***
Во дворце Лунного сияния Чимин отдал Тэхёну намного больше комнат, чем полагалось его статусу. Ему принадлежала вся восточная часть дворца, включающая в себя семь комнат, четыре из которых были гостиными, а три разной величины спальнями. Шуюань догадывался, что омега, полюбивший самый отдалённый дворец в Запретном городе и здесь останется верным своим привычкам и поселится в дальние покои. Спальня была типичной для императорских дворцов, большой комнатой, разделённой на две части арочным проходом. Проход этот был прикрыт занавесью нитей с бусинами и ажурным шёлком, сейчас закреплённым по обе стороны от входа. Передняя часть комнаты больше напоминала малую гостиную. В её центре стоял круглый стол, окружённый небольшими табуретами, у стены стоял массивный комод с расписными дверцами. Над ним висела большая картина с пейзажем. По обе стороны от входа во внутреннюю часть спальни на высоких трёхногих подставках стояло две курильницы в виде запрокинувших головы журавлей. Из их длинных чёрных клювов лились кудрявые струйки дыма. Шуюань втянул носом воздух. В комнате пахло свежескошенной травой, переплетённой со сладким запахом фруктов. От этого аромата на языке почувствовалась знакомая цитрусовая кислинка, словно все запахи, которые Шуюань сейчас слышал, когда-то были вкусом. Омегу охватили чувство потерянности, будто и покои, и их хозяин уже с порога пытались запутать его. Шуюань прошёл к проходу во внутренние комнаты и откинул нити бусин. В дальней части покоев самым главным предметом мебели была кровать из розового дерева. Ложе было закрыто, ограждённое от всей остальной комнаты тремя спинками с искусным орнаментом. Переднюю часть кровати украшал закреплённый на двух столбиков сиреневый полог. Он спадал ажурными волнами вниз, достигая золотой бахромой пола. Рядом с кроватью стояла шестистворчатая ширма, сейчас полностью закрытая. Шуюань обратил внимание на первую раму, за которой прятались все остальные. Уже по ней можно было угадать, что на ширме была изображена реплика картины Гу Кайчжи «Фея реки Ло». Настоящая картина была больше полутора чжан длиной, и повествовала о неожиданной встрече поэта с прекрасной нимфой. Это чудесное видение настолько сильно запало в его сердце, что, когда оно исчезло печаль, завладевшая поэтом, была неизмеримой. Третьим и последним предметом мебели в дальней части спальни было трюмо из красного дерева с золотой отделкой. Тэхён сидел напротив него и внимательно вглядывался в своё отражение. Весь столик был заставлен вытащенными из множества ящичков шкатулками и коробочками с косметикой. — Гримировать лицо, чтобы скрыть его. Прятать эмоции за толстым слоем пудры, а чувства за строго подведёнными бровями, — произнёс Шуюань, подходя ближе и обозначая своё присутствие. Тэхён не обернулся, лишь стрельнул глазами в отражение, а затем вернулся к разглядыванию своего лица — красивого, цветущего юностью, но покрытого отпечатком тоски. — Тебя прислал Супруг Пак? — спросил омега, складывая мягкий платок и нанося на него цветочное масло. — Нет, не он, — ответил Шуюань, наблюдая за тем, как Тэхён снимает с себя макияж. — Почему ваших слуг нет рядом, господин? Позвольте мне помочь вам. Шуюань подошёл ближе. Тэхён чуть развернулся к нему, позволяя омеге забрать платок и провести им по своему лицу. — Я отослал их, — выдохнул он, прикрывая глаза и откидываясь на спинку стула. Изогнутая резьба неприятно впилась Тэхёну под лопатки, и омега поморщился. — Кто же тебя прислал, если не Чимин? — Его Величество вице-Император, — честно ответил Шуюань, тут же встречаясь с напряжённым взглядом распахнутых в удивлении глаз. — Что? — спросил Тэхён, отстраняя от своего лица руки слуги. Он весь как-то сжался и побледнел. Отпечаток меланхоличной тоски слетел с лица омеги, тут же сменяясь живым волнением. Поняв, как неуважительно прозвучал его вопрос, Тэхён громко сглотнул и, приведя мысли в порядок, почтительно спросил. — Что угодно Его Величеству? Шуюань усмехнулся. Взгляд его, устремлённый на императорского омегу, стал задумчивым. — Его Величество не желает вам зла, господин, — сказал он, успокаивающе проведя платком, смоченным в масле по щеке Тэхёна. На ткани остался белый след рисовой пудры. — Он хочет сделать вас счастливым. — О чём ты говоришь? — Тэхён снова отстранился от настырных рук слуги. В его закрытой напряжённой позе всё ещё читалась настороженность, а в глазах блестел страх. Неизвестность тяжёлой змеёй сворачивалась в груди омеги и давила на лёгкие, не позволяя свободно дышать. Шуюань покачал головой. На лице его проступило выражение крайней усталости и осуждения. Сейчас он видел, что Дэмин вовсе не преувеличивал, когда пытался его убедить в том, что Тэхён не готов к серьёзному разговору. Но у Шуюаня не было времени ждать. За последние недели император обошёл покои всех омег, приехавших в сад Совершенства и Чистоты вместе с ним. Стороной он обходил лишь дворец Императорских пионов и восточные комнаты дворца Лунного сияния. Игнорировал лишь двух омег в своём гареме — Благородного Супруга Мин и Благородного Господина Ким. Шуюань понимал, что, если император не оставался надолго в покоях любого из своих омег, это означало, что он нигде не находил утешения, и если уж он пошёл к Наложнику Мэй, то тоска, захватившая альфу стала совсем невыносимой и скоро Его Величество сам разорвёт этот порочный круг. Всё решит лишь то, кого он выберет, кому сдастся и придёт сам. — Благородный Господин Ким, прошу вас, послушайте меня внимательно, — осторожно начал Шуюань. — Его Величество вице-Император знает о том, что случилось во дворце Императорских пионов и очень сочувствует вам. Он считает, что Благородный Супруг Мин перешёл грань его терпимости и желает, во чтобы то ни стало, лишить Чон Юнги той власти, которую он имеет над Императором. — И при чём здесь я? — выдохнул Тэхён. Шуюань несколько секунд молчал, размышляя над тем, как лучше рассказать омеге о роли, которую для него приготовил вице-Император. Тишина становилась напряжённой, а он так и не находил нужных слов, поэтому просто произнёс: — Его Величество хочет, чтобы вы заняли место Благородного Супруга Мин в сердце Императора. Глаза Тэхёна сверкнули сначала неверием, а затем насмешкой. Отблески света от настольного фонаря заплясали на его лице мрачным танцем теней. Шуюань склонил голову, окидывая омегу любопытным взглядом. Было в этом юноше, что-то завораживающее, что-то таинственное и притягательное. Словно рядом с ним мир становился другим — ускользающим и призрачным. За свою долгую, наполненную интересными событиями и незаурядными людьми жизнь Шуюань не часто, но встречал таких омег. Их способность менять окружающий мир по своему усмотрению была поразительной. Рядом с ними самая непроглядная мгла могла показаться вечерними сумерками, а в пробирающим до костей холоде можно было разглядеть посеребрённые блестящим инеем ресницы и брови. Таким омегам не нужно было думать о том, как завлечь альфу. Они делали это инстинктивно и легко, и часто сами не понимали, как у них это получается. Стоило Шуюаню это осознать и ему стало абсолютно понятно, почему император начал выделять Благородного Господина Ким среди других омег своего гарема. Тэхён был словно порыв ветра, с силой хлестнувший альфу по щекам и тут же растворившийся в небесной тишине. Словно призрачное видение в полумраке императорских покоев. — Значит, Его Величество желает мне смерти, — нарушил установившуюся в комнате тишину Тэхён. Он забрал у Шуюаня платок и, повернувшись к зеркалу, стал сам стирать со своего лица косметику. — А вы боитесь смерти? Тэхён моргнул. Свет в его глазах стал ярче. — Я обещал одному человеку, что буду жить. Жить, во что бы то ни стало. — Жить тоже можно по-разному, — возразил Шуюань. — В нашем мире омеги рождаются в клетках. И даже выйдя замуж, они лишь переходят из одной клетки в другую. Вы не имеете свободы. Слуга видел, что его слова задели Тэхёна — он неуютно повёл плечами и стал с ещё большим усердием стирать со своих бровей чёрную тушь. — Запретный город велик и богат, но это всё та же клетка, главным надзирателем которой является Великий Богдыхан. В его руках ключи от всех замков, — Шуюань наклонился ближе к Тэхёну, встречаясь взглядом с его отражением в зеркале. — Так почему бы вам не попытаться наладить хорошие отношения с ним и не сделать свою жизнь чуть проще? — Потому что благосклонность Его Величества не делает жизнь проще! — в голосе Тэхёна звенела холодная ярость. Он откинул в сторону платок и, встав с кресла, воскликнул — Потому что в Дальнем дворце Император играет не такую уж и большую роль! Потому что, если выражаться твоим языком, я заперт в этой клетке не один, а ещё с одиннадцатью омегами, которые готовы пройтись по любому, кто посмеет выделиться и сил, чтобы сражаться с ними, у меня нет! В коридоре послышались шаги и взволнованные голоса — слуги услышав крики Тэхёна, хотели узнать, что случилось с их господином, но так и не решились войти в комнату. Шуюань бросил быстрый взгляд на арочный проход — нити бусин медленно покачивались, в промежутках между ними время от времени можно было увидеть белые струйки дыма, разносящие по всей комнате знакомый аромат. — Господин, — обронил Шуюань, размышляя как бы снова взять их беседу под свой контроль. Но Тэхён не собирался позволять ему этого. — Уходи! — потребовал омега, яростным жестом указывая на дверь. Слуга не сдвинулся с места. — Вы ещё не познали истинную благосклонность Императора, иначе бы не отказывались от неё так легко, — сказал Шуюань, не отводя напряжённого взгляда от наполненных яростью глаз напротив. — Уходи, — повторил Тэхён, чувствуя, как змея в его груди становится больше и полностью перекрывает ему кислород. Он кинул быстрый взгляд на дверь, не понимая, почему никто не приходит. Почему никто его не спасает? И от кого? От слуги! Осознание того, что он не может самостоятельно защитить себя даже от ничтожной прислуги, горькой усмешкой прорезалось на его лице. Ярость исчезла, уступив место презрению. Как они могут требовать от него противостоять Благородному Супругу Мин, если он не может справиться с дворцовым слугой! — Нет, я не уйду, — Шуюань сделал пару коротких шагов, сокращая расстояние между ним и Тэхёном до трёх цуней . — Просто поймите, Благородный Супруг Мин избавится от вас в любом случае. Он никогда не оставляет дела незавершёнными. Хотите жить — придётся избавиться от него. А это можно сделать только одним способом. — Я не люблю Императора, и он это знает, — в отчаянии признался Тэхён. Руки его начали мелко дрожать от переполнявшего тело напряжения. — А также он знает, насколько Благородный Супруг Мин ему предан. Его Величество никогда не откажется от него. — Откажется, — уверенно заявил Шуюань. — Откажется, если будет думать, что нашёл что-то более ценное. Одно рисовое зерно склоняет чашу весов. Один человек может стать залогом победы или поражения. — Я не смогу полюбить его, — на грани слышимости выдохнул Тэхён. — Это не мой человек. — А вам и не нужно, — во взгляде Шуюаня появилась снисходительность. Он кинул быстрый взгляд на ширму и усмехнулся. — Просто будьте подобны фее реки Ло. Создайте для странствующего поэта чудесное видение, а поверит он в него уже сам. — Император не глуп. Он чувствует ложь, — в глазах Тэхёна Шуюань видел сомнения. — Вы сможете, — уверенно заявил слуга. — Это в вашей крови. Вы знаете, как завлекать разум и чувства в единую животрепещущую игру. То, чему другим приходится учиться, вы делаете интуитивно. Шуюань поднял руку и почти невесомо коснулся сначала виска Тэхёна, а затем груди в том месте, где под жёсткой клеткой рёбер взволнованно билось маленькое сердце. — Просто прислушивайтесь к себе, потому что на самом деле вы уже знаете, что нужно делать. Тэхён откинул от себя руку слуги. Его брови нахмурились, и весь омега сжался, словно пружина, готовая в любую секунду выстрелить. В какой-то момент их молчаливой борьбы взглядами, Шуюаню показалось, что юный господин его сейчас ударит, но Тэхён не сделал этого. Он лишь отстранился, прикрыв глаза занавесью смоляных ресниц. — Ты говоришь мне прислушаться к самому себе, — выдохнул омега. Его тело стало расслабляться, глаза под веками чуть дрожали, будто Тэхён усиленно о чём-то думал. — Так вот, все мои инстинкты просят меня находиться как можно дальше от Императора. — Это не так. — Это всегда было так! — голос Тэхёна стал твёрже камня. — И вы станете молча сносить все оскорбления? Вы ведь понимаете, что вам их не избежать? Вы не сможете прятаться вечность. Тэхён отвернулся от него. Змея в его груди расслабила путы, но облегчения это не принесло. Омеге до сведённых болью суставов в руке хотелось что-нибудь сломать и выпустить клубившиеся в нём эмоции. Его взгляд упал на ширму. Удивительно искусно сделанная реплика великолепной картины. Ширма — натянутая на золотые рамы, покрытая красками бумага — довольно хрупкая вещь. Для того, чтобы порвать её достаточно удара ладони. Где-то в отдалении послышалось колыхание бусин и звон, словно золотые цепи бьются о камень — звук, который Тэхён боялся услышать многие дни, чтобы в решающий момент просто не заметить. — Господин? — позвал его слуга, но Тэхён не обернулся. Почему он всегда только думает о том, как бы выпустить эмоции? Почему бы не позволить себе освободиться от этой распирающей изнутри боли? Омега, так и не взглянув на склонившегося в глубоком поклоне Шуюаня, сделал несколько широких шагов к ширме и замахнулся, чтобы со всей силы ударить по фрагменту, где в зелени у холма притаилась фея. Но его остановили. Чьи-то горячие руки перехватили ладони Тэхёна, но омега вывернулся и оттолкнул их. — Не смей прикасаться ко мне! — воскликнул он и замер. Первым, что бросилось в глаза, был пояс с нефритовым медальоном и кольцами. При ходьбе они должны были обязательно покачиваться и биться друг о друга, издавая негромкий звон. Не поднимая взгляда на альфу, он стрельнул глазами в сторону склонившегося в низком поклоне Шуюаня. На лице слуги пылало торжество. Словно его тайные надежды и мечты стали реальностью, словно он знал, что Его Величество придёт в эти покои именно сегодня. Он знал! Тэхёна охватила ярость, он хотел подойти к Шуюаню и со всей силы ударить его по лицу, но не успел. — Выйди, — прозвучало твёрдое над его головой, и слуга, повинуясь приказу, исчез сначала за занавесью бусин, а затем и за дверьми. — Ты знаешь, кому принадлежала эта ширма? — Нет, Ваше Величество, — голос Тэхёна звучал хрипло. Он потерялся в охвативших его чувствах, тонкое тело напряглось, словно готовилось к удару. Чонгук это заметил и покачал головой. За то время, пока они не виделись, омега почти не изменился. Лишь синяки сошли с его лица, но не исчез, казалось, приставший к нему на вечность отпечаток какой-то совершенно не характерной для юности тоски. Альфа схватил Тэхёна за руку и снова притянул к себе. Омега не смотрел на него. Его взгляд прожигал вышитых на груди императора драконов. — Картина «Фея реки Ло» была любимой картиной покойного вице-Императора Лю. Именно поэтому Император Канси подарил ему эту ширму, — сказал Чонгук, с интересом наблюдая за тем, как между бровей Тэхёна залегает глубокая складка. — Что ты собирался сделать с ней? Омега прикусил щёку изнутри и прикрыл глаза. — Ничего предосудительного, Ваше Величество, — Тэхён неуверенно повёл плечами, чувствуя, как эфемерная тяжесть императорского недовольства тянет их вниз. — Я лишь хотел вытереть пыль. Тэхён зажмурился, понимая, как жалко звучат его оправдания. Где-то сверху послышался смешок. Император обошёл его и подошёл к ширме. — Здесь нет пыли. Омега дёрнулся, ещё сильнее прикусывая слизистую с внутренней стороны щеки. От этого странного разговора Тэхёна начало пробирать на смех. Он, наконец, поднял взгляд на альфу и с удивлением понял, что тот совсем не злится. Похоже, императора эта беседа забавляла даже больше, чем его. И улыбка — море снисходительности и капля любопытства. Тэхён почувствовал, как по его рукам побежали мурашки. Он не видел эту улыбку два месяца и до этого момента даже не понимал, как соскучился по ней. — Разве? — прошептал омега, кидая на ширму чуть блуждающий взгляд. — А мне казалось, она вся в пыли. Впрочем, — Тэхён пожал плечами и растянул губы в лёгкой улыбке. — В своей жизни я мало занимался уборкой, поэтому мог чего-то не понять. — Складно лжёшь, — усмехнулся Чонгук, приближаясь к Тэхёну. — Но я, кажется, говорил, что ненавижу, когда мне лгут. Альфа наклонился к его шее и втянул носом воздух. Тэхён вдруг понял, как нелепо выглядит. Его волосы были расплетены, но не расчёсаны, поэтому вместо соблазнительного шёлка, больше напоминали не очень-то аккуратное гнездо, а макияж был снят только наполовину. Омега прикрыл глаза, осознавая, что одна из его бровей до сих пор накрашена тушью. — Ты ждал меня? — спросил император, перекидывая непослушную копну волос Тэхёна с одного плеча на другое и обнажая белую кожу тонкой шеи. — Что заставило вас так подумать? — удивлённо спросил омега, чуть отстраняясь. На столь близком расстоянии он прекрасно почувствовал исходящий от альфы запах вина. Он плотно перемешался с его природным ароматом, привнося в него нотки резкой горечи. — Благовония, — Чонгук кивнул головой в сторону покачивающихся нитей бусин, за которыми, кудрявыми завихрениями струился дым. — Это аромат Те Гуань Инь, который ты мне подарил. — Вы правы, — кивнул Тэхён. — Но я вовсе не пытался привлечь вас этим запахом. Он просто мне нравится. Омега говорил правду, но по насмешливому взгляду императора было понятно, что тот совсем ему не верит. — И, конечно же, ты не делал это для того, чтобы каждый раз, когда я приходил навестить Чимина, запах, доносящийся из этих комнат, напоминал мне о тебе. — Ваше Величество, но эти покои находятся слишком далеко, вы не могли почувствовать запах моих благовоний, — растерянно произнёс Тэхён. Его взгляд бегал по лицу альфы, в горле от смешения алкоголя и шафрана начинало першить, но, когда омега попытался снова отстраниться, Чонгук сжал ладонью его предплечье и притянул ближе. Только сейчас Тэхён заметил, что тот держит в одной руке фарфоровую менажницу с крышкой. — Ты снова мне лжёшь, — сказал Чонгук, и из его голоса исчезла теплота. — Нет! Я не пытался привлечь ваше внимание, я и вовсе не хотел вас видеть! — воскликнул Тэхён и только потом осознал, как это прозвучало. Почувствовав, с какой силой император сжал руку на его предплечье, он поморщился и тихо выдохнул. — Простите, Ваше Величество. — Ты не хотел меня видеть. Это был не вопрос. Лицо императора помрачнело. Тэхён понимал, что ему следует опуститься на колени и извиниться, но тело не слушало его. Он был не в силах сосчитать, сколько раз уже становился на колени перед этим человеком и это ни разу ему не помогло. — Да, Ваше Величество, я не хотел вас видеть. — сказал Тэхён, выпрямившись в полный рост и приблизившись к альфе вплотную, так что его грудь касалась тяжело вздымающейся с каждым вздохом груди императора. — Никогда. — Никогда? — хватка Чонгука на предплечье Тэхёна ослабла. Альфа отпустил его и хотел отстраниться, но омега перехватил его ладонь и на этот раз сам притянул к себе. — Я злился. Я думал о том, как бы мне так прожить свою жизнь в Дальнем дворце, чтобы никогда не встречаться с вами. Я боялся выходить в сады, потому что, — он замолчал и толкнул Чонгука, заставляя альфу покачнуться. По комнате разнёсся лёгкий звон, сталкивающихся друг с другом цепочек на поясе императора. — Потому что боялся услышать этот звук! Я возненавидел всех ваших омег и даже… даже, — он всхлипнул, щеки исчертили дорожки слёз. — Даже Чимина, который всегда был добр ко мне, потому что все они говорили о вас! И чем сильнее я пытался забыть вас, тем быстрее разрушалась моя жизнь. Но теперь вы пришли и… Его руки с такой силой сжали ладонь Чонгука, что не оставалось сомнений, завтра на ней расцветут багровые пятна. Альфа потянулся в сторону трюмо, чтобы поставить на него менажницу и освободить вторую руку. Омега громко всхлипнул, думая, что император пытается от него отстраниться, но тот, совершив желаемое, тут же прижал его к себе. Тэхён прижался к груди Чонгука, ощущая, как горло начинает неметь от полоснувшей его горечи. — Вы пришли, и мир перестал рушиться. Случилось то, чего я больше всего боялся — мы встретились, и страх исчез, — он сжал руку в кулак и ударил императора в грудь. — Почему вы не пришли раньше? Чонгук скользнул ладонью вверх, путаясь пальцами в волосах Тэхёна. Омега обхватил его лицо дрожащими руками, а затем быстро поцеловал в губы, чтобы тут же отстраниться и поцеловать снова. И так несколько раз. Чонгук засмеялся. — Я не знаю, — прошептал альфа Тэхёну на ухо, прижавшись щекой к его щеке. — Меня всегда ждут государственные дела, поэтому расставания даются мне легче, но каждый раз, когда я приходил во дворец Лунного сияния и чувствовал этот аромат, — Чонгук ещё сильнее прижал омегу к себе, глубоко вдыхая его запах. — Моё сердце замирало, чтобы потом, день за днём стремиться в эти комнаты. — Он отстранился от Тэхёна, обхватывая его лицо руками и заглядывая в блестящие целой гаммой безумных эмоций глаза. — Мой двор окружили деревья высокой стеной, но тяжко вздыхаю я лишь перед сливой одной. Тэхён прикрыл глаза, вспоминая стихотворение. Из тысячи строф, хранящихся в его голове, эти затерялись так глубоко, что на то, чтобы вспомнить, откуда они ему потребовалось слишком много времени. Альфа огладил его щёки и наклонился, прижавшись лбом ко лбу омеги. Он глубоко вдыхал аромат Тэхёна не в силах прекратить. Не в силах надышаться. Алкоголь дурманил голову, сделав Чонгука более раскрепощенным и расслабленным. Он словно раскрылся и полностью отдался желаниям, мучавшим его не один день. — О чём ты думаешь? — спросил император, снова касаясь губ омеги в мимолётном поцелуе. Брови Тэхёна снова сошлись над переносицей, образуя складочку. Альфа провёл по ней большим пальцем попытавшись разгладить, но у него ничего не получилось. — В каких мыслях ты снова решил скрыться от меня? — Ты спросишь меня, в чём причина печали моей: под снегом цветы её кажутся яшмы нежней. Плодам её спелым роса не бывает страшна, колышутся ветви её, когда наступает весна, — произнёс Тэхён, наконец, вспомнив стихотворение. Он открыл глаза, а вместе с ним, как показалось Чонгуку и всего себя. До этого император видел омегу таким только один раз, на холме Накопленного изящества и в тот момент их души впервые соприкоснулись. — Но эти же ветви поникнут в морозные дни: цветы их прекрасны, но недолговечны они. — Тэхён, — альфа покачал головой, продолжая оглаживать щёки омеги, но Тэхён не дал ему договорить. Прижав ладонь к губам Чонгука, он подался вперёд и не отводя от него открытых словно раны глаз, произнёс: — Нет, сейчас ты послушай меня. — Увидев вскинутые в удивлении брови императора, Тэхён напомнил. — Однажды, ты разрешил мне обращаться к тебе по имени и сейчас я хочу воспользоваться этим, Чонгук. Я не хочу быть чем-то мимолётным в твоей жизни. Даже не так. Я не способен быть чем-то мимолётным, поэтому, если в твои намерения входит искупаться в озере и вылезти на берег, не советую погружаться в эти воды — они, словно топкое болото — затянет и потопит. — Это угроза? — в голос альфы пробралась лёгкая хрипотца, руки со щёк спустились на тонкую белую шею. Тэхён вскинул подбородок. — Предупреждение. — Мышонка съела змея. Мышонка больше нет. — Руки императора чуть сжались, заставляя омегу рвано выдохнуть. Тэхён чувствовал что-то странное. Именно он был тем, кого душили, но почему-то ему казалось, что задыхается Чонгук. Он огладил грудь императора, положил ладони ему на плечи и поцеловал. Альфа почти не двигался, Тэхён чувствовал, что впервые полностью контролирует его. Он огладил языком чужое нёбо, прошёлся по языку и, прикусив нижнюю губу, чуть оттянул её, не отводя чёрных, словно бездны, глаз от альфы. — Я не из терпеливых, — прошептал омега. — И не из покорных. Весь этот месяц я метался в твоём гареме, словно птица в клетке, не находя себе ни места внутри, ни выхода наружу. Но в следующий раз, можешь не сомневаться, я найду. — Следующего раза не будет, — пообещал Чонгук. Тэхён усмехнулся и покачал головой. Он больше не верил словам. — Время покажет, — выдохнул омега. — Я для себя уже всё решил, Ваше Величество. — Нет, Тэхён — Чонгук снова обхватил его лицо ладонями, заставляя омегу посмотреть на себя. — Я даю тебе слово Императора, я никому не позволю причинить тебе боль. — Даже Благородному Супругу Мин? — приподнял брови Тэхён. — Даже ему. — А как же вы? — спросил омега, и в его взгляд пробралось чуточку лукавства. — От себя вы защитить меня не сможете. — Ты сказал, что способен утопить меня в себе, словно в болоте. Разве это не значит, что от меня ты способен защитить себя сам? Тэхён прикусил губу. Это удивляло, но сейчас он чувствовал в себе больше уверенности, чем в момент разговора с Шуюанем. Император Поднебесной пугал его намного меньше дворцового слуги. Ладони омеги скользили по гладкому шёлку одежд, тонкие пальчики оглаживали длинноусых драконов, спускались к поясу и обжигались о холод нефритового медальона. Тэхён словно не мог поверить, что перед ним живой человек — не мираж, не лживое порождение уставшего от страха разума — а человек. Человек, уже не раз причинивший ему боль. Эйфория, охватившая его в первые минуты осознания того, что альфа пришёл, а мир не рухнул, жизнь не закончилась и чувства, охватившие Тэхёна, не заставили его сердце остановиться, спала. Змея в груди снова затянула свои путы. Руки Чонгука огладили щёки, поднялись вверх, запутались в растрёпанных волосах и с силой сдавили его виски. Тэхён дёрнулся, но альфа его не отпустил. Он склонился над омегой, прислонился щекой к его макушке и, сжав ладони ещё сильнее, сказал: — Ненавижу, когда ты начинаешь прятаться от меня в своих мыслях. Вот взять бы эту прелестную головку и раздавить её как орех и тогда никаких мыслей. Тебе негде будет прятаться и тогда… Тогда ты, наконец, поймёшь, что я единственный, кто властен над твоей жизнью. Единственный, в ком ты можешь искать утешение. — Уберите руки, пьяный идиот! — воскликнул Тэхён, вырываясь из хватки альфы. Чонгук не стал его удерживать, позволяя отойти и низко рассмеялся. — Это называется силой духа, — отсмеявшись, произнёс император. — Знаешь, почему я так сильно любил Юнги? — так и не дождавшись реакции от Тэхёна, он усмехнулся, обдавая юношу пьяным дыханием. — Как мог я не полюбить омегу со столь неуёмной жаждой жизни, которой я обделён? Он умеет любить и ненавидеть с такой страстью, которая мне недоступна. Как буйный огонь, как буря и я, — Чонгук на секунду замолчал, блуждая печальным взглядом по лицу Тэхёна. — Я никогда так не умел. Чувства во мне всегда были притуплены и подчинены здравому смыслу. Когда Юнги впервые появился в старом поместье, он столь ярко проявлял свои эмоции, что казался мне чужеродным. Сначала я никак не мог к нему привыкнуть, но, чем больше времени мы проводили вместе, тем сильнее во мне росла зависимость от чувств. Чувств, которые я перенимал от него, которые я мог ощущать в полной мере только рядом с ним. — Зачем вы всё это мне рассказываете? — Спросил Тэхён, делая шаг назад. Чонгук не позволил ему увеличить расстояние между ними, снова приблизившись. — Я не хочу всё это выслушивать. — А затем, — альфа склонился к нему и смазанным движением коснулся губами макушки. — Затем, что когда я увидел тебя во дворце Скрытых глубин, в тот ужасный день, когда погиб Наложник Ки, ты мне кое-кого напомнил. Я долго не мог понять, кого, но сегодня, наконец, осознал. Чонгук замолчал и как-то потерянно покачал головой. Непрошенные слёзы жгли ему грудь, душили его, но не могли пролиться. Глаза были сухими, лицо побледнело и словно онемело от охватившего его напряжения. — Ты напомнил мне четвёртого кронпринца — мальчика, которого никогда не любил отец. Из-за чего его переполняло столько боли, обиды и зависти к своим братьям, что в какой-то момент он запретил себе чувствовать. Он давил в себе чувства, как люди топят ненужных котят, раз и навсегда. И продолжалось это столь долго, что в итоге он просто забыл, какого это, испытывать сильные эмоции. Тэхён покачал головой. По всему его телу прошёлся скользкий, вымораживающий внутренности, холод. Он почувствовал себя обнажённым и осквернённым, словно с него сорвали не только одежду, но и кожу. — Дальний дворец — это не то место, где можно безнаказанно окунаться в чувства, — выдохнул омега. — Сильные эмоции оглушают и ослепляют. Они делают человека абсолютно беспомощным. Его отец — Хойчжэн — всегда говорил ему, что силён только тот человек, который способен контролировать свои чувства. Тэхён раз за разом напоминал себе об этом. Шептал эти слова перед сном словно мантру, убеждал себя, заставлял поверить, но душа… Она, словно глупый мотылёк, искала тепла. — Я думал, что ты являешься отражением Юнги. Сравнивал вас и не видел отличий. — Чонгук опустил руки, огладил спину омеги, заставляя его выгнуться и снова втянул носом его запах. — Вы и правда, похожи во всём кроме одного — он всегда бесстрашно отдаётся любым чувствам, будь то любовь или ненависть, горе или счастье, а ты, ты не позволяешь себе этого. Ты подавляешь эмоции, запираешь их глубоко в себе и давишься, давишься ими. В этом ты моя копия, моё отражение. Эти слова больно ударили Тэхёна по голове. Он, словно оглушённый, сделал шаг назад, вскинул руки, тонкие, как ласточкино крыло и опустил их, так и не найдя в окружающем его пространстве опоры. Императора Тэхён касаться больше не решался, но тот сам подхватил его, прижимая к своей груди и закрывая от всего мира горячими руками. — Каждый раз, когда я поддаюсь эмоциям, случается что-то плохое, — пожаловался омега, уткнувшись Чонгуку в плечо. Тэхён всё ещё чувствовал себя обнажённым и полностью открытым перед альфой, но теперь он был не одинок. С каждым словом, император будто снимал с себя сначала золотое лунпао, а затем и кожу, обнажаясь, раскрываясь и отдаваясь омеге так, как, Тэхён был уверен, не отдавался ещё никому. — Я знаю. И мне жаль. Он был не в силах это изменить. Тэхён это понимал. Всё, что Чонгук мог — это защищать омегу так же, как защищал Юнги. На секунду Тэхён представил, какого это, чувствовать полную безнаказанность. Знать, что тебе и только тебе принадлежит императорская благосклонность. Быть избалованным и беспощадным. Быть Благородным Супругом Мин. — Вы любите меня, Ваше Величество? — спросил Тэхён, чувствуя, как от охватившего его волнения начинают нервно подрагивать колени. — Ты та часть моей души, которую я убивал в себе многие годы. Тот мальчик, которого заставили стоять на коленях холодной зимой из-за того, что его отец поверил в ложные обвинения его братьев. Он был слабаком, и я ненавидел его, но сейчас, — альфа чуть отстранился, чтобы суметь заглянуть Тэхёну в глаза. — Сейчас я смотрю на тебя, вижу его и чувствую восхищение. Меня восхищает сила твоего духа, особенно в те моменты, когда ты загнан в угол. Тэхён покачал головой и сам отстранился от Чонгука. Его глаза перестали быть двумя большими, открытыми ранами, обнажающими его душу. Он закрылся. — Значит, вы не любите меня, — в голосе омеги не было ни разочарования, ни облегчения. Его слова звучали глухо и пусто. — Вы любите только себя. — Как и ты, моя прекрасная утка-мандаринка с каменным сердцем. Как и ты. Тэхён не выдержал и рассмеялся. — И что же мы будем делать? — Жить, — Чонгук коснулся губами его щеки. — Жить вместе. Можем подумать о детях, — руки альфы спустились к бёдрам омеги. Он повернул голову и потянулся, чтобы поцеловать Тэхёна, но омега отвернулся. — Не хочу, — поморщился Тэхён. — Вы пьяны. — Раньше тебе это не мешало. — Эйфория прошла, а вот алкоголь, ужасно испортивший ваш природный аромат, нет. Тэхён думал, что его слова разозлят императора, но Чонгук лишь улыбнулся и вежливо отстранился. Омега чуть пошатнулся, лишившись поддержки. — Значит, мой приход вызвал у тебя эйфорию? — спросил альфа. — Кратковременную, — усмехнулся омега, кинув мимолётный взгляд на свою кровать. — Если Ваше Величество желает, вы можете отдохнуть здесь или я могу приказать слугам подготовить вам ложе в любых других покоях. Император заинтересованно склонил голову. — Ты говоришь, что тебе не нравится мой запах, но всё-таки предлагаешь остаться в твоих покоях? — Ваше Величество неправильно меня поняли, — в глазах Тэхёна заблестела хитринка. — Если вы пожелаете остаться здесь, я уйду в другую спальню. Не хочу мешать вашему отдыху. — Как грубо, — выдохнул альфа, не отрывая от улыбающегося омеги горящего взгляда. — Возможно, тогда мне стоит пойти к Чимину, чтобы не проводить эту ночь в одиночестве? Тэхён лишь пожал плечами и, продолжая растягивать губы в обворожительной улыбке, ответил: — Ваше Величество может идти туда, куда пожелает. Удивление, охватившее Чонгука выдавали лишь на секунду вздёрнутые брови. Он сделал шаг назад и чуть склонил голову, словно подчиняясь. — Хорошо, — сказал альфа и кивнул в сторону зеркала, на деревянной столешнице которого стояла фарфоровая менажница. — Я принёс тебе Ма Чиу из дворца Земного спокойствия. Только сильно не наедайся на ночь, а то кошмары приснятся. Чонгук подошёл к Тэхёну, коснулся губами его макушки и вышел из комнаты. А омега ещё долго вслушивался в шелест бусин и тихий почти фантомный звон цепочек на императорском поясе. Ма Чиу в менажнице и правда оказались сделаны поваром дворца Земного спокойствия, а значит, Шуюань наверняка знал о том, что этой ночью Его Величество окажется в восточных комнатах дворца Лунного сияния. Но вот о чём он точно не подозревал, так это о том, что не пройдёт и получаса, как Великого Богдыхана выгонят оттуда, словно нашкодившего щенка.Глава 29. Отражение
24 сентября 2022 г. в 18:17
— Я хочу поговорить с ним, — произнёс Шуюань, взмахнув платком Тэхёна и кинув красноречивый взгляд на вышитых на нём уток-мандаринок. Дэмин напрягся.
— Не думаю, что сейчас для этого лучшее время, — глухо ответил евнух. Кровь на его лице запеклась, стягивая кожу неприятной коркой. Он дёрнул уголком губ, впервые за всё время их разговора, чувствуя, как левую сторону лица простреливает острой болью.
— У нас нет времени, — нахмурился омега. — Мы не знаем, когда Его Величество решит посетить комнаты твоего господина. Вдруг это случится сегодня, и что он тогда будет делать?
— Это вряд ли — Дэмин усмехнулся — весь последний месяц император так старательно обходил покои Тэхёна, что привести его туда могло бы только чудо. — Да и Благородный Господин Ким не станет с тобой сейчас разговаривать.
— А это мы ещё посмотрим, — заявил Шуюань, поднимаясь на ноги и протягивая Дэмину платок. Евнух быстро забрал его, словно боялся, что омега может передумать. Лицо Шуюаня приняло донельзя решительное выражение. Он расправил складки на своём ципао и оглядел свои ладони — на них не было ни цуня загрубевшей или покрасневшей кожи, что для слуг Запретного города было крайне необычно. Удостоверившись, что его внешний вид в полном порядке, омега вскинул голову и, смерив Дэмина внимательным взглядом, сказал. — И ты не станешь мне мешать.
— Что? — евнух нахмурился. Напряжение, секундами раннее сковавшее его тело спало, и он весь пришёл в движение. Резко поднявшись с кресла, Дэмин взволнованным жестом закинул спадающую с плеча косу себе за спину и не принимающим возражений тоном заявил. — Я пойду с тобой.
— Нет, не пойдёшь, — покачал головой Шуюань. — Мне нужен личный разговор. Да и у тебя на лице написано, что в подобных беседах ты не силён.
Дэмин дёрнул головой, сильнее сжимая в руке белый платок. Омега улыбнулся, заметив, как быстро погас пыл евнуха, стоило ему упомянуть сцену, свидетелем которой он стал совсем недавно. Шуюаню были очень интересны отношения между Дэмином и Благородным Господином Ким. Немногие господа осмеливались подпускать к себе слуг так близко, как это сделал Тэхён. Шуюань предполагал, что виной этому была неопытность юноши в общении с прислугой. Трудно держать дистанцию с людьми, которые всегда рядом и помогают тебе абсолютно во всем. Особенно, когда ты не привык к этому с детства. Шуюань понимал потребность Тэхёна найти опору хоть в ком-то в этом большом и изменчивом дворце, но границы существовали не просто так.
Слуги, единожды перешедшие грани дозволенного, не могли больше остановиться. Сначала они осмеливались давать советы своим господам, а затем и вовсе считали, что имеют право сами решать, что будет лучше для их хозяев. Шуюань сделал шаг к евнуху, взгляд его стал цепким и опасным.
— Не много ли ты на себя берёшь, Дэмин? — спросил омега, приподнимая брови. — Я пришёл сюда от лица вице-Императора. Мои слова — это его приказы, которые ни ты, ни Благородный Господин Ким не вправе нарушать. Или небо поменялось местами с землёй, а мышь стала величественнее феникса в этом мире? — Шуюань замолчал, наблюдая за тем, как огни настойчивости в глазах Дэмина начинают гаснуть. — Твой господин очень многое тебе позволял, и это принесло свои плоды. Ты забыл своё место.
— Это не так, — выдохнул евнух, опуская взгляд на сжатый в его ладони платок. Дэмин цеплялся за него, как за якорь, не позволяющий чувствам, пылающим в его груди, вырваться наружу. — Мой господин строг со своими слугами, когда это нужно, — он оправдывал Тэхёна и они оба это знали. Благородному Господину Ким часто не хватало внутренней твёрдости, из-за чего он нередко спускал своим слугам то, за что другие господа били палками. — Я не хочу, чтобы ты ходил к нему один, потому что ты совершенно не знаешь моего господина, Шуюань. Он не похож на Супруга Пак.
— А я разве сравнивал его с Супругом Пак? — спросил омега, и лицо его сделалось возмущённым. — Супруг Пак скромен, нравственен и терпелив, твой же господин, — он замолчал, с интересом наблюдая за тем, как взгляд Дэмина вновь становится цепким и сосредоточенным, словно он готовился в любую секунду отразить оскорбление. Шуюань тяжело вздохнул. — Ты защищаешь своего господина совершенно не от того, от кого следовало бы. Я не желаю Благородному Господину Ким зла и не стал бы его оскорблять. Он и правда нисколько не похож на Супруга Пак, потому что в отличии от оного, твой господин вспыльчив и непокладист. И он ведь совершенно не считается с правилами. Он думает, что, если об этом никто не узнает, их можно спокойно нарушить, — наткнувшись на вопросительный взгляд Дэмина, омега пояснил. — Ты! Ты прямое доказательство моих слов! Какому ещё евнуху Дальнего дворца позволено в общении с императорским избранником столько вольностей, сколько позволено тебе?
Дэмин тяжело вздохнул и зажмурился. Шуюань давал ему понять, что слышал не только их с Тэхёном последний разговор, но и некоторое время наблюдал за ними. Было глупо отрицать очевидное, поэтому евнух, взяв эмоции под контроль, открыл глаза и спокойно произнёс:
— Ты прав, я ближе Благородному Господину Ким, чем все остальные его слуги, но я также всё ещё слуга, возможно, самый приближённый, но ничего больше.
— И ты совсем не любишь его?
Лёгкость, с которой Шуюань задал этот вопрос, заставила Дэмина удивленно моргнуть и повести плечами. Несколько долгих мгновений он не отвечал, уверенный в том, что ему послышалось, но требовательный взгляд омеги и лукавая улыбка на его губах говорили, что это было не так.
Любит ли он Тэхёна? Ответ на этот вопрос был вполне однозначен. Их отношения давно вышли за рамки. Чувства и эмоции, которые они позволяли себе проявлять, когда были вместе, нельзя было подогнать ни под одно правило Запретного города.
Сначала Дэмин пытался удержать их отношения в положенных границах, но потом осознал простую истину — ветер в клетке не удержишь.
Тэхён и был этим ветром. Южный и знойный, он пробрался в Дэмина жарким порывом, заставляя его сердце полыхать. Но разве мог он произнести слово «любовь» по отношению к омеге императора? Никто не станет выяснять природу этих чувств, не задумается о том, что любовь бывает абсолютно разной и та, что живёт в сердце Дэмина, не претендует на Тэхёна так, как на него может претендовать великий Богдыхан.
— Я бесконечно предан ему, — выдохнул евнух. — Всю свою жизнь я отказывался служить одному человеку. Не шёл в личное услужение, перебираясь из отдела в отдел. Мне была противна одна мысль о принадлежности кому-то, — он замолчал. Шуюань перестал улыбаться. Его глаза сверкнули жадным интересом, а тело подалось вперёд, словно он боялся упустить хоть одно из сказанных Дэмином слов. — Но теперь это не так. Будь то моя жизнь, мой разум или моё сердце — всё принадлежит ему. Я очень многого был лишён с раннего детства, из-за чего вырос очень охочим до богатства и хорошей жизни человеком, и что в итоге? — Дэмин усмехнулся. — Я отдал всё, что у меня было за одеяло холодной ночью и баоцзы с мясом.
— Ну, если вспомнить какой интерес Его Величество питает к Благородному Господину Ким, я бы не сказал, что ты продешевил, — пошутил Шуюань. Дэмин опешил. Он ожидал яростных упрёков и осуждения, но омега лишь улыбнулся и, кинув мимолётный взгляд на нервно стиснутый в руках евнуха платок, сказал. — Совсем измучил несчастную вещь. Не переживай, я только рад, что ты так предан своему господину. Благородный Супруг Мин не оставит наши попытки свергнуть его без ответа. Поэтому я надеюсь, что твои предыдущие слова не простое бахвальство, потому что Благородному Господину Ким и правда потребуется защита.
— Я был честен с тобой, — заверил слугу Дэмин. Шуюань просиял.
— Хорошо, — выдохнул он и довольно сверкнул глазами. — А сейчас всё-таки позволь мне поговорить с юным господином. У нас, и правда, очень мало времени.
Евнух молча кивнул и отошёл в сторону, только сейчас заметив, что всё это время загораживал проход, ведущий во внутренние комнаты. Шуюань так же бесшумно и легко, как делал почти всё, проскользнул мимо него и скрылся за дверьми.