По канонам Шекспира

      – Спокойной ночи! Джунмён, упираясь брату ладонями в спину, буквально выталкивает его из своей спальни.       – Джунмён-а… – пытается протестовать альфа, но омега непреклонен.       – Уже поздно, я хочу отдохнуть! Спокойной ночи! Едва брат ступает за порог, Джунмён тут же спешит захлопнуть двери, но альфа не даёт, придерживая ту, глядя на омегу удивлённо.       – Алё, Ким Джунмён! – фыркает он недовольно. – Ты что себе позволяешь вообще? Ты видишь, кто перед тобой? Я твой брат, а не кто-то чужой с улицы. Прекрати так себя вести, ты меня поражаешь в последнее время! Джунмён, услышав это, выдыхает устало, отходя от двери и прижимаясь к стене рядом плечом.       – Брат, ты в курсе, что мне тоже нужно личное пространство? – мягко интересуется он.       – Для этого родители подарили тебе коттедж в Пусане! – парирует Чондэ, складывая руки на груди.       – Хорошо, я уеду туда в ближайшее время и постараюсь застрять подольше, чтобы не мозолить тебе глаза! – Джунмён снова пытается закрыть дверь, но брат входит в его комнату уже полноценно, не позволяя этого.       – Джунмён-а, я же не об этом! – всплескивает он руками, прижимаясь плечом к двери так же, как брат к стене. – В последнее время ты сам не свой: закрытый, тихий, какой-то замкнутый, себе на уме и совсем…       – Чондэ-я, мне нужно личное пространство! – перебивает омега, не давая сказать. – Понимаешь? Немного воздуха, которого мне порою не хватает с тобой и с родителями.       – Раньше ты по-другому считал, – хмыкает Чондэ, но Джунмён отчётливо видит, что он обижен.       – Я… – Джунмён чуть теряется, покусывая губу. Эти доверительные и близкие отношения с семьей пару раз чуть не выдали его со всеми потрохами! А он не хочет, чтобы кто-то кроме Джонина знал, какие дурацкие бабочки он чувствует в своём животе, когда альфа зовёт его по имени этим «Джунмён-а». Вот уже третью неделю, как не хочет!       – Брат, – Джунмён вздыхает. – Пожалуйста, не дави на меня, ладно? Всё устаканится и станет как прежде.       – Что – всё? – Джунмён надеется, что Чондэ кивнёт и уйдёт, пожелав ему доброй ночи, но тот цепляется за слово и это напрягает его ещё больше.       – Моё настроение, – лжёт он, прикусывая щёки изнутри, и вдруг дёргается, потому что телефон, что на краю тумбочки, вдруг оживает знакомой мелодией входящего вызова и прежде, чем двинуть к нему, Джунмён бросает взгляд на часы – начало двенадцатого часа, самое время! – Спокойной ночи. Джунмён мягко настаивает. Чондэ бросает короткий взгляд на его звонящий телефон, отсюда, от двери, конечно не видя звонящего, и вторит его пожеланию, наконец, исчезая за дверью. Джунмён запирает за ним на защёлку и спешит скорее плюхнуться поперёк кровати, прижимая телефон к уху, и выдохнуть с облегчением в трубку.       – Что случилось? – тут же интересуется Джонин, слыша его выдох. – Чего так долго?       – Брат допытывает меня, – вдыхает Джунмён и Джонин тут же хмыкает, но следом омега слышит в его голосе совсем не улыбку, а даже горечь:       – Добро пожаловать в мой мир!       – Твои тоже? – переворачиваясь на спину, омега забирается под одеяло. – Джонин…       – Я знаю, что ты сейчас скажешь! – перебивает альфа. – И нет, я не позволю тебе этого сказать!       – Как мы будем это скрывать?       – Вот так! Джунмён дёргается от неожиданности потому, что слышит какой-то посторонний негромкий звук откуда-то слева, и когда понимает, что это стук, устремляет взгляд на балконную дверь, замечая через её прозрачное стекло альфу напротив. Вслух охая, омега вскакивает на ноги, оставляя телефон на кровати и взглядом проверяя, действительно ли его спальня закрыта на защёлку, двигает к балкону. Распахивает двери, чувствуя, как его запястья тут же оказываются в плену чужих пальцев, покрываясь мурашками, и спешит шагнуть прочь, слегка оттесняя альфу назад и двери балкона тут же перед ним закрывая, меняя положение ручки, чтобы оставить только небольшую щель вверху.       – Так будет безопаснее, – замечает, усаживаясь на пол перед дверью, и Джонин смеётся, делая так же. – Ты как тут оказался?       – Крыша кухни очень удобная, пологая, и клён во дворе возле неё – тоже, – рассказывает Джонин.       – Сумасшедший! – Джунмён хмыкает с улыбкой. – Зачем только полез? – он знает ответ, но хочет услышать ответ от альфы.       – Хотел тебя увидеть. Джунмён прижимает указательный палец к своим губам и смеётся.       – Я в пятницу еду в Пусан.       – Это что за заманчивое предложение только что было? – Джонин хмыкает с улыбкой.       – Это констатация факта, – с улыбкой отмахивается омега.       – Нет, это приглашение! – настаивает Джонин, продолжая хитро улыбаться.       – Дай мне договорить! – Джунмён грозится ему кулаком, но по глазам видно – тоже улыбается. – Это значит, что ты не сможешь позвонить вечером.       – Почему? – наконец, выслушав, альфа заметно поникает, и это настолько умиляет Джунмёна, что он подпирает щёку ладонью, с мягкой улыбкой наблюдая, как меняется его лицо напротив.       – Потому, что я иду в кино!       – С кем это ты идёшь в кино? – Джонин фыркает, откровенно не скрывая недовольства.       – Ты обалдел, что ли? – Джунмён прыскает. – А кто обещал сводить меня в кино? Едва омега договаривает, альфа тут же довольно улыбается от уха до уха.       – Открой дверь! – зовёт, попросив.       – Нет, хитрый! – Джунмён показывает ему язык. – До пятницы жди.       – Эй, – Джонин фыркает. – Сегодня только понедельник! За то, что напросился в кино, я теперь всю неделю буду засыпать без твоего голоса? Джунмён смеётся. Джонин вдруг замирает, глядя на него так как-то совсем ласково, что омега даже немного тушуется.       – Хочу озвучить одну просьбу, но знаю, что ты снова откажешь, – отзывается альфа.       – Давай и её оставим на Пусан? – предлагает Джунмён.       – И ты обещаешь её выполнить, даже не зная наперёд? – Джонин тут же улыбается совсем хитро.       – Обещаю, – Джунмён с улыбкой кивает. – Но только, если она будет в пределах разумного. Джонин хмыкает.       – Родители рассказывали о своих отношениях? – интересуется альфа и Джунмён вопросительно вскидывает бровь.       – Друг с другом или до? – уточняет он.       – Друг с другом, – объясняет Джонин. – Когда Су с Бэкки были маленькими, я часто ловил папу на том, как он рассказывает им про них с отцом, как сказку. Малые слушали с таким восторгом, всегда ставили родителей в пример.       – Это общая практика, – замечает Джунмён. – Мне тоже рассказывали. Знаешь, когда мои родители начали встречаться, они знали о своей истинности. В особенности, папа знал! И сказал, предупредил отца сразу, что если отец будет манипулировать и апеллировать к их истинности, папа ждать не будет и сразу уйдёт.       – Так категорично, – замечает Джонин.       – Да, – Джунмён вновь кивает. – Потому что папа не хотел отношения, не хотел семью, основанную на одной истинности, на одной природе. И прежде, чем кануть в омут с головой, он хотел знать своего альфу, любить его, в первую очередь, не по причине истинности, а за его поступки, черты его характера, папа хотел понимать его. Он хотел, чтобы его завоевали, чтобы его в себя влюбили, а не просто пришли и поставили перед фактом, что мол, вот он я – твой истинный, и мне всё равно, что ты меня не знаешь и не любишь, ты мой и точка! Мой папа обжёгся до этого с твоим отцом и поэтому не хотел допускать былых ошибок.       – Кого-то мне это напоминает, – задумчиво тянет Джонин, чуть улыбаясь. – Джунмён-а, отдаваться первому встречному только потому, что ты, например, узнал в нём свою истинную пару – наибольшая из возможных глупостей, как по мне. И я прекрасно понимаю точку зрения твоего папы и, следовательно, – твою, – многозначительно вскидывает он брови, глядя на омегу. – Но ты ведь тоже не маленький мальчик и должен понимать, что для того, чтобы у альфы был шанс влюбить тебя в себя, его нужно подпустить чуть ближе, чем на пару метров, правда?       – Вот ты утверждаешь, что я не маленький, но говоришь со мной, почему-то именно так, – отзывается омега. – Всё бы так и было, ты не думал, но ещё месяц назад мне хотелось чем-то потяжелее кинуть, едва я тебя видел. Поэтому мы как-то не особо под схему попадаем.       – Поэтому и действуем не по схеме, – Джонин кивает. – Я сижу на твоём балконе, пока ты в комнате – разговариваем через дверь, и ты не даёшь даже просто прикоснуться к тебе. Чего ты боишься? – Джонин чуть хмурится.       – Я тебе уже говорил, – напоминает омега. – Что физическое возьмёт вверх над рациональным.       – Джунмён-а, какой мой любимый кофе? – вдруг, как кажется, сменяет он тему, но несколько мгновений спустя всё оказывается совсем наоборот.       – Флет-уайт на робусте, чтобы проснуться, и капучино просто так, – отвечает омега, вызывая улыбку напротив. – Это ты пытаешься мне сказать, что если каждый из нас знает, какой кофе предпочитает другой, то всё, можно во все тяжкие? Альфа, выслушав, смеётся, закидывая голову назад.       – Открой и я покажу тебе.       – Что? – Джунмён хмыкает. – То, что я мурашками покрываюсь, когда ты прикасаешься? Это мы и так оба знаем! То, что голова кружится, когда по имени зовёшь? Это тоже!       – Ну последнее уже вряд ли к природе относится, тебе так не кажется? – Джонин заламывает бровь, но по глазам видно – совсем довольный.       – Не торопи меня, – просит Джунмён мягко, глядя в тёмные глаза альфы напротив. – Я и сам в состоянии себя поторопить при надобности, но главное – ты меня не торопи. Я дам тебе знать, когда буду готов.       – Готов к чему? – Джонин смотрит чуть настороженно.       – Ко всему, – Джунмён уверенно кивает.       – В омут с головой? – альфа чуть вздыхает, но смягчается.       – В омут с головой, – подтверждает омега, следом зевая. Джонин поднимается на ноги и Джунмён следом делает так же.       – Доброй ночи.       – Доброй ночи. Джунмён наблюдает, как он, опираясь о подоконник, исчезает за окном, и спешит открыть двери, чтобы выйти на балкон и взглянуть вниз. Джонин как раз приземляется на ноги с клёна чуть поодаль окон кухни и прежде, чем исчезнуть в тени дерева за забором, оборачивается, обнаруживая зрителя у окна, который провожает его взглядом, маша на прощание.

***

      – Сэхун-а…       – Ты куда пропал?! – в голосе Сэхуна возмущение и непонимание одновременно. – Что у тебя там происходит вообще? Мне малые по очереди звонят, спрашивают, не случилось ли чего-то, а я так-то не в курсе!       – Сэхун-а… – Джонин вздыхает, следом улыбаясь. – Не знаю, как сказать…       – Втюхался, зараза! – Джонин смеётся в трубку, потому что лучший друг знает его, как никто. – Рассказывай!       – Пока не могу, – отсмеявшись, отзывается Джонин, следом добавляя тут же: – Не сейчас. Пока всё довольно сложно.       – Как будто бывает просто в амурных делах, – Сэхун фыркает, следом смягчается: – Ладно, поиграем в вопрос/ответ, как в детстве?       – Давай! Джонин бросает взгляд на табло, сидя напротив него в одном из залов ожидания на железнодорожном вокзале, следом такой же взгляд на циферблат часов на своём левом запястье.       – Я его знаю? – начинает Сэхун с самого важного.       – Теоретически, – отвечает Джонин, ожидая следующего вопроса.       – Он младше?       – Одногодка.       – Ты давно его знаешь? – вновь интересуется Сэхун и Джонин запинается, пожёвывая губу.       – Если я отвечу на этот вопрос, ты всё поймёшь, – выдыхает он, посмеиваясь.       – Ким Джонин, ты охренел там, что ли? – охает Сэхун в трубку. – Ты что, втюхался в человека, которого всю жизнь ненавидел?...       – Полегче! – перебивает Джонин, снова рассмеявшись.       – Так ответ утвердительный? – Сэхун дышит в трубку совсем шумно, по голосу слышно, что шокированный.       – Если сейчас включишь моих родителей, я с тобой разговаривать перестану, – предупреждает Джонин прежде, чем подтвердить догадки лучшего друга коротким – «да, в него».       – У меня только один вопрос – как?       – Сэхун-а, это долгая история и тут одним вопросом не ограничишься, – объясняет Джонин, замечая знакомый силуэт в дверях зала ожидания, и не сдерживает улыбки. – Мне надо бежать.       – Куда это? – фыркает Сэхун в трубку. – Охренеть, всё последним узнаю!       – Так-то ты в принципе единственный, кто знает! – так же фыркает в ответ Джонин. – Всё, до связи.       – Привет. И едва Джонин успевает сбросить вызов, Джунмён усаживается рядом на другой конец лавочки, устремляя на него взгляд.       – Привет, – Джонин устремляет взгляд на омегу, затем очередной на часы и поднимается с лавки, протягивая ему руку. – Пошли!       – Джонин, мы ещё в Сеуле! – напоминает омега, но руку принимает, поднимаясь с лавки и прячась за козырьком своей кепки. KTX уже на станции и объявлена посадка, у вагонов ждут стюарды, проверяя билеты и посадочные документы, и Джунмён понимает, что его пальцы всё ещё прячутся в чужих смуглых, когда оба они подходят поближе к поезду и наступает момент расходиться по своим вагонам. Альфа не отпускает его руки до последнего, пока не шагает влево.       – До встречи на свободе. Он улыбается самым уголком губ, едва заметно губами, но совсем открыто – глазами, и Джунмён чувствует, как подскакивает сердце в его груди от чужих слов, и отвечает улыбкой, молча кивая да исчезая следом в своём вагоне. Находит своё место у окна и усаживается в кресло, отправляя рюкзак на верхнюю полку над ним, следом вытягивая ноги и опуская спинку кресла, чтобы дать своей спине, просидевшей всю неделю в скрученной позе с отцом в офисе, немного отдохнуть, когда в кармане куртки оживает входящим вызовом телефон. Джунмён отправляет наушники в уши и устремляет взгляд на экран, с улыбкой принимая вызов.       – Два с половиной часа – это, знаешь ли, нихрена не мало! Джунмён смеётся, прикрывая губы ладонью.       – Как твоя неделя?       – Плохо, Джунмён-а, – Джонин вздыхает. – Пятница всё не наступала, – объясняет он. – Ты фильм выбрал?       – Да, должен быть смешной, – отвечает омега. – С кем болтал, пока я не пришёл?       – Сэхун звонил, – Джонин мостится поудобнее в своём кресле, прикрывая глаза с надеждой, что 2,5 часа пролетят за разговорами побыстрее. – Говорил, мои малые звонят по очереди.       – Интересуются о тебе? – Джунмён с улыбкой хмыкает. – Хорошо, что Чондэ не звонит моему хёну с расспросами.       – Чондэ и без этого тебя терроризирует, – подытоживает Джонин. – 150 минут.       – Что? – не сразу понимает Джунмён.       – 150 минут дороги, – разъясняет альфа. – Ты уверен, что у меня такая хорошая выдержка?       – У меня так болит спина, что я пошевелиться боюсь, – устало выдыхает омега.       – А у меня не болит и я могу! – тут же находится Джонин и Джунмён в очередной раз хохочет.       – Дай мне эти 2,5 часа, – просит он следом, звуча серьёзно, и Джонин жадно прислушивается к его словам. – Они мне сейчас необходимы.       – Поспишь? – голос альфы после короткой паузы звучит с заботой, Джунмён вновь прячет улыбку за пальцами.       – Повишу с тобой на телефоне, – отзывается омега. – Так как твоя неделя?       – Мне с каждым днём всё больше кажется, что Су не хочет работать с отцом, – Джонин выдыхает чуть разочаровано, но в его голосе Джунмён слышит волнение о младшем брате.       – Почему? – удивляется омега следом. – Он же для этого специальность в университете выбирал, ты говорил.       – Не знаю, – Джунмён хмурится. – У него значительно поубавилось энтузиазма в последнее время.       – Джонин-а, какой нормальный человек хочет работать, когда за окном весна? – Джунмён хмыкает, слыша, как альфа смеётся.       – И то верно! – соглашается следом. – Если даже ты, трудоголик, выпросил у отца пятницу в роли выходного.       – У моего папочки не нужно ничего выпрашивать! – гордо заявляет Джунмён.       – Почему ты называешь отца папочкой? – наконец рискует спросить Джонин, спустя несколько недель после, как впервые слышит это обращение от омеги.       – Так с детства повелось, – Джунмён пожимает плечами. – Он очень меня ждал.       – Очень тебя ждал? – уточняет Джонин, не договаривая вслух что «да, я тоже очень тебя ждал». – В смысле – омежку?       – Да. Я его любимый ребёнок, а он – мой любимый родитель.       – Любимый родитель? – Джонин хмыкает добродушно. – А можно выбрать?       – Ну, с ним я провожу больше времени, хоть и омега. А братья – альфы, им вообще не нужен такой вагон заботы.       – Как тебе! – уточняет Джонин.       – Даже два! И оба смеются.       – Чёрт! Погоди, Джонин-а… Альфа слышит негромкие бормотания в трубку и недовольное сопение, а затем и возню.       – Что случилось? – уточняет.       – Вспомнил, что, кажется, мыло забыл, – по голосу слышно, Джунмён вешает нос. – Сколько раз я уже забываю взять парочку в Пусан. Голова дырявая.       – Это катастрофа? – уточнеят альфа мягко. – Что-то особенное?       – У моего папочки есть одногруппник, омега. Они дружат со времён учёбы семьями. У этого омеги свой магазин, он изготавливает натуральную косметику. Папочка заказывает у него для нас мыло ручной работы. Для себя и брата пряное и травяное, с похожими на их ароматы нотами. Для папы медовое. А для меня – лавандовое. Оно не перекрывает моего природного аромата, а только его подчёркивает – я обожаю запах лаванды. А у твоих есть какие-то небольшие семейные ритуалы или традиции?       – Когда я возвращаюсь после утренней пробежки, захожу в пекарню на углу, – начинает Джонин.       – Возле стадиона? – уточнеят Джунмён, получая короткое «угу» в ответ.       – Там покупаю багет для папы – его завтрак не может быть без этого. Для Су беру зерновой круассан, начинку – солёную или сладкую, он выбирает сам в зависимости от настроения. Нам с отцом беру по сырной лепёшке – любовь к сыру наследственная, – договаривает он, слыша негромкий мягкий смех на той стороне. – А Бэкки обожает синнабоны.       – Конечно! – Джунмён хмыкает по-доброму. – Как их можно не обожать?       – Мне больше нравятся блины, – выдыхает Джонин.       – Блины ещё нужно печь и уметь это делать, – отвечает Джунмён.       – Мне не надо, – отмахивается Джонин так, словно его видят, и устремляет взгляд в окно. Поезд наконец вырывается прочь из Сеула. – Я и так отлично умею.       – Блины печь? – удивлённо переспрашивает Джунмён. – Серьёзно?       – Надумаешь, – кивает Джонин с улыбкой. – И вкусные завтраки до конца жизни тебе обеспечены! – Джунмён снова смеётся, слыша это. Смеётся совершенно открыто, искренне, довольно и так живо, заразительно, что тянет так же рассмеяться в ответ.       – Я люблю… – задумывается Джунмён на короткое мгновенье. – Крем-сыр.       – Это мы уже начинку планируем? – уточнеят Джонин. – Она зависит от типа блина.       – Ты что, ещё и разные умеешь? – Джунмён снова слышится приятно удивлённым. – Вот это мне фортануло!       – Не то слово! – соглашается Джонин, снова с удовольствием слушая чужой смех, и вдруг глотает выдох неосознанно, прижимая ладонь к своему животу. – Как это так по-дурацки называется? – зовёт он в трубку. – Бабочки в животе? У меня только что были.       – Словно мурашки наоборот. Не по коже, а внутри, – понимая, о чём он, подсказывает Джунмён. – Очень странное чувство – неконтролируемое.       – Но ожидаемое, – замечает альфа. – И приятное.       – А меня пугает, – признаётся Джунмён.       – Почему? – удивляется альфа.       – Потому что выдаёт с головой и потому, что происходит неосознанно.       – Джунмён-а, – вдруг понимает Джонин следом, о чём речь. – А тебе не кажется, что есть вещи, о которых не нужно особо думать, только чувствовать?       – Тебе что, 15 и ты с катушек слетел из-за пубертата? – уточнеят омега следом, рассмеявшись. – Или ты больше не ребёнок и понимаешь последствия своих действий и берёшь за них ответственность?       – Моя ответственность, знаешь ли, – альфа фыркает с наигранным возмущением. – Сидит вот через несколько вагонов и права качает! Джунмён прыскает на этот раз совсем громко, тут же пряча губы за ладонью и опасливо оглядываясь, не сильно ли он потревожил других пассажиров.       – Ладно, я уже весь вагон на уши поставил, – замечает омега, отсмеявшись. – Осталось совсем немного – как раз мне хватит собрать мысли в кучу.       – Хорошо, собиратель, – выдыхает снисходительно Джонин. – До встречи у моря.       – Пока. Джунмён сбрасывает вызов и откладывает телефон на небольшой столик, устремляя взгляд в окно и наблюдая за совсем быстро мелькающим пейзажем. Эта весна и все её события свалились на него так неожиданно, что он даже не успел понять, что сам чувствует, чего хочет и к чему стремится. Всё происходящее и случившееся завертелось так стремительно, что даже сейчас, кажется, стоя на месте, уверенно на своих двух, Джунмён понял, что голова всё ещё кругом. Мечтая особо холодными этой зимой вечерами о весне, он никогда бы и подумать не мог, что всё сложится так: что весна наполнит его, разукрасит, вдохновит на такие глупости, откроет глаза на многие вещи. И меньше всего он надеялся, что завяжет с кем-то отношения этой весной – он планировал проводить побольше времени с друзьями, уделять его семье, съездить к хёну в гости, хорошенько поработать с отцом, чтобы закрыть квартал и гулять побольше, наслаждаясь теплом, кофе и цветущей вишней. А вышло что? У отца он постоянно отпрашивается в Пусан; брат видит, словно что-то происходит и пытается вывести его на чистую воду; друзья уже вовсе боятся ему звонить с его такой частой сменой настроения, а человек, на которого смотреть было тошно только вот буквально несколько недель назад, теперь заставляет краснеть и собирать кончиками пальцев мурашки. И как он там сказал? Эти дурацкие бабочки в животе! Подумать только! Докатились! Приехали! Отец был бы в шоке, узнай он, что его любимый мальчик висит вечерами на телефон по пару часов до глубокой ночи. Узнай он, как альфа хватает его за руку и как приятно чувствуется тепло его ладони несмотря на то, как сильно омега пытается вырваться и скрыть это. Узнай он, как ему, Джунмёну, страшно и как вместе с тем волнительно предполагать что-то большее. И как он растерян и сбит с толку, уже прекрасно головой понимая, что дело теперь не только в физическом, чтоб ему пусто было! Потому что Джонин любит крепкий кофе, балует своих младших, не любит душных офисов, имеет хронический недосып и придерживает крышку стакана с кофе сверху указательным пальцем, когда пьёт. Что скучает по Пусану и лучшему другу, что глубоко уважает отца, но работать при этом с ним не хочет, что буквально боготворит папу, обожает кино и так смешно хмурится, когда возмущается наигранно. А ещё умеет, зараза, так сногсшибательно улыбаться одними глазами и уголком губ, так по-дьявольски обаятельно, что в такие моменты Джунмён чувствует, как земля уходит у него из-под ног. Всё это означает только одно: все эти части пазла лишь доказывают, что он успел узнать альфу хоть немного за эти несколько недель. И доказывают, что всё узнанное, к собственному удивлению, ему по душе, и что тянет его уже совсем не физически, а потому, что человек, которого он доселе ненавидел или делал вид, оказался искренним, честным, совершенно бескорыстным, обаятельным да интересным собеседником. И как прежде – всё это пугает и восторгает одновременно! Пугает потому, что думая о происходящем, Джунмён чувствует себя последним предателем – своей семьи и своих родителей в первую очередь. Папочки в особенности, которому та ситуация из прошлого болит, кажется, больше, чем папе. Болит потому, что любит до беспамятства! Папа часто говорит, что отец исцелил его тогда разбитое сердце своей любовью. И так открыто действуя у них за спиной, им наперекор, незаметно посыпая их раны солью, он боится каждый раз дышать, когда оказывается на грани разоблачения: когда кто-то из внимательных, любящих его безумно родителей замечает перемены в его настроении и поведении, или когда заходят пожелать спокойной ночи в тот момент, когда Джонин на той стороне телефона. Джунмён чувствует себя виноватым, чувствует себя ребёнком, который очень сильно провинился, чувствует, что разочаровывает и обижает самых родных людей в своей жизни. И неосознанно думает о том, что если позволит Джонину что-то большее, то просто сгорит живьём от чувства вины перед родителями, если то, что он почувствует рядом с альфой, не окажется сильнее этого. Но ведь сказать наверняка совершенно невозможно и утверждать глупо, пока не будешь уверен точно! Поезд несколько раз плавно дёргается вперёд и вдруг начинает замедляться. Джунмён фокусирует взгляд за окном как раз в то мгновенье, когда табличка на перроне уже приветствует в Пусане. Глубоко вдыхая и выдыхая полностью, как цикл дыхания в йоге, Джунмён уверенно встаёт на ноги, отправляя телефон в карман, а рюкзак на плечо, и двигает прочь из вагона, который, наконец, замирает полностью. Самое время найти ответ на вопрос, который оседает на языке буквально в момент прибытия. Убедиться на все сто в своей правоте или подтвердить ошибку! Внутри лёгкая дрожь, как перед экзаменом. Джунмён неосознанно вспоминает, что в последний раз чувствовал такое, когда сдавал выпускные экзамены в университете. На вид был спокойным, но внутри словно происходило маленькое землетрясение. И сейчас, выходя из вагона, в пальцах лёгкая дрожь и, казалось бы, вместо того, чтобы быть натянутой, как тетива, струна души внутри дрожит в такт с каждым движением его маленького внутреннего землетрясения. Джонин ошалеет, это уж точно! Омега оборачивается пару раз, взглядом выискивая необходимого человека, и обнаруживая стоящим поодаль у своего вагона в ожидании него, двигает прямо к альфе. Подходит так близко, как может, замирая напротив, и опускает с плеча рюкзак, чтобы не мешал, понимая, что буквально прижимается грудью к чужой. Джонин удивлённо опускает на него взгляд, глядя сверху-вниз, пока омега вкладывает пальцы в его ладони, чтобы удержать равновесие, и приподнимается на носочках навстречу, тут же прижимаясь к его губам поцелуем. И Джонин реагирует мгновенно – распахивает губы его поцелую навстречу, шагает ещё ближе, хотя ближе, казалось, уже невозможно, и заключает его лицо в ладони, накрывая щёки и поцелуй углубляя. Выдыхает в его губы и Джунмён чувствует в это мгновенье, как ухает сердце в груди вниз и в ушах начинает пронзительно звенеть. Он чуть напрягается, чтобы сдержать бабочки в животе, которые, кажется, рвутся наружу, и накрывает ладони на щеках своими, чтобы как-то удержаться в реальности, потому что землю словно из-под ног вышибает и воздух вокруг становится каким-то густым, тяжёлым и спасительный глоток свежего воздуха в его губах, так, словно он, Джунмён, тонет, уходя под воду. И поцелуй на вкус какой-то… вкусный – чувственный, головокружительный и ни шагу прочь от него. Джонин снова выдыхает в его губы, отстраняясь, но всё ещё накрыв его щёки ладонями, смотрит на приоткрытые влажные губы, алеющие щёки и в карие глаза, зрачки которых расширены и на дне радужек столько всего, что сразу и не разобрать – смятение, смущение, удивление, восторг и его взгляд слегка-слегка шальной.       – Джунмён-а… – зовёт он, не зная, с чего начать и что ответить.       – Да, – отзывается омега, словно потерянный в пространстве, словно пьяный. – Да, это того стоит! – и прежде, чем Джонин успевает спросить, о чём это он, Джунмён снова льнёт ближе, сплетая пальцы за его шеей, и снова целует в губы.       – Зараза! – успевает коротко резюмировать Джонин, тут же обхватывая за талию, потому что, кроме того, чтобы удержать в равновесии и сознании его, нужно удержаться ещё самому. – Экспериментируешь на мне? – интересуется следом, едва омега поцелуй разрывает, но остаётся так же близко, прижимаясь носом к его носу.       – Скорее на себе! – уточняет омега. – Помнишь, ты говорил, что вдруг то, что мы получим, будет стоить этого обмана и предательства?       – Помню. Джунмён кивает часто, полностью соглашаясь, подтверждая и объясняя таким образом свои недавно пророненные слова.