альфа звучит совсем подозрительно. – Нет, расскажи, – настаивает омега, прося. – Расскажи, это важно. – А ты расскажешь, зачем это? – всё ещё не решается Джонин. – Расскажу! – обещает Джунмён. – В тот вечер, когда я обнаружил тебя у проулка, я не помню, что чувствовал – было немного не до этого. На следующий день на набережной, когда мы пили кофе, я почувствовал лёгкий весенний аромат цветов – ненавязчивый, свежий и, честно говоря, восхитительный, – рассказывает альфа. – Только в третью встречу в человеческих условиях, без желания уколоть словом, я распробовал тебя в полной мере. – На выставке? – уточнеят Джунмён, понимая, потому что с ним случилось это же и там же. – На выставке, – соглашается Джонин. – Жасмин вдруг оказался ненавязчивым, приятно сладким, каким-то тёплым. Не представляешь, каково было моё удивление! – Джонин присвистывает, рассказывая с улыбкой. – Зелёный чай – немного травянистый. И апельсиновая корка – слегка горьковатая, кисловатая и сладкая одновременно. И… – Джонин замолкает, подбирая слова. Джунмён ждёт. – И что? – настаивает, не выдерживая, омега. – Что четвёртое? – Водяная лилия, – сдаваясь, отвечает альфа. – Свежая, тонкая, нежная, восхитительная, – рассказывает Джонин и следом чуть нервно смеётся. – Честно говоря, меня откровенно клинит на водяной лилии. – Ты уверен, что это именно водяная лилия? – переспрашивает Джунмён с подозрением. – То есть, ты точно знаешь, как она пахнет? Ты… – Это что за уточнения? – перебивает Джонин. – Да, я уверен. Это та нота, которая нравится мне больше всего. А что? – Просто… – Джунмён теряется. – Просто…она – не частый гость. – В смысле? – не понимает альфа. – Тоже зависит от испытываемых эмоций. Хочешь знать, чем пахнешь ты кроме проклятого мускуса? – Джунмён так стремительно сменяет тему, пытаясь отвлечь его, но альфа замечает эту уловку, делая себе мысленно пометку, что к этой теме нужно ещё вернуться, или принюхаться. – Я-то, в отличии от некоторых, о себе всё знаю, – посмеивается альфа. – Но расскажи, интересно будет услышать от омеги. – Я ненавижу запах мускуса, правда, – не сдерживается Джунмён и Джонин смеётся, слыша это. – И дело не в тебе, он для меня в принципе слишком резкий, тяжёлый, древесный или даже земляной сам по себе. Но не в тандеме с другими. Мне нравится согревающий и пряный кардамон. А ещё можжевельник – как хвойный лес и чем-то напоминает аромат отца, он ассоциируется с горячим глинтвейном и Рождеством. И бергамот – немного терпкий, но свежий и мужественный. Мой фаворит. – То есть, в целом ты смог бы терпеть мускус? – уточнеят, подытоживая, Джонин. – А ты жасмин смог бы? – вопросом на вопрос отвечает омега. – А я бы хотел его терпеть. В очередной раз за время разговора повисает неловкая пауза. – Ты нарочно так слова выбираешь, чтобы выводить меня из себя? – Джунмён нарушает паузу, вздыхая. – Не-а, – отзывается Джонин. – Просто говорю, как чувствую. – И пытаешься меня этим подкупить? – Нет, не пытаюсь, Джунмён-а, – звучит совсем спокойно его голос из динамика. – Просто жду, пока ты поймёшь. – Пойму что? – Что никакие конфликты с нашими родителями никогда на сравнятся с тем, что мы в итоге можем получить. – А если не получится? – опасливо уточняет омега. – Тогда мы всегда можем вернуться к нашему любимому хамству и язве! – отзывается Джонин и оба прыскают. – Я пойду спать, уже довольно поздно, чего и тебе советую. Доброй ночи. – А ты придёшь ко мне в сон? – решает напоследок поинтересоваться альфа. – Если ты будешь хорошо себя вести, – в голосе омеги слышна улыбка. – Тогда приду. – Хамить не буду. – Ладно. – Доброй ночи. – Пока.