***
Песок поднимался из-под копыт тонконогой лошади, взлетая в воздух и окружая омегу облаком жёлтой пыли. Наездник, низко пригнувшись вёл лошадь галопом. Загон был небольшой из-за чего рыжему коню на каждом повороте приходилось вспахивать копытами землю, избегая столкновения с деревянными бортиками. — Я же приказал вам следить за тем, чтобы он не ездил галопом в загоне, — сказал Чонгук не скрывая раздражения в голосе. Стоящий рядом с ним евнух весь сжался, втянув большую голову в плечи и не смея поднять взгляд на императора, принялся извиняться. Омега, заметив наблюдающего за ним альфу, потянул за поводья, переводя лошадь на шаг. На Ли Ибо было тёмно-синее, под светом жаркого солнца почти чёрное, ципао с четырьмя разрезами: спереди, сзади и по бокам. Платье не украшала вышивка, зато выглядывающие из разрезов чёрные штаны были расшиты золотыми облаками и кудрявыми вихрями ветра. Его волосы были заплетены в простую косу, скрученную на затылке в тугой пучок. Ли Ибо, ловко перекинув ногу через спину лошади, спрыгнул с неё и, не выпуская из руки поводья, согнулся в поклоне, приветствуя императора. Чонгук махнул ладонью, подзывая омегу к себе. К омеге тут же подбежал евнух, забирая у него поводья и уводя лошадь. Омега тяжело вздохнул. Будто разделяя настроение своего хозяина, лошадь громко фыркнула и резко повела головой, останавливаясь и кидая осуждающий взгляд на Чонгука. Он всегда разлучал их слишком быстро. Евнух нетерпеливо дёрнул поводья, заставляя лошадь перестать сопротивляться и наконец скрыться в императорских конюшнях. — Ты совсем исхудал, — недовольно сказал Чонгук, оглядывая лицо омеги с грустными глазами и тяжело опущенными бровями. — Не люблю есть, — усмехнулся Ли Ибо, отряхивая руки от песка. — Мне больше по вкусу другие развлечения. Чонгук подхватил его усмешку. Омега дёрнул деревянную дверцу загона на себя и, когда та отказалась открываться, недовольно скривил остроскулое, несколько даже мальчишеское лицо. Усмешка на лице императора стала шире. Он потянул за лёгкую дверцу, отходя в сторону и позволяя Наложнику Мэй выйти из загона. — Благодарю, — произнёс Ибо. Он был выше почти всех омег в гареме, уступая Чонгуку в росте не больше чем на один цунь . Альфа провёл по его голове ладонью, приглаживая растрепавшиеся от конной езды волосы и склонившись к его уху, сказал: — Не стоит благодарить меня за такие пустяки. — Какие же это пустяки. Не будь вас здесь, я бы так и сидел в этом загоне, не додумавшись открыть дверцу в другую сторону, — засмеялся омега. Он огляделся в поисках своего слуги. Дэлун нашёлся возле самого входа в конюшни. Он стоял рядом с главным евнухом Ли и внимательно слушал его. Ли Ибо догадывался, о чём они говорят. Недовольно покачав головой, он снова посмотрел на императора и прищурив большие глаза спросил. — И почему же Ваше Величество решили посетить этого недостойного в этот раз? Чонгук пожал плечами и, прокрутив на пальце широкое кольцо из зелёного нефрита, сказал: — Хотел увидеть тебя и лично пригласить в свои покои этой ночью. Наложник Мэй приподнял брови. Выбившиеся из причёски пряди небрежно упали ему на глаза и щёки, бросая на лицо мрачные тени. Ли Ибо потянулся к императору, положил руки на его плечи и тихо так, чтобы слышал только альфа сказал: — Вы снова хотите скомпрометировать меня перед Вдовствующим вице-Императором? Чонгук положил руки на талию омеге, даже через несколько слоёв шёлка чувствуя проступающую через кожу нижнюю пару рёбер. Ли Ибо был просто непозволительно худ. Притянув Наложника Мэй к себе вплотную так, чтобы их силуэты слились в ворохе дорогих одежд, император опустил взгляд на его бледное уставшее, как казалось, от самой жизни лицо и вкрадчиво, так, чтобы было услышано каждое его слово, сказал: — Не Вдовствующему вице-Императору решать, что мне делать, — рука альфы огладила спину омеги вдоль позвоночника. Пальцы Чонгука пересчитали чужие позвонки, следуя от одного выступа к другому. Взгляд стал мрачным. Ли Ибо на несколько мгновений перестал дышать, уже зная, что за этим последует. — В последний раз предупреждаю, — подтверждая догадки омеги, начал император, — не начнёшь нормально питаться, я вышвырну всех твоих слуг из дворца! Наложник Мэй попытался отстраниться, но Чонгук не отпустил его. — Я ем, но худоба от этого не уходит, — прошептал Ибо, страдальчески сведя брови. Не добившись от императора снисхождения, он всплеснул руками и прислонился лбом к плечу альфы. — Организм такой. — Ложь. Чонгук знал, что Ли Ибо ему лжёт. Наложник Мэй вошёл в Запретный город пять лет назад и сразу же отличился от всех омег в Дальнем дворце. Он понравился императору и, тот решив не ждать перевернул его именную табличку в первые дни прибывания Ли Ибо в гареме. После чего слуги нашли Наложника Мэй в купальни с порезанными венами. Омегу удалось спасти, но в Запретном городе было запрещено совершать самоубийства. Если бы Чонгук следовал правилам, Ли Ибо ждал бы Холодный дворец, а всю его семью ссылка, но альфа решил не обнародовать преступление омеги и запретил кому бы то ни было в Запретном городе упоминать об этом. Чонгук позволил Ли Ибо избежать наказания и со временем смог выяснить причину столь отчаянного поступка. До того, как послать своего сына во дворец, отец Ибо говорил с седьмым кронпринцем Го — братом Чонгука — о возможном брачном союзе их семей. И хоть омегам запрещалось встречаться со своими наречёнными до свадьбы, как Чонгук мог догадаться, Ли Ибо не раз нарушал это правило. Он был влюблён в седьмого кронпринца и известие о том, что открылся набор в императорский гарем и он обязан пройти его, разбило омеге сердце. Если бы седьмой кронпринц Го поговорил с Чонгуком до того, как Ли Ибо был избран, император одобрил бы этот брачный союз. Но его брат молчал до самого конца, а потом, стоило омеге войти в Дальней дворец, женился на сыне высокопоставленного министра. После свадьбы седьмого кронпринца Чонгук больше не поднимал тему безответной любви своего наложника к другому альфе. Но вот не заметить, что Ли Ибо перестаёт есть и впадает в хандру только после больших праздников, где собирается вся императорская семья, Чонгук не мог. Годы шли, но раны на сердце Наложника Мэй после каждой встречи с седьмым кронпринцем Го продолжали кровоточить. Он совершенно терялся для всего остального мира, предпочитая проводить время либо с лошадьми, либо за чаркой вина. Они с Чонгуком так и не стали ни супругами, ни любовниками. У них было двое детей, но каждый из них появлялся после четырёх кувшинов горячительных напитков. Тогда двое уже не контролировали свои действия и, утомившись от долгих, раздирающих душу, разговоров о своей несчастной жизни, решали найти утешение друг в друге. Ли Ибо стал для Чонгука, как сказал бы поэт, чьё имя так сильно созвучно с именем омеги: «другом за чаркой вина, другом на лёгкую голову». Император приходил к нему только в минуты крайней душевной тоски и пил так, что не мог потом устоять на ногах. Именно из-за этого Вдовствующий вице-Император и не любил Ибо. Он считал такое поведение для омеги не допустимым и позорящим весь императорский род и, если бы не твёрдый приказ Чонгука не трогать Наложника Мэй, Цингун, давно бы публично выпорол омегу и выкинул в Холодный дворец. Но альфа не позволял этого сделать, поэтому всё, что оставалось Вдовствующему вице-Императору — бросать неодобрительные замечания и забрать подальше от пагубного воздействия такого «бестолкового папаши» своих внуков. В этом мнение Императора с его батюшкой полностью сошлось. Чонгук тоже считал, что из Ли Ибо получился довольно плохой папа, тем более для двух омег. Он отдал Пятого принца Сумина и Шестого принца Яньваня на воспитание Вдовствующего вице-Императора, но не запрещал Ли Ибо навещать своих детей. Чонгук был очень разочарован, когда понял, что Наложник Мэй совершенно не тянется во дворец Цынин — омега игнорировал существование детей, отдавая всего себя страданиям по не свершившейся любви. Почти всегда Чонгук считал это неправильным решением слабого человека, но порой, когда и на него нападала тоска, Ли Ибо оказывался крайне полезен. Император приходил к нему и, выпивая вино, разрешал говорить омеге без титулов и рангов, не соблюдая этикет и даже порой простые нормы вежливости. Сейчас тоска снова прокралась в сердце альфы. О чём знал и Чонгук, и прижимающийся к его плечу омега, но в их крови ещё не бурлила дурная хмель, из-за чего они не могли говорить прямо и откровенно. Нужно было дождаться ночи. — Я буду ждать тебя, — сказал Чонгук, отстраняя от себя Ли Ибо. Омега как-то осоловело моргнул, словно за эти несколько минут тишины успел уйти глубоко в себя и Чонгук своей фразой грубо выдернул его из размышлений. — Хорошо, — кивнул Наложник Мэй, всё ещё несколько потерянно гуляя взглядом по вышитой длинноусыми драконами груди императора. Ли Ибо встряхнул головой, позволяя ещё нескольким прядкам выбиться из закрученной на затылке косе и, наконец приведя мысли в порядок, растянул губы в полуулыбке-полуусмешке. — Тогда я жду, что вы угостите меня моим любимым абрикосовым вином. — Несомненно, — улыбнулся Чонгук, заправляя одну из выпавших прядок омеге за ухо. Переведя взгляд на вход в конюшни, он посмотрел на главного евнуха и громко крикнул. — Ли, хватит болтать, мы уходим. Главный евнух тут же закончил разговор с Дэлуном и уже через мгновение был рядом с Императором. Отвесив поклон сначала Его Величеству, а затем и Наложнику Мэй он растянул губы в вежливой улыбке и нараспев спросил: — Куда Ваше Императорское Величество пожелает отправиться теперь? — В зал советов, — ответил Чонгук и, распрощавшись с Ли Ибо молчаливым взглядом, покинул конюшни.***
— Книги, каллиграфия и чай, — протянул Тэхён, с громким звоном прикрывая фарфоровую пиалу круглой крышечкой с навершием в виде цветка лотоса. — Какая скука! За последние недели эти три занятия, и правда, стали для него единственным развлечением. Сначала он пытался выходить в сады и посещать с Чимином чаепития, устраиваемые императорскими омегами, но однообразные темы о нарядах и цветах, смешанные с многозначительным молчанием, возникающим каждый раз стоило кому-то кинуть на него взгляд, быстро надоели Тэхёну. Он пытался снова начать учиться игре на гуцине, чтобы разбавить поселившуюся в его комнатах скуку, но и это занятие больше не увлекало его. Мир растерял все свои краски, стал серым и однообразным. Дэмин, находящийся всегда рядом с ним, ещё больше нагнетал обстановку, каждый день напоминая Тэхёну о том, что за всё это время император ни разу не перевернул его именную табличку. Евнуха сильно волновало столь подвешенное состояние его господина и успокаивало только то, что Благородного Супруга Мин Его Величество также отказывался посещать. Тэхён знал, что император приходит к Чимину каждый четвёртый день недели — это была их с Супругом Пак традиция, которую Его Величество ещё ни разу не нарушал. Альфа не всегда мог остаться на ночь, но неизменно посещал дворец Лунного сияния каждый четверг или вызывал Чимина к себе. Дэмин много раз пытался уговорить Тэхёна выйти из своих комнат и хотя бы поприветствовать Его Величество, но омега упрямо отказывался встречаться с Чонгуком. Император также обходил его комнаты стороной. — Вы поступаете глупо, — уже даже не стараясь подбирать выражения, упрекал его Дэмин, вытирая пыль со стоящего на высокой подставке у стены гуциня. Он случайно задел струны и по комнате разлился короткий глубокий звон. — Хотите вы того или нет, но вам придётся прожить в Дальнем дворце всю свою жизнь, и вы должны смириться с тем, что Его Величество часто будет поступать не так, как вам бы хотелось, господин. Вы должны научиться первым идти на примирение. — Если я уступлю один раз, мне придётся уступать всегда, — ответил Тэхён, разглядывая мысы своих туфель. Он сидел на неудобном, осточертевшем ему каждым своим изгибом кресле и напряжённо сжимал одной рукой угол подушки. Упрёки Дэмина обижали омегу, проникали колючими иглами прямо в сердце и изматывали его болью. Тэхён судорожно выдохнул, стараясь подавить в себе чувство тоски. Если бы Тэхён любил альфу, возможно тогда он смог бы найти в себе силы проглотить обиду и ради их отношений сделал бы первый шаг навстречу. Но любви не было. Если бы он точно знал, что император сможет обеспечить ему безопасность, омега пошёл бы мириться, чтобы сделать свою жизнь в Дальнем дворце легче. Но теперь Тэхён понимал — близкие отношения с Его Величеством навлекут на него только ещё больше неприятностей. — Этот человек того не стоит, — прошептал Тэхён и прикусил щёку изнутри зная, что Демин не сможет проигнорировать его слова. Начинать новую ссору не хотелось, но ещё больше не хотелось чувствовать себя лишь способом достижения хорошей жизни. Дэмин всегда был откровенен с ним. Ещё в день их знакомства он чётко обозначил свою цель и Тэхён пообещал помочь ему достичь её. Евнух же взамен отдавал ему себя, свои знания, связи и верность. Сейчас же Тэхён терял всё, чего они смогли добиться за эти долгие месяцы борьбы, а Дэмин никак не мог это остановить. Он имел право злиться. Тэхён открыл глаза и посмотрел на евнуха. Тот, словно почувствовав его взгляд, медленно обернулся. На лицо Дэмина набежала тень. Тяжёлые брови сошлись над переносицей, в глазах блистала злость. Состояние, в котором они находились вместе с Тэхёном последние недели очень напоминало ему время, которое он был вынужден провести в Бюро исполнения наказаний. Во дворце Лунного сияния не было крыс, да и еда не пахла плесенью, но неопределённость, повисшая над ними, безумно раздражала, натягивая и так потрёпанные нервы до боли. Единственным человеком, который мог остановить этот затянувшийся кошмар был Тэхён, но он предпочитал упиваться собственной гордыней и молча сдавать с таким трудом занятые позиции. Дэмина день за днём разъедала беспомощная злоба генерала, вынужденного наблюдать за тем, как глупый король отдавал врагу завоёванные кровью и смертью земли. — А вы как хотели? — больше не находя в себе сил молчать, прошипел Дэмин. — Он Император! И у него есть целый гарем более сговорчивых омег. Так зачем ему тратить время на такого, как вы? Тэхён дёрнулся, словно его ударили. Под грудной клеткой, скрытой дорогими шелками, завозилась боль. Пальцы судорожно вцепились в подушку. Омега чувствовал, как его ногти проникают под изящную вышивку, натягивая разноцветные нити и безжалостно портя рисунок. — Выбирай выражения, Дэмин! — только небеса знали, как трудно было Тэхёну вытолкнуть из судорожно сведённого горла эти три слова. Дышать становилось тяжело, тело застыло, превратившись в каменную статую. Тэхёну нельзя было потерять Дэмина. Тэхёну нельзя было его отпускать. Им нельзя было идти разными дорогами. Но, чем больше Дэмин злился, чем язвительнее становились его речи, тем меньше Тэхён чувствовал в себе сил удерживать его. Иногда хотелось просто разжать руку и отпустить до боли натянутые верёвки. Дэмин мог бы служить Чимину. Тэхён был уверен, что, если бы попросил Супруга Пак дать евнуху хорошую работу и быть снисходительным к нему, тот бы не отказал ему. Возможно, так Дэмин смог бы достичь желаемой им хорошей жизни. Всё-таки у Чимина было намного больше шансов достичь высокого положения в Дальнем дворце, чем у Тэхёна. Омега встал с кресла, разжимая пальцы и позволяя истерзанной подушке упасть на пол. Он сделал три шага к Дэмину, сокращая расстояние между ними до минимума, и запрокинув голову так, чтобы глядеть евнуху в глаза, бледными от напряжения губами произнёс: — Чем, по-твоему, я буду отличаться от всех этих омег, если после того, как Император позволил меня публично унизить, побегу мириться? Кем я стану? По взгляду Дэмина Тэхён понял, что тот не собирается его жалеть. Впервые он был не на его стороне и осознание этого отдавалось мучительной болью по всему телу. Евнух нервно дёрнул уголком губ. Пальцы его рук подрагивали, будто он боролся с желанием сжать их в кулаки. — Вы станете разумным человеком, господин, и наконец прекратите быть маленьким капризным ребёнком! — зло отчеканил Дэмин, не обращая внимание на то, как резко побледнел омега и как его расширенные от удивления глаза потеряли свой блеск. — Хватит страдать и жалеть себя. Это выглядит жалко! Пылкую речь Дэмина прервал громкий, разнесшийся по небольшой гостиной оглушительным звоном, звук пощёчины. Голова евнуха мотнулась в сторону, а Тэхён поморщившись от боли в ладони встряхнул рукой. Золотая защита для ногтей, усыпанная тяжёлыми самоцветами, соскочила с его пальца и с глухим ударом утонула в ворсе ковра. Тэхён моргнул. Защиты для ногтей были тяжёлыми. Когда Тэхён только пришёл в Запретный Город, чтобы привыкнуть к ним ему понадобилось много времени. А также они были острыми. По-настоящему острыми. Тэхён судорожно выдохнул, глаза защипало от подступивших слёз. Он медленно поднял голову и посмотрел на Дэмина. Перед глазами всё расплывалось, но даже это не помешало омеге увидеть кровь на его лице. Евнух молча наблюдал за тем, как по щекам, с которых совсем недавно полностью сошли синяки, покатились слёзы. Прозрачные дорожки быстро испещрили белую кожу. Лучи закатного солнца падали на них и Дэмину казалось, что вовсе не его лицо измазано кровью. Он вдруг вспомнил, в каком ужасном состоянии Тэхён прибывал чуть больше месяца назад. Евнух почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Тэхён был совсем маленький и выглядел настолько хрупким, что казалось тронь его и он весь пойдёт трещинами и рассыплется. Дэмин не должен был требовать от него столь многого. « — Ты моя удача, Дэмин. Моя самая главная драгоценность. Моя сила и моя слабость. Не покидай меня никогда!» И уж тем более Дэмин не должен был отворачиваться от него сейчас, когда Тэхён находился в таком нестабильном состоянии. Он никогда не должен отворачиваться от него. Евнух вздрогнул всем телом, по его щеке медленно сползали капли крови пачкая шею и воротник халата, но он не чувствовал боли от царапин. Всё перекрывало чувство горькой, сводящей горло в судорожном спазме, вины. Ноги Дэмина ослабели, и он упал на колени. Тэхён не двинулся с места, лишь чуть наклонил голову, не отводя наполненных слезами глаз от евнуха. — Мне жаль, — эти два слова упали неподъёмным камнем на плечи Дэмина. Он опустил голову, не находя в себе сил посмотреть на омегу. — Мне тоже жаль, Дэмин, — ответил Тэхён. Рядом с евнухом на мягкий ковёр опустился шёлковый платок. Дэмин скорее почувствовал, чем услышал, что омега ушёл. Без него комната стала совершенно холодной и пустой. Малиновый свет заката, заливающий гостиную через бумажные окна, поблек и посерел. Мир, окружающий Дэмина, лишился цветов, звуков и запахов. Чувства растворились в небытие. Евнух сжал в дрожащих руках белоснежный платок на самом краешке которого были вышиты две утки-мандаринки с переплетёнными шеями. По лицу Дэмина прошла рябь боли и он, наконец, понял, что никакая жизнь для него не будет хорошей, если в ней он не сможет быть рядом с Тэхёном. Его одиночество нарушил тихий шелест одежды, раздавшийся от двери — гостиная была сквозной и имела два выхода. Один вёл в спальные комнаты, а другой в коридоры, через которые можно было выйти в главные комнаты. Именно оттуда приходили слуги дворца Лунного сияния. Тэхён не позволял им оставаться в своих покоях дольше положенного, поэтому в отведённых омеге комнатах чаще убирался либо сам Дэмин, либо Тэхи. Евнух повернул голову, встречаясь взглядом с невысоким омегой в голубом ципао. Он стоял, опираясь плечом о косяк двери, а на его круглом широкоскулом лице цвело насмешливое выражение. Поняв, что Дэмин наконец обратил на него своё внимание, омега медленно поднял руки и, поправив театральным жестом рукава, сделал несколько хлопков. — Прекрасная постановка, Дэмин! — засмеялся он. — А сколько чувств, экспрессии, эмоций! Никогда не думал, что увижу тебя в таком амплуа. Честно говоря, роль несчастного влюблённого тебе не очень идёт. На мой вкус, ты немного переигрываешь. — Шуюань, — устало выдохнул евнух, вставая на ноги. Он расправил скомканный Тэхёном платок и постарался аккуратно, не измазав белую ткань собственной кровью, сложить его. Все чувства, охватывающие его душу несколько минут назад, в одно мгновение были спрятаны за непроницаемой маской равнодушия ко всему живому. Дэмин расправил плечи и, окинув омегу пустым взглядом, спросил. — Что тебе нужно? Шуюань подошёл к нему, и походка его выглядела настолько воздушной и плавной, что казалось будто ноги омеги и вовсе не касаются земли. Дэмин, не настроенный на мирный диалог, подумал, что в борделях способны научить и не такому. — Привыкай, Дэмин, я теперь буду здесь частым гостем, — протянул он, вырывая из рук евнуха так любовно сложенный им платок. Дэмин дёрнулся, в попытке отобрать украденную вещь, но омега, словно тень ускользнул от него, оказавшись рядом с креслом, в котором ещё несколько минут назад Тэхён пил чай, и плавно опустился в него. — Что ты себе позволяешь? — даже не стараясь скрыть своего возмущения, воскликнул Дэмин. В его покрасневших от недавних страданий глазах засверкала ярость. — Присядь и мы с тобой спокойно поговорим, — евнух хотел сказать, что скорее за шиворот выкинет несносного слугу из выделенных Тэхёну комнат, но следующие слова Шуюаня заставили его поумерить свой пыл. — Меня прислал вице-Император. Дэмин медленно сел в кресло напротив омеги, кинув мимолётный взгляд на оставленную Тэхёном на столике между ними недопитую чашку чая. Крышечка на пиале одиноко поблескивала в малиновых лучах закатного солнца. — Какой непонятной магией обладают эти слова. — продолжая усмехаться, сказал Шуюань. — Стоит мне где-либо упомянуть вице-Императора, как жизнь сразу же становится проще. — Почему вице-Император прислал тебя сюда? — нетерпеливо спросил Дэмин, мрачным взглядом наблюдая за тем, как омега расстилает на своих коленях платок Тэхёна. С одиноко свисающего уголка на евнуха грустно смотрели утки-мандаринки. — Вице-Император очень обеспокоен тем, что несколько недель назад произошло во дворце Императорских пионов. Он хочет помочь твоему господину вернуть благосклонность Его Величества. За этим и послал меня сюда. — Я не понимаю, — покачал головой Дэмин. От пережитых эмоций его виски начинало ломить, а мысли путались, мешая ему сосредоточиться на их разговоре. — Зачем это вице-Императору? — А тебе и не нужно понимать, — Шуюань потянулся, словно кот, пригревшийся на солнышке, и оглядел столик. На нём кроме вазы с жёлтыми хризантемами и полупустой чашки больше ничего не стояло. Отсутствие традиционных сладостей к чаю, которыми можно бы было угоститься без спроса, заметно разочаровало его. — Вице-Император в первую очередь всегда заботится о гармонии в Дальнем дворце. Но один небезызвестный Благородный Супруг уже много лет нарушает эту гармонию. После случившегося с Благородным Господином Ким, Его Величество больше не намерен терпеть самоуправство этого омеги, и он очень надеется, что твой господин поможет ему уничтожить Благородного Супруга Мин. Но по тому, что я сегодня увидел, — он взмахнул рукой, указывая на разбитое лицо Дэмина. — Благородный Господин Ким вовсе не настроен на борьбу. — Он сейчас несколько потерян, — попытался оправдать своего господина евнух. — С его лица совсем недавно сошли ужасные синяки, но эмоционально Благородный Господин Ким всё ещё не пришёл в себя. — Да неужели? — хмыкнул Шуюань. — И дело вовсе не в том, что он юнец, возомнивший себя выше Его Величества? Эти слова заставили Дэмина нервно сжать подлокотники кресла, но он сдержался, обронив лишь два слова: — Это клевета. — Тогда, как он смеет злиться на Великого Сына Неба и обвинять его в несправедливости? Глаза Дэмина предупреждающе сверкнули. — Я напомню тебе, Шуюань, — начал он, понизив голос. — Ты находишься во дворце Лунного сияния, а не во дворце Земного спокойствия. Твой господин далеко и не сможет защитить тебя от наказания за оскорбление императорского омеги. Лёгкая улыбка осветила лицо омеги. Он, крайне довольный изменившимся тоном их беседы, откинулся на спинку кресла и, словно маленький ребёнок, закачал в воздухе ногами. — Вот теперь я узнаю старого доброго Дэмина, — рассмеялся Шуюань и, подавшись вперёд, облокотился локтями о стол. — Теперь мы можем поговорить на серьёзные темы. Сегодняшний вечер опустошил Дэмина, поэтому он, даже не пытаясь выдавить из себя эмоции лишь сухо кивнул и сказал: — Говори. — Благородный Господин Ким, как я успел заметить, очень своенравный, — начал омега. — И весьма сложный. Его не запугаешь Холодным дворцом или вечным отчуждением Его Величества, потому что он настолько смел, что смеет черпать так нужную всем омегам ласку и восхищения своей красотой от слуг, а возможно и не только от слуг. — Да как ты смеешь! Вся апатия вмиг слетела с Дэмина. Он подскочил с кресла, уставившись на Шуюаня сверкающими бешенством глазами. — О, прекрати! — повысил голос омега. — Я не желаю твоему господину зла! Наоборот, я даже восхищаюсь им. Иметь смелость отстаивать свою независимость в столь юном возрасте, когда все вокруг, даже самые близкие люди, — тут он многозначительно посмотрел на Дэмина. Евнух медленно опустился обратно в кресло, приняв решение выслушать Шуюаня, какие бы оскорбительные вещи не слетали с его порочных губ. — Пытаются убедить его в том, что он ошибается. — Это много стоит, — продолжил омега. — Теперь я понимаю почему Император обращает на него столь пристальное внимание. И знаешь, что, Дэмин, я посоветую тебе больше никогда не давать Благородному Господину Ким столь вредных советов. Потому что пока он так юн, ты, конечно, сможешь переломить его и превратить в такую же покорную посредственность, как и все остальные омеги Дальнего дворца, но не думал ли ты, что тогда он прекратит нравиться Императору? Весь его шарм, та самая влекущая Великого дракона искорка пропадёт, и он станет лишь тенью себя прежнего. Кем я стану? Вопрос Тэхёна звоном разбитого стекла прозвучал в голове у Дэмина. Если омега, как и советовал ему евнух будет постоянно идти на уступки, переступать через себя, свою гордость, давить в себе боль и тоску, то со временем он превратится в… Шуюань был прав. Это будет уже не Тэхён. Тень — самое верное определение. Одна из многих в этом дворце. Тень в ярких шелках и блестящих украшениях. — Я понял тебя, — евнух покорно кивнул. — Но у Его Величества тоже сложный характер. Он не придёт первым. — Придёт. Дэмин усмехнулся. — Откуда такая уверенность, Шуюань? — Всё просто, — омега провёл тонкими пальчиками по уткам-мандаринкам, вышитым на платке Тэхёна. — Омеги гарема. На самом деле, они не так просты. Они нужны императорскому роду для рождения наследников, но их жизнь не начинается и не заканчивается детьми. За многими из них стоят могущественные кланы Поднебесной, которые преследуют собственные цели. Его Величество должен находить покой в гареме после решения сложнейших дел государства, после предательства собственных чиновников и бедствий обрушившихся на миллионы людей в этой стране. Но он не может этого сделать, потому что, когда-то он тоже был сыном Императора и рос в таком же гареме. Он знает, что абсолютно каждый омега здесь имеет свои мотивы и не может никому доверять. Его Величество так сильно любит Благородного Супруга Мин не потому, что он хороший человек, а потому что он единственный в этом дворце, кто настолько сильно предан ему, что готов отречься от интересов собственной семьи, если это будет нужно Императору. Но и у Благородного Супруга Мин есть свои недостатки. Дэмин заинтересованно склонил голову, внимательно впитывая в себя каждое произнесённое Шуюанем слово. — Его склочный характер осточертел Императору, — грубо произнёс омега. — Он устал от постоянных скандалов и смертей. Его Величество больше не находит покоя рядом с ним, а значит Благородный Супруг Мин постепенно теряет основное своё преимущество. — Как всё это касается моего господина? — спросил Дэмин, очень сомневаясь, что рядом с вечно неспокойным Тэхёном император может находить покой. — Возможно, Его Величество видит в нём потенциал, — пожал плечами Шуюань. — Возможно, им движет простой инстинкт завладеть тем, что само не идёт в руки. Император всё же альфа. Но на самом деле ничего из этого не имеет значение. Главной нашей проблемой сейчас является вовсе не Император, и не Благородный Супруг Мин. Проблема в твоём господине, Дэмин, — омега тяжело вздохнул и его лицо приобрело крайне серьёзное выражений. Строгость, появившаяся в его взгляде, тут же прибавила ему не меньше десятка лет. — Благородный Господин Ким сам не позволяет себе проникнуться тёплыми чувствами к Императору, возводя в абсолют все плохие поступки Его Величества и совершенно не замечая хороших. Дэмин моргнул. Он никогда не смотрел на ситуацию с этой стороны, но сейчас, сказанные Шуюанем слова заставили его вспомнить, как легко для Тэхёна было злиться на Его Величество и как ярко он вспыхивал, когда хотел его обругать, в то время, как все императорские подарки и проявления благосклонности всегда воспринимались им очень сдержанно и, Дэмин даже мог сказать скупо. — Зачем он это делает? — поражённый от сошедшего на него озарения, спросил Дэмин. — А почему ты греешь руки у огня, а не суёшь их прямо в пламя? — вопросом на вопрос ответил омега. — Потому что знаешь, что будет очень больно. — Неужели он боится полюбить его? — удивлённо спросил Дэмин. А затем, словно сам же отвечая на свой вопрос, прошептал. — Боится полюбить альфу, у которого целый гарем более сговорчивых омег. — В какой-то степени я понимаю его, — вздохнул Шуюань, сворачивая платок так, чтобы утки-мандаринки скрылись под белоснежной тканью. — Перед его глазами разворачивается довольно трагичный пример. Благородный Супруг Мин страдает и как бы твой господин не ненавидел его, он это видит и вряд ли хочет повторить его судьбу. В комнате на какое-то время установилась тишина. За окнами догорал закат и на дворец Лунного сияния начали спускаться сумерки. На улице громко стрекотали сверчки, отдалённо слышались голоса заканчивающих работу слуг. — Но как бы то ни было, чтобы исполнить приказ вице-Императора мне нужно помочь твоему господину набраться храбрости и уничтожить Благородного Супруга Мин. — А что будет потом? — прикрыв глаза спросил Дэмин. Его голос сделался каким-то глухим и тревожным. — Что вице-Император сделает с моим господином после того, как с его помощью избавиться от Благородного Супруга Мин? — К тому времени у Благородного Господина Ким, если он достаточно умён, будет высокий титул и, возможно, дети. Его жизнь в Запретном городе больше не будет жалкой. Последнее слово, казалось дёрнуло каждый нерв в теле Дэмина. Шуюань, заметив реакцию евнуха, усмехнулся. Всё же это были не его слова. — Я тебя понял. — Дэмин склонил голову. Его тело было напряжено, лицо помрачнело. — Но как ты себе всё это представляешь? У вице-Императора есть план? — План всё тот же, появились лишь небольшие поправки, — заметив вопросительный взгляд евнуха, омега продолжил. — Мы должны заставить Юнги убить ребёнка Благородного Супруга Сун. — Ты думаешь этого будет достаточно? — спросил евнух, скептически приподнимая брови. — Я надеюсь — Шуюань неуютно поёжился и Дэмин не был уверен, что в этом была виновна проникшая в комнату весенняя прохлада. — Но, если для того, чтобы Его Величество отказался от хозяина дворца Небесной ценности нам придётся заставить Благородного Супруга Мин утопить в крови весь Дальний дворец, вице-Император готов сделать это.***
Во время нахождения двора в саду Совершенства и Чистоты император проживал во дворце Разума и гармонии. До появления дворца Императорских пионов, этот дворцовый комплекс был самым большим в летней резиденции. Его четырёхскатные крыши блестели золотой черепицей и были украшены огромными драконами, оплетающими своими длинными хвостами красные колонны. У главных ворот стояли каменные львы. Их огромные клыкастые пасти были угрожающе раскрыты, пугая в ночной темноте наиболее впечатлительных слуг. Наличники на окнах были украшены искусной резьбой, расписанной не менее искусными мастерами. Сам дворец окружал небольшой сад с фонтанами и беседками. Внутреннее убранство комнат не уступало роскоши главного дворца Запретного города. Стены здесь украшали картины и драгоценные гобелены, мебель была сделана из красного дерева, в каждой комнате стояли небольшие столики, выделенные специально под фарфоровые вазы со сложной росписью — император имел к ним необъяснимую слабость. В этих вазах никогда не стояло цветов. Они сами по себе служили прекрасным украшением любого интерьера. Бирюзовая зала, в которой Его Величество решил провести этот вечер, была почти вся задрапирована лёгким шёлком, украшенным вышивкой бамбука. У стен стояли большие напольные фонари, а в центре комнаты на зелёном пушистом ковре, столик на низких ножках. Император лежал на подушках, устало запрокинув голову назад и вертел в руках пустую чарку из бледно-зелёного нефрита. Напротив него, оперевшись локтями о столик, сидел Наложник Мэй. Он с интересом рассматривал разморённого после тяжёлого дня и двух кувшинов вина альфу. Волосы омеги были совсем расплетены, спадая чёрными волнами по плечам и спине, ципао чуть сбито на бок и задрано до колен, открывая вид на нижние штаны. Но Ли Ибо казалось совсем не обращал внимание на свой непотребный внешний вид. Он был полностью расслаблен и доволен жизнью. — Твой отец сегодня меня расстроил, Ибо, — вдруг сказал император, поднимаясь с шёлковых подушек и устремляя свой взгляд на омегу. Наложник Мэй с интересом склонил голову. — Мой отец глубоко уважает Ваше Величество, — произнёс он, забирая у альфы пустую чарку и наливая в неё вина. — Он не мог намеренно вас оскорбить. Должно быть, это была случайность. — Случайность, — Чонгук пьяно хмыкнул. — Провинция Цзяннань понесла большие убытки из-за возникших там восстаний. Поддельных восстаний! — воскликнул альфа, залпом выпивая вино и с силой ставя нефритовую чарку на стол. Кувшины с вином громко зазвенели, потревоженные таким грубым обращением. — Я оповестил твоего отца, что хочу снять с этой провинции национальный налог в этом году, на что услышал, довольно грубый ответ. Главный министр финансов решил напомнить мне, что Император Канси издал указ о снятии налогов только на сорок девятом году правления, а я правлю всего девять лет! Разве это не оскорбление? — Возможно, мой отец беспокоится о… — Хватит, — перебил Наложника Мэй Чонгук, повелительно махнув рукой. — Конечно, ты будешь защищать семью. — Я просто не хочу вмешиваться в государственные дела, Ваше Величество. Это ведь так скучно! — засмеялся Ли Ибо и ловко перевёл тему. — Вы лучше расскажите, какая безнадёга привела вас ко мне? — А ты не догадываешься? — спросил Чонгук, пододвигаясь к столу. Перед ним стояло три кувшина с вином, и он с видимым трудом пытался выбрать, какое из них выпить на этот раз. — Вы правы, сложно не понять, что же случилось. За последнее время вы обошли весь гарем, показательно игнорируя дворец Императорских пионов и комнаты дворца Лунного сияния, где проживает Благородный Господин Ким. Я, кстати, имел честь недавно разговаривать с ним, — будто невзначай обронил Наложник Мэй. Альфа отвёл взгляд от кувшинов и внимательно посмотрел на омегу. — И как он тебе? — спросил Чонгук. — На редкость замкнутый омега, — пожал плечами Ли Ибо. — Сам себе на уме. — Как ты считаешь, он похож на Юнги? Наложник Мэй моргнул, не сразу находясь с ответом. Его тяжёлые брови опустились ещё ниже, делая выражения лица глубоко задумчивым. Тени от покачивающегося шелка, то падали на его фигуру, то отступали. — Любой омега станет похож на Благородного Супруга Мин, если вы начнёте его так же баловать и спускать всё с рук, — прямо ответил Ли Ибо, поднимая взгляд своих чёрных упрямых глаз на императора. Альфа усмехнулся. — Значит, во всём виноват я? Вопрос был с подвохом, но бушевавшее в крови вино позволило Наложнику Мэй ответить честно. — Когда Благородный Супруг Мин нарушил правила Дальнего дворца один раз — это была его вина, но, когда он сделал это во второй раз, вина уже лежит на том, кто не наказал его после первого проступка. Если хотите знать моё честное мнение, — Ли Ибо замолчал, давая альфе время решить, хочет ли он слышать продолжение. Чонгук кивнул. — Может быть, характер Благородного Господина Ким и схож с характером Юнги, но вы ещё ни разу не спустили ему ни одного проступка. Я бы даже назвал ваши наказания излишне жестокими, поэтому нет, Тэхён не похож на Благородного Супруга Мин. — Жестокими, — задумчиво протянул альфа. — Возможно, ты и прав. Он не заслужил всего того через что ему пришлось пройти. Перед его глазами возникло разбитое лицо Тэхёна и его склонённая голова, когда он стоял на коленях и просил у Юнги прощение. Жестоко. Наверно это было единственно верное слово, описывающее эту сцену. — Впрочем, вас тоже можно понять, — продолжил свои размышления Ибо. — Рядом с Юнги стоит Чон Хосок, который совсем недавно подавил восстание. Разве могли вы после этого обидеть его брата? Государственные дела превыше всего. — Государственные дела превыше всего, — глухим эхом повторил Чонгук. — И всё же это было жестоко. Хмельные мысли и чувства путались в альфе, превращаясь в плотный клубок вопросов. Казалось, потяни за торчащую ниточку, и он вместо того, чтобы распутаться, затянется тугим узлом и сведёт сердце колющей болью. Возможно, Чонгук ошибся, посчитав Тэхёна отражением Юнги и подсознательно приписав ему чужие пороки. Возможно, на этот раз он зашёл слишком далеко. Сейчас альфа не понимал, знал ли он Тэхёна или, смотря на него через призму своих ошибочных суждений, так и не смог разглядеть его истинную суть. Что он знал о Тэхёне Гойханьгоро? Омега был упрямцем, любил веера и книги, знал наизусть все стихи Ли Бо, долго помнил обиды и не умел легко прощать. Был смелым, знал о том, насколько он красив, ставил удовлетворение своего любопытства выше правил, не стеснялся собственных желаний, болезненно воспринимал любые упрёки. Обожал Ма Чиу, сделанные на кухне дворца Земного спокойствия. Альфа до боли в сведённых судорогой пальцах сжал нефритовую чарку, а затем с силой швырнул её в стену и резко поднялся на ноги. Наложник Мэй вздрогнул. — Ваше Величество? — Ли Ибо встал, с беспокойством подходя к императору. — Что-то случилось? Чонгук лишь покачал головой, притянув к себе омегу и коснувшись своими губами его лба в целомудренном поцелуе. — Всё в порядке, — прошептал альфа, обдавая лицо Ибо хмельным дыханием. — Но мне нужно идти.