***
– Хён, ты слишком палишься! – Бэкхён плюхается возле старшего брата на кожаный диванчик в центре зала, где Джонин сидит всё с тем же бокалом вина. – Не могу перестать смотреть, – Джонин вздыхает. Отсюда ему отлично виден омега за своим столиком с семьёй. – Я, наверное, чёртов извращенец, но я обожаю смотреть, как он ест, – констатирует альфа, подпирая щёку кулаком. – И он ещё так улыбается… – звучит слегка мечтательно. – Кому это он там так улыбается? – следом тут же настораживаясь, Джонин вытягивается сидя, чтобы рассмотреть, но понимает, что всего лишь папе, и тут же выдыхает с облегчением. Бэкхён, наконец, не выдерживает и прыскает, приваливаясь к плечу хёна щекой.***
– Можно? – осторожно постучавшись, Бэкхён заглядывает в спальню хёна, ожидая, пока ему позволят войти, и Джонин согласно кивает. Следом приглашающе хлопает по кровати рядом с собой. Бэкхён забирается ему под бок, как в детстве, и складывает голову на его плечо в совсем привычном жесте. – Хён, я только хотел сказать на счёт утра, – неуверенно зовёт Бэкхён. – Вы очень красиво и гармонично смотритесь. А ещё мы с Чанёлем давно предполагали, что ты явно влюбился. – Надо будет сходить на парную свиданку! – предлагает следом Джонин и Бэкхён смеётся в его плечо, поддерживая таким образом. – Бэкки, – Джонин в мгновенье становится серьёзным. – Ты на меня не злишься? – За что, хён? – не сразу понимает младший. – За то, что я скрывал правду и…за прошлое. В наши ссоры мы не раз втягивали и тебя, а теперь я… – Джонин хмыкает с лёгкой улыбкой. – Не понимаю, как я дышал всё это время без него. – Я не злюсь, – Бэкхён, выслушав и, наконец, поняв, о чём говорит хён, отрицательно качает головой. – Ты… – чуть смущаясь, тянет он. – …так на него смотришь. Я только однажды видел, чтобы кто-то на кого-то так смотрел – отец на папу! Поэтому я не злюсь – это твоя жизнь и твоя любовь. Пусть и такая вредная! – Очень верно подмечено! Джонин смеётся, сгребая брата в охапку и следом устремляет взгляд на свой телефон на тумбочке, который оживает мелодией входящего вызова в это мгновенье. – Привет, любимый! – зовёт в трубку Джонин, принимая вызов, и Бэкхён осмотрительно выбирается из-под его второй руки, уходя из чужой спальни прочь, чтобы не мешать. – Привет, любимый! – вторит ему Джунмён. – Что с голосом? – тут же интересуется Джонин, слыша, что омега звучит устало и уныло. – Голова болит весь вечер, – Джунмён вздыхает. И отец устроил допрос с пристрастием. – Перебрал с вином? – уточняет альфа. – Что отец? Унюхал? – Унюхал, – Джунмён вздыхает. – Я соврал, что в последний день приезжали друзья. А ещё думал на мероприятии, – его голос смягчается. – Что кое-кто меня собой полечит, но людей было слишком много. – Оставь балкон на ночь, – просит Джонин. – Приду тебя лечить, когда мои все улягутся. – Мур! Джунмён засыпает ближе к полуночи, устало прикрывая глаза и ощущая, как барабанит кровь в висках, и только, когда чувствует, как из-под него достают одеяло, и Джонин забирается к нему в постель, обнимая за талию и заключая в свои объятия, да несколько раз ласково целует в шею, а затем в щёку и висок, понимает, что ему, наконец-то, становится легче, и спокойно засыпает.***
– Ты не поверишь, что произошло! Чанёль едва выдохнуть успевает и вручить небольшую бутылочку клубничного молока в его руку, когда Бэкхён оказывается напротив и тут же усаживается на лавку рядом, закидывая на него ногу. – Что-то плохое? – уточняет альфа на всякий случай, когда Бэкхён, принимает бутылочку и следом протягивает её ему же, прося открыть. Чанёль делает, как просят, и складывает ладони на худые коленки, устремляя на омегу заинтересованный взгляд. – Знаешь, с кем встречается мой брат? – вопросом на вопрос отвечает Бэкхён и Чанёль вопросительно заламывает бровь – откуда же ему знать? – Мы всё-таки оказались правы, предположив, что он влюбился? – вместо ответа уточняет альфа и Бэкхён часто-часто кивает. – Влюбился! – хмыкает он. – Влюбился – это очень мягко сказано, потому что он не просто влюбился! Он уже несколько месяцев тайно встречается со своим омегой, понимаешь? – Со своим – в смысле с истинным? – уточняет чуть ошалело Чанёль, хлопая глазами. – А где он его взял? Бэкхён смеётся. – В этом-то и весь смысл! Его не надо было особо искать – он всю жизнь был рядом. Надо было только глаза разуть! Взглянуть под другим углом! – Ты начинаешь меня очень сильно интриговать, – признаётся Чанёль. – И ты спросил, знаю ли я, с кем он может встречаться, значит, теоретически, я знаю этого человека. Или знаю об этом. – Дедукция, Шерлок! – Бэкхён смеётся, щёлкая его по уху. – Ну так что, догадался? – Я сейчас предположу, ты только не ругайся, если вдруг мимо! – предупреждает Чанёль. – Давай, – Бэкхён кивает, улыбаясь. – Вряд ли будет мимо. – Помнишь, ты показывал мне в том журнале фотографии с аукциона? – осторожно начинает Чанёль издалека и Бэкхён прыскает, хлопая в ладоши и довольно кивая – он знал, знал, что Чанёль легко отгадает эту загадку! – Что, действительно? – понимая, что попал в яблочко, Чанёль удивлённо охает, глядя на омегу. – Ты тогда ещё сказал, что их перепалка похожа на флирт, – вспоминает Бэкхён – Помнишь? – Уже тогда? – Чанёль охает ещё больше, уставившись на Бэкхёна совсем ошалело. – Нет, – Бэкхён качает головой отрицательно. – Нет, они сказали, что встречаются 2,5 месяца. Но это именно встречаются, – уточняет он. – Когда ехали в поезде домой, они рассказывали, что с месяц-полтора ещё раскачивались, разбирались в себе. Но то, что ты заметил в них тогда флирт на фотографии, говорит о том, что да – это выдавало их истинность, но никто просто не обращал на это внимание. – Погоди, – мягко перебивает Чанёль, накрывая тонкие ладони своими и легко сжимая. – А как они вообще друг друга узнали? Они столько лет были рядом и не узнавали, а тут что произошло? – Это такая романтичная история! – Бэкхён вздыхает, заметно вешая нос, но следом улыбается совсем мечтательно. – Ты что, уже всё про них знаешь? – вновь мягко перебивает Чанёль. – Мы ехали в КТХ домой из Пусана вместе 2,5 часа. Мне было любопытно, да и, я заметил, им тоже хотелось поделиться. Представляешь, они носили эту тайну в себе несколько месяцев. Конечно, она на них давила. И хотя я совершенно случайно застал их… – Давай по очереди, – выдыхает Чанёль растерянно. – С начала. Потому что мне кажется, что я запутался. Чанёль чуть растерянно улыбается и Бэкхён протягивает ему свою бутылочку с молоком, чтобы тот сделал пару глотков. – В общем, хён сказал, что Мён-хён ему сказал, что ему сказал его врач, что… – Бэкки! – Чанёль прыскает. – Какой-то испорченный телефон. Не пытайся рассказать так, чтобы я понял. Рассказывай, как тебе удобно, просто в хронологической последовательности, а дальше я уже разберусь. – Ладно, – Бэкхён выдыхает с облегчением и с улыбкой. – Так я бы и сам запутался. В Пусане мой хён спас Джунмён-хёна на улице. К тому приставали хулиганы, но звуки шагов хёна их спугнули. И хён успокоил и отправил его домой. – И это та самая романтичная история? – уточняет на всякий случай Чанёль, теперь посмеиваясь чуть нервно. – Ты дослушай! – просит Бэкхён. – Врач Мён-хёна в итоге им объяснил, что это послужило катализатором, представляешь? Они встретились после инцидента и начали общаться нормально, не так, как с хамством до этого. А наши ароматы меняются, усиливаются или наоборот, при том, как мы испытываем разнообразные эмоции. Поэтому они не узнавали друг друга, чувствовали только одну ноту аромата из четырёх. А как только начали общаться по-человечески, ароматы раскрылись, и они друг друга узнали! – А поскольку враждовали они всю жизнь… – пытается подвести линию Чанёль. – Да! – Бэкхён довольно кивает. – Всю жизнь были рядом и просто не замечали друг друга в этом плане! Представляешь? По-моему, это романтично! – Да уж, – Чанёль выдыхает, чуть улыбаясь. – А как ты узнал о них? – Ты же знаешь, что на выходных у моей группы была поездка в Пусан, – напоминает Бэкхён и Чанёль согласно кивает. – У меня с самого утра болел живот, а когда сил терпеть уже не было, я сказал куратору, что у меня здесь есть дом и что там мой хён сейчас, и он отпустил меня. А приехав, я нашёл там их! – И ты сразу понял, что они встречаются? – Чанёль вопросительно заламывает бровь. – Ну, знаешь ли, всё было очевидным: я довольно рано утром приезжаю домой, где мой хён не один. Где он готовит завтрак, а у лестницы меня встречает омега – сонный, после душа с полотенцем и в одежде моего брата. Откуда бы ему, интересно, тут взяться? В шашки пришёл поиграть? Тут всё было очевидно. Они не стали отрицать. А потом, когда мы завтракали, я заметил, как их буквально магнитит друг к другу, и всё понял об их истинности. – То есть, своим неожиданным появлением ты буквально вынудил их признаться? – Чанёль поджимает губы и Бэкхён фыркает. – Я же не мог знать, что хён не один, – Бэкхён хмурится следом. – Я не экстрасенс! – И ты совсем не обиделся, не разозлился и не удивился тому, что узнал? – Конечно, я был в шоке, – признаёт Бэкхён. – Но во время завтрака, понаблюдав за ними, я понял – на что мне обижаться? Конечно, хён ничего не говорил, потому что боялся моей реакции. В конце концов, это их личное дело. – Как ты таким идеальным младшим братом можешь быть? – Чанёль вздыхает, прижимаясь носом к чужому плечу и следом складывая там голову. Бэкхён смеётся в его волосы, поворачивая к нему лицо и, устремляя взгляд вперёд, вдруг замечает знакомую фигуры, идущую, судя по всему, к нему, через дворик. Бэкхён садится ровно и тормошит Чанёля за плечо. – Привет, хён. – Привет, – зовёт Джунмён, вырастая напротив. – Это для твоего брата. Он забыл, как обычно. Джунмён протягивает что-то на открытой ладони и Бэкхён обнаруживает ключи с брелоком. – Отдать ему? – уточняет Бэкхён, забирая ключи с чужой ладони. – Да, – Джунмён согласно кивает. – Он знает. – Хорошо, передам. – Спасибо. Джунмён мягко, благодарно улыбается ему и вдруг разворачивается на пятках, чтобы двинуть прочь, но в последний момент оборачивается назад. – И Бэкки… – зовёт. – Извини за Чондэ. – Меня теперь есть кому защитить, – с улыбкой отзывается Бэкхён. Джунмён вновь кивает и всё-таки двигает прочь. – Хороших выходных! – успевает позвать Бэкхён в спину. – И вам! – Джунмён снова оборачивается. – Скажи брату, что если не возьмёт куртку – спать будет на улице! Бэкхён глотает смешок, понимая, о чём речь – обычно хёна ни во что не оденешь. Даже когда прохладно, как в начале этого лета, или погода жуткая, или ещё рано раздеваться, его довольно сложно заставить взять куртку. – Обязательно передам слово в слово, хён! – Спасибо! Джунмён уходит окончательно, сворачивая за корпус, судя по всему, в сторону университетской парковки. – А он забавный, – подытоживает Чанёль. – Мне кажется, они с твоим хёном подходят друг другу. – Как оказалось – даже очень!***
Погода портится так стремительно, что ожидаемый к вечеру грозовой ливень настигает ещё в КТХ. Джунмён смотрит в окно, мысленно отсчитывая фонарные столбы вдоль путей, и вздыхает. Он был прав, теперь его жизнь делится на поездки в Пусан и отъезды в Сеул. И особенно сильно это ощущается сейчас потому, что каждый вдох без него ощутимо болезненный. Такси ждёт максимально близко к выходу из вокзала и Джунмён, почти не попадая под дождь, ныряет в салон машины да искренне благодарит водителя за такую удачную парковку. Возле дома машина тоже останавливается буквально напротив калитки. Джунмён юркает скорее внутрь, закрывая за собой двери. Снимает чуть сырую куртку, вешая в прихожей на крючок, разбирает вещи из рюкзака, с которым приехали и, не включая света, радуясь лёгкому полумраку в силу вечера и проливного дождя, зажигает огонь под чайником и находит свою огромную термо-чашку. Джонин на следующем КТХ – вечерние рейсы имеют небольшой разбег, и он будет буквально в течении получаса. Заваривая чай, Джунмён находит в прихожей огромный отцовский кардиган, который забрал с собой сразу, едва впервые приехал в Пусан в этот небольшой коттеджик на второй линии набережной, который теперь называет своим домом. Этот кардиган – длинный, мягкий, пушистый и огромный, нравился ему всегда и дома он постоянно крал его из отцовского шкафа, а любимый папочка в итоге перестал его надевать и отдал Джунмёну в вечное пользование, потому что лохматый и белолицый в мохнатой синей ткани, он выглядел ещё более белолицым и хрупким, и так напомнил того четырёхлетнего мальчишку, который носил большие на него кофты брата и бегал по дому, как маленькое приведение. Отец сдался и отдал вещь ему, едва вспомнил про это косолапое очарование. Прячась в кардиган, Джунмён забирает большую парующую чашку и выходит на крыльцо. Несмотря на сильный дождь, верхняя ступенька на крыльце сухая и навес над ней скрывает и следующие пару от дождя, а потому Джунмён усаживается туда, прикрывая за собой входные двери и, обхватывая чашку ладонями, берётся ожидать. И его подсчёты не подводят. Спустя, примерно, полчаса ожидания у калитки тормозит машина такси и уже спустя пару мгновений Джунмён без труда узнаёт высокую фигуру, появляющуюся из ней. Альфа спешно преодолевает расстояние меду ними и плюхается на ступеньку рядом, отставляя свой рюкзак поближе к двери, чтобы тот не намок. И едва усаживается рядом полноценно, расслабляясь, тут же сгребает в охапку, обнимая за плечи, и Джунмён мостится поудобнее в его объятиях, молча предлагая ему чашку. Джонин делает пару согревающих глотков и, не прекращая обнимать одной рукой, другой мягко перебирает его пальцы в своих. – Кто там грозился, что я буду спать на улице? – интересуется он спустя какое-то время, нарушая тишину, и Джунмён улыбается. – Тебя что, так сильно любовь греет? – уточняет омега, поднимая на него взгляд. Дождь шумит совсем приятно и этим даже немного усыпляет. Гремит где-то поодаль, над морем и почти стемнело, но в кардигане и в его объятиях так тепло и комфортно, и чай отчего-то такой вкусный и ни одно место в мире сейчас не будет удобнее этого крыльца. – Греет, – Джонин кивает, отвечая на его вопрос, и следом целует в щёку. – Как твоя неделя? Рассказывай. – А что Бэкки? – вместо этого интересуется омега. – Вы разговаривали? – О чём? – делает вид, что не понимает, о чём речь, альфа. – О нас. – Мне очень повезло с младшим братом, – признаётся Джонин и Джунмён, заметно, выдыхает с лёгким облегчением. – Ты легко нашёл его в университете? – Они были там, где ты и сказал, – Джунмён кивает. – Мне теперь так стыдно. – Почему? – удивляется Джонин, заглядывая ему в лицо. – Он поддержал тебя, а я столько гадостей ему в своё время наделал, когда мы были на ножах. – Он не обижается, – уверяет Джонин, целуя в кончик носа. – Я спрашивал. К тому же, он всегда относился к тебе довольно мягко несмотря на то, что тоже часто был включён в наши стычки. – Это чем я заслужил? – Джунмён хмыкает. – Он всегда восторгался твоей красотой. Но то, что у тебя язык длинный и характер колкий – сложно скрыть, правда? – Джонин снова заглядывает в любимое лицо, улыбаясь хитро, и Джунмён смеётся негромко, пряча лицо в его шее. – Джунмён-а, – выдыхает, помолчав несколько мгновений, альфа, когда упирается ладонью в сырое дерево верхней ступени крыльца. – Тебе не холодно? – Нет. Омега удивлённо охает, когда Джонин вдруг обхватывает за талию посильнее и следом пересаживает его кое-как на свои колени, обнимая покрепче. – Так лучше. Джонин складывает подбородок на его плечо, продолжая обнимать, и заворожено смотрит на дождь, иногда бросая короткие взгляды на Джунмёна, который тоже не может отвести глаз. Ночной ливень усыпляет идеально. Джунмён всю ночь прячется в его объятиях – прижимается щекой к груди и не отпускает его от себя далеко, не позволяя разрывать контакт кожи. Жмётся совсем трогательно, уже так привычно закидывает на него ногу во сне, накрывается его руками, использует сильные плечи в роли подушки и обнимает себя его руками, когда за окном гремит или омега теряет его на большой кровати. Джонин просыпается утром по будильнику, спеша его отключить поскорее, чтобы не разбудить соню, сопящего в его плечо, и несколько мгновений рассматривает потолок. Отец ждёт его в столице на совещание, но как же тяжело выбраться в такую сырую, пасмурную, дождливую погоду из тёплого клубка и, главное, оставить его одного, когда буквально хочется сгрести в охапку и пролежать так с ним до вечера, не шевелясь и не нарушая его покоя. Беря себя в руки, альфа осторожно вытягивает из-под мягкой щёчки руку, поправляя одеяло и поднимается с постели, но двигая к порогу, решает обернуться, чтобы взглянуть на него спящего, и это становится его роковой ошибкой. Ошибкой, потому что шагнуть обратно к порогу он уже, кажется, больше не в силах. Потому что Джунмён завёрнут в одеяло, как куколка, и такой до невероятности красивый и трогательный, что первые несколько мгновений альфа боится даже дышать, чтобы не разбудить. Он лохматый и розовощёкий, сложил ладонь под щекой и чуть морщит нос во сне, видимо от того, что снится. Джонин обнаруживает себя сидящим на краю кровати возле него и тянется ладонью, чтобы пропустить чёлку сквозь пальцы, следом самими кончиками пальцев погладить щёку и пропустить выдох, когда сквозь сон он, чувствуя, находит его ладонь и прижимается теперь к ней щекой. Джонин вздыхает, смотрит на экран своего телефона и понимает, что даже если бы его сейчас не поймали в плен, он бы всё равно не смог и шагу сделать прочь. Кое-как набирая отцу сообщение, что в Пусане жуткий ливень и до вокзала пока никак не добраться, Джонин отключает телефон вовсе и осторожно забирается обратно в постель к своему соне, обнимая свободной рукой за талию, довольно прикрывая глаза, когда омега снова мостится на его груди поудобнее, прижимаясь и улыбаясь во сне. Джунмён просыпается ближе к позднему утру, когда дождь, наконец, сходит на него и в комнате светлеет. Он лениво распахивает глаза и вдруг понимает, что подушка под его головой… дышит? Мгновенно просыпаясь, омега поднимает голову, обнаруживая рядом знакомый источник тепла и улыбается, складывая подбородок на его плече. – Ты что, соня, всё проспал? – зовёт негромко, потянувшись к своему телефону на тумбочке. – У тебя же совещание. Ты время видел? – Я не поехал. Джонин отзывается так же негромко, совершенно просто, заключая его плечи в кольцо своих рук и целуя в макушку. – А отец теперь что скажет? – Джунмён вздыхает, заметно вешая нос. – Будет ругаться? – уточняет, поднимая взгляд на альфу. – Почему ты не поехал? – Не смог от тебя уйти. И снова совершенно простой, открытый да искренний ответ. Джунмён вздыхает, но прижимается покрепче. – Не хочу, чтобы ты получил выговор из-за меня… – Джунмён вновь вздыхает, оставляя поцелуй через ткань футболки где-то посредине груди на рёбрах. – Тогда тебе нужно не быть таким, – Джонин кое-как пожимает плечами, отвечая на его взгляд. – Да? – уточняет, накрывая его щёку ладонью, и Джунмён ластится к его ладони. – Поедешь сейчас? – уточняет он. Альфа согласно кивает. – Тогда я наколдую завтрак. Джунмён приподнимается повыше, чтобы оказаться напротив его лица и прежде, чем альфа успевает что-то ответить, мягко прижимается к его губам ленивым утренним поцелуем. Джонин наблюдает, как следом он выбирается из кровати, натягивая на себя поверх пижамы отцовский кардиган да двигает в сторону кухни.***
Джонин включает телефон только, когда дорога на КТХ занимает уже как минимум час его времени. Здесь нет пропущенных звонков и гневных сообщений, только уведомление, что его сообщение было отцу доставлено да им просмотрено. Нет, просто отец – не тот человек, который будет громко и открыто выражать эмоции по телефону, он просто выскажет всё в лицо, лично, при встрече, иногда это хорошо – вот как сейчас. Кёнсу открывает ему входные двери, слыша изнутри, как он роется в рюкзаке в поисках ключей, и пускает внутрь, закрывая за ним следом да прижимаясь к ней лопатками. – Су, – зовёт Джонин, когда уже выбрался тих куртки и сменил кроссовки на тапочки. – Как всё прошло? – Нормально, хён, – отзывается Кёнсу просто, дёргая плечом. – Отец помог мне. – Злишься на меня? – уточняет Джонин чуть взволнованно. – Не-а, – Кёнсу качает головой. – Школа жизни, – рассуждает он снова. – Когда-то бы мне всё равно пришлось проводить совещание. Я всё равно готовился сам. Отец сказал, что ты просто поддержишь, если собьюсь, так что я в принципе был готов. – Умница! Джонин сгребает младшего брата в охапку, пряча облегчённый выдох, когда руки того сходятся у него за спиной. – Как погода? – интересуется Кёнсу следом, отстраняясь. – Утром невозможно было вызвать такси, – юлит Джонин. Он, конечно, не пробовал, но читал местные новости по пути в столицу и обнаружил многочисленные жалобы на погоду. – Поэтому пришлось на пару-тройку часов задержаться. Где отец? – Наверху, у себя. Джонин ерошит младшего брата по волосам и двигает наверх, чтобы оставить в своей спальне рюкзак и следом негромко постучать костяшками пальцев в двери родительской спальни. Входит после короткого позволяющего «да» и усаживается в кресло против туалетного столика, глядя на отца, который с ноутбуком на коленях на кровати. Ничего не говорит и не спрашивает, а просто ждёт зная, что отец начнёт сам. Взрослый альфа выжидает, словно подбирая слова, и следом откладывает компьютер в сторону, закрывая его крышку, да снимает очки, коротким жестом потерев переносицу. – Джонин, мы с твоим папой никогда тебе особо ничего не запрещали, так? – начинает отец, помолчав, и устремляет на него, наконец взгляд. – Так. – Ты – старший в семье, всегда заботился о младших, всегда приходил на помощь родителям, был ответственным, серьёзным. Сказал – не выдержу в офис, и твои обязанности перенял Кёнсу. Учился, на кого хотел. Не машину, а байк на совершеннолетие – пожалуйста. В Пусан на неделю – пожалуйста! Уйти посреди рабочего дня – пожалуйста! – Отец, я понимаю, о чём ты говоришь, – мягко перебивает Джонин. – Но такие были обстоятельства. – Твоя неосмотрительность и обстоятельства могли подвести брата. Хорошо, что в этом плане он оказался более ответственным, чем ты. – Брата или тебя? – Джонин вдыхает, понимая, что сболтнул лишнего, и опускает голову прикусывая язык. – Такого больше не повторится. – Конечно, не повторится, – отец кивает. – Потому что ты из дому ни ногой в ближайшие две недели, а там видно буде. – Отец, мне не 14, и уже даже не 17, – напоминает он. – И… – А будешь спорить – месяц просидишь! Джонин выдыхает, понимая, что себе дороже, и следом согласно кивает. Молча встаёт и уходит прочь, и пока двигает в своё спальню, отсчитывая шаги, думает, а сумеет ли он сейчас без омеги, когда привязанность к нему достигла своего пика?!