***
– Спасибо. Плюхаясь обратно на заднее сидение, просит Джонин водителя своего такси, благодарно протягивая ему крупную купюру за то, что подождал его немного у одного из любимых магазинов омеги, и пока преодолевает в машине ещё несколько километров оттуда до дома, пару раз разглядывает содержимое своих бумажных пакетов, чтобы точно убедиться, что взял всё, что нужно, и ничего не забыл. О том, что дома кто-то есть, информирует его рюкзак в прихожей. На часах перевалило за шесть часов вечера. Джонин толкает коленом двери, удерживая бумажные пакеты в руках, да двигает в кухню, кое-как выбираясь из кроссовок, чтобы разложить продукты по местам. Тишина стоит такая, что даже непривычно. Джонин поднимается наверх, замечая открытые двери своей спальни ещё с лестницы, и замирает на пороге, не сдерживая смеха, который тут же прячет в ладони. Смеха, потому что кое-кто едва куртку снял и спит поперёк кровати, свернувшись в клубочек. Без подушки, заметно, что ему жутко неудобно в джинсах-то, а ещё немного холодно. Альфа хмыкает и входит в комнату, двигая к шкафу, чтобы найти там плед. Мягко накидывая тот на омегу, Джонин подтыкает края, кое-как подкладывает под его голову подушку и замирает напротив, чтобы пару мгновений полюбоваться. И как все эти годы рядом, пока Джунмён из маленького цветочка жасмина в джинсовых комбинезонах и цветных панамках становился угловатым подростком, а следом превратился в такую цветущую красоту – как он, Джонин, мог этого не замечать? Даже если испытывал неприязнь, он постоянно слышал о его красоте ото всех. Об этом говорил и Бэкхён, это раньше него самого замечали и его друзья, и даже папа констатировал однажды. О ней и о его дурном нраве. О да, а теперь альфе кажется, что без этого колкого характера он не был бы собой! Потому что у розы тоже есть шипы, чтобы защищаться! Мягко прижимаясь к бархатной щеке едва ощутимым поцелуем, чтобы не разбудить, Джонин осторожно поднимается, прикрывая за собой двери, да уходит вниз в кухню, предварительно успев переодеться в домашнее. Время для блинов, кажется, немного неподходящее, но он ведь обещал кое-кого баловать, а за всё время не сделал этого ещё ни разу. Обманщик! Даже Сэхун поинтересовался, перепал ли омеге уже его фирменный завтрак. Сегодня скорее ужин! Этому телефонному инквизитору пришлось выложить всё и даже больше, и даже буквально то, о чём Джонин до этого так открыто не рассуждал, но вопросы лучшего друга заставили его. И больше всего Сэхуна, как действительно хорошего лучшего друга, удивило не то, что до этого враг оказался едва ли не самым необходимым. Он несколько раз, или десятков раз поинтересовался, как можно быть таким слепошарым, и Джонин окончательно признал, что таки да, в этом друг прав абсолютно! Когда на сковороде оказывается последний идеально круглый американский блинчик, Джонин выключает огонь под сковородой и вдруг слышит спешные шаги вниз по лестнице. Обернуться навстречу не успевает, отправляя блин на блюдо и отставляя сковороду – Джунмён налетает со спины, обхватывая за пояс поперёк живота, и прижимается щекой где-то у него между лопаток, обнимая так сильно, как только может, и так же крепко прижимаясь. – Привет. Джонин чувствует, как кое-кто поднимается на носочки, потянувшись, и оставляет поцелуй где-то в устье его шеи, где начинают расти волосы, следом прижимаясь туда же щекой. – Господин Ким, – посмеиваясь, зовёт Джонин, накрывая его ладони своими, – а что это мы так нежничаем? – Я соскучился! – просто и прямо отзывается омега. – Мне нужна подзарядка! – Какие же мы выгодные, оказывается! – Джонин фыркает с наигранной обидой, но следом оборачивается к нему, тут же заключая тонкое лицо в ладони и целуя в губы. Джунмён поддаётся на незатейливую авантюру, вновь приподнимаясь навстречу на носочках, чтобы прижаться к его груди, и легко шагает назад, доверяясь сильным рукам, когда альфа мягко теснит его назад, шаг в шаг, и спустя несколько таких омега понимает, что упирается поясницей в стол. Джонин садит его на край стола и омега разводит колени, позволяя альфе таким образом оказаться совсем близко, да обнимает его ногами. Джонин обхватывает ладонями его талию, продолжая целовать, и следом съезжает ладонями на ягодицы и Джунмён, вдруг не сдерживаясь, роняет негромкий стон в его губы. – Ух ты! – и Джонин просто не может удержаться, чтобы не прокомментировать это. – Прям настолько соскучился? – уточняет он, посмеиваясь в мягкие губы. – Зараза, – просто подытоживает Джунмён, вздыхая и на мгновенье прикрывая глаза, сдерживая улыбку, которую альфа всё равно замечает. – Помолчи, – вновь открывая глаза, раздаёт омега указания. – И лучше займись делом. Сам жаловался, что я тобой не пахну. Исправляй! Иначе будут домогаться всякие, решат, что я свободный и вообще ничейный! – Джунмён цокает языком, в этот раз улыбки не сдерживая, потому что Джонин смеётся в его шею. – Об этом меня не нужно просить дважды, Мён-а! Джунмён вскрикивает от неожиданности, следом хохочет, потому что его грузят на плечо, как мешок картошки, и уносят из кухни прочь в сторону спальни.***
Джонин стонет недовольно в подушку и переворачивается на другой бок, утыкаясь в неё лицом, когда солнце становится уж совсем надоедливым. Чувствуя, что больше не уснёт, альфа потягивается в постели и осторожно, не распахивая глаз, тянется ладонью на соседнюю подушку, вдруг обнаруживая там воздух. Джонин распахивает глаза, рассматривая чуть смятую простынь и огромное мягкое и белоснежное, как облако, пуховое одеяло, которое он достал для омеги вчера поздно вечером, когда тот свернулся в калачик и застучал зубами, едва увидел распахнутое на ночь окно. Расправив складки на подушке, Джонин тянет ту поближе к себе и утыкается в неё лицом, глубоко вдыхая следом. Пахнет. Подумать только, как она может так безумно пахнуть, когда обладателя этого запаха Джонин на дух не переносил последние…сколько? 24 года жизни? Но ведь он не чувствовал, не различал его в полной мере – только сладкий цветочный жасмин, ноты которого усиливались каждый раз с такой силой, что Джонин не замечал ничего другого больше. И эта чужая неприязнь, ненависть, которая их не касалась и к ним никакого отношения не имела, настолько затопила им обоим взгляд, что распознать в сладости жасмина восхитительные свежие ноты водяной лилии, сладость апельсиновой корки и лёгкость зелёного чая он не мог так долго; и сумел только тогда, когда испытал сам и вызвал в Джунмёне что-то отличное от постоянной неприязни и ненависти. Тогда его аромат раскрылся в полной мере и когда преследующий его несколько дней запах, вдруг, оказалось, исходит от омеги, Джонин не мог поверить, что это возможно, пока не спрятал нос в чужой шее. Дело было только в том, что на момент, когда он окончательно осознал и признался себе, чем пахнет омега и кем для него является, Джонин уже совершенно точно увлёкся омегой до этого – увидев его совсем другим: искренним, увлечённым, мягким, он уже не смог отвести глаз. Потому что узнанное, увиденное, унюханное и услышанное – всё манило, влекло к нему и в какой-то момент Джонин проснулся утром с мыслью о том, что попал по-крупному. Различая каждую ноту уже знакомого аромата, Джонин ловит себя на мысли, что жасмин на деле не такой приторно-сладкий, как казался раньше, а совсем ненавязчивый, нежный, такой весенний и, по правде говоря, чудесный. В неге прикрывая глаза и чувствуя, как приятно аромат омеги окутывает его, Джонин вдруг понимает, что его слух улавливает какое-то движение где-то поодаль, суету и лёгкий шум, и следом понимает, что это снизу, из кухни. Из кухни? Папа, конечно, любит море и поездки к нему, но он обычно предупреждает, как и братья. Джонин поднимает голову с подушки, окидывая свою спальню взглядом в поисках чужих вещей, и выдыхает с облегчением, обнаруживая в кресле напротив чужие джинсы и солнечную жёлтую худи. Отталкиваясь ладонями от кровати, Джонин принимает упор лёжа, чтобы несколько раз отжаться, просыпаясь окончательно, да двигает в сторону звука совсем опасливо и осторожно, чтобы не напугать никого, кто бы там ни был. В кухне свежо – открыто окно в сторону моря и морской бриз треплет слегка шторы. Комната залита светом и кроме привычных звуков, издаваемых из всех кухонь мира по утрам, Джонин так же слышит, как кое-кто негромко напевает себе под нос – мелодично и совсем расслабленно. Омега лохматый и совсем не сонный и, что не маловажно, в его одежде: Джонин замечает мягкие шорты, в которых бегает в тёплое время года, которые на кое-ком почти по колено; и домашнюю худи, в которой он был вчера, огромную и светло-розовую, как зефирка. Джунмён откровенно в ней тонет, та скрывает шорты под ней едва ли не полностью и длинные рукава собраны в гармошки у запястий, а ещё он постоянно пытается потерять её из-за широко ворота, отчего мягкая кофта постоянно чуть сползает с одного плеча. – Обалдеть просто! Джонин, наконец, решает войти в кухню и тут же обхватывает омегу за талию, поскольку тот оказывается напротив в шаговой доступности по пути к холодильнику и совершенно точно угождает в его руки, чуть удивляясь, следом глотает смешок. – Не сейчас! – изворачиваясь, чтобы избежать его объятий, Джунмён спешно пересекает кухню, доставая из холодильника сливочный сыр, и возвращается к плите, где, проверяя что-то, спешно огонь под сковородкой выключает. – Погоди, мне нужно реальность осознать, – Джонин плюхается за стол. – Ты чего это тут делаешь? – Не знаю, что люди могут делать на кухне по утрам! – Джунмён фыркает по-доброму, бросая на него короткий взгляд через плечо и спустя пару мгновений ставит возле него на стол тарелку, опуская напротив себя такую же и усаживаясь рядом на соседний стул. – Ты что, приготовил нам завтрак? – всё ещё слегка удивлённо глядя на омегу, уточнеят Джонин, потянувшись к вилке. С тарелки на него смотрит абсолютно восхитительно пахнущий омлет с помидорами и сыром и Джунмён напротив облизывает ложку от сыра и следом заправляет волосы за ухо, чтобы не мешали. Какая-то параллельная реальность, но до чего же хороша, зараза! – А на что это похоже? – вопросом на вопрос отзывается Джунмён, но совсем не обижается на его реакцию, только улыбается. – Мне нравится! – честно признаёт Джонин, поймав его ладонь в плен пальцев и следом забирая из неё ложку, чтобы дальше прижаться губами к сеточке вен на запястье. Джунмён с интересом наблюдает за его манипуляцией, но руки не вырывает, позволяя. – На кухне разобрался? – Я проснулся голодный, а кое-кого не добудиться! – Джунмён фыркает, принимаясь за завтрак и Джонин тоже. – Полежал и подумал, что не настолько же я чайник, чтобы не разобраться с кухней, и пошёл добывать пропитание. – Бедный несчастный омега. Голодом морят. Кошмар! – Джонин наигранно сетует, качая головой, чем вновь вызывает у Джунмёна улыбку. – Вот именно! – Джунмён слегка толкает локотком в чужой бок. – Пока альфа дрыхнет, омега должен с голоду умирать. – Ты сам себе дома завтрак готовишь? – интересуется Джонин. – Только когда один дома, – Джунмён кивает. – В обычное время, когда мы с папой просыпаемся, папочка с братом уже с завтраком заканчивают. – Вы только посмотрите на этого баловня! – Джонин мягко щипает за щёку. – Так! – Джунмён становится серьёзным и тут же грозится вилкой. – Никаких поползновений в мою сторону, когда я ем. – Совсем никаких? Джунмён удивлённо моргает, когда альфа ловит за запястье, мягко потянув на себя, и следом плюхается на его стул, усаживая его обратно на свои колени напротив тарелки. – И как ты собираешься завтракать? – интересуется Джунмён, глядя на него через своё плечо. – Ты же сейчас не жуешь? – уточнеят Джонин, но ответа не получает, тут же пользуясь замешательством омеги и прижимаясь губами к его щеке совсем ласково. Следом так же мягко, но ненавязчиво целуя за ушком и несколько раз под ним, в шею. Джунмён на мгновенье забывает, что он вообще делал до этого. – Ммм. Омега то ли просит прекратить, то ли выпрашивает ещё. Джонин прижимается щекой у него между лопатками. – Жуй! Джунмён снова с удивлением наблюдает, как оказывается сидеть уже на своём стуле, а не на чужих коленях и альфа снова оказывается напротив, принимаясь за завтрак, наконец, полноценно. – А кто у тебя дома занимается завтраком? – решает поинтересоваться Джунмён. – Мы с отцом. – Ну вот видишь, – Джунмён хмыкает улыбчиво. – Тоже балуете своих. – Когда ты в Сеул? – Джонин вспоминает, о чём хотел спросить, и решает не тянуть с вопросом довольно болезненным, потому что чем дольше он рядом, тем меньше хочется его вообще в принципе куда-то от себя отпускать. Джонин чувствует себя наркоманом, который дорвался. – Должен быть дома сегодня 13:00, – бросая взгляд на кухонные часы, отзывается Джунмён, подпирая щёку. – Значит через час у тебя поезд, – констатирует Джонин. – Почему так быстро? – Папочка отпустил, вообще-то, до завтра, но я подумал, что дома, когда там никого, мне отлично поработается. И чем быстрее я разгребу всё это, тем быстрее мои поездки в Пусан снова станут регулярными. Если успею до выходных, то приеду ещё на выходных. А это всего через три дня. Джонин так же смотрит на часы, следом утыкается носом в свою тарелку. Джунмён несколько мгновений наблюдает, как он ест, а затем тянется ладонью и едва ощутимо, её тыльной стороной, гладит по щеке, привлекая внимание. Джонин поднимает на него взгляд и Джунмён всё прекрасно понимает по его глазам. – Чего ты? – негромко зовёт омега, мягко улыбаясь. – Я же тут, с тобой. Джунмён снова тянется к нему ладонью и Джонин ловит её в плен своих пальцев, некрепко сжимая и прижимая к своей щеке. – А потом уедешь в Сеул, – Джонин кивает. – Где твои родители, где мои родители. Где надоедливые журналисты, куча знакомых и наши друзья. Так и будем жить от Пусана к Пусану. – И ты только сейчас об это думаешь? – хмыкая, уточняет Джунмён, но Джонин слышит горечь в его улыбке. – Сколько раз я говорил тебе, что быть вместе будет гораздо сложнее, чем быть раздельно. Разве ты меня слушал, баран упёртый? Последние слова Джунмён уже договаривает ему в губы, потому что Джонин в долю секунды оказывается максимально близко: обхватывает за талию совсем крепко, садит на подоконник и льнёт за поцелуем. И когда целует, Джунмён жмётся ближе, обнимая за шею, прижимаясь к нему так близко, как только может, и в эту самую секунду понимает, что Джонин пытается этим ему сказать – уже просто невозможно отстраниться, отвернуться или отказаться, быть без него. Потому что едва оба они до конца осознают, как чувствуется эта близость между ними – минимальное расстояние, контакт кожи, глаза в глаза; как работает осознание того, с кем именно рядом ты находишься; насколько выше земли ты себя чувствуешь, находясь рядом – не оставляет никакого выбора. Потому что до того, как до конца осознаёт их принадлежность друг другу, Джунмён понимает, что попал по-крупному. – Не хочу тебя отпускать! – Джонин обнимает за талию, мостя голову на его плече, пряча нос в шее, чтобы надышаться вперёд на пару дней перед разлукой. – Придумаем Пусану какое-то кодовое название? – предлагает Джунмён, бездумно вырисовывая загогулины на чужом плече через футболку, к которому прижимается щекой. – А перед моим отъездом пойдём, наедимся мороженого, чтобы даже голос пропал. – Думаешь, будучи на больничном, ты не будешь работать, и отец отпустит тебя в Пусан? – Джонин глотает смешок, глядя в его улыбчивое лицо, и Джунмён поддерживает его смех. Мгновенья вместе то тянутся, то сбегают быстро, как песок!