Перед тем как причинять боль человеку — подумай, вдруг эта боль сломает ему всю жизнь.
***
Тишина. Она такая всепоглощающая и спокойная. Когда ты ничего не слышишь, кажется, что ты один на всём белом свете… и не всегда это плохо. Есть люди, которые любят тишину, покой… но даже они не такие. Им известно, что рядом есть люди. Просто они молчат. Несмотря на тишину, человек всё равно знает, что где-то есть такие же люди, как он… и они рады этому. А ведь… бывает, человек этому не рад? Вот и он не был рад тишине. Она обозначала, что совсем скоро всё вновь вернётся в то состояние, когда всем плевать, как ему плохо… всем плевать, насколько плохое у него состояние здоровья в целом… всем плевать, может ли он умереть… всем на него плевать… почти. Почему «почти»? Вы бы, наверное, сказали — «радуйся хоть этому «почти». Но поверьте… лучше бы его не было. Иногда кажется, что любое проявление заботы — это хорошо. Оно значит, что тебя любят, а когда кричат или наказывают — воспитание… И дети привыкают… привыкают к тому, что боль — наказание за проступки. Они привыкают, что их ударят, а сдачи дать не надо — ведь это наказание за что-то он точно заслужил… И всё же тишина — не всегда хорошо… иногда она знаменует наступление чего-то плохого… Для маленького Вей Усяня тишина — знак того, что скоро он опять почувствует боль.***
— Ах ты дряной мальчишка! Ты опять ничего не сделал! Лентяй! Такие крики уже минут десять доносились из главного зала. Все уже привыкли к этому и старались не лезть, ведь всё равно никак не помочь, а навлечь беду ещё и на себя — можно. Такое случалось довольно часто, что заставляло сжиматься сердца молодых девушек, не привыкших к такому. Но никто не мог ничего сделать. Наказывать Мадам Юи слугу никто не смог запретить… даже глава ордена Юньмэн Цзян. Он пытался, честно пытался как-то остановить её, но ничего не получалось. Женщина была непреклонна. И каждые две недели, а то бывало и чаще, по главному залу разносились звуки и искры от ударов Цзыдяна… Целительница, работающая тут с давних пор, уже приготовила всё для обработки ран. Она даже знает приблизительное время, когда в её руках окажется пациент, которого она лечит уже далеко не первый десяток раз… Эта женщина всегда с сожалением в глазах омывает раны, наносит заживляющую мазь… и понимает, что такими темпами он может просто не выжить… организм слаб как физически, так и психологически. Она говорила с ним несколько раз — и все эти разы ей было больно. Мальчик просто привык. Он знает, что это его ожидает… и этого никак не избежать… знает и принимает как данное… Если Госпожа Юи меня наказала, значит я что-то сделал не так, верно? Тогда я просто не буду больше так делать. Когда меня наказывают, я понимаю, что сделал что-то не так. Наказывать за проступки — нормально. Это пугало…***
Вей Ину почти 15, и ему совершенно плевать на всё, что ему говорили ранее. Какая разница: делать что-то плохое и получать наказание или не делать то, что хочешь, и всё равно получать наказание? Выбор очевиден… Он научился делать вид, что ничего не происходит, что всё в норме. Научился смеяться, когда больно. Научился натягивать улыбку тогда, когда хочется просто выть. Выть так, чтобы услышали все люди в этом гребаном мире и хоть как-то помогли… но он не может. Он не должен посрамить гордость ордена. Он должен показать, что с ним всё хорошо. Он должен… Должен… А ему никто ничего не должен… его просто не жалко… обычный слуга, хоть и со способностями… Обычная боксёрская груша с интересными плюсами в виде неплохого уровня заклинателя…Громким смехом не скроешь дикой боли.
Но пару уроков Госпожи Юи он уяснил… Умей держать всю боль внутри. Людям плевать на твои чувства. И даже это он воспринимал за скрытую заботу. Он верил, что она его любит… просто по-другому… ведь не может не любить, верно? И это ужасно…***
— Вей-сюн! Вей-сюн! Ему пришлось несколько раз ощутимо потрясти Вей Усяня, прежде чем тот, наконец, произнёс сонным голосом: — Что? Кто-то хочет ещё?! Цзян Чэн? Ну давай, давай — боялся я тебя! Прошлой ночью Цзян Чэн перепил, поэтому сейчас его голова раскалывалась на части, и он с закрытыми глазами лежал на полу, опасаясь лишний раз пошевелиться. Он схватил первый попавшийся под руку предмет и запустил им в направлении голоса Вей Усяня: — Умолкни! Этим предметом оказалась книга, угодившая Вей Усяню прямо в грудь. От удара она раскрылась, и Не Хуайсан сразу же признал одну из своих драгоценных порнографических книг распроданного издания. Он поймал леденящий душу взгляд Лань Ванцзи и чуть было не отправился к предкам прямо на месте. Вей Усянь же что-то пробормотал, обнял книгу покрепче и вновь сладко заснул. Тогда Лань Ванцзи ступил в комнату, одной рукой схватил Вей Усяня за шиворот, поднял и молча потащил за собой к двери. От подобных действий Вей Усянь наконец наполовину проснулся и стал озадаченно озираться по сторонам, пока не сообразил, что его тащит Лань Ванцзи: — Лань Чжань, что ты делаешь? Лань Ванцзи продолжал тащить его за собой, не обмолвившись и словом. Вей Усянь окончательно проснулся, а за ним и ученики, валяющиеся на полу полумёртвыми, мало-помалу начали возвращаться к сознанию. Увидев, что Вей Усянь попался-таки в лапы к Лань Ванцзи, пробудился и Цзян Чэн. Он вылетел на улицу и закричал: — Что здесь происходит? Куда ты его тащишь? Лань Ванцзы повернулся и отчеканил: — Он будет наказан. Цзян Чэн туго соображал со сна и похмелья, поэтому только сейчас вспомнил, что за неразбериха творилась в их комнате. А подумав ещё немного, наконец осознал, что прошлой ночью они нарушили бесчисленное множество правил Облачных Глубин, застыл на месте. Лань Ванцзи притащил Вей Усяня во внутренний двор перед Храмом Предков клана Лань. Здесь уже собрались несколько старших адептов Ордена Гусу Лань общим числом в восемь человек. Четверо из них держали в руках длинные ферулы, изготовленные из сандалового дерева и сплошь покрытые резными иероглифами. Молчаливая торжественность представшей взору сцены внушала благоговение и трепет. Едва Лань Ванцзи дотащил Вей Усяня до места наказания, как к тому подошли два адепта и крепко схватили, силой удерживая на месте. Вей Усянь оказался одним коленом на земле, без малейшего шанса на сопротивление: — Лань Чжань, ты правда накажешь меня? Лань Ванцзи холодно смотрел на него, не отрывая взгляда, и по-прежнему хранил молчание. Вей Усянь сказал: — Я не покорюсь. Как раз к этому моменту подоспели проснувшиеся юноши и попытались проникнуть во внутренний двор, но стража преградила им путь. Напуганные одним только видом ферул, они в замешательстве скребли затылки. Вдруг Лань Ванцзи аккуратно поднял полы своих белых одеяний и опустился на колени рядом с Вэй Усянем. Вей Усянь от испуга поменялся в лице. Он попытался встать, но Лань Ванцзи приказал: — Начинайте! Вей Усянь схватил ртом воздух, словно рыба на суше, и затараторил: — Погодите, погодите! Я покорюсь, покорюсь, Лань Чжань. Я ошиба… АААААААА! Это был всего один удар… всего один… но тот крик боли заставил разлететься птиц на деревьях возле границы Гу Су… Один удар… всего один… но тот крик заставил остановиться тех, кто его нанёс… Один удар… всего один… но встрепенулся даже Лань Чжань… Один удар… всего один… но он поменял всё… Один удар… всего один… а позвоночник раздроблён… Один удар… всего один… а судьба человека, возможно, сломана до конца… Один удар… всего один… а судьба орденов резко переменила курс… Один удар… всего один… а поменялось всё!Секрет в том, что с каждым разом ты будешь чувствовать боль все меньше и меньше, до тех пор, пока не потеряешь способность что-либо чувствовать.