***
Горячая вода обжигала чувствительное тело, но омега, как будто специально, погрузился в неё ещё глубже. Из-под розовой глади, усыпанной красными лепестками, показывались лишь небольшой нос, два ярких глаза и высокий лоб. Чимин медленно выдохнул, пуская несколько больших пузырей. Закрыв глаза, он попытался сосредоточиться на окутывавшем его тело тепле. Раствориться в нём, полностью расслабиться и довериться ему. Тишина неприятно давила на уши. Открыв глаза, Чимин приподнялся, отфыркиваясь от попавшей в нос воды. — Не получается, — недовольно сказал он, обернувшись к сидевшему на бортике купальни слуге. Слуга — невысокий омега с маленьким, словно тыквенная семечка, личиком, насмешливо посмотрел на Чимина. Его глаза весело сверкали. Красные губы растянулись в ухмылке. Он весь был похож на высокий звонкий колокольчик. Его голова точно так же как и у этого чудного цветка, всегда клонилась вниз, слишком тяжёлая для его тонкой шеи. — Не получается? — озадаченно протянул он. — Врёте! Чимин опешил от этого заявления. Сколько бы он не общался с Шуюанем, он так и не смог смириться с его привычкой говорить совершенно прямо и подробно обо всём и со всеми. Этот несносный омега мог бы начать рассказывать о том, как лучше самоудовлетворить себя даже Вдовствующему вице-Императору, если бы тот спросил. Не то, чтобы Чимин думал, что такой благородный человек, как Вдовствующий вице-Император вообще стал бы просить рассказывать об этом, но… Омега покраснел от своих мыслей. Рядом с Шуюанем он стал абсолютно бесстыдным. Забыл о скромности и морали, которым учил его папа и стал думать о позорящих честь омеги вещах. Звенящим от напряжения голосом он сказал: — Как слуга может обвинять своего господина во лжи? Ты забываешься. Шуюань, ничуть не напуганный его злостью, пожал плечами и спокойно ответил: — Я слуга вице-Императора и выполняю его приказ. Вам нужно понравиться Его Величеству, — он резко перекинул ноги через бортик купальни и окунул их в воду. Чимин ещё в первую их встречу заметил, что его ступни не перебинтованы. Маленькие белые ножки, никогда не видавшие солнца, как и у самого Чимина, были обычными. Не было изгиба, не было подрезанных пальцев, не было так восхищавших всех ханьских альф ножек-лотосов. Они были маньчжурами и им было запрещено украшать себя подобным образом. Чимин так и не определился, хотел бы он быть обладателем ножек-лотосов. Иногда на него нападала ужасная зависть к ханьским омегам, когда они медленно проплывали мимо него, поддерживаемые слугами, словно гордые лебеди, полностью уверенные в своей красоте и благородстве. Собственные ноги тогда казались Чимину слишком большими и уродливыми. Он стеснялся их, поэтому всегда прятал под длинный подол ципао. Каблуки на его туфлях были выше и уже, чем у остальных омег, чтобы его походка казалась воздушной. Поэтому, каждый раз, когда Шуюань, совершенно бесстыдно обнажал свои ноги, Чимину становилось некомфортно. Он считал, что такое поведение для омеги непростительно, даже если этот омега всего лишь слуга, не получивший должного образования. Шуюань прищурился и, откинувшись чуть назад, спросил: — Если бы Его Величество приказал вам сопровождать его в купальни, чтобы Вы делали? — То, что должно, — поджав губы, ответил Чимин. Правда заключалась в том, что омега не знал, что он должен делать. Он слишком боялся совершить ошибку и разозлить императора. Если бы Чимин оказался один на один в купальне с Его Величеством, он бы снова замер от ужаса. — А что должно? Чимин потерянно огляделся. — Я не знаю. Шуюань тяжело вздохнул. — Вы должны делать то, что принесёт вам удовольствие. Чимин удивлённо приподнял брови, уголок его губ нервно дёрнулся. Он набрал в рот воздуха и резко нырнул под воду, пуская по розовой глади несколько больших волн. Омега оставался под водой, пока лёгкие не начали гореть. Когда терпеть уже не было сил, Чимин вынырнул, тяжело задышав. Длинные чёрные волосы мокрыми прядями облепили его лицо, мешая видеть всё ещё сидящего перед ним слугу. Откинув волосы с глаз, он уставился на Шуюаня, невозмутимо болтающего ногами в воде. — Какая нелепица, — фыркнул Чимин, так и не дождавшись объяснений от слуги. — При чём тут моё удовольствие? — Удовольствие, — нараспев протянул омега, — блаженство и страсть губительны, если ими злоупотреблять, но не злоупотребить очень сложно, ведь они вызывают зависимость. Эта зависимость может быть настолько сильной, что человек, захваченный ей, может не заметить, как потеряет всё. Шуюань спрыгнул с бортика и погрузился в горячую воду. Его синее ципао намокло и потемнело до чёрного цвета. Чимин отстранился, согнул ноги в коленях и обхватил их руками. Ещё ни один слуга в его жизни не смел вести себя с ним так своевольно. Это дезориентировало и смущало. Омега не знал, чего можно от него ожидать. Между тем, Шуюань, не обращая внимания на стеснение Чимина, продолжил: — Император старается не уподобляться своим предшественникам. Он не позволяет страсти и удовольствиям затуманить свой разум, но он альфа, и как у каждого альфы у него есть одна слабость, — Шуюань приблизился и положил свою руку на колено омеги. Приблизив своё насмешливое лицо к лицу Чимина, он прошептал. — Все альфы хотят быть желанными для омег, и Император не исключение. Сказав это, слуга отстранился. — Думаете, Императору понравилось, что в вашу первую ночь вы были абсолютно сухим, — заметив, как сильно Чимин покраснел от его слов, Шуюань усмехнулся. — Стыдно? Конечно, стыдно, хотя и Его Величество тоже хорош, был бы он в настроении смог бы вас расслабить, а так только напугал и довёл до слёз. Тоже мне альфа! Глаза Чимина в ужасе расширились. Он впервые в жизни слышал, чтобы кто-то смел так говорить о Великом Богдыхане. Оскорбить императора считалось огромным преступлением, ответственность за которое будет нести не только преступник, но и вся его семья. Резко подскочив, Чимин огляделся, не слышал ли кто-то эти ужасные слова. К счастью, в купальне никого кроме них не было. — Что ты такое несёшь? — зашипел он. — Как ты смеешь оскорблять Императора? Омега напротив лишь закатил глаза. — Я никого не оскорбляю, успокойтесь. Я лишь сказал правду, но сейчас не об этом, — он резко дёрнул Чимина за лодыжку, пододвигая к себе. Омега громко воскликнул, лишь чудом не ударившись о мраморный край бортика купальни. — Что ты делаешь? — Учу вас, конечно, — его рука скользнула выше, остановившись на бедре. Чимин никак на это не отреагировал. Он с детства привык к прикосновениям чужих омег. Всё же он рос в благородной семье, и в его поместье работало несколько десятков слуг. Каждое утро его жизни проходило одинаково. Он просыпался и видел перед собой коленопреклоненного слугу, сторожившего всю ночь его сон. Потом приходило ещё пять слуг, трое уводили его в купальню, двое оставались убирать комнату. После ванны они одевали и причёсывали его. У Чимина с рождения был личный слуга, который рос вместе с ним, всегда и везде сопровождал своего господина. Если бы за год до того, как Чимин должен был отправиться в Запретный город, этот омега не умер от кори, он бы, несомненно, сопровождал его и сейчас вместо Фэна. Слуги были неотъемлемой частью его жизни, поэтому столь интимные прикосновения Шуюаня нисколько не смутили Чимина. Они были для него столь же привычны, как и светящее днём солнце. — Ты хорошенький омега, тут ничего не скажешь, но, когда лампа потушена, альфа уже не разбирает, кто перед ним: красавец или урод. Я, может, и выгляжу молодо, но мне уже идёт четвёртый десяток, — он прошептал это очень тихо, как самый большой на свете секрет. Чимин недоверчиво оглядел омегу и с удивлением понял, что не смог бы сказать сколько ему лет. Шуюаню с равной уверенностью можно было дать, как семнадцать, так и тридцать пять. Человек без возраста. В нём не было ни цветущей юности, ни увядающей старости. Его внешность была чистым листом, на котором Шуюань своими эмоциями рисовал разные образы. Когда он щурился и хитро ухмылялся, его лицо приобретало черты молоденького сорванца, но стоило ему нахмуриться и пустить во взгляд серьёзности, и его было не отличить от строгого умудрённого жизненным опытом учителя. Это одновременно и пугало и завораживало Чимина. — Знаешь, — продолжил Шуюань, садясь на его бёдра, от чего Чимин всё же поражённо ойкнул. — За свою жизнь я не раз видел, как альфы бросали своих очень милых с виду мужей ради страшных наложников, а потом бросали этих наложников ради ещё более безобразных проституток. Этот мир принадлежит альфам и быть просто красивым в нём недостаточно. — А что может сделать омега, чтобы альфа его не бросил? — А чему тебя учили? Чимин промолчал. Ему казалось бесполезным рассказывать этому человеку о моральном кодексе всех омег, в венах которых течёт хоть капля благородной крови. Три послушания и четыре добродетели — книга этикета и церимониалов, изучаемая каждым омегой с пяти лет. В этой книге говорилось, что омега должен быть послушен до замужества отцу, после замужества мужу, а овдовев сыну. Четыре добродетели заключались же в нравственности, манерах, беседе и труде. Не дождавшись никакого ответа, слуга снова заговорил: — Молчишь? — Шуюань придвинулся ещё ближе, положив руки на плечи Чимина. — Ну и ладно, я всё равно знаю, чему тебя учили. Я читал эту смехотворную книгу. Там говорится, что хороший омега в талантах не нуждается, талант несопоставим с добродетельностью и ещё много-много унижающих достоинство человека вещей, но знаешь что? Бань Чжао — автор этой проклятой книги, сам был очень талантливым омегой. Альфы же хоть и женятся на добродетельных омегах, любят наложников и превозносят проституток, которые заправляют их кошельком. А знаешь почему? Чимин покачал головой. Шуюань наклонился, касаясь лбом его лба и перекрестив с омегой взгляды, прошептал ему прямо в губы: — Потому что добродетель скучна, — он спустил руки с плеч Чимина в воду и коснулся его внизу. Это прикосновение было лёгким словно весенний ветерок, заколыхавший листья ивы, но Чимин всё равно вздрогнул. Он посмотрел на Шуюаня напуганными глазами, тот же на это лишь усмехнулся и поцеловал омегу в щёку. — В добродетели нет ничего, кроме безжизненной холодности. Она отвратительна, но никто этого никогда не признает, потому что признать это значит потерять уважение. Альфы говорят, что им нужен добродетельный омега, но на самом деле они хотят другого. — И кто же им нужен? — спросил Чимин, не сводя глаз с омеги на своих бёдрах. Всего за несколько секунд, Шуюань заставил Чимина почувствовать слишком много: и жуткое в своей интенсивности смущение, и злость за разрушенные личные границы, и закрутившееся где-то внизу живота желание, напугавшее сильнее всего. Всё это было абсолютно бесстыдно. Чимин заслуживал смерти, и если сейчас их кто-нибудь увидит, он умрёт, утащив за собой в преисподнюю весь свой клан. Адреналин кипятил кровь, дышать становилось тяжелее. Чимину казалось, что пар, окружающий их тела стал гуще, застилая мутной поволокой глаза. — Им нужна игра ума и чувств. Им нужен омега добродетельный в свете дня, и совершенно развратный в ночной тьме. И в тоже время, им нужен кто-то, перед кем они смогут быть абсолютно слабыми. Альфы могут казаться с виду какими угодно сильными, но им всё равно нужна поддержка. Нужно забыть про их внешность, про их привычки. От них может вонять, как от ослов в стойле, они могут быть старыми или тучными — это всё не важно. Ты должен уметь забывать об этом. Поверь, если ты покажешь, что любишь его любым, что готов поддержать и послушаться его во всем, и что в тоже время желаешь его, именно его и никого другого, ни один альфа не сможет устоять. Даже Император. Рука Шуюаня возобновила свои движения. Он легонько провёл кончиками пальцев по члену Чимина, обвёл головку и спустился ещё ниже. Омега замер, тяжело дыша. Он чувствовал, как жар внизу живота начинает возрастать, а член, от прилившей к нему крови, тяжелеет. Прикусив губу, он заслезившимися от острого стыда глазами посмотрел на слугу. — Понимаешь теперь, как сильно ты оскорбил Императора, не возжелав его? — шёпотом спросил Шуюань. Чимин кивнул. — Вот и славно. Свои ошибки ты понял, а теперь будем их исправлять. — А что… что, если он мне не понравится? Альфа… — уже совсем испуганно спросил Чимин. — Тебе не нравится Император? — прямо спросил Шуюань. Чимин быстро замотал головой. — Нет, конечно, нет. Он мне нравится, просто… — Слушай, — из голоса слуги тут же пропали насмешливые нотки. — Здесь о твоих чувствах речи не идёт. Не важно, страх это или отвращение, ты должен забыть об этом и играть свою роль. Это всё, что тебе остаётся. Не важно, что ты чувствуешь на самом деле, важно то, что альфа верит в твою любовь. — А если я не смогу забыть о своих чувствах? — Значит, ты умрёшь в Холодном дворце. Заметив потухший взгляд Чимина, Шуюань слез с него и, сев рядом, велел: — Садись на меня. — Что? — Чимин от удивления даже отпрянул, поражённо уставившись на слугу. — Ты же не хочешь умереть в Холодном дворце? — дождавшись кивка, он продолжил. — Раз не хочешь, значит слушайся меня. Я научу тебя получать удовольствие, или хотя бы притворяться, что ты его получаешь. Чимин неуверенно поднялся и, разведя ноги, послушно оседлал омегу. Шуюань положил руки на его бёдра, чувствуя, как его трясёт. — Ну что ты, — ласково протянул он. — Ничего ведь страшного не происходит. Успокойся. Лучше расскажи мне, как выглядит Император. — Разве ты никогда его не видел? — неуверенно спросил Чимин. Он глубоко дышал, пытаясь взять себя в руки. — Видел, но мне интересно услышать тебя. Каким он был, когда пришёл к тебе? — Он был уставшим, — тихо начал Чимин. — Под его глазами залегли тени, от рукавов его платья пахло чернилами. Видимо перед тем, как прийти ко мне он очень много работал, — омега закрыл глаза, вспоминая тот день. Чимин видел всё словно со стороны. Он стоял коленями на кровати и делал массаж императору, сидящему между его ног. — У него красивая шея и уши, как у Будды. Шуюань, поглаживающий омегу по бёдрам и пояснице, усмехнулся. Ему нравилось, что Чимин, сосредоточенный на воспоминаниях, начинает расслабляться и не замечает его всё более откровенных прикосновений. — Как у Будды? — спросил слуга. — Да, — Чимин, не открывая глаза, кивнул. — Они немного торчат. Шуюань не удержался и фыркнул. — Нельзя смеяться над Императором, — на автомате сказал Чимин. — Прошу прощения, — без капли искренности извинился Шуюань. — Продолжай. — Он высокий, у него широкие плечи и белая кожа. Нет шрамов. — Нет шрамов? — удивлённо переспросил слуга. — Почему ты решил это озвучить? Чимин открыл глаза и растерянно посмотрел на него. — Я не знаю, — он пожал плечами. — Да и откуда у него могут быть шрамы? Он Император, а не воин. — И правда, — Шуюань опустил свои ладони на ягодицы Чимина, несильно сжав их. Омега вздрогнул и поёрзал. Он не мог понять, что сильнее обжигает его тело, огонь смущения в груди или пламенный узел желания, стягивающий низ живота. Поймав его паникующий взгляд, Шуюань сказал. — Это нормально. То, что ты чувствуешь это прекрасно. Не пытайся погасить это пламя, наоборот, разжигай его. Шуюань наклонился, целуя шею омеги. Его маленькие зубки прихватили кожу на сгибе плеча, заставляя Чимина тихо застонать. Когда Шуюань проник пальцами в расщелину между ягодиц омеги, Чимин сдавленно выдохнул и сжал ладонями плечи слуги. — Не надо, — проскулил он, ерзая на бёдрах у Шуюаня. — Почему нет? — спросил Шуюань, выдыхая в шею омеги, от чего по телу Чимина пошли мурашки. — Ты мокрый. — Это… это стыдно, омеге не должно, — Чимин недоговорил, громко застонав, когда пальцы Шуюаня, проникли в него. Он выгнулся, не понимая, хочет ли уйти от этого проникновения или наоборот насадиться ещё сильнее. — Я не понимаю, я не… Чимин всхлипнул, беспомощно уткнувшись лбом в худенькое плечо слуги. Огонь охватил всё его тело, заставляя гореть и плавиться. Он одновременно приносил чудовищную боль и райское блаженство, расплывающееся до кончиков пальцев. — Тихо, просто расслабься, тебе и не нужно ничего понимать, — прошептал Шуюань, находя пальцами ту самую чувствительную точку и массируя её круговыми движениями. Он чувствовал, как Чимин дрожит в его руках, как быстро двигается его грудная клетка в безумной попытке насытить лёгкие кислородом, как заполошно колотится сердце. Щёки омеги горели, сквозь закушенную губу вырывались короткие частые стоны. Он до боли в пальцах сжимал ципао другого омеги, пытаясь удержаться и не рухнуть в пропасть безумия, над которой его держал Шуюань. — Я сейчас, — сбивчиво прошептал Чимин, прижимаясь губами к уху слуги. — Давай, малыш, — Шуюань усмехнулся, но его ухмылка быстро сменилась гримасой боли, когда омега на нём застонал и, пытаясь заглушить свой собственный крик, впился зубами ему в плечо. Чимин обильно излился, рефлекторно двигая бёдрами. Шуюань вынул из него пальцы, чувствуя послеоргазменные сокращения мышц. — Вот, что такое удовольствие, блаженство и страсть, Чимин, — хрипло протянул омега, откидываясь на бортик купальни. Насквозь промокшее ципао неприятно липло к телу. — Именно это хочет получить альфа.***
Паланкин покачивался, заставляя Чимина время от времени опираться руками о стенки. На нём было тёмно-синее ципао с вышитым кругом из цветов на груди. В центре этого круга образовывали круг поменьше два ярко-красных карпа кои, укусивших друг друга за хвосты. Рукава ципао украшали большие жёлтые хризантемы, розовые азалии и сиреневые астры. Каждый цветок был вышит так искусно, что казалось, подует ветер и их нежные лепестки затрепещут, распространяя свой манящий аромат на всю округу. От омеги и правда исходил сладкий запах туберозы, делая его ещё более красивым и желанным. Чимин еще вчера приказал своим слугам обкурить его одежду этим одурманивающим ароматом. Его волосы украшали шпильки из синего нефрита, которому рука искусного мастера придала форму парящих в небе журавлей После их страстного урока в купальне, Чимин чувствовал себя абсолютно выжатым, его тело было тяжёлым, будто вместо ароматной воды его напитало свинцом. Шуюань быстро смыл с него следы их игр и, приготовив ко сну, уложил в кровать. Как только голова Чимина коснулась подушки, Морфей тут же забрал его в своё царство полное удовольствия, блаженства и страсти. Когда омега проснулся, внутри него цвела весна, она распускалась в его душе яркими красками цветов, пахла страстной туберозой и парила в небе вольными журавлями. Ему казалось, что снег растаял и вот-вот за тонкими стенками паланкина послышится звонкая капель. Паланкин остановился и Фэн, отодвинув бархатную шторку, протянул Чимину руку, помогая омеге выйти. Они вместе вошли в главный зал дворца Земного спокойствия, где на троне уже сидел вице-Император, а кресла перед ним уже почти все были заняты Супругами и Наложниками. — Приветствую вас, вице-Император, — Чимин присел в поклоне, трижды взмахнув шёлковым платком, зажатым в правой руке. Вице-Император благосклонно кивнул и омега поднялся. Повернувшись к ближайшему к трону креслу, он снова присел в поклоне и сказал. — Приветствую вас, Благородный Супруг Мин. Юнги в ответ лишь слегка приподнял руку, позволяя Чимину подняться. Он внимательно оглядел омегу и растянул алые губы в заинтересованной улыбке. В руках он держал чашку из дорогого красного фарфора, разрисованного перламутровыми лотосами и нежно-зелёными листьями. Чашка была закрыта такого же цвета крышкой, чтобы чай, как можно дольше не остывал и не терял свой аромат. — Вы сегодня выглядите иначе, — протянул омега, поднимая крышку и проводя ей круговым движением по краю чашки. — Вы так думаете? — вежливо улыбнулся ему Чимин. — Я это вижу, — Юнги усмехнулся и сделал небольшой глоток чая. — И всё же, как быстро в Дальнем дворце умирает дружба. В светлые моменты вы вместе едите сладости, но стоит только тьме поглотить вашу беззаботную жизнь, и каждый готов залезть на голову вчерашнего друга, пытаясь за его счёт выбраться из пропасти. — На что это вы намекаете, Благородный Супруг Мин? — спросил, сидящий за два кресла от Юнги, Супруг Сун. На нём было лиловое ципао с белыми вставками, что в сочетании с его светлой кожей смотрелось очень гармонично. Его лицо казалось печальным из-за опущенных внутренних кончиков бровей и аккуратных круглых губ, уголки которых непроизвольно опускались вниз даже, когда он улыбался. — Я не намекаю, я говорю прямо, — Юнги раздражённо посмотрел на Супруга Сун, и тот сразу стушевавшись, отвёл взгляд. — Все мы видели, какие близкие отношения связывали Супруга Пак и Придворного Ким, но сейчас, когда его друг оказался в столь плачевном состоянии, Супруг Пак не выглядит расстроенным, наоборот, он сияет от счастья! Последние слова были сказаны так громко, что не оставалось сомнений, их услышали даже в самом дальнем углу зала. Взгляды всех собравшихся скрестились на Чимине. Только многие годы наставлений и уроков в отчем доме, помогли омеге удержать лицо. Он спокойно посмотрел на Юнги и ровным голосом спросил: — Разве не вы, Благородный Супруг Мин, первым попросили Его Величество расследовать это дело? И разве мне, жалкому рабу, спорить с приказами самого Сына Неба? Юнги улыбнулся, хотя в лисьих глазах блестела сталь: — Конечно, ты не можешь спорить с Императором, — сказал он. — Но и столь быстро отказаться от человека, который тебе верил слишком жестоко. Разве может такой расчётливый и бессердечный омега быть рядом с Его Величеством? — Я ни от кого не отказывался, — с твёрдостью в голосе произнёс Чимин. — Вина Тэхёна ещё не доказана, поэтому вам не стоит так голословно его обвинять. — Хватит, — громко приказал вице-Император, прекращая их дискуссию. — Чимин, сядь на своё место. — Простите меня, Ваше Величество, я был несдержан, — омега поклонился и прошёл к своему креслу. Слуги тут же поставили на столик рядом с ним чашку с чаем и несколько блюдец со сладостями. Тут же были и Ма Чиу, которые так любил Тэхён. Чимин с тоской посмотрел на пустое кресло рядом с собой и на одинокую фарфоровую чашку на столе. Раньше на этот столик слуги всегда ставили две чашки с чаем. — Раз уж речь зашла об этом страшном происшествии, расскажите нам, как продвигается расследование, — попросил Благородный Господин Хуан. Лицо его выражало надменную скуку, движения были медленными, он так же, как и Юнги держал в руках чашку с чаем, постукивая по красному фарфору золотой защитой для ногтей. Вице-Император тяжело вздохнул. Его лицо приобрело скорбное выражение: брови сошлись на переносице, уголки губ опустились, а глаза потемнели, казалось ещё немного и серое грозовое небо в них прольётся дождём. — То, что случилось ужасно, — начал он. — И, конечно же, это дело заслуживает тщательного расследования. Все слуги дворца Скрытых глубин были в тот же день доставлены в Бюро исполнения наказаний. Сейчас их допрашивает Господин Ханси — он один из лучших следователей в Дальнем дворце и обязательно выяснит правду. Юнги резко поставил чайную чашку на столик, заставляя фарфор громко зазвенеть. Омеги, привлечённые звуком, тут же посмотрели на него. Благородный Супруг Мин растянул губы в извиняющейся улыбке, но всем собравшимся в главном зале дворца Земного спокойствия было видно, что в его глазах таилась совершенно другая эмоция. — Это Бюро отвечает за наказания гарема: от наложников, до дворцовых слуг. До тех пор, пока совершивший ошибку не допрошен — он должен находиться там. Так почему же сам Придворный Ким до сих пор в своём дворце? С момента ужасной трагедии прошло уже два дня, но никаких продвижений в этом деле нет. Не думаете ли вы, Ваше Величество, — он по-особенному выделил два последних слова, — что расследование пошло бы куда быстрее, если бы в Бюро исполнения наказаний допрашивали самого Придворного Ким, а не его слуг? Вице-Император грустно улыбнулся. — Возможно, дело и вправду пошло бы быстрее, но Его Величество решил иначе. Это был его приказ запереть Придворного Ким во дворце Скрытых глубин. Вы хотите его оспорить? — Конечно, нет, — резко ответил Юнги. — Как и все здесь, я лишь волнуюсь о том, что убийца нашего брата не получит заслуженного наказания. — Его вина ещё не была доказана, — возразил Чимин. Его лицо было мертвенно бледным, руки судорожно сжимали платок. Юнги окинул его долгим внимательным взглядом. — Пока да, — медленно произнёс он, — но когда Господин Ханси найдёт доказательства его вины, не придётся ли вам пожалеть о своих словах? — Хватит! — вице-Император, в раздражении, ударил раскрытой ладонью по подлокотнику трона. Кинув на Чимина негодующий взгляд, он продолжил. — На сегодня эта тема закрыта, у нас есть более насущные проблемы. Меньше, чем через месяц наступит Лунный Новый год и мне нужна ваша помощь в подготовке к этому событию. Их обсуждения плавно перетекли к тому, как лучше подготовиться к одному из главных праздников года. Чимин не участвовал в оживлённой дискуссии, полностью погружённый в свои мысли. Если он хотел помочь Тэхёну, ему нужно было поговорить с Его Величеством, но, чтобы Великий богдыхан услышал его, сначала ему нужно пробраться в его сердце, стать кем-то важным и потом, очень аккуратно поднять эту тему. Омега прикусил губу, вспоминая свою прошлую встречу с императором. Чтобы загладить свою оплошность ему нужно будет постараться переступить через самого себя и дать ему то, чего, по словам Шуюаня, хотят все альфы. Чимин бросил мимолётный взгляд на вице-Императора, омега не сомневался, он поможет ему вернуть благосклонность Его Величества. Когда обсуждения Лунного Нового года закончились и все омеги начали расходиться, Чимин решил задержаться. Дождавшись пока в главном зале дворца Земного спокойствия останется только он, вице-Император и слуги, убирающие со столов, омега подошёл к трону. — Сегодня ты вёл себя отвратительно, — устало сказал Шэлань, откидываясь на спинку трона. — С чего ты решил, что в силах спорить с Благородным Супругом Мин? Разве я не говорил тебе не настраивать его против себя? — Простите меня, Ваше Величество, — Чимин покорно склонил голову, — но он и так настроен против меня, просто потому что мы с Вами принадлежим одному клану. — Ты мог это не усугублять! Заметив, что вице-Император начинает раздражаться Чимин ещё ниже склонил голову и решил больше не спорить. — Так чего ты хотел? — видя покорность омеги, уже более благосклонно спросил Шэлань. — Я хочу попросить вас помочь мне вернуть благосклонность Императора, Ваше Величество. Шэлань подался вперёд. Его серые глаза заблестели, он задумчиво оглядел наряд омеги, а потом улыбнулся. Юнги был прав, Чимин сегодня выглядел иначе. Он словно маленький цветок, пробившийся в мир сквозь снег, притягивал взгляды и восхищал своей жаждой жизни. — Вижу, Шуюань поистине хороший учитель, — довольно протянул он. — Он смог раскрыть в тебе омегу. Но готов ли ты служить Его Величеству, как мужу? — Я хочу этого, — Чимин постарался вложить в эти слова столько искренности, сколько в нём было и видимо у него получилось, потому что вице-Император довольно рассмеялся и сказал: — Хорошо. Это очень хорошо. Я рад, что ты так быстро понял, как важна любовь Его Величества в Дальнем дворце. После собрания министров Император всегда отдыхает в зале Чистоты и гармонии. Обычно я отправляю ему вместе с Куи яичный суп с чёрным древесным грибом, напоминая, что он не должен забывать заботиться о своём здоровье. Сегодня вместо Куи этот суп отнесёшь ему ты, согласен? Чимин радостно улыбнулся. — Да, Ваше Величество, — он присел в поклоне, трижды взмахивая платком. — Благодарю, Ваше Величество!***
— Собрание министров ещё не закончилось, но мы можем подождать в беседке рядом с дворцом Небесной чистоты, — предложил Фэн. Он нахмурился из-за того, что одной рукой ему приходилось помогать своему господину сесть в паланкин, а другой аккуратно держать корзину с супом для Его Величества. — Нет, раз у нас есть ещё время я бы хотел сначала отправиться в другое место, — сказал Чимин, расправляя складки на своём ципао — он должен выглядеть безупречно на встрече с императором. — Куда же? — обеспокоенно спросил Фэн. — Во дворец Скрытых глубин. — Но, господин, — поражённо воскликнул слуга, испуганно посмотрев на Чимина. — Вам не нужно там появляться. Придворный Ким преступник, общение с ним может разрушить Вашу репутацию! — Замолчи! — омега строго посмотрел на Фэна. Его раздражало, что даже слуги теперь смели поливать Тэхёна грязью — Кто дал тебе право обвинять его! Разве его вина уже доказана? — Простите, господин, но я беспокоюсь за вас. Не думаю, что вице-Император разрешил бы вам навестить его. Чимин глубоко вздохнул и закрыл глаза. Его ресницы затрепетали, бледность сменилась лихорадочным румянцем. Он всю свою жизнь делал только то, что позволяли ему сначала родители, а теперь, когда он вошёл в Запретный город, вице-Император. Принимать самостоятельные решения оказалось очень страшно и волнительно, но рано или поздно он должен был начать это делать. Чимин понял, что, если он и дальше продолжит жить чужим умом, он не сможет защитить не только дорогих ему людей, но и себя. Крепко сжав в руках платок, он открыл глаза и посмотрел на Фэна. — Его Величество Император, не запретил навещать Придворного Ким, а значит мой визит не нарушит никаких правил, что до личных чувств других людей, разве мне должно быть до них дело? Фэн поражённо распахнул глаза. — Но, Его Величество вице-Император… Чимин поднял ладонь, обрывая его возражения. — Вы слышали, что я сказал? — громко спросил омега у четырёх евнухов, которые должны были нести паланкин. — Мы отправляемся во дворец Скрытых глубин! — Да, господин, — произнесли евнухи дружным хором и Чимин задёрнул полог — ему не хотелось смотреть на растерянно-возмущённое лицо своего личного слуги. Носильщики так резво подняли паланкин, что Чимину опять пришлось придержаться за стенки. Тяжело вздохнув, он поправил немного соскочившую с пальца защиту для ногтей и попытался разгладить платок. Из-за того, что омега имел вредную привычку постоянно сжимать его в руках, когда нервничал, платок был очень помят. Если бы его папа увидел своего сына, вышедшего в свет с такой неопрятной вещью в руках, он бы устроил Чимину взбучку. Омега улыбнулся. С их последней встречи прошло всего лишь две недели, но он уже скучал по своим родителям. Раньше Чимин никогда не отлучался от них, даже на день, поэтому срок в две недели был для него равен вечности. Дворец Скрытых глубин, оправдывая свое название, находился в отдалении от остальных дворцов, поэтому путь до него занял не меньше получаса. Когда паланкин, наконец остановился, Чимин с нетерпением сам отдернул шторку и торопливо вышел. Подскочивший к нему Фэн подхватил его под руку, опасаясь, что его господин поскользнётся. Чимин подошёл к воротам, возле которых стояло два стражника. — Вы ослепли? — раздражённо воскликнул Фэн. — Вы не видите кто перед вами? Немедленно откройте ворота Супругу Пак! Стражники переглянулись. На секунду Чимину показалось, что они откажутся впускать его, но в следующий миг они взялись за тяжёлые железные кольца и потянули их на себя. Ворота открылись. Омега медленно вошёл внутрь, оглядевшись. Двор был пуст, лишь где-то сбоку возле крыла, в котором находилась кухня в небо поднимался чёрный дым. — Что там? — озадаченно спросил Фэн. Чимин не ответил, молча направляясь в ту сторону. Подойдя ближе, омега увидел маленького слугу, сидевшего на корточках перед глиняным чайником. Он грел воду на чёрных углях, громко кашляя и размахивая бумажным веером в тщетной попытке разогнать дым. Его маленькое личико было перемазано в саже, а глаза слезились. Прикрыв нос и рот платком, Чимин спросил: — Кто ты? Слуга подскочил, испуганно уставившись на омегу. — Прошу прощения, господин, — он упал на колени, низко кланяясь. По тому, что слуга не назвал его официального титула Чимин понял, что тот его не узнал. Видимо, Фэн тоже это понял, потому что громко оповестил: — Перед тобой Супруг Пак. Слуга, ещё сильнее испугавшись, снова поклонился, утыкаясь лбом в холодный снег. — Приветствую вас, Супруг Пак, — не поднимая головы, сказал он. — Я спросил тебя, кто ты? — напомнил Чимин. — Всех слуг Придворного Ким отправили в Бюро исполнения наказаний, поэтому меня прислали сюда заботиться о нём. — Хорошо, — кивнул Чимин. — Где же сам Придворный Ким? — Он в своей комнате. Я вас провожу. Слуга подскочил готовый помочь, но Чимин выставил вперёд руку, останавливая его. — Не нужно. Ты весь пропах дымом, если ты войдёшь во внутренние покои, этот запах ещё долго оттуда не выветрится. Чимин отвернулся, оставив слугу среди дыма, и пошёл к главным дверям дворца. Раньше бы его тут же встретили слуги, помогая снять верхнюю одежду и спрашивая, какой чай он предпочитает. Сейчас тут было пусто. Пройдя в приёмную, он услышал мелодию. Чимин почувствовал, как по его спине пробежала стая мурашек, в пустых комнатах эти далёкие звуки пугали его. Двинувшись дальше, он зашёл в спальню. Тэхён сидел на полу спиной к Чимину, напротив своей же кровати. Его длинные чёрные волосы были распущены и свободно струились блестящим водопадом по спине. На самом омеге было надето белое поминальное ципао без вышивки и украшений. Перед Тэхёном стоял гуцинь, звонкие струны которого омега перебирал пальцами. Рядом с ним, на алюминиевом подносе, стоял кувшин и две маленьких чаши, наполненные до краёв вином. Одна из них была для омеги, а другая для невидимого слушателя на кровати. — Через тысячу лет, через десять тысяч годов. Память чья сохранит нашу славу и наш позор? — тихо пропел Тэхён, нажимая на струны особенно сильно. — Но досадно мне то, что, пока я на свете жил, вволю выпить вина так ни разу и не пришлось! — В Запретном городе запрещено скорбеть по умершим, — тихо сказал Чимин. — Поминать можно только Его Величество Императора, вице-Императора и Вдовствующего вице-Императора. — Да, — прошептал Тэхён, не оборачиваясь. — Ты лучше всех знаешь дворцовые правила. Чимин грустно улыбнулся. — Выйди, — велел он Фэну, всё это время стоящему безмолвной тенью за его спиной. Слуга поклонился и послушно вышел. Чимин подошёл к Тэхёну и сел рядом. — А ты лучше всех знаешь стихи. И даже сейчас ты поёшь. Что это за песня? Я раньше её не слышал. — «Поминальная», её автор Тао Юаньминь — поэт династии Цзинь. Он до сих пор очень популярен среди простых людей. Ты представляешь, он сочинил эти стихи больше пятнадцати веков назад, но люди до сих пор читают их умершим, — омега тяжело вздохнул, проведя пальцами сразу по всем струнам сверху-вниз. Комнату огласила короткая переливчатая мелодия. — Запомнит ли нас хоть кто-то? Будет ли кто-нибудь помнить Ки Сюина, умершего на этой кровати? Чимин с ужасом посмотрел на Тэхёна. — Он умер на твоей кровати? — недоверчиво спросил он. Тэхён усмехнулся. — Теперь это его кровать. Я не осмелюсь больше спать на ней. Чимин внимательно оглядел омегу рядом с собой. Сам Тэхён не сильно изменился с их последней встречи. Его тело не исхудало, волосы блестели, на лице цвёл очаровательный румянец. Омега был абсолютно здоров, только в глубине чёрных глаз появилась какая-то пугающая Чимина эмоция. Он не сразу понял, что это была злость. Она словно чёрный уголь, горящий среди непроглядного дыма, тлела красной искрой глубоко внутри Тэхёна, ожидая, когда лёгкий ветерок раздует её до невообразимого пожарища. — Тэхён, я пришёл сказать, что я знаю, что ты не виноват и обязательно помогу тебе это доказать, — Чимин судорожно сжал в руках платок и сглотнул. — Я сейчас иду к Его Величеству, и я обещаю, что добьюсь его благосклонности и помогу тебе. Тэхён внимательно посмотрел сначала на лицо Чимина, а затем опустил взгляд на его руки. Задумчиво улыбнувшись, он встал и подошёл к резному столику, на котором стояла большая шкатулка, обитая красной тканью с вышитыми на ней ярко-жёлтыми хризантемами. Открыв её, он достал небольшой платок из белого шёлка. — Ты совсем его измял, — сказал Тэхён, указывая взглядом на зажатый в руках Чимина платок. — Вот, возьми. — Благодарю, — улыбнулся омега. Шёлк приятно струился между пальцами, напоминая Чимину прохладную воду. Расправив дорогую ткань, он улыбнулся ещё ярче. На платке были вышиты две ярко-оранжевые утки-мандаринки.